Мечом Конан ткнул следующую дверь и заглянул в покой, который явно оставался нетронутым. Мебель стояла на месте. Золотые чаши и серебряные вазы аккуратно занимали свои места, ковры с вытканными сценами героического прошлого Офира висели на стенах. Но зеркало здесь тоже лопнуло. Перед ним стояло кресло, украшенное искусной резьбой, высокая спинка его была обращена к двери, и просторные расшитые золотом рукава зеленого одеяния свисали с его подлокотников.
Гибким шагом дикой кошки киммериец пересек покой и приставил острие меча к горлу человека, сидевшего в кресле.
- Ну Антимидес...
Голос Конана замер, и волосы встали у него дыбом. Глаза графа вылезали из орбит на почти синем лице, черный язык высовывался изо рта, прикушенный зубами. Звенья золотой цепи впились глубоко в мясо его шеи, и его собственные руки, казалось, сами хотели затянуть ее еще туже в железной хватке смерти.
- Кром! - вырвалось у Конана.
Совершенно ясно, не страх мести заставил Антимидеса сесть перед зеркалом и смотреть, как он душит сам себя. Слишком часто сталкивался киммериец с волшебством, чтобы не узнать его теперь.
- Конан, где ты?
- Здесь! - рявкнул он в ответ на зов из коридора.
Махаон и Нарус вошли вместе с полностью разбитым стройным юношей в грязных лохмотьях, которые были когда-то роскошным атласным одеянием. На его запястьях остались кровавые следы от кандалов, а бледность его кожи и ввалившиеся щеки свидетельствовали о лишениях и голоде.
- Смотри, кто был прикован в подвале, - сказал ветеран.
Бросив на него второй взгляд, Конан увидел, что определение "юноша" не очень подходит к этому человеку, хотя припухшие губы и упрямое выражение глаз говорили о его юношеской незрелости.
- Ну? - спросил Конан. - И кто это? Ты так держишься, точно я должен его знать.
Юноша задрал подбородок. Его высокомерие было похоже на женское.
- Я Валентиус, - сказал он высоким голосом, которому пытался придать твердость. - Сейчас граф, но скоро - король. Я благодарю вас за мое освобождение. - Его взгляд нерешительно блуждал от Наруса к Махаону. - Если это действительно освобождение.
Нарус пожал плечами.
- Мы сказали ему, зачем мы здесь, - сказал он Конану, - но он нам не верит. Или, по крайней мере, верит не до конца.
- Внизу два стражника с перерезанными глотками, - сказал Махаон, - но нигде нет ни одного живого существа. Тут что-то неладно, киммериец. Антимидес действительно удрал?
Вместо ответа Конан кивком головы указал на кресло с высокой спинкой. Все трое помедлили, затем подошли поближе.
Они испугались, когда Валентиус засмеялся.
- Как вам удалось заставить его сделать это? А, неважно! Он заслужил этого своим предательством. - Тонкое лицо Валентиуса омрачилось. - Я пришел к нему просить помощи и убежища. Он высмеял меня. Меня! Потом он велел заковать меня в цепи и бросить в подвал, где я должен был гнить заживо и отбивать у крыс мою ежедневную миску отбросов. Он держался со мной так спокойно, так ласково! Он не собирался пачкать своих рук моей кровью, сказал он и рассмеялся. Он предоставил это крысам!
- Я видел разную смерть на поле битвы, Конан, - проворчал Махаон, - но это слишком жестокий способ убивать человека, даже если он и заслужил смерти.
Его пальцы на рукояти меча побелели, пока он смотрел на труп. Нарус нарисовал в воздухе охранительный знак, спасаясь от зла.
- Я не убивал его, - заверил их Конан. - Посмотрите, он держится руками за цепь. Антимидес сам себя убил.
Валентиус пронзительно засмеялся.
- Это правда! - Его настроение мгновенно изменилось, лицо передернуло от ярости, и он плюнул трупу в посиневшее лицо. - Как мне жаль, что я не был свидетелем этому!
Конан переглянулся со своими друзьями. И это - человек, имевший самые большие права на офирский трон после смерти Вальдрика! Киммериец упрямо тряхнул головой. Его желание уйти от этого человека было очень острым, но если он его просто оставит, этот идиот может погибнуть. Для Офира, возможно, это будет не так уж плохо, но все же Конан не мог этого допустить.
Валентиусу же он сказал:
- Мы доставим вас в королевский дворец, там Вальдрик позаботится о вашей безопасности.
Молодой человек посмотрел на него дико и задрожал всем телом.
- Нет! Вы не должны, нет! Вальдрик убьет меня. Я наследник. Он убьет меня!
- Ваши слова - сущий бред, - не выдержал Конан. - Вальдрик не интересуется ничем, кроме спасения собственной жизни. Вероятно, он уже на следующий день не вспомнит, что вы находитесь во дворце.
- Вы не понимаете! - захныкал Валентиус и стиснул руки. - Вальдрик увидит меня. Это ему напомнит о том, что он при смерти и что после его смерти королем буду я. Он начнет думать о тех долгих годах, что я буду править после него, и возненавидит меня. Поэтому он и велит меня убить!
Он отчаянно переводил взгляд с одного на другого и под конец пробормотал:
- Так поступил бы я. И он сделает то же самое.
Махаон плюнул в отвращении на дорогой туранский ковер.
- А как насчет кровного родства? - ворчливо произнес он. - Друзья, близкие?
Испуганный юноша затряс головой.
- Откуда мне знать, кому из них я могу доверять? Мои собственные охранники повернулись против меня, люди, годами преданно служившие моей семье. - Внезапно голос его стал тверже, глаза блеснули хитростью. - Вы будете охранять меня. Когда я стану королем, я дам вам чины и деньги. Вы получите дворец Антимидеса и станете графом вместо него. Вы и ваши люди составят королевскую лейб-гвардию. Я обещаю вам богатство сверх всякой меры. И власть. Если вам нужна женщина, благородного или простого рода, она будет ваша. Две - если вам так хочется, три! Назовите почести, которых вы добиваетесь! Каждое желание ваше будет выполнимо.
Конан скривился. Он не мог бы найти лучшей службы для отряда, чем та, которую предлагал Валентиус, что правда, то правда, но он с большей радостью охранял бы ядовитую змею.
- А что Искандриан? - спросил он. - Генерал не вмешивается ни в какие споры и не принадлежит ни одной из партий.
Валентиус, помедлив, кивнул.
- Если вы не хотите поступить ко мне на службу... - сказал он сердито.
- Значит, мы уходим отсюда, - заключил Конан. - Не будет ничего хорошего, если и нас увидят над трупом Антимидеса.
