Страница:
Тимми, сын Юджина и Пегги Деннис оставленный на воспитание русским, побаловал Джека отличным ужином и интересной беседой. Тимми вырос среди привилегированных и избалованных отпрысков советской олигархии, имел среди них множество друзей и был вхож в их семьи.
По словам Тимми, с советской точки зрения ситуация на Кубе, после того как там к власти пришел Фидель Кастро, представлялась «очень хорошей и удачной». Рауль, брат Фиделя Кастро, и еще два члена кабинета министров были стойкими коммунистами, благожелательно настроенными по отношению к Советскому Союзу. Советы были искренне убеждены, что с помощью Кастро они создадут свой первый форпост в Западном полушарии. С ним уже установили секретные отношения, и формальное дипломатическое признание должно было состояться после намечавшегося визита в Советский Союз президента Эйзенхауэра.
В соответствии с указанием Мостовца Холл поручил Моррису провести переговоры с кубинцами. 5 мая I960 года Моррис прибыл в Гавану. Анибель Эскаланте, исполнительный секретарь кубинской компартии, четыре дня вводила его в курс дела, описывая паутину нитей, которую коммунисты сплели вокруг Кастро, и шаги, которые они предприняли для внедрения в новый режим. Эскаланте тоже была убеждена, что они смогут контролировать ситуацию на Кубе.
С фальшивым паспортом, подготовленным для него ФБР, в июле 1960 года Моррис тоже вылетел в Прагу. По привычному порядку, многократно повторенному как там, так и в других восточноевропейских столицах, он показал в аэропорту офицеру безопасности письмо с соответствующими инструкциями. Офицер безопасности немедленно позвонил в Международный отдел чехословацкой компартии, и вскоре прибыл один из его представителей. Пока чехи организовывали его полет в Москву и сообщали русским время его прибытия, Морриса поместили в комфортабельные партийные апартаменты.
В Москве его встретили два офицера КГБ, которые отнеслись к нему с соблюдением всей субординации. Моррису объяснили, что Международным отделом им поручено контролировать передачу денег и секретные линии связи с американской компартией. По различным причинам они предпочитали передачу денег непосредственно Джеку, а не пересылку мелкими партиями через Канаду. Чем меньшее число людей будет участвовать в таких операциях, тем лучше. Хотя товарищ Маскола заслуживает полного доверия, она, в отличие от Джека, не обладает профессиональной подготовкой.
Далее офицер сообщил, что в перспективе суммы наличных, подлежащих передаче, станут намного превышать те, которые по силам провезти непрофессионалу. Поэтому офицер КГБ и его напарник в Нью-Йорке должны будут работать непосредственно с Джеком, и тот должен знать их обоих. Один из них будет тайно встречаться с ним за городом на тщательно спланированных рандеву. Для того чтобы уменьшить частоту встреч, на каждой будут передаваться крупные суммы, а также происходить обмен сообщениями. В свое время Джеку сообщат о методах, посредством которых с помощью КГБ он сможет общаться с Международным отделом. Один из офицеров передал Моррису список кодовых слов, которые будут использоваться в последующих сообщениях. Каждое слово обозначало человека или страну. Например, Моррис именовался «мистером Гудом» (в более поздних списках он стал «Хобом»), «Медисон» означало Советский Союз, Китай был «Гамильтоном», а Кастро – «персиком».
ФБР высоко оценило эту информацию, но она бледнела по сравнению с тем, что Моррису удалось узнать в Международном отделе. Во время закрытой встречи с лидерами восточноевропейских компартий Хрущев язвительно обвинил Китай и Мао Цзэдуна в том, что они создают угрозу «миру во всем мире». Он высмеял китайскую точку зрения о том, что ядерная война «ничего особенного не представляет», и облил презрением Мао, объявившего Соединенные Штаты «бумажным тигром». Сравнивая Мао со Сталиным, Хрущев обвинил его в разрушении социализма, создании культа личности вокруг своей персоны и объявил, что его сочинения больше не будут издаваться в Советском Союзе. До сих пор Советы старались сохранять дружеские отношения и выступать в роли посредника. Эти обвинения Хрущева означали объявление Советами идеологической войны.
После возвращения Морриса 30 июля 1960 года ФБР направило в Государственный департамент отчет об этих высказываниях и получило его обратно с резолюцией: «Это наиболее важный документ, когда-либо представлявшийся ФБР в Государственный департамент».
Хорошо отапливаемая квартира располагалась на верхнем этаже здания в центре города, мусоропроводы и лестничные клетки которого не воняли застрявшими отбросами и застарелой мочой. В квартире были гостиная, спальня, кабинет, большой сейф для хранения секретных документов, которые ему разрешалось изучать, но не забирать с собой, скромная ванная и кухня. Кухарка, она же уборщица, заботилась о наличии еды и питья и ежедневно пополняла запасы. Перед тем как уходить, она настойчиво предлагала ему приготовить холодный ужин, даже если он будет ужинать вне дома, – в этих случаях она уносила еду с собой.
Моррис вскоре обнаружил, что сотрудники Международного отдела любят навещать его по вечерам. Вполне возможно, они были искренни в своем профессиональном желании обсудить «общие проблемы» или «проблемы разведки». И, конечно, они были искренни в своем восторге от неограниченных запасов виски и водки, которые могли поглощать в свое удовольствие. Моррис приветствовал их визиты и всю неофициальную информацию, которой они вольно или невольно делились. Время от времени он жаловался на усталость и предлагал словоохотливым собеседникам навестить его в другой раз. В такие вечера он от руки переписывал документы.
