На манхэттенской пристани, в 1922-м. Он стоял там, маленький мальчик, с сестрой и тетей, когда парнишка в кепке пробился через толпу и сунул ему в руки тяжелый сверток с револьвером, часами и газетной страницей.
Запомни цифры.
Девяносто лет он пытался разгадать загадку – что имел в виду тот парень в кепке? И теперь боялся, что сойдет в могилу, так и не узнав ничего.
Слезы катились по щекам. Его переполняла невыносимая пустота.
«Я верну тебя, – молча пообещал он. – Чего бы это ни стоило, я верну тебя».
27
28
Запомни цифры.
Девяносто лет он пытался разгадать загадку – что имел в виду тот парень в кепке? И теперь боялся, что сойдет в могилу, так и не узнав ничего.
Слезы катились по щекам. Его переполняла невыносимая пустота.
«Я верну тебя, – молча пообещал он. – Чего бы это ни стоило, я верну тебя».
27
Гарету Дюпону нравились современные церкви. Особенно ему нравилась церковь Доброго Пастыря в Портслейде. В этом районе к западу от Брайтона, располагавшемся неподалеку от Шорэмской гавани, прошли его детские годы, и, сколько он себя помнил, его всегда тянуло к этому угловатому кирпичному зданию. Господь ведь не только старье создавал, всегда думал он. Здесь ему было куда легче общаться с Богом, чем в какой-нибудь пыльной старой церквушке.
Он прошел под знак, гласивший:
Когда Гарет вышел, было уже четверть восьмого. Надо спешить домой – принять душ и переодеться; в восемь ему нужно заехать за Суки Янь, с которой он договорился поужинать в «Спунс». Пару часов назад Гарет раздумывал, не сводить ли ее в какое-нибудь более дешевое заведение, но теперь это уже не было проблемой.
Он залез в «порше», но крышу опускать не стал и быстренько пробежался по клавишам телефона.
Ответил знакомый голос, жесткий, агрессивный.
– Это Гарет Дюпон, – сказал он.
– Не люблю, когда мне звонят на мобилу, что тебе нужно?
– Я только что видел «Аргус».
– И что там?
– Нечто весьма заманчивое.
– Ты что, спятил?
– Вовсе нет. Я бы хотел поговорить о деле. Почему бы нам не пересмотреть условия договора?
– Все, отключаюсь. Встретимся в пабе «Альбион», что на Черч-стрит в Хоуве, в восемь часов.
Дюпон подумал о свидании с Суки Янь.
– В восемь проблематично.
– Только не для меня.
Он прошел под знак, гласивший:
Втянув запах искусственно высушенной древесины, политуры и свечного парафина, Гарет Дюпон направился к боковому нефу и присел на скамью, положив «Аргус» рядом с собой. Потом преклонил колени, закрыл глаза и, сложив руки замком, крепко сжал их – так, как учила мать; предполагалось, что именно так следует молиться. Опять же, предполагалось, что он будет ходить в католическую церковь, но он предпочел англиканскую и ощущал себя там в полной гармонии с Богом. В особенности потому, что англиканская церковь не возражала против развода благодаря Генриху VIII и, как следствие, супружеской неверности. А он сейчас как раз крутил с двумя дамами, из которых одна была свободной, а другая – очень даже замужней. Играл с огнем. Он любил огонь.В ЭТОЙ ЦЕРКВИ НЕТ ЧУЖАКОВ – ТОЛЬКО ДРУЗЬЯ, С КОТОРЫМИ ВЫ ПОКА НЕ ВСТРЕТИЛИСЬ
Когда Гарет вышел, было уже четверть восьмого. Надо спешить домой – принять душ и переодеться; в восемь ему нужно заехать за Суки Янь, с которой он договорился поужинать в «Спунс». Пару часов назад Гарет раздумывал, не сводить ли ее в какое-нибудь более дешевое заведение, но теперь это уже не было проблемой.
Он залез в «порше», но крышу опускать не стал и быстренько пробежался по клавишам телефона.
Ответил знакомый голос, жесткий, агрессивный.
