- Имхеп-Атон все еще преследует нас, - спокойно сказал он.
- Я, может быть, позволяла тебе кое-какие вольности, когда мы были наедине, Конан, - прошипела Карела и потерла запястье. - Но никогда больше не смей этого делать в присутствии других... Имхеп-Атон? Это имя, которое называл тот одержимый, тогда, ночью, в лагере! Имя волшебника.
Конан кивнул.
- Это был тот, кто рассказал мне о подвесках и для которого я должен был их достать. Если бы он в ту ночь не послал ко мне этого парня, чтобы убить меня, я принес бы их ему, как только они попали бы ко мне в руки - но теперь я ему больше ничего не должен.
- Как ты можешь быть уверен, что это именно он, а не какой-нибудь кецанкианец, или просто ночные тени этих гор тебя угнетают?
- Я это знаю, - ответил он.
- Но... - Внезапно она замолчала. Она смотрела куда-то мимо него. Ее зеленые глаза испуганно расширились, и она непроизвольно раскрыла рот.
Конан резко повернулся, выхватывая свой широкий меч из ножен, и мгновенно отбил в сторону копье, направленное на него рукой демоноподобного существа. Красные глаза пылали на темном, покрытом чешуей лице под шлемом. Из его пасти с острыми зубами вырвалось пронзительное шипение. Ни одного мгновения киммериец не позволил себе удивляться. Второй удар меча разрубил тело человека-ящерицы, и черная кровь хлынула наружу.
Вокруг лагеря поднялся свистящий боевой клич. Люди, сидевшие вокруг костров, вскочили на ноги, близкие к панике, когда на них из темноты ночи набросились десятки покрытых чешуей воинов, похожих на людей и на ящериц одновременно. Алвар замер, глазея на них широко распахнутыми глазами, и успел крикнуть, когда в его грудь вонзилось копье. Темнокожий иранистанец повернулся, чтобы бежать, и боевой топор, сжатый извивающимися пальцами, опустился ему на позвоночник. Бандиты, словно крысы, искали дыру, в которую можно было бы забиться.
- Сражайтесь! Проклятье Крома на нас! - кричал Конан. - Они смертны!
Он бросился в самую гущу сражения в лагере и поискал глазами Карелу. Он обнаружил ее в середине толпы. Она стояла среди своих людей с палашом, который, во всяком случае, не был ее собственным, украшенным драгоценностями, оружием. Свой плащ она намотала на левую руку как щит, чтобы отражать оружие ящериц. Нагая, она двигалась среди бойни, с разлетающимися рыжими волосами, как богиня тьмы и мрака, и ее клинок был вымазан черной кровью.
- Сражайтесь, собаки! - хрипло кричала она. - Сражайтесь за вашу жизнь!
Взревев, Ордо бросился, закрывая ее, и получил в бедро удар копья, которое было нацелено в ее спину. Клинок одноглазого нашел сердце того, кто нападал, и не успел еще упасть человек, покрытый чешуей, как он уже выдернул копье из своей ноги и отбросил его в сторону свалки. Кровь бежала по его сапогу.
Перед киммерийцем появился еще один человек-ящерица с поднятым копьем и повернулся к нему спиной, чтобы пронзить копьем Абериуса, лежавшего на земле с округлившимися, вылезающими из орбит глазами и широко раскрытым для вопля ртом, в котором недоставало нескольких зубов. Конан вонзил свой меч нападающему в спину и тут же вырвал клинок назад.
Человек-ящерица упал прямо на Абериуса, который снова заорал и возился под трупом до тех пор, пока не увидел Конана, которого удостоил таким взглядом, словно хотел ему дать понять, что с большим удовольствием увидел бы киммерийца на месте убитого змееобразного создания. Хорек схватил копье мертвой твари, и одно мгновение оба мужчины стояли друг против друга и безмолвно смотрели друг на друга, затем Абериус бросился в гущу сражения и взревел:
- За Рыжего Ястреба! За Рыжего Ястреба!
- Кром! - подхватил Конан и перекрыл вопли сотен глоток. - Кром и Сталь!
Это сражение, постоянное в вечно меняющихся картинах, казалось киммерийцу долгим и разнообразным кошмарным сном, как все битвы представляются воинам. В нем проснулся дикий дух его варварских предков, и даже рептилии узнавали, что такое страх, прежде чем умереть, когда они видели его ярко-синие глаза и слышали его свирепый хохот.
И вот между этих покрытых ночной мглой скал не осталось больше никого, кроме тех, в чьих жилах текла настоящая человеческая кровь. Ярость сражения отпустила Конана, и он огляделся вокруг.
Повсюду лежали покрытые чешуей фигуры, некоторые еще вздрагивали в агонии, но среди них лежало примерно такое же количество убитых разбойников. Ордо, с окровавленной тряпкой, завязанной на бедре, ковылял от одного раненого к другому и помогал, как умел. Абериус скорчился возле костра, опираясь на свое отнятое у мертвой твари копье. И остальные разбойники постепенно стягивались к кострам.
Карела пересекла поле битвы и подошла к киммерийцу. Она бросила плащ, но чужой палаш все еще крепко сжимала в руке. Конан с облегчением увидел, что кровь, размазанная на ее пышной груди, была чужой.
- Значит, Абериус говорил правду, - сказала она, остановившись перед ним. - И мы теперь, по меньшей мере, знаем, что это было, кто за тобой наблюдал, когда ты это почувствовал. Я хотела бы только, чтобы ты обратил на это внимание немного раньше.
Конан покачал головой. Было бесполезно объяснять ей, что это не был взгляд этих ящериц - то, что он почувствовал.
- Я хотел бы знать, откуда эти...
С внезапным диким изумлением он прервал самого себя и наклонился, чтобы рассмотреть сапоги одной из этих убитых тварей. Они были украшены необычным для обуви узором: сплетенные змеи с поднятыми головами, в окружении лучей. Он поспешно наклонился ко второму трупу ящерицы и затем еще к нескольким. У всех были сапоги с такими украшениями.
- Ты что, Конан? - спросила Карела. - Даже если тебе нужны сапоги, не станешь же ты носить те, что прежде принадлежали этим тварям.
- Люди, которые украли подвески Тиридата из дворца, - объяснил он, были обуты в сапоги с узором в виде змей.
Он стянул с узкой, чешуйчатой ноги сапог и бросил его ей. Она оттолкнула его жестом отвращения.
- Я сыта по горло этими", штуками! Меня от них тошнит. Конан, ты же не думаешь в самом деле, что эти - ну, кто они там - вошли в Шадизар и никем не опознанные сумели его покинуть? Городские стражники абсолютно слепы это я еще могу допустить, но все остальные вокруг - вряд ли...
