— Не понимаю, как менестрелю удастся его переплюнуть, — возбужденно сказал Мэт. — Эх, знать бы, доведется ли хоть одним глазком увидеть этого Лжедракона?
Перрин тряхнул лохматой головой:
— Что-то мне не хочется смотреть на него. Может, где-нибудь в другом месте, но не в Двуречье. Не здесь, если это означает войну.
— Конечно, не здесь, если из-за этого тут появятся Айз Седай, — добавил Ранд. — Или ты позабыл, кто вызвал Разлом? Начать его мог и Дракон, но ведь именно Айз Седай разрушили мир.
— Я слышал однажды рассказ, — медленно сказал Мэт, — от охранника купца, что закупал здесь шерсть. Он говорил, будто Дракон может возродиться в час величайшей нужды в нем и спасет всех нас.
— Что ж, значит, он глуп, если верит в такое, — твердо сказал Перрин. — А ты был дураком, раз его слушал. — В голосе его не было гнева; он редко выходил из себя. Но иногда его сердили неуемные фантазии Мэта, и на этот раз в тоне его проскользнула нотка раздражения. — Сдается мне, потом он заявил еще, что мы все живем в новой Эпохе Легенд.
— Я не говорил, что поверил, — возразил Мэт. — Я всего-навсего слышал это. И Найнив тоже слышала, и я подумал тогда, что она готова содрать шкуру и с меня, и с охранника. Он сказал — это я про охранника, — что многие люди в это верят, только боятся говорить вслух. Боятся Айз Седай или Детей Света. После того, как на нас наткнулась Найнив, он больше ничего не стал говорить. Она передала его слова купцу, и тот заявил, что для охранника это была последняя поездка с ним.
— Вот и хорошо, — сказал Перрин. — Дракон собирается нас спасать? Звучит так, словно я с Коплином разговариваю.
— Что за нужда должна быть, чтобы нам захотелось Дракона в спасители? — сказал задумчиво Ранд. — Это почти то же самое, что просить помощи у Темного.
— Об этом он не говорил, — смущенно ответил Мэт. — И про новую Эпоху Легенд — ничего. Он сказал, что появление Дракона разорвало бы мир на части.
— Ага, наверняка это спасет нас, — сухо отозвался Перрин. — Еще один Разлом.
— Чтоб я сгорел! — заворчал Мэт. — Я лишь пересказываю то, что говорил охранник.
Перрин покачал головой:
— Я только надеюсь, что Айз Седай и этот Дракон, настоящий он или нет, останутся там, где они сейчас. Может, Двуречье переживет и без них.
— Ты думаешь, они на самом деле Друзья Темного? — Мэт глубокомысленно насупил брови.
— Кто? — спросил Ранд.
— Айз Седай.
Ранд глянул на Перрина, тот пожал плечами.
— Сказания... — начал он медленно, но Мэт перебил его:
— Не во всех сказаниях говорится, что они служат Темному, Ранд.
— О Свет, Мэт, — промолвил Ранд, — они же вызвали Разлом. Чего тебе еще надо?
— Да я так, раздумываю. — Мэт вздохнул, но в следующий миг снова ухмылялся: — Старый Байли Конгар утверждает, что их не существует. Ни Айз Седай. Ни Друзей Темного. Говорит, что это все россказни. Он заявлял, что и в Темного не верит.
Перрин фыркнул:
— Коплинские разговоры от Конгара. Чего еще можно ждать?
— Старый Байли называл Темного по имени. Держу пари, этого-то ты не знал.
— Свет! — выдохнул Ранд.
Ухмылка Мэта стала еще шире:
— Это произошло прошлой весной, как раз перед тем, как гусеница озимой совки появилась на его полях, и больше ни на чьих. Как раз перед этим все его домашние слегли с желтоглазой лихорадкой. Я все слышал. Он по-прежнему говорит, что не верит, но теперь, когда я как-то попросил его назвать Темного по имени, он швырнул в меня чем-то тяжелым.
— Ты в самый раз глуп для того, чтобы поступать так, да, Мэт Коутон? — Темные волосы в перекинутой через плечо косе Найнив топорщились от гнева. Ранд смущенно поднялся на ноги. Стройная и едва ли по плечо Мэту, Мудрая на миг показалась ему выше любого из них, и никакого значения не имели ни ее молодость, ни ее красота. — Нечто подобное в отношении Байли Конгара я подозревала, но мне думалось, что хоть у тебя окажется больше ума, чтобы не насмехаться над ним таким образом. Может, для женитьбы ты уже вполне взрослый, но, по правде говоря, Мэтрим Коутон, тебя нельзя отпускать от материнского передника. Следующий номер, который ты выкинешь, — тебе самому взбредет в голову называть Темного по имени.
— Нет, Мудрая, — запротестовал Мэт, который готов был отдать все что угодно, лишь бы оказаться сейчас подальше от этого места и от Найнив. — Это старый Байл... я хотел сказать, мастер Конгар, не я! Кровь и пепел, я...
— Поменьше мели языком, Мэтрим!
Ранд выпрямился, хотя на него Мудрая и не посмотрела. Перрин выглядел столь же сконфуженным. Позже кто-то из них почти наверняка будет возмущаться вслух тем, что их отчитала женщина, да еще и не намного старше, — так поступали все после нагоняя от Найнив, но только если она не могла услышать, — однако разница в годах всегда превращалась в пропасть, когда ребятам доводилось сталкиваться с нею лицом к лицу. Особенно когда Найнив бывала сердита.
Своим посохом — толстым с одного конца и гибким, словно прутик, с другого — она могла задать взбучку любому, кто, по ее мнению, поступал глупо, — по голове, рукам, ногам, — невзирая на его возраст и положение.
Внимание Ранда было так поглощено Мудрой, что поначалу он и не заметил, что она пришла не одна. Когда Ранд осознал свой промах, он решил было потихоньку улизнуть, что бы потом ни сказала или ни сделала Найнив.
В нескольких шагах от Мудрой стояла Эгвейн и с живейшим интересом наблюдала за происходящим. Ростом с Найнив и с такими же темными волосами, она сейчас была воплощением настроения Найнив — руки скрещены на груди, губы плотно, неодобрительно сжаты. Капюшон мягкого серого плаща скрывал ее лоб, в карих глазах — ни смешинки.
По справедливости, думал Ранд, то, что он на два года ее старше, должно бы давать ему преимущества, но все обстояло совершенно иначе. И в лучшие времена у него никогда не был хорошо подвешен язык для болтовни с девушками деревни, в отличие от Перрина, но, когда на него смотрела Эгвейн, смотрела такими широко раскрытыми глазами, словно отдавая ему все свое внимание, все, до последней капли, он совсем терял нить разговора и говорил что угодно, но не о том, о чем хотел. Может, как только Найнив закончит с выволочкой, он сумеет как-нибудь исчезнуть. Но Ранд понимал, что смыться ему не удастся, хотя почему — не понимал.