– Это Гарет Дюпон, – сказал он.
– Не люблю, когда мне звонят на мобилу, что тебе нужно?
– Я только что видел «Аргус».
– И что там?
– Нечто весьма заманчивое.
– Ты что, спятил?
– Вовсе нет. Я бы хотел поговорить о деле. Почему бы нам не пересмотреть условия договора?
– Все, отключаюсь. Встретимся в пабе «Альбион», что на Черч-стрит в Хоуве, в восемь часов.
Дюпон подумал о свидании с Суки Янь.
– В восемь проблематично.
– Только не для меня.
28
«У Труди» был одной из немногих приятных достопримечательностей, которыми мог похвалиться Суссекс-Хаус, думал Грейс. Бывшее управление уголовных расследований – переименованное ныне в департамент насильственных преступлений и юстиции – располагалось в унылой промышленной зоне. Но в этом передвижном кафе, находившемся буквально под боком, делали самые лучшие в графстве бутерброды с беконом, а обслуживали клиентов самые веселые и жизнерадостные официанты. Вопреки всем стараниям Клио убедить его есть только здоровую и полезную пищу, Грейс по пути на работу, в семь часов утра, частенько брал у них яичницу и тот самый бутерброд с беконом.
Но в это утро он настолько ушел в изучение журнала регистрации тяжких преступлений, сочинение ответов на свалившуюся гору имейлов и заполнение очередной анкеты от обвинителя по делу Веннера, что совершенно забыл съесть свой завтрак.
Теперь, улучив минутку, Грейс торопливо наверстывал упущенное, не обращая внимания на то, что яичница и бутерброд уже остыли, и запивая все кофе. Одновременно он просматривал материалы, подготовленные к рабочему совещанию по операции «Камбала», и прислушивался к шуму дождя за окном. Название операций выдавал, выбирая их наугад, полицейский компьютер. В данный момент машина отрабатывала список рыб. «Камбала» в какой-то степени даже соответствовала текущему расследованию, потому что Грейс, измученный очередной бессонной ночью – спасибо Ною, – чувствовал себя рыбиной на берегу.
Со дня смерти Эйлин Макуиртер прошла неделя. Само ограбление, по приблизительным оценкам, произошло во временном промежутке от шести до девяти часов вечера вторника, 21 августа. Исходя из предположения, что преступников было трое, им понадобилось бы не меньше двух часов, чтобы вынести вещи из дома, упаковать и погрузить в машину. После этого грабители все равно что растворились в воздухе с антиквариатом и картинами на десять миллионов фунтов. А через девяносто минут Грейсу предстояло докладывать своему боссу, заместителю главного констебля Риггу, о последних успехах следствия.
Прекрасно.
Расследование убийств было для Грейса работой, которую он любил и которой хотел заниматься до конца карьеры. Началось это много лет назад, когда он, тогда еще молодой детектив-констебль, принял участие в своем первом деле. Обычно в начале каждого нового дня расследования он ощущал прилив сил и энергии, независимо от того, как поздно лег спать. Но в это утро суперинтенденту приходилось делать над собой усилие, чтобы не расклеиться.
Грейс посмотрел на большую цветную фотографию изрезанного морщинами, но все еще красивого лица старой леди. Рядом, на той же белой доске, висели снимки трех различных отпечатков обуви и взятых из каталогов образцов кроссовок, которые могли их оставить. Две других белых доски были увешаны фотографиями антикварной мебели, картин и украшений, украденных из дома на Уитдин-Роуд.
Убранные назад седые, элегантно завитые волосы Эйлин Макуиртер удерживала усыпанная рубинами заколка. Глаза, пронзительные, но ясные и теплые, смотрели на суперинтендента через стекла очков в толстой черепаховой оправе. На ней была белая блузка с вышитым воротничком, в ушах – жемчужные сережки, на морщинистой шее – цепочка со старинной жемчужной подвеской. Мудрая, достойная, элегантная женщина.
