Страница:
– Более того, его, очевидно, даже грызет сыновняя совесть, как вы сейчас узнаете.
– В том, что он говорит о девочках, имеется некий смысл, и коли он вознамерился что-то исправить, уж я его отговаривать не стану.
– Трудно догадаться, – заметила Джейн, – что он разумеет, говоря, будто возместит нам то, что нам, по его мненью, полагается; впрочем, подобное желанье, конечно, делает ему честь.
Элизабет в основном поразили его невероятное почтенье к леди Кэтрин и его добрые намеренья крестить, женить и хоронить прихожан, когда бы сие ни потребовалось.
– По-моему, он какой-то чудак, – сказала она. – Я не понимаю. В стиле его сквозит напыщенность. И что значит – извиниться за то, что он унаследует поместье? Вряд ли он изменил бы сие положенье, если б мог. Здравый ли он человек, сударь?
– Нет, милая моя, полагаю, что нет. Я питаю роскошные надежды увидеть нечто прямо противоположное. В письме его мешаются раболепие и самодовольство, кои весьма многообещающи. Мне не терпится на него поглядеть.
– С точки зрения композиции, – изрекла Мэри, – письмо его мнится безупречным. Идея оливковой ветви, пожалуй, не вполне нова, однако, мне кажется, удачно выражена.
Для Кэтрин и Лидии ни письмо, ни его автор не составили ни малейшего интереса. Крайне маловероятно, что двоюродный их дядя явится в алом мундире, а девочки уже несколько недель не наслаждались обществом мужчин, наряженных в любые другие цвета. Что же до матери семейства, письмо г-на Коллинза по большей части рассеяло ее враждебность, и г-жа Беннет готовилась принять его с самообладаньем, коего степень изумляла ее супруга и дочерей.
Г-н Коллинз оказался пунктуален и был крайне любезно встречен всею семьей. Г-н Беннет помалкивал, однако дамы готовы были побеседовать, да и сам г-н Коллинз, похоже, не нуждался в понукании и к безмолвию не склонялся. Он был высоким, крупным молодым человеком двадцати пяти лет. От него веяло серьезностью и величавостью, а манеры его отличались крайней чопорностью. Едва присев, он похвалил г-жу Беннет за столь замечательных дочерей, сказал, что наслышан об их красоте, однако в данном случае слава не отдает должное истине, и прибавил, что, несомненно, со временем г-жа Беннет увидит, как все они удачно устроятся в браке.
Подобная галантность не всем слушателям пришлась по вкусу, однако г-жа Беннет, не склонная спорить с комплиментами, ответила весьма охотно:
– Вы весьма добры, сударь, и я всем сердцем желаю, чтобы так оно и повернулось, ибо иначе они останутся совсем беспомощными. Все так странно складывается.
– Вы, вероятно, намекаете на майорат.
– Ах, сударь, на него-то я и намекаю. Столь печально это для моих бедных девочек, вы не можете не признать. Не то чтобы я попрекала вас, уж я-то знаю, подобные вещи – чистая случайность. Как явится этот майорат, и не поймешь, кому поместья отойдут.
– Я отчетливо сознаю, сударыня, затрудненья моих неотразимых племянниц и сказал бы больше, если б не опасался почудиться вам прямолинейным и безрассудным. Но могу заверить юных дам, что прибыл сюда, готовый ими восхищаться. В настоящий момент я более ничего не скажу, но, возможно, когда мы познакомимся ближе…
Его оборвал призыв к обеду, и девушки с улыбками переглянулись. Не они одни восхищали г-на Коллинза. Передняя, столовая и вся обстановка были тщательно обследованы и заслужили одобренья; похвалы гостя тронули бы сердце г-жи Беннет, если б не устрашающее предположенье, будто он зрит вокруг свою будущую собственность. Обед вызвал восхищенье в свой черед, и г-н Коллинз умолял сообщить ему, которой из его неотразимых племянниц стряпня обязана своею упоительностью. Но тут его призвала к порядку г-жа Беннет, с некоторой суровостью уведомившая гостя, что они вполне способны позволить себе хорошую кухарку и что дочерям ее нечего делать на кухне. Г-н Коллинз попросил прощенья за то, что досадил. Смягчив тон, г-жа Беннет объявила, что вовсе не обиделась, однако он извинялся еще около четверти часа.
Глава XIV
Глава XV
Глава XVI
Хансфорд, возле Уэстерэма, Кент, октября 15-го– Вот оно как, госпожа Беннет.
Многоуважаемый сударь,
Разногласья, бытовавшие меж Вами и моим ныне покойным достойным папенькой, неизменно доставляли мне беспокойство, и поскольку я имел несчастье лишиться отца, я нередко обуреваем был желаньем залатать разрыв, однако некоторое время пребывал сдерживаем собственными колебаньями, опасаясь, что быть в добрых отношеньях с любым, с кем он всегда предпочитал быть в размолвке, окажется неуваженьем к его памяти.