Часть 4
Часть 5
По словам Тимми, с советской точки зрения ситуация на Кубе, после того как там к власти пришел Фидель Кастро, представлялась «очень хорошей и удачной». Рауль, брат Фиделя Кастро, и еще два члена кабинета министров были стойкими коммунистами, благожелательно настроенными по отношению к Советскому Союзу. Советы были искренне убеждены, что с помощью Кастро они создадут свой первый форпост в Западном полушарии. С ним уже установили секретные отношения, и формальное дипломатическое признание должно было состояться после намечавшегося визита в Советский Союз президента Эйзенхауэра.
В соответствии с указанием Мостовца Холл поручил Моррису провести переговоры с кубинцами. 5 мая I960 года Моррис прибыл в Гавану. Анибель Эскаланте, исполнительный секретарь кубинской компартии, четыре дня вводила его в курс дела, описывая паутину нитей, которую коммунисты сплели вокруг Кастро, и шаги, которые они предприняли для внедрения в новый режим. Эскаланте тоже была убеждена, что они смогут контролировать ситуацию на Кубе.
С фальшивым паспортом, подготовленным для него ФБР, в июле 1960 года Моррис тоже вылетел в Прагу. По привычному порядку, многократно повторенному как там, так и в других восточноевропейских столицах, он показал в аэропорту офицеру безопасности письмо с соответствующими инструкциями. Офицер безопасности немедленно позвонил в Международный отдел чехословацкой компартии, и вскоре прибыл один из его представителей. Пока чехи организовывали его полет в Москву и сообщали русским время его прибытия, Морриса поместили в комфортабельные партийные апартаменты.
В Москве его встретили два офицера КГБ, которые отнеслись к нему с соблюдением всей субординации. Моррису объяснили, что Международным отделом им поручено контролировать передачу денег и секретные линии связи с американской компартией. По различным причинам они предпочитали передачу денег непосредственно Джеку, а не пересылку мелкими партиями через Канаду. Чем меньшее число людей будет участвовать в таких операциях, тем лучше. Хотя товарищ Маскола заслуживает полного доверия, она, в отличие от Джека, не обладает профессиональной подготовкой.
Далее офицер сообщил, что в перспективе суммы наличных, подлежащих передаче, станут намного превышать те, которые по силам провезти непрофессионалу. Поэтому офицер КГБ и его напарник в Нью-Йорке должны будут работать непосредственно с Джеком, и тот должен знать их обоих. Один из них будет тайно встречаться с ним за городом на тщательно спланированных рандеву. Для того чтобы уменьшить частоту встреч, на каждой будут передаваться крупные суммы, а также происходить обмен сообщениями. В свое время Джеку сообщат о методах, посредством которых с помощью КГБ он сможет общаться с Международным отделом. Один из офицеров передал Моррису список кодовых слов, которые будут использоваться в последующих сообщениях. Каждое слово обозначало человека или страну. Например, Моррис именовался «мистером Гудом» (в более поздних списках он стал «Хобом»), «Медисон» означало Советский Союз, Китай был «Гамильтоном», а Кастро – «персиком».
ФБР высоко оценило эту информацию, но она бледнела по сравнению с тем, что Моррису удалось узнать в Международном отделе. Во время закрытой встречи с лидерами восточноевропейских компартий Хрущев язвительно обвинил Китай и Мао Цзэдуна в том, что они создают угрозу «миру во всем мире». Он высмеял китайскую точку зрения о том, что ядерная война «ничего особенного не представляет», и облил презрением Мао, объявившего Соединенные Штаты «бумажным тигром». Сравнивая Мао со Сталиным, Хрущев обвинил его в разрушении социализма, создании культа личности вокруг своей персоны и объявил, что его сочинения больше не будут издаваться в Советском Союзе. До сих пор Советы старались сохранять дружеские отношения и выступать в роли посредника. Эти обвинения Хрущева означали объявление Советами идеологической войны.
После возвращения Морриса 30 июля 1960 года ФБР направило в Государственный департамент отчет об этих высказываниях и получило его обратно с резолюцией: «Это наиболее важный документ, когда-либо представлявшийся ФБР в Государственный департамент».
* * *
Во время своих поездок в Советский Союз Моррис редко знал точно, сколько придется там пробыть. Ему приходилось общаться с важными и занятыми людьми. Нередко неожиданные обстоятельства заставляли их пересматривать договоренности о встречах; новые темы могли сделать дискуссию более продолжительной, чем планировалось поначалу; иногда ему приходилось ждать, пока тот или иной собеседник оправится от болезни. Если пребывание в Москве планировалось только на пару недель, ему предоставляли номер в гостинице на этаже, предназначенном для коммунистов-нелегалов или видных деятелей иностранных освободительных движений. Если он оставался на более долгий срок, ему предоставляли квартиру. Так случилось осенью 1960 года, когда он был делегатом на совещании восьмидесяти одной партии, затянувшемся до декабря.Хорошо отапливаемая квартира располагалась на верхнем этаже здания в центре города, мусоропроводы и лестничные клетки которого не воняли застрявшими отбросами и застарелой мочой. В квартире были гостиная, спальня, кабинет, большой сейф для хранения секретных документов, которые ему разрешалось изучать, но не забирать с собой, скромная ванная и кухня. Кухарка, она же уборщица, заботилась о наличии еды и питья и ежедневно пополняла запасы. Перед тем как уходить, она настойчиво предлагала ему приготовить холодный ужин, даже если он будет ужинать вне дома, – в этих случаях она уносила еду с собой.
Моррис вскоре обнаружил, что сотрудники Международного отдела любят навещать его по вечерам. Вполне возможно, они были искренни в своем профессиональном желании обсудить «общие проблемы» или «проблемы разведки». И, конечно, они были искренни в своем восторге от неограниченных запасов виски и водки, которые могли поглощать в свое удовольствие. Моррис приветствовал их визиты и всю неофициальную информацию, которой они вольно или невольно делились. Время от времени он жаловался на усталость и предлагал словоохотливым собеседникам навестить его в другой раз. В такие вечера он от руки переписывал документы.