Наверное, в молодости была красавицей, подумал Грейс. Такой бабушкой гордился бы каждый. На протяжении всей своей карьеры он питал особенно неприязненные чувства к подонкам, врывающимся в чужие дома, тем более в дома пожилых, беззащитных людей.
В запертом – чтобы в него не заглядывали любопытные уборщики – ящике стола лежал небольшой альбом с фотографиями с места преступлений. Многое повидавший и ко многому привыкший, суперинтендент с содроганием смотрел на некоторые снимки, сделанные в морге криминалистом Джеймсом Гартрелом. Вспоминая сейчас эти снимки, зафиксировавшие нанесенные женщине ужасные раны, Грейс внутренне сжимался от гнева и отвращения.
Не дожив восемнадцати месяцев до столетнего юбилея и полагающегося по такому случаю традиционного письма от королевы, Эйлин Макуиртер стала жертвой жестокости, произведшей угнетающее впечатление даже на самых закаленных членов следственной группы. Вскрытие обнаружило ожоги на теле, нанесенные, очевидно, с помощью раскаленных щипцов для завивки, обнаруженных на полу в спальне.
А вот относительно того, кто мучил и пытал пожилую даму, вскрытие не дало почти ничего. Отсутствие частичек кожи под ногтями указывало на то, что ей, по-видимому, не удалось поцарапать никого из них. А жаль. Грейс подумал, что, наверное, испытал бы злорадное удовлетворение, узнав, что она ухитрилась вырвать у кого-нибудь из мерзавцев глаз.
Единственными обнаруженными ключами были три отпечатка обуви, которые не совпадали с отпечатками тех, кто обычно бывал в доме, – приходящей два раза в неделю домработницы, садовника, жены ее племянника, Сары, и брата. Копии отпечатков были отправлены судебному врачу-ортопеду Хейдну Келли, уже сумевшему с помощью современных технологий провести – с потрясающими результатами – идентификацию походки и установить тип обуви, которую носили преступники.
Странно, размышлял Грейс, как сильно изменилось его восприятие насилия за два месяца после рождения Ноя. О том, что такое может произойти, он прочитал в одной из книг для будущих родителей.
Над фотографиями на белой доске шла сделанная черным маркером надпись:
Но что более всего занимало Роя Грейса в данный момент, так это два листка компьютерной распечатки со стандартными иконками и диаграммами генеалогического древа.
Он проследил сначала горизонтальные, потом вертикальные линии. Черная горизонтальная указывала стрелкой на Гордона Томаса Макуиртера, ныне покойного, родившегося 26 марта 1912 года. Ее муж, решил суперинтендент.
Первая вертикальная красная стрела вела к умершим детям, а вторая – к внучке. Слева от них еще одна красная показывала на Брендана Дейли и Шину Дейли. Надпись под Шиной Дейли гласила: «Родилась 19.09.1897 – умерла 18.02.1922». Под Бренданом было написано: «Родился 07.08.1891, пропал без вести, предположительно умер».
Он нахмурился, припоминая книги по ранней истории Нью-Йорка на полке в библиотеке убитой.
– Видел фильм «Банды Нью-Йорка»? – спросил, вырастая вдруг за спиной, Гленн Брэнсон.
Грейс обернулся:
– Смотрел как-то, но не до конца – уснул.
Брэнсон ухмыльнулся:
– Да уж, так вот и бывает в твоем возрасте.
– Отвали!
Брэнсон похлопал его по плечу.
– Не принимай на свой счет. Это факт.
Грейс бросил на него уничтожающий взгляд.
– Вся эта ерунда происходила еще до Эйлин Макуиртер, но фон для того времени, когда она была ребенком, получается интересный. – Гленн Брэнсон переключился на серьезный тон. – В 1900-х шли гангстерские войны между коренными американцами и ирландскими иммигрантами. У нас здесь эпоха более поздняя, когда главной бандой в ирландской мафии была «Белая рука». Они контролировали портовые территории Манхэттена и Бруклина, все пристани и пирсы. Их боссом был один тип по имени Динни Миэн. Это он выкинул из города Фрэнки Йела и Джонни Торрио, которые возглавляли банду «Черная рука». С ними был и Аль-Капоне, оказавшийся в конце концов в Чикаго. Потом, в конце двадцатых, Капоне вернулся в Нью-Йорк и отомстил – уничтожил ирландскую мафию и взял все под свой контроль. Динни Миэна убили в 1920-м. Брендан Дейли был одним из его лейтенантов. Борясь за влияние в «Белой руке», пропал без вести, предполагается, что погиб.