Ныне же я решился, ибо после ординации на Пасху имел счастье быть отмеченным покровительством достопочтенной леди Кэтрин де Бёрг, вдовы сэра Льюиса де Бёрга, чьи щедрость и доброта одарили меня весьма ценной должностью священника сего прихода, где горячее мое устремленье – вести себя с признательным благоговеньем пред ее светлостью и быть готовым осуществлять ритуалы и церемонии, установленные Англиканскою Церковью. Более того, будучи лицом духовного званья, я полагаю своим долгом поддерживать и внедрять благословенье мира во все семьи, кои пребывают в пределах моего влиянья; и на сих основаньях я льщу себя надеждою, что нынешние мои заверенья в расположеньи достойны приятия, а Вы любезно простите мне то обстоятельство, что я унаследую поместье Лонгборн, и не отвергнете предложенную Вам оливковую ветвь. Я не могу не тревожиться из-за того, что стал инструментом причиненья боли Вашим милым дочерям, и молю позволить мне извиниться за сие, а равно уверить Вас в моей готовности исправить сие положенье, как только возможно, – впрочем, об этом позже. Если Вы не против принять меня у себя дома, я предполагаю насладиться визитом к Вам и Вашей семье в понедельник, ноября 18-го, к четырем часам, а затем, вероятно, стану злоупотреблять Вашим гостеприимством до субботы на будущей неделе, что я способен осуществить без малейших неудобств, ибо леди Кэтрин отнюдь не возражает против моего отсутствия порою в воскресенье, при условии, что за всеми потребными ритуалами станет надзирать другой священник. Остаюсь, дражайший сударь, с уваженьем и восхищеньем к Вашей супруге и дочерям, желающий Вам всего наилучшего, Ваш друг– Итак, в четыре часа нам следует ожидать сего благородного миротворца, – молвил г-н Беннет, складывая письмо. – Поистине, он представляется мне весьма честным и вежливым молодым человеком и, я уверен, окажется очень ценным знакомцем, в особенности, если леди Кэтрин явит снисходительность к его будущим отлучкам к нам.
Уильям Коллинз.
– В том, что он говорит о девочках, имеется некий смысл, и коли он вознамерился что-то исправить, уж я его отговаривать не стану.
– Трудно догадаться, – заметила Джейн, – что он разумеет, говоря, будто возместит нам то, что нам, по его мненью, полагается; впрочем, подобное желанье, конечно, делает ему честь.
Элизабет в основном поразили его невероятное почтенье к леди Кэтрин и его добрые намеренья крестить, женить и хоронить прихожан, когда бы сие ни потребовалось.
– По-моему, он какой-то чудак, – сказала она. – Я не понимаю. В стиле его сквозит напыщенность. И что значит – извиниться за то, что он унаследует поместье? Вряд ли он изменил бы сие положенье, если б мог. Здравый ли он человек, сударь?
– Нет, милая моя, полагаю, что нет. Я питаю роскошные надежды увидеть нечто прямо противоположное. В письме его мешаются раболепие и самодовольство, кои весьма многообещающи. Мне не терпится на него поглядеть.
– С точки зрения композиции, – изрекла Мэри, – письмо его мнится безупречным. Идея оливковой ветви, пожалуй, не вполне нова, однако, мне кажется, удачно выражена.
Для Кэтрин и Лидии ни письмо, ни его автор не составили ни малейшего интереса. Крайне маловероятно, что двоюродный их дядя явится в алом мундире, а девочки уже несколько недель не наслаждались обществом мужчин, наряженных в любые другие цвета. Что же до матери семейства, письмо г-на Коллинза по большей части рассеяло ее враждебность, и г-жа Беннет готовилась принять его с самообладаньем, коего степень изумляла ее супруга и дочерей.
Г-н Коллинз оказался пунктуален и был крайне любезно встречен всею семьей. Г-н Беннет помалкивал, однако дамы готовы были побеседовать, да и сам г-н Коллинз, похоже, не нуждался в понукании и к безмолвию не склонялся. Он был высоким, крупным молодым человеком двадцати пяти лет. От него веяло серьезностью и величавостью, а манеры его отличались крайней чопорностью. Едва присев, он похвалил г-жу Беннет за столь замечательных дочерей, сказал, что наслышан об их красоте, однако в данном случае слава не отдает должное истине, и прибавил, что, несомненно, со временем г-жа Беннет увидит, как все они удачно устроятся в браке.
Подобная галантность не всем слушателям пришлась по вкусу, однако г-жа Беннет, не склонная спорить с комплиментами, ответила весьма охотно:
– Вы весьма добры, сударь, и я всем сердцем желаю, чтобы так оно и повернулось, ибо иначе они останутся совсем беспомощными. Все так странно складывается.
– Вы, вероятно, намекаете на майорат.
– Ах, сударь, на него-то я и намекаю. Столь печально это для моих бедных девочек, вы не можете не признать. Не то чтобы я попрекала вас, уж я-то знаю, подобные вещи – чистая случайность. Как явится этот майорат, и не поймешь, кому поместья отойдут.
– Я отчетливо сознаю, сударыня, затрудненья моих неотразимых племянниц и сказал бы больше, если б не опасался почудиться вам прямолинейным и безрассудным. Но могу заверить юных дам, что прибыл сюда, готовый ими восхищаться. В настоящий момент я более ничего не скажу, но, возможно, когда мы познакомимся ближе…
Его оборвал призыв к обеду, и девушки с улыбками переглянулись. Не они одни восхищали г-на Коллинза. Передняя, столовая и вся обстановка были тщательно обследованы и заслужили одобренья; похвалы гостя тронули бы сердце г-жи Беннет, если б не устрашающее предположенье, будто он зрит вокруг свою будущую собственность. Обед вызвал восхищенье в свой черед, и г-н Коллинз умолял сообщить ему, которой из его неотразимых племянниц стряпня обязана своею упоительностью. Но тут его призвала к порядку г-жа Беннет, с некоторой суровостью уведомившая гостя, что они вполне способны позволить себе хорошую кухарку и что дочерям ее нечего делать на кухне. Г-н Коллинз попросил прощенья за то, что досадил. Смягчив тон, г-жа Беннет объявила, что вовсе не обиделась, однако он извинялся еще около четверти часа.