Когда все поспешно выходили из покоя, Конан бросил на убитого последний взгляд. Какое бы волшебство здесь ни было замешано, киммериец был рад, что его это не касается. Содрогнувшись, он последовал за остальными.
Глава шестнадцатая
Сгустились сумерки, когда Конан вернулся в расположение отряда. Чернота ночи вполне подходила к его настроению. Искандриан, правда, с готовностью взял Валентиуса под свою защиту и препроводил в казарму, но их историю выслушал, не сводя с киммерийца недоверчивых глаз. Только благодаря заверениям Валентиуса, что Антимидес, судя по всему, действительно сам задушил себя, наемники смогли покинуть длинное здание казармы. Но мрачный взгляд, который юный лорд устремил на Конана, пока тот давал разъяснения, сказал киммерийцу о том, что Валентиус придерживается иного мнения о причине гибели графа, а не высказывает его вслух потому, что в таком случае подозрение пало бы и на него.
И еще была Синэлла. Он нашел ее в странном настроении - смесь ярости и удовлетворения. Она уже знала о смерти Антимидеса - хотя Конан не думал, что новость распространится так быстро, - этим объяснялось ее удовлетворение. Но она резко выбранила его за то, что он уехал без ее разрешения и за то, что он потратил время, доставляя Валентиуса к Искандриану.
Последнее, казалось, разозлило ее еще больше, чем первое. Киммериец, в конце концов, находится на службе у нее, Синэллы, а не у этого мерзавца Валентиуса. Неплохо об этом не забывать и впредь! К своему величайшему удивлению, он выслушал ее с кротостью ягненка, и самое скверное было то, что ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы еще вдобавок не начать просить у нее прощения. Он никого никогда не умолял, ни мужчину, ни женщину, и теперь у него сводило судорогой желудок, когда он думал, как был близок к этому.
Он рванул дверь своей спальни - и остановился как вкопанный. В сумеречном свете он увидел Юлию, связанную по рукам и ногам. Она смотрела на него снизу вверх, отчаянно пытаясь избавиться от кляпа.
- Махаон! - рявкнул он. - Нарус!
Он торопливо вытащил кляп. Ее путы были затянуты очень туго и, поскольку она сопротивлялась им, глубоко врезались в тело. Ему пришлось очень осторожно разрезать их кинжалом, он боялся поранить ее.
- Кто сделал это? - спросил он, освободив ее.
Прежде чем ответить, она со стоном пошевелилась.
- Не дай им меня увидеть, - попросила она наконец жалобно. - Скорее!
Махаон, Нарус и Борос ворвались в комнату, все трое одновременно и стали сыпать вопросами. Юлия закричала. Когда Конан освободил ее от последней веревки, она бросилась к кровати и схватила покрывало.
- Махаон, убирайся! - крикнула она, скорчившись перед кроватью, и щеки ее запылали. - Я не хочу, чтобы ты видел меня такой! Убирайся!
- А эта исчезла, - выговорил Борос, ворочая тяжелым языком, и указал в угол, где Конан прятал статуэтку.
Только теперь киммериец сообразил, что половица вынута и тайник под ней пуст. Ледяной холод пробежал по его спине. В чем-то было даже правильно, что день завершился именно так, и несчастья преследовали его, как взгляд пустых глазниц черепа.
- Может быть, мы и спасемся, - пробубнил Борос, - если поскачем быстро-быстро и пересечем границу, прежде чем они пустят ее в дело. Я всегда хотел побывать в Вендии. Или даже в Китае. Кто-нибудь из вас знает более отдаленные страны?
- Молчи, старый дурак! - зарычал Конан. - Юлия, кто взял фигурку? Кром! Девочка, прекрати комкать это проклятое одеяло и отвечай!
Не прерывая своих попыток полностью скрыть свою наготу под одеялом и сделать ее как можно менее заметной, Юлия сверкнула глазами и задрала нос.
- Это была потаскуха в мужских штанах и с саблей. - Уголком глаза она наблюдала за Махаоном. - Она сказала, что я плоская, как мальчик. Ну, задница у нее, конечно, побольше моей...
Конан заскрипел зубами.
- Глаза? - нетерпеливо спросил он. - Зеленые? А волосы рыжие? Что еще она говорила?
- Карела? - спросил Махаон. - Я думал, она хочет убить тебя, а не ограбить. Но почему Борос так трясется из-за вещи, которую она прихватила? Ты еще никогда не впутывался в колдовство, киммериец!
- Так ты ее знаешь? - обвиняюще крикнула Юлия. - Я так и подумала после того, что она сказала о моей... - Она запнулась, но тут же нашлась: После всего, что она сказала. Мне еще запомнилось, что она ругалась именем Деркэто и просила передать тебе, что благодарит за пятьсот золотых. Ты действительно дал ей так много? Я вспоминаю наложниц моего отца и не могу себе представить даже, что эта Карела стоит хотя бы серебряной монетки.
Конан ударил себя по бедру кулаком.
- Я должен найти ее, Махаон, немедленно! Она украла бронзовую фигурку, которую я нашел случайно. Эта вещь принадлежит Злу, и оно может вызвать непредвиденные по размерам уничтожения, если Карела продаст ее тем, кто сможет применить ее. Этого я и опасаюсь. Расскажи мне точно, как добраться до руин крепости.
Юлия застонала.
- Так вот что она имела в виду, когда говорила о деньгах? Она доставит эту адскую штуку тем, о ком говорил Борос? Спаси Митра нас всех - и всю страну!
- Я не понимаю ни слова, - проворчал Махаон, - но одно я точно знаю: если ты ночью попрешься в Сарелианский лес, ты точно сломаешь себе шею. Эти заросли и днем уже достаточно паршивое место, но в темноте их будет как раз довольно для того, чтобы пожалеть о своем рождении.
- Я могу найти ее, - бросил Борос, слегка покачиваясь на ногах, - если бронзовая фигурка все еще у нее. Зло светится, как сигнальный огонек. - Он засучил рукава на костлявых руках. - Совсем простое дело.
- Если ты в своем теперешнем состоянии займешься магией, - прервал его Конан, - я собственноручно прибью твою голову над воротами.
Седобородый посмотрел на него с глубокой обидой и пробормотал что-то про себя, но предпочел вслух не высказываться.
Конан повернулся к Махаону.
- Нельзя терять время. Если мы будем ждать света, может быть, будет уже слишком поздно. Ветеран, помедлив, кивнул, но Нарус сказал:
- Возьми, по крайней мере, несколько человек с собой. Ее банда...
Но киммериец прервал его.
- ...Ее банда услышит, как мы приближаемся, и исчезнет. Нет, я иду один.
Ветеран нехотя описал ему дорогу.