– Спасибо за урок истории!
Брэнсон посмотрел на друга и покачал головой:
– Разве тебя в школе ничему не учили?
Грейс кисло усмехнулся.
– Похоже, ничему полезному.
Сержант постучал себя в грудь.
– Да, мы, потомки рабов, должны знать историю.
– Никакой ты не потомок раба, – ухмыльнулся Грейс. – Твой отец водил автобус в Лондоне.
Обычно Брэнсон отвечал на такие выпады подходящей цитатой из какого-нибудь фильма – он знал их наизусть, – но на сей раз только печально улыбнулся. В глазах его читалось уныние, и Грейс расстроился из-за друга.
Семейная жизнь сержанта давно пошла под откос. В течение последнего года Грейс не раз выручал его, разрешая жить в своем пустующем доме. Через какое-то время Брэнсон ухитрился и дом привести в такое состояние, что тот выглядел не лучше своего временного хозяина. Навыков домоводства ему едва хватало на то, чтобы кое-как кормить Марлона.
Позади него послышалось знакомое шуршание. Грейс обернулся – детектив-сержант Белла Мой уже сидела на своем рабочем месте с красной коробочкой шоколадного драже «Мальтезерс». Иногда ему казалось, что она только на них и живет. И при этом Белла Мой совсем не набирала лишний вес. А в последнее время вообще как будто расцвела.
Уже не юная, за тридцать, Белла Мой жила с пожилой и больной матерью, носила унылую одежду, безобразную прическу и постоянно пребывала в меланхолическом состоянии. Но с некоторых пор в ее облике появились гламурные черты.
Грейс заметил, как она бросила в рот конфетку. Похрустела. И он вдруг поймал себя на том, что и ему тоже хочется. Словно перехватив его мысли, Белла протянула коробочку. Суперинтендент взял одну и тут же пожалел о содеянном, потому что, проглотив ее, он тут же захотел другую.
Но в это утро он настолько ушел в изучение журнала регистрации тяжких преступлений, сочинение ответов на свалившуюся гору имейлов и заполнение очередной анкеты от обвинителя по делу Веннера, что совершенно забыл съесть свой завтрак.
Теперь, улучив минутку, Грейс торопливо наверстывал упущенное, не обращая внимания на то, что яичница и бутерброд уже остыли, и запивая все кофе. Одновременно он просматривал материалы, подготовленные к рабочему совещанию по операции «Камбала», и прислушивался к шуму дождя за окном. Название операций выдавал, выбирая их наугад, полицейский компьютер. В данный момент машина отрабатывала список рыб. «Камбала» в какой-то степени даже соответствовала текущему расследованию, потому что Грейс, измученный очередной бессонной ночью – спасибо Ною, – чувствовал себя рыбиной на берегу.
Со дня смерти Эйлин Макуиртер прошла неделя. Само ограбление, по приблизительным оценкам, произошло во временном промежутке от шести до девяти часов вечера вторника, 21 августа. Исходя из предположения, что преступников было трое, им понадобилось бы не меньше двух часов, чтобы вынести вещи из дома, упаковать и погрузить в машину. После этого грабители все равно что растворились в воздухе с антиквариатом и картинами на десять миллионов фунтов. А через девяносто минут Грейсу предстояло докладывать своему боссу, заместителю главного констебля Риггу, о последних успехах следствия.
Прекрасно.
Расследование убийств было для Грейса работой, которую он любил и которой хотел заниматься до конца карьеры. Началось это много лет назад, когда он, тогда еще молодой детектив-констебль, принял участие в своем первом деле. Обычно в начале каждого нового дня расследования он ощущал прилив сил и энергии, независимо от того, как поздно лег спать. Но в это утро суперинтенденту приходилось делать над собой усилие, чтобы не расклеиться.