Глава XIV
За обедом г-н Беннет едва ли молвил слово, но, когда слуги удалились, решил, что настало время побеседовать с гостем, а потому высказался на тему, коя, согласно его ожиданьям, заставит г-на Коллинза воссиять, – отметил, что, по видимости, тому сильно повезло с покровительницей. Вниманье леди Кэтрин де Бёрг к его желаньям и забота о его благополучьи представляются весьма замечательными. Г-н Беннет не мог найти лучшего предмета. В своих славословиях г-н Коллинз явил красноречье. Тема беседы вознесла его до непревзойденных высот торжественности, и с видом крайне величавым он возвестил, что никогда в жизни не наблюдал подобного поведенья у титулованной особы и не встречал подобной приветливости и снисходительности, какие испытал от леди Кэтрин. Она великодушно оказала г-ну Коллинзу милость и одобрила обе его проповеди, кои он уже имел честь пред нею произнести. Также она дважды приглашала его отобедать в Розингсе и вот только в прошлую субботу послала за ним, дабы составить партию в три семерки. Многие его знакомцы полагают леди Кэтрин гордячкой, однако ему она являла одну только приветливость. Она неизменно беседует с ним, как беседовала бы с любым другим джентльменом, ни малейших возражений не выказала относительно его знакомства с местным обществом и редких его отлучек из прихода к родственникам на неделю-другую. Она даже снизошла до совета возможно скорее жениться при условьи, что он явит благоразумие, выбирая супругу, а однажды посетила его скромное жилище, где полностью одобрила все перестановки, кои он совершил, и соизволила предложить некоторые самолично – полки в чуланах на втором этаже.
– Что ж, сие весьма добродетельно и любезно, – заметила г-жа Беннет, – и, смею заметить, она весьма приятная женщина. Жаль, что прочие знатные дамы обычно ей не уподобляются. Она живет поблизости от вас, сударь?
– Сад, где расположено скромное мое обиталище, лишь тропинкою отделен от Розингс-парка, резиденции ее светлости.
– Кажется, вы поминали, что она вдова, сударь? А семья у нее имеется?
– У нее одна дочь, наследница Розингса и весьма большого состоянья.
– Ах, – вскричала г-жа Беннет, качая головою, – стало быть, ей повезло более, нежели многим девушкам. И что она за барышня? Миловидна ли?
– Совершенно очаровательная юная дама. Леди Кэтрин говорит, что, с точки зренья подлинной красоты, юная госпожа де Бёрг намного превосходит обворожительнейших представительниц своего пола, ибо черты ее отмечены печатью, коя выдает девушку безупречного рожденья. Увы, она обладает болезненной конституцией, коя не позволила ей многого достичь в образованьи, каковое в противном случае было бы ей подвластно без сомнений; сие мне известно от дамы, руководившей ее обученьем и по сей день проживающей вместе с ними. Но она крайне мила и зачастую снисходит до поездки мимо скромного моего обиталища в фаэтоне, запряженном пони.
– Была ль она представлена ко двору? Я не припоминаю ее имени средь придворных дам.
– К несчастью, посредственное ее здоровье не позволяет ей пребывать в городе, и тем самым, как однажды я сам сообщил леди Кэтрин, лишает британский двор блистательнейшего украшенья. Ее светлости, похоже, сия идея пришлась по душе, а я, как вы понимаете, неизменно счастлив делать подобные тонкие комплименты, кои всегда желанны дамам. Я не раз замечал леди Кэтрин, что очаровательная дочь ее рождена стать герцогинею и что наивысочайший титул не ей придаст важности, но будет украшен ею. Такие мелочи по душе ее светлости, а подобное вниманье, считаю я, мне полагается выказывать в особенности.
– Сужденья ваши весьма подобающи, – заметил г-н Беннет, – и ваше счастье, что вы обладаете талантом льстить с деликатностью. Могу ли я осведомиться, происходят ли сии приятные знаки вниманья из порыва минуты или же являют собою результат предшествующих изысканий?
– В основном они коренятся в событьях, происходящих в то самое мгновенье, и хотя я порой развлекаю себя, сочиняя или подправляя подобные изящные комплименты, дабы оные подходили к повседневности, я всегда стремлюсь высказывать их с видом наиболее непринужденным.
Ожиданья г-на Беннета оправдались полностью. Кузен его оказался нелеп в той степени, на кою г-н Беннет рассчитывал, и последний слушал гостя с острейшим удовольствием, наружностью своею выражая притом крайнее хладнокровье и, если не считать редких взглядов на Элизабет, в партнере по веселью не нуждаясь.
К чаепитью, впрочем, доза угрожала превысить потребную, и г-н Беннет с радостью вновь сопроводил кузена в гостиную, а когда чаепитье завершилось, с радостью предложил ему почитать дамам вслух. Г-н Коллинз охотно согласился, и была доставлена книга; однако, узрев ее (ибо все подсказывало, что она происходит из общественной библиотеки), он отпрянул и взмолился о прощеньи, ибо никогда не читает романов. Китти вытаращилась на него, Лидия ахнула. Были доставлены другие книги, и, по некотором размышленьи, г-н Коллинз избрал «Проповеди» Фордайса[8]. Лидия изумленно распахнула рот, едва гость открыл том, и, не успел г-н Коллинз монотонно и торжественно зачесть три страницы, прервала его:
– А вы знаете, мама́, что дядюшка Филипс поговаривает об увольненьи Ричарда, а коли он Ричарда уволит, его наймет полковник Форстер. Тетушка мне сама сказала в субботу. Я завтра схожу в Меритон, узнаю подробности и спрошу, когда господин Денни возвращается из города.
Две старшие сестры зашикали на Лидию, однако разобиженный г-н Коллинз отложил книгу и молвил:
– Я нередко наблюдаю, сколь мало юные дамы интересуются книгами серьезного сорта, каковые написаны исключительно для блага оных дам. Признаюсь, сие изумляет меня, ибо, разумеется, для дам нет ничего благоприятнее наставлений. Впрочем, я не стану более досаждать юной моей племяннице.
Затем, повернувшись к г-ну Беннету, гость предложил партию в триктрак. Г-н Беннет принял вызов, отметив, что г-н Коллинз поступил очень мудро, оставив девушек наслаждаться их мелочными забавами. Г-жа Беннет и ее дочери крайне вежливо извинились за Лидию и пообещали, что подобное более не повторится, если гость продолжит чтенье; однако г-н Коллинз, заверив их, что не таит обиды на двоюродную племянницу и вовсе не полагает ее поведенье оскорбительным, вместе с г-ном Беннетом пересел за другой стол и изготовился к триктраку.
