Страница:
– Правильно. – Марри стиснул зубы и завел мотор, распугивая идущих впереди людей. – Поберегись! – прорычал он и, опередив несколько нацелившихся туда машин, уже через секунду занял освободившееся место. – Вот так! – Он выключил зажигание и повернулся к дочери. – Вот так, – повторил он уже менее уверенно.
Она взяла его за руку и сказала:
– Я знала, что ты доставишь меня в лучшем виде.
Корабль был гигантским. Вытянувшийся во всю длину причальной стенки, он заслонял собой небо и море, так что люди, осаждавшие ограждения, чтобы еще раз попрощаться с уезжавшими девушками, видели только плоские серые поверхности. Он казался таким огромным, что у Маргарет перехватило дыхание.
На бортах были установлены орудийные башни, выступавшие словно балкончики. На полетной палубе, не слишком хорошо видной издалека, расположились самолеты трех типов: «корсары», «файрфлаи» и, должно быть, «валрусы». Маргарет, которую брат заразил своим увлечением авиацией, могла назвать их все до одного. На борту уже находилось около сотни девушек, они стояли на полетной палубе, сидели на орудийных башнях, махали с мостика и на фоне махины авианосца казались совсем крошечными. В туго завязанных на голове шарфах они зябко кутались в пальто, ежась под порывами сердитого морского ветра. Некоторые выглядывали из иллюминаторов, чтобы беззвучно сказать «прощай» оставшимся внизу. Но расслышать хоть что-нибудь в этом адском грохоте было нереально.
Слева играл духовой оркестр. Маргарет узнала «The Maori’s Farewell» и «Bell-bottomed Trousers», насколько можно было различить в стоявшем вокруг гвалте. Она увидела, как вниз по трапу сводят какую-то рыдающую девушку, к ее пальто прилипли длинные полоски разноцветного серпантина.
– Она передумала, – услышала Маргарет слова одного из офицеров. – После того, как ее отвели к остальным в ангар.
Маргарет не позволила легкому беспокойству перерасти в нечто большее, поскольку прекрасно знала, как легко можно взвинтить себя до истерического состояния.
– Нервничаешь? – спросил отец. Он тоже заметил ту девушку.
– Не-а, – ответила она. – Мне просто не терпится снова увидеть Джо.
Похоже, отца вполне удовлетворил ее ответ.
– Твоя мама могла бы тобой гордиться.
– Мама сказала бы, что мне следовало бы надеть что-нибудь понаряднее.
– И это тоже. – Он слегка пихнул ее в бок, она ответила ему тем же, а затем поправила шляпку.
– Есть еще невесты? – Мимо них протискивалась представительница Красного Креста с блокнотом в руках. – Невесты, пора на посадку. Приготовьте ваши документы.
Каждую девушку, поднимавшуюся по трапу, осыпали серпантином, а докеры – то ли в шутку, то ли нет – кричали им вслед: «Ты еще пожалеешь!»
Отец понес ее чемодан на таможню. Она отыскала глазами младшего брата, он стоял спиной к кораблю, демонстративно от нее отвернувшись.
– Ты там присмотри за моей кобылой, Дэниел. – Теперь ей уже приходилось кричать. – Даже близко не подпускай к ней наших тяжеловесов. – (Он упорно глядел себе под ноги, отказываясь поднять на нее глаза.) – И постарайся не снимать с нее уздечку. Сейчас она уже не дергает. И вообще, погоняй ее подольше, только следи за тем, чтобы у нее рот оставался мягким.
– Дэниел, ответь своей сестре, – подтолкнул его локтем отец.
– Ладно.
Маргарет бросила взгляд на худые плечи Дэниела, на его угрюмое лицо, которое он упрямо от нее отворачивал. Девушку переполняло желание обнять брата, сказать ему, как сильно она его любит. Но он находил беременность сестры просто отвратительной, а узнав о том, что она уезжает, вообще перестал с ней общаться. Словно считал, что всему виной не Джо, к которому она уезжала, а вот этот большой живот.
– Ну что, не хочешь пожать мне руку?
В воздухе повисла длинная пауза, которую в любую секунду мог грубо нарушить отец, затем Дэниел все же протянул руку и, обменявшись с сестрой коротким рукопожатием, поспешно отдернул ее.
– Я напишу, – сказала она. – И очень советую все же ответить, черт бы тебя побрал!
Брат промолчал.
Затем к ней подошел отец и крепко обнял:
– Передай своему мужу, чтобы присматривал за тобой. – Он уткнулся носом ей в волосы, голос его звучал совсем глухо.
– Папа, и ты туда же. – От его парадного пиджака пахло нафталином, а еще коровами и сеном. – У вас все будет хорошо. А Летти приглядит за вами лучше, чем я.
– Ну, это как раз нетрудно, – натужно пошутил отец, а Мэгги только крепче прижала его к себе. – Я желаю… Я желаю…
– Папа… – остановила она отца.
– Ладно. – Он резко отстранился и огляделся по сторонам, будто мысленно был уже далеко. Потом тяжело сглотнул. – Пожалуй, тебе пора на посадку. Хочешь, понесу твои вещи?
– Я справлюсь.
Самую большую сумку она повесила на плечо, корзинку и продуктовую посылку сунула под мышку. Сделала глубокий вдох и повернулась в сторону корабля.
– Держись, девочка! Учти, сначала надо пройти таможенный досмотр, – остановил ее отец.
– Что?
– Таможню. Прежде чем посадить на корабль, они сперва всех посылают туда.
Она проследила за его рукой и увидела на пристани здоровенный ангар из рифленого железа.
– Так говорили женщины из Красного Креста. Сначала таможня.
Какие-то две девушки разговаривали с офицерами на входе. Один из них со смехом показывал на ее сумку.
Отец бросил на Мэгги обеспокоенный взгляд:
– Все в порядке, девочка? Ты почему-то ужасно побледнела.
– Пап, я не могу, – прошептала она.
– Я тебя не слышу, девочка. Что случилось?
– Папа, я неважно себя чувствую.
– В чем дело? Может, хочешь присесть?
– Нет… Слишком много народу. У меня кружится голова. Скажи им, чтобы сразу посадили меня на корабль. – Она закрыла глаза. Потом услышала, как отец что-то отрывисто бросил Дэниелу, и тот сразу рванул с места.