Часть 4
Удача ФБР
Никто не мог спланировать события, которые привели к тому, что в команду влились еще два новых участника. Но Карл Фрейман до конца использовал неожиданную удачу.
В ходе ежегодной проверки работы шифровального отдела в штаб-квартире ФБР в конце 1960 года инспектора Уолтера Бойла обвинили в двух нарушениях.
Начальник отдела Черчилль Даунинг обнаружил, что некоторые из его молодых гражданских аналитиков и клерков добровольно задерживались после окончания рабочего дня или приходили в выходные, чтобы сделать работу, которую считали неотложной. Подобное рвение произвело на него тем большее впечатление, поскольку они не требовали ни дополнительной оплаты за сверхурочные, ни каких-либо иных льгот.
– Уолтер, нужно найти способ вознаградить их рвение, – сказал он. – Ты здесь находишься практически все время. Я бы хотел, чтобы ты записывал тех, кто бывает здесь в нерабочие часы, а я мог бы отметить это в их характеристиках.
Но кто-то узнал об этом неофициальном журнале и пожаловался, что Бойл пытается принудить сотрудников к неоплачиваемой сверхурочной работе.
Потом последовала история с симпатичной женщиной – или «дешевой шлюхой», как назвал ее инспектор. Пока муж находился на учебных курсах, красотка всю ночь развлекала в своем доме одного из сотрудников ФБР. ФБР каким-то образом узнало об этом свидании и в 4 часа пополудни в пятницу выгнало ее за разврат. Женщина, которой было двадцать три или двадцать четыре года, реагировала на это дикой истерикой. Они с мужем только что купили дом, и для выплаты взятого кредита им позарез нужны были два источника дохода. Она не знала, что сказать мужу, и опасалась, что увольнение из ФБР ее опозорит и никакой другой работы ей не найти.
Бойл позвонил домой жене в городок Спрингфилд, штат Вирджиния, и рассказал, что произошло.
– Вечер пятницы – не самое подходящее время для увольнения. Все выходные она будет в плену у горестных мыслей, так и до самоубийства недалеко. Может, пригласим ее к нам на ужин в воскресенье, пусть проведет эти дни в нашей семье?
Подружка девушки высадила ее возле дома Бойлов; тот утешил ее и посоветовал в поисках новой работы ссылаться на него. После приятного ужина он отвез ее домой в Мериленд. Ясно, что подружка рассказала на работе про ужин, во всяком случае, инспектору это стало известно.
Перегнувшись через стол и грозя пальцем, он прочел Бойлу нотацию о том, что нельзя якшаться с аморальными бывшими коллегами, так себя запятнавшими.
– Если вы еще раз сунете мне в лицо этот палец, я его оторву, – взорвался Бойл.
За такое нарушение субординации Бойла понизили из инспекторов в рядовые агенты и, как проштрафившегося, перевели в Чикаго.
Искаженная информация об этом инциденте его опередила, и в начале 1961 года он прибыл туда со вполне определенной репутацией. Никто не приглашал его пообедать или выпить после службы кружку пива, никто не предлагал подвезти, ни один инспектор не желал принимать его в свою команду. Так продолжалось до тех пор, пока с ним не поговорил Фрейман.
– Я его беру. Нужно дать человеку шанс, а потом судить о нем по результатам.
Операция «Соло» требовала навыков в разрешении сложных и запутанных задач, а Бойл в работе с шифрами такое умение проявил. Операция требовала постоянного напряжения, а Бойл прекрасно справлялся с подобными ситуациями.
Когда они впервые встретились, Моррису было около шестидесяти, а Бойлу только тридцать три. Поначалу Моррис отнесся к Бойлу несколько формально, даже сухо, но его отношение изменилось, когда он разглядел в Бойле те качества, которые видел в нем Фрейман.
Бойл удивил Морриса своим глубоким знанием операции и его самого, знанием, добытым в результате интенсивного штудирования 134 томов дела «Соло». Моррис был восхищен, что Бойл по собственной инициативе стал вечерами изучать русский язык, чтобы читать советские публикации и документы. И ему очень нравилась готовность Бойла в любое время откликнуться на его звонок и часами слушать его анализ новых событий в Советском Союзе. Их отношения начали напоминать отношения терпеливого профессора и прилежного ученика. Моррис стал передавать Бойлу все, что сам знал о Советах, и главное – их образ мыслей.
– Вы должны думать точно так же, как они. Мысли управляют действиями.
Моррис и Ева начали встречаться чаще, и он решил, что ФБР лучше узнать об этом.
– Я не могу жить без жены, – сказал он Фрейману. – Мне нужно найти близкую мне душу, но не коммунистку.
– И как вы собираетесь это сделать?
– Полагаю, что я уже ее нашел. Она – социальный работник, такие обычно примыкают к партии. Но она просто антинацистка, а не прокоммунистка.
Из штаб-квартиры хлынул поток возражений. Как могут чикагские болваны позволять ценнейшему достоянию ФБР общаться с чертовой коммунисткой, не говоря уже о том, чтобы на ней жениться?
– Мы не можем нарушать законы человеческой природы, – возразил Фрейман, но согласился, что Еву следует тщательно проверить.
Бойл говорил:
– Наша задача состояла в том, чтобы выяснить о ней все, вплоть до цвета любимой зубной пасты.
Они установили, что Ева происходит из родовитой семьи, получила ученую степень по социологии в Северозападном университете и вышла замуж за известного химика, погибшего при взрыве в лаборатории.
Получив приличную компенсацию за мужа, она, видимо, удачно вложила эти деньги, последовав дельному совету брата-банкира, и проявила собственную финансовую сметку, чтобы помогать другим через систему социальной защиты. Она вращалась среди коммунистов, но не было никаких данных, что она состоит в партии. Расследование установило, что ее политические взгляды близки к тому, что рассказал о ней Моррис. Друзья характеризовали ее самым положительным образом – как «милую», «остроумную», «выдержанную», «образованную» и «леди до мозга костей».