Грейс посмотрел на большую цветную фотографию изрезанного морщинами, но все еще красивого лица старой леди. Рядом, на той же белой доске, висели снимки трех различных отпечатков обуви и взятых из каталогов образцов кроссовок, которые могли их оставить. Две других белых доски были увешаны фотографиями антикварной мебели, картин и украшений, украденных из дома на Уитдин-Роуд.
Убранные назад седые, элегантно завитые волосы Эйлин Макуиртер удерживала усыпанная рубинами заколка. Глаза, пронзительные, но ясные и теплые, смотрели на суперинтендента через стекла очков в толстой черепаховой оправе. На ней была белая блузка с вышитым воротничком, в ушах – жемчужные сережки, на морщинистой шее – цепочка со старинной жемчужной подвеской. Мудрая, достойная, элегантная женщина.
Наверное, в молодости была красавицей, подумал Грейс. Такой бабушкой гордился бы каждый. На протяжении всей своей карьеры он питал особенно неприязненные чувства к подонкам, врывающимся в чужие дома, тем более в дома пожилых, беззащитных людей.
В запертом – чтобы в него не заглядывали любопытные уборщики – ящике стола лежал небольшой альбом с фотографиями с места преступлений. Многое повидавший и ко многому привыкший, суперинтендент с содроганием смотрел на некоторые снимки, сделанные в морге криминалистом Джеймсом Гартрелом. Вспоминая сейчас эти снимки, зафиксировавшие нанесенные женщине ужасные раны, Грейс внутренне сжимался от гнева и отвращения.
Не дожив восемнадцати месяцев до столетнего юбилея и полагающегося по такому случаю традиционного письма от королевы, Эйлин Макуиртер стала жертвой жестокости, произведшей угнетающее впечатление даже на самых закаленных членов следственной группы. Вскрытие обнаружило ожоги на теле, нанесенные, очевидно, с помощью раскаленных щипцов для завивки, обнаруженных на полу в спальне.
А вот относительно того, кто мучил и пытал пожилую даму, вскрытие не дало почти ничего. Отсутствие частичек кожи под ногтями указывало на то, что ей, по-видимому, не удалось поцарапать никого из них. А жаль. Грейс подумал, что, наверное, испытал бы злорадное удовлетворение, узнав, что она ухитрилась вырвать у кого-нибудь из мерзавцев глаз.
Единственными обнаруженными ключами были три отпечатка обуви, которые не совпадали с отпечатками тех, кто обычно бывал в доме, – приходящей два раза в неделю домработницы, садовника, жены ее племянника, Сары, и брата. Копии отпечатков были отправлены судебному врачу-ортопеду Хейдну Келли, уже сумевшему с помощью современных технологий провести – с потрясающими результатами – идентификацию походки и установить тип обуви, которую носили преступники.
Странно, размышлял Грейс, как сильно изменилось его восприятие насилия за два месяца после рождения Ноя. О том, что такое может произойти, он прочитал в одной из книг для будущих родителей.
Над фотографиями на белой доске шла сделанная черным маркером надпись:
Ниже висел представленный братом умершей, Гэвином Дейли, список украденных из дома вещей.ОПЕРАЦИЯ «КАМБАЛА»
ПОСТРАДАВШАЯ – ЭЙЛИН МАКУИРТЕР. РОДИЛАСЬ 24 АПРЕЛЯ 1914. ПРЕДПОЛАГАЕМОЕ ВРЕМЯ ПРЕСТУПЛЕНИЯ – ВОСКРЕСЕНЬЕ, 19 АВГУСТА – СРЕДА, 22 АВГУСТА
Но что более всего занимало Роя Грейса в данный момент, так это два листка компьютерной распечатки со стандартными иконками и диаграммами генеалогического древа.