— Хватит тебе глядеть как ополоумевшему ягненку, Ранд ал'Тор, — сказала Найнив, — и лучше расскажи мне, почему вы болтаете о том, о чем вам, трем телкам-переросткам, должно бы держать рот на замке.
Ранд вздрогнул и отвел глаза от Эгвейн; та, когда Мудрая обратилась к Ранду, наградила его улыбкой, приведя в полное замешательство. Голос Найнив был резок, но на лице ее появилась понимающая улыбка... Но тут громко засмеялся Мэт, и улыбка пропала, а Мэт, поймав взгляд Найнив, подавился смехом, превратившимся в глухое карканье.
— Ну, Ранд? — потребовала Найнив.
Уголком глаза Ранд видел, что Найнив по-прежнему улыбается. Что такого забавного она заметила?
— Нет ничего необычного, что мы толкуем об этом, Мудрая, — поспешил объяснить Ранд. — Торговец — Падан Фейн... э-э... мастер Фейн — привез вести о Лжедраконе в Гэалдане, и о войне, и об Айз Седай. Совет счел своим долгом расспросить его подробнее. О чем же еще нам говорить?
Найнив качнула головой:
— Вот, значит, почему фургон торговца стоит словно брошенный. Я слышала, как народ хлынул к нему, но я не могла уйти от миссис Айеллин, пока у нее не прошел приступ лихорадки. Совет расспрашивает торговца о событиях в Гэалдане, так? Насколько я их знаю, они зададут все неправильные вопросы и ни одного правильного. Ладно, Кругу Женщин придется заняться этим, чтобы выяснить хоть что-то полезное.
Решительно поправив плащ на плечах, Найнив скрылась в гостинице.
Эгвейн не последовала за Мудрой. Когда дверь гостиницы захлопнулась за Найнив, девушка подошла и встала перед Рандом. Хмурое выражение исчезло с ее лица, но от пристальных немигающих глаз Ранд чувствовал себя не в своей тарелке. Он повернулся к приятелям, но те отошли в сторону, ухмыляясь во весь рот.
— Напрасно ты позволил Мэту втянуть себя в дурацкую болтовню, Ранд, — серьезно, как сама Мудрая, сказала Эгвейн, затем вдруг хихикнула. — Видел бы ты себя со стороны. У тебя такой же вид, как в тот раз, когда Кенн Буйе поймал вас с Мэтом на своих яблонях, вам тогда было по десять лет.
Ранд переступил с ноги на ногу и оглянулся на друзей. Те стояли в отдалении, Мэт что-то говорил, оживленно жестикулируя.
— Будешь танцевать со мной завтра? — Это было вовсе не то, что хотел сказать Ранд. Он не думал о танце с нею, но готов был отдать все, лишь бы не чувствовать себя таким дураком едва ли не при каждом разговоре с Эгвейн. Именно так он чувствовал себя и сейчас.
Эгвейн улыбнулась уголками рта.
— В полдень, — сказала она. — С утра я буду занята.
Донесся возглас Перрина: «Менестрель!»
Эгвейн повернулась в его сторону, но Ранд взял ее за руку:
— Занята? Чем?
Несмотря на прохладу, она откинула капюшон плаща и с напускной небрежностью поправила волосы. Последний раз, когда Ранд видел Эгвейн, ее волосы темными волнами ниспадали ниже плеч, и их удерживала красная лента; теперь же они были заплетены в длинную косу.
Он уставился на косу, словно та превратилась в ядовитую змею, потом украдкой глянул на Весенний Шест, который одиноко возвышался на Лужайке, готовый к завтрашнему празднику. Утром незамужние женщины будут танцевать вокруг Шеста. У Ранда комок застрял в горле. Ему как-то в голову не приходило, что Эгвейн достигнет брачного возраста одновременно с ним.
— Из того, что кому-то уже хватает лет, чтобы обзаводиться семьей, — проворчал он, — вовсе не вытекает, что они так и поступят. Тем более — сразу же.
— Конечно, нет. Или вообще никогда.
Ранд захлопал глазами:
— Никогда?
— Мудрая почти никогда не выходит замуж. Ты же знаешь, меня обучает Найнив. Она говорит, у меня есть дар, так что я могу научиться слушать ветер. Найнив говорит, не все Мудрые на это способны, даже если и заявляют, что могут слушать ветер.
— Мудрая! — присвистнул Ранд. Он не заметил, как угрожающе блеснули глаза Эгвейн. — Да Найнив будет здесь Мудрой еще пятьдесят лет! А может, и дольше. Ты что, собираешься провести у нее в ученицах всю жизнь?
— Есть другие деревни, — ответила запальчиво Эгвейн. — Найнив говорит, деревни к северу от Тарена всегда выбирают Мудрую из дальних мест. Считается, что тогда у нее в деревне не будет любимчиков.
Изумление Ранда растаяло столь же быстро, как и возникло.
— Не в Двуречье? Так я больше тебя не увижу...
— А тебе это не нравится? Что-то в последнее время ты и виду не подавал, что тебя волнует нечто подобное.
— Никто никогда не покидал Двуречья, — продолжал Ранд. — Разве что из Таренского Перевоза, но они там все с приветом. Мало чем схожи с народом Двуречья.
Эгвейн раздраженно вздохнула:
— Ладно, я, может, тоже с приветом. Может, мне хочется досмотреть чужие края, те, о которых я только слышала. Об этом ты когда-нибудь задумывался?
— Конечно, задумывался. Иногда даже мечтал, но я понимаю разницу между грезами и жизнью.
— А я так — нет? — взбешенно бросила девушка и резко повернулась к Ранду спиной.
— Я не о тебе, я о себе говорил. Эгвейн!
Она рывком оправила плащ, словно отгородившись от юноши стеной, и решительно сделала несколько шагов в сторону. Ранд расстроенно потер лоб. Как так происходит? Уже не первый раз она находила в его словах тот смысл, который он в них никогда не вкладывал. В ее теперешнем настроении любая его оплошность наверняка ухудшит положение, а он был совершенно уверен: почти все, что он скажет, будет ошибкой.
Тут к Ранду подошли Мэт и Перрин. Эгвейн и бровью не повела. Парни нерешительно посмотрели на нее, потом наклонились к Ранду.
— Морейн и Перрину дала монету, — сказал Мэт. — Как нам. — Он помолчал, потом добавил: — И он видел всадника.
— Где? — встрепенулся Ранд. — Когда? Кто еще его видел? Ты кому-нибудь говорил?