– Что ж, сие весьма добродетельно и любезно, – заметила г-жа Беннет, – и, смею заметить, она весьма приятная женщина. Жаль, что прочие знатные дамы обычно ей не уподобляются. Она живет поблизости от вас, сударь?
– Сад, где расположено скромное мое обиталище, лишь тропинкою отделен от Розингс-парка, резиденции ее светлости.
– Кажется, вы поминали, что она вдова, сударь? А семья у нее имеется?
– У нее одна дочь, наследница Розингса и весьма большого состоянья.
– Ах, – вскричала г-жа Беннет, качая головою, – стало быть, ей повезло более, нежели многим девушкам. И что она за барышня? Миловидна ли?
– Совершенно очаровательная юная дама. Леди Кэтрин говорит, что, с точки зренья подлинной красоты, юная госпожа де Бёрг намного превосходит обворожительнейших представительниц своего пола, ибо черты ее отмечены печатью, коя выдает девушку безупречного рожденья. Увы, она обладает болезненной конституцией, коя не позволила ей многого достичь в образованьи, каковое в противном случае было бы ей подвластно без сомнений; сие мне известно от дамы, руководившей ее обученьем и по сей день проживающей вместе с ними. Но она крайне мила и зачастую снисходит до поездки мимо скромного моего обиталища в фаэтоне, запряженном пони.
– Была ль она представлена ко двору? Я не припоминаю ее имени средь придворных дам.
– К несчастью, посредственное ее здоровье не позволяет ей пребывать в городе, и тем самым, как однажды я сам сообщил леди Кэтрин, лишает британский двор блистательнейшего украшенья. Ее светлости, похоже, сия идея пришлась по душе, а я, как вы понимаете, неизменно счастлив делать подобные тонкие комплименты, кои всегда желанны дамам. Я не раз замечал леди Кэтрин, что очаровательная дочь ее рождена стать герцогинею и что наивысочайший титул не ей придаст важности, но будет украшен ею. Такие мелочи по душе ее светлости, а подобное вниманье, считаю я, мне полагается выказывать в особенности.
– Сужденья ваши весьма подобающи, – заметил г-н Беннет, – и ваше счастье, что вы обладаете талантом льстить с деликатностью. Могу ли я осведомиться, происходят ли сии приятные знаки вниманья из порыва минуты или же являют собою результат предшествующих изысканий?
– В основном они коренятся в событьях, происходящих в то самое мгновенье, и хотя я порой развлекаю себя, сочиняя или подправляя подобные изящные комплименты, дабы оные подходили к повседневности, я всегда стремлюсь высказывать их с видом наиболее непринужденным.
Ожиданья г-на Беннета оправдались полностью. Кузен его оказался нелеп в той степени, на кою г-н Беннет рассчитывал, и последний слушал гостя с острейшим удовольствием, наружностью своею выражая притом крайнее хладнокровье и, если не считать редких взглядов на Элизабет, в партнере по веселью не нуждаясь.
К чаепитью, впрочем, доза угрожала превысить потребную, и г-н Беннет с радостью вновь сопроводил кузена в гостиную, а когда чаепитье завершилось, с радостью предложил ему почитать дамам вслух. Г-н Коллинз охотно согласился, и была доставлена книга; однако, узрев ее (ибо все подсказывало, что она происходит из общественной библиотеки), он отпрянул и взмолился о прощеньи, ибо никогда не читает романов. Китти вытаращилась на него, Лидия ахнула. Были доставлены другие книги, и, по некотором размышленьи, г-н Коллинз избрал «Проповеди» Фордайса[8]. Лидия изумленно распахнула рот, едва гость открыл том, и, не успел г-н Коллинз монотонно и торжественно зачесть три страницы, прервала его:
– А вы знаете, мама́, что дядюшка Филипс поговаривает об увольненьи Ричарда, а коли он Ричарда уволит, его наймет полковник Форстер. Тетушка мне сама сказала в субботу. Я завтра схожу в Меритон, узнаю подробности и спрошу, когда господин Денни возвращается из города.
Две старшие сестры зашикали на Лидию, однако разобиженный г-н Коллинз отложил книгу и молвил:
– Я нередко наблюдаю, сколь мало юные дамы интересуются книгами серьезного сорта, каковые написаны исключительно для блага оных дам. Признаюсь, сие изумляет меня, ибо, разумеется, для дам нет ничего благоприятнее наставлений. Впрочем, я не стану более досаждать юной моей племяннице.
Затем, повернувшись к г-ну Беннету, гость предложил партию в триктрак. Г-н Беннет принял вызов, отметив, что г-н Коллинз поступил очень мудро, оставив девушек наслаждаться их мелочными забавами. Г-жа Беннет и ее дочери крайне вежливо извинились за Лидию и пообещали, что подобное более не повторится, если гость продолжит чтенье; однако г-н Коллинз, заверив их, что не таит обиды на двоюродную племянницу и вовсе не полагает ее поведенье оскорбительным, вместе с г-ном Беннетом пересел за другой стол и изготовился к триктраку.
Глава XV
Г-н Коллинз умом не отличался, и сей изъян его натуры лишь слегка восполнен был образованьем или же обществом; бо́льшую часть жизни г-н Коллинз провел под водительством невежественного и скаредного отца и, хотя и посещал один из университетов, отучился лишь необходимые семестры, вовсе не заведя полезных знакомств. Покорство, в коем воспитал его отец, изначально одарило г-на Коллинза немалым смиреньем, каковому ныне всерьез противостояло самомненье недалекого человека, живущего в уединеньи, и самоуверенность человека, рано и нежданно обретшего процветание. Счастливый случай рекомендовал его леди Кэтрин де Бёрг, когда пасторский дом в Хансфорде пустовал, и почтенье, кое г-н Коллинз питал к ее титулу, его благоговенье пред покровительницей в сочетаньи с высочайшим мнением о себе самом, о своем пасторском авторитете и своем праве на десятину, составили в его характере смесь гордыни и подобострастья, чванства и смиренья.
