Страница:
Патриции отказывались платить налоги и открыли для себя положительные стороны капитализма в виде периодических выплат, аннуитета.Одна из причин таких напряженных отношений – расточительность патрициев. Они отказывались платить налоги и открыли для себя положительные стороны капитализма в виде периодических выплат, аннуитета. Это была замечательная идея: вы платите паушальную сумму городу, а город погашает 5 процентов от данной суммы каждый год в течение 20 лет, а затем продолжает платить вам, если вы доживете, или вашим наследникам, если не доживете. По сути, погашение данного кредита стало бесконечной выплатой этих 5 процентов. Иоганн и сам был бенефициаром, поскольку имел два аннуитета, дававших ему в общей сложности 23 гульдена (рейнский эквивалент итальянской золотой монеты – флорина).
В краткосрочной перспективе схема выглядела неплохо. Все, что было необходимо городу, – приток первоначальных платежей. При этом в долгосрочной перспективе члены городского совета должны были зарабатывать больше, чем выплачивали по процентам, как это делают современные страховые компании. Но такая схема не работала. Тогда еще не существовало фондового рынка, на котором можно играть, а городу нужны были активы для ремонта зданий и содержания мэрии, писарей, юристов и охраны. Поэтому единственный способ, которым они могли поддерживать уровень платежей, – получение большего объема депозитов. Фактически они создавали финансовую пирамиду, существование которой обеспечивалось притоком все большего и большего капитала. К началу XV века выплата по долгу съедала уже до 40 процентов доходов от земельной ренты и налогов, причем увеличивался долг невероятно быстро. Вскоре сумма, необходимая для взноса, превысила денежные возможности городского совета, которому приходилось выплачивать на аннуитеты уже 100 процентов своего дохода; соответственно, самого дохода при этом не оставалось. Таким образом подобная система быстро двигалась к банкротству. Представители гильдий, которые не управляли ею и не получали от нее никакой выгоды, все более открыто выступали против такого положения вещей.
Фактически в городе была создана финансовая пирамида, существование которой обеспечивалось притоком все большего и большего капитала.Летом 1411 года страсти вспыхнули с новой силой. На совете 16 самых влиятельных представителей гильдий выступили против кандидата в мэры, относящегося к патрициям, и предупредили своих коллег-патрициев, что они должны пойти на уступки, а иначе… Но пойти на уступки означало революцию, так как при этом патриции лишались своих привилегий, должны были начать платить налоги и отказаться от своих выгодных аннуитетов. Патриции знали, что нужно делать, поскольку тактика была отработана еще их дедами во время гражданской войны 1332 года. Самые богатые попросту уехали из города в свои усадьбы и оставались там до тех пор, пока жители города не почувствовали отсутствие денег и не разрешили им вернуться обратно. Летом 1411 года 117 патрициев сбежали; большинство с семьями. Среди них был и Фриле Генсфляйш с женой Эльзой, двумя сыновьями и дочерью. Семья поспешно спустилась по реке в Эльтвилле, где крепость архиепископа и его свита обеспечивали защиту тем, кому посчастливилось обладать собственностью. Там и в других отдаленных областях зажиточные люди переживали кризис в ожидании лучших времен.
Однако лучше времена так и не наступили. Хотя после вмешательства архиепископа семьи и вернулись, город оставался поделенным между враждовавшими членами гильдий и патрициями. В 1413 году Фриле вновь вывез семью в безопасное место, но на этот раз на более продолжительный срок. В 1415 году вмешался сам король Германии и решение проблем Майнца перешло с местного уровня на общенациональный.
Летом 1411 года 117 патрициев сбежали. Среди них был и Фриле Генсфляйш с женой Эльзой, двумя сыновьями и дочерью.