Перрин поднял большие ладони, останавливая поток вопросов:
— По вопросу за раз. Я заметил его на краю деревни, когда он следил за кузницей, вечером, в сумерках. У меня аж мурашки по коже забегали. Я сказал мастеру Лухану, вот только, когда он посмотрел, там никого не было. Он сказал, что меня обманули тени. Но пока мы гасили горн и убирали инструменты, он свой самый большой молот держал под рукой. Раньше он так никогда не делал.
— Значит, он тебе поверил, — сказал Ранд, но Перрин пожал плечами:
— Не знаю. Я спросил, зачем ему молот, если мне померещилось что-то среди теней, а он ответил что-то насчет волков, обнаглевших настолько, что стали появляться в деревне. Может, он решил, что я видел именно их, хотя мастер Лухан должен бы знать: я вполне могу отличить волка от человека верхом на коне, даже в вечернем сумраке. Я знаю, что я видел, и никому не заставить меня поверить в другое.
— Я тебе верю, — сказал Ранд. — Я тоже его видел.
Перрин удовлетворенно хмыкнул, словно раньше не был уверен в этом.
— О чем это вы говорите? — неожиданно раздался требовательный голос Эгвейн.
Ранду вдруг захотелось разговаривать шепотом. Знай он, что она их услышит, он бы так и сделал. Мэт и Перрин, с глупыми улыбками до ушей, наперебой принялись рассказывать Эгвейн о своих неожиданных встречах со всадником в черном плаще, но Ранд хранил молчание. Он был уверен, что знает, какие слова она скажет, когда его друзья закончат свои истории.
— Найнив оказалась права, — заявила Эгвейн куда-то в небо, едва двое юношей умолкли. — Ни одного из вас нельзя отпускать далеко от материнского подола. Люди ездят верхом на лошадях, это вам известно. Но из-за этого они не превращаются в страшилищ из менестрелевых сказок.
Ранд кивнул про себя — именно такого ответа он и ожидал. Тут же досталось от Эгвейн и ему:
— А ты эти слухи распускаешь. Порой ты, Ранд ал'Тор, как будто вообще ничего не понимаешь. Зима и так была страшной, а ты еще принимаешься пугать детей.
Ранд состроил кислую гримасу:
— Ничего я не распускаю, Эгвейн. Но я видел то, что видел, а видел я вовсе не фермера, ищущего заблудившуюся корову.
Эгвейн набрала полную грудь воздуха, но что она намеревалась сказать, никто не узнал: дверь гостиницы распахнулась, и из нее торопливо, будто за ним гнались, выскочил седой взлохмаченный человек.
Перрин тряхнул лохматой головой:
— Что-то мне не хочется смотреть на него. Может, где-нибудь в другом месте, но не в Двуречье. Не здесь, если это означает войну.
— Конечно, не здесь, если из-за этого тут появятся Айз Седай, — добавил Ранд. — Или ты позабыл, кто вызвал Разлом? Начать его мог и Дракон, но ведь именно Айз Седай разрушили мир.
— Я слышал однажды рассказ, — медленно сказал Мэт, — от охранника купца, что закупал здесь шерсть. Он говорил, будто Дракон может возродиться в час величайшей нужды в нем и спасет всех нас.
— Что ж, значит, он глуп, если верит в такое, — твердо сказал Перрин. — А ты был дураком, раз его слушал. — В голосе его не было гнева; он редко выходил из себя. Но иногда его сердили неуемные фантазии Мэта, и на этот раз в тоне его проскользнула нотка раздражения. — Сдается мне, потом он заявил еще, что мы все живем в новой Эпохе Легенд.
— Я не говорил, что поверил, — возразил Мэт. — Я всего-навсего слышал это. И Найнив тоже слышала, и я подумал тогда, что она готова содрать шкуру и с меня, и с охранника. Он сказал — это я про охранника, — что многие люди в это верят, только боятся говорить вслух. Боятся Айз Седай или Детей Света. После того, как на нас наткнулась Найнив, он больше ничего не стал говорить. Она передала его слова купцу, и тот заявил, что для охранника это была последняя поездка с ним.
— Вот и хорошо, — сказал Перрин. — Дракон собирается нас спасать? Звучит так, словно я с Коплином разговариваю.
— Что за нужда должна быть, чтобы нам захотелось Дракона в спасители? — сказал задумчиво Ранд. — Это почти то же самое, что просить помощи у Темного.
— Об этом он не говорил, — смущенно ответил Мэт. — И про новую Эпоху Легенд — ничего. Он сказал, что появление Дракона разорвало бы мир на части.
— Ага, наверняка это спасет нас, — сухо отозвался Перрин. — Еще один Разлом.
— Чтоб я сгорел! — заворчал Мэт. — Я лишь пересказываю то, что говорил охранник.
Перрин покачал головой:
— Я только надеюсь, что Айз Седай и этот Дракон, настоящий он или нет, останутся там, где они сейчас. Может, Двуречье переживет и без них.
— Ты думаешь, они на самом деле Друзья Темного? — Мэт глубокомысленно насупил брови.
— Кто? — спросил Ранд.
— Айз Седай.
Ранд глянул на Перрина, тот пожал плечами.
— Сказания... — начал он медленно, но Мэт перебил его:
— Не во всех сказаниях говорится, что они служат Темному, Ранд.
— О Свет, Мэт, — промолвил Ранд, — они же вызвали Разлом. Чего тебе еще надо?
— Да я так, раздумываю. — Мэт вздохнул, но в следующий миг снова ухмылялся: — Старый Байли Конгар утверждает, что их не существует. Ни Айз Седай. Ни Друзей Темного. Говорит, что это все россказни. Он заявлял, что и в Темного не верит.
Перрин фыркнул:
— Коплинские разговоры от Конгара. Чего еще можно ждать?
— Старый Байли называл Темного по имени. Держу пари, этого-то ты не знал.
— Свет! — выдохнул Ранд.
Ухмылка Мэта стала еще шире:
— Это произошло прошлой весной, как раз перед тем, как гусеница озимой совки появилась на его полях, и больше ни на чьих. Как раз перед этим все его домашние слегли с желтоглазой лихорадкой. Я все слышал. Он по-прежнему говорит, что не верит, но теперь, когда я как-то попросил его назвать Темного по имени, он швырнул в меня чем-то тяжелым.
— Ты в самый раз глуп для того, чтобы поступать так, да, Мэт Коутон? — Темные волосы в перекинутой через плечо косе Найнив топорщились от гнева. Ранд смущенно поднялся на ноги. Стройная и едва ли по плечо Мэту, Мудрая на миг показалась ему выше любого из них, и никакого значения не имели ни ее молодость, ни ее красота. — Нечто подобное в отношении Байли Конгара я подозревала, но мне думалось, что хоть у тебя окажется больше ума, чтобы не насмехаться над ним таким образом. Может, для женитьбы ты уже вполне взрослый, но, по правде говоря, Мэтрим Коутон, тебя нельзя отпускать от материнского передника. Следующий номер, который ты выкинешь, — тебе самому взбредет в голову называть Темного по имени.