Заполучив славное жилище и весьма удовлетворительный доход, г-н Коллинз намеревался жениться и, взыскуя примиренья с семейством из Лонгборна, имел в виду жену, ибо собирался выбрать одну из дочерей, если они окажутся столь красивы и милы, как о сем твердила молва. Таково было его возмещенье – искупленье – наследования поместья их отца, и г-н Коллинз полагал свои замыслы блестящими, достойными и удачными, а кроме того, беспредельно щедрыми и бескорыстными с его стороны.
По личной встрече с девушками замыслы сии не претерпели изменений. Пленительное личико юной г-жи Беннет подтвердило намеренья г-на Коллинза и упрочило его строгие представленья о привилегиях старшинства; таким образом, в первый вечер выбор его остановился на Джейн. Утро, однако, принесло перемены, ибо во время четвертьчасового tête-à-tête с г-жой Беннет перед завтраком, беседы, коя открылась его пасторским домом и естественным путем привела к озвучиванью пасторских надежд на то, что хозяйка дома сего обнаружится в Лонгборне, наряду с весьма обходительными улыбками и общим ободреньем исторгла из г-жи Беннет предостереженье относительно той самой Джейн, кою г-н Коллинз выделял. Касательно младших дочерей она не возьмется утверждать… она не может ответить с уверенностью… впрочем, не знает ни о каких питаемых ими склонностях… однако старшая дочь ее, должна г-жа Беннет отметить… она полагает своим долгом намекнуть… по всему вероятию, вскорости будет помолвлена.
Г-ну Коллинзу оставалось лишь переключиться с Джейн на Элизабет – и сие было осуществлено вскоре, пока г-жа Беннет ворошила огонь в камине. Разумеется, Элизабет заменила Джейн, ибо следовала за нею по рожденью и красоте.
Г-жа Беннет лелеяла сей намек в душе и верила, что вскоре замуж выйдут две ее дочери; человек, о коем накануне она не находила в себе сил беседовать, ныне пребывал высоко ею ценим.
Намеренье Лидии прогуляться до Меритона не было забыто; все сестры, за исключеньем Мэри, согласились отправиться с нею, а г-ну Коллинзу надлежало их сопровождать по просьбе г-на Беннета, каковому не терпелось избавиться от гостя и получить библиотеку в единоличное пользованье, ибо туда г-н Коллинз отбыл вслед за хозяином дома после завтрака и там оставался, формально углубившись в один из толстейших томов в книжном собраньи, однако на самом деле почти безостановочно изливая на г-на Беннета повесть о своем доме и саде в Хансфорде. Такое поведенье решительно вывело г-на Беннета из себя. В библиотеке он неизменно рассчитывал на свободу и безмятежность, и хотя готов был, как он сообщил Элизабет, столкнуться с глупостями и самомненьем в любом другом помещеньи дома, в библиотеке обыкновенно бывал от них избавлен; посему вежливость побудила его спешно предложить г-ну Коллинзу сопроводить племянниц на прогулке, а тот, будучи, по сути дела, более приспособлен к прогулкам, нежели к чтенью, с величайшим наслажденьем захлопнул книгу и двинулся в путь.
Время, кое миновало до прибытья собранья в Меритон, проведено было за напыщенными пустяками со стороны г-на Коллинза и вежливыми кивками его племянниц. По прибытьи же вниманья младших он более не занимал. Взоры их тотчас зашныряли по улицам в поисках офицеров, и ничто, кроме разве только весьма элегантной шляпки или же поистине нового муслина в витрине, не могло вернуть их к обществу.
Однако вниманье всех дам вскоре привлечено было молодым человеком, прежде никогда ими не виденным и располагавшим весьма благородной наружностью, каковой гулял по ту сторону дороги в сопровожденьи офицера. Офицером был тот самый г-н Денни, относительно чьего возвращенья из Лондона Лидия пришла осведомиться, и, проходя, он поклонился дамам. Всех поразила внешность незнакомца, все раздумывали, кто бы это мог быть; Китти с Лидией, полные решимости сие по возможности разузнать, первыми направились через улицу, притворяясь, будто им что-то потребно в лавке на той стороне, и, к счастью, как раз ступили на тротуар, когда там же на обратном пути оказались два джентльмена. Г-н Денни обратился к дамам и испросил дозволенья представить своего друга г-на Уикэма, вместе с ним прибывшего накануне из города и принявшего назначенье в сей полк, о чем г-н Денни счастлив сообщить. Так сему быть и надлежало, ибо для несокрушимости очарованья молодому человеку не хватало только мундира. Обличье его было весьма благоприятным: он располагал красотою, замечательной статью, хорошей фигурою и весьма приятными манерами. За знакомством с его стороны последовала радостная готовность к беседе – притом готовность совершенно подобающая и скромная; вся группа стояла и весьма приятно беседовала, и тут на улице показались Дарси и Бингли верхами. Узнав дам, двое джентльменов приблизились и приступили к положенному обмену любезностями. Говорил главным образом Бингли, и обращался он главным образом к юной г-же Беннет. Он, сказал Бингли, как раз направлялся в Лонгборн, дабы справиться о ее здравии. Г-н Дарси подкрепил сей тезис кивком и уже начал было принимать решенье не обращать взора своего на Элизабет, когда оный взор внезапно заворожен был виденьем чужака; по случайности Элизабет заметила, что г-н Уикэм и г-н Дарси воззрились друг на друга в глубочайшем изумленьи. Оба переменились в лице: один побелел, другой покраснел. Через пару мгновений г-н Уикэм коснулся цилиндра – приветствие, на кое г-н Дарси еле соблаговолил ответить. Что бы сие значило? Невозможно догадаться; невозможно не желать выяснить.
Еще через минуту г-н Бингли, очевидно не заметивший произошедшего, попрощался и вместе с другом ускакал.
