Джон Бойн. Ной Морсвод убежал

   – Он тоже старый, – пояснил старик, смущенно пожав плечами. – Если б ему не только этим весь день приходилось заниматься, еще ничего, но иногда он просто забывает. Может, он вообще не по тебе звонил, а по тому, кто заходил сюда в прошлом году.
   Ной повернулся, разинув рот, и удивленно воззрился на колокольчик, а потом вновь глянул на старика и громко сглотнул. Он не знал, что тут можно сказать и как относиться ко всему этому.
   – В общем, прости, что заставил тебя так долго ждать, – произнес старик, – но, боюсь, я нынче передвигаюсь как улитка. В молодости все было совсем не так. Только пятки сверкали. Дмитрию Капальди было за мной не угнаться!
   – Это ничего, – пожал плечами Ной. – Я тут совсем недолго простоял. Когда вошел, еще одиннадцати не было, а… Ой! – Он глянул на часы, и те сообщили ему, что уже почти полдень. – Но такого не может быть!
   – Я уверен, что может, – сказал старик. – Ты просто потерял счет времени, только и всего.
   – Целый час?
   – Бывает. Я однажды так потерял целый год, поверишь ли. Куда-то засунул, а когда пошел искать потом – нигде не нашел. Но всегда такое чувство, что он однажды где-нибудь возникнет, когда его меньше всего ждешь.
   Ной нахмурился: верно ли он все расслышал?
   – Как же можно целый год потерять? – спросил он.
   – О, гораздо легче, чем кажется, – сказал старик и отложил полено, которое держал в левой руке, и стамеску, которую держал в правой. Потом снял очки и протер стекла радужным носовым платком. – Хотя, может, то был совсем не год, – может, то был рот. – Он слегка пощипал себя за губы. – Нет, вроде на месте, – с удовлетворением заключил он. – Явно то был год. Не стоит волноваться.
   Ной рассматривал старика во все глаза и пытался понять, о чем он толкует. Смысла в его речах он никакого не улавливал, но подозревал, что если задавать вопросы, все может запутаться еще сильнее.
   – Должно быть, это всё игрушки, – сказал мальчик и обвел рукой стены. – Наверное, я их слишком долго рассматривал. И все эти марионетки. Их здесь столько, что они меня отвлекли.
   – Все верно, – вздохнул старик. – Во всем они виноваты! Все люди так считают.
   – Ну я же их не обвиняю, – не согласился Ной. – Я просто хотел сказать, что увлекся, их разглядывая, только и всего. Они совсем как живые. И время само собой убежало.
   – Самое главное – что ты сейчас здесь, – произнес старик, и по его лицу расплылась широкая улыбка. – Понимаешь, ко мне так давно не заходили покупатели, что я даже не знаю толком, что мне с ними делать. Боюсь, у нас теперь даже нет штатного зазывалы.
   – Все в порядке, – ответил Ной, которому всегда было очень жаль людей, которым приходилось стоять у магазинов и целыми днями и твердить: «Добро пожаловать… Заходите… Заходите…» Как-то обидно тратить на это время.
   – Конечно, если б я поднялся быстрее, я бы пригласил тебя на обед, но теперь уже поздно.
   Лицо у Ноя вытянулось. В животе у него уже громко урчало – пришлось даже кашлянуть, чтобы заглушить такие неприличные звуки. А потом он передумал кашлять дальше: вдруг старик услышит урчание и сам передумает. И все-таки его накормит.
   – В общем, раз ты сейчас здесь, – продолжал старик, – я уверен, этому должна быть некая причина. Ты хотел что-то купить?
   – Наверное, нет, – ответил Ной, глядя в пол. Ему было немного стыдно. – Боюсь, у меня совсем нет денег.
   У ног мальчика сидела деревянная мышка, раскрашенная в серый и розовый, и обнюхивала носы его ботинок. Но едва она перехватила взгляд Ноя, как подпрыгнула, негромко пискнула и побежала прятаться между ног деревянного жирафа, стоявшего в углу.
   – Тогда могу ли я поинтересоваться, что привело тебя сюда? Тебе разве не надо быть в школе?
   – Нет, я в школу больше не хожу, – ответил Ной.
   – Но ты же еще мальчик, – сказал старик. – А мальчикам полагается ходить в школу. Или они поменяли законы с тех пор, как я сам туда ходил? Не мне, конечно, судить. Сам я в школе особо не задерживался – сбегал с уроков постоянно. Не рассказать, сколько неприятностей у меня из-за этого было.
   – Каких неприятностей? – спросил Ной. Ему стало ужасно интересно – он любил слушать о чужих неприятностях.