* * *
Тем не менее слово «общенациональный» – это современная интерпретация. На самом деле у немцев был король, но то, чем он правил или пытался править, не являлось нацией в современном смысле этого слова. И действительно, немцы говорили на одном языке и у них была единая культура, но как у государства у Германии не было центра, а границы были нечеткими. По традиции немцы считали себя единым народом, жившим между реками Рейн и Эльба. В 1400 году в состав Германии входили земли не только сегодняшней Австрии, но и площади на востоке, все больше расширявшиеся по мере того, как немцы колонизировали Венгрию, Польшу, запад России, страны Балтии и чешскоязычные области Богемии. Первый немецкий университет был основан в чешскоязычной Праге в 1348 году.В государстве отсутствовал центр, из которого осуществлялось бы управление герцогствами, княжествами, марк-графствами, графствами и церковными владениями (часть из них – с епископами, которые также были и князьями, а часть – с епископами, которые находились под властью князей). Каждый местный правитель мог надеяться на то, что он полностью захватит власть и не будет никому подчиняться. Как сказал герцог Рудольф IV из династии Габсбургов, «я и сам намерен стать в своих землях и папой, и архиепископом, и епископом, и архидьяконом, и дьяконом». В 1366 году аббат Мангольд Райхенаусский арестовал пятерых рыбаков за браконьерство на Боденском озере, собственными руками выдавил им глаза и отправил восвояси в Констанц, не опасаясь того, что ему отомстят.
В государстве отсутствовал центр управления герцогствами, княжествами, марк-графствами, графствами и церковными владениями.Города, подобные Майнцу, были словно разменные монеты: правители обменивали, продавали, отдавали или брали их в залог. Но в 1400 году, когда в Германии было уже более 30 городов с населением, превышавшим 2 тысячи человек, это стало сложно. А поскольку воспротивились и сами горожане, преобразовавшие свои общины в предприятия, стали зарождаться классовые противоречия.
Началась неразбериха: представьте себе эдакий балканский конфликт, только раз в десять мощнее. В 1400 году около 400 мануфактур, каждая из которых преследовала свои собственные экономические и династические интересы, образовали своего рода политический конгломерат, подобный питательной среде на предметном стекле микроскопа, позволяющего наблюдать за непрерывным перемещением клеток, их ростом, объединением и разделением. Цели участников далеко не всегда были ясны, поэтому об управлении ими не могло быть и речи.
Однако всегда находились те, кто был полон решимости взять бразды правления в свои руки. Крупные землевладельцы, прежде всего Виттельсбахи, Люксембурги и Габсбурги, использовали все средства для укрепления своей власти: от мирной торговли и браков до грабежей с применением силы, убийств и войн. При этом рубежи владений не были постоянными, особенно когда речь шла об окраинах, поскольку на границе находились французы, швейцарцы и итальянцы. Габсбурги правили большей частью современной Австрии, но они также получали новые земли путем завоевывания, наследования и вступления в брачные союзы. Их владения были разбросаны по Центральной Европе от Истрии до Северной Голландии.
Папа и король Германии пытались прийти к согласию и единству. Их цели были различны: один собирался создать новый мир во всей Европе, другой – урегулировать политическую ситуацию в разношерстной Германии. На самом деле не было никакого различия: папа преследовал политические интересы, а для реализации интересов короля требовалось участие Церкви. Чтобы распутать этот клубок, потребуется еще 600 лет войн и появление еще одного бога – Мамоны, с храмами, построенными в его честь в Брюсселе.
Папа преследовал политические интересы, а для реализации целей короля Германии требовалось участие Церкви.Христианское единство, существовавшее во времена Римской империи, практически исчезло, поскольку Константинополь, в котором были приняты основы реформы христианства и положено начало Римской католической церкви, теперь стал противником Рима. Рим и Константинополь – две столицы западного и восточного крыла империи – считали себя настоящими проповедниками христианской истины. Греция и Турция, а также большая часть Восточной Европы находились под влиянием Константинополя, а Италия и Северная Европа – под влиянием Рима. Римское христианство сохранило европейскую цивилизацию еще на 1000 лет после падения Римской империи. Сотни церковных братств учредили школы, построили соборы – ничто не могло сравниться с такой поражающей воображение преданностью и верой в Бога, и готические соборы, возведенные в Северной Европе, являются лучшим тому доказательством. В 1400 году науки и истории в их современном понимании не существовало – источники были так же редки, как цветы в пустыне, которые если и можно было найти, то только в результате путешествия длиною в жизнь. Единственно истинной была правда, исходившая от Церкви, контролировавшая своеобразные СМИ тех времен, представленные писарями, проповедниками и художниками. Церковь стала невообразима богата и в то же время порочна, что неизбежно при наличии денег и привилегий.