— Нет, Мудрая, — запротестовал Мэт, который готов был отдать все что угодно, лишь бы оказаться сейчас подальше от этого места и от Найнив. — Это старый Байл... я хотел сказать, мастер Конгар, не я! Кровь и пепел, я...
— Поменьше мели языком, Мэтрим!
Ранд выпрямился, хотя на него Мудрая и не посмотрела. Перрин выглядел столь же сконфуженным. Позже кто-то из них почти наверняка будет возмущаться вслух тем, что их отчитала женщина, да еще и не намного старше, — так поступали все после нагоняя от Найнив, но только если она не могла услышать, — однако разница в годах всегда превращалась в пропасть, когда ребятам доводилось сталкиваться с нею лицом к лицу. Особенно когда Найнив бывала сердита.
Своим посохом — толстым с одного конца и гибким, словно прутик, с другого — она могла задать взбучку любому, кто, по ее мнению, поступал глупо, — по голове, рукам, ногам, — невзирая на его возраст и положение.
Внимание Ранда было так поглощено Мудрой, что поначалу он и не заметил, что она пришла не одна. Когда Ранд осознал свой промах, он решил было потихоньку улизнуть, что бы потом ни сказала или ни сделала Найнив.
В нескольких шагах от Мудрой стояла Эгвейн и с живейшим интересом наблюдала за происходящим. Ростом с Найнив и с такими же темными волосами, она сейчас была воплощением настроения Найнив — руки скрещены на груди, губы плотно, неодобрительно сжаты. Капюшон мягкого серого плаща скрывал ее лоб, в карих глазах — ни смешинки.
По справедливости, думал Ранд, то, что он на два года ее старше, должно бы давать ему преимущества, но все обстояло совершенно иначе. И в лучшие времена у него никогда не был хорошо подвешен язык для болтовни с девушками деревни, в отличие от Перрина, но, когда на него смотрела Эгвейн, смотрела такими широко раскрытыми глазами, словно отдавая ему все свое внимание, все, до последней капли, он совсем терял нить разговора и говорил что угодно, но не о том, о чем хотел. Может, как только Найнив закончит с выволочкой, он сумеет как-нибудь исчезнуть. Но Ранд понимал, что смыться ему не удастся, хотя почему — не понимал.
— Хватит тебе глядеть как ополоумевшему ягненку, Ранд ал'Тор, — сказала Найнив, — и лучше расскажи мне, почему вы болтаете о том, о чем вам, трем телкам-переросткам, должно бы держать рот на замке.
Ранд вздрогнул и отвел глаза от Эгвейн; та, когда Мудрая обратилась к Ранду, наградила его улыбкой, приведя в полное замешательство. Голос Найнив был резок, но на лице ее появилась понимающая улыбка... Но тут громко засмеялся Мэт, и улыбка пропала, а Мэт, поймав взгляд Найнив, подавился смехом, превратившимся в глухое карканье.
— Ну, Ранд? — потребовала Найнив.
Уголком глаза Ранд видел, что Найнив по-прежнему улыбается. Что такого забавного она заметила?
— Нет ничего необычного, что мы толкуем об этом, Мудрая, — поспешил объяснить Ранд. — Торговец — Падан Фейн... э-э... мастер Фейн — привез вести о Лжедраконе в Гэалдане, и о войне, и об Айз Седай. Совет счел своим долгом расспросить его подробнее. О чем же еще нам говорить?
Найнив качнула головой:
— Вот, значит, почему фургон торговца стоит словно брошенный. Я слышала, как народ хлынул к нему, но я не могла уйти от миссис Айеллин, пока у нее не прошел приступ лихорадки. Совет расспрашивает торговца о событиях в Гэалдане, так? Насколько я их знаю, они зададут все неправильные вопросы и ни одного правильного. Ладно, Кругу Женщин придется заняться этим, чтобы выяснить хоть что-то полезное.
Решительно поправив плащ на плечах, Найнив скрылась в гостинице.
Эгвейн не последовала за Мудрой. Когда дверь гостиницы захлопнулась за Найнив, девушка подошла и встала перед Рандом. Хмурое выражение исчезло с ее лица, но от пристальных немигающих глаз Ранд чувствовал себя не в своей тарелке. Он повернулся к приятелям, но те отошли в сторону, ухмыляясь во весь рот.
— Напрасно ты позволил Мэту втянуть себя в дурацкую болтовню, Ранд, — серьезно, как сама Мудрая, сказала Эгвейн, затем вдруг хихикнула. — Видел бы ты себя со стороны. У тебя такой же вид, как в тот раз, когда Кенн Буйе поймал вас с Мэтом на своих яблонях, вам тогда было по десять лет.
Ранд переступил с ноги на ногу и оглянулся на друзей. Те стояли в отдалении, Мэт что-то говорил, оживленно жестикулируя.
— Будешь танцевать со мной завтра? — Это было вовсе не то, что хотел сказать Ранд. Он не думал о танце с нею, но готов был отдать все, лишь бы не чувствовать себя таким дураком едва ли не при каждом разговоре с Эгвейн. Именно так он чувствовал себя и сейчас.
Эгвейн улыбнулась уголками рта.
— В полдень, — сказала она. — С утра я буду занята.
Донесся возглас Перрина: «Менестрель!»
Эгвейн повернулась в его сторону, но Ранд взял ее за руку:
— Занята? Чем?
Несмотря на прохладу, она откинула капюшон плаща и с напускной небрежностью поправила волосы. Последний раз, когда Ранд видел Эгвейн, ее волосы темными волнами ниспадали ниже плеч, и их удерживала красная лента; теперь же они были заплетены в длинную косу.
Он уставился на косу, словно та превратилась в ядовитую змею, потом украдкой глянул на Весенний Шест, который одиноко возвышался на Лужайке, готовый к завтрашнему празднику. Утром незамужние женщины будут танцевать вокруг Шеста. У Ранда комок застрял в горле. Ему как-то в голову не приходило, что Эгвейн достигнет брачного возраста одновременно с ним.
— Из того, что кому-то уже хватает лет, чтобы обзаводиться семьей, — проворчал он, — вовсе не вытекает, что они так и поступят. Тем более — сразу же.
— Конечно, нет. Или вообще никогда.
Ранд захлопал глазами:
— Никогда?