И через несколько минут рядом с ней уже стояли два морских офицера.
– Вы в порядке, мэм?
– Мне просто надо поскорее подняться на борт.
– Хорошо. А вы уже прошли…
– Послушайте! Вы же видите, что я в положении. Мне нехорошо. Ребенок давит на мочевой пузырь. Я боюсь оконфузиться. И больше ни минуты не могу оставаться в этой толпе. – У нее на глаза навернулись слезы отчаяния, и она заметила, что они смутились.
– Это совсем на нее не похоже, – озабоченно произнес отец. – Вообще-то, она сильная девочка. И до сих пор еще не падала в обморок.
– Ну, у нас уже несколько случаев было. Всему виной суматоха, – заявил один из офицеров. – Мы посадим ее на корабль. Позвольте ваши вещи, мэм.
Она отдала им сумку и продуктовую посылку, на оберточной бумаге виднелись пятна от ее потных рук.
– С ней все будет хорошо? На судне есть доктор? – наклонился к ним отец, его лицо сразу вытянулось.
– Да, сэр. Успокойтесь, пожалуйста. – (Мэгги почувствовала, что отец боится от нее отойти.) – Простите, сэр. Дальше вам нельзя.
Один из офицеров потянулся к ее корзинке:
– Разрешите, я понесу.
– Нет, – резко сказала она, прижимая корзинку к себе. – Нет, спасибо, – добавила она и попыталась улыбнуться. – Здесь все мои документы и вещи. И я ужасно боюсь их потерять.
– Вы, возможно, правы, мэм. Сегодня не самый подходящий день, чтобы что-то терять.
Они взяли ее под руки и стали протискиваться к кораблю. В отличие от самого корабля, непроизвольно отметила она, трап выглядел довольно ветхим, деревянные ступеньки изъедены морской водой и стерты подошвами множества ног.
– Тогда прощай, Мэгги! – окликнул ее отец.
– Папа.
Неожиданно ей показалось, что все происходит слишком быстро. Она не чувствовала себя готовой. Она попыталась послать свободной рукой воздушный поцелуй в последней попытке передать то, что она чувствует.
– Дэн?! Дэниел?! Где же он?! – Отец резко обернулся, ища глазами сына. Потом махнул дочери, чтобы та подождала, но толпа напирала, затягивая его.
– Я так толком и не попрощалась.
– Чертов мальчишка! – Отец почти плакал. – Дэн! Уверен, он хочет сказать «до свидания». Послушай, ты только не обращай внимания…
– Мэм, нам действительно пора, – сказал один из офицеров.
Маргарет посмотрела сначала на него, затем – на таможенный ангар. Она неуверенно ступила на трап. Стоящий сзади офицер непроизвольно подтолкнул ее тяжелой сумкой.
– Не могу его найти, родная! – крикнул Марри. – Не знаю, куда он запропастился.
– Папа, передай ему, что все нормально. Я понимаю. – Она видела, что отец чуть не плачет.
– Ты еще пожалеешь! – лукаво ухмыльнулся портовый рабочий в низко натянутой на лоб шапке.
– Береги себя! – заорал отец. – Ты меня слышишь? Береги себя! – Голос отца становился все тише, и вот уже его лицо, а затем и тулья поношенной шляпы исчезли в людском водовороте.
Старший помощник командира корабля, или старпом, как его называли члены команды, трижды попытался привлечь его внимание. Чертов мужик продолжал торчать здесь, подпрыгивая на месте, ну точь-в-точь ребенок, которому срочно нужно пи-пи.
Добсон. Как всегда, чуть более неформальный, чем того требуют обстоятельства. Капитан Хайфилд, настроение которого оставляло желать лучшего, был решительно настроен его игнорировать. Он отвернулся и позвонил в машинное отделение.
От сырости у него разболелась нога. Чтобы дать ей немного отдохнуть, он перенес тяжесть тела на здоровую ногу, приняв несвойственную ему кривобокую позу. Капитан был коренастым мужчиной, но за годы службы выработал бравую выправку, которую совершенно непочтительно постоянно передразнивали на нижних палубах.
– Хокинс, сообщите мне о состоянии левого двигателя. Все еще не работает?
– Сэр, я уже послал вниз двух человек. Мы надеемся запустить его минут через двадцать или около того.
Капитан Хайфилд облегченно вздохнул:
– Вы уж постарайтесь, ребята. Иначе, чтобы выйти на открытую воду, нам понадобятся еще два буксира, что сегодня совсем нежелательно. Так?
– Да уж, не хочется оплошать на глазах у жителей нашей бывшей колонии в тот момент, когда мы увозим их дочерей.
– Мостик, рулевая рубка, рулевой Коксвейн.
– Очень хорошо, Коксвейн. Держите курс один-два-ноль. – Капитан Хайфилд отошел от переговорной трубы. – Ну, что еще?
Добсон замялся:
– Я… согласен с вами, сэр. Мы хотим произвести совсем другое впечатление…
– Ну да. Хотя это не ваша забота, Добсон. Чего вам там от меня нужно?
Вся гавань лежала перед ними как на ладони: растянувшиеся вплоть до сухих доков многотысячные толпы людей, развевающиеся флаги внизу, медленно поднимающиеся по трапу одна за другой женщины. Хайфилд даже застонал про себя.
– Я пришел доложить о личном составе, сэр. У нас до сих пор не хватает нескольких человек.
Капитан Хайфилд посмотрел на часы:
– В это время? И сколько отсутствует?
Добсон сверился со списком:
– На данный момент человек шесть.
– Твою мать! – Капитан Хайфилд ударил по циферблату. Выход в море превращался в самый настоящий фарс. – И чем, скажите на милость, занимались ночью ваши люди?
– Похоже, гуляли в каком-то кабаке, сэр. Некоторые вернулись в хорошем подпитии, а некоторые были просто никакие. Один оступился на трапе и исчез в тумане. Это еще счастье, что Джонс и Моррис несли вахту, сэр, а иначе мы бы и его потеряли. Но шесть все равно отсутствуют.
Хайфилд посмотрел вниз.
– Чертов бардак! – сказал он. Но те, кто стоял рядом, прекрасно понимали, что ярость его вызвана не только отсутствием шести человек. – Шестьсот дрожащих девиц смогли вовремя подняться на борт, а наши лучшие из лучших – нет.
– Есть кое-что еще. Четырьмя невестами уже занимается Красный Крест.