Церковь стала невообразимо богата и в то же время порочна, что неизбежно при наличии денег и привилегий.В центре появилась коррупция, и в связи с ее громадным размахом на местах начались волнения. В 1300 году папа, француз по происхождению, был настолько обеспокоен ситуацией и жестокими методами правления в Италии, что переместил папский двор в Авиньон, в течение 76 лет находившийся под защитой Франции. После того как следующий папа, итальянец, вернувшись в Рим, через какое-то время умер, между группировкой, поддерживавшей французов, и группировкой, поддерживавшей итальянцев, начались разногласия в вопросе поиска преемника. В результате неудачных выборов победили два противника: папа и антипапа – один в Авиньоне, другой в Риме. Обоих призвали уйти в отставку, чтобы была возможность избрать нового папу, на что был получен отказ. Несмотря на это, компромиссный кандидат все равно был избран. Между 1409 и 1417 годами, когда Иоганн Гутенберг был подростком, правили не менее трех пап одновременно. Этот затянувшийся фарс, известный в истории как Великий раскол, навсегда подорвал папские претензии на духовное и политическое превосходство, укрепив борьбу за независимость мысли и действий среди своих разномастных и обиженных подданных.
Тем не менее католическая духовная власть осталась единственной объединяющей силой к северу от Альп. После того как в 800 году Карл Великий короновал себя в Риме, он стал идеалом прочного политического и духовного единства. Эта идея распространялась к востоку вместе с обломками самой империи, возникшей под эгидой Германии в XIII веке и известной как Священная Римская империя (которую более поздний лидер назовет первым рейхом, чтобы иметь возможность претендовать на третий). Ни один король Германии не чувствовал себя настоящим правителем до тех пор, пока его не короновал папа, провозглашая императором.
Ни один король Германии не чувствовал себя настоящим правителем до тех пор, пока его не короновал папа, провозглашая императором.Папское благословение, полученное в Риме, стало особо радостной новостью для 400 территориально-государственных образований империи. Чтобы оказывать влияние, императору нужны были деньги и солдаты, желательно из имперских имений, а не из своих личных владений. Если он оказывался успешным игроком, то мог рассчитывать на увеличение своих доходов при значительной помощи Церкви, от сбора дани, денежных поступлений от еврейской общины и даже от целых городов. Но император не смог бы достичь слишком многого без поддержки со стороны наиболее влиятельных лиц. Поэтому в 1356 году король Германии и знатные князья составили контракт, в котором определили порядок получения упомянутых средств (этот контракт вошел в историю под названием «Золотой телец»). В соответствии с ним процедура выбора короля легла на плечи наиболее влиятельных людей: короля, трех архиепископов и трех дворян. С этого момента они выступали в качестве избирателей, именуемых «большой тройкой»: Люксембурги, Виттельсбахи и Габсбурги, – и каждый из них выдвигал своего кандидата на имперский трон (фигурально выражаясь, поскольку фактически он не был по-настоящему имперским до рукоположения папы). Конечно, никто не хотел терять свое влияние. Поэтому пост короля не был слишком привлекательным для тех, кто стремился к власти. Королю никогда не хватало денег, и у него не было единого центра управления империей. Его истинная опора – местное население, поскольку имперские владения были незначительны и так и норовили ускользнуть из-под ног после каждого брачного союза, мирного или военного передела территорий. В федерации осторожных аристократов королю, не имевшему ни денег, ни внушительных по размеру земель, было трудно консолидировать власть.