Махаон был прав, думал Конан, когда вот уже, наверное, в сотый раз ветка, которую он не заметил, хлестнула его по лицу. В этой темноте действительно просто сломать себе шею. Он направил лошадь в заросли, понадеявшись, что не сбился с пути. Мальчишкой он учился искать направление по звездам, но под этими старыми дубами, могучие кроны которых сплетались в плотную крышу, неба было почти не видно.
- Ты зашел слишком далеко! - крикнул голос из темноты. - Еще немного, и схлопочешь в ребра арбалетный болт.
Конан положил ладонь на рукоять меча.
- Это тебе не поможет, - произнес второй голос, и кто-то засмеялся. Теньо и я - мы выросли в этом лесу, Большой, и здесь по ночам промышляем королевских оленей. Он видит даже лучше, чем я. Что касается меня, то с тем же успехом ты мог бы стоять под полной луной - и то я не видел бы тебя лучше.
- Я ищу Карелу, - начал Конан, но не смог продолжать.
- Этого довольно, - сказал первый. - Взять его!
Внезапно грубые руки стащили Конана с седла, и он оказался среди группы людей. Он не мог сосчитать их, но схватил чью-то руку и сломал ее. Раздался пронзительный крик. Здесь не было места для двуручного меча и недоставало света, чтобы действовать осознанно. Поэтому он выхватил из ножен свой кинжал и принялся размахивать им. Когда он задевал кого-нибудь, слышались вопли и проклятия. В конце концов он не смог больше сражаться против такого числа врагов, а они навалились на него со всех сторон. Бандитам удалось скрутить ему руки за спиной и связать ему ноги так, что он мог делать только маленькие шажки.
- Ранен ли кто-нибудь тяжело? - прохрипел тот человек, что смеялся вначале.
- Моя рука, - жалобно сказал один, а другой оборвал его:
- В преисподнюю твою руку! Он мне чуть ухо не отрезал!
Проклиная темноту - кошачьи глаза были не у всех - они вздернули Конана на ноги и погнали сквозь деревья; им все время приходилось поднимать его, потому что веревки, связавшие ему ноги, запутывались в корнях или траве, и он падал.
Наконец перед ними отодвинули в сторону занавес и Конана втолкнули в помещение, сложенное из камня. Оно было освещено факелами, торчащими в ржавых гнездах. Огромный очаг занимал длину целой стены. Над потрескивающим огнем покачивался огромный котел. Одеяла на окнах - вернее, узких бойницах - не позволяли свету вырываться наружу, в лес. Десяток человек - пестрая шайка головорезов - сидели на лавках перёд простыми деревянными столами, пили вино из глиняных кружек и жадно хлебали дымящееся варево из деревянных мисок.
Карела поднялась, когда люди, одолевшие Конана, заволокли его в помещение и громко обвинили в пролитии крови и нанесении увечий. Ее темная кожаная куртка, которую она носила поверх своих узких брюк из бледно-серого шелка и красных сапог с высокими голенищами, была застегнута доверху, но не скрывала очертаний ее тяжелой груди. На поясе, затянутом на бедрах, висела кривая сабля.
- Стало быть, ты еще глупее, чем я думала, киммериец. Ты все-таки вынудишь убить тебя.
- Бронзовая фигурка, Карела, - сказал он настойчиво. - Ты не должна ее продавать! Они хотят...
- Заставить его замолчать! - фыркнула она.
- ...вернуть с ее помощью Аль-Киира! - удалось ему выкрикнуть, прежде чем дубина ударила его по затылку и перед его глазами расплылась чернота.
Глава семнадцатая
"Вот идиот", - думала Карела, глядя на киммерийца, неподвижно лежащего на полу. Неужели его мужское самомнение настолько велико, что он полагал, будто ему достаточно приехать сюда - и взять статуэтку? Она знала, что он горд и что для гордости у него есть все основания. Он один, вооруженный одним только мечом...
Проклятье, киммериец больше не тот, кто украл у нее часть ее "я" и забрал с собой. Она представляла его себе таким, каким увидела впервые: вор, одиночка, вооруженный только своим разумом и силой руки и меча. Теперь он командует отрядом, и его люди - это она вынуждена была нехотя признать были куда более опасной сворой, чем те псы, что шли за ней.
- Он был один? - осведомилась она. - Если вы притащили на хвосте его Вольный Отряд, я пущу ваши шкуры на сапоги!
- Никого не видали, - проворчал Теньо. - Стало быть, никого и не было.
Это был маленький человечек с узким лицом и острым носом, странно похожий на енота. Он со злостью выплюнул раскрошенный зуб в ладонь и поглядел на него мрачно.
- Я за то, чтобы сразу его зарезать! Несколько других разбойников, перевязывающих друг другу сломанные ребра и ножевые раны, ворча, согласились с ним.
Марусса, заморанец Карелы, показал кинжал, зажатый между длинными гибкими пальцами.
- Для начала разбудим его. Он выглядит сильным и долго еще покричит, прежде чем замолчать навеки.
Тут же разбойники взревели, перекрикивая друг друга, наперебой предлагая разные пытки.
- Нет, убьем немедленно! Он чересчур опасен!
- Он всего лишь человек! Снимем с него кожу, и вот увидите, будет орать, как любой другой.
- Ты не был с нами там и не знаешь, что это за дикарь!
- Он порезал меня до кости, а Агориосу сломал руку, хотя мы висели на нем вдесятером.
- Молчать, вы! - загремела Карела.
Люди перестали спорить и повернулись к ней.
- Здесь решаю я, кто умрет, и я говорю: не он! Еще нет, по меньшей мере! Кто-нибудь из шелудивых псов хочет возразить? Марш по своим клеткам!
Она положила ладонь на рукоять сабли, и угрожающий огонек запылал в ее зеленых глазах. Один за другим отводили они от нее взгляды, бормотали и отступали назад, снова принимались пить или заниматься своими ранами. Джамаран, огромный, наголо обритый кушит с плечами шире, чем у Конана, и толстыми пальцами, сверкнул на нее глазами последний. Его лицо было искажено от ярости, а рана на разбитой щеке свидетельствовала о близком знакомстве с могучими кулаками Конана.
- Ну, Джамаран? - спросила Карела. Она знала, что он рвется главенствовать в банде, но знала также и то, что он мечтает попасть в ее постель.
В свою очередь, он не подозревал, что его самые тайные мысли ей известны. Он находил, что место женщины - где угодно, только не во главе группы мужчин. Рано или поздно, ей придется показать ему, как он ошибается, - или убить его.
- Ты зашел уже так далеко, что отказываешь мне в праве решать?
Удивление отразилось на его лице, но его быстро сменила насмешливая улыбка.