— Мудрая почти никогда не выходит замуж. Ты же знаешь, меня обучает Найнив. Она говорит, у меня есть дар, так что я могу научиться слушать ветер. Найнив говорит, не все Мудрые на это способны, даже если и заявляют, что могут слушать ветер.
— Мудрая! — присвистнул Ранд. Он не заметил, как угрожающе блеснули глаза Эгвейн. — Да Найнив будет здесь Мудрой еще пятьдесят лет! А может, и дольше. Ты что, собираешься провести у нее в ученицах всю жизнь?
— Есть другие деревни, — ответила запальчиво Эгвейн. — Найнив говорит, деревни к северу от Тарена всегда выбирают Мудрую из дальних мест. Считается, что тогда у нее в деревне не будет любимчиков.
Изумление Ранда растаяло столь же быстро, как и возникло.
— Не в Двуречье? Так я больше тебя не увижу...
— А тебе это не нравится? Что-то в последнее время ты и виду не подавал, что тебя волнует нечто подобное.
— Никто никогда не покидал Двуречья, — продолжал Ранд. — Разве что из Таренского Перевоза, но они там все с приветом. Мало чем схожи с народом Двуречья.
Эгвейн раздраженно вздохнула:
— Ладно, я, может, тоже с приветом. Может, мне хочется досмотреть чужие края, те, о которых я только слышала. Об этом ты когда-нибудь задумывался?
— Конечно, задумывался. Иногда даже мечтал, но я понимаю разницу между грезами и жизнью.
— А я так — нет? — взбешенно бросила девушка и резко повернулась к Ранду спиной.
— Я не о тебе, я о себе говорил. Эгвейн!
Она рывком оправила плащ, словно отгородившись от юноши стеной, и решительно сделала несколько шагов в сторону. Ранд расстроенно потер лоб. Как так происходит? Уже не первый раз она находила в его словах тот смысл, который он в них никогда не вкладывал. В ее теперешнем настроении любая его оплошность наверняка ухудшит положение, а он был совершенно уверен: почти все, что он скажет, будет ошибкой.
Тут к Ранду подошли Мэт и Перрин. Эгвейн и бровью не повела. Парни нерешительно посмотрели на нее, потом наклонились к Ранду.
— Морейн и Перрину дала монету, — сказал Мэт. — Как нам. — Он помолчал, потом добавил: — И он видел всадника.
— Где? — встрепенулся Ранд. — Когда? Кто еще его видел? Ты кому-нибудь говорил?
Перрин поднял большие ладони, останавливая поток вопросов:
— По вопросу за раз. Я заметил его на краю деревни, когда он следил за кузницей, вечером, в сумерках. У меня аж мурашки по коже забегали. Я сказал мастеру Лухану, вот только, когда он посмотрел, там никого не было. Он сказал, что меня обманули тени. Но пока мы гасили горн и убирали инструменты, он свой самый большой молот держал под рукой. Раньше он так никогда не делал.
— Значит, он тебе поверил, — сказал Ранд, но Перрин пожал плечами:
— Не знаю. Я спросил, зачем ему молот, если мне померещилось что-то среди теней, а он ответил что-то насчет волков, обнаглевших настолько, что стали появляться в деревне. Может, он решил, что я видел именно их, хотя мастер Лухан должен бы знать: я вполне могу отличить волка от человека верхом на коне, даже в вечернем сумраке. Я знаю, что я видел, и никому не заставить меня поверить в другое.
— Я тебе верю, — сказал Ранд. — Я тоже его видел.
Перрин удовлетворенно хмыкнул, словно раньше не был уверен в этом.
— О чем это вы говорите? — неожиданно раздался требовательный голос Эгвейн.
Ранду вдруг захотелось разговаривать шепотом. Знай он, что она их услышит, он бы так и сделал. Мэт и Перрин, с глупыми улыбками до ушей, наперебой принялись рассказывать Эгвейн о своих неожиданных встречах со всадником в черном плаще, но Ранд хранил молчание. Он был уверен, что знает, какие слова она скажет, когда его друзья закончат свои истории.
— Найнив оказалась права, — заявила Эгвейн куда-то в небо, едва двое юношей умолкли. — Ни одного из вас нельзя отпускать далеко от материнского подола. Люди ездят верхом на лошадях, это вам известно. Но из-за этого они не превращаются в страшилищ из менестрелевых сказок.
Ранд кивнул про себя — именно такого ответа он и ожидал. Тут же досталось от Эгвейн и ему:
— А ты эти слухи распускаешь. Порой ты, Ранд ал'Тор, как будто вообще ничего не понимаешь. Зима и так была страшной, а ты еще принимаешься пугать детей.
Ранд состроил кислую гримасу:
— Ничего я не распускаю, Эгвейн. Но я видел то, что видел, а видел я вовсе не фермера, ищущего заблудившуюся корову.
Эгвейн набрала полную грудь воздуха, но что она намеревалась сказать, никто не узнал: дверь гостиницы распахнулась, и из нее торопливо, будто за ним гнались, выскочил седой взлохмаченный человек.
Глава 4
МЕНЕСТРЕЛЬ
Дверь, грохнув, захлопнулась за спиной седого худого мужчины, который волчком крутанулся на месте и уставился на нее. Его можно было бы счесть высоким, если бы он не сутулился, но двигался он с живостью, создававшей обманчивое представление о его возрасте. Плащ мужчины выглядел лоскутным одеялом, заплатки всевозможных размеров и очертаний трепетали от каждого, даже самого легкого порыва ветра сотнями разноцветных пятен. На самом деле, как успел разглядеть Ранд, плащ был достаточно толстым, что бы там ни утверждал мастер ал'Вир: цветастые заплаты служили большей частью для украшения.
— Менестрель! — взволнованно прошептала Эгвейн.
Седой мужчина резко развернулся, плащ взметнулся в воздух, открыв длинную необычную куртку с мешковатыми рукавами и большими карманами. Густые, такие же белоснежные, как и волосы, висячие усы; угловатое его лицо наводило на мысль о дереве, пережившем суровые времена. Мужчина высокомерно указал на Ранда и его друзей чубуком своей трубки, длинным, с необычной резьбой. В воздухе повис дымный хвост. Голубые, все замечающие глаза впились в ребят из-под белых кустистых бровей.
Ранд с интересом рассматривал незнакомца, особенно его заинтересовали глаза. В Двуречье у всех были темные глаза, как и у большинства купцов и охранников, да и у всех, кого он видел в жизни. Конгары и Коплины насмехались над серыми глазами Ранда, пока однажды в конце концов он не съездил кулаком Эвалу Коплину по носу, — Мудрой пришлось тогда всерьез потрудиться. Ранд задумался: а есть ли в мире такие страны, где темных глаз нет ни у кого? Может, и Лан из таких краев?