В федерации осторожных аристократов королю без денег и внушительных по размеру земель было трудно консолидировать власть.В 1415 году у короля Сигизмунда появилась возможность это сделать и консолидация земель стала его первостепенной задачей. На момент избрания в 1411 году ему было уже 47 лет и он жил насыщенной и полной опасностей жизнью, типичной для непредсказуемой средневековой Германии. Будучи сыном императора, он родился в знатной семье и имел хорошие связи. Супруг королевы Венгрии, сводный брат короля Германии, являвшийся одновременно и королем Богемии, и зятем королевы Польши (так уж получилось, что она была сестрой его жены), Сигизмунд мечтал стать императором и возродить былую славу времен Карла Великого. Являясь добропорядочным христианином, он пытался совершить крестовый поход против турок, но ему пришлось спасаться бегством вместе со своей женой. Попытавшись захватить Богемию, он арестовал своего сводного брата, затем арестовали его самого. После освобождения Сигизмунд пошел войной на Неаполь и через какое-то время был провозглашен немецким королем, так как его главный соперник умер спустя три месяца после занятия престола. Таким он предстал тогда: страстно желавшим обрести стабильность и сделать все, что в его силах, для христианского мира, подготовив таким образом почву для своей папской коронации. Благодаря ему 29 кардиналов, 33 архиепископа, 150 епископов и 70 тысяч их придворных, слуг и помощников присутствовали на Констанцком соборе, споря о том, как лучше всего преодолеть последствия Великого раскола. Вполне естественно, что Сигизмунд стремился найти любой дополнительный способ для укрепления своей власти, поэтому он обратил свой взор на непокорный город Майнц.
* * *
Майнц, доминировавший в районе Рейна, стал центром избирательной системы. Архиепископ Майнца управлял самой крупной из 10 территориально-государственных образований империи, находившихся под властью Церкви. Именно он учредил королевскую клятву при коронации, благодаря чему стал немецким аналогом архиепископа Кентерберийского. Но его статус был специфичным для немецких земель. Он был и архиепископом, которому подчинялись 13 епископов, и князем, обладавшим достаточной властью, чтобы поднять как налоги, так и армию, – при желании (но лишь теоретически). На практике это было не так просто, поскольку ему приходилось иметь дело с конфликтовавшими группами патрициев и представителей гильдий, каждый из которых преследовал собственные интересы и хотел внести свою лепту в управление городом. Именно эти споры и послужили основанием для вмешательства Сигизмунда, который, в свою очередь, составил план действий, преследовавший лишь его собственные интересы – и как короля, и как выдвиженца Люксембургов. Действующий архиепископ-князь, Иоганн из Нассау, в предшествующем году голосовал на выборах против него, поэтому Сигизмунду нужно было вывести архиепископа из игры путем поддержания городского совета.Архиепископ Майнца управлял самым крупным из 10 территориально-государственных образований империи под властью Церкви.Все переговоры велись вокруг денег. Архиепископ контролировал монетный двор, который находился на центральной площади Майнца недалеко от собора. Совет хотел, чтобы город получил право на чеканку своих собственных монет. В 1419 году Сигизмунд дал на это согласие, рассчитывая на то, что новая имперская монета, отчеканенная в Майнце, укрепит его влияние во всей рейнской земле. Но этого не произошло, поскольку архиепископ не позволил имперской монете снизить размер его доходов, но в какое-то время казалось, что Майнц объединится с Франкфуртом и будет образован единый центр чеканки монет под названием апфель-гульден (нем. – яблочные золотые) – так их называли из-за сходства по форме с яблоком.
На фоне этих событий молодой Иоганн Гутенберг занимается учебой, вероятно, в одном из пяти университетов, основанных на немецкоязычных землях с середины XIV века. Возможно, он выбрал Эрфуртский университет (образованный в 1379 году), весьма популярный у студентов из Майнца, среди которых были, в частности, два двоюродных брата Иоганна.
Молодой Иоганн Гутенберг учился, вероятно, в одном из пяти университетов на немецкоязычных землях.Некий «Иоганн из Альтавиля» (старое латинизированное название Эльтвилле) был зарегистрирован в университете в 1418 году и закончил его два года спустя. Если это был тот самый Иоганн, о котором мы ведем речь, он нашел неплохое место для того, чтобы почувствовать пульс времени.