- Еще нет, - проворчал он. - Я скажу тебе, когда это произойдет, моя рыжеволосая милашка.
Его взгляд прошелся по ее фигуре, лаская ее, затем он повернулся с легкостью, странной для такого большого человека, и прошел к столу, где схватил полную кружку и выпил вино, откинув голову.
Карела дрожала от возмущения, неподвижно глядя на его широкую спину. Он никогда еще не держался так откровенно. Да, ей, наверное, придется убить его. Но сейчас этого делать пока нельзя. При теперешнем настроении ее людей это было бы слишком рискованно. Как бы неохотно она от этого ни отказывалась, но один неверный шаг мог уничтожить все, чего она добивалась. С рычанием она сняла ладонь с сабли.
Здесь все не так, как было в Заморе, думала она со злостью. Тогда никто из ее банды не отваживался противоречить ее слову или, еще хуже, смотреть на нее как на женщину. Это все Конан! Это его вина! Он изменил ее каким-то образом - она даже не поняла как. Он сделал ее другой, и это ей было неприятно. В тот материал, из которого она была скроена, он вплел несколько нитей слабости, и иногда другие мужчины чувствуют это.
Киммериец захрипел и зашевелился, словно его разбудили ее мысли.
- Заткните ему рот! - приказала она. - Разрази вас Деркэто! Шевелитесь! Я не хочу слушать, что он там лепечет!
Конан встряхнулся, когда Теньо и Джамаран опустились возле него на колени.
- Карела! - крикнул он отчаянно. - Послушай меня! Они хотят, чтобы Зло...
Теньо попытался засунуть ему тряпку в рот и закричал, когда киммериец впился зубами ему в руку. Джамаран ударил Конана в подбородок. Парень, похожий на енота, вырвал свою руку и потряс ею. Брызнула кровь. Как только Конан слегка приподнялся, Джамаран всунул ему кляп в рот и привязал полоской ткани. Выпрямившись, бритоголовый ударил Конана под ребра и снова занес ногу в сапоге для второго пинка, когда Теньо вытащил неповрежденной рукой кинжал. Его глаза сверкали убийственно.
- Немедленно прекратить! - приказала Карела. - Оставьте его в покое!
Помедлив, оба все же отвернулись.
Карела чувствовала на себе взгляд ярко-синих глаз. Конан яростно тряс головой, пытался вытолкнуть кляп и громко рычал. Содрогнувшись, она повернулась к нему спиной и уставилась в огонь.
Она знала, что не должна допустить ошибки. Он не должен говорить с ней! Он все еще в состоянии убедить ее в чем угодно. Если он коснется ее, вся ее решительность расплавится, как воск. Но на этот раз, сказала она себе, все будет иначе!
Ей казалось, что ночь не кончится никогда. Это могло иметь только одну причину: у нее за спиной горел взгляд Конана. Разбойники наконец улеглись спать. Большинство из них растянулись на голом каменном полу, завернувшись в одеяла. Но Карела не могла уснуть. Как тигрица в клетке, расхаживала она взад и вперед. Ей не давал покоя этот упорный взгляд из синей ледяной глубины. Она с удовольствием приказала бы завязать ему глаза, но не хотела признаваться - даже самой себе - в том, что глаза Конана оказывают на нее такое влияние.
Наконец рыжеволосая красавица опустилась на пол у огромного очага и стала смотреть в затухающее пламя так, словно то была самая важная вещь на свете. Но и так она не могла уйти от киммерийца, потому что представляла себе все муки проклятых душ, все пытки, которые он заслужил. Она не понимала, почему чувствовала себя при этом еще несчастнее, и уже совсем не могла взять в толк, почему слезы тайком потекли у нее из глаз.
На рассвете она послала в Ианту Теньо в красном мундире. Весь день она не обращала на Конана внимания и не давала ему ни есть, ни пить.
- Когда я уйду, дайте ему воды и кусок хлеба, - приказала она.
Люди сидели вокруг, большинство из них были заняты костями и картами. Они вполголоса обсуждали ее и бросали на нее своеобразные взгляды. Но ей до этого не было дела. Ни мгновения она не хотела слушать киммерийца и не позволяла вынуть из его рта кляп. Нет, пока она не получит в руки свои пять сотен золотых, чтобы поиздеваться над ним, он будет молчать. Да, он будет молчать, пока она снова не обретет полного внутреннего спокойствия, и это, несомненно, самое трудное.
Солнце медленно клонилось к горизонту, и настало для Карелы время ехать к хижине на опушке. Бронзовую фигуру, все еще завернутую в одеяло, она оставила лежать под деревом. Здесь не было никого, кто мог бы ее украсть, а Карела не хотела ночевать с этой тварью под одной крышей, коли была возможность избежать этого.
Когда она привязала узелок позади своего седла (у нее снова свело желудок, едва она подумала только об омерзительной статуэтке), Джамаран вышел из единственной сохранившейся башни бывшего замка.
- Вещица дорогая, - проворчал он требовательно, - пять сотен золотых, говоришь?
Карела не ответила. Сейчас такое же неподходящее время убивать его, как и прошлой ночью.
- Я должен проводить тебя, - продолжал великан, поскольку она молчала. - И позаботиться о том, чтобы ты действительно вернулась с деньгами. Этот аристократишка наверняка мерзавец. А может быть, что-нибудь еще задержит тебя, когда ты получишь золотишко.
Лицо Карелы омрачилось. Уж не думает ли этот дурак, что она собиралась удрать, прихватив золото? Или он хочет заграбастать деньги и ее самое в придачу?
- Нет, - сказала она и села в седло. - Ты останешься здесь и будешь охранять пленника.
- Как будто двадцати человек для этого недостаточно! Такая куча золота...
- Болван! - Это слово прозвучало, как свист бича. - Тебе нужно для начала научиться думать, если ты хочешь повелевать людьми. Северянин, пусть даже связанный, опаснее какого-либо другого человека, которого ты когда-либо встречал. Я могу только надеяться, что вам удастся удержать его в плену, пока я не вернусь.
Прежде чем Джамаран нашел гневные слова для ответа (она ясно могла прочитать их на его лице), Карела дала шпоры своей рыжей кобылке и рысью двинулась по узкой дороге, вернее, по лесной тропинке. Многие дорожки пересекали ее в густом лесу, и вскоре разбойница уехала так далеко, что ни одни преследователь не нашел бы ее.
Она действительно не считала, что охранять Конана должны все ее люди. Но то, что она сказала кушиту, было чистой правдой. Киммериец так опасен, что даже Карела обращалась с ним очень и очень осторожно, несмотря на обычное свое презрение к мужчинам. Она видела, как он сражается, когда поражение уже кажется неизбежным, как он убивает, когда его смерть уже словно бы дело решенное, как побеждает, хотя только что был на грани уничтожения. Но теперь, когда Конан связан по рукам и ногам и когда его охраняют двадцать человек, Карела не сомневалась, что найдет его там, где оставила.
Гибким шагом дикой кошки киммериец пересек покой и приставил острие меча к горлу человека, сидевшего в кресле.
- Ну Антимидес...
Голос Конана замер, и волосы встали у него дыбом. Глаза графа вылезали из орбит на почти синем лице, черный язык высовывался изо рта, прикушенный зубами. Звенья золотой цепи впились глубоко в мясо его шеи, и его собственные руки, казалось, сами хотели затянуть ее еще туже в железной хватке смерти.
- Кром! - вырвалось у Конана.
Совершенно ясно, не страх мести заставил Антимидеса сесть перед зеркалом и смотреть, как он душит сам себя. Слишком часто сталкивался киммериец с волшебством, чтобы не узнать его теперь.
- Конан, где ты?
- Здесь! - рявкнул он в ответ на зов из коридора.
Махаон и Нарус вошли вместе с полностью разбитым стройным юношей в грязных лохмотьях, которые были когда-то роскошным атласным одеянием. На его запястьях остались кровавые следы от кандалов, а бледность его кожи и ввалившиеся щеки свидетельствовали о лишениях и голоде.
- Смотри, кто был прикован в подвале, - сказал ветеран.
Бросив на него второй взгляд, Конан увидел, что определение "юноша" не очень подходит к этому человеку, хотя припухшие губы и упрямое выражение глаз говорили о его юношеской незрелости.
- Ну? - спросил Конан. - И кто это? Ты так держишься, точно я должен его знать.
Юноша задрал подбородок. Его высокомерие было похоже на женское.
- Я Валентиус, - сказал он высоким голосом, которому пытался придать твердость. - Сейчас граф, но скоро - король. Я благодарю вас за мое освобождение. - Его взгляд нерешительно блуждал от Наруса к Махаону. - Если это действительно освобождение.
Нарус пожал плечами.
- Мы сказали ему, зачем мы здесь, - сказал он Конану, - но он нам не верит. Или, по крайней мере, верит не до конца.
- Внизу два стражника с перерезанными глотками, - сказал Махаон, - но нигде нет ни одного живого существа. Тут что-то неладно, киммериец. Антимидес действительно удрал?
Вместо ответа Конан кивком головы указал на кресло с высокой спинкой. Все трое помедлили, затем подошли поближе.
Они испугались, когда Валентиус засмеялся.
- Как вам удалось заставить его сделать это? А, неважно! Он заслужил этого своим предательством. - Тонкое лицо Валентиуса омрачилось. - Я пришел к нему просить помощи и убежища. Он высмеял меня. Меня! Потом он велел заковать меня в цепи и бросить в подвал, где я должен был гнить заживо и отбивать у крыс мою ежедневную миску отбросов. Он держался со мной так спокойно, так ласково! Он не собирался пачкать своих рук моей кровью, сказал он и рассмеялся. Он предоставил это крысам!
- Я видел разную смерть на поле битвы, Конан, - проворчал Махаон, - но это слишком жестокий способ убивать человека, даже если он и заслужил смерти.
Его пальцы на рукояти меча побелели, пока он смотрел на труп. Нарус нарисовал в воздухе охранительный знак, спасаясь от зла.
- Я не убивал его, - заверил их Конан. - Посмотрите, он держится руками за цепь. Антимидес сам себя убил.
Валентиус пронзительно засмеялся.
- Это правда! - Его настроение мгновенно изменилось, лицо передернуло от ярости, и он плюнул трупу в посиневшее лицо. - Как мне жаль, что я не был свидетелем этому!
Конан переглянулся со своими друзьями. И это - человек, имевший самые большие права на офирский трон после смерти Вальдрика! Киммериец упрямо тряхнул головой. Его желание уйти от этого человека было очень острым, но если он его просто оставит, этот идиот может погибнуть. Для Офира, возможно, это будет не так уж плохо, но все же Конан не мог этого допустить.
Валентиусу же он сказал:
- Мы доставим вас в королевский дворец, там Вальдрик позаботится о вашей безопасности.
Молодой человек посмотрел на него дико и задрожал всем телом.
- Нет! Вы не должны, нет! Вальдрик убьет меня. Я наследник. Он убьет меня!
- Ваши слова - сущий бред, - не выдержал Конан. - Вальдрик не интересуется ничем, кроме спасения собственной жизни. Вероятно, он уже на следующий день не вспомнит, что вы находитесь во дворце.
- Вы не понимаете! - захныкал Валентиус и стиснул руки. - Вальдрик увидит меня. Это ему напомнит о том, что он при смерти и что после его смерти королем буду я. Он начнет думать о тех долгих годах, что я буду править после него, и возненавидит меня. Поэтому он и велит меня убить!
Он отчаянно переводил взгляд с одного на другого и под конец пробормотал:
- Так поступил бы я. И он сделает то же самое.
Махаон плюнул в отвращении на дорогой туранский ковер.
- А как насчет кровного родства? - ворчливо произнес он. - Друзья, близкие?
Испуганный юноша затряс головой.
- Откуда мне знать, кому из них я могу доверять? Мои собственные охранники повернулись против меня, люди, годами преданно служившие моей семье. - Внезапно голос его стал тверже, глаза блеснули хитростью. - Вы будете охранять меня. Когда я стану королем, я дам вам чины и деньги. Вы получите дворец Антимидеса и станете графом вместо него. Вы и ваши люди составят королевскую лейб-гвардию. Я обещаю вам богатство сверх всякой меры. И власть. Если вам нужна женщина, благородного или простого рода, она будет ваша. Две - если вам так хочется, три! Назовите почести, которых вы добиваетесь! Каждое желание ваше будет выполнимо.
Конан скривился. Он не мог бы найти лучшей службы для отряда, чем та, которую предлагал Валентиус, что правда, то правда, но он с большей радостью охранял бы ядовитую змею.
- А что Искандриан? - спросил он. - Генерал не вмешивается ни в какие споры и не принадлежит ни одной из партий.
Валентиус, помедлив, кивнул.
- Если вы не хотите поступить ко мне на службу... - сказал он сердито.
- Значит, мы уходим отсюда, - заключил Конан. - Не будет ничего хорошего, если и нас увидят над трупом Антимидеса.
Когда все поспешно выходили из покоя, Конан бросил на убитого последний взгляд. Какое бы волшебство здесь ни было замешано, киммериец был рад, что его это не касается. Содрогнувшись, он последовал за остальными.
Глава шестнадцатая
Сгустились сумерки, когда Конан вернулся в расположение отряда. Чернота ночи вполне подходила к его настроению. Искандриан, правда, с готовностью взял Валентиуса под свою защиту и препроводил в казарму, но их историю выслушал, не сводя с киммерийца недоверчивых глаз. Только благодаря заверениям Валентиуса, что Антимидес, судя по всему, действительно сам задушил себя, наемники смогли покинуть длинное здание казармы. Но мрачный взгляд, который юный лорд устремил на Конана, пока тот давал разъяснения, сказал киммерийцу о том, что Валентиус придерживается иного мнения о причине гибели графа, а не высказывает его вслух потому, что в таком случае подозрение пало бы и на него.
И еще была Синэлла. Он нашел ее в странном настроении - смесь ярости и удовлетворения. Она уже знала о смерти Антимидеса - хотя Конан не думал, что новость распространится так быстро, - этим объяснялось ее удовлетворение. Но она резко выбранила его за то, что он уехал без ее разрешения и за то, что он потратил время, доставляя Валентиуса к Искандриану.
Последнее, казалось, разозлило ее еще больше, чем первое. Киммериец, в конце концов, находится на службе у нее, Синэллы, а не у этого мерзавца Валентиуса. Неплохо об этом не забывать и впредь! К своему величайшему удивлению, он выслушал ее с кротостью ягненка, и самое скверное было то, что ему пришлось напрячь всю свою волю, чтобы еще вдобавок не начать просить у нее прощения. Он никого никогда не умолял, ни мужчину, ни женщину, и теперь у него сводило судорогой желудок, когда он думал, как был близок к этому.
Он рванул дверь своей спальни - и остановился как вкопанный. В сумеречном свете он увидел Юлию, связанную по рукам и ногам. Она смотрела на него снизу вверх, отчаянно пытаясь избавиться от кляпа.
- Махаон! - рявкнул он. - Нарус!
Он торопливо вытащил кляп. Ее путы были затянуты очень туго и, поскольку она сопротивлялась им, глубоко врезались в тело. Ему пришлось очень осторожно разрезать их кинжалом, он боялся поранить ее.
- Кто сделал это? - спросил он, освободив ее.
Прежде чем ответить, она со стоном пошевелилась.
- Не дай им меня увидеть, - попросила она наконец жалобно. - Скорее!
Махаон, Нарус и Борос ворвались в комнату, все трое одновременно и стали сыпать вопросами. Юлия закричала. Когда Конан освободил ее от последней веревки, она бросилась к кровати и схватила покрывало.
- Махаон, убирайся! - крикнула она, скорчившись перед кроватью, и щеки ее запылали. - Я не хочу, чтобы ты видел меня такой! Убирайся!
- А эта исчезла, - выговорил Борос, ворочая тяжелым языком, и указал в угол, где Конан прятал статуэтку.
Только теперь киммериец сообразил, что половица вынута и тайник под ней пуст. Ледяной холод пробежал по его спине. В чем-то было даже правильно, что день завершился именно так, и несчастья преследовали его, как взгляд пустых глазниц черепа.
- Может быть, мы и спасемся, - пробубнил Борос, - если поскачем быстро-быстро и пересечем границу, прежде чем они пустят ее в дело. Я всегда хотел побывать в Вендии. Или даже в Китае. Кто-нибудь из вас знает более отдаленные страны?
- Молчи, старый дурак! - зарычал Конан. - Юлия, кто взял фигурку? Кром! Девочка, прекрати комкать это проклятое одеяло и отвечай!
Не прерывая своих попыток полностью скрыть свою наготу под одеялом и сделать ее как можно менее заметной, Юлия сверкнула глазами и задрала нос.
- Это была потаскуха в мужских штанах и с саблей. - Уголком глаза она наблюдала за Махаоном. - Она сказала, что я плоская, как мальчик. Ну, задница у нее, конечно, побольше моей...
Конан заскрипел зубами.
- Глаза? - нетерпеливо спросил он. - Зеленые? А волосы рыжие? Что еще она говорила?
- Карела? - спросил Махаон. - Я думал, она хочет убить тебя, а не ограбить. Но почему Борос так трясется из-за вещи, которую она прихватила? Ты еще никогда не впутывался в колдовство, киммериец!
- Так ты ее знаешь? - обвиняюще крикнула Юлия. - Я так и подумала после того, что она сказала о моей... - Она запнулась, но тут же нашлась: После всего, что она сказала. Мне еще запомнилось, что она ругалась именем Деркэто и просила передать тебе, что благодарит за пятьсот золотых. Ты действительно дал ей так много? Я вспоминаю наложниц моего отца и не могу себе представить даже, что эта Карела стоит хотя бы серебряной монетки.
Конан ударил себя по бедру кулаком.
- Я должен найти ее, Махаон, немедленно! Она украла бронзовую фигурку, которую я нашел случайно. Эта вещь принадлежит Злу, и оно может вызвать непредвиденные по размерам уничтожения, если Карела продаст ее тем, кто сможет применить ее. Этого я и опасаюсь. Расскажи мне точно, как добраться до руин крепости.
Юлия застонала.
- Так вот что она имела в виду, когда говорила о деньгах? Она доставит эту адскую штуку тем, о ком говорил Борос? Спаси Митра нас всех - и всю страну!
- Я не понимаю ни слова, - проворчал Махаон, - но одно я точно знаю: если ты ночью попрешься в Сарелианский лес, ты точно сломаешь себе шею. Эти заросли и днем уже достаточно паршивое место, но в темноте их будет как раз довольно для того, чтобы пожалеть о своем рождении.
- Я могу найти ее, - бросил Борос, слегка покачиваясь на ногах, - если бронзовая фигурка все еще у нее. Зло светится, как сигнальный огонек. - Он засучил рукава на костлявых руках. - Совсем простое дело.
- Если ты в своем теперешнем состоянии займешься магией, - прервал его Конан, - я собственноручно прибью твою голову над воротами.
Седобородый посмотрел на него с глубокой обидой и пробормотал что-то про себя, но предпочел вслух не высказываться.
Конан повернулся к Махаону.
- Нельзя терять время. Если мы будем ждать света, может быть, будет уже слишком поздно. Ветеран, помедлив, кивнул, но Нарус сказал:
- Возьми, по крайней мере, несколько человек с собой. Ее банда...
Но киммериец прервал его.
- ...Ее банда услышит, как мы приближаемся, и исчезнет. Нет, я иду один.
Ветеран нехотя описал ему дорогу.
Махаон был прав, думал Конан, когда вот уже, наверное, в сотый раз ветка, которую он не заметил, хлестнула его по лицу. В этой темноте действительно просто сломать себе шею. Он направил лошадь в заросли, понадеявшись, что не сбился с пути. Мальчишкой он учился искать направление по звездам, но под этими старыми дубами, могучие кроны которых сплетались в плотную крышу, неба было почти не видно.
- Ты зашел слишком далеко! - крикнул голос из темноты. - Еще немного, и схлопочешь в ребра арбалетный болт.
Конан положил ладонь на рукоять меча.
- Это тебе не поможет, - произнес второй голос, и кто-то засмеялся. Теньо и я - мы выросли в этом лесу, Большой, и здесь по ночам промышляем королевских оленей. Он видит даже лучше, чем я. Что касается меня, то с тем же успехом ты мог бы стоять под полной луной - и то я не видел бы тебя лучше.
- Я ищу Карелу, - начал Конан, но не смог продолжать.
- Этого довольно, - сказал первый. - Взять его!
Внезапно грубые руки стащили Конана с седла, и он оказался среди группы людей. Он не мог сосчитать их, но схватил чью-то руку и сломал ее. Раздался пронзительный крик. Здесь не было места для двуручного меча и недоставало света, чтобы действовать осознанно. Поэтому он выхватил из ножен свой кинжал и принялся размахивать им. Когда он задевал кого-нибудь, слышались вопли и проклятия. В конце концов он не смог больше сражаться против такого числа врагов, а они навалились на него со всех сторон. Бандитам удалось скрутить ему руки за спиной и связать ему ноги так, что он мог делать только маленькие шажки.
- Ранен ли кто-нибудь тяжело? - прохрипел тот человек, что смеялся вначале.
- Моя рука, - жалобно сказал один, а другой оборвал его:
- В преисподнюю твою руку! Он мне чуть ухо не отрезал!
Проклиная темноту - кошачьи глаза были не у всех - они вздернули Конана на ноги и погнали сквозь деревья; им все время приходилось поднимать его, потому что веревки, связавшие ему ноги, запутывались в корнях или траве, и он падал.
Наконец перед ними отодвинули в сторону занавес и Конана втолкнули в помещение, сложенное из камня. Оно было освещено факелами, торчащими в ржавых гнездах. Огромный очаг занимал длину целой стены. Над потрескивающим огнем покачивался огромный котел. Одеяла на окнах - вернее, узких бойницах - не позволяли свету вырываться наружу, в лес. Десяток человек - пестрая шайка головорезов - сидели на лавках перёд простыми деревянными столами, пили вино из глиняных кружек и жадно хлебали дымящееся варево из деревянных мисок.
Карела поднялась, когда люди, одолевшие Конана, заволокли его в помещение и громко обвинили в пролитии крови и нанесении увечий. Ее темная кожаная куртка, которую она носила поверх своих узких брюк из бледно-серого шелка и красных сапог с высокими голенищами, была застегнута доверху, но не скрывала очертаний ее тяжелой груди. На поясе, затянутом на бедрах, висела кривая сабля.
- Стало быть, ты еще глупее, чем я думала, киммериец. Ты все-таки вынудишь убить тебя.
- Бронзовая фигурка, Карела, - сказал он настойчиво. - Ты не должна ее продавать! Они хотят...
- Заставить его замолчать! - фыркнула она.
- ...вернуть с ее помощью Аль-Киира! - удалось ему выкрикнуть, прежде чем дубина ударила его по затылку и перед его глазами расплылась чернота.
Глава семнадцатая
"Вот идиот", - думала Карела, глядя на киммерийца, неподвижно лежащего на полу. Неужели его мужское самомнение настолько велико, что он полагал, будто ему достаточно приехать сюда - и взять статуэтку? Она знала, что он горд и что для гордости у него есть все основания. Он один, вооруженный одним только мечом...
Проклятье, киммериец больше не тот, кто украл у нее часть ее "я" и забрал с собой. Она представляла его себе таким, каким увидела впервые: вор, одиночка, вооруженный только своим разумом и силой руки и меча. Теперь он командует отрядом, и его люди - это она вынуждена была нехотя признать были куда более опасной сворой, чем те псы, что шли за ней.
- Он был один? - осведомилась она. - Если вы притащили на хвосте его Вольный Отряд, я пущу ваши шкуры на сапоги!
- Никого не видали, - проворчал Теньо. - Стало быть, никого и не было.
Это был маленький человечек с узким лицом и острым носом, странно похожий на енота. Он со злостью выплюнул раскрошенный зуб в ладонь и поглядел на него мрачно.
- Я за то, чтобы сразу его зарезать! Несколько других разбойников, перевязывающих друг другу сломанные ребра и ножевые раны, ворча, согласились с ним.
Марусса, заморанец Карелы, показал кинжал, зажатый между длинными гибкими пальцами.
- Для начала разбудим его. Он выглядит сильным и долго еще покричит, прежде чем замолчать навеки.
Тут же разбойники взревели, перекрикивая друг друга, наперебой предлагая разные пытки.
- Нет, убьем немедленно! Он чересчур опасен!
- Он всего лишь человек! Снимем с него кожу, и вот увидите, будет орать, как любой другой.
- Ты не был с нами там и не знаешь, что это за дикарь!
- Он порезал меня до кости, а Агориосу сломал руку, хотя мы висели на нем вдесятером.
- Молчать, вы! - загремела Карела.
Люди перестали спорить и повернулись к ней.
- Здесь решаю я, кто умрет, и я говорю: не он! Еще нет, по меньшей мере! Кто-нибудь из шелудивых псов хочет возразить? Марш по своим клеткам!
Она положила ладонь на рукоять сабли, и угрожающий огонек запылал в ее зеленых глазах. Один за другим отводили они от нее взгляды, бормотали и отступали назад, снова принимались пить или заниматься своими ранами. Джамаран, огромный, наголо обритый кушит с плечами шире, чем у Конана, и толстыми пальцами, сверкнул на нее глазами последний. Его лицо было искажено от ярости, а рана на разбитой щеке свидетельствовала о близком знакомстве с могучими кулаками Конана.
- Ну, Джамаран? - спросила Карела. Она знала, что он рвется главенствовать в банде, но знала также и то, что он мечтает попасть в ее постель.
В свою очередь, он не подозревал, что его самые тайные мысли ей известны. Он находил, что место женщины - где угодно, только не во главе группы мужчин. Рано или поздно, ей придется показать ему, как он ошибается, - или убить его.
- Ты зашел уже так далеко, что отказываешь мне в праве решать?
Удивление отразилось на его лице, но его быстро сменила насмешливая улыбка.
- Еще нет, - проворчал он. - Я скажу тебе, когда это произойдет, моя рыжеволосая милашка.
Его взгляд прошелся по ее фигуре, лаская ее, затем он повернулся с легкостью, странной для такого большого человека, и прошел к столу, где схватил полную кружку и выпил вино, откинув голову.
Карела дрожала от возмущения, неподвижно глядя на его широкую спину. Он никогда еще не держался так откровенно. Да, ей, наверное, придется убить его. Но сейчас этого делать пока нельзя. При теперешнем настроении ее людей это было бы слишком рискованно. Как бы неохотно она от этого ни отказывалась, но один неверный шаг мог уничтожить все, чего она добивалась. С рычанием она сняла ладонь с сабли.
Здесь все не так, как было в Заморе, думала она со злостью. Тогда никто из ее банды не отваживался противоречить ее слову или, еще хуже, смотреть на нее как на женщину. Это все Конан! Это его вина! Он изменил ее каким-то образом - она даже не поняла как. Он сделал ее другой, и это ей было неприятно. В тот материал, из которого она была скроена, он вплел несколько нитей слабости, и иногда другие мужчины чувствуют это.
Киммериец захрипел и зашевелился, словно его разбудили ее мысли.
- Заткните ему рот! - приказала она. - Разрази вас Деркэто! Шевелитесь! Я не хочу слушать, что он там лепечет!
Конан встряхнулся, когда Теньо и Джамаран опустились возле него на колени.
- Карела! - крикнул он отчаянно. - Послушай меня! Они хотят, чтобы Зло...
Теньо попытался засунуть ему тряпку в рот и закричал, когда киммериец впился зубами ему в руку. Джамаран ударил Конана в подбородок. Парень, похожий на енота, вырвал свою руку и потряс ею. Брызнула кровь. Как только Конан слегка приподнялся, Джамаран всунул ему кляп в рот и привязал полоской ткани. Выпрямившись, бритоголовый ударил Конана под ребра и снова занес ногу в сапоге для второго пинка, когда Теньо вытащил неповрежденной рукой кинжал. Его глаза сверкали убийственно.
- Немедленно прекратить! - приказала Карела. - Оставьте его в покое!
Помедлив, оба все же отвернулись.
Карела чувствовала на себе взгляд ярко-синих глаз. Конан яростно тряс головой, пытался вытолкнуть кляп и громко рычал. Содрогнувшись, она повернулась к нему спиной и уставилась в огонь.
Она знала, что не должна допустить ошибки. Он не должен говорить с ней! Он все еще в состоянии убедить ее в чем угодно. Если он коснется ее, вся ее решительность расплавится, как воск. Но на этот раз, сказала она себе, все будет иначе!
Ей казалось, что ночь не кончится никогда. Это могло иметь только одну причину: у нее за спиной горел взгляд Конана. Разбойники наконец улеглись спать. Большинство из них растянулись на голом каменном полу, завернувшись в одеяла. Но Карела не могла уснуть. Как тигрица в клетке, расхаживала она взад и вперед. Ей не давал покоя этот упорный взгляд из синей ледяной глубины. Она с удовольствием приказала бы завязать ему глаза, но не хотела признаваться - даже самой себе - в том, что глаза Конана оказывают на нее такое влияние.
Наконец рыжеволосая красавица опустилась на пол у огромного очага и стала смотреть в затухающее пламя так, словно то была самая важная вещь на свете. Но и так она не могла уйти от киммерийца, потому что представляла себе все муки проклятых душ, все пытки, которые он заслужил. Она не понимала, почему чувствовала себя при этом еще несчастнее, и уже совсем не могла взять в толк, почему слезы тайком потекли у нее из глаз.
На рассвете она послала в Ианту Теньо в красном мундире. Весь день она не обращала на Конана внимания и не давала ему ни есть, ни пить.
- Когда я уйду, дайте ему воды и кусок хлеба, - приказала она.
Люди сидели вокруг, большинство из них были заняты костями и картами. Они вполголоса обсуждали ее и бросали на нее своеобразные взгляды. Но ей до этого не было дела. Ни мгновения она не хотела слушать киммерийца и не позволяла вынуть из его рта кляп. Нет, пока она не получит в руки свои пять сотен золотых, чтобы поиздеваться над ним, он будет молчать. Да, он будет молчать, пока она снова не обретет полного внутреннего спокойствия, и это, несомненно, самое трудное.
Солнце медленно клонилось к горизонту, и настало для Карелы время ехать к хижине на опушке. Бронзовую фигуру, все еще завернутую в одеяло, она оставила лежать под деревом. Здесь не было никого, кто мог бы ее украсть, а Карела не хотела ночевать с этой тварью под одной крышей, коли была возможность избежать этого.
Когда она привязала узелок позади своего седла (у нее снова свело желудок, едва она подумала только об омерзительной статуэтке), Джамаран вышел из единственной сохранившейся башни бывшего замка.
- Вещица дорогая, - проворчал он требовательно, - пять сотен золотых, говоришь?
Карела не ответила. Сейчас такое же неподходящее время убивать его, как и прошлой ночью.
- Я должен проводить тебя, - продолжал великан, поскольку она молчала. - И позаботиться о том, чтобы ты действительно вернулась с деньгами. Этот аристократишка наверняка мерзавец. А может быть, что-нибудь еще задержит тебя, когда ты получишь золотишко.
Лицо Карелы омрачилось. Уж не думает ли этот дурак, что она собиралась удрать, прихватив золото? Или он хочет заграбастать деньги и ее самое в придачу?
- Нет, - сказала она и села в седло. - Ты останешься здесь и будешь охранять пленника.
- Как будто двадцати человек для этого недостаточно! Такая куча золота...
- Болван! - Это слово прозвучало, как свист бича. - Тебе нужно для начала научиться думать, если ты хочешь повелевать людьми. Северянин, пусть даже связанный, опаснее какого-либо другого человека, которого ты когда-либо встречал. Я могу только надеяться, что вам удастся удержать его в плену, пока я не вернусь.
Прежде чем Джамаран нашел гневные слова для ответа (она ясно могла прочитать их на его лице), Карела дала шпоры своей рыжей кобылке и рысью двинулась по узкой дороге, вернее, по лесной тропинке. Многие дорожки пересекали ее в густом лесу, и вскоре разбойница уехала так далеко, что ни одни преследователь не нашел бы ее.
Она действительно не считала, что охранять Конана должны все ее люди. Но то, что она сказала кушиту, было чистой правдой. Киммериец так опасен, что даже Карела обращалась с ним очень и очень осторожно, несмотря на обычное свое презрение к мужчинам. Она видела, как он сражается, когда поражение уже кажется неизбежным, как он убивает, когда его смерть уже словно бы дело решенное, как побеждает, хотя только что был на грани уничтожения. Но теперь, когда Конан связан по рукам и ногам и когда его охраняют двадцать человек, Карела не сомневалась, что найдет его там, где оставила.