— Что это за место такое? — спросил менестрель глубоким низким голосом, который звучал громче голоса обыкновенного человека. Его звуки даже на открытом воздухе будто заполняли огромное помещение и отражались от стен. — Какие-то недотепы из деревни на холме сказали мне, что до темноты я доберусь сюда, правда, забыв упомянуть, что для этого мне надо выехать до полудня. Когда я наконец достиг цели, продрогнув до костей и мечтая лишь о теплой постели, этот хозяин гостиницы брюзжал целый час, словно я какой-то приблудный свинопас и словно не меня ваш Совет Деревни пригласил показать свое искусство на этом вашем празднике. И он до сих пор даже не удосужился уведомить меня, что именно он — мэр. — Менестрель замолчал, переводя дыхание, окинул всех взглядом и сразу же продолжил: — И вот, когда я спустился вниз выкурить трубку перед камином и пропустить кружечку эля, в общем зале все мужчины уставились на меня, будто я самое меньшее — любимый родственничек, припершийся одолжить у них деньжат. Один престарелый дедуля взялся поучать меня, какие сказания мне следует рассказывать, а какие не нужно, а потом девчушка крикнула, чтоб я убирался, и пригрозила угостить меня хорошим ударом дубины, дабы я быстрее пошевеливался. Ну где это видано, чтобы так обращались с менестрелем?
На лицо Эгвейн стоило посмотреть: она широко раскрытыми от изумления глазами разглядывала менестреля, представшего перед нею во плоти, и удивление боролось в ней с желанием броситься на защиту Найнив.
— Прошу прощения, мастер Менестрель, — сказал Ранд. Он понимал, что самым глупейшим образом ухмыляется. — Это была наша Мудрая, и...
— Та маленькая стройная прелестница? — воскликнул менестрель. — Мудрая вашей деревни? Как, да в ее лета ей бы лучше кокетничать с молодыми парнями, а не предсказывать погоду и лечить болезни!
Ранд переступил с ноги на ногу. Он надеялся, что Найнив никогда не узнает о высказываниях менестреля. По крайней мере, пока не закончится его выступление. Перрин вздрогнул от слов менестреля, а Мэт беззвучно присвистнул, словно у них обоих появились одни и те же мысли.
— Мужчины — это Совет Деревни, — продолжал Ранд. — Уверен, они не хотели показаться невежливыми. Понимаете, мы только что узнали о войне в Гэалдане, о человеке, называющем себя Возрожденным Драконом. О Лжедраконе. Об Айз Седай, спешащих туда из Тар Валона. Совет старался выяснить, не окажемся ли мы здесь в опасности.
— Старые новости, даже в Байрлоне, — облегченно вздохнул менестрель, — а сюда вести доходят в самую последнюю очередь. — Он замолчал, оглянулся на деревенские дома и сухо добавил: — Или почти в последнюю. — Потом взгляд его зацепился за фургон, одиноко стоящий перед гостиницей, упираясь оглоблями в землю. — Вот как. По-моему, я там, в гостинице, признал Падана Фейна. — Голос его по-прежнему был глубок, но удивительная звучность исчезла, сменившись презрением. — Фейн всегда быстро приносит плохие вести, а самые худшие — еще быстрее. В нем больше от ворона, чем от человека.
— Мастер Фейн часто бывает в Эмондовом Лугу, мастер Менестрель, — сказала Эгвейн, нотка неодобрения проскользнула через стену восхищения. — Он всегда полон веселья, и хороших вестей Фейн приносит гораздо больше, чем недобрых.
Менестрель зыркнул на нее, потом широко улыбнулся:
— Какая премиленькая девица! К вашим волосам подошли бы бутоны роз. К сожалению, сейчас я не могу достать розы прямо из воздуха, но не затруднит ли вас постоять завтра рядом со мной во время моего представления? Чтобы подать мне флейту, когда я попрошу, и кое-какие прочие инструменты. Я всегда выбираю в помощницы самую очаровательную девушку, какую удастся мне найти.
Перрин тихо заржал, а Мэт, который и так едва сдерживал смех, захохотал во весь голос. Ранд обалдело захлопал глазами. Эгвейн свирепо посмотрела на него, и он даже не улыбнулся. Она выпрямилась и заговорила преувеличенно спокойным тоном:
— Благодарю вас, мастер Менестрель. Я буду рада помочь вам.
— Том Меррилин, — сказал менестрель. Они уставились на него. — Меня зовут Том Меррилин, а не мастер Менестрель. — Он подтянул пестрый плащ, и внезапно голос его вновь зазвучал будто в огромном зале: — Некогда Придворный Бард, сейчас я действительно достиг высокого звания Мастера Менестреля, однако зовут меня просто — Том Меррилин, а менестрель — всего лишь звание, которым я очень горд. — С этими словами он отвесил поклон, очень церемонно и при этом так искусно взмахнул полой плаща, что Мэт захлопал в ладоши, а Эгвейн задохнулась от восхищения.
— Мастер... э-э... мастер Меррилин, — произнес Мэт, не совсем уверенный в том, какую форму обращения из названных Томом Меррилином выбрать, — что сейчас происходит в Гэалдане? Вам что-нибудь известно об этом Лжедраконе? Или об Айз Седай?
— Парень, я что, похож на торговца? — буркнул менестрель, выбивая трубку, постукивая по ней ладонью. Он засунул ее внутрь то ли плаща, то ли куртки — Ранд не поручился бы за то, куда и как она исчезла. — Я — менестрель, а не разносчик сплетен. И стою на том, чтобы ничего не знать об Айз Седай. Так намного спокойнее.
— Но война, — с жаром заикнулся было Мэт, однако его сразу же оборвал мастер Меррилин:
— В войнах, паренек, одни глупцы убивают других глупцов по самому глупому поводу. Каждый должен зарубить это себе на носу. Я здесь — из-за своего искусства. — Неожиданно он ткнул пальцем в Ранда: — Вот ты, приятель. Ты высокий. Ты еще не совсем вырос, но сомневаюсь, что в округе найдется мужчина твоего роста. И еще, держу пари, мало у кого в деревне глаза такого цвета. С рукоятью топора за плечами ты — айилец, такой же высокий. Как твое имя, парень?
Ранд нерешительно назвался — в растерянности, потешается над ним этот человек или нет, а менестрель уже принялся за Перрина:
— А ты сложением почти огир. Очень похоже. Как тебя зовут?
— Ну, если я еще встану себе на плечи, — засмеялся Перрин. — Боюсь, я и Ранд всего-навсего простые люди, мастер Меррилин, а не выдуманные твари из ваших сказаний. Я — Перрин Айбара.
Том Меррилин дернул себя за ус:
— Вот как. Выдуманные создания из моих сказаний. Выдуманные, да? Сдается мне, вы, парни, порядком попутешествовали.