Г-н Денни и г-н Уикэм проводили дам до дверей г-на Филипса, а затем откланялись, невзирая на настойчивые мольбы г-жи Лидии зайти и невзирая даже на то, что г-жа Филипс распахнула окно гостиной и громко сие приглашенье поддержала.
Г-жа Филипс всегда рада была видеть племянниц, а двух старших, в последнее время отсутствовавших, приняла особенно радушно и изливала свое изумленье касательно их внезапного возвращенья домой, о коем, поскольку их отвезли не в их собственном экипаже, она бы и не узнала, не встреть на улице мальчика, что служит на посылках у г-на Джоунза, так тот ей сообщил, что они больше не отправляют микстур в Незерфилд, ибо сестры Беннет уехали; но тут ее любезность обращена была на г-на Коллинза, поскольку Джейн его представила. Г-жа Филипс приняла его наивежливейшим приветствием, на каковое он отвечал чрезмерно, умоляя простить за то, что вторгся в дом, не будучи прежде знаком с хозяйкою, однако льстит себя надеждою, что сию оплошность возможно оправдать его родственными связями с юными дамами, кои обратили на него ее вниманье. Г-жа Филипс немало затрепетала пред лицом подобного избытка воспитанья, однако ее созерцанье одного чужака вскоре было прервано восклицаньями и вопросами касательно другого, о ком, однако, она могла сообщить племянницам лишь то, что им уже было известно, а именно: г-н Денни привез его из Лондона и приезжий получит чин лейтенанта в ***ширском полку. Она, прибавила г-жа Филипс, наблюдала за ним последний час – он прогуливался туда-сюда по улице, и если б г-н Уикэм появился вновь, Китти и Лидия, безусловно, возобновили бы сей обычай, но увы, более никто не миновал окон, за исключеньем немногих офицеров, кои в сравнении с чужаком стали «скучными, неприятными субъектами». Некоторым из них предстояло обедать у Филипсов назавтра, и г-жа Филипс обещала попросить мужа о визите к г-ну Уикэму, дабы передать приглашенье и ему, если семейство из Лонгборна вечером придет. О сем договорились, и г-жа Филипс объявила, что все славно и шумно сыграют в лотерею, а затем слегка перекусят горячим на ужин. Перспектива сих забав всех немало воодушевила, и гости расстались с хозяйкою в наибодрейшем расположеньи духа. Г-н Коллинз повторил свои извиненья, выходя из комнаты, и с неколебимою вежливостью был заверен, что в таковых решительно нет надобности.
По дороге домой Элизабет поведала Джейн о том, что́ наблюдала меж двумя джентльменами, и хотя Джейн защищала бы каждого или обоих, если бы поведенье их представлялось неправильным, она была в состояньи объяснить подобные манеры не более, чем ее сестра.
По возвращеньи г-н Коллинз немало угодил г-же Беннет, восхищаясь манерами и любезностью г-жи Филипс. Он заявил, что, за вычетом леди Кэтрин и ее дочери, никогда не видал столь изысканной дамы, ибо она не только приняла его с безмерной вежливостью, но даже подчеркнуто включила в свое приглашенье на следующий вечер, хотя видела гостя впервые в жизни. Отчасти сие, полагал г-н Коллинз, следует отнести на счет его родственной связи с дамами, и тем не менее он за всю жизнь свою ни единожды с подобным вниманьем не сталкивался.
Заполучив славное жилище и весьма удовлетворительный доход, г-н Коллинз намеревался жениться и, взыскуя примиренья с семейством из Лонгборна, имел в виду жену, ибо собирался выбрать одну из дочерей, если они окажутся столь красивы и милы, как о сем твердила молва. Таково было его возмещенье – искупленье – наследования поместья их отца, и г-н Коллинз полагал свои замыслы блестящими, достойными и удачными, а кроме того, беспредельно щедрыми и бескорыстными с его стороны.
По личной встрече с девушками замыслы сии не претерпели изменений. Пленительное личико юной г-жи Беннет подтвердило намеренья г-на Коллинза и упрочило его строгие представленья о привилегиях старшинства; таким образом, в первый вечер выбор его остановился на Джейн. Утро, однако, принесло перемены, ибо во время четвертьчасового tête-à-tête с г-жой Беннет перед завтраком, беседы, коя открылась его пасторским домом и естественным путем привела к озвучиванью пасторских надежд на то, что хозяйка дома сего обнаружится в Лонгборне, наряду с весьма обходительными улыбками и общим ободреньем исторгла из г-жи Беннет предостереженье относительно той самой Джейн, кою г-н Коллинз выделял. Касательно младших дочерей она не возьмется утверждать… она не может ответить с уверенностью… впрочем, не знает ни о каких питаемых ими склонностях… однако старшая дочь ее, должна г-жа Беннет отметить… она полагает своим долгом намекнуть… по всему вероятию, вскорости будет помолвлена.
Г-ну Коллинзу оставалось лишь переключиться с Джейн на Элизабет – и сие было осуществлено вскоре, пока г-жа Беннет ворошила огонь в камине. Разумеется, Элизабет заменила Джейн, ибо следовала за нею по рожденью и красоте.
Г-жа Беннет лелеяла сей намек в душе и верила, что вскоре замуж выйдут две ее дочери; человек, о коем накануне она не находила в себе сил беседовать, ныне пребывал высоко ею ценим.
