Джордан Белфорт
Волк с Уолл-стрит

   Посвящается Чэндлер и Картеру – моим чудесным детям.

От автора

   Это книга воспоминаний, правдивый рассказ о наиболее интересных событиях моей жизни. В особо оговоренных случаях имена и характерные черты некоторых персонажей книги изменены, чтобы защитить их частную жизнь. Я записал диалоги в том виде, в каком их запомнил, и в некоторых случаях ради большей увлекательности повествования объединил несколько событий и отрезков времени.

Пролог
Простофиля

   – Ты ничтожнее самого жалкого мерзавца, – сказал мой новый босс, когда он в первый раз вел меня через брокерский зал компании «Эл-Эф-Ротшильд». – У тебя ведь с этим проблемы, правда, Джордан?
   – Нет, – ответил я. – Никаких проблем.
   – Хорошо! – прорычал босс и пошел дальше.
   Мы пробирались сквозь лабиринт письменных столов красного дерева, опутанных черными телефонными проводами. Лабиринт находился на двадцать четвертом этаже башни из стекла и алюминия, возносившей все свои сорок и один этаж над Манхэттеном, над прославленной Пятой авеню. Брокерский зал был просторным, примерно пятьдесят на семьдесят футов. Обстановка просто подавляла: все эти письменные столы, телефоны, компьютерные мониторы – и наглые яппи, их было аж семьдесят человек. Все они в эту минуту – было 9:20 утра – сидели без пиджаков, развалившись в своих креслах, читали «Уолл-стрит джорнэл» и явно наслаждались своим положением Хозяев Вселенной.
   Быть Хозяином Вселенной казалось мне чрезвычайно завидной участью, и, когда я шел мимо этих наглых яппи в своем дешевом синем костюме и дешевых туфлях, я страстно желал стать одним из них. Но мой новый босс тут же вернул меня с небес на землю.
   – Твоя работа, – он глянул на пластиковый бейджик на синем лацкане моего дешевого пиджака, – твоя работа, Джордан Белфорт, – это работа дозвонщика. Значит, ты пятьсот раз в день будешь набирать телефонные номера, пытаясь прорваться к боссам через их секретарей. Ты не будешь пытаться ничего продать, не будешь ничего советовать и не будешь ничего создавать. Ты просто будешь дозваниваться до хозяев компаний.
   Он на мгновение остановился, а затем изрыгнул новую порцию яда.
   – А когда ты, наконец, дозвонишься, то скажешь только: «Здравствуйте, Мистер Такой-то, с вами хотел бы поговорить Скотт» – после чего передашь трубку мне и начнешь дозваниваться следующему. Как думаешь, справишься? Или это слишком сложно для тебя?
   – Справлюсь, – уверенным тоном ответил я, хотя паника накрыла меня с головой, словно огромное цунами. Стажировка в «Эл-Эф-Ротшильд» должна была продлиться шесть месяцев. Эти месяцы, судя по всему, будут суровыми и изнурительными, ведь мне придется полностью зависеть от таких придурков, как этот Скотт, который, казалось, только что вылупился из пузыря, поднявшегося к поверхности из самых страшных глубин бездонной преисподней яппи.
   Искоса поглядывая на него, я решил, что Скотт похож на золотую рыбку. Он был лысым и бледным, а жалкий венчик волос, сохранившийся у него на голове, был грязно-рыжего цвета. Он был чуть старше тридцати, довольно высокий, с узким черепом и розовыми пухлыми губами. Он носил бабочку, и это выглядело смешным. За очками в тонкой металлической оправе таращились выпученные карие глаза, и в целом выглядел он совершенно пресным, вылитая рыба. Точнее, золотая рыбка.
   – Хорошо, – пробурчала мерзкая золотая рыбка, – теперь основные правила: никаких перерывов, никаких личных звонков, никаких пропусков по болезни, никаких опозданий, никакого безделья. На обед у тебя тридцать минут…
   Он остановился, наслаждаясь произведенным эффектом.