- На них были плащи с капюшонами, которые полностью их скрывали. И они покинули город ночью, в то время, когда стражники у ворот едва продрали глаза. Они могли войти в город ночью и спрятаться, пока не пришло время их налета на дворец.
- Возможно, ты и прав, - поколебавшись, согласилась Карела. - Но я не понимаю, чем это может нам помочь.
Ордо проковылял мимо и мрачно покосился на Конана.
- Из-за твоих сумасшедших поисков, киммериец, я привел в эти проклятые горы сорок четыре человека. Пятнадцать из них станут этой ночью пищей для червей, и еще двое не доживут до рассвета. Благодаря твоим богам, которых ты так упорно почитаешь, мы заполучили двоих этих ящериц живьем. Всеобщее веселье, которое ожидается по случаю их допроса, может быть, удержит людей от желания привязать тебя к кольям на их место. Но я скажу тебе прямо, как бы я тебя ни ценил, если они попытаются это сделать, я не стану их от этого удерживать.
- Пленные? - резко спросила Карела. - Эти чудовища мало нравятся мне мертвыми, а живыми - тем более. Немедленно передай их людям. На рассвете мы покидаем эти горы.
- Стало быть, мы отказываемся от сокровища? - спросил одноглазый, скорее, с облегчением, чем удивленно. - Слава богам, Конан, тогда это будет последняя ночь, которую мы проводим с тобой в одном лагере.
Карела медленно повернулась и тяжело посмотрела на киммерийца.
- Значит, мы расстаемся?
Конан, сердито метнув взгляд на Ордо, поколебался и кивнул. Он совсем не хотел, чтобы она это узнала так быстро. На самом деле он решил исчезнуть ночью, тайно, захватив одного из пленных в качестве проводника, так чтобы они заметили его отсутствие только утром.
- Я буду преследовать эти подвески, - сказал он.
- И эту девушку, - ровным голосом добавила Карела.
- Мы не одни, - проворчал Ордо, прежде чем Конан собрался возражать.
Те из разбойников, которые могли держаться на ногах, подошли к ним. Среди них не было ни одного, на ком не видна была бы окровавленная повязка, и у каждого в руке было оружие. Во главе их выступал Абериус, опираясь на копье, как на прогулочную трость. Лица у всех были решительные, он злобно смеялся. В десяти шагах от тройки, возглавлявшей банду, он остановился.
Ордо в ярости хотел заговорить с ними, но Карела положила руку ему на плечо. Он остался неподвижен, но выражение его лица предвещало бурю. Карела спокойно осмотрела толпу, держа руку на бедре и опустив острие палаша к земле.
- Я надеюсь, ты не очень опасно ранен, Абериус? - поинтересовалась она с неожиданной улыбкой.
Хорек удивленно посмотрел на нее. У него была оцарапана щека и на левой руке был кровоподтек.
- А ты, Талбор, - сказала она, прежде чем кто-либо из них успел раскрыть рот. - Тебе сейчас, во всяком случае, лучше, чем той ночью, когда мы напали на караван рабов из Замбулы и не знали, что они удвоили охрану, потому что боялись рабов, которых должны были доставить на каменоломни Кеты. Я припоминаю, что увезла тебя на своей лошади в безопасное место, потому что в груди у тебя торчала стрела...
- Это было давно! - мрачно бросил Абериус. Ордо хотел уже броситься на него. Абериус непроизвольно вздохнул, и его улыбка стала еще злее. - Теперь это все уже не имеет никакого значения.
- А что сейчас имеет значение? - спросила Карела.
Абериус сверкнул глазами.
- Рыжий Ястреб теряет свой острый взгляд? - Несколько человек за его спиной рассмеялись, другие мрачно смотрели исподлобья. - Сегодня ночью погибло больше трети наших людей. И ни одной монеты нет в наших кошельках. Мы хотели отобрать подвески у нескольких паломников. Нам пришлось проделать длинный путь и забраться сюда, в эти проклятые горы, чтобы ловить их, может быть, до самой Вендии, без всякой надежды получить за это еще что-нибудь. Кецанкианцы, солдаты, теперь еще демоны. Пришло время вернуться на равнины, в области, хорошо нам знакомые.
- Когда мы вернемся - это решаю я! - Голос Карелы прозвучал, словно хлопок бича. - Я вытащила вас из грязи, где вы в лучшем случае могли найти пару медяков, и организовала вас в регулярный отряд, которого боялся любой караван, покидающий Шадизар или Замбулу, или даже сам Аграпур! Я сделала из стервятников настоящих мужчин! Я наполняла золотом ваши кошельки и учила вас держаться гордо, так что мужчины уступали вам дорогу, а женщины с радостью подчинялись вам. Я Рыжий Ястреб, и я принимаю решение: мы пойдем дальше и захватим сокровище, которое было похищено у короля!
- Ты вела нас достаточно долго... Карела, - сказал Абериус.
Услышав это фамильярное обращение, девушка шумно вздохнула, а Ордо глухо заворчал. Неожиданно она оказалась обыкновенной женщиной. Обнаженной женщиной. Абериус оскалил зубы и провел языком по губам. За его спиной горели радостные глаза мужчин.
Карела сделала шаг назад. Конан, словно по книге, читал каждое чувство из тех, что сменяли одно другое: ярость, стыд, беспомощность и, наконец, решимость дорого продать свою жизнь. Она крепче сжала свой палаш. Ордо между тем вызывающе выхватил свой меч.
Если бы я был хоть немного порассудительнее, сказал Конан сам себе, я бы сейчас испарился. В конце концов, я никому ничего не должен. Напротив, я давал клятву, которую не должен нарушать. Он задумчиво посмотрел на разбойников. Прежде чем они сообразят, что, собственно говоря, произошло, он может исчезнуть в ночи - с одним из пленников, который сможет вывести его на подвески. И на Велиту. Со вздохом он вышел вперед.
- Я не нарушаю мою клятву, - сказал он тихо, так, чтоб его слышала только Карела. - Я хочу лишь защитить мою собственную жизнь.
Дружелюбно улыбаясь, он пошел навстречу Абериусу и остальным, держа ладонь на эфесе меча.
- Не воображай только, что ты можешь примкнуть к нам, Конан, - сказал Абериус. В его улыбке сквозило удовлетворение. - Ты слишком был хорош с ними.
- Я думал, что мы будем держаться все вместе, - ответил киммериец. Ты хоть вспоминаешь, зачем мы вообще сюда пришли? Не так ли? Сокровище, королевское сокровище!
Хорек сплюнул и ловко попал Конану на сапог.
- Об этом мы смело можем забыть. Я не могу снова найти след.
Улыбка Конана стала еще шире.
- Этого уже и не требуется. Эти твари, которых мы сегодня ночью убивали, носили сапоги как раз такие, как были на тех, кто украли подвески и все остальное из дворца Тиридата. Ты можешь быть уверен, что они служат одному и тому же господину.
- Демоны! - произнес Абериус, качая головой. - Этот парень хочет, чтоб мы сражались за сокровище против демонов!
Остальные угрожающе забубнили. Конан быстро продолжал:
- О каких демонах ты говоришь? Я вижу только тварей с кожей, как у змей, но не демонов. - Конан говорил все быстрее и громче, чтобы заглушить возражения. - Безразлично, как они выглядят, вы, в конце концов, убили их сегодня ночью - или, быть может, я ошибаюсь? - Он обвел их, одного за другим, острым взглядом. - Да, вы их убили - ваша сталь и ваша отвага. Разве демонов можно убить одной только сталью? А вы еще двоих из них захватили в плен живьем. Разве вы при этом бормотали волшебные заклинания, разве вы зачарованы? - Он искоса посмотрел на Абериуса и широко ухмыльнулся: - И разве они плевались в вас огнем?
Бандиты начали смеяться, а Абериус покраснел.
- Это не играет никакой роли! Это не играет никакой роли, поверьте мне! Я не могу больше найти следов, и я не услышал от этих чудовищ ни одного слова, которое было бы нам понятно.
- А я говорю, что уже не имеет никакого значения, можешь ли ты найти след, - возразил Конан. - На рассвете мы позволим этим двоим бежать. Их-то следы ты с легкостью отыщешь.
- Они оба ранены, - ответил Абериус, уже почти отчаявшись. - Они вряд ли проживут еще хотя бы час.
- И все-таки это шанс. - Конан возвысил голос. - Шанс выйти на золото и драгоценные камни, на сокровище короля. Кто за золото? Кто за Рыжего Ястреба? - Он извлек меч из ножен и поднял его над головой. - Золото! Рыжий Ястреб!
Мгновение спустя все они, кроме Абериуса, уже размахивали клинками. "Золото! - ревели они. - Золото!" - "Рыжий Ястреб!" - "Золото!"
Абериус поджал тонкие губы. "Золото! - крикнул он наконец и высоко вознес в воздух свое копье. - Рыжий Ястреб!" Его глазки сверкали на Конана со смертельной ненавистью.
- Хорошо! - Голос Конана покрыл их вопли. - Выпейте еще разок вкруговую, а потом успокаивайтесь. Мы выступаем рано утром!
- Золото! - взревели они хором, отступая назад. Конан подождал, пока они почти дойдут до костров, прежде чем повернуться к Кареле. Она смотрела на него сумрачно и неподвижно. Он успокаивающе протянул к ней руку, но она отбросила ее и исчезла в своей палатке, не сказав ни слова. Конан, совершенно сбитый с толку, проводил ее глазами.
- Я уже как-то говорил, что у тебя хорошо подвешен язык. - Ордо вложил саблю в ножны. - Но, пожалуй, это даже больше, чем просто хорошо, Конан из Киммерии. Меня не удивит, если ты в один прекрасный день заявишь, что ты генерал или даже король. То есть, если ты живым вернешься из этих гор. Если вообще кто-нибудь из нас вернется...
- Что это с ней? - спросил Конан, не реагируя на его слова. - Я же сказал ей, что я это делаю не для нее, а для себя. Я не нарушил клятвы, которую она заставила меня дать.
- Она думает, что ты хочешь через нее руководить всей бандой.
- Очень глупо с ее стороны.
Ордо, казалось, не слышал его.
- Я только надеюсь, что ей не так скоро станет ясно, что то, что сегодня произошло, никогда уже не будет забыто. Дай ей, Митра, время на то, чтоб она могла это понять.
- Что ты там бормочешь, одноглазый ворон? Или какой-нибудь из ударов повредил сегодня ночью тебе мозги?
- Значит, ты этого не понимаешь? - Голос бородатого звучал подавленно. - То, что однажды было поломано, можно снова соединить, но все равно остаются трещины, и они будут все время ломаться, пока не развалятся окончательно.
- Пока золото звенит в их мешках, эти парни будут верны ей, как и прежде. Завтра утром, Ордо, нам нужно будет похоронить этих ящериц и наших мертвых. Стервятники, парящие в воздухе, не должны выдать нас тому, кто послал этих чудищ.
- Само собой разумеется. - Ордо зевнул. - Доброго сна, киммериец, и будем надеяться, что мы сумеем пережить еще и завтрашнюю ночь.
- Доброго сна, Ордо.
После того, как одноглазый исчез в той стороне, где горели лагерные костры, Конан посмотрел на палатку Карелы возле скалы. В свете лампы был виден ее силуэт. Она умывалась. Вскоре после этого она прикрутила лампу.
Тихонько ругаясь про себя, Конан завернулся в свой плащ и улегся под прикрытием выступа скалы. Доброй ночи, ха! Эти женщины!
Имхеп-Атон покинул свое укрытие на горе над лагерем разбойников и ушел в темноту. Когда он добрался до места, где тени на скалах, казалось, сгущались еще больше, он вошел в большую, ярко освещенную пещеру. Его лошадь и вьючный мул были привязаны возле стены. Его одеяла лежали развернутые возле костра, над которым на вертеле жарился заяц. Рядом стоял ларец, где находилось все необходимое для его колдовского ремесла.
Чародей потер глаза, потянулся и размял затылок. Одно волшебство потребовалось ему для того, чтобы использовать глаза орла; второе - чтобы превратить ночь в яркий день для его взора; третье - чтобы слышать все, о чем говорится в лагере. Выполнить все три одновременно было трудно, и это вымотало его так, что сверлящая боль поползла по всему его телу от головы до поясницы.
Но то, что он узнал, стоило всех этих неудобств. Эти идиоты вообразили, что они по доброй воле повернут своих лошадей. Он спрашивал себя, что же они подумали бы, если бы узнали, что они просто собаки, которые напали на медведя и погибнут после того, как обратят на себя его внимание. А он, охотник, придет за добычей.
Улыбаясь, волшебник с удовольствием приступил к ужину.
Глава шестнадцатая
Аманар сидел на своем золотом "змеином" троне и смотрел на четырех танцовщиц. Они гибко извивались и раскачивались на мозаичном полу только лишь для его развлечения. Несмотря на то, что они были раздеты - за исключением золотых цепочек со звенящими колокольчиками на запястьях и щиколотках - на их нежной коже поблескивал пот. Причиной тому была не жара, а их страх перед новым господином. Четыре музыканта из людей играли для них на флейтах, но они держали глаза опущенными. В цитадели было лишь немного слуг-людей, и никто из них не осмеливался поднимать взгляд.
Аманар наслаждался их страхом, который так явно исходил от четырех женщин, наслаждался не меньше, чем видом их прекрасных обнаженных тел, которые они должны были бесстыдно выставлять перед ним. Пятая танцовщица, золотоглазая Ясмин, была первой, которую отдали человеку-ящерице Сите под душераздирающие вопли. Угрозы вызывают больше страха, когда выясняется, что они будут претворены в жизнь. Ей все же каким-то образом удалось перерезать себе горло клинком огромного с'тарра.
Аманару пришлось собрать всю свою волшебную силу, чтобы поддерживать в девушке жизнь хотя бы до того момента, когда она сможет быть принесена в жертву Морату-Аминэ. Но из-за того, что все произошло так стремительно, он не получил от нее никакого удовольствия. В любом случае он принял предосторожности, чтобы впредь ничего подобного не произошло. Полузакрыв веки, он смотрел на свою перепуганную собственность, которая прилагала все усилия, чтобы показаться ему лучше, чем та, которую он признает самой нерадивой.
- Магистр?..
- Да, Сита? - спросил волшебник, не удостаивая его взглядом. Могучий с'тарра, встал в стороне от трона, опустив голову и исподтишка жадно поглядывая на девушек.
- Карта, магистр. Она передает световые сигналы. Аманар поднялся с трона и покинул зал. Сита шел вплотную рядом с ним. Девушки продолжали танцевать. Он не разрешил им прекратить танец, а сами они на это не осмеливались.
К тронному залу примыкала комната, где было всего два предмета обстановки: серебряное зеркало висело на одной из серых стен, а к противоположной стене была прислонена большая пластина из чистого хрусталя в раме из полированного дерева. На ней была вырезана картина горной местности, расположенной вокруг цитадели. Мерцающий красный огонек двигался медленно по долине. Только люди могли передавать этот сигнал, потому что механические стражи Аманара не разговаривали ни со зверями, ни со с'тарра.
Аманар повернулся к зеркалу, пробормотал несколько таинственных слов и нарисовал в воздухе знак, который слабо засветился. Когда он медленно исчез, серебряное зеркало стало прозрачным, как окно: окно, в которое с большой высоты были видны люди, которые медленно ехали на лошадях по долине.
Один из людей внимательно вглядывался в землю. Они, очевидно, шли вслед за следопытом. Аманар произнес еще несколько чужестранных слов, и картина в зеркале сдвинулась, казалось, поспешно уходя от людей. Как коршун, который разыскивает добычу, видит ее и бросается вниз. В зеркале показался тяжело раненный с'тарра, который брел, шатаясь, падал, снова вставал и снова ковылял дальше. Аманар перевел картину в зеркале снова на всадников, которые преследовали его слугу.
Это были хорошо вооруженные люди - около тридцати мужчин и одна женщина. Аманар не мог определить, кто возглавлял отряд - эта женщина или высокий, мускулистый парень с блестящими темно-синими глазами. В задумчивости Аманар потер подбородок своей длинной рукой.
- Девушка Велита, - обратился он к Сите. - Приведи ее немедленно сюда.
С глубоким поклоном с'тарра покинул комнату, а Аманар продолжал рассматривать картину в зеркале. С'тарра используют своих раненых, раны которых уже нельзя вылечить, как свежее мясо. Этим не было позволено живыми уходить из дозора. Значит, на патруль было совершено нападение и его больше не существует. То, что этот отряд следует за раненым, означает только одно: разъезд был разбит. Это неприятное открытие. Вряд ли эти люди следуют за раненым без всякой на то причины.
- Девушка, магистр. - Сита вернулся. Он держал Велиту за волосы, так что ей пришлось идти на цыпочках. Руки бессильно висели, и она дрожала от страха - и перед ящерицей, которая приволокла ее сюда, и перед волшебником, который встретил ее взглядом.
- Отпусти ее, - приказал Аманар нетерпеливо. - Подойди сюда, девушка, и посмотри в это зеркало. Ну, живо!
Она неуверенно шагнула вперед, но из-за ее гибкости это было, скорее, танцевальное движение, чем неловкость - и глубоко вздохнула, когда увидела движущуюся картину. Какое-то мгновение волшебник думал, что она что-то скажет, но она тут же сжала зубы и сомкнула губы.
- В первый день ты назвала тут одно имя, девушка, - резко сказал Аманар. - Имя человека, который тебя освободит. Конан. Есть ли он среди тех, кого ты видишь?
Она не шевелилась и молчала.
- Я же не могу мыслями причинить человеку зло. Так что покажи мне его, или я велю Сите отхлестать тебя бичом.
С ее губ сорвался легкий стон, и она распахнула свои темные глаза - на мгновение, чтобы бросить отчаянный взгляд на высокого с'тарра.
- Не знаю, - прошептала она. Она дрожала всем телом, и слезы в беззвучном плаче катились по ее щекам, но больше она не произнесла ни звука.
Аманар раздраженно проворчал:
- Глупое существо! Я быстро узнаю все, что мне нужно. Сита, ей двадцать ударов.
Растянув пасть в широкой ухмылке, тяжелый с'тарра снова схватил ее за волосы и поднял, вытаскивая ее из комнаты. Слезы потекли по ее лицу еще обильнее, но даже теперь она продолжала молчать.
Волшебник начал внимательнее изучать людей, отразившихся в зеркале. Несмотря на свое молчание, Велита ответила на его вопрос, по меньшей мере, частично, если она даже вообразила, что может как-то защитить этого человека. Все-таки этот Конан просто вор, как сказал Сурасса, а воры обычно не скачут во главе двух с половиной десятков вооруженных всадников.
Из-под своего черного одеяния, украшенного змеями, он вынул предметы, которые обычно использовал для такой простой работы. Красным мелом он нарисовал на каменном полу пятиконечную звезду, затем положил по щепотке порошка в каждый луч. Он протянул левую руку, и из каждого пальца вылетела искра и зажгла порошок на остриях лучей звезды бледным пламенем. Пять слабых огоньков с красным, едким дымом поднялись к высокому потолку.
Аманар проговорил несколько слов на мертвом языке и сделал левой рукой движение. Неожиданно дым сложился в магическую пентаграмму. Волшебный знак раскачивался и крутился, словно его хлестал ураганный ветер, но ни один язычок пламени не вырвался из пентаграммы. Волшебник прокричал еще одно слово, и дым исчез со страшным скрежетом. Вместо этого посреди пятиконечной звезды появилось нечто безволосое, серое, ростом едва до колен Аманару. В чем-то оно напоминало обезьянку, у него был скошенный лоб и длинные руки, достигавшие пола. Из его лопаток росли костистые крылья, затянутые грубой серой кожей.
Демон, кривляясь, оскалил клыки, которые в длину были почти в половину его обезьяньего лица, и выскочил из пятиконечной звезды, направляясь к волшебнику. Но когда он достиг меловой черты пентаграммы, он отскочил, осыпаемый дождем искр, назад в середину звезды, откуда он возник. Через некоторое время он поднялся, и когти его лап царапнули каменный пол. Его крылья летучей мыши дрожали, когда он попробовал подняться в воздух.
- Я, может быть, позволяла тебе кое-какие вольности, когда мы были наедине, Конан, - прошипела Карела и потерла запястье. - Но никогда больше не смей этого делать в присутствии других... Имхеп-Атон? Это имя, которое называл тот одержимый, тогда, ночью, в лагере! Имя волшебника.
Конан кивнул.
- Это был тот, кто рассказал мне о подвесках и для которого я должен был их достать. Если бы он в ту ночь не послал ко мне этого парня, чтобы убить меня, я принес бы их ему, как только они попали бы ко мне в руки - но теперь я ему больше ничего не должен.
- Как ты можешь быть уверен, что это именно он, а не какой-нибудь кецанкианец, или просто ночные тени этих гор тебя угнетают?
- Я это знаю, - ответил он.
- Но... - Внезапно она замолчала. Она смотрела куда-то мимо него. Ее зеленые глаза испуганно расширились, и она непроизвольно раскрыла рот.
Конан резко повернулся, выхватывая свой широкий меч из ножен, и мгновенно отбил в сторону копье, направленное на него рукой демоноподобного существа. Красные глаза пылали на темном, покрытом чешуей лице под шлемом. Из его пасти с острыми зубами вырвалось пронзительное шипение. Ни одного мгновения киммериец не позволил себе удивляться. Второй удар меча разрубил тело человека-ящерицы, и черная кровь хлынула наружу.
Вокруг лагеря поднялся свистящий боевой клич. Люди, сидевшие вокруг костров, вскочили на ноги, близкие к панике, когда на них из темноты ночи набросились десятки покрытых чешуей воинов, похожих на людей и на ящериц одновременно. Алвар замер, глазея на них широко распахнутыми глазами, и успел крикнуть, когда в его грудь вонзилось копье. Темнокожий иранистанец повернулся, чтобы бежать, и боевой топор, сжатый извивающимися пальцами, опустился ему на позвоночник. Бандиты, словно крысы, искали дыру, в которую можно было бы забиться.
- Сражайтесь! Проклятье Крома на нас! - кричал Конан. - Они смертны!
Он бросился в самую гущу сражения в лагере и поискал глазами Карелу. Он обнаружил ее в середине толпы. Она стояла среди своих людей с палашом, который, во всяком случае, не был ее собственным, украшенным драгоценностями, оружием. Свой плащ она намотала на левую руку как щит, чтобы отражать оружие ящериц. Нагая, она двигалась среди бойни, с разлетающимися рыжими волосами, как богиня тьмы и мрака, и ее клинок был вымазан черной кровью.
- Сражайтесь, собаки! - хрипло кричала она. - Сражайтесь за вашу жизнь!
Взревев, Ордо бросился, закрывая ее, и получил в бедро удар копья, которое было нацелено в ее спину. Клинок одноглазого нашел сердце того, кто нападал, и не успел еще упасть человек, покрытый чешуей, как он уже выдернул копье из своей ноги и отбросил его в сторону свалки. Кровь бежала по его сапогу.
Перед киммерийцем появился еще один человек-ящерица с поднятым копьем и повернулся к нему спиной, чтобы пронзить копьем Абериуса, лежавшего на земле с округлившимися, вылезающими из орбит глазами и широко раскрытым для вопля ртом, в котором недоставало нескольких зубов. Конан вонзил свой меч нападающему в спину и тут же вырвал клинок назад.
Человек-ящерица упал прямо на Абериуса, который снова заорал и возился под трупом до тех пор, пока не увидел Конана, которого удостоил таким взглядом, словно хотел ему дать понять, что с большим удовольствием увидел бы киммерийца на месте убитого змееобразного создания. Хорек схватил копье мертвой твари, и одно мгновение оба мужчины стояли друг против друга и безмолвно смотрели друг на друга, затем Абериус бросился в гущу сражения и взревел:
- За Рыжего Ястреба! За Рыжего Ястреба!
- Кром! - подхватил Конан и перекрыл вопли сотен глоток. - Кром и Сталь!
Это сражение, постоянное в вечно меняющихся картинах, казалось киммерийцу долгим и разнообразным кошмарным сном, как все битвы представляются воинам. В нем проснулся дикий дух его варварских предков, и даже рептилии узнавали, что такое страх, прежде чем умереть, когда они видели его ярко-синие глаза и слышали его свирепый хохот.
И вот между этих покрытых ночной мглой скал не осталось больше никого, кроме тех, в чьих жилах текла настоящая человеческая кровь. Ярость сражения отпустила Конана, и он огляделся вокруг.
Повсюду лежали покрытые чешуей фигуры, некоторые еще вздрагивали в агонии, но среди них лежало примерно такое же количество убитых разбойников. Ордо, с окровавленной тряпкой, завязанной на бедре, ковылял от одного раненого к другому и помогал, как умел. Абериус скорчился возле костра, опираясь на свое отнятое у мертвой твари копье. И остальные разбойники постепенно стягивались к кострам.
Карела пересекла поле битвы и подошла к киммерийцу. Она бросила плащ, но чужой палаш все еще крепко сжимала в руке. Конан с облегчением увидел, что кровь, размазанная на ее пышной груди, была чужой.
- Значит, Абериус говорил правду, - сказала она, остановившись перед ним. - И мы теперь, по меньшей мере, знаем, что это было, кто за тобой наблюдал, когда ты это почувствовал. Я хотела бы только, чтобы ты обратил на это внимание немного раньше.
Конан покачал головой. Было бесполезно объяснять ей, что это не был взгляд этих ящериц - то, что он почувствовал.
- Я хотел бы знать, откуда эти...
С внезапным диким изумлением он прервал самого себя и наклонился, чтобы рассмотреть сапоги одной из этих убитых тварей. Они были украшены необычным для обуви узором: сплетенные змеи с поднятыми головами, в окружении лучей. Он поспешно наклонился ко второму трупу ящерицы и затем еще к нескольким. У всех были сапоги с такими украшениями.
- Ты что, Конан? - спросила Карела. - Даже если тебе нужны сапоги, не станешь же ты носить те, что прежде принадлежали этим тварям.
- Люди, которые украли подвески Тиридата из дворца, - объяснил он, были обуты в сапоги с узором в виде змей.
Он стянул с узкой, чешуйчатой ноги сапог и бросил его ей. Она оттолкнула его жестом отвращения.
- Я сыта по горло этими", штуками! Меня от них тошнит. Конан, ты же не думаешь в самом деле, что эти - ну, кто они там - вошли в Шадизар и никем не опознанные сумели его покинуть? Городские стражники абсолютно слепы это я еще могу допустить, но все остальные вокруг - вряд ли...
- На них были плащи с капюшонами, которые полностью их скрывали. И они покинули город ночью, в то время, когда стражники у ворот едва продрали глаза. Они могли войти в город ночью и спрятаться, пока не пришло время их налета на дворец.
- Возможно, ты и прав, - поколебавшись, согласилась Карела. - Но я не понимаю, чем это может нам помочь.
Ордо проковылял мимо и мрачно покосился на Конана.
- Из-за твоих сумасшедших поисков, киммериец, я привел в эти проклятые горы сорок четыре человека. Пятнадцать из них станут этой ночью пищей для червей, и еще двое не доживут до рассвета. Благодаря твоим богам, которых ты так упорно почитаешь, мы заполучили двоих этих ящериц живьем. Всеобщее веселье, которое ожидается по случаю их допроса, может быть, удержит людей от желания привязать тебя к кольям на их место. Но я скажу тебе прямо, как бы я тебя ни ценил, если они попытаются это сделать, я не стану их от этого удерживать.
- Пленные? - резко спросила Карела. - Эти чудовища мало нравятся мне мертвыми, а живыми - тем более. Немедленно передай их людям. На рассвете мы покидаем эти горы.
- Стало быть, мы отказываемся от сокровища? - спросил одноглазый, скорее, с облегчением, чем удивленно. - Слава богам, Конан, тогда это будет последняя ночь, которую мы проводим с тобой в одном лагере.
Карела медленно повернулась и тяжело посмотрела на киммерийца.
- Значит, мы расстаемся?
Конан, сердито метнув взгляд на Ордо, поколебался и кивнул. Он совсем не хотел, чтобы она это узнала так быстро. На самом деле он решил исчезнуть ночью, тайно, захватив одного из пленных в качестве проводника, так чтобы они заметили его отсутствие только утром.
- Я буду преследовать эти подвески, - сказал он.
- И эту девушку, - ровным голосом добавила Карела.
- Мы не одни, - проворчал Ордо, прежде чем Конан собрался возражать.
Те из разбойников, которые могли держаться на ногах, подошли к ним. Среди них не было ни одного, на ком не видна была бы окровавленная повязка, и у каждого в руке было оружие. Во главе их выступал Абериус, опираясь на копье, как на прогулочную трость. Лица у всех были решительные, он злобно смеялся. В десяти шагах от тройки, возглавлявшей банду, он остановился.
Ордо в ярости хотел заговорить с ними, но Карела положила руку ему на плечо. Он остался неподвижен, но выражение его лица предвещало бурю. Карела спокойно осмотрела толпу, держа руку на бедре и опустив острие палаша к земле.
- Я надеюсь, ты не очень опасно ранен, Абериус? - поинтересовалась она с неожиданной улыбкой.
Хорек удивленно посмотрел на нее. У него была оцарапана щека и на левой руке был кровоподтек.
- А ты, Талбор, - сказала она, прежде чем кто-либо из них успел раскрыть рот. - Тебе сейчас, во всяком случае, лучше, чем той ночью, когда мы напали на караван рабов из Замбулы и не знали, что они удвоили охрану, потому что боялись рабов, которых должны были доставить на каменоломни Кеты. Я припоминаю, что увезла тебя на своей лошади в безопасное место, потому что в груди у тебя торчала стрела...
- Это было давно! - мрачно бросил Абериус. Ордо хотел уже броситься на него. Абериус непроизвольно вздохнул, и его улыбка стала еще злее. - Теперь это все уже не имеет никакого значения.
- А что сейчас имеет значение? - спросила Карела.
Абериус сверкнул глазами.
- Рыжий Ястреб теряет свой острый взгляд? - Несколько человек за его спиной рассмеялись, другие мрачно смотрели исподлобья. - Сегодня ночью погибло больше трети наших людей. И ни одной монеты нет в наших кошельках. Мы хотели отобрать подвески у нескольких паломников. Нам пришлось проделать длинный путь и забраться сюда, в эти проклятые горы, чтобы ловить их, может быть, до самой Вендии, без всякой надежды получить за это еще что-нибудь. Кецанкианцы, солдаты, теперь еще демоны. Пришло время вернуться на равнины, в области, хорошо нам знакомые.
- Когда мы вернемся - это решаю я! - Голос Карелы прозвучал, словно хлопок бича. - Я вытащила вас из грязи, где вы в лучшем случае могли найти пару медяков, и организовала вас в регулярный отряд, которого боялся любой караван, покидающий Шадизар или Замбулу, или даже сам Аграпур! Я сделала из стервятников настоящих мужчин! Я наполняла золотом ваши кошельки и учила вас держаться гордо, так что мужчины уступали вам дорогу, а женщины с радостью подчинялись вам. Я Рыжий Ястреб, и я принимаю решение: мы пойдем дальше и захватим сокровище, которое было похищено у короля!
- Ты вела нас достаточно долго... Карела, - сказал Абериус.
Услышав это фамильярное обращение, девушка шумно вздохнула, а Ордо глухо заворчал. Неожиданно она оказалась обыкновенной женщиной. Обнаженной женщиной. Абериус оскалил зубы и провел языком по губам. За его спиной горели радостные глаза мужчин.
Карела сделала шаг назад. Конан, словно по книге, читал каждое чувство из тех, что сменяли одно другое: ярость, стыд, беспомощность и, наконец, решимость дорого продать свою жизнь. Она крепче сжала свой палаш. Ордо между тем вызывающе выхватил свой меч.
Если бы я был хоть немного порассудительнее, сказал Конан сам себе, я бы сейчас испарился. В конце концов, я никому ничего не должен. Напротив, я давал клятву, которую не должен нарушать. Он задумчиво посмотрел на разбойников. Прежде чем они сообразят, что, собственно говоря, произошло, он может исчезнуть в ночи - с одним из пленников, который сможет вывести его на подвески. И на Велиту. Со вздохом он вышел вперед.
- Я не нарушаю мою клятву, - сказал он тихо, так, чтоб его слышала только Карела. - Я хочу лишь защитить мою собственную жизнь.
Дружелюбно улыбаясь, он пошел навстречу Абериусу и остальным, держа ладонь на эфесе меча.
- Не воображай только, что ты можешь примкнуть к нам, Конан, - сказал Абериус. В его улыбке сквозило удовлетворение. - Ты слишком был хорош с ними.
- Я думал, что мы будем держаться все вместе, - ответил киммериец. Ты хоть вспоминаешь, зачем мы вообще сюда пришли? Не так ли? Сокровище, королевское сокровище!
Хорек сплюнул и ловко попал Конану на сапог.
- Об этом мы смело можем забыть. Я не могу снова найти след.
Улыбка Конана стала еще шире.
- Этого уже и не требуется. Эти твари, которых мы сегодня ночью убивали, носили сапоги как раз такие, как были на тех, кто украли подвески и все остальное из дворца Тиридата. Ты можешь быть уверен, что они служат одному и тому же господину.
- Демоны! - произнес Абериус, качая головой. - Этот парень хочет, чтоб мы сражались за сокровище против демонов!
Остальные угрожающе забубнили. Конан быстро продолжал:
- О каких демонах ты говоришь? Я вижу только тварей с кожей, как у змей, но не демонов. - Конан говорил все быстрее и громче, чтобы заглушить возражения. - Безразлично, как они выглядят, вы, в конце концов, убили их сегодня ночью - или, быть может, я ошибаюсь? - Он обвел их, одного за другим, острым взглядом. - Да, вы их убили - ваша сталь и ваша отвага. Разве демонов можно убить одной только сталью? А вы еще двоих из них захватили в плен живьем. Разве вы при этом бормотали волшебные заклинания, разве вы зачарованы? - Он искоса посмотрел на Абериуса и широко ухмыльнулся: - И разве они плевались в вас огнем?
Бандиты начали смеяться, а Абериус покраснел.
- Это не играет никакой роли! Это не играет никакой роли, поверьте мне! Я не могу больше найти следов, и я не услышал от этих чудовищ ни одного слова, которое было бы нам понятно.
- А я говорю, что уже не имеет никакого значения, можешь ли ты найти след, - возразил Конан. - На рассвете мы позволим этим двоим бежать. Их-то следы ты с легкостью отыщешь.
- Они оба ранены, - ответил Абериус, уже почти отчаявшись. - Они вряд ли проживут еще хотя бы час.
- И все-таки это шанс. - Конан возвысил голос. - Шанс выйти на золото и драгоценные камни, на сокровище короля. Кто за золото? Кто за Рыжего Ястреба? - Он извлек меч из ножен и поднял его над головой. - Золото! Рыжий Ястреб!
Мгновение спустя все они, кроме Абериуса, уже размахивали клинками. "Золото! - ревели они. - Золото!" - "Рыжий Ястреб!" - "Золото!"
Абериус поджал тонкие губы. "Золото! - крикнул он наконец и высоко вознес в воздух свое копье. - Рыжий Ястреб!" Его глазки сверкали на Конана со смертельной ненавистью.
- Хорошо! - Голос Конана покрыл их вопли. - Выпейте еще разок вкруговую, а потом успокаивайтесь. Мы выступаем рано утром!
- Золото! - взревели они хором, отступая назад. Конан подождал, пока они почти дойдут до костров, прежде чем повернуться к Кареле. Она смотрела на него сумрачно и неподвижно. Он успокаивающе протянул к ней руку, но она отбросила ее и исчезла в своей палатке, не сказав ни слова. Конан, совершенно сбитый с толку, проводил ее глазами.
- Я уже как-то говорил, что у тебя хорошо подвешен язык. - Ордо вложил саблю в ножны. - Но, пожалуй, это даже больше, чем просто хорошо, Конан из Киммерии. Меня не удивит, если ты в один прекрасный день заявишь, что ты генерал или даже король. То есть, если ты живым вернешься из этих гор. Если вообще кто-нибудь из нас вернется...
- Что это с ней? - спросил Конан, не реагируя на его слова. - Я же сказал ей, что я это делаю не для нее, а для себя. Я не нарушил клятвы, которую она заставила меня дать.
- Она думает, что ты хочешь через нее руководить всей бандой.
- Очень глупо с ее стороны.
Ордо, казалось, не слышал его.
- Я только надеюсь, что ей не так скоро станет ясно, что то, что сегодня произошло, никогда уже не будет забыто. Дай ей, Митра, время на то, чтоб она могла это понять.
- Что ты там бормочешь, одноглазый ворон? Или какой-нибудь из ударов повредил сегодня ночью тебе мозги?
- Значит, ты этого не понимаешь? - Голос бородатого звучал подавленно. - То, что однажды было поломано, можно снова соединить, но все равно остаются трещины, и они будут все время ломаться, пока не развалятся окончательно.
- Пока золото звенит в их мешках, эти парни будут верны ей, как и прежде. Завтра утром, Ордо, нам нужно будет похоронить этих ящериц и наших мертвых. Стервятники, парящие в воздухе, не должны выдать нас тому, кто послал этих чудищ.
- Само собой разумеется. - Ордо зевнул. - Доброго сна, киммериец, и будем надеяться, что мы сумеем пережить еще и завтрашнюю ночь.
- Доброго сна, Ордо.
После того, как одноглазый исчез в той стороне, где горели лагерные костры, Конан посмотрел на палатку Карелы возле скалы. В свете лампы был виден ее силуэт. Она умывалась. Вскоре после этого она прикрутила лампу.
Тихонько ругаясь про себя, Конан завернулся в свой плащ и улегся под прикрытием выступа скалы. Доброй ночи, ха! Эти женщины!
Имхеп-Атон покинул свое укрытие на горе над лагерем разбойников и ушел в темноту. Когда он добрался до места, где тени на скалах, казалось, сгущались еще больше, он вошел в большую, ярко освещенную пещеру. Его лошадь и вьючный мул были привязаны возле стены. Его одеяла лежали развернутые возле костра, над которым на вертеле жарился заяц. Рядом стоял ларец, где находилось все необходимое для его колдовского ремесла.
Чародей потер глаза, потянулся и размял затылок. Одно волшебство потребовалось ему для того, чтобы использовать глаза орла; второе - чтобы превратить ночь в яркий день для его взора; третье - чтобы слышать все, о чем говорится в лагере. Выполнить все три одновременно было трудно, и это вымотало его так, что сверлящая боль поползла по всему его телу от головы до поясницы.
Но то, что он узнал, стоило всех этих неудобств. Эти идиоты вообразили, что они по доброй воле повернут своих лошадей. Он спрашивал себя, что же они подумали бы, если бы узнали, что они просто собаки, которые напали на медведя и погибнут после того, как обратят на себя его внимание. А он, охотник, придет за добычей.
Улыбаясь, волшебник с удовольствием приступил к ужину.
Глава шестнадцатая
Аманар сидел на своем золотом "змеином" троне и смотрел на четырех танцовщиц. Они гибко извивались и раскачивались на мозаичном полу только лишь для его развлечения. Несмотря на то, что они были раздеты - за исключением золотых цепочек со звенящими колокольчиками на запястьях и щиколотках - на их нежной коже поблескивал пот. Причиной тому была не жара, а их страх перед новым господином. Четыре музыканта из людей играли для них на флейтах, но они держали глаза опущенными. В цитадели было лишь немного слуг-людей, и никто из них не осмеливался поднимать взгляд.
Аманар наслаждался их страхом, который так явно исходил от четырех женщин, наслаждался не меньше, чем видом их прекрасных обнаженных тел, которые они должны были бесстыдно выставлять перед ним. Пятая танцовщица, золотоглазая Ясмин, была первой, которую отдали человеку-ящерице Сите под душераздирающие вопли. Угрозы вызывают больше страха, когда выясняется, что они будут претворены в жизнь. Ей все же каким-то образом удалось перерезать себе горло клинком огромного с'тарра.
Аманару пришлось собрать всю свою волшебную силу, чтобы поддерживать в девушке жизнь хотя бы до того момента, когда она сможет быть принесена в жертву Морату-Аминэ. Но из-за того, что все произошло так стремительно, он не получил от нее никакого удовольствия. В любом случае он принял предосторожности, чтобы впредь ничего подобного не произошло. Полузакрыв веки, он смотрел на свою перепуганную собственность, которая прилагала все усилия, чтобы показаться ему лучше, чем та, которую он признает самой нерадивой.
- Магистр?..
- Да, Сита? - спросил волшебник, не удостаивая его взглядом. Могучий с'тарра, встал в стороне от трона, опустив голову и исподтишка жадно поглядывая на девушек.
- Карта, магистр. Она передает световые сигналы. Аманар поднялся с трона и покинул зал. Сита шел вплотную рядом с ним. Девушки продолжали танцевать. Он не разрешил им прекратить танец, а сами они на это не осмеливались.
К тронному залу примыкала комната, где было всего два предмета обстановки: серебряное зеркало висело на одной из серых стен, а к противоположной стене была прислонена большая пластина из чистого хрусталя в раме из полированного дерева. На ней была вырезана картина горной местности, расположенной вокруг цитадели. Мерцающий красный огонек двигался медленно по долине. Только люди могли передавать этот сигнал, потому что механические стражи Аманара не разговаривали ни со зверями, ни со с'тарра.
Аманар повернулся к зеркалу, пробормотал несколько таинственных слов и нарисовал в воздухе знак, который слабо засветился. Когда он медленно исчез, серебряное зеркало стало прозрачным, как окно: окно, в которое с большой высоты были видны люди, которые медленно ехали на лошадях по долине.
Один из людей внимательно вглядывался в землю. Они, очевидно, шли вслед за следопытом. Аманар произнес еще несколько чужестранных слов, и картина в зеркале сдвинулась, казалось, поспешно уходя от людей. Как коршун, который разыскивает добычу, видит ее и бросается вниз. В зеркале показался тяжело раненный с'тарра, который брел, шатаясь, падал, снова вставал и снова ковылял дальше. Аманар перевел картину в зеркале снова на всадников, которые преследовали его слугу.
Это были хорошо вооруженные люди - около тридцати мужчин и одна женщина. Аманар не мог определить, кто возглавлял отряд - эта женщина или высокий, мускулистый парень с блестящими темно-синими глазами. В задумчивости Аманар потер подбородок своей длинной рукой.
- Девушка Велита, - обратился он к Сите. - Приведи ее немедленно сюда.
С глубоким поклоном с'тарра покинул комнату, а Аманар продолжал рассматривать картину в зеркале. С'тарра используют своих раненых, раны которых уже нельзя вылечить, как свежее мясо. Этим не было позволено живыми уходить из дозора. Значит, на патруль было совершено нападение и его больше не существует. То, что этот отряд следует за раненым, означает только одно: разъезд был разбит. Это неприятное открытие. Вряд ли эти люди следуют за раненым без всякой на то причины.
- Девушка, магистр. - Сита вернулся. Он держал Велиту за волосы, так что ей пришлось идти на цыпочках. Руки бессильно висели, и она дрожала от страха - и перед ящерицей, которая приволокла ее сюда, и перед волшебником, который встретил ее взглядом.
- Отпусти ее, - приказал Аманар нетерпеливо. - Подойди сюда, девушка, и посмотри в это зеркало. Ну, живо!
Она неуверенно шагнула вперед, но из-за ее гибкости это было, скорее, танцевальное движение, чем неловкость - и глубоко вздохнула, когда увидела движущуюся картину. Какое-то мгновение волшебник думал, что она что-то скажет, но она тут же сжала зубы и сомкнула губы.
- В первый день ты назвала тут одно имя, девушка, - резко сказал Аманар. - Имя человека, который тебя освободит. Конан. Есть ли он среди тех, кого ты видишь?
Она не шевелилась и молчала.
- Я же не могу мыслями причинить человеку зло. Так что покажи мне его, или я велю Сите отхлестать тебя бичом.
С ее губ сорвался легкий стон, и она распахнула свои темные глаза - на мгновение, чтобы бросить отчаянный взгляд на высокого с'тарра.
- Не знаю, - прошептала она. Она дрожала всем телом, и слезы в беззвучном плаче катились по ее щекам, но больше она не произнесла ни звука.
Аманар раздраженно проворчал:
- Глупое существо! Я быстро узнаю все, что мне нужно. Сита, ей двадцать ударов.
Растянув пасть в широкой ухмылке, тяжелый с'тарра снова схватил ее за волосы и поднял, вытаскивая ее из комнаты. Слезы потекли по ее лицу еще обильнее, но даже теперь она продолжала молчать.
Волшебник начал внимательнее изучать людей, отразившихся в зеркале. Несмотря на свое молчание, Велита ответила на его вопрос, по меньшей мере, частично, если она даже вообразила, что может как-то защитить этого человека. Все-таки этот Конан просто вор, как сказал Сурасса, а воры обычно не скачут во главе двух с половиной десятков вооруженных всадников.
Из-под своего черного одеяния, украшенного змеями, он вынул предметы, которые обычно использовал для такой простой работы. Красным мелом он нарисовал на каменном полу пятиконечную звезду, затем положил по щепотке порошка в каждый луч. Он протянул левую руку, и из каждого пальца вылетела искра и зажгла порошок на остриях лучей звезды бледным пламенем. Пять слабых огоньков с красным, едким дымом поднялись к высокому потолку.
Аманар проговорил несколько слов на мертвом языке и сделал левой рукой движение. Неожиданно дым сложился в магическую пентаграмму. Волшебный знак раскачивался и крутился, словно его хлестал ураганный ветер, но ни один язычок пламени не вырвался из пентаграммы. Волшебник прокричал еще одно слово, и дым исчез со страшным скрежетом. Вместо этого посреди пятиконечной звезды появилось нечто безволосое, серое, ростом едва до колен Аманару. В чем-то оно напоминало обезьянку, у него был скошенный лоб и длинные руки, достигавшие пола. Из его лопаток росли костистые крылья, затянутые грубой серой кожей.
Демон, кривляясь, оскалил клыки, которые в длину были почти в половину его обезьяньего лица, и выскочил из пятиконечной звезды, направляясь к волшебнику. Но когда он достиг меловой черты пентаграммы, он отскочил, осыпаемый дождем искр, назад в середину звезды, откуда он возник. Через некоторое время он поднялся, и когти его лап царапнули каменный пол. Его крылья летучей мыши дрожали, когда он попробовал подняться в воздух.