Намеренье Лидии прогуляться до Меритона не было забыто; все сестры, за исключеньем Мэри, согласились отправиться с нею, а г-ну Коллинзу надлежало их сопровождать по просьбе г-на Беннета, каковому не терпелось избавиться от гостя и получить библиотеку в единоличное пользованье, ибо туда г-н Коллинз отбыл вслед за хозяином дома после завтрака и там оставался, формально углубившись в один из толстейших томов в книжном собраньи, однако на самом деле почти безостановочно изливая на г-на Беннета повесть о своем доме и саде в Хансфорде. Такое поведенье решительно вывело г-на Беннета из себя. В библиотеке он неизменно рассчитывал на свободу и безмятежность, и хотя готов был, как он сообщил Элизабет, столкнуться с глупостями и самомненьем в любом другом помещеньи дома, в библиотеке обыкновенно бывал от них избавлен; посему вежливость побудила его спешно предложить г-ну Коллинзу сопроводить племянниц на прогулке, а тот, будучи, по сути дела, более приспособлен к прогулкам, нежели к чтенью, с величайшим наслажденьем захлопнул книгу и двинулся в путь.
Время, кое миновало до прибытья собранья в Меритон, проведено было за напыщенными пустяками со стороны г-на Коллинза и вежливыми кивками его племянниц. По прибытьи же вниманья младших он более не занимал. Взоры их тотчас зашныряли по улицам в поисках офицеров, и ничто, кроме разве только весьма элегантной шляпки или же поистине нового муслина в витрине, не могло вернуть их к обществу.
Однако вниманье всех дам вскоре привлечено было молодым человеком, прежде никогда ими не виденным и располагавшим весьма благородной наружностью, каковой гулял по ту сторону дороги в сопровожденьи офицера. Офицером был тот самый г-н Денни, относительно чьего возвращенья из Лондона Лидия пришла осведомиться, и, проходя, он поклонился дамам. Всех поразила внешность незнакомца, все раздумывали, кто бы это мог быть; Китти с Лидией, полные решимости сие по возможности разузнать, первыми направились через улицу, притворяясь, будто им что-то потребно в лавке на той стороне, и, к счастью, как раз ступили на тротуар, когда там же на обратном пути оказались два джентльмена. Г-н Денни обратился к дамам и испросил дозволенья представить своего друга г-на Уикэма, вместе с ним прибывшего накануне из города и принявшего назначенье в сей полк, о чем г-н Денни счастлив сообщить. Так сему быть и надлежало, ибо для несокрушимости очарованья молодому человеку не хватало только мундира. Обличье его было весьма благоприятным: он располагал красотою, замечательной статью, хорошей фигурою и весьма приятными манерами. За знакомством с его стороны последовала радостная готовность к беседе – притом готовность совершенно подобающая и скромная; вся группа стояла и весьма приятно беседовала, и тут на улице показались Дарси и Бингли верхами. Узнав дам, двое джентльменов приблизились и приступили к положенному обмену любезностями. Говорил главным образом Бингли, и обращался он главным образом к юной г-же Беннет. Он, сказал Бингли, как раз направлялся в Лонгборн, дабы справиться о ее здравии. Г-н Дарси подкрепил сей тезис кивком и уже начал было принимать решенье не обращать взора своего на Элизабет, когда оный взор внезапно заворожен был виденьем чужака; по случайности Элизабет заметила, что г-н Уикэм и г-н Дарси воззрились друг на друга в глубочайшем изумленьи. Оба переменились в лице: один побелел, другой покраснел. Через пару мгновений г-н Уикэм коснулся цилиндра – приветствие, на кое г-н Дарси еле соблаговолил ответить. Что бы сие значило? Невозможно догадаться; невозможно не желать выяснить.
Еще через минуту г-н Бингли, очевидно не заметивший произошедшего, попрощался и вместе с другом ускакал.
Г-н Денни и г-н Уикэм проводили дам до дверей г-на Филипса, а затем откланялись, невзирая на настойчивые мольбы г-жи Лидии зайти и невзирая даже на то, что г-жа Филипс распахнула окно гостиной и громко сие приглашенье поддержала.
Г-жа Филипс всегда рада была видеть племянниц, а двух старших, в последнее время отсутствовавших, приняла особенно радушно и изливала свое изумленье касательно их внезапного возвращенья домой, о коем, поскольку их отвезли не в их собственном экипаже, она бы и не узнала, не встреть на улице мальчика, что служит на посылках у г-на Джоунза, так тот ей сообщил, что они больше не отправляют микстур в Незерфилд, ибо сестры Беннет уехали; но тут ее любезность обращена была на г-на Коллинза, поскольку Джейн его представила. Г-жа Филипс приняла его наивежливейшим приветствием, на каковое он отвечал чрезмерно, умоляя простить за то, что вторгся в дом, не будучи прежде знаком с хозяйкою, однако льстит себя надеждою, что сию оплошность возможно оправдать его родственными связями с юными дамами, кои обратили на него ее вниманье. Г-жа Филипс немало затрепетала пред лицом подобного избытка воспитанья, однако ее созерцанье одного чужака вскоре было прервано восклицаньями и вопросами касательно другого, о ком, однако, она могла сообщить племянницам лишь то, что им уже было известно, а именно: г-н Денни привез его из Лондона и приезжий получит чин лейтенанта в ***ширском полку. Она, прибавила г-жа Филипс, наблюдала за ним последний час – он прогуливался туда-сюда по улице, и если б г-н Уикэм появился вновь, Китти и Лидия, безусловно, возобновили бы сей обычай, но увы, более никто не миновал окон, за исключеньем немногих офицеров, кои в сравнении с чужаком стали «скучными, неприятными субъектами». Некоторым из них предстояло обедать у Филипсов назавтра, и г-жа Филипс обещала попросить мужа о визите к г-ну Уикэму, дабы передать приглашенье и ему, если семейство из Лонгборна вечером придет. О сем договорились, и г-жа Филипс объявила, что все славно и шумно сыграют в лотерею, а затем слегка перекусят горячим на ужин. Перспектива сих забав всех немало воодушевила, и гости расстались с хозяйкою в наибодрейшем расположеньи духа. Г-н Коллинз повторил свои извиненья, выходя из комнаты, и с неколебимою вежливостью был заверен, что в таковых решительно нет надобности.
По дороге домой Элизабет поведала Джейн о том, что́ наблюдала меж двумя джентльменами, и хотя Джейн защищала бы каждого или обоих, если бы поведенье их представлялось неправильным, она была в состояньи объяснить подобные манеры не более, чем ее сестра.