– Что?! Они ведь всего пять минут на борту.
– Мы говорили, что надо осторожнее проходить через люки. А они не слышали. Наверное, очень волновались. – Добсон хлопнул себя по лбу, показывая, что это самая распространенная травма на борту судна. – Одной, похоже, надо наложить швы.
– Покажите ее хирургу.
– Хм… Дело в том, что… он… в числе отсутствующих.
На мостике повисла тяжелая тишина. Моряки ждали продолжения.
– Двадцать минут, – наконец произнес Хайфилд. – Ждем, пока не заработает левый двигатель. После этого можете отдать приказ, чтобы начали выгружать личные вещи тех шестерых. Я не собираюсь задерживать из-за них судно. Только не сегодня.
Облокотившись о перила, Эвис поправила новую шляпку. Джин, оседлавшая орудийную башню, устроила целый спектакль. У нее случилась самая настоящая истерика, она наоралась до хрипоты на радость зевакам и в результате уселась, бессильно положив руки на плечи двум матросам, словно здорово напилась и теперь нуждалась в посторонней помощи. Хотя, возможно, она и вправду напилась, от девиц такого сорта можно ожидать чего угодно, подумала Эвис. Именно поэтому, когда полчаса назад они поднялись на борт, Эвис поспешила дистанцироваться от Джин.
Она оглядела плиссированную юбку своего нового костюма. Да уж, ее одежда была подобрана безупречно, особенно на фоне остальных. Родители не смогли ее проводить, но прислали телеграмму и немного денег, а мама позаботилась о том, чтобы утром в отель доставили новый костюм. Эвис страшно переживала из-за того, что не знала, как в таких случаях положено одеваться. Теперь же, хорошенько разглядев по крайней мере сотню других девушек, одетых совершенно неподобающим образом, Эвис поняла, что зря волновалась.
Корабль оказался обшарпанным. Эвис сфотографировалась, дала интервью обозревателю светской хроники «Бюллетеня», обменялась рукопожатием с каким-то мужчиной, наверное капитаном корабля, но факт оставался фактом: «Виктория» местами проржавела и так же мало напоминала «Куин Мэри», как Джин – свою тезку Джин Харлоу[11]. А когда Эвис поднималась по шаткому трапу, ей в нос ударил слабый, но отчетливый запах вареной капусты, что лишний раз свидетельствовало о второсортности корабля.
И все же никто не осмелился бы упрекнуть Эвис в отсутствии силы духа. Вот уж нет. Она расправила плечи и заставила себя переключиться на то, что ждало ее впереди. Через шесть недель она узнает, какой будет новая жизнь. Встретится с его родителями, выпьет чая в доме викария, познакомится с дамами из романтической английской деревушки, а возможно, даже со старым герцогом и с герцогиней. Эвис представят его друзьям детства – тем, кто не служит в Королевских ВВС. Она начнет обустраивать их дом.
Она наконец-то станет миссис Иэн Рэдли, а не просто Эвис или, как обычно говорила мама: «Ох уж эта Эвис…», которая хоть и вышла замуж, но, по мнению своей семьи, заслуживала уважения и серьезного к себе отношения не больше, чем тогда, когда была ребенком.
– Ты только посмотри на нее!
Эвис бросила взгляд на палубу: Джин соскользнула с орудийной башни и, хихикая, повисла на одном из матросов, нижняя юбка задралась, зацепившись за пуговицу на его кармане, открыв взорам желающих то, что обычно не принято показывать. Эвис собралась было сделать Джин замечание, но неожиданно палуба под ногами слегка завибрировала. Должно быть, запустили двигатели, но кругом стоял такой гвалт, что никто этого и не заметил. Перегнувшись через борт, она с удивлением обнаружила, что трап уже убрали. Затем послышались какие-то крики, и она увидела, как лебедка поднимает несколько матросов, очевидно упустивших возможность подняться на борт обычным путем. Они громко смеялись и улюлюкали, на лицах виднелись следы губной помады. Скорее всего, парни были пьяны в стельку.
Какой позор, подумала Эвис не в силах сдержать улыбку, когда опоздавших бесцеремонно выгрузили на летную палубу. Облепившие огромный корабль буксирные суда, натужно кряхтя, пытались вывести его из гавани. Женщины взволнованно переговаривались и еще более усердно махали рукой, надрывая голосовые связки в надежде, что их последнее послание будет услышано в стоящем кругом грохоте.
– Мама! – услышала Эвис у себя за спиной истерические крики. – Мама! Мама!
Какая-то девушка рядом отчаянно молилась, внезапно прервав общение с Господом яростным восклицанием:
– Поверить не могу! Поверить не могу!
Толпа – море австралийских флагов и только кое-где «Юнион Джек»[12] – бурлила и кипела, люди пытались пробиться поближе к краю причала, подпрыгивали на месте, чтобы их увидели с корабля. Кто-то поднял над головой плакаты типа: «Попутного ветра, Одри», «Наилучшие пожелания от докеров Гарден-Айленда». Эвис поймала себя на том, что рассматривает порт и окружающие его горы. Вот и все, промелькнуло у нее в голове, и ей вдруг стало трудно дышать. Неужели я последний раз вижу Австралию? Затем серпантин с треском лопнул, его обрывки бессильно повисли с ограждения причала, и корабль с протяжным стоном вышел из гавани, сразу осев на несколько градусов, когда поняли якорь.
Над палубой пронесся дружный вздох. Двигатели заработали. Пронзительно закричала какая-то девушка, а расположившийся на причале духовой оркестр заиграл «Waltzing Matilda»[13].
Туда, где только что стоял корабль, с унылым всплеском упало несколько предметов, голубые воды расступились и снова сомкнулись над ними. А корабль – абсолютно равнодушный к творящемуся кругом безумию – на удивление быстро выскользнул из гавани.
– Ты еще пожалеешь! – раздался одинокий крик, перекрывший музыку. Что прозвучало как неуместная шутка. – Вы все пожалеете!
И пассажиры корабля тотчас же притихли. А потом зарыдала первая девушка.
Марри Донливи, обняв своего всхлипывающего сына, молча стоял, пережидая, когда рассосется толпа и горестный плач женщин растает вдали. Наконец рядом осталось только несколько одиноких кучек людей, они молча провожали взглядом уходящий за горизонт корабль. Холодало, и Дэниел дрожал всем телом. Марри снял пиджак, накинул на плечи сына, затем притянул его к себе, чтобы хоть чуть-чуть согреть.