– Я просто не представляю, как он или мы сами могли бы сделать лучший выбор, – заметил Фрейман. – Конечно, она сможет принести пользу. Мы позволим 58-му ею заняться.
Пока ФБР занималось расследованием, то же самое делали Моррис, компартия и, как теперь стало известно, КГБ.
…Как-то ранней весной Моррис пригласил Еву на воскресную прогулку по сельским дорогам Иллинойса, Висконсина и Мичигана.
– Посмотри, как прекрасна наша страна и как много дает она людям, – сказал он. – Ты любишь Америку и все, что она отстаивает?
Вопрос ошеломил ее, показался просто глупым, и она рассмеялась бы, не гляди он в ее глаза так серьезно.
– Ну конечно. А разве не все так делают? Во время другой поездки разговор завела она:
– Послушай, я собираюсь выйти за тебя замуж, но, кроме того, что ты удивительный человек и что я тебя люблю, больше я о тебе ничего не знаю. Чем ты занимаешься?
– Бизнесом. Не беспокойся, у меня приличный доход.
– В чем состоит твой бизнес, если тебе приходится ездить в Китай и Россию?
Про себя она отметила, что от ответа он уклонился.
– Я думаю начать новое дело с братом Беном. Можно будет и заработать деньги, и сделать доброе дело, если продавать форму и другие принадлежности для медсестер по почте; тогда там цены будут ниже, чем в розничной торговле. Я буду заниматься финансами, рекламой и маркетингом, но у нас будет достаточно времени друг для друга, и мы сможем путешествовать.
– Ты возьмешь меня в Рим? В свое время я изучала итальянский. Еще маленькой девочкой я мечтала о том, чтобы бросить монетки в фонтан Треви, загадать желание и посмотреть, сбудется ли оно.
– Возьму. Но не раньше октября.
Ева бросила монетку в фонтан Треви, и Моррис спросил, что она загадала.
– Чтобы мы жили вместе долго и счастливо и чтобы нам сопутствовала удача.
Спустя неделю Моррис начал беспокоиться и нервничать, и она спросила, что случилось.
– У меня дела в Москве. Думаю, пора лететь туда.
Радушный прием, оказанный им в Москве, удивил и смутил ее. Человек по имени Николай (Мостовец), видимо друг Морриса, которого почтительно слушались окружающие, провел их, минуя таможенный досмотр, к лимузину и привез в большой трехкомнатный номер в гостинице. Вскоре в дверь постучала симпатичная женщина, представилась Викторией и на безукоризненном английском сообщила, что она будет переводчицей Евы и станет сопровождать ее в течение всего визита.
Пока Моррис весь день был занят какими-то непонятными делами, Виктория с шофером возили Еву по музеям, картинным галереям, специальным магазинам и ресторанам, которые, как ей казалось, размещались в закрытых клубах. Когда она возвращалась в номер, возле постели ее ждали коньяк с шоколадом. Почти каждый вечер они были гостями Николая, Алексея или еще кого-нибудь из русских, причем все они вели себя, как близкие друзья Морриса.
– Почему они принимают нас так по-королевски? – спросила его Ева.
– Потому что ты – королева.
Вместо того чтобы через Европу напрямую вернуться в Соединенные Штаты, как думала Ева, они остановились на четыре дня в Праге, где Моррис снова занимался какими-то непонятными делами. (Он представлял американскую компартию на XII съезде Компартии Чехословакии.) Потом он настоял на том, чтобы провести несколько дней в Цюрихе, где много писал, прогуливался в одиночестве и вел загадочные телефонные разговоры с Соединенными Штатами. Ева видела авиабилеты, выписанные до Чикаго через Нью-Йорк. Но Моррис заказал новые – до Лос-Анджелеса. Там, так же как в Москве и Праге, они прошли прямо на выход, минуя таможенный и иммиграционный контроль, не предъявляя багаж и не отвечая ни на какие вопросы. Моррис велел носильщику поставить чемоданы на бровку тротуара и подозвал такси. Когда они сели в машину, Ева воскликнула:
– Мы забыли чемоданы!
– Не беспокойся. О них позаботятся.
Примерно час спустя в просторном номере отеля «Хилтон» в Беверли Моррис сказал:
– Ева, я хочу познакомить тебя с моими близкими друзьями. Понимаю, ты будешь удивлена. Но я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя и доверяю, и уверен, что ты все поймешь правильно.
Вместо того чтобы выйти в коридор, он провел ее в соседний номер. Навстречу поднялись два симпатичнейших молодых человека, которых ей когда-либо приходилось видеть; один – блондин с голубыми глазами, у другого была тщательно причесанная угольно-черная шевелюра, густые черные брови и такие же черные глаза, которые, как потом вспоминала Ева, «одновременно играли, флиртовали, уверяли и предупреждали».
– Ева, это Дик Хансен, а это Уолт Бойл. Они работают в ФБР. А теперь я должен тебе сказать, что тоже там работаю.
Бойл, который изучал ее и знал о ней все, «вплоть до цвета ее любимой зубной пасты», обратился к ней как к «миссис Чайлдс».
– Вы присоединились к тому, что мы считаем самым избранным клубом на свете. С настоящего момента вы становитесь одной из нас, членом новой семьи и специальной команды.
Тут Ева поняла, что ее жизнь переменилась глубоко и необратимо. Неожиданно обрели смысл все странные вопросы Морриса, его непредсказуемое и необъяснимое поведение в Европе. Любит ли она Америку и то, что она отстаивает? Теперь Ева разделит с ним его тайную жизнь, все стрессы и опасности, с ней связанные. Она подумала: «Что ж, если и мне предстоит быть шпионкой, я постараюсь стать хорошей шпионкой».