Ранд держал рот на замке: наверняка сейчас они стали мишенью для шутки, но Перрин заговорил:
— Мы все доходили до Сторожевого Холма и Дивен Райд. Не многие тут забирались так далеко. — Он не хвастался: Перрин редко хвастался, это было не в его привычке. Он говорил лишь правду.
— Мы все повидали Трясину, — добавил Мэт, а вот в его голосе слышалось хвастовство. — Это болото на дальнем конце Мокрого Леса. Там вообще никто не бывает — везде полно топей и зыбучих песков, — только мы. И к Горам Тумана никто не ходит, а мы ходили один раз. Во всяком случае, к их подножию.
— Вот так далеко, да? — негромко проговорил менестрель, теперь не переставая поглаживать усы. Ранду показалось, что этим он скрывает улыбку, и юноша заметил, как Перрин хмурится.
— Заходить в горы — к несчастью. — Мэт будто оправдывался, что не ходил дальше. — Это всем известно.
— Это совершенная глупость, Мэтрим Коутон, — гневно прервала его Эгвейн. — Найнив говорит... — Она осеклась, щеки ее порозовели, а взгляд, которым она окинула Тома Меррилина, отнюдь не светился дружелюбием, как раньше. — Неправильно, так... Это не... — Девушка покраснела еще больше и умолкла. Мэт прищурился, словно ему в голову закралось подозрение о том, каким должно было быть продолжение.
— Ты права, дитя, — сказал сокрушенно менестрель. — Я смиренно прошу прощения. Я здесь для того, чтобы выступать и веселить людей. Ах, ах, всегда мой язык доставляет мне неприятности!
— Может, мы и не странствовали так далеко, как вы, — решительно заявил Перрин, — но какое значение может иметь то, насколько высок Ранд?
— Сейчас-сейчас, парень. Чуть погодя я дам тебе возможность попробовать поднять меня, но ты не сможешь оторвать мои ноги от земли. Ни ты, ни твой высокий друг — Ранд, правильно? — и никто другой. Ну, что вы об этом думаете?
Перрин насмешливо фыркнул:
— Думаю, могу поднять вас прямо сейчас.
Но когда он шагнул вперед, Том Меррилин жестом остановил его:
— Позже, парень, позже. Когда соберется побольше зевак. Артисту нужна публика.
С того момента, как из гостиницы появился менестрель, на Лужайке собралось десятка два человек — от молодых мужчин и девушек до детей, которые, затаив дыхание и с широко раскрытыми глазами, выглядывали из-за спин более старших зрителей. Все словно бы ждали от менестреля каких-то чудес. Седой мужчина оглядел стоящих вокруг него — как будто пересчитывая их, — затем едва заметно качнул головой и вздохнул:
— По-моему, лучше кое-что вам показать, так, маленький образчик. Такой, чтоб вы смогли поделиться впечатлениями с другими. А? Просто небольшой кусочек того, что вы увидите завтра на своем празднике.
Менестрель отступил на шаг назад, затем внезапно, одним прыжком, изогнувшись и сделав в воздухе сальто, оказался на кромке старого фундамента, лицом к зрителям. Более того, в его руках, едва он успел приземлиться, затанцевали три шарика — красный, белый и черный.
— Менестрель! — взволнованно прошептала Эгвейн.
Седой мужчина резко развернулся, плащ взметнулся в воздух, открыв длинную необычную куртку с мешковатыми рукавами и большими карманами. Густые, такие же белоснежные, как и волосы, висячие усы; угловатое его лицо наводило на мысль о дереве, пережившем суровые времена. Мужчина высокомерно указал на Ранда и его друзей чубуком своей трубки, длинным, с необычной резьбой. В воздухе повис дымный хвост. Голубые, все замечающие глаза впились в ребят из-под белых кустистых бровей.
Ранд с интересом рассматривал незнакомца, особенно его заинтересовали глаза. В Двуречье у всех были темные глаза, как и у большинства купцов и охранников, да и у всех, кого он видел в жизни. Конгары и Коплины насмехались над серыми глазами Ранда, пока однажды в конце концов он не съездил кулаком Эвалу Коплину по носу, — Мудрой пришлось тогда всерьез потрудиться. Ранд задумался: а есть ли в мире такие страны, где темных глаз нет ни у кого? Может, и Лан из таких краев?
— Что это за место такое? — спросил менестрель глубоким низким голосом, который звучал громче голоса обыкновенного человека. Его звуки даже на открытом воздухе будто заполняли огромное помещение и отражались от стен. — Какие-то недотепы из деревни на холме сказали мне, что до темноты я доберусь сюда, правда, забыв упомянуть, что для этого мне надо выехать до полудня. Когда я наконец достиг цели, продрогнув до костей и мечтая лишь о теплой постели, этот хозяин гостиницы брюзжал целый час, словно я какой-то приблудный свинопас и словно не меня ваш Совет Деревни пригласил показать свое искусство на этом вашем празднике. И он до сих пор даже не удосужился уведомить меня, что именно он — мэр. — Менестрель замолчал, переводя дыхание, окинул всех взглядом и сразу же продолжил: — И вот, когда я спустился вниз выкурить трубку перед камином и пропустить кружечку эля, в общем зале все мужчины уставились на меня, будто я самое меньшее — любимый родственничек, припершийся одолжить у них деньжат. Один престарелый дедуля взялся поучать меня, какие сказания мне следует рассказывать, а какие не нужно, а потом девчушка крикнула, чтоб я убирался, и пригрозила угостить меня хорошим ударом дубины, дабы я быстрее пошевеливался. Ну где это видано, чтобы так обращались с менестрелем?
На лицо Эгвейн стоило посмотреть: она широко раскрытыми от изумления глазами разглядывала менестреля, представшего перед нею во плоти, и удивление боролось в ней с желанием броситься на защиту Найнив.
— Прошу прощения, мастер Менестрель, — сказал Ранд. Он понимал, что самым глупейшим образом ухмыляется. — Это была наша Мудрая, и...
— Та маленькая стройная прелестница? — воскликнул менестрель. — Мудрая вашей деревни? Как, да в ее лета ей бы лучше кокетничать с молодыми парнями, а не предсказывать погоду и лечить болезни!
Ранд переступил с ноги на ногу. Он надеялся, что Найнив никогда не узнает о высказываниях менестреля. По крайней мере, пока не закончится его выступление. Перрин вздрогнул от слов менестреля, а Мэт беззвучно присвистнул, словно у них обоих появились одни и те же мысли.