Время от времени Дэниел поднимал голову, словно собирался что-то сказать, но не мог найти нужных слов, а потом снова начинал всхлипывать, стыдливо закрывая лицо руками.
– Не переживай, мой мальчик, – прошептал Марри. – Сегодня у нас выдался трудный денек.
Их машина в числе последних уныло стояла посреди валяющихся в грязи серпантина и конфетных оберток. Марри подошел к пикапу со стороны водителя, но замешкался, увидев, что сын, будто приросший к месту, смотрит на него в упор.
– Ну что, успокоился, сынок?
– Папа, как думаешь, она меня ненавидит?
Марри вернулся к Дэниелу и снова обнял его.
– Нельзя быть таким чертовски мягкотелым! – Марри взъерошил сыну волосы. – Она еще не успеет сойти с корабля, как уже начнет хлопотать, чтобы ты к ней приехал.
– Куда, в Англию?
– А почему бы и нет? Продолжай копить деньги за кроликов и в два счета сможешь полететь к ней. Ведь жизнь не стоит на месте!
Мальчик задумчиво смотрел в никуда. На секунду он перенесся в мир дорогих кроличьих шкурок и огромных самолетов.
– Я могу полететь туда, – задумчиво повторил он.
– Вот я и говорю, малыш. Копи деньги. А при твоих темпах ты за нас за всех сможешь заплатить.
Дэниел улыбнулся, и у отца заболело сердце при виде того, как мужественно сын принимает вот уже вторую потерю. Должно быть, именно это испытывали женщины во время войны, подумал он, залезая в пикап. Хотя женщины не знали, вернемся мы назад или нет. Позаботься о ней, обратился он к кораблю с молчаливой просьбой. Присмотри за моей девочкой!
Они еще немного посидели в машине, наблюдая, как выходят люди из ворот порта. Опустевшая площадь теперь казалась огромной. Тем временем поднялся ветер, он закружил и понес разбросанные бумажки в сторону моря, где на них накинулись чайки. Марри вздохнул, неожиданно осознав, что им еще предстоит долгий путь домой.
– Папа, она забыла сэндвичи. – Дэниел поднял сверток из промасленной бумаги, который Летти приготовила сегодня утром. – Они лежали здесь, на полу. Она оставила свой ланч.
Марри нахмурился, пытаясь вспомнить ее слова о забытом дома завтраке. Ну ладно, подумал он. Должно быть, она ошиблась.
– Ох уж эти беременные! Все у них не слава богу. Норин была точно такой же.
– Папа, а можно мне их съесть? Умираю с голоду.
Марри вставил ключ в замок зажигания:
– Почему бы и нет. Ей они теперь без надобности. Знаешь что, оставь-ка и для меня один.
И тут начался ливень. Серое небо, хмурившееся все утро, наконец пролилось дождем, хлеставшим о ветровое стекло. Марри завел мотор и медленно отъехал от причала. Неожиданно он ударил по тормозам, да так, что Дэниела бросило вперед, его сэндвич вывалился изо рта прямо на приборную доску.
– Подожди-ка, – сказал Марри, вспомнив о пустой корзинке и о том, что дочь подозрительно торопилась поскорее подняться на борт. – А где эта чертова собака?
Глава 5
И Эвис так и не удалось отделаться от Джин.
Узнав, что их разместили в одной каюте – надо же, на корабле более шестисот невест, а Джин подселили именно к ней! – Джин взяла на себя несвойственную ей роль Лучшей Подруги Эвис. Эта девица предпочла забыть о их взаимной антипатии, возникшей во время посиделок в Клубе американских жен, и последние двадцать четыре часа буквально ходила за Эвис хвостом, вклиниваясь в ее разговоры с другими девушками, чтобы заявить о своих правах на их с Эвис общую историю жизни в Сиднее.
Эвис приходилось терпеть назойливость Джин и когда они обе сидели за ранним завтраком – «Эвис! А помнишь ту девицу, которая все вещи шила исключительно обметочным стежком? Даже нижнее белье!», – и когда гуляли по палубе, пытаясь сориентироваться, – «Эвис! А помнишь наши ожерелья из колец для куриных лап? У тебя оно сохранилось?», – и когда стояли в плотной очереди в туалет – «Эвис! Это что, комплект белья, который ты надевала в первую брачную ночь? Слишком шикарно для каждого дня… Или ты хочешь кого-то впечатлить, а?». Эвис понимала, что должна быть помягче с Джин, тем более что той, как она недавно выяснила, всего шестнадцать, – и все-таки! Девица оказалась ужасно докучливой.
Более того, Эвис отнюдь не была уверена, что Джин отличается особой правдивостью. Так, во время разговора за завтраком Джин поделилась своими планами получить работу в универмаге, где тетка ее мужа занимала какую-то административную должность.
– Как ты сможешь работать? Мне казалось, ты ждешь ребенка, – холодным тоном произнесла Эвис.
– Выкидыш, – беспечно бросила Джин. Эвис наградила ее тяжелым, недоверчивым взглядом. – Очень печальная история, – поспешно добавила Джин и, помедлив, сказала: – Как тебе кажется, можно мне попросить еще одну порцию бекона?
Она взяла его за руку и сказала:
– Я знала, что ты доставишь меня в лучшем виде.
Корабль был гигантским. Вытянувшийся во всю длину причальной стенки, он заслонял собой небо и море, так что люди, осаждавшие ограждения, чтобы еще раз попрощаться с уезжавшими девушками, видели только плоские серые поверхности. Он казался таким огромным, что у Маргарет перехватило дыхание.
На бортах были установлены орудийные башни, выступавшие словно балкончики. На полетной палубе, не слишком хорошо видной издалека, расположились самолеты трех типов: «корсары», «файрфлаи» и, должно быть, «валрусы». Маргарет, которую брат заразил своим увлечением авиацией, могла назвать их все до одного. На борту уже находилось около сотни девушек, они стояли на полетной палубе, сидели на орудийных башнях, махали с мостика и на фоне махины авианосца казались совсем крошечными. В туго завязанных на голове шарфах они зябко кутались в пальто, ежась под порывами сердитого морского ветра. Некоторые выглядывали из иллюминаторов, чтобы беззвучно сказать «прощай» оставшимся внизу. Но расслышать хоть что-нибудь в этом адском грохоте было нереально.