На следующий день ФБР внесло ее в сверхсекретные списки под номером CG-6653S*.
В ходе ежегодной проверки работы шифровального отдела в штаб-квартире ФБР в конце 1960 года инспектора Уолтера Бойла обвинили в двух нарушениях.
Начальник отдела Черчилль Даунинг обнаружил, что некоторые из его молодых гражданских аналитиков и клерков добровольно задерживались после окончания рабочего дня или приходили в выходные, чтобы сделать работу, которую считали неотложной. Подобное рвение произвело на него тем большее впечатление, поскольку они не требовали ни дополнительной оплаты за сверхурочные, ни каких-либо иных льгот.
– Уолтер, нужно найти способ вознаградить их рвение, – сказал он. – Ты здесь находишься практически все время. Я бы хотел, чтобы ты записывал тех, кто бывает здесь в нерабочие часы, а я мог бы отметить это в их характеристиках.
Но кто-то узнал об этом неофициальном журнале и пожаловался, что Бойл пытается принудить сотрудников к неоплачиваемой сверхурочной работе.
Потом последовала история с симпатичной женщиной – или «дешевой шлюхой», как назвал ее инспектор. Пока муж находился на учебных курсах, красотка всю ночь развлекала в своем доме одного из сотрудников ФБР. ФБР каким-то образом узнало об этом свидании и в 4 часа пополудни в пятницу выгнало ее за разврат. Женщина, которой было двадцать три или двадцать четыре года, реагировала на это дикой истерикой. Они с мужем только что купили дом, и для выплаты взятого кредита им позарез нужны были два источника дохода. Она не знала, что сказать мужу, и опасалась, что увольнение из ФБР ее опозорит и никакой другой работы ей не найти.
Бойл позвонил домой жене в городок Спрингфилд, штат Вирджиния, и рассказал, что произошло.
– Вечер пятницы – не самое подходящее время для увольнения. Все выходные она будет в плену у горестных мыслей, так и до самоубийства недалеко. Может, пригласим ее к нам на ужин в воскресенье, пусть проведет эти дни в нашей семье?
Подружка девушки высадила ее возле дома Бойлов; тот утешил ее и посоветовал в поисках новой работы ссылаться на него. После приятного ужина он отвез ее домой в Мериленд. Ясно, что подружка рассказала на работе про ужин, во всяком случае, инспектору это стало известно.
Перегнувшись через стол и грозя пальцем, он прочел Бойлу нотацию о том, что нельзя якшаться с аморальными бывшими коллегами, так себя запятнавшими.
– Если вы еще раз сунете мне в лицо этот палец, я его оторву, – взорвался Бойл.
За такое нарушение субординации Бойла понизили из инспекторов в рядовые агенты и, как проштрафившегося, перевели в Чикаго.
Искаженная информация об этом инциденте его опередила, и в начале 1961 года он прибыл туда со вполне определенной репутацией. Никто не приглашал его пообедать или выпить после службы кружку пива, никто не предлагал подвезти, ни один инспектор не желал принимать его в свою команду. Так продолжалось до тех пор, пока с ним не поговорил Фрейман.
– Я его беру. Нужно дать человеку шанс, а потом судить о нем по результатам.
Операция «Соло» требовала навыков в разрешении сложных и запутанных задач, а Бойл в работе с шифрами такое умение проявил. Операция требовала постоянного напряжения, а Бойл прекрасно справлялся с подобными ситуациями.
Когда они впервые встретились, Моррису было около шестидесяти, а Бойлу только тридцать три. Поначалу Моррис отнесся к Бойлу несколько формально, даже сухо, но его отношение изменилось, когда он разглядел в Бойле те качества, которые видел в нем Фрейман.
Бойл удивил Морриса своим глубоким знанием операции и его самого, знанием, добытым в результате интенсивного штудирования 134 томов дела «Соло». Моррис был восхищен, что Бойл по собственной инициативе стал вечерами изучать русский язык, чтобы читать советские публикации и документы. И ему очень нравилась готовность Бойла в любое время откликнуться на его звонок и часами слушать его анализ новых событий в Советском Союзе. Их отношения начали напоминать отношения терпеливого профессора и прилежного ученика. Моррис стал передавать Бойлу все, что сам знал о Советах, и главное – их образ мыслей.
– Вы должны думать точно так же, как они. Мысли управляют действиями.
* * *
На Рождество 1961 года Моррис оказался на вечеринке в пригороде Чикаго, где хозяйка представила его пожилой вдове Еве Либ. Ей он показался подтянутым, культурным и обходительным человеком, а его рассказы о поездках за границу ее очень заинтересовали. Еще сильнее Еву Либ привлекал окружавший его некий ореол таинственности, и она почувствовала, что не будет возражать, если он пригласит ее на новогодний ужин. Вместо этого он позвонил в начале января, и она предложила ему навестить ее дома, в Ивенстауне. Там они долго сидели у камина и наслаждались беседой. В какой-то момент Моррис встал, подвел ее к окну и показал на восхитившую его маленькую красногрудую малиновку, порхавшую на снегу. Ева подумала: человек, который может уделить столько внимания маленькой птичке, должен быть очень приятным, добрым и симпатичным.Моррис и Ева начали встречаться чаще, и он решил, что ФБР лучше узнать об этом.
– Я не могу жить без жены, – сказал он Фрейману. – Мне нужно найти близкую мне душу, но не коммунистку.
– И как вы собираетесь это сделать?
– Полагаю, что я уже ее нашел. Она – социальный работник, такие обычно примыкают к партии. Но она просто антинацистка, а не прокоммунистка.
Из штаб-квартиры хлынул поток возражений. Как могут чикагские болваны позволять ценнейшему достоянию ФБР общаться с чертовой коммунисткой, не говоря уже о том, чтобы на ней жениться?