Клерикалы на Констанцком соборе говорили об окончании Великого раскола, о роли короля Сигизмунда как руководителя собрания, а также о продолжавшихся беспорядках в Богемии. Эти волнения начались за 10 лет до восстания последователей Яна Гуса. Их причиной стал один из тех тайных вопросов, который непосвященным может показаться совершенно эксцентричным. Речь идет об основном элементе таинства евхаристии, то есть причащения, в ходе которого христиане выполняют данную им на Тайной вечере заповедь Христа, заключающуюся в том, чтобы пить вино и вкушать хлеб. Согласно римской традиции, при этом можно пользоваться и одним лишь хлебом, если, например, нет вина (что достаточно часто бывает у миссионеров, скажем, в Исландии). Нет, не так, утверждал еретик Гус. Нужно обязательно использовать и то, и другое. Причащение необходимо раздавать sub utraque specie, то есть «в обоих видах», откуда и произошло еще одно название последователей Гуса – ультраквисты. Когда один из пап обратился к Сигизмунду, королю Германии, за помощью, тот ухватился за просьбу, используя ее лишь как предлог для расширения сферы своего влияния. Сигизмунд предложил свою помощь, но только при условии, что папа согласится еще на один собор, на этот раз в немецком городе Констанце, где Сигизмунд наиболее зрелищно выступил с публичным изложением своих целей. Король прибыл в город в канун Рождества 1414 года и провел свою свиту прямо в собор, в то время когда местные жители собирались на всенощную. Заполнив первые ряды своими сторонниками, Сигизмунд надел рясу священника, чтобы иметь возможность самому проводить службу. Вся эта постановка произвела желаемый эффект, на который он и рассчитывал: здесь, на виду у всего мира, находился король Германии в роли священнослужителя и проводил римскую литургию.
Причиной волнений стал вопрос, который непосвященным покажется эксцентричным. Речь идет о причащении, в ходе которого христиане выполняют данную им на Тайной вечере заповедь Христа – пить вино и вкушать хлеб.Под руководством Сигизмунда собор принял решение придать Гуса смертной казни через сожжение, а гуситов в массовом порядке отлучить от церкви. Помимо этого, они избрали нового папу (Мартина V) и запланировали даты следующих соборов. Но это не решило ни одну из проблем, поскольку отношения между папой Мартином и собором оставались натянутыми, а разъяренные гуситы объявили войну, фактически национальное восстание. Немецкий бургомистр в Праге был выброшен из окна ратуши на радость ликующей толпе. (Похоже, это превратилось в традицию – выбрасывать влиятельных людей из окон. Одно из таких убийств послужило началом Тридцатилетней войны в 1618 году, а второе ознаменовало собой приход к власти коммунистов в 1948 году.)
Все эти события были хорошо известны в Эрфурте. Когда на должности, занятые местными, гуситы решили назначить немцев, здесь преподавали профессора, изгнанные из Праги. Гутенберг, если он действительно там находился, имел возможность общаться с теми, кто предсказывал наступление тяжелых времен для гуситов и был одержим идеей преследования как Сигизмунда, так и папы. Он, наверное, выслушивал жалобы чехов и немцев, которые выступали против коррупции Церкви, продававшей индульгенции за деньги. Гутенбергу, вероятнее всего, были знакомы имена тех, кто выступал в поддержку предоставления простым людям возможности читать Библию на своем родном языке (в соответствии с идеей, провозглашенной Джоном Уиклифом из Англии), на латыни или даже на чешском (в результате событий, связанных с Яном Гусом). Из брошюр, напечатанных методом ксилографии, он мог узнать о казавшейся бесконечной войне между Францией и Англией, которую сейчас мы называем Столетней войной. Он приобрел бы некоторые книги, скорее всего, купил бы и переписанный за некоторую плату местными писарями популярный учебник по грамматике латинского языка «Грамматическое руководство» (Ars Grammatica), создатель которого – ученый Элий Донат, живший в IV веке.