Слева играл духовой оркестр. Маргарет узнала «The Maori’s Farewell» и «Bell-bottomed Trousers», насколько можно было различить в стоявшем вокруг гвалте. Она увидела, как вниз по трапу сводят какую-то рыдающую девушку, к ее пальто прилипли длинные полоски разноцветного серпантина.
– Она передумала, – услышала Маргарет слова одного из офицеров. – После того, как ее отвели к остальным в ангар.
Маргарет не позволила легкому беспокойству перерасти в нечто большее, поскольку прекрасно знала, как легко можно взвинтить себя до истерического состояния.
– Нервничаешь? – спросил отец. Он тоже заметил ту девушку.
– Не-а, – ответила она. – Мне просто не терпится снова увидеть Джо.
Похоже, отца вполне удовлетворил ее ответ.
– Твоя мама могла бы тобой гордиться.
– Мама сказала бы, что мне следовало бы надеть что-нибудь понаряднее.
– И это тоже. – Он слегка пихнул ее в бок, она ответила ему тем же, а затем поправила шляпку.
– Есть еще невесты? – Мимо них протискивалась представительница Красного Креста с блокнотом в руках. – Невесты, пора на посадку. Приготовьте ваши документы.
Каждую девушку, поднимавшуюся по трапу, осыпали серпантином, а докеры – то ли в шутку, то ли нет – кричали им вслед: «Ты еще пожалеешь!»
Отец понес ее чемодан на таможню. Она отыскала глазами младшего брата, он стоял спиной к кораблю, демонстративно от нее отвернувшись.
– Ты там присмотри за моей кобылой, Дэниел. – Теперь ей уже приходилось кричать. – Даже близко не подпускай к ней наших тяжеловесов. – (Он упорно глядел себе под ноги, отказываясь поднять на нее глаза.) – И постарайся не снимать с нее уздечку. Сейчас она уже не дергает. И вообще, погоняй ее подольше, только следи за тем, чтобы у нее рот оставался мягким.
– Дэниел, ответь своей сестре, – подтолкнул его локтем отец.
– Ладно.
Маргарет бросила взгляд на худые плечи Дэниела, на его угрюмое лицо, которое он упрямо от нее отворачивал. Девушку переполняло желание обнять брата, сказать ему, как сильно она его любит. Но он находил беременность сестры просто отвратительной, а узнав о том, что она уезжает, вообще перестал с ней общаться. Словно считал, что всему виной не Джо, к которому она уезжала, а вот этот большой живот.
– Ну что, не хочешь пожать мне руку?
В воздухе повисла длинная пауза, которую в любую секунду мог грубо нарушить отец, затем Дэниел все же протянул руку и, обменявшись с сестрой коротким рукопожатием, поспешно отдернул ее.
– Я напишу, – сказала она. – И очень советую все же ответить, черт бы тебя побрал!
Брат промолчал.
Затем к ней подошел отец и крепко обнял:
– Передай своему мужу, чтобы присматривал за тобой. – Он уткнулся носом ей в волосы, голос его звучал совсем глухо.
– Папа, и ты туда же. – От его парадного пиджака пахло нафталином, а еще коровами и сеном. – У вас все будет хорошо. А Летти приглядит за вами лучше, чем я.
– Ну, это как раз нетрудно, – натужно пошутил отец, а Мэгги только крепче прижала его к себе. – Я желаю… Я желаю…
– Папа… – остановила она отца.
– Ладно. – Он резко отстранился и огляделся по сторонам, будто мысленно был уже далеко. Потом тяжело сглотнул. – Пожалуй, тебе пора на посадку. Хочешь, понесу твои вещи?
– Я справлюсь.
Самую большую сумку она повесила на плечо, корзинку и продуктовую посылку сунула под мышку. Сделала глубокий вдох и повернулась в сторону корабля.
– Держись, девочка! Учти, сначала надо пройти таможенный досмотр, – остановил ее отец.
– Что?
– Таможню. Прежде чем посадить на корабль, они сперва всех посылают туда.
Она проследила за его рукой и увидела на пристани здоровенный ангар из рифленого железа.
– Так говорили женщины из Красного Креста. Сначала таможня.
Какие-то две девушки разговаривали с офицерами на входе. Один из них со смехом показывал на ее сумку.
Отец бросил на Мэгги обеспокоенный взгляд:
– Все в порядке, девочка? Ты почему-то ужасно побледнела.
– Пап, я не могу, – прошептала она.
– Я тебя не слышу, девочка. Что случилось?
– Папа, я неважно себя чувствую.
– В чем дело? Может, хочешь присесть?
– Нет… Слишком много народу. У меня кружится голова. Скажи им, чтобы сразу посадили меня на корабль. – Она закрыла глаза. Потом услышала, как отец что-то отрывисто бросил Дэниелу, и тот сразу рванул с места.
И через несколько минут рядом с ней уже стояли два морских офицера.
– Вы в порядке, мэм?
– Мне просто надо поскорее подняться на борт.
– Хорошо. А вы уже прошли…
– Послушайте! Вы же видите, что я в положении. Мне нехорошо. Ребенок давит на мочевой пузырь. Я боюсь оконфузиться. И больше ни минуты не могу оставаться в этой толпе. – У нее на глаза навернулись слезы отчаяния, и она заметила, что они смутились.
– Это совсем на нее не похоже, – озабоченно произнес отец. – Вообще-то, она сильная девочка. И до сих пор еще не падала в обморок.
– Ну, у нас уже несколько случаев было. Всему виной суматоха, – заявил один из офицеров. – Мы посадим ее на корабль. Позвольте ваши вещи, мэм.
Она отдала им сумку и продуктовую посылку, на оберточной бумаге виднелись пятна от ее потных рук.
– С ней все будет хорошо? На судне есть доктор? – наклонился к ним отец, его лицо сразу вытянулось.
– Да, сэр. Успокойтесь, пожалуйста. – (Мэгги почувствовала, что отец боится от нее отойти.) – Простите, сэр. Дальше вам нельзя.
Один из офицеров потянулся к ее корзинке:
– Разрешите, я понесу.
– Нет, – резко сказала она, прижимая корзинку к себе. – Нет, спасибо, – добавила она и попыталась улыбнуться. – Здесь все мои документы и вещи. И я ужасно боюсь их потерять.