   – …и я бы на твоем месте возвращался с обеда вовремя, потому что пятьдесят человек жаждут занять твое место, если ты его профукаешь.
   Он шел дальше, не умолкая ни на минуту, а я следовал за ним на шаг сзади, завороженный мерцанием котировок, тысячами оранжевых строк, скользивших по серым мониторам компьютеров. В передней части комнаты зеркальное окно открывало вид на небоскребы манхэттенского Мидтауна. Передо мной высился Эмпайр-Стейт-билдинг. Он был выше всего остального и, казалось, поднимался прямо к небесам, чтобы и вправду поскрести их. Это был обалденный вид, вполне достойный молодого Хозяина Вселенной. Но в ту минуту заветная цель, казалось, отодвигалась от меня все дальше и дальше.
   – По правде сказать, – шипел Скотт, – я не думаю, что ты создан для этой работы. Ты похож на мальчишку, а Уолл-стрит – это не место для юнцов. Это место для киллеров. Место для хладнокровных наемников. Так что в одном смысле тебе повезло: здесь не я решаю, кого взять на работу.
   И он несколько раз саркастически хмыкнул.
   Я прикусил язык и промолчал. Дело было в 1987 году, и казалось, что всем миром заправляют придурки-яппи вроде Скотта. Уолл-стрит того времени представляла собой один безумный рынок, игравший на повышение и каждый день выплевывавший в мир дюжину свежеиспеченных миллионеров. Деньги были дешевы, и как раз тогда парень по имени Майкл Милкен придумал свои «мусорные» облигации – очень рискованные, но зато высокодоходные бумаги, которые изменили весь подход корпоративной Америки к бизнесу. Это было время безудержной жадности и буйных излишеств. Это была эра яппи.
   Когда мы подошли к столу Скотта, мой мучитель повернулся ко мне и сказал:
   – Джордан, повторяю еще раз: ты здесь ниже всех! Ты не будешь говорить по телефону, ты – дозвонщик.
   Каждое его слово было исполнено презрения.
   – И до тех пор, пока ты не сдашь свой брокерский экзамен, вся твоя вселенная будет состоять из непрерывного дозвона. Именно поэтому ты ничтожнее, чем самый ничтожный мерзавец. Тебя это напрягает?
   – Вовсе нет, – ответил я, – эта работа идеально для меня подходит, потому что я действительно хуже самого жалкого мерзавца.
   И я пожал плечами с самым удрученным видом. В отличие от Скотта я-то не похож на золотую рыбку, и пока он вглядывался в мое лицо, пытаясь найти на нем следы иронии, я ощущал нечто похожее на гордость. Ничего, что я не слишком высок ростом и в свои двадцать четыре года был все еще похож на невинного подростка – при входе в бар у меня все еще частенько спрашивали документы. Зато у меня были светло-каштановые волосы, нежная кожа оливкового цвета и большие голубые глаза. Все вместе выглядело неплохо.
   Но, увы, я не лгал, когда сказал Скотту, что я чувствую себя хуже, чем самый жалкий мерзавец. По сути дела, таким я себя и ощущал. Дело заключалось в том, что я только что угробил свое первое деловое начинание, и мое самоуважение рухнуло вместе с ним. Это была плохо продуманная инвестиция в производство морепродуктов, и к моменту, когда этот бизнес рухнул, я был уже в полной заднице и с двадцатью шестью арендованными грузовиками на руках – все они были взяты напрокат под мои личные обязательства и теперь приносили одни убытки. Так что меня осаждали банки-кредиторы, а некая воинственно настроенная женщина из «Америкэн Экспресс» (судя по голосу – бородатая и весом фунтов триста) угрожала по телефону «лично дать мне под зад, если я не заплачу все, что должен». Я уж было хотел сменить свой телефонный номер, но за телефон я тоже давно не платил и телефонная компания тоже за мной охотилась.