По возвращеньи г-н Коллинз немало угодил г-же Беннет, восхищаясь манерами и любезностью г-жи Филипс. Он заявил, что, за вычетом леди Кэтрин и ее дочери, никогда не видал столь изысканной дамы, ибо она не только приняла его с безмерной вежливостью, но даже подчеркнуто включила в свое приглашенье на следующий вечер, хотя видела гостя впервые в жизни. Отчасти сие, полагал г-н Коллинз, следует отнести на счет его родственной связи с дамами, и тем не менее он за всю жизнь свою ни единожды с подобным вниманьем не сталкивался.
Глава XVI
Поскольку никаких возражений против отбытья молодежи к тетушке не поступило, а все угрызенья гостя относительно разлуки с четою Беннет хоть на единый вечер в протяженьи его визита были решительно отметены, экипаж к положенному часу доставил г-на Коллинза и пять его племянниц в Меритон; входя в гостиную, девушки имели удовольствие услышать, что г-н Уикэм принял приглашенье их дядюшки и уже находится в доме.
Когда сии сведенья были оглашены и все расселись, г-н Коллинз смог обстоятельным манером оглядеться и полюбоваться гостиною; размеры и обстановка поразили его чрезвычайно, и он объявил хозяйке, что почти было решил, будто оказался в малой летней утренней столовой Розингса, – сравненье, кое поначалу особой радости не вызвало; впрочем, едва постигнув, что такое Розингс и кто его владелица, выслушав описанье всего одной гостиной леди Кэтрин и узнав, что лишь каминная доска там стоила восемьсот фунтов, г-жа Филипс ощутила всю мощь комплимента и вряд ли обиделась бы на сравненье с комнатою экономки.
Описывая г-же Филипс величье леди Кэтрин и ее особняка, порою отвлекаясь на хвалы собственному скромному обиталищу и усовершенствованьям, кои оное обиталище претерпевало, г-н Коллинз был удовлетворительно занят до появленья джентльменов; в г-же Филипс он обнаружил весьма внимательную слушательницу – ее мненье о его влиятельности после всего услышанного возросло, и она намеревалась пересказать все услышанное соседям при первой же возможности. Девушкам же, кои не в силах были слушать двоюродного дядю и не нашли иного занятья, кроме сожалений об отсутствии фортепьяно и изученья собственноручно расписанных посредственных копий фарфора на каминной полке, ожиданье помстилось очень долгим. В конце концов оно, однако, завершилось. Джентльмены появились, и когда в гостиную вошел г-н Уикэм, Элизабет почудилось, будто она не разглядела его прежде и не думала о нем с тех пор, что сопровождалось крошечной долей неразумного восхищенья. Офицеры ***ширского полка вообще были весьма достойны и благородны, а лучшие из них присутствовали ныне в гостиной, однако г-н Уикэм настолько же затмевал их обликом своим, статью, манерами и походкою, насколько все они превосходили широколицего, плотного, дышащего парами портвейна дядюшку Филипса, кой следом за ними вступал в комнату.
Г-н Уикэм был из тех счастливцев, к которым устремляются почти все женские взоры, а Элизабет стала счастливицей, подле которой он в конце концов сел, и приятная манера, с коей он тотчас погрузился в беседу, хотя последняя касалась лишь дождливого вечера и вероятности слякотного сезона, убедила Элизабет в том, что простейшая, скучнейшая, банальнейшая тема способна обернуться интересной мановеньем умелого оратора.
Когда сии сведенья были оглашены и все расселись, г-н Коллинз смог обстоятельным манером оглядеться и полюбоваться гостиною; размеры и обстановка поразили его чрезвычайно, и он объявил хозяйке, что почти было решил, будто оказался в малой летней утренней столовой Розингса, – сравненье, кое поначалу особой радости не вызвало; впрочем, едва постигнув, что такое Розингс и кто его владелица, выслушав описанье всего одной гостиной леди Кэтрин и узнав, что лишь каминная доска там стоила восемьсот фунтов, г-жа Филипс ощутила всю мощь комплимента и вряд ли обиделась бы на сравненье с комнатою экономки.
Описывая г-же Филипс величье леди Кэтрин и ее особняка, порою отвлекаясь на хвалы собственному скромному обиталищу и усовершенствованьям, кои оное обиталище претерпевало, г-н Коллинз был удовлетворительно занят до появленья джентльменов; в г-же Филипс он обнаружил весьма внимательную слушательницу – ее мненье о его влиятельности после всего услышанного возросло, и она намеревалась пересказать все услышанное соседям при первой же возможности. Девушкам же, кои не в силах были слушать двоюродного дядю и не нашли иного занятья, кроме сожалений об отсутствии фортепьяно и изученья собственноручно расписанных посредственных копий фарфора на каминной полке, ожиданье помстилось очень долгим. В конце концов оно, однако, завершилось. Джентльмены появились, и когда в гостиную вошел г-н Уикэм, Элизабет почудилось, будто она не разглядела его прежде и не думала о нем с тех пор, что сопровождалось крошечной долей неразумного восхищенья. Офицеры ***ширского полка вообще были весьма достойны и благородны, а лучшие из них присутствовали ныне в гостиной, однако г-н Уикэм настолько же затмевал их обликом своим, статью, манерами и походкою, насколько все они превосходили широколицего, плотного, дышащего парами портвейна дядюшку Филипса, кой следом за ними вступал в комнату.
Г-н Уикэм был из тех счастливцев, к которым устремляются почти все женские взоры, а Элизабет стала счастливицей, подле которой он в конце концов сел, и приятная манера, с коей он тотчас погрузился в беседу, хотя последняя касалась лишь дождливого вечера и вероятности слякотного сезона, убедила Элизабет в том, что простейшая, скучнейшая, банальнейшая тема способна обернуться интересной мановеньем умелого оратора.