– Вы, возможно, правы, мэм. Сегодня не самый подходящий день, чтобы что-то терять.
Они взяли ее под руки и стали протискиваться к кораблю. В отличие от самого корабля, непроизвольно отметила она, трап выглядел довольно ветхим, деревянные ступеньки изъедены морской водой и стерты подошвами множества ног.
– Тогда прощай, Мэгги! – окликнул ее отец.
– Папа.
Неожиданно ей показалось, что все происходит слишком быстро. Она не чувствовала себя готовой. Она попыталась послать свободной рукой воздушный поцелуй в последней попытке передать то, что она чувствует.
– Дэн?! Дэниел?! Где же он?! – Отец резко обернулся, ища глазами сына. Потом махнул дочери, чтобы та подождала, но толпа напирала, затягивая его.
– Я так толком и не попрощалась.
– Чертов мальчишка! – Отец почти плакал. – Дэн! Уверен, он хочет сказать «до свидания». Послушай, ты только не обращай внимания…
– Мэм, нам действительно пора, – сказал один из офицеров.
Маргарет посмотрела сначала на него, затем – на таможенный ангар. Она неуверенно ступила на трап. Стоящий сзади офицер непроизвольно подтолкнул ее тяжелой сумкой.
– Не могу его найти, родная! – крикнул Марри. – Не знаю, куда он запропастился.
– Папа, передай ему, что все нормально. Я понимаю. – Она видела, что отец чуть не плачет.
– Ты еще пожалеешь! – лукаво ухмыльнулся портовый рабочий в низко натянутой на лоб шапке.
– Береги себя! – заорал отец. – Ты меня слышишь? Береги себя! – Голос отца становился все тише, и вот уже его лицо, а затем и тулья поношенной шляпы исчезли в людском водовороте.
Старший помощник командира корабля, или старпом, как его называли члены команды, трижды попытался привлечь его внимание. Чертов мужик продолжал торчать здесь, подпрыгивая на месте, ну точь-в-точь ребенок, которому срочно нужно пи-пи.
Добсон. Как всегда, чуть более неформальный, чем того требуют обстоятельства. Капитан Хайфилд, настроение которого оставляло желать лучшего, был решительно настроен его игнорировать. Он отвернулся и позвонил в машинное отделение.
От сырости у него разболелась нога. Чтобы дать ей немного отдохнуть, он перенес тяжесть тела на здоровую ногу, приняв несвойственную ему кривобокую позу. Капитан был коренастым мужчиной, но за годы службы выработал бравую выправку, которую совершенно непочтительно постоянно передразнивали на нижних палубах.
– Хокинс, сообщите мне о состоянии левого двигателя. Все еще не работает?
– Сэр, я уже послал вниз двух человек. Мы надеемся запустить его минут через двадцать или около того.
Капитан Хайфилд облегченно вздохнул:
– Вы уж постарайтесь, ребята. Иначе, чтобы выйти на открытую воду, нам понадобятся еще два буксира, что сегодня совсем нежелательно. Так?
– Да уж, не хочется оплошать на глазах у жителей нашей бывшей колонии в тот момент, когда мы увозим их дочерей.
– Мостик, рулевая рубка, рулевой Коксвейн.
– Очень хорошо, Коксвейн. Держите курс один-два-ноль. – Капитан Хайфилд отошел от переговорной трубы. – Ну, что еще?
Добсон замялся:
– Я… согласен с вами, сэр. Мы хотим произвести совсем другое впечатление…
– Ну да. Хотя это не ваша забота, Добсон. Чего вам там от меня нужно?
Вся гавань лежала перед ними как на ладони: растянувшиеся вплоть до сухих доков многотысячные толпы людей, развевающиеся флаги внизу, медленно поднимающиеся по трапу одна за другой женщины. Хайфилд даже застонал про себя.
– Я пришел доложить о личном составе, сэр. У нас до сих пор не хватает нескольких человек.
Капитан Хайфилд посмотрел на часы:
– В это время? И сколько отсутствует?
Добсон сверился со списком:
– На данный момент человек шесть.
– Твою мать! – Капитан Хайфилд ударил по циферблату. Выход в море превращался в самый настоящий фарс. – И чем, скажите на милость, занимались ночью ваши люди?
– Похоже, гуляли в каком-то кабаке, сэр. Некоторые вернулись в хорошем подпитии, а некоторые были просто никакие. Один оступился на трапе и исчез в тумане. Это еще счастье, что Джонс и Моррис несли вахту, сэр, а иначе мы бы и его потеряли. Но шесть все равно отсутствуют.
Хайфилд посмотрел вниз.
– Чертов бардак! – сказал он. Но те, кто стоял рядом, прекрасно понимали, что ярость его вызвана не только отсутствием шести человек. – Шестьсот дрожащих девиц смогли вовремя подняться на борт, а наши лучшие из лучших – нет.
– Есть кое-что еще. Четырьмя невестами уже занимается Красный Крест.
– Что?! Они ведь всего пять минут на борту.
– Мы говорили, что надо осторожнее проходить через люки. А они не слышали. Наверное, очень волновались. – Добсон хлопнул себя по лбу, показывая, что это самая распространенная травма на борту судна. – Одной, похоже, надо наложить швы.
– Покажите ее хирургу.
– Хм… Дело в том, что… он… в числе отсутствующих.
На мостике повисла тяжелая тишина. Моряки ждали продолжения.
– Двадцать минут, – наконец произнес Хайфилд. – Ждем, пока не заработает левый двигатель. После этого можете отдать приказ, чтобы начали выгружать личные вещи тех шестерых. Я не собираюсь задерживать из-за них судно. Только не сегодня.
Облокотившись о перила, Эвис поправила новую шляпку. Джин, оседлавшая орудийную башню, устроила целый спектакль. У нее случилась самая настоящая истерика, она наоралась до хрипоты на радость зевакам и в результате уселась, бессильно положив руки на плечи двум матросам, словно здорово напилась и теперь нуждалась в посторонней помощи. Хотя, возможно, она и вправду напилась, от девиц такого сорта можно ожидать чего угодно, подумала Эвис. Именно поэтому, когда полчаса назад они поднялись на борт, Эвис поспешила дистанцироваться от Джин.