– Мы не можем нарушать законы человеческой природы, – возразил Фрейман, но согласился, что Еву следует тщательно проверить.
Бойл говорил:
– Наша задача состояла в том, чтобы выяснить о ней все, вплоть до цвета любимой зубной пасты.
Они установили, что Ева происходит из родовитой семьи, получила ученую степень по социологии в Северозападном университете и вышла замуж за известного химика, погибшего при взрыве в лаборатории.
Получив приличную компенсацию за мужа, она, видимо, удачно вложила эти деньги, последовав дельному совету брата-банкира, и проявила собственную финансовую сметку, чтобы помогать другим через систему социальной защиты. Она вращалась среди коммунистов, но не было никаких данных, что она состоит в партии. Расследование установило, что ее политические взгляды близки к тому, что рассказал о ней Моррис. Друзья характеризовали ее самым положительным образом – как «милую», «остроумную», «выдержанную», «образованную» и «леди до мозга костей».
– Я просто не представляю, как он или мы сами могли бы сделать лучший выбор, – заметил Фрейман. – Конечно, она сможет принести пользу. Мы позволим 58-му ею заняться.
Пока ФБР занималось расследованием, то же самое делали Моррис, компартия и, как теперь стало известно, КГБ.
…Как-то ранней весной Моррис пригласил Еву на воскресную прогулку по сельским дорогам Иллинойса, Висконсина и Мичигана.
– Посмотри, как прекрасна наша страна и как много дает она людям, – сказал он. – Ты любишь Америку и все, что она отстаивает?
Вопрос ошеломил ее, показался просто глупым, и она рассмеялась бы, не гляди он в ее глаза так серьезно.
– Ну конечно. А разве не все так делают? Во время другой поездки разговор завела она:
– Послушай, я собираюсь выйти за тебя замуж, но, кроме того, что ты удивительный человек и что я тебя люблю, больше я о тебе ничего не знаю. Чем ты занимаешься?
– Бизнесом. Не беспокойся, у меня приличный доход.
– В чем состоит твой бизнес, если тебе приходится ездить в Китай и Россию?
Про себя она отметила, что от ответа он уклонился.
– Я думаю начать новое дело с братом Беном. Можно будет и заработать деньги, и сделать доброе дело, если продавать форму и другие принадлежности для медсестер по почте; тогда там цены будут ниже, чем в розничной торговле. Я буду заниматься финансами, рекламой и маркетингом, но у нас будет достаточно времени друг для друга, и мы сможем путешествовать.
– Ты возьмешь меня в Рим? В свое время я изучала итальянский. Еще маленькой девочкой я мечтала о том, чтобы бросить монетки в фонтан Треви, загадать желание и посмотреть, сбудется ли оно.
– Возьму. Но не раньше октября.
* * *
16 октября 1962 года, уже после своей свадьбы, Моррис с Евой поднялись на борт самолета, вылетающего в Рим, и она была удивлена, увидев, что Моррис взял билеты в первый класс.Ева бросила монетку в фонтан Треви, и Моррис спросил, что она загадала.
– Чтобы мы жили вместе долго и счастливо и чтобы нам сопутствовала удача.
Спустя неделю Моррис начал беспокоиться и нервничать, и она спросила, что случилось.
– У меня дела в Москве. Думаю, пора лететь туда.
Радушный прием, оказанный им в Москве, удивил и смутил ее. Человек по имени Николай (Мостовец), видимо друг Морриса, которого почтительно слушались окружающие, провел их, минуя таможенный досмотр, к лимузину и привез в большой трехкомнатный номер в гостинице. Вскоре в дверь постучала симпатичная женщина, представилась Викторией и на безукоризненном английском сообщила, что она будет переводчицей Евы и станет сопровождать ее в течение всего визита.
Пока Моррис весь день был занят какими-то непонятными делами, Виктория с шофером возили Еву по музеям, картинным галереям, специальным магазинам и ресторанам, которые, как ей казалось, размещались в закрытых клубах. Когда она возвращалась в номер, возле постели ее ждали коньяк с шоколадом. Почти каждый вечер они были гостями Николая, Алексея или еще кого-нибудь из русских, причем все они вели себя, как близкие друзья Морриса.
– Почему они принимают нас так по-королевски? – спросила его Ева.
– Потому что ты – королева.
Вместо того чтобы через Европу напрямую вернуться в Соединенные Штаты, как думала Ева, они остановились на четыре дня в Праге, где Моррис снова занимался какими-то непонятными делами. (Он представлял американскую компартию на XII съезде Компартии Чехословакии.) Потом он настоял на том, чтобы провести несколько дней в Цюрихе, где много писал, прогуливался в одиночестве и вел загадочные телефонные разговоры с Соединенными Штатами. Ева видела авиабилеты, выписанные до Чикаго через Нью-Йорк. Но Моррис заказал новые – до Лос-Анджелеса. Там, так же как в Москве и Праге, они прошли прямо на выход, минуя таможенный и иммиграционный контроль, не предъявляя багаж и не отвечая ни на какие вопросы. Моррис велел носильщику поставить чемоданы на бровку тротуара и подозвал такси. Когда они сели в машину, Ева воскликнула:
– Мы забыли чемоданы!
– Не беспокойся. О них позаботятся.
Примерно час спустя в просторном номере отеля «Хилтон» в Беверли Моррис сказал:
– Ева, я хочу познакомить тебя с моими близкими друзьями. Понимаю, ты будешь удивлена. Но я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя и доверяю, и уверен, что ты все поймешь правильно.
Вместо того чтобы выйти в коридор, он провел ее в соседний номер. Навстречу поднялись два симпатичнейших молодых человека, которых ей когда-либо приходилось видеть; один – блондин с голубыми глазами, у другого была тщательно причесанная угольно-черная шевелюра, густые черные брови и такие же черные глаза, которые, как потом вспоминала Ева, «одновременно играли, флиртовали, уверяли и предупреждали».