   – О, я никогда не вспоминаю прошлое на голодный желудок, – ответил старик. – Я ведь даже еще не обедал.
   – Но вы сказали…
   – Как бы то ни было, расскажи-ка мне, что привело тебя сюда.
   – Ну, сначала – дерево, – ответил мальчик. – У вашей двери. Я стоял через дорогу и просто смотрел на него – по-моему, это самое внушительное дерево, которое я в жизни видел. Даже не знаю почему. Просто у меня было такое чувство, вот и все.
   – Мне приятно, что оно тебе понравилось, – сказал старик. – Знаешь, его посадил мой отец, когда мы сюда только переехали. Он очень любил деревья. Он посадил тут еще несколько, но, по-моему, это из них лучшее. Люди рассказывают про него крайне удивительные вещи.
   – Да, мне кажется, я одну историю слышал, – воодушевленно поддержал его Ной.
   – Правда? – Старик воздел бровь. – А могу я поинтересоваться, от кого?
   – Ко мне там подошла очень любезная такса, – ответил Ной. – И еще очень голодный осел. Пес сказал, что иногда по ночам дерево совершенно обнажается, а потом через день-два отращивает новые ветки. Он говорил, что никто не знает, как и почему это происходит.
   – О, этот еще и не такого расскажет, – рассмеялся старик. – Это мой старый друг. Но я бы не стал придавать значения тому, что он говорит. Таксы придумывают самые невероятные истории. А осел… ох, я лучше промолчу. Людям обычно хватает двенадцать-пятнадцать раз в день поесть, а ему нужно раза в три-четыре больше, иначе он ноет.
   – Двенадцать – пятнадцать раз в день есть? – удивленно переспросил Ной. – Могу вам честно сказать, я никогда не…
   – В общем, обо всех, кто рассказывает какие-то байки про эту лавку, – перебил его старик, – могу сказать одно: они в нее ни разу в жизни и носа не совали.
   – Правда? – спросил мальчик.
   – Ну, по крайней мере, до сих пор, – улыбнулся старик. – Ты – первый. Возможно, тебя сюда прислали не просто так. Отец мой, конечно, умер много лет назад, поэтому ему не довелось увидеть, каким высоким и крепким выросло дерево.
   Лицо его омрачилось при этих словах, и он отвел взгляд, словно расстроившись от неприятного воспоминания.
 

 
   – Мой папа – лесоруб, – тут же сказал Ной. – Он зарабатывает на жизнь тем, что рубит деревья.
   – Ох, батюшки, – ответил старик. – Они ему, значит, не нравятся?
   – Мне кажется, очень нравятся, – сказал мальчик, – но людям же нужно дерево, правда? Иначе ни домов не будет, где можно жить, ни стульев, на которых сидеть, ни… ни… – Он попробовал придумать что-нибудь еще деревянное, огляделся и тут же очень широко улыбнулся. – Ни марионеток! – воскликнул он. – Тогда не будет никаких игрушек.
   – Истинная правда, – медленно кивнул старик.
   – А взамен каждого срубленного дерева он сажает десять, – добавил Ной. – Поэтому он все-таки хорошо поступает.
   – Тогда, быть может, когда ты состаришься так же, как я, – сможешь гулять среди этих деревьев и вспоминать своего папу так же, как я вспоминаю своего.
   Ной кивнул и немного нахмурился. Ему не нравилось о таком думать.
   – Но я еще не представился, – сказал старик чуть погодя, протянул мальчику руку и назвал себя по имени.
   – Ной Морсвод, – ответил Ной.
   – Очень приятно познакомиться с тобой, Ной Морсвод, – слегка улыбнулся старик.
   Мальчик хотел было ответить ему тем же и открыл рот – но снова закрыл: вокруг зажужжала деревянная муха, дожидаясь возможности залететь внутрь. Ной помолчал – так долго, что, казалось, уже слышно, как у него растут волосы на голове, – но потом, не сводя глаз со старика, пошарил в уме – и обнаружил вопрос, затаившийся где-то над левым ухом.
   – А что вы делаете? – спросил он, глядя на полено.
   Старик взял его вновь и принялся долбить, пока они разговаривали. К его ногам падали древесные стружки, а на полу их сметали и куда-то уносили деревянные веник и совок. Они двигались очень изящно, как пара бальных танцоров.
   – Похоже на какого-то кролика, нет? – Старик приподнял полено – и точно, оно походило на кролика. С очень длинными ушами и отличными деревянными усиками. – Собирался сделать я совсем не его, но вот поди ж ты, – вздохнул он. – Каждый раз у меня так. Придумываю что-нибудь, начинаю – а выходит что-то совсем другое.