Она оглядела плиссированную юбку своего нового костюма. Да уж, ее одежда была подобрана безупречно, особенно на фоне остальных. Родители не смогли ее проводить, но прислали телеграмму и немного денег, а мама позаботилась о том, чтобы утром в отель доставили новый костюм. Эвис страшно переживала из-за того, что не знала, как в таких случаях положено одеваться. Теперь же, хорошенько разглядев по крайней мере сотню других девушек, одетых совершенно неподобающим образом, Эвис поняла, что зря волновалась.
Корабль оказался обшарпанным. Эвис сфотографировалась, дала интервью обозревателю светской хроники «Бюллетеня», обменялась рукопожатием с каким-то мужчиной, наверное капитаном корабля, но факт оставался фактом: «Виктория» местами проржавела и так же мало напоминала «Куин Мэри», как Джин – свою тезку Джин Харлоу[11]. А когда Эвис поднималась по шаткому трапу, ей в нос ударил слабый, но отчетливый запах вареной капусты, что лишний раз свидетельствовало о второсортности корабля.
И все же никто не осмелился бы упрекнуть Эвис в отсутствии силы духа. Вот уж нет. Она расправила плечи и заставила себя переключиться на то, что ждало ее впереди. Через шесть недель она узнает, какой будет новая жизнь. Встретится с его родителями, выпьет чая в доме викария, познакомится с дамами из романтической английской деревушки, а возможно, даже со старым герцогом и с герцогиней. Эвис представят его друзьям детства – тем, кто не служит в Королевских ВВС. Она начнет обустраивать их дом.
Она наконец-то станет миссис Иэн Рэдли, а не просто Эвис или, как обычно говорила мама: «Ох уж эта Эвис…», которая хоть и вышла замуж, но, по мнению своей семьи, заслуживала уважения и серьезного к себе отношения не больше, чем тогда, когда была ребенком.
– Ты только посмотри на нее!
Эвис бросила взгляд на палубу: Джин соскользнула с орудийной башни и, хихикая, повисла на одном из матросов, нижняя юбка задралась, зацепившись за пуговицу на его кармане, открыв взорам желающих то, что обычно не принято показывать. Эвис собралась было сделать Джин замечание, но неожиданно палуба под ногами слегка завибрировала. Должно быть, запустили двигатели, но кругом стоял такой гвалт, что никто этого и не заметил. Перегнувшись через борт, она с удивлением обнаружила, что трап уже убрали. Затем послышались какие-то крики, и она увидела, как лебедка поднимает несколько матросов, очевидно упустивших возможность подняться на борт обычным путем. Они громко смеялись и улюлюкали, на лицах виднелись следы губной помады. Скорее всего, парни были пьяны в стельку.
Какой позор, подумала Эвис не в силах сдержать улыбку, когда опоздавших бесцеремонно выгрузили на летную палубу. Облепившие огромный корабль буксирные суда, натужно кряхтя, пытались вывести его из гавани. Женщины взволнованно переговаривались и еще более усердно махали рукой, надрывая голосовые связки в надежде, что их последнее послание будет услышано в стоящем кругом грохоте.
– Мама! – услышала Эвис у себя за спиной истерические крики. – Мама! Мама!
Какая-то девушка рядом отчаянно молилась, внезапно прервав общение с Господом яростным восклицанием:
– Поверить не могу! Поверить не могу!
Толпа – море австралийских флагов и только кое-где «Юнион Джек»[12] – бурлила и кипела, люди пытались пробиться поближе к краю причала, подпрыгивали на месте, чтобы их увидели с корабля. Кто-то поднял над головой плакаты типа: «Попутного ветра, Одри», «Наилучшие пожелания от докеров Гарден-Айленда». Эвис поймала себя на том, что рассматривает порт и окружающие его горы. Вот и все, промелькнуло у нее в голове, и ей вдруг стало трудно дышать. Неужели я последний раз вижу Австралию? Затем серпантин с треском лопнул, его обрывки бессильно повисли с ограждения причала, и корабль с протяжным стоном вышел из гавани, сразу осев на несколько градусов, когда поняли якорь.
Над палубой пронесся дружный вздох. Двигатели заработали. Пронзительно закричала какая-то девушка, а расположившийся на причале духовой оркестр заиграл «Waltzing Matilda»[13].
Туда, где только что стоял корабль, с унылым всплеском упало несколько предметов, голубые воды расступились и снова сомкнулись над ними. А корабль – абсолютно равнодушный к творящемуся кругом безумию – на удивление быстро выскользнул из гавани.
– Ты еще пожалеешь! – раздался одинокий крик, перекрывший музыку. Что прозвучало как неуместная шутка. – Вы все пожалеете!
И пассажиры корабля тотчас же притихли. А потом зарыдала первая девушка.
Марри Донливи, обняв своего всхлипывающего сына, молча стоял, пережидая, когда рассосется толпа и горестный плач женщин растает вдали. Наконец рядом осталось только несколько одиноких кучек людей, они молча провожали взглядом уходящий за горизонт корабль. Холодало, и Дэниел дрожал всем телом. Марри снял пиджак, накинул на плечи сына, затем притянул его к себе, чтобы хоть чуть-чуть согреть.
Время от времени Дэниел поднимал голову, словно собирался что-то сказать, но не мог найти нужных слов, а потом снова начинал всхлипывать, стыдливо закрывая лицо руками.
– Не переживай, мой мальчик, – прошептал Марри. – Сегодня у нас выдался трудный денек.
Их машина в числе последних уныло стояла посреди валяющихся в грязи серпантина и конфетных оберток. Марри подошел к пикапу со стороны водителя, но замешкался, увидев, что сын, будто приросший к месту, смотрит на него в упор.
– Ну что, успокоился, сынок?
– Папа, как думаешь, она меня ненавидит?
Марри вернулся к Дэниелу и снова обнял его.
– Нельзя быть таким чертовски мягкотелым! – Марри взъерошил сыну волосы. – Она еще не успеет сойти с корабля, как уже начнет хлопотать, чтобы ты к ней приехал.
– Куда, в Англию?
– А почему бы и нет? Продолжай копить деньги за кроликов и в два счета сможешь полететь к ней. Ведь жизнь не стоит на месте!
Мальчик задумчиво смотрел в никуда. На секунду он перенесся в мир дорогих кроличьих шкурок и огромных самолетов.