– Ева, это Дик Хансен, а это Уолт Бойл. Они работают в ФБР. А теперь я должен тебе сказать, что тоже там работаю.
Бойл, который изучал ее и знал о ней все, «вплоть до цвета ее любимой зубной пасты», обратился к ней как к «миссис Чайлдс».
– Вы присоединились к тому, что мы считаем самым избранным клубом на свете. С настоящего момента вы становитесь одной из нас, членом новой семьи и специальной команды.
Тут Ева поняла, что ее жизнь переменилась глубоко и необратимо. Неожиданно обрели смысл все странные вопросы Морриса, его непредсказуемое и необъяснимое поведение в Европе. Любит ли она Америку и то, что она отстаивает? Теперь Ева разделит с ним его тайную жизнь, все стрессы и опасности, с ней связанные. Она подумала: «Что ж, если и мне предстоит быть шпионкой, я постараюсь стать хорошей шпионкой».
На следующий день ФБР внесло ее в сверхсекретные списки под номером CG-6653S*.
Часть 5
В Кремле
Из отеля в аэропорту Лос-Анджелеса Бойл направился в местное отделение ФБР, потребовал шифровальную машину, заперся в небольшом кабинете и передал в Вашингтон первый краткий отчет о поездке.
Кубинский ракетный кризис 1962 года травмировал Советы. Советское руководство изумила и повергла в трепет решительность, проявленная президентом Кеннеди и Соединенными Штатами. Хрущева обвиняли в губительной опрометчивости с размещением ракет на Кубе.
Вернувшись в Чикаго, Моррис в ближайшие дни детально доложил обо всем ФБР и по возможности ответил на вопросы, заданные Государственным департаментом, ЦРУ, министерством обороны и другими ведомствами. Затем он отправился в Нью-Йорк доложиться Гэсу Холлу. По возвращении ему предстояло опять отвечать на вопросы и начинать подготовку к следующей миссии. Фрейман и Бойл восхищались запасами жизненных сил и энергии этого шестидесятилетнего человека с хронически больным сердцем. Похоже, Ева внесла в его жизнь радость и новые стимулы.
Советы назвали операцию, проводимую ими через Морриса и Джека, «Морат» (русский акроним словосочетания «аппарат Морриса»), и хотели сохранить ее в тайне не меньше, чем ФБР хотело сохранить в тайне «Соло». Обе стороны предпринимали все более строгие меры предосторожности.
По указанию Советов Джек снова прервал связь с партией. Теперь он имел дело только с Холлом и несколькими его ближайшими соратниками. Моррис остался тайным членом Центрального Комитета американской компартии и иногда виделся с партийцами. Однако он не участвовал в открытых партийных мероприятиях внутри Соединенных Штатов и обсуждал положение дел только с Холлом.
ФБР тревожило, что дотошные профессионалы из КГБ или Международного отдела могут заинтересоваться предполагаемым состоянием Морриса и задаться вопросом о происхождении его денег. Действительно ли его жена богата? Если он бизнесмен, то почему позволяет себе в любое время уезжать и неделями, а то и месяцами пропадать за границей?
Для ответа на эти вопросы Фрейман, Хансен и Бойл при поддержке спецагента Мерлина Джонсона основали для Морриса фирму «товары почтой». Они арендовали представительный офис в деловом центре Чикаго, прикрепили на двери вывеску: «Женщина в белом», поместили рекламу в медицинском и торговом журналах с предложением форменной одежды и других принадлежностей для медсестер и позаботились о доставке товара, если вдруг кто-нибудь что-то закажет. Но кому доверить сам офис? Кто будет вести записи о мнимых партиях товара и прибылях, а также выполнять заказы, будучи в курсе всего этого обмана?
Моррис предложил кандидатуру своего младшего брата Бена, торговавшего обувью в «Маршалл филдс», одном из лучших американских специализированных магазинов. У того была интересная работа, и он с ней отлично справлялся. Пройдя хорошую школу у отца-сапожника, он мог давать покупателям квалифицированные советы. Начальство его ценило, он работал в первоклассных условиях и был уверен в будущем. Но после разговора с Моррисом, Фрейманом и Бойлом он согласился в пятьдесят два года бросить все это ради места менеджера «Женщины в белом». Его жена тоже оставила надежную работу, чтобы стать его помощницей. Когда Холл снова приехал в Чикаго, Моррис отвел его в офис «Женщины в белом», и все время, пока они там находились, Хансен и Бойл обеспечивали непрестанный телефонный трезвон.
При содействии дружественно настроенного администратора ФБР арендовало трехкомнатный офис в высотном здании, расположенном приблизительна посередине между собственным офисом ФБР и «Женщиной в белом». В здании был огромный вестибюль, множество выходов на улицу и выход через подземный переход к железнодорожной станции. Менеджер, охрана и технический персонал были уверены, что офисы используют отставные профессора, нанятые эксцентричным инвестором-мультимиллионером. Вдоль стен ФБР расставило книги и обустроило помещение так, чтобы оно походило на исследовательский центр. Когда бы Моррис ни приходил в это здание, за ним следовали агенты, проверявшие отсутствие «хвоста»; одновременно они проверяли отсутствие слежки за ними лично. Множество самых важных совещаний «Соло» проходило именно там, и в течение нескольких лет это место служило надежным конспиративным убежищем.
Фрейман и специальный агент в Чикаго строго применяли то правило к своим коллегам и подчиненным по чикагскому отделению. Они изолировали Бойла в просторном кабинете на девятом этаже управления, рядом с комнатой, где велось прослушивание телефонных разговоров. Это была своего рода крепость с видом на внутренний двор, из которого можно было попасть на Стейт-стрит. Стены помещения были покрыты звукопоглощающими панелями. Туда не мог зайти никто, кроме посвященных в «Соло»; на телефонные звонки отвечали только Бойл и его партнер. Книжные полки были заставлены коммунистическими брошюрами и литературой радикального содержания.