   Скотт предложил мне присесть рядом с ним к его столу и произнес несколько ободряющих, но довольно язвительных слов:
   – Смотри на все со светлой стороны! Если каким-то чудом тебя не уволят за лень, глупость, безалаберность или опоздания, то, может быть, ты однажды сможешь стать брокером.
   Он самодовольно посмеялся собственной шутке.
   – И ты должен знать, что в прошлом году я заработал больше трехсот тысяч долларов, а другой парень, с которым ты будешь работать, заработал больше миллиона.
   Больше миллиона? Оставалось только воображать, каким мерзавцем должен быть этот другой парень. Мое сердце сжалось, и я спросил:
   – А кто он? Как его зовут?
   – Какая разница? – спросил меня мой мучитель. – Тебе-то какое дело?
   У меня было ощущение, что я завербовался в морскую пехоту. Похоже, любимый фильм этого подонка Скотта – «Офицер и джентльмен», а любимый персонаж – сержант в исполнении Лу Госсета, муштрующий рядового. Но я оставил все эти сравнения при себе, сказав только:
   – Да нет, никакого дела, просто любопытно.
   – Его зовут Марк Ханна, и скоро ты с ним познакомишься.
   С этими словами Скотт протянул мне пачку каталожных карточек, на каждой из которых были написаны имя и номер телефона какого-нибудь богатого бизнесмена.
   – Улыбнись и давай звони! – приказал он. – И не вздумай до полудня хоть на секунду остановиться.
   Засим он плюхнулся в кресло, выхватил «Уолл-стрит джорнэл», задрал на стол ноги в черных модельных туфлях из крокодиловой кожи и углубился в чтение.
   Но только я снял трубку, как на мое плечо легла чья-то сильная рука. Я обернулся и сразу же понял, что передо мной – тот самый Марк Ханна. Как и подобает настоящему Хозяину Вселенной, он просто излучал ауру успеха. Он был крупным парнем – под два метра и, похоже, состоял в основном из мускулов. У него были черные как смоль волосы, темные глаза, внимательный и уверенный взгляд, и его крупное лицо не портили даже многочисленные рубцы от угрей. Он был красив красотой типичного обитателя даунтауна, и мне даже померещился запах травки, словно он принес его на себе из Гринвич-Виллиджа. Этот чувак просто сочился харизмой.
   – Джордан? – спросил он с подчеркнутым дружелюбием.
   – Он самый, – ответил я обреченно, – ничтожный мерзавец высшего сорта, к вашим услугам!
   Он засмеялся, и накладные плечи его серого костюма в тонкую полоску поднимались и опускались с каждым смешком. Затем, куда громче, чем требовало расстояние между нами, он спросил:
   – Вижу, ты уже познакомился с нашим местным Главным Засранцем? – и он мотнул головой в сторону Скотта.
   Я кивнул. Ханна подмигнул мне.
   – Не переживай: здесь я старший брокер, а он просто игрок, да еще и дрянной к тому же. Так что можешь не обращать внимания ни на то, что он уже сказал, ни на то, что он еще скажет тебе в будущем.
   Я не выдержал и все-таки покосился на Скотта, который именно в этот момент взорвался:
   – Да пошел ты, Ханна!
   Марк, впрочем, не обиделся. Он просто пожал плечами, обошел вокруг моего стола, поместив весь свой массивный корпус между Скоттом и мною, и продолжил:
   – Не обращай на него внимания. Говорят, ты первоклассный продавец. Через год этот придурок будет целовать твою задницу.
   Я улыбнулся, одновременно польщенный и несколько обескураженный.
   – Кто это вам сказал, что я первоклассный продавец?
   – Стивен Шварц, тот парень, что взял тебя на работу. Он сказал, что ты впарил ему акции прямо во время интервью, – Марк снова засмеялся. – Ты произвел на него большое впечатление, он рекомендовал мне внимательнее к тебе присмотреться.
   – Неужели? А я боялся, что он меня не возьмет. Там двадцать человек сидели в очереди на интервью, поэтому я решил, что надо очень быстро произвести на него впечатление, – я пожал плечами. – Он, правда, сказал потом, что в дальнейшем мне надо будет вести себя скромнее.
   Марк ухмыльнулся.
   – Ну, знаешь, может, и «скромнее», но уж точно не слишком скромно. Если занимаешься бизнесом, нужно уметь прессовать. Люди не покупают акции, людям продают акции. Никогда про это не забывай.
   Он сделал паузу, чтобы дать возможность этим словам запечатлеться у меня в мозгу.
   – Но в любом случае мистер Засранец, сидящий вон за тем столом, был прав в одном: работа дозвонщика – это паршивая работа. Я занимался этим семь месяцев подряд, и каждое утро мне хотелось повеситься. Поэтому я открою тебе маленький секрет, – тут Ханна заговорщицки понизил голос, – притворяйся, что дозваниваешься, но при каждой возможности сачкуй.
   Он улыбнулся, подмигнул, а затем снова заговорил нормальным голосом.
   – Пойми меня правильно. Я хочу, чтобы ты дозвонился для меня как можно большему количеству людей, потому что я на этом зарабатываю деньги. Но я не хочу, чтобы ты в конце концов вскрыл себе из-за этого вены. Потому что я просто ненавижу вид крови!
   Он снова подмигнул.
   – Так что отдыхай чаще. Пойди в сортир и подрочи, если тебе вдруг этого захочется. Я лично так и делал, и мне это всегда замечательно помогало. Уверен, тебе нравится дрочить, не так ли?
   Этот вопрос меня в тот момент совершенно потряс, но я скоро узнал, что на Уолл-стрит не говорят обиняками. Такие обращения, как «дерьмо», «пошел ты…», «ублюдок», «жопа», использовались здесь так же часто, как «да», «нет», «спасибо» и «пожалуйста». Я храбро сказал:
   – Ну да, мне нравится дрочить. А кому не нравится?
   Ханна кивнул с явным облегчением.
   – Хорошо, очень хорошо. Дрочить – это крайне важно. А еще я тебе всячески рекомендую наркоту, особенно кокаин – он тебе поможет быстрее набирать номера, а это будет очень хорошо для меня.
   Он остановился, словно вспоминая еще какой-нибудь мудрый совет, но, кажется, они у него закончились.
   – В общем, вот как-то так, – закруглился Ханна, – пожалуй, мне сейчас больше нечего тебе посоветовать. Но не волнуйся, салага, все будет хорошо. Когда-нибудь ты будешь вспоминать этот разговор, и тебе станет очень весело, вот это я тебе обещаю.
   Он снова улыбнулся мне и плюхнулся за свой стол с телефоном.
   Через мгновенье в зале раздался громкий звонок, объявивший об открытии рынка. Я взглянул на свой «таймекс», купленный неделю назад за четырнадцать баксов в дешевом магазине «Джей Си Пенни». Было ровно девять тридцать утра, 4 мая 1987 года, мой первый день на Уолл-стрит.
   И как раз в этот момент из динамика раздался голос Стивена Шварца, главы отдела продаж «Эл-Эф-Ротшильд»:
   – О`кей, джентльмены. Фьючерсы сегодня утром выглядят хорошо, в Токио много покупают…
   Стивену было всего тридцать восемь, но только за один предыдущий год он заработал больше двух миллионов долларов (образцовый Хозяин Вселенной!).
   – …Похоже, на открытии сразу произошел скачок на десять пунктов, – говорил его голос из динамика. – Итак, джентльмены, давайте-ка все за телефоны… и да здравствует рок-н-ролл!
   В ту же секунду в комнате начался настоящий ад. Ноги в крокодиловых туфлях были сброшены со столов, листы «Уолл-стрит джорнэл» полетели в корзины для бумаг, рукава рубашек в одну секунду были закатаны выше локтей, и брокеры один за другим хватали трубки телефонов и принимались набирать номера. Я тоже схватил трубку и тоже набрал номер.
   Через несколько минут все, кто был в зале, бешено расхаживали по нему, дико жестикулируя и крича в трубки, отчего в помещении стоял дикий рев. Я впервые услышал рев брокерского зала Уолл-стрит, больше всего похожий на рев огромной толпы. Я никогда не забуду этот момент, ведь этот звук полностью изменил мою жизнь. Этот адский рев издавали молодые люди, которых захлестнула алчность и амбиции, молодые яппи, которые в этот момент продавали свои сердца и души богатым бизнесменам по всей Америке.
   – «Минискрайб» – это невероятно выгодная покупка! – вопил в трубку круглолицый яппи. Ему было двадцать восемь лет, у него была сильнейшая кокаиновая зависимость и годовой доход в 600 тысяч долларов. – Что-что говорит ваш брокер из Западной Виргинии? Господи! Может, он и хорошо разбирается в акциях угольных шахт, но, сэр, на дворе восьмидесятые! Высокие технологии – вот на что надо ставить!
   – У меня пятидесятидневные июльские фьючерсы на пятьдесят тысяч!– кричал в трубку другой брокер за два стола от него.
   – У них нет денег! – надрывался третий.
   – Да я вообще не зарабатываю на этой сделке! – клялся своему клиенту еще один яппи.
   – Вы что, шутите? – рычал в трубку Скотт. – Меньше? Да когда я поделюсь своей комиссией с компанией и заплачу налоги, мне даже на корм собачий не хватит!
   То и дело один из брокеров победоносно бросал трубку, быстро заполнял бланк регистрации сделки, мчался к трубе пневматической почты, укрепленной на одной из колонн, на которые опирался потолок зала, засовывал бланк в стеклянный цилиндр и провожал его взглядом, когда устройство всасывало цилиндр и уносило его ввысь. Таким способом бланк добирался до отдела торговых операций в другом конце здания, а оттуда его переправляли на Нью-Йоркскую фондовую биржу для исполнения. Потолок специально сделали низким, чтобы разместить над ним трубы пневматической почты, и поэтому казалось, что он вот-вот рухнет вам на голову.
   К десяти часам утра Марк Ханна уже трижды успел сбегать к колонне и, кажется, собирался вот-вот идти к ней опять. Он так мастерски говорил по телефону, что я, слушая его, ощущал себя полным ничтожеством. Казалось, он чуть ли не извиняется перед своими клиентами, хотя на самом деле он железной рукой держал их за горло.
   – Сэр, позвольте вам заметить, – вкрадчиво говорил Марк председателю правления компании из списка «Форчун 500», – я горжусь тем, что разбираюсь в этом. И моя цель – помочь вам не только овладеть ситуацией, но и выпутаться из нее. – Он говорил мягко, почти нежно, и это производило поистине гипнотическое действие. – Я хотел бы в течение долгого времени способствовать приумножению вашего дохода, помочь вам сделать ценные инвестиции в ваш бизнес и в благосостояние вашей семьи.
   Через две минуты Марк уже стоял у пневматической почты с заказом на покупку акций некоей компании «Майкрософт» на четверть миллиона долларов. Я никогда раньше не слышал о «Майкрософт», но, похоже, это была хорошая компания. Во всяком случае, за одну эту сделку Марк получил комиссию в три тысячи долларов. У меня в кармане тем временем болтались семь баксов.
   К двенадцати часам голова у меня шла кругом, и к тому же я умирал от голода. Точнее так: у меня шла голова кругом, я умирал от голода и вдобавок обливался потом. Но главное, что я попался на крючок. Рев толпы брокеров проник в поры моей кожи и отозвался в каждой частичке моего существа. Я знал, что справлюсь с такой работой. Я знал, что могу выполнять ее не хуже, чем Марк Ханна, а может быть, и лучше. Ведь я тоже могу быть нежным, как шелк.