– Я могу полететь туда, – задумчиво повторил он.
– Вот я и говорю, малыш. Копи деньги. А при твоих темпах ты за нас за всех сможешь заплатить.
Дэниел улыбнулся, и у отца заболело сердце при виде того, как мужественно сын принимает вот уже вторую потерю. Должно быть, именно это испытывали женщины во время войны, подумал он, залезая в пикап. Хотя женщины не знали, вернемся мы назад или нет. Позаботься о ней, обратился он к кораблю с молчаливой просьбой. Присмотри за моей девочкой!
Они еще немного посидели в машине, наблюдая, как выходят люди из ворот порта. Опустевшая площадь теперь казалась огромной. Тем временем поднялся ветер, он закружил и понес разбросанные бумажки в сторону моря, где на них накинулись чайки. Марри вздохнул, неожиданно осознав, что им еще предстоит долгий путь домой.
– Папа, она забыла сэндвичи. – Дэниел поднял сверток из промасленной бумаги, который Летти приготовила сегодня утром. – Они лежали здесь, на полу. Она оставила свой ланч.
Марри нахмурился, пытаясь вспомнить ее слова о забытом дома завтраке. Ну ладно, подумал он. Должно быть, она ошиблась.
– Ох уж эти беременные! Все у них не слава богу. Норин была точно такой же.
– Папа, а можно мне их съесть? Умираю с голоду.
Марри вставил ключ в замок зажигания:
– Почему бы и нет. Ей они теперь без надобности. Знаешь что, оставь-ка и для меня один.
И тут начался ливень. Серое небо, хмурившееся все утро, наконец пролилось дождем, хлеставшим о ветровое стекло. Марри завел мотор и медленно отъехал от причала. Неожиданно он ударил по тормозам, да так, что Дэниела бросило вперед, его сэндвич вывалился изо рта прямо на приборную доску.
– Подожди-ка, – сказал Марри, вспомнив о пустой корзинке и о том, что дочь подозрительно торопилась поскорее подняться на борт. – А где эта чертова собака?
Глава 5
Австралийская невеста не успела к отплытию «Викториеса» из-за предъявленных ей обвинений, которые вскоре были сняты. Ее немедленно выпустили и на полицейской машине доставили на причал номер три в Вуллумулу, но корабль с невестами на борту уже вышел в море.
Сидней монинг геральд. 4 июля 1946 года
Первый день плавания
Длина авианосца «Виктория» составляла семьсот пятьдесят футов, а вес – двадцать три тысячи тонн, на корабле было девять палуб под полетной палубой и четыре – над ней, мостик и остров[14] находились на головокружительной высоте. Даже без учета специально организованных кают для невест, гигантское чрево корабля включало двести различных помещений, складов и отсеков, по размеру сравнимых с несколькими универмагами или кондоминиумами для состоятельных людей. Или, в зависимости от того, откуда приехали невесты, с несколькими огромными амбарами. Длина одних только ангаров, где разместили, кормили и развлекали большинство невест, достигала пятисот футов, они располагались на том же этаже, что и столовые, душевые, каюта капитана и четырнадцать-пятнадцать просторных кладовых. Все помещения соединялись между собой узкими проходами, и если перепутать палубы, то вместо уборной для невест можно было попасть в авиаремонтные мастерские или кают-компанию для инженеров – ситуация, не раз вызывавшая краску на девичьих лицах. Кто-то повесил план корабля в столовой для невест, и Эвис уже неоднократно пыталась его изучить, раздраженно пробираясь сквозь дебри таких названий, как «овощехранилище», «помещение для укладки парашютов», «патронный погреб для зенитных орудий „пом-пом“», хотя вместо них предпочла бы видеть бальные залы и каюты первого класса. Это был плавучий мир запутанных правил и предписаний, упорядоченной, но непонятной рутины, перенаселенный дом с лабиринтом помещений с низкими потолками, отсеков и коридоров, большинство из которых вело в места, не предназначенные для женщин. Корабль казался огромным, но в то же время очень тесным, шумным – особенно для тех, кого поместили возле машинного отделения, – обшарпанным и набитым под завязку щебечущими девушками и мужчинами, пытающимися без особого энтузиазма делать свое дело. Из-за бессчетного числа снующих кругом людей и странного расположения трапов проход по палубе иногда занимал чуть ли не полчаса, причем, чтобы пропустить идущего навстречу человека, приходилось прижиматься или к нему, или к переборкам со множеством труб.И Эвис так и не удалось отделаться от Джин.
Узнав, что их разместили в одной каюте – надо же, на корабле более шестисот невест, а Джин подселили именно к ней! – Джин взяла на себя несвойственную ей роль Лучшей Подруги Эвис. Эта девица предпочла забыть о их взаимной антипатии, возникшей во время посиделок в Клубе американских жен, и последние двадцать четыре часа буквально ходила за Эвис хвостом, вклиниваясь в ее разговоры с другими девушками, чтобы заявить о своих правах на их с Эвис общую историю жизни в Сиднее.
Эвис приходилось терпеть назойливость Джин и когда они обе сидели за ранним завтраком – «Эвис! А помнишь ту девицу, которая все вещи шила исключительно обметочным стежком? Даже нижнее белье!», – и когда гуляли по палубе, пытаясь сориентироваться, – «Эвис! А помнишь наши ожерелья из колец для куриных лап? У тебя оно сохранилось?», – и когда стояли в плотной очереди в туалет – «Эвис! Это что, комплект белья, который ты надевала в первую брачную ночь? Слишком шикарно для каждого дня… Или ты хочешь кого-то впечатлить, а?». Эвис понимала, что должна быть помягче с Джин, тем более что той, как она недавно выяснила, всего шестнадцать, – и все-таки! Девица оказалась ужасно докучливой.
Более того, Эвис отнюдь не была уверена, что Джин отличается особой правдивостью. Так, во время разговора за завтраком Джин поделилась своими планами получить работу в универмаге, где тетка ее мужа занимала какую-то административную должность.
– Как ты сможешь работать? Мне казалось, ты ждешь ребенка, – холодным тоном произнесла Эвис.
– Выкидыш, – беспечно бросила Джин. Эвис наградила ее тяжелым, недоверчивым взглядом. – Очень печальная история, – поспешно добавила Джин и, помедлив, сказала: – Как тебе кажется, можно мне попросить еще одну порцию бекона?