Он проследил сначала горизонтальные, потом вертикальные линии. Черная горизонтальная указывала стрелкой на Гордона Томаса Макуиртера, ныне покойного, родившегося 26 марта 1912 года. Ее муж, решил суперинтендент.
Первая вертикальная красная стрела вела к умершим детям, а вторая – к внучке. Слева от них еще одна красная показывала на Брендана Дейли и Шину Дейли. Надпись под Шиной Дейли гласила: «Родилась 19.09.1897 – умерла 18.02.1922». Под Бренданом было написано: «Родился 07.08.1891, пропал без вести, предположительно умер».
Он нахмурился, припоминая книги по ранней истории Нью-Йорка на полке в библиотеке убитой.
– Видел фильм «Банды Нью-Йорка»? – спросил, вырастая вдруг за спиной, Гленн Брэнсон.
Грейс обернулся:
– Смотрел как-то, но не до конца – уснул.
Брэнсон ухмыльнулся:
– Да уж, так вот и бывает в твоем возрасте.
– Отвали!
Брэнсон похлопал его по плечу.
– Не принимай на свой счет. Это факт.
Грейс бросил на него уничтожающий взгляд.
– Вся эта ерунда происходила еще до Эйлин Макуиртер, но фон для того времени, когда она была ребенком, получается интересный. – Гленн Брэнсон переключился на серьезный тон. – В 1900-х шли гангстерские войны между коренными американцами и ирландскими иммигрантами. У нас здесь эпоха более поздняя, когда главной бандой в ирландской мафии была «Белая рука». Они контролировали портовые территории Манхэттена и Бруклина, все пристани и пирсы. Их боссом был один тип по имени Динни Миэн. Это он выкинул из города Фрэнки Йела и Джонни Торрио, которые возглавляли банду «Черная рука». С ними был и Аль-Капоне, оказавшийся в конце концов в Чикаго. Потом, в конце двадцатых, Капоне вернулся в Нью-Йорк и отомстил – уничтожил ирландскую мафию и взял все под свой контроль. Динни Миэна убили в 1920-м. Брендан Дейли был одним из его лейтенантов. Борясь за влияние в «Белой руке», пропал без вести, предполагается, что погиб.
– Спасибо за урок истории!
Брэнсон посмотрел на друга и покачал головой:
– Разве тебя в школе ничему не учили?
Грейс кисло усмехнулся.
– Похоже, ничему полезному.
Сержант постучал себя в грудь.
– Да, мы, потомки рабов, должны знать историю.
– Никакой ты не потомок раба, – ухмыльнулся Грейс. – Твой отец водил автобус в Лондоне.
Обычно Брэнсон отвечал на такие выпады подходящей цитатой из какого-нибудь фильма – он знал их наизусть, – но на сей раз только печально улыбнулся. В глазах его читалось уныние, и Грейс расстроился из-за друга.
Семейная жизнь сержанта давно пошла под откос. В течение последнего года Грейс не раз выручал его, разрешая жить в своем пустующем доме. Через какое-то время Брэнсон ухитрился и дом привести в такое состояние, что тот выглядел не лучше своего временного хозяина. Навыков домоводства ему едва хватало на то, чтобы кое-как кормить Марлона.
Позади него послышалось знакомое шуршание. Грейс обернулся – детектив-сержант Белла Мой уже сидела на своем рабочем месте с красной коробочкой шоколадного драже «Мальтезерс». Иногда ему казалось, что она только на них и живет. И при этом Белла Мой совсем не набирала лишний вес. А в последнее время вообще как будто расцвела.
Уже не юная, за тридцать, Белла Мой жила с пожилой и больной матерью, носила унылую одежду, безобразную прическу и постоянно пребывала в меланхолическом состоянии. Но с некоторых пор в ее облике появились гламурные черты.
Грейс заметил, как она бросила в рот конфетку. Похрустела. И он вдруг поймал себя на том, что и ему тоже хочется. Словно перехватив его мысли, Белла протянула коробочку. Суперинтендент взял одну и тут же пожалел о содеянном, потому что, проглотив ее, он тут же захотел другую.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента