Страница:
— Да, было!
Она рассчитывала, что Грей извинится за испорченный вечер, но он лишь сказал насмешливо:
— Ну, заставив его ждать, вы только повысили себе цену. Разве не так поступают все женщины?
Сара смотрела на него с негодованием.
— Я не знаю, как другие женщины, — ответила она ледяным тоном, — но я так не поступаю. А теперь извините, мне пора идти.
Она еще кипела от гнева, когда подъехала к своему дому. В окнах было темно. Салли и Росс ушли, не дождавшись ее. В гостиной лежали поздравительные открытки: напоминание, как прекрасно начался этот день. Черт бы побрал этого Грея Филипса… Если его жене и нравилось дразнить и обижать других людей, вовсе не обязательно обвинять в том же ее, Сару… Она остановилась: она принимает все это слишком близко к сердцу, слишком близко; ее волнует отнюдь не только то, что касается Робби. А Грей даже не помнит о ее существовании.
Устало она поднялась наверх и разобрала постель.
— Так ты ему сказала, как он тебе все испортил? — приставала Салли.
— Да вроде, — ответила Сара, которой не хотелось ничего объяснять.
— Ну, знаешь ли, Сара, нельзя же, чтобы он пользовался твоей добротой! Ты — учительница, а вовсе не мать.
Сара вздохнула.
— Мне пора идти, иначе я опоздаю.
Когда она подъехала к дому, машина Грея стояла на обычном месте, хотя, когда она вошла в кухню, там никого не было и горел свет.
На столе стояли тарелка с куском недоеденной пиццы и недопитая чашка кофе.
Сара открыла дверь в холл.
Тишина. Она заколебалась. Так, наверное, чувствует себя человек на покинутом корабле, подумала она. Самое разумное пойти наверх и узнать, встал ли Роберт, но она еще помнила, как смотрел на нее Грей, когда однажды застал ее в кабинете, и кроме того, если он проспал, а похоже, это именно так… Мысль о возможности столкнуться с ним, полуголым, когда он будет выходить из спальни или из ванной…
Прекрати! — одернула она себя и, справившись с волнением, шагнула к лестнице.
Ее наняли и ей платят, чтобы она заботилась о Роберте, и она должна выполнять свои обязанности. Если Грей проспал, она может послать Робби, чтобы тот разбудил отца, решила она, открывая дверь в комнату Роберта.
Шторы были опущены. Робби в комнате не было, в ванной шумела вода, но не это заставило ее застыть: она увидела Грея, который лежал на кровати мальчика, одетый, и крепко спал.
Она в недоумении смотрела на него; из ванной появился Робби.
— Мне приснился плохой сон, — шепотом сказал он. — Папа пришел ко мне. Он сказал, что не надо бояться, ведь он со мной.
Саре бы надо было порадоваться тому, как легко Робби назвал Грея «папа», и он, кажется, поверил ему: если Грей говорит «не бойся»— бояться действительно нечего.
— Сара, я хочу есть, — услышала она голос Робби, когда он направлялся к лестнице.
Она хотела окликнуть его и попросить разбудить отца, но в этот момент Грей зашевелился и нахмурился, не открывая глаз и стараясь устроиться поудобнее на детской кроватке.
Наверное, он очень устал, если ухитрился заснуть на такой узкой кровати вместе с ребенком, подумала Сара, отступая к двери в страхе, что он вот-вот откроет глаза, но Грей закинул руки за голову, смахнув при этом со стола стакан со сладкой водой, которую она всегда оставляла Робби на ночь.
Инстинктивно Сара бросилась вперед, но стакан упал, вода пролилась на ковер; она наклонилась поднять его и вдруг почувствовала, как рука Грея коснулась ее волос.
От неожиданности она замерла: ни двинуться, ни вздохнуть, ни вообще что-либо предпринять она была не в состоянии.
Пальцы Грея медленно скользили по ее волосам. Он глубоко и удовлетворенно вздохнул, сжал волосы в руке и потянул их осторожно, наклоняя ее голову к себе.
Она видела: глаза его закрыты, он еще крепко спит и абсолютно не сознает, что делает. Ей нужно немедленно освободить волосы и разбудить его. Одному Богу известно, кого он видит во сне — какую-то женщину, с которой у него были настолько близкие отношения…
Сара с трудом перевела дух. Она была так близко от него, что могла рассмотреть поры на лице, отросшую за ночь щетину на подбородке, загнутые шелковистые ресницы. До нее доносился запах теплого мужского тела, и машинально, чтобы не потерять равновесие, она оперлась рукой о его грудь и почувствовала, как тяжело и неровно бьется его сердце.
Внезапно он уткнулся ей в шею, а большим пальцем стал поглаживать ее за ухом. Все чувства ее смешались, тело затрепетало в ответ на эту ласку. Его небритый подбородок терся о ее мягкую кожу, но ощущение было дразняще-чувственным, приятным, токи побежали по коже. Сама того не сознавая, Сара наклонилась ниже, изгибая шею в ответ на его ласку. Рука, лежащая у нее на груди, напряглась, пальцы сжались. Она слышала свое прерывистое дыхание, все ее тело болезненно дрожало.
На ней была тонкая хлопчатобумажная кофточка, и, когда рука Грея приподняла ее грудь, она охнула, но он этого не услышал, глаза его оставались закрытыми, губы скользили по ее шее, кончик языка поглаживал ее, и прикосновение его зубов вызывало удивительное сладкое чувство.
Тело Сары вздрагивало, она понимала, что нужно сейчас же прекратить это, но приказы, которые отдавал разум, не принимались телом, оно поступало как раз наоборот: все теснее и теснее прижималось к Грею. Мозг твердил: отодвинься от него, пока не поздно, пока он не проснулся и не понял, что он делает, что она ему позволяет делать.
Она задрожала, когда его пальцы стали медленно поглаживать ее сосок, из горла ее рвался стон. Рот его медленно скользил по ее лицу в поисках ее губ, и она не смогла удержаться: повернула голову ему навстречу.
Когда он нашел ее губы, сердце ее остановилось, а чувства словно сошли с ума, все закружилось, точно в водовороте, под настойчивым нажимом его губ. Это не был робкий, несмелый поцелуй: так целуют женщину, которая близка тебе и желанна.
Но кто же была та женщина? Замерев в его объятиях, Сара осознала, что это — не она; и сразу же ее чувства как бы растворились, а тело замерло от стыда и отвращения.
Грей продолжал целовать ее во сне; как только он ощутил сопротивление, зубы его впились в ее губы.
От неожиданной острой боли Сара вскрикнула, отшатнувшись.
Грей тотчас же открыл глаза, нахмурил брови и уставился на нее.
Сара стремительно вскочила на ноги, бормоча в панике:
— Вы столкнули стакан с водой со столика. Простите, что я вас разбудила.
Он все еще хмурился, а она буквально чувствовала его мысли; он силился вспомнить что-то, что его беспокоило.
Он пристально смотрел на ее губу. Она тотчас же ее закусила, стараясь не морщиться, так как прокушенная кожица болела, сердце ее бешено стучало.
Ей стало до ужаса неловко: она боялась, что он очнется и еще подумает, что она сама… Но когда он заговорил, она поняла, что он совершенно не помнит того, что здесь происходило.
— Что я здесь, черт побери, делаю?..
Она отозвалась, запинаясь:
— Робби сказал, что ему приснился дурной сон, вы к нему пришли и, должно быть, заснули вместе с ним.
Грей издал какой-то странный звук, спустил ноги на пол, выругался шепотом и вдруг застонал:
— О Боже! Спина!
Сара пятилась к двери. От резких движений рубашка выбилась у него из брюк, обнажив мускулистый живот и грудь. Он потянулся, и она услышала, как хрустнули кости.
— Сколько времени? — спросил он и опять тихо выругался, когда она ответила. — Проклятье! У меня через полчаса деловое свидание. Придется позвонить Мэри и отложить его.
Он продолжал хмуриться; мысли его были уже далеко; ничто в его поведении не говорило, что он, хотя бы смутно, помнил о происшедшем; когда она отступила к двери, он посмотрел ей прямо в лицо, и взгляд его задержался на ее губах.
Внутри у Сары все так трепетало, что она удивлялась, как он этого не замечает.
Открыв дверь, она поспешно вышла. Внизу, в кухне, Робби ел овсянку. Рот у него был в молоке, он поднял голову, взглянул на Сару и широко улыбнулся.
Сара стояла спиной к двери, когда через полчаса Грей вошел в кухню. Она сразу же насторожилась, не в состоянии повернуться к нему. Вспомнил он что-нибудь или так крепко спал, что ничего не сознавал?
Услышав, как он открыл холодильник, она с трудом повернулась. Сердце ее дрожало: он был таким чужим, таким далеким, и, видя его сейчас в темном строгом костюме, невозможно было поверить, что он… Она перевела дух, напомнив себе, что целовал и ласкал он вовсе не ее.
Он взял из холодильника апельсиновый сок.
— У нас остался праздничный пирог, Сара? — спросил Роберт.
Сара знала, что Грей наблюдает за ней, она не смотрела на него, ощущая, что лицо и шея ее залились краской.
Закончив завтрак. Грей взял кейс и направился к двери, приостановившись, чтобы резко сказать:
— На минутку, Сара!
Едва дыша, она вышла за ним в холл. Значит, он все-таки вспомнил и теперь хочет узнать, почему она его не остановила, почему не разбудила, почему…
— Думаю, Робби лучше не есть пирог, — сказал он. — Наверное, это послужило причиной его ночных кошмаров, из-за которых мы оба не спали.
Сара пристально смотрела на него, а он продолжал с укором:
— Мне казалось, у вас достаточно здравого смысла, чтобы не кормить его подобной едой, в ней столько сахара и жира!
— Он приготовлен по рецепту, в котором почти нет сахара и жира, — ответила Сара.
Да как он смеет намекать на то, что это она виновата в ночных кошмарах Робби? Она уже хотела сказать ему, что, если его так беспокоят дурные сны Робби, лучше искать причину в себе, а не в ее стряпне. Но она так растерялась, что просто не могла найти слов для отпора.
Он отвернулся, и она закусила от досады губу, забыв о ранке. Боль была так сильна, что она невольно вскрикнула; он остановился и посмотрел на нее, бросив взгляд на ее распухшую губу. Она смущенно вспыхнула.
— На вашем месте я бы посоветовал вашему приятелю быть в следующий раз поосторожнее, — сказал он брезгливо, открывая дверь.
Дрожащим от гнева голосом Сара вскрикнула:
— У меня нет приятеля, и, к вашему сведению… — Она замолчала, сообразив, что чуть не проговорилась.
— Что — к моему сведению? — спросил Грей.
Он снова посмотрел на нее, и Сара испугалась. Она крепко сжала дрожащие губы и отвернулась. Ее трясло от страха; машинально она дотронулась до губ кончиком языка, как бы ощупывая их, и он понял, что к таким свидетельствам мужской страсти она не привыкла.
Грей застыл: глубоко скрытая боль, которую он ощутил, проснувшись, вспыхнула с новой силой. Давно уже он не испытывал такого непреодолимого желания.
В последние месяцы брака его сексуальные желания сошли на нет, у него даже не возникало мысли отомстить жене за неверность и предательство, меняя женщин как перчатки. Правда, у него случались связи, но в основном это был союз умов, а не тел.
И для него было большой неожиданностью, что он еще способен испытывать такое глубокое физическое влечение, и что еще хуже — влечение к женщине, от которой он намеренно держался на расстоянии.
И только позже, по дороге на фабрику, он задал себе вопрос: почему у него с первой их встречи возникла уверенность, что именно она та женщина, против которой ему придется возводить баррикады; именно она сможет пробить броню, в которую были закованы все его чувства и желания?
Он проклинал себя за то, что пригласил ее на работу, но иного выхода у него не было: нужно было позаботиться о Робби. Робби — его дитя, его сын… Робби, который его боялся благодаря стараниям матери. Но прошлой ночью, испуганный дурным сном, мальчик позвал его, прижался к нему теплым своим тельцем, и его затопила такая горячая волна любви, отчаяния и боли! Любви к ребенку, который был частью его самого; отчаяния, что столько лет они прожили в разлуке; боли, которой были окрашены их нынешние отношения.
Он не мог понять, что же с ним происходит. Он вырвал с корнем все чувства, внушая себе: куда безопаснее не чувствовать, не любить, — и вдруг оказался беззащитным, броня лежала у его ног, а он был наг и изранен…
Грей перевел дух, стараясь успокоиться, вздрогнул при воспоминании о том, что пережил, разглядывая припухшие Сарины губы. Он ревновал ее к тому, кто имел право целовать ее с такой страстью и такой силой, и не замечал — или не желал замечать, — что причиняет ей боль.
Она сказала, что у нее нет приятеля, вспомнил он. Но ведь кто-то ее целовал. Боже мой, если закрыть глаза, то можно ощутить мягкость ее губ, услышать стоны восторга; прикоснуться к груди, почувствовать, как начинает дрожать ее тело в ответ на его ласку…
Он выругался, когда радом просигналила машина, и увидел, что зажегся зеленый свет, а он сидит, уставившись в пространство.
Хватит! Это надо прекратить. В его жизни ничему подобному не было места, и это очень опасно.
Когда-то он верил, что любит и любим. Но он ошибся и больше в эту западню не попадется никогда.
Никогда.
ГЛАВА 7
Она рассчитывала, что Грей извинится за испорченный вечер, но он лишь сказал насмешливо:
— Ну, заставив его ждать, вы только повысили себе цену. Разве не так поступают все женщины?
Сара смотрела на него с негодованием.
— Я не знаю, как другие женщины, — ответила она ледяным тоном, — но я так не поступаю. А теперь извините, мне пора идти.
Она еще кипела от гнева, когда подъехала к своему дому. В окнах было темно. Салли и Росс ушли, не дождавшись ее. В гостиной лежали поздравительные открытки: напоминание, как прекрасно начался этот день. Черт бы побрал этого Грея Филипса… Если его жене и нравилось дразнить и обижать других людей, вовсе не обязательно обвинять в том же ее, Сару… Она остановилась: она принимает все это слишком близко к сердцу, слишком близко; ее волнует отнюдь не только то, что касается Робби. А Грей даже не помнит о ее существовании.
Устало она поднялась наверх и разобрала постель.
— Так ты ему сказала, как он тебе все испортил? — приставала Салли.
— Да вроде, — ответила Сара, которой не хотелось ничего объяснять.
— Ну, знаешь ли, Сара, нельзя же, чтобы он пользовался твоей добротой! Ты — учительница, а вовсе не мать.
Сара вздохнула.
— Мне пора идти, иначе я опоздаю.
Когда она подъехала к дому, машина Грея стояла на обычном месте, хотя, когда она вошла в кухню, там никого не было и горел свет.
На столе стояли тарелка с куском недоеденной пиццы и недопитая чашка кофе.
Сара открыла дверь в холл.
Тишина. Она заколебалась. Так, наверное, чувствует себя человек на покинутом корабле, подумала она. Самое разумное пойти наверх и узнать, встал ли Роберт, но она еще помнила, как смотрел на нее Грей, когда однажды застал ее в кабинете, и кроме того, если он проспал, а похоже, это именно так… Мысль о возможности столкнуться с ним, полуголым, когда он будет выходить из спальни или из ванной…
Прекрати! — одернула она себя и, справившись с волнением, шагнула к лестнице.
Ее наняли и ей платят, чтобы она заботилась о Роберте, и она должна выполнять свои обязанности. Если Грей проспал, она может послать Робби, чтобы тот разбудил отца, решила она, открывая дверь в комнату Роберта.
Шторы были опущены. Робби в комнате не было, в ванной шумела вода, но не это заставило ее застыть: она увидела Грея, который лежал на кровати мальчика, одетый, и крепко спал.
Она в недоумении смотрела на него; из ванной появился Робби.
— Мне приснился плохой сон, — шепотом сказал он. — Папа пришел ко мне. Он сказал, что не надо бояться, ведь он со мной.
Саре бы надо было порадоваться тому, как легко Робби назвал Грея «папа», и он, кажется, поверил ему: если Грей говорит «не бойся»— бояться действительно нечего.
— Сара, я хочу есть, — услышала она голос Робби, когда он направлялся к лестнице.
Она хотела окликнуть его и попросить разбудить отца, но в этот момент Грей зашевелился и нахмурился, не открывая глаз и стараясь устроиться поудобнее на детской кроватке.
Наверное, он очень устал, если ухитрился заснуть на такой узкой кровати вместе с ребенком, подумала Сара, отступая к двери в страхе, что он вот-вот откроет глаза, но Грей закинул руки за голову, смахнув при этом со стола стакан со сладкой водой, которую она всегда оставляла Робби на ночь.
Инстинктивно Сара бросилась вперед, но стакан упал, вода пролилась на ковер; она наклонилась поднять его и вдруг почувствовала, как рука Грея коснулась ее волос.
От неожиданности она замерла: ни двинуться, ни вздохнуть, ни вообще что-либо предпринять она была не в состоянии.
Пальцы Грея медленно скользили по ее волосам. Он глубоко и удовлетворенно вздохнул, сжал волосы в руке и потянул их осторожно, наклоняя ее голову к себе.
Она видела: глаза его закрыты, он еще крепко спит и абсолютно не сознает, что делает. Ей нужно немедленно освободить волосы и разбудить его. Одному Богу известно, кого он видит во сне — какую-то женщину, с которой у него были настолько близкие отношения…
Сара с трудом перевела дух. Она была так близко от него, что могла рассмотреть поры на лице, отросшую за ночь щетину на подбородке, загнутые шелковистые ресницы. До нее доносился запах теплого мужского тела, и машинально, чтобы не потерять равновесие, она оперлась рукой о его грудь и почувствовала, как тяжело и неровно бьется его сердце.
Внезапно он уткнулся ей в шею, а большим пальцем стал поглаживать ее за ухом. Все чувства ее смешались, тело затрепетало в ответ на эту ласку. Его небритый подбородок терся о ее мягкую кожу, но ощущение было дразняще-чувственным, приятным, токи побежали по коже. Сама того не сознавая, Сара наклонилась ниже, изгибая шею в ответ на его ласку. Рука, лежащая у нее на груди, напряглась, пальцы сжались. Она слышала свое прерывистое дыхание, все ее тело болезненно дрожало.
На ней была тонкая хлопчатобумажная кофточка, и, когда рука Грея приподняла ее грудь, она охнула, но он этого не услышал, глаза его оставались закрытыми, губы скользили по ее шее, кончик языка поглаживал ее, и прикосновение его зубов вызывало удивительное сладкое чувство.
Тело Сары вздрагивало, она понимала, что нужно сейчас же прекратить это, но приказы, которые отдавал разум, не принимались телом, оно поступало как раз наоборот: все теснее и теснее прижималось к Грею. Мозг твердил: отодвинься от него, пока не поздно, пока он не проснулся и не понял, что он делает, что она ему позволяет делать.
Она задрожала, когда его пальцы стали медленно поглаживать ее сосок, из горла ее рвался стон. Рот его медленно скользил по ее лицу в поисках ее губ, и она не смогла удержаться: повернула голову ему навстречу.
Когда он нашел ее губы, сердце ее остановилось, а чувства словно сошли с ума, все закружилось, точно в водовороте, под настойчивым нажимом его губ. Это не был робкий, несмелый поцелуй: так целуют женщину, которая близка тебе и желанна.
Но кто же была та женщина? Замерев в его объятиях, Сара осознала, что это — не она; и сразу же ее чувства как бы растворились, а тело замерло от стыда и отвращения.
Грей продолжал целовать ее во сне; как только он ощутил сопротивление, зубы его впились в ее губы.
От неожиданной острой боли Сара вскрикнула, отшатнувшись.
Грей тотчас же открыл глаза, нахмурил брови и уставился на нее.
Сара стремительно вскочила на ноги, бормоча в панике:
— Вы столкнули стакан с водой со столика. Простите, что я вас разбудила.
Он все еще хмурился, а она буквально чувствовала его мысли; он силился вспомнить что-то, что его беспокоило.
Он пристально смотрел на ее губу. Она тотчас же ее закусила, стараясь не морщиться, так как прокушенная кожица болела, сердце ее бешено стучало.
Ей стало до ужаса неловко: она боялась, что он очнется и еще подумает, что она сама… Но когда он заговорил, она поняла, что он совершенно не помнит того, что здесь происходило.
— Что я здесь, черт побери, делаю?..
Она отозвалась, запинаясь:
— Робби сказал, что ему приснился дурной сон, вы к нему пришли и, должно быть, заснули вместе с ним.
Грей издал какой-то странный звук, спустил ноги на пол, выругался шепотом и вдруг застонал:
— О Боже! Спина!
Сара пятилась к двери. От резких движений рубашка выбилась у него из брюк, обнажив мускулистый живот и грудь. Он потянулся, и она услышала, как хрустнули кости.
— Сколько времени? — спросил он и опять тихо выругался, когда она ответила. — Проклятье! У меня через полчаса деловое свидание. Придется позвонить Мэри и отложить его.
Он продолжал хмуриться; мысли его были уже далеко; ничто в его поведении не говорило, что он, хотя бы смутно, помнил о происшедшем; когда она отступила к двери, он посмотрел ей прямо в лицо, и взгляд его задержался на ее губах.
Внутри у Сары все так трепетало, что она удивлялась, как он этого не замечает.
Открыв дверь, она поспешно вышла. Внизу, в кухне, Робби ел овсянку. Рот у него был в молоке, он поднял голову, взглянул на Сару и широко улыбнулся.
Сара стояла спиной к двери, когда через полчаса Грей вошел в кухню. Она сразу же насторожилась, не в состоянии повернуться к нему. Вспомнил он что-нибудь или так крепко спал, что ничего не сознавал?
Услышав, как он открыл холодильник, она с трудом повернулась. Сердце ее дрожало: он был таким чужим, таким далеким, и, видя его сейчас в темном строгом костюме, невозможно было поверить, что он… Она перевела дух, напомнив себе, что целовал и ласкал он вовсе не ее.
Он взял из холодильника апельсиновый сок.
— У нас остался праздничный пирог, Сара? — спросил Роберт.
Сара знала, что Грей наблюдает за ней, она не смотрела на него, ощущая, что лицо и шея ее залились краской.
Закончив завтрак. Грей взял кейс и направился к двери, приостановившись, чтобы резко сказать:
— На минутку, Сара!
Едва дыша, она вышла за ним в холл. Значит, он все-таки вспомнил и теперь хочет узнать, почему она его не остановила, почему не разбудила, почему…
— Думаю, Робби лучше не есть пирог, — сказал он. — Наверное, это послужило причиной его ночных кошмаров, из-за которых мы оба не спали.
Сара пристально смотрела на него, а он продолжал с укором:
— Мне казалось, у вас достаточно здравого смысла, чтобы не кормить его подобной едой, в ней столько сахара и жира!
— Он приготовлен по рецепту, в котором почти нет сахара и жира, — ответила Сара.
Да как он смеет намекать на то, что это она виновата в ночных кошмарах Робби? Она уже хотела сказать ему, что, если его так беспокоят дурные сны Робби, лучше искать причину в себе, а не в ее стряпне. Но она так растерялась, что просто не могла найти слов для отпора.
Он отвернулся, и она закусила от досады губу, забыв о ранке. Боль была так сильна, что она невольно вскрикнула; он остановился и посмотрел на нее, бросив взгляд на ее распухшую губу. Она смущенно вспыхнула.
— На вашем месте я бы посоветовал вашему приятелю быть в следующий раз поосторожнее, — сказал он брезгливо, открывая дверь.
Дрожащим от гнева голосом Сара вскрикнула:
— У меня нет приятеля, и, к вашему сведению… — Она замолчала, сообразив, что чуть не проговорилась.
— Что — к моему сведению? — спросил Грей.
Он снова посмотрел на нее, и Сара испугалась. Она крепко сжала дрожащие губы и отвернулась. Ее трясло от страха; машинально она дотронулась до губ кончиком языка, как бы ощупывая их, и он понял, что к таким свидетельствам мужской страсти она не привыкла.
Грей застыл: глубоко скрытая боль, которую он ощутил, проснувшись, вспыхнула с новой силой. Давно уже он не испытывал такого непреодолимого желания.
В последние месяцы брака его сексуальные желания сошли на нет, у него даже не возникало мысли отомстить жене за неверность и предательство, меняя женщин как перчатки. Правда, у него случались связи, но в основном это был союз умов, а не тел.
И для него было большой неожиданностью, что он еще способен испытывать такое глубокое физическое влечение, и что еще хуже — влечение к женщине, от которой он намеренно держался на расстоянии.
И только позже, по дороге на фабрику, он задал себе вопрос: почему у него с первой их встречи возникла уверенность, что именно она та женщина, против которой ему придется возводить баррикады; именно она сможет пробить броню, в которую были закованы все его чувства и желания?
Он проклинал себя за то, что пригласил ее на работу, но иного выхода у него не было: нужно было позаботиться о Робби. Робби — его дитя, его сын… Робби, который его боялся благодаря стараниям матери. Но прошлой ночью, испуганный дурным сном, мальчик позвал его, прижался к нему теплым своим тельцем, и его затопила такая горячая волна любви, отчаяния и боли! Любви к ребенку, который был частью его самого; отчаяния, что столько лет они прожили в разлуке; боли, которой были окрашены их нынешние отношения.
Он не мог понять, что же с ним происходит. Он вырвал с корнем все чувства, внушая себе: куда безопаснее не чувствовать, не любить, — и вдруг оказался беззащитным, броня лежала у его ног, а он был наг и изранен…
Грей перевел дух, стараясь успокоиться, вздрогнул при воспоминании о том, что пережил, разглядывая припухшие Сарины губы. Он ревновал ее к тому, кто имел право целовать ее с такой страстью и такой силой, и не замечал — или не желал замечать, — что причиняет ей боль.
Она сказала, что у нее нет приятеля, вспомнил он. Но ведь кто-то ее целовал. Боже мой, если закрыть глаза, то можно ощутить мягкость ее губ, услышать стоны восторга; прикоснуться к груди, почувствовать, как начинает дрожать ее тело в ответ на его ласку…
Он выругался, когда радом просигналила машина, и увидел, что зажегся зеленый свет, а он сидит, уставившись в пространство.
Хватит! Это надо прекратить. В его жизни ничему подобному не было места, и это очень опасно.
Когда-то он верил, что любит и любим. Но он ошибся и больше в эту западню не попадется никогда.
Никогда.
ГЛАВА 7
Грей озадачивал Сару, она это признавала. Он был весь соткан из противоречий: то он пытается быть заботливым отцом, а в следующий миг отшатывается от мальчика как бы в испуге.
Но ведь не боялся же он Робби! Может, он просто боялся его полюбить?
Нахмурившись, Сара задумалась. Прошло две недели с того утра, когда она застала Грея спящим в кровати Робби, когда он, не просыпаясь, целовал ее.
Нет-нет, об этом даже вспоминать не надо, много раз говорила она себе, вокруг случившегося надо воздвигнуть надежный заслон и никогда не ворошить прошлого. Если же она позволит воспоминаниям взять верх…
Она содрогнулась.
С Греем у нее нет будущего, нет никакой надежды, что он ответит взаимностью на ее любовь. Он относился к ней со спокойной вежливостью, за которой скрывалась неприязнь. Она чувствовала, как ему неприятно ее присутствие в доме, видела, как он на нее смотрит, когда Робби к ней ласкается, как ему неприятна все возрастающая любовь мальчика к ней.
Сару это тоже беспокоило, хотя, как ей казалось, по совершенно другим причинам. Робби — легкоранимый мальчик. Она старалась расширить его кругозор, познакомить с другими детьми, и в некоторой степени ей это удалось, но он все еще испуганно жался к ней, как бы боясь, что она может исчезнуть.
Но это была естественная реакция на пережитую Робби травму, и необходимо, чтобы в его жизни появился человек, которому он отдал бы свою любовь, на которого мог бы рассчитывать постоянно, а не временно.
К счастью, Робби постепенно стал привыкать к отцу благодаря Сариным настойчивым усилиям доказать мальчику, что Грей ему друг. Да и Грей стал мягче и внимательнее; постепенно между ними возникала более тесная связь, однако временами Грей, играя с Робби или лаская его, вдруг отстранялся и как бы деревенел от напряжения. Казалось, он боялся проявить любовь к сыну. Но как же это объяснить? Какой мужчина боится полюбить собственного ребенка? Тот, у кого однажды уже отняли сына и кто, вопреки логике, боится, как бы все это не повторилось? Тот, кто на собственном опыте убедился, сколь тесно связаны между собой любовь и страдание, и не может отделить их друг от Друга?
Саре очень хотелось вызвать Грея на разговор и доказать ему, что сдержанностью он обижает Робби, вынуждает мальчика не доверять своим естественным порывам, желанию открыть отцу свое сердце. Но, даже будь Грей менее неприступен, вряд ли она смогла бы в таком разговоре скрыть свои собственные чувства.
И вообще Сара мучилась сомнениями, подходящий ли она человек в данной ситуации. Однажды она попыталась очень робко высказаться на этот счет, но Грей тотчас же рассердился, недовольно поджав губы, и обвинил ее в том, что она хочет нарушить обещание, данное при подписании контракта. Она вынуждена была отступить, сознавая, что ей не удастся убедить его.
Сара поняла, что Грей не доверял решительно ничему, что основывалось на эмоциях. С горечью она подумала: как же он любил когда-то мать Робби и Как тяжело переживает все случившееся…
Но когда она поделилась своими мыслями дома, Росс покачал головой и сказал:
— Я слышал как раз обратное: единственной причиной, заставившей Грея жениться на ней, была ее беременность, и ему пришлось долго уговаривать ее не делать аборт. По-видимому, никто особенно не удивился, когда они в конце концов развелись: все между ними явно было кончено задолго до их свадьбы и рождения мальчика.
Сара сочувственно покачала головой, и Росс продолжил:
— Ты знаешь, что тебе мешает в жизни? Ты слишком мягкосердечна; ты — идеалистка.
— Но мне просто жаль мальчика, — прервала его Сара.
— Бедный Робби! Ему очень повезло, что ты оказалась с ним, Сара.
— Боюсь, как бы от этого не получилось больше вреда, чем пользы. Ему нужно, чтобы рядом с ним постоянно был кто-то.
— Ты хочешь сказать, что Грею нужно жениться? Ну, я в этом очень сомневаюсь, — сказал Росс. — Говорит, он поклялся никогда больше не жениться, да и не такой он человек, чтобы легко увлечься.
— Да, не такой, — заметила с чувством Сара.
Грей не был холодным человеком, Сара знала это. Иногда она физически ощущала то напряжение, которое скопилось в нем: от него как бы веяло жаром.
Чем дальше шло время, тем нетерпимее он становился: раздражался, делал замечания, иногда очень несправедливые; ей казалось, будто он намеренно провоцирует ее — хочет, чтобы она разорвала договор и ушла. Но если он так хочет избавиться от нее, ему достаточно просто сказать ей об этом.
Временами он смотрел на нее с ненавистью. Он стал приходить домой все позднее, и ей приходилось задерживаться дольше оговоренных шести часов. Если она напоминала ему об этом, он неизменно возражал, что предлагал ей жить в доме.
Сегодня Грей обещал вернуться к шести, так как Сара должна была присутствовать на званом обеде в доме, куда был приглашен один бизнесмен — Росс был в нем очень заинтересован. Салли объяснила, что они вовсе не собираются сватать Сару; правда, Сара не очень-то в это поверила, но отказать сестре в ее просьбе она не могла.
Было уже половина седьмого, и Саре пришлось звонить домой, чтобы предупредить, что ей не удастся прийти вовремя.
— Ох, это уже переходит все границы, — жалобно вздохнула Салли. — Похоже, он делает это нарочно. Ты звонила на фабрику?
— Да, но никто не знает, где он. Он ушел прямо после завтрака на деловое свидание и сказал, что оттуда поедет домой. — Сара покусала губы и спросила с тревогой: — Как ты думаешь, с ним ничего не могло случиться дорогой?
Салли тотчас же забыла свой гнев.
— О Боже! Надеюсь, что нет… но лучше навести справки. Хотя я думаю, если бы что-то случилось…
— Я позвоню в полицию, — пробормотала Сара.
Удостоверившись, что сообщений о несчастном случае с Греем в полицию не поступало, Сара все еще сидела возле телефона, когда услышала, как к дому подъезжает машина.
Тотчас же тревога сменилась злостью — не только на то, что он опоздал, а больше что заставил ее нервничать.
Когда он вошел, она вскочила, лицо ее побледнело, огромные глаза горели в полутьме холла, и ее тоненькая, воздушная фигурка вызвала у Грея такую отчаянную, непереносимую боль, что ему стоило громадных усилий не броситься к ней, не прижать к себе, не поцеловать… не как чужую женщину, а ту, которая ему близка, тело которой ему знакомо, реакция этого тела казалась ему такой понятной. Все ее чувства откликались на его желание так остро, что он мог бы овладеть ею сейчас, не сходя с места и раствориться в ней, сняв все свое раздражение, боль, страдания, — все, что его угнетало.
Он уже шагнул к ней, но все его мечты обратились в прах — резким тоном Сара сказала:
— Вы обещали быть к шести. Я вам говорила, что меня пригласили на обед.
Холодный голос и ледяной взгляд подействовали на него отрезвляюще, причинив такую физическую боль, что он отреагировал тотчас же — сдержанности как не бывало.
— Так почему же вы не ушли, если этот проклятый обед для вас так важен?
Сара с возмущением посмотрела на него.
— Вы же знаете, я не могу оставить Робби одного, — ответила она.
— А почему нет? — грубо возразил он. — Его мать это делала. Именно потому, что она оставляла его одного постоянно, бабушка наконец вмешалась и взяла его к себе. Ну, если этот проклятый обед для вас так важен, важнее Робби — я вас не держу, можете вообще больше не возвращаться!
Его выпад был так неожидан, так чудовищно несправедлив, что Сара молча уставилась на него.
Она почувствовала, как слезы выступают у нее на глазах, и поняла: если она задержится хоть на мгновение, они польются рекой. Меньше всего она хотела, чтобы Грей видел ее слабость, поэтому единственное, на что у нее еще оставались силы, было схватить сумку и, промчавшись мимо Грея, выскочить за дверь.
Изо всех сил нажимая на сцепление, она пронеслась по подъездной дорожке и остановилась только у выезда на основную магистраль, чтобы немного успокоиться и прийти в себя.
Увы, слезы лились рекой и она с трудом удерживала рыданья.
Это от неожиданности, просто от неожиданности, твердила она. Но вслед за потрясением пришли отчаяние и боль. Больше не имело смысла успокаивать себя: она убедилась еще раз, что за человек Грей.
Наброситься на нее, когда виноват был сам…
Она глотала слезы и не могла поверить, что он ее уволил. Он вышел из себя так внезапно и грубо, абсолютно перестал управлять собой, а ведь раньше всегда безукоризненно вел себя, следил за каждым своим словом, все поступки его были продуманы и просчитаны.
Когда Сара подъехала к дому, она уже взяла себя в руки, хотя была совершенно разбита.
Резкий переход от страха за жизнь Грея, от мысли о том, что, возможно, он лежит гденибудь в больнице, беспомощный, без сознания, к появлению его живого и здорового, даже не подозревающего, какое беспокойство он ей причинил, не говоря уже о том, что он забыл о своем обещании вернуться вовремя, спровоцировал вспышку ее гнева.
А Грей, похоже, был доволен ее взрывом, он даже подстрекал ее к этому, хотя, несомненно, знал, что виноват. И вот он уволил ее.
Она передернула плечами. Придется пойти туда завтра и все объяснить Робби. Но как она это сделает?..
И опять на нее нахлынул гнев. Как может Грей так эгоистично, так бездумно поступать с Робби? Он что, не понимает, как расстроится мальчик?
Салли с Россом вернулись в этот вечер поздно. Услышав, что произошло между ними. Росс помрачнел.
— В таком случае тебе надо уходить, — сказал он, когда она замолчала.
— Да, но Робби… — начала Сара.
Росс покачал головой.
— Я знаю, ты очень беспокоишься о мальчике, Сара, у тебя слишком доброе сердце. Но мы в какой-то степени в ответе за тебя, пока ты живешь с нами. Я знаю, ты взрослый человек и можешь сама решать, как поступать, но мне не нравится поведение Грея. Право, мне очень бы хотелось поговорить с ним.
— О нет, пожалуйста, не надо, — умоляюще сказала Сара.
Она побледнела и вид у нее был очень расстроенный, поэтому Росс, хотя и продолжал хмуриться, уступил и сказал только:
— Ладно, если ты так хочешь. Но не буду скрывать: я рад, что ты больше не будешь там работать.
— Мне придется пойти туда завтра, повидать Робби, — сказала Сара. — Не могу я так просто его бросить, даже если Грей все ему объяснит.
— А может, все-таки нам пойти с тобой? — предложил Росс.
Но Сара отрицательно покачала головой.
— Нет, я не могу прятаться за ваши спины. Ты же сам сказал, я взрослый человек и имею право постоять за себя. Сегодня он застал меня врасплох, но завтра…
Она проснулась задолго до рассвета — ночью почти не спала — и тщательно оделась, не в рабочее платье, а в строгий костюм, который подчеркивал серьезность ее намерений. Сара не собиралась уговаривать Грея изменить свое решение, выпрашивая у него прощение. Она твердо решила повидаться с Робби, объяснить как можно мягче, что произошло, ни в чем не упрекая его отца. Никаких упреков не будет — ради мальчика.
Когда она подъехала к дому, окна были ярко освещены. Прежде чем она остановила машину, парадная дверь распахнулась и Грей выбежал ей навстречу.
— Робби… он с вами? — спросил он с тревогой, пока она открывала дверцу.
Робби с вами? В волнении Грей схватил ее за руки. Он стоял так близко, что она уловила запах его тела и почувствовала страх, который его охватил. Он был небрит, в спортивной рубашке и старых джинсах, и вид у него был такой, точно он не спад всю ночь. Его тревога передалась Саре, и она сказала резко:
— Нет, Робби не со мной. А что случилось?
— Я не могу его найти. Вчера я захватил домой работу, а ночью, не знаю почему, мне не спалось…
Сара заметила, что он не смотрит ей в глаза и голос его дрожит.
— Я встал рано, пошел в комнату Робби: там его не было. Я осмотрел весь дом — нигде нет и следа.
Сара посмотрела на него с недоверием.
— Вы что, не зашли к нему вчера после моего ухода? — спросила она резко.
Грей поднял на нее глаза, покрасневшие от усталости и тревоги. Помолчав, он отрицательно покачал головой и сказал, как бы защищаясь:
— Я работал дома, думал, что он спит, и не хотел его беспокоить.
Ты не хотел беспокоить себя, подумала Сара мрачно, но промолчала: по его лицу было видно, что ему очень тяжело и что он сознает свою вину. Упреками тут ничего не исправишь!
Возникла пауза, и вдруг, к ее удивлению, он сказал:
— Спасибо.
Она уставилась на него.
— За что? — произнесла она в недоумении.
Но ведь не боялся же он Робби! Может, он просто боялся его полюбить?
Нахмурившись, Сара задумалась. Прошло две недели с того утра, когда она застала Грея спящим в кровати Робби, когда он, не просыпаясь, целовал ее.
Нет-нет, об этом даже вспоминать не надо, много раз говорила она себе, вокруг случившегося надо воздвигнуть надежный заслон и никогда не ворошить прошлого. Если же она позволит воспоминаниям взять верх…
Она содрогнулась.
С Греем у нее нет будущего, нет никакой надежды, что он ответит взаимностью на ее любовь. Он относился к ней со спокойной вежливостью, за которой скрывалась неприязнь. Она чувствовала, как ему неприятно ее присутствие в доме, видела, как он на нее смотрит, когда Робби к ней ласкается, как ему неприятна все возрастающая любовь мальчика к ней.
Сару это тоже беспокоило, хотя, как ей казалось, по совершенно другим причинам. Робби — легкоранимый мальчик. Она старалась расширить его кругозор, познакомить с другими детьми, и в некоторой степени ей это удалось, но он все еще испуганно жался к ней, как бы боясь, что она может исчезнуть.
Но это была естественная реакция на пережитую Робби травму, и необходимо, чтобы в его жизни появился человек, которому он отдал бы свою любовь, на которого мог бы рассчитывать постоянно, а не временно.
К счастью, Робби постепенно стал привыкать к отцу благодаря Сариным настойчивым усилиям доказать мальчику, что Грей ему друг. Да и Грей стал мягче и внимательнее; постепенно между ними возникала более тесная связь, однако временами Грей, играя с Робби или лаская его, вдруг отстранялся и как бы деревенел от напряжения. Казалось, он боялся проявить любовь к сыну. Но как же это объяснить? Какой мужчина боится полюбить собственного ребенка? Тот, у кого однажды уже отняли сына и кто, вопреки логике, боится, как бы все это не повторилось? Тот, кто на собственном опыте убедился, сколь тесно связаны между собой любовь и страдание, и не может отделить их друг от Друга?
Саре очень хотелось вызвать Грея на разговор и доказать ему, что сдержанностью он обижает Робби, вынуждает мальчика не доверять своим естественным порывам, желанию открыть отцу свое сердце. Но, даже будь Грей менее неприступен, вряд ли она смогла бы в таком разговоре скрыть свои собственные чувства.
И вообще Сара мучилась сомнениями, подходящий ли она человек в данной ситуации. Однажды она попыталась очень робко высказаться на этот счет, но Грей тотчас же рассердился, недовольно поджав губы, и обвинил ее в том, что она хочет нарушить обещание, данное при подписании контракта. Она вынуждена была отступить, сознавая, что ей не удастся убедить его.
Сара поняла, что Грей не доверял решительно ничему, что основывалось на эмоциях. С горечью она подумала: как же он любил когда-то мать Робби и Как тяжело переживает все случившееся…
Но когда она поделилась своими мыслями дома, Росс покачал головой и сказал:
— Я слышал как раз обратное: единственной причиной, заставившей Грея жениться на ней, была ее беременность, и ему пришлось долго уговаривать ее не делать аборт. По-видимому, никто особенно не удивился, когда они в конце концов развелись: все между ними явно было кончено задолго до их свадьбы и рождения мальчика.
Сара сочувственно покачала головой, и Росс продолжил:
— Ты знаешь, что тебе мешает в жизни? Ты слишком мягкосердечна; ты — идеалистка.
— Но мне просто жаль мальчика, — прервала его Сара.
— Бедный Робби! Ему очень повезло, что ты оказалась с ним, Сара.
— Боюсь, как бы от этого не получилось больше вреда, чем пользы. Ему нужно, чтобы рядом с ним постоянно был кто-то.
— Ты хочешь сказать, что Грею нужно жениться? Ну, я в этом очень сомневаюсь, — сказал Росс. — Говорит, он поклялся никогда больше не жениться, да и не такой он человек, чтобы легко увлечься.
— Да, не такой, — заметила с чувством Сара.
Грей не был холодным человеком, Сара знала это. Иногда она физически ощущала то напряжение, которое скопилось в нем: от него как бы веяло жаром.
Чем дальше шло время, тем нетерпимее он становился: раздражался, делал замечания, иногда очень несправедливые; ей казалось, будто он намеренно провоцирует ее — хочет, чтобы она разорвала договор и ушла. Но если он так хочет избавиться от нее, ему достаточно просто сказать ей об этом.
Временами он смотрел на нее с ненавистью. Он стал приходить домой все позднее, и ей приходилось задерживаться дольше оговоренных шести часов. Если она напоминала ему об этом, он неизменно возражал, что предлагал ей жить в доме.
Сегодня Грей обещал вернуться к шести, так как Сара должна была присутствовать на званом обеде в доме, куда был приглашен один бизнесмен — Росс был в нем очень заинтересован. Салли объяснила, что они вовсе не собираются сватать Сару; правда, Сара не очень-то в это поверила, но отказать сестре в ее просьбе она не могла.
Было уже половина седьмого, и Саре пришлось звонить домой, чтобы предупредить, что ей не удастся прийти вовремя.
— Ох, это уже переходит все границы, — жалобно вздохнула Салли. — Похоже, он делает это нарочно. Ты звонила на фабрику?
— Да, но никто не знает, где он. Он ушел прямо после завтрака на деловое свидание и сказал, что оттуда поедет домой. — Сара покусала губы и спросила с тревогой: — Как ты думаешь, с ним ничего не могло случиться дорогой?
Салли тотчас же забыла свой гнев.
— О Боже! Надеюсь, что нет… но лучше навести справки. Хотя я думаю, если бы что-то случилось…
— Я позвоню в полицию, — пробормотала Сара.
Удостоверившись, что сообщений о несчастном случае с Греем в полицию не поступало, Сара все еще сидела возле телефона, когда услышала, как к дому подъезжает машина.
Тотчас же тревога сменилась злостью — не только на то, что он опоздал, а больше что заставил ее нервничать.
Когда он вошел, она вскочила, лицо ее побледнело, огромные глаза горели в полутьме холла, и ее тоненькая, воздушная фигурка вызвала у Грея такую отчаянную, непереносимую боль, что ему стоило громадных усилий не броситься к ней, не прижать к себе, не поцеловать… не как чужую женщину, а ту, которая ему близка, тело которой ему знакомо, реакция этого тела казалась ему такой понятной. Все ее чувства откликались на его желание так остро, что он мог бы овладеть ею сейчас, не сходя с места и раствориться в ней, сняв все свое раздражение, боль, страдания, — все, что его угнетало.
Он уже шагнул к ней, но все его мечты обратились в прах — резким тоном Сара сказала:
— Вы обещали быть к шести. Я вам говорила, что меня пригласили на обед.
Холодный голос и ледяной взгляд подействовали на него отрезвляюще, причинив такую физическую боль, что он отреагировал тотчас же — сдержанности как не бывало.
— Так почему же вы не ушли, если этот проклятый обед для вас так важен?
Сара с возмущением посмотрела на него.
— Вы же знаете, я не могу оставить Робби одного, — ответила она.
— А почему нет? — грубо возразил он. — Его мать это делала. Именно потому, что она оставляла его одного постоянно, бабушка наконец вмешалась и взяла его к себе. Ну, если этот проклятый обед для вас так важен, важнее Робби — я вас не держу, можете вообще больше не возвращаться!
Его выпад был так неожидан, так чудовищно несправедлив, что Сара молча уставилась на него.
Она почувствовала, как слезы выступают у нее на глазах, и поняла: если она задержится хоть на мгновение, они польются рекой. Меньше всего она хотела, чтобы Грей видел ее слабость, поэтому единственное, на что у нее еще оставались силы, было схватить сумку и, промчавшись мимо Грея, выскочить за дверь.
Изо всех сил нажимая на сцепление, она пронеслась по подъездной дорожке и остановилась только у выезда на основную магистраль, чтобы немного успокоиться и прийти в себя.
Увы, слезы лились рекой и она с трудом удерживала рыданья.
Это от неожиданности, просто от неожиданности, твердила она. Но вслед за потрясением пришли отчаяние и боль. Больше не имело смысла успокаивать себя: она убедилась еще раз, что за человек Грей.
Наброситься на нее, когда виноват был сам…
Она глотала слезы и не могла поверить, что он ее уволил. Он вышел из себя так внезапно и грубо, абсолютно перестал управлять собой, а ведь раньше всегда безукоризненно вел себя, следил за каждым своим словом, все поступки его были продуманы и просчитаны.
Когда Сара подъехала к дому, она уже взяла себя в руки, хотя была совершенно разбита.
Резкий переход от страха за жизнь Грея, от мысли о том, что, возможно, он лежит гденибудь в больнице, беспомощный, без сознания, к появлению его живого и здорового, даже не подозревающего, какое беспокойство он ей причинил, не говоря уже о том, что он забыл о своем обещании вернуться вовремя, спровоцировал вспышку ее гнева.
А Грей, похоже, был доволен ее взрывом, он даже подстрекал ее к этому, хотя, несомненно, знал, что виноват. И вот он уволил ее.
Она передернула плечами. Придется пойти туда завтра и все объяснить Робби. Но как она это сделает?..
И опять на нее нахлынул гнев. Как может Грей так эгоистично, так бездумно поступать с Робби? Он что, не понимает, как расстроится мальчик?
Салли с Россом вернулись в этот вечер поздно. Услышав, что произошло между ними. Росс помрачнел.
— В таком случае тебе надо уходить, — сказал он, когда она замолчала.
— Да, но Робби… — начала Сара.
Росс покачал головой.
— Я знаю, ты очень беспокоишься о мальчике, Сара, у тебя слишком доброе сердце. Но мы в какой-то степени в ответе за тебя, пока ты живешь с нами. Я знаю, ты взрослый человек и можешь сама решать, как поступать, но мне не нравится поведение Грея. Право, мне очень бы хотелось поговорить с ним.
— О нет, пожалуйста, не надо, — умоляюще сказала Сара.
Она побледнела и вид у нее был очень расстроенный, поэтому Росс, хотя и продолжал хмуриться, уступил и сказал только:
— Ладно, если ты так хочешь. Но не буду скрывать: я рад, что ты больше не будешь там работать.
— Мне придется пойти туда завтра, повидать Робби, — сказала Сара. — Не могу я так просто его бросить, даже если Грей все ему объяснит.
— А может, все-таки нам пойти с тобой? — предложил Росс.
Но Сара отрицательно покачала головой.
— Нет, я не могу прятаться за ваши спины. Ты же сам сказал, я взрослый человек и имею право постоять за себя. Сегодня он застал меня врасплох, но завтра…
Она проснулась задолго до рассвета — ночью почти не спала — и тщательно оделась, не в рабочее платье, а в строгий костюм, который подчеркивал серьезность ее намерений. Сара не собиралась уговаривать Грея изменить свое решение, выпрашивая у него прощение. Она твердо решила повидаться с Робби, объяснить как можно мягче, что произошло, ни в чем не упрекая его отца. Никаких упреков не будет — ради мальчика.
Когда она подъехала к дому, окна были ярко освещены. Прежде чем она остановила машину, парадная дверь распахнулась и Грей выбежал ей навстречу.
— Робби… он с вами? — спросил он с тревогой, пока она открывала дверцу.
Робби с вами? В волнении Грей схватил ее за руки. Он стоял так близко, что она уловила запах его тела и почувствовала страх, который его охватил. Он был небрит, в спортивной рубашке и старых джинсах, и вид у него был такой, точно он не спад всю ночь. Его тревога передалась Саре, и она сказала резко:
— Нет, Робби не со мной. А что случилось?
— Я не могу его найти. Вчера я захватил домой работу, а ночью, не знаю почему, мне не спалось…
Сара заметила, что он не смотрит ей в глаза и голос его дрожит.
— Я встал рано, пошел в комнату Робби: там его не было. Я осмотрел весь дом — нигде нет и следа.
Сара посмотрела на него с недоверием.
— Вы что, не зашли к нему вчера после моего ухода? — спросила она резко.
Грей поднял на нее глаза, покрасневшие от усталости и тревоги. Помолчав, он отрицательно покачал головой и сказал, как бы защищаясь:
— Я работал дома, думал, что он спит, и не хотел его беспокоить.
Ты не хотел беспокоить себя, подумала Сара мрачно, но промолчала: по его лицу было видно, что ему очень тяжело и что он сознает свою вину. Упреками тут ничего не исправишь!
Возникла пауза, и вдруг, к ее удивлению, он сказал:
— Спасибо.
Она уставилась на него.
— За что? — произнесла она в недоумении.