Гутенбергу, вероятно, были знакомы имена выступавших в поддержку предоставления простым людям возможности читать Библию на родном языке.В 1420 году Иоганн вернулся в Майнц, где только что умер архиепископ Иоганн из Нассау, проживший достаточно долгую жизнь и успевший увидеть завершение своего амбциозного проекта по строительству двухэтажных монастырей. Местный гений из Майнца изобразил архиепископа в виде статуи из камня, которая к моменту приезда Иоганна уже находилась в соборе (вы можете увидеть ее и в наши дни: это третья колонна справа от алтаря). И монастыри, и статуя свидетельствуют о богатстве Церкви тех дней, чего нельзя сказать о городе. У Иоганна было мало оснований для оптимизма. Он не имел своей собственности, не унаследовал состояние, а его аннуитеты оказались в опасности. Его старший брат, Фриле, жил со своей семьей в доме Гутенбергов, а мать, Эльза, переехала в более скромное жилье, хотя и не продала свой дом в Эльтвилле. Поскольку мать занималась торговлей, Гутенберга исключили из рядов патрициев, а стало быть, и из того направления в бизнесе, которое обеспечило бы ему безбедную жизнь.
В 1420 году у Гутенберга не было собственности, он не унаследовал состояние, а его аннуитеты оказались в опасности.
* * *
Это направление – чеканка монет. Отец Гутенберга как совладелец монетного двора был тесно связан с данным видом деятельности. Дядя, тезка Иоганна, тоже его совладелец. И он, в свою очередь, был знаком с сыновьями как минимум еще двоих совладельцев, Хайнца Райзе и Иоганна Кумоффа, которые жили в доме Гутенбергов в более ранние годы. Дядя Иоганна наверняка знал, как чеканятся монеты, поскольку, вероятно, наблюдал за этим процессом на монетном дворе, находившемся на рыночной площади в двух минутах ходьбы от их дома.«Штамповка» в данном случае – это главное слово, поскольку, строго говоря, при чеканке били не по самой монете. Монеты отливались в металлическую форму, состоявшую из одной или двух матриц с рельефной поверхностью; матрица изготавливалась с помощью пунсона, и именно по пунсону с рельефным рисунком производился удар. Любой человек с хоть каким-то опытом в изготовлении ювелирных украшений или книжных переплетов тотчас же узнает пунсон для чеканки монет: ручка, напоминающая рукоятку долота, стальной стержень длиной в несколько сантиметров, на торце которого пунсонист выгравировал изображение. Этот стержень с выгравированным в стали изображением устанавливался на заготовку из более мягкого металла, затем по стержню ударяли молотком, в результате чего оставалось зеркальное изображение рисунка, выгравированного на торце; примерно так клеймят рогатый скот или ставят печать. Когда изображения на двух матрицах (представлявших собой две стороны монеты) были готовы, их прикладывали друг к другу, получая таким образом литьевую форму. В нее заливали расплавленное серебро или золото – и получалась монета.
К XV веку профессия пунсониста считалась уже древним искусством.Ключевой элемент во всей этой технологии – пунсон. К XV веку профессия пунсониста считалась уже древним искусством, при котором подмастерье сначала обучался технике закалки стали, то есть ее нагреванию и последующему охлаждению до приобретения прочности, граничившей с хрупкостью. Затем его учили выбирать один-единственный из множества различных гравировочных инструментов, имевших на конце крохотное углубление или острие, заточенное под углом, а также с его помощью срезать едва видимые глазу частички стали с торца пунсона. Казалось бы, невероятно, как можно резать сталь сталью таким образом, но, если частички достаточно малы, они без труда отделяются до тех пор, пока не появится микроскопическая скульптура, буква, изображение, цифра или фигура в виде рельефа, четко выделяющегося на фоне основы. Точность высококвалифицированного пунсониста была просто поразительной, а эмоции от результата выполненной работы такие же, как если бы была создана скульптура.