Кубинский ракетный кризис 1962 года травмировал Советы. Советское руководство изумила и повергла в трепет решительность, проявленная президентом Кеннеди и Соединенными Штатами. Хрущева обвиняли в губительной опрометчивости с размещением ракет на Кубе.
Вернувшись в Чикаго, Моррис в ближайшие дни детально доложил обо всем ФБР и по возможности ответил на вопросы, заданные Государственным департаментом, ЦРУ, министерством обороны и другими ведомствами. Затем он отправился в Нью-Йорк доложиться Гэсу Холлу. По возвращении ему предстояло опять отвечать на вопросы и начинать подготовку к следующей миссии. Фрейман и Бойл восхищались запасами жизненных сил и энергии этого шестидесятилетнего человека с хронически больным сердцем. Похоже, Ева внесла в его жизнь радость и новые стимулы.
Советы назвали операцию, проводимую ими через Морриса и Джека, «Морат» (русский акроним словосочетания «аппарат Морриса»), и хотели сохранить ее в тайне не меньше, чем ФБР хотело сохранить в тайне «Соло». Обе стороны предпринимали все более строгие меры предосторожности.
По указанию Советов Джек снова прервал связь с партией. Теперь он имел дело только с Холлом и несколькими его ближайшими соратниками. Моррис остался тайным членом Центрального Комитета американской компартии и иногда виделся с партийцами. Однако он не участвовал в открытых партийных мероприятиях внутри Соединенных Штатов и обсуждал положение дел только с Холлом.
ФБР тревожило, что дотошные профессионалы из КГБ или Международного отдела могут заинтересоваться предполагаемым состоянием Морриса и задаться вопросом о происхождении его денег. Действительно ли его жена богата? Если он бизнесмен, то почему позволяет себе в любое время уезжать и неделями, а то и месяцами пропадать за границей?
Для ответа на эти вопросы Фрейман, Хансен и Бойл при поддержке спецагента Мерлина Джонсона основали для Морриса фирму «товары почтой». Они арендовали представительный офис в деловом центре Чикаго, прикрепили на двери вывеску: «Женщина в белом», поместили рекламу в медицинском и торговом журналах с предложением форменной одежды и других принадлежностей для медсестер и позаботились о доставке товара, если вдруг кто-нибудь что-то закажет. Но кому доверить сам офис? Кто будет вести записи о мнимых партиях товара и прибылях, а также выполнять заказы, будучи в курсе всего этого обмана?
Моррис предложил кандидатуру своего младшего брата Бена, торговавшего обувью в «Маршалл филдс», одном из лучших американских специализированных магазинов. У того была интересная работа, и он с ней отлично справлялся. Пройдя хорошую школу у отца-сапожника, он мог давать покупателям квалифицированные советы. Начальство его ценило, он работал в первоклассных условиях и был уверен в будущем. Но после разговора с Моррисом, Фрейманом и Бойлом он согласился в пятьдесят два года бросить все это ради места менеджера «Женщины в белом». Его жена тоже оставила надежную работу, чтобы стать его помощницей. Когда Холл снова приехал в Чикаго, Моррис отвел его в офис «Женщины в белом», и все время, пока они там находились, Хансен и Бойл обеспечивали непрестанный телефонный трезвон.
При содействии дружественно настроенного администратора ФБР арендовало трехкомнатный офис в высотном здании, расположенном приблизительна посередине между собственным офисом ФБР и «Женщиной в белом». В здании был огромный вестибюль, множество выходов на улицу и выход через подземный переход к железнодорожной станции. Менеджер, охрана и технический персонал были уверены, что офисы используют отставные профессора, нанятые эксцентричным инвестором-мультимиллионером. Вдоль стен ФБР расставило книги и обустроило помещение так, чтобы оно походило на исследовательский центр. Когда бы Моррис ни приходил в это здание, за ним следовали агенты, проверявшие отсутствие «хвоста»; одновременно они проверяли отсутствие слежки за ними лично. Множество самых важных совещаний «Соло» проходило именно там, и в течение нескольких лет это место служило надежным конспиративным убежищем.
* * *
ФБР и КГБ, словно партнеры, а не соперники, единодушно настаивали, чтобы Моррис прибывал в советский блок под вымышленным именем. Как ФБР, так и КГБ знали, что ЦРУ и разведслужбы западных государств пытаются проследить за гражданами западных стран, решившихся на поездку в социалистический лагерь. Если путешественник не был дипломатом, журналистом или не мог представить другое достаточно разумное оправдание своего пребывания там, он мог попасть под подозрение, а при повторных поездках подвергнуться проверке. Нежелание Советов, чтобы о Моррисе наводили справки, было очевидным. ФБР же не хотело, чтобы он или что-то относящееся к «Соло» попало в поле зрения ЦРУ либо других западных спецслужб. Речь шла не о недоверии. Просто узкий круг лиц в ФБР, занимавшийся операцией «Соло», следовал основному правилу шпионажа: если у кого-то нет настоятельной потребности быть в курсе, не позволяй ему это узнать; а если нужно поделиться частью информации, рассказывай лишь эту часть.Фрейман и специальный агент в Чикаго строго применяли то правило к своим коллегам и подчиненным по чикагскому отделению. Они изолировали Бойла в просторном кабинете на девятом этаже управления, рядом с комнатой, где велось прослушивание телефонных разговоров. Это была своего рода крепость с видом на внутренний двор, из которого можно было попасть на Стейт-стрит. Стены помещения были покрыты звукопоглощающими панелями. Туда не мог зайти никто, кроме посвященных в «Соло»; на телефонные звонки отвечали только Бойл и его партнер. Книжные полки были заставлены коммунистическими брошюрами и литературой радикального содержания.