   К собственному моему удивлению, я так и не спустился на лифте вниз и не потратил половину своего состояния на два хот-дога и кока-колу. Вместо этого я вместе с Марком Ханной поднялся на самый верх, на 41-й этаж, в пентхаус, где располагался роскошный ресторан «На вершине шестерок»[1]. В обеденное время здесь собиралась вся элита, здесь Хозяева Вселенной накачивались мартини и делились друг с другом эпизодами военных действий.
   Как только мы вошли в ресторан, метрдотель по имени Луи ринулся к Марку и принялся энергично трясти его руку, приговаривая, как замечательно, что тот пришел сюда в такой чудесный полдень понедельника. Марк протянул ему пятьдесят долларов (отчего я чуть не захлебнулся слюной), и Луи провел нас к угловому столику, откуда открывался потрясающий вид на Верхний Вест-Сайд и на мост Джорджа Вашингтона.
   Марк улыбнулся метрдотелю:
   – Луи, принеси нам первым делом два мартини с водкой «Абсолют». А потом, – он взглянул на свой массивный золотой «ролекс», – ровно через семь с половиной минут принеси еще парочку. А затем приноси по два каждые пять минут – до тех пор, пока один из нас не отрубится.
   Луис кивнул.
   – Разумеется, мистер Ханна. Превосходная стратегия.
   Я смущенно улыбнулся Марку и виновато сказал:
   – Извините, но я… ну, в общем… в общем, я не пью.
   Затем я повернулся к Луису и попросил:
   – Принесите мне просто кока-колы. И больше ничего.
   Луи и Марк переглянулись с таким видом, будто я только что признался в каком-то отвратительном пороке. Затем Марк сказал метрдотелю извиняющимся тоном:
   – Это его первый день на Уолл-стрит, Луи. Давай дадим ему время.
   Луис строго посмотрел на меня и поджал губы:
   – Конечно-конечно, все понятно. Не волнуйтесь, юный сэр, вы очень скоро тоже станете алкоголиком.
   Марк энергично кивнул:
   – Хорошо сказано, Луи! Но все равно – принеси-ка ему на всякий случай мартини, вдруг он передумает? В крайнем случае я за него выпью.
   – Замечательно, мистер Ханна. Вы с вашем другом будете также и есть? Или только пить?
   «Что за чушь несет этот Луи? – подумал я. – Довольно странный вопрос в обеденное время». Но, к моему удивлению, Марк сказал, что он сегодня, пожалуй, ничего не хочет и что есть буду только я. Луи подал мне меню и отправился за напитками. Через секунду я понял, почему Марк не голоден: он сунул руку в карман пиджака, вытащил оттуда баночку с белым порошком, открыл крышку, зачерпнул крошечной ложечкой искрящуюся на свету горстку самого мощного природного подавителя аппетита – кокаина – и втянул огромную порцию своей правой ноздрей. Затем он повторил процедуру с левой ноздрей.
   Я был поражен. Я просто глазам своим не верил! Прямо здесь, в ресторане? В окружении десятков Хозяев Вселенной?! Я покосился на соседние столики, пытаясь понять, заметил ли это кто-нибудь. Кажется, никто не заметил, и теперь я понимаю, что в любом случае никому не было до этого дела. Все были слишком заняты, накачиваясь водкой, скотчем, джином, бурбоном или еще каким-нибудь вредным веществом, оплаченным из их невероятно раздутых бумажников.
   – Ну, давай! – Марк протянул мне баночку с кокаином. – Вот он, настоящий билет на Уолл-стрит. Не считая шлюх, конечно.
   Шлюх? Я был поражен еще больше. Честно говоря, я никогда не имел с ними дела. Более того, я был влюблен в девушку и собирался жениться. Ее звали Дениз, и она была великолепна снаружи и внутри – ее внутренний мир был столь же прекрасен, как и ее внешность. Вероятность того, что я могу ей изменить, была, казалось мне, меньше нуля. Что же касается кокаина, то я, конечно, бывал на вечеринках, когда учился в колледже, но с тех пор прошло уже несколько лет, в течение которых я ничего, кроме травки, не употреблял.
   – Нет, спасибо, – ответил я слегка смущенно, – у меня с коксом не очень хорошо складывается. Я становлюсь… ну как бы слегка психом. Не могу ни спать, ни есть, и, в общем… у меня настоящая паранойя начинается. Он правда плохо на меня действует. Очень плохо.
   – Никаких проблем, – ответил Марк, зачерпывая новую порцию из баночки, – но я точно могу сказать одно: именно кокаин поможет тебе выживать здесь изо дня в день!
   Он покачал головой и пожал плечами.
   – Работа брокера – паршивая работа. Пойми меня правильно: бабки и все такое – это круто, но ты же ничего не создаешь, ты ничего не строишь. Так что со временем все это становится довольно однообразным, – он замолчал, будто подбирая нужные слова. – По сути дела, мы просто мерзкие спекулянты. Никого из нас не интересует, почему те или иные акции идут вверх. Мы просто играем в дартс: продаем да покупаем. Да ты скоро сам это поймешь.
   Следующие несколько минут мы рассказывали друг другу о себе. Марк вырос в Бруклине, в районе Бэй-Ридж – не самый спокойный квартал, насколько мне было известно.
   – Как бы ни сложилась жизнь, – говорил он, – никогда не встречайся с девушкой из Бэй-Ридж. Они все чертовы психопатки!
   Он зачерпнул еще щепотку кокаина и добавил:
   – Последняя из тех, с кем я встречался, воткнула в меня карандаш, когда я спал! Можешь себе представить?
   В этот момент появился официант в смокинге и поставил на стол напитки. Марк поднял свой двадцатидолларовый мартини, а я свою восьмидолларовую кока-колу. Марк сказал:
   – За Доу-Джонс! Пусть взлетит до пяти тысяч пунктов!
   Мы чокнулись.
   – И за твою карьеру на Уолл-стрит!– добавил Марк. – Желаю тебе добиться успеха в этом паршивом деле и при этом сохранить хотя бы часть своей бессмертной души!
   Мы улыбнулись друг другу и снова чокнулись.
   Если бы в тот момент кто-нибудь сказал мне, что всего через несколько лет я стану хозяином ресторана, в котором сейчас сижу, а Марк Ханна вместе с половиной других брокеров «Эл-Эф-Ротшильд» будет работать на меня, я решил бы, что этот человек не в себе. А если бы тот добавил, что я буду одну за другой вдыхать дорожки кокаина в баре этого самого ресторана под восхищенными взглядами дюжины высококлассных брокеров, то я подумал бы, что этот человек окончательно свихнулся.
   Но это было только начало. Дело в том, что как раз в это время в другом месте происходили важные вещи, казалось бы, не имевшие ко мне никакого отношения. Начнем с такой мелочи, как появление портфельного страхования – метода автоматического страхования портфеля ценных бумаг с помощью компьютерных систем, который однажды положит конец бешеному росту котировок и за один день обрушит Доу-Джонс сразу на 508 пунктов. Цепь событий, которые последуют за этим, почти невозможно было себе вообразить в то время. На Уолл-стрит одна за другой будут рушиться брокерские компании, и «Эл-Эф-Ротшильд», занимавшаяся банковскими инвестициями, тоже будет вынуждена прекратить свое существование. И тогда начнется настоящее безумие.
   Я предлагаю вам собственную реконструкцию этого безумия – сатирическую историю периода, который, как выяснилось потом, оказался одним из самых диких эпизодов в истории Уолл-стрит. Я буду рассказывать вам с теми самыми интонациями, которые зазвучали в моем голосе уже в то время, – интонациями циничной, эгоистической, омерзительно ироничной болтовни. Именно так я воспринимал тогда события моей жизни, полной безудержного гедонизма. Эти интонации помогали мне развращать других людей, манипулировать ими – и наполнять хаосом и безумием жизнь целого поколения молодых американцев.