— Мужчины — это Совет Деревни, — продолжал Ранд. — Уверен, они не хотели показаться невежливыми. Понимаете, мы только что узнали о войне в Гэалдане, о человеке, называющем себя Возрожденным Драконом. О Лжедраконе. Об Айз Седай, спешащих туда из Тар Валона. Совет старался выяснить, не окажемся ли мы здесь в опасности.
— Старые новости, даже в Байрлоне, — облегченно вздохнул менестрель, — а сюда вести доходят в самую последнюю очередь. — Он замолчал, оглянулся на деревенские дома и сухо добавил: — Или почти в последнюю. — Потом взгляд его зацепился за фургон, одиноко стоящий перед гостиницей, упираясь оглоблями в землю. — Вот как. По-моему, я там, в гостинице, признал Падана Фейна. — Голос его по-прежнему был глубок, но удивительная звучность исчезла, сменившись презрением. — Фейн всегда быстро приносит плохие вести, а самые худшие — еще быстрее. В нем больше от ворона, чем от человека.
— Мастер Фейн часто бывает в Эмондовом Лугу, мастер Менестрель, — сказала Эгвейн, нотка неодобрения проскользнула через стену восхищения. — Он всегда полон веселья, и хороших вестей Фейн приносит гораздо больше, чем недобрых.
Менестрель зыркнул на нее, потом широко улыбнулся:
— Какая премиленькая девица! К вашим волосам подошли бы бутоны роз. К сожалению, сейчас я не могу достать розы прямо из воздуха, но не затруднит ли вас постоять завтра рядом со мной во время моего представления? Чтобы подать мне флейту, когда я попрошу, и кое-какие прочие инструменты. Я всегда выбираю в помощницы самую очаровательную девушку, какую удастся мне найти.
Перрин тихо заржал, а Мэт, который и так едва сдерживал смех, захохотал во весь голос. Ранд обалдело захлопал глазами. Эгвейн свирепо посмотрела на него, и он даже не улыбнулся. Она выпрямилась и заговорила преувеличенно спокойным тоном:
— Благодарю вас, мастер Менестрель. Я буду рада помочь вам.
— Том Меррилин, — сказал менестрель. Они уставились на него. — Меня зовут Том Меррилин, а не мастер Менестрель. — Он подтянул пестрый плащ, и внезапно голос его вновь зазвучал будто в огромном зале: — Некогда Придворный Бард, сейчас я действительно достиг высокого звания Мастера Менестреля, однако зовут меня просто — Том Меррилин, а менестрель — всего лишь звание, которым я очень горд. — С этими словами он отвесил поклон, очень церемонно и при этом так искусно взмахнул полой плаща, что Мэт захлопал в ладоши, а Эгвейн задохнулась от восхищения.
— Мастер... э-э... мастер Меррилин, — произнес Мэт, не совсем уверенный в том, какую форму обращения из названных Томом Меррилином выбрать, — что сейчас происходит в Гэалдане? Вам что-нибудь известно об этом Лжедраконе? Или об Айз Седай?
— Парень, я что, похож на торговца? — буркнул менестрель, выбивая трубку, постукивая по ней ладонью. Он засунул ее внутрь то ли плаща, то ли куртки — Ранд не поручился бы за то, куда и как она исчезла. — Я — менестрель, а не разносчик сплетен. И стою на том, чтобы ничего не знать об Айз Седай. Так намного спокойнее.
— Но война, — с жаром заикнулся было Мэт, однако его сразу же оборвал мастер Меррилин:
— В войнах, паренек, одни глупцы убивают других глупцов по самому глупому поводу. Каждый должен зарубить это себе на носу. Я здесь — из-за своего искусства. — Неожиданно он ткнул пальцем в Ранда: — Вот ты, приятель. Ты высокий. Ты еще не совсем вырос, но сомневаюсь, что в округе найдется мужчина твоего роста. И еще, держу пари, мало у кого в деревне глаза такого цвета. С рукоятью топора за плечами ты — айилец, такой же высокий. Как твое имя, парень?
Ранд нерешительно назвался — в растерянности, потешается над ним этот человек или нет, а менестрель уже принялся за Перрина:
— А ты сложением почти огир. Очень похоже. Как тебя зовут?
— Ну, если я еще встану себе на плечи, — засмеялся Перрин. — Боюсь, я и Ранд всего-навсего простые люди, мастер Меррилин, а не выдуманные твари из ваших сказаний. Я — Перрин Айбара.
Том Меррилин дернул себя за ус:
— Вот как. Выдуманные создания из моих сказаний. Выдуманные, да? Сдается мне, вы, парни, порядком попутешествовали.
Ранд держал рот на замке: наверняка сейчас они стали мишенью для шутки, но Перрин заговорил:
— Мы все доходили до Сторожевого Холма и Дивен Райд. Не многие тут забирались так далеко. — Он не хвастался: Перрин редко хвастался, это было не в его привычке. Он говорил лишь правду.
— Мы все повидали Трясину, — добавил Мэт, а вот в его голосе слышалось хвастовство. — Это болото на дальнем конце Мокрого Леса. Там вообще никто не бывает — везде полно топей и зыбучих песков, — только мы. И к Горам Тумана никто не ходит, а мы ходили один раз. Во всяком случае, к их подножию.
— Вот так далеко, да? — негромко проговорил менестрель, теперь не переставая поглаживать усы. Ранду показалось, что этим он скрывает улыбку, и юноша заметил, как Перрин хмурится.
— Заходить в горы — к несчастью. — Мэт будто оправдывался, что не ходил дальше. — Это всем известно.
— Это совершенная глупость, Мэтрим Коутон, — гневно прервала его Эгвейн. — Найнив говорит... — Она осеклась, щеки ее порозовели, а взгляд, которым она окинула Тома Меррилина, отнюдь не светился дружелюбием, как раньше. — Неправильно, так... Это не... — Девушка покраснела еще больше и умолкла. Мэт прищурился, словно ему в голову закралось подозрение о том, каким должно было быть продолжение.
— Ты права, дитя, — сказал сокрушенно менестрель. — Я смиренно прошу прощения. Я здесь для того, чтобы выступать и веселить людей. Ах, ах, всегда мой язык доставляет мне неприятности!
— Может, мы и не странствовали так далеко, как вы, — решительно заявил Перрин, — но какое значение может иметь то, насколько высок Ранд?
— Сейчас-сейчас, парень. Чуть погодя я дам тебе возможность попробовать поднять меня, но ты не сможешь оторвать мои ноги от земли. Ни ты, ни твой высокий друг — Ранд, правильно? — и никто другой. Ну, что вы об этом думаете?
Перрин насмешливо фыркнул:
— Думаю, могу поднять вас прямо сейчас.
Но когда он шагнул вперед, Том Меррилин жестом остановил его:
— Позже, парень, позже. Когда соберется побольше зевак. Артисту нужна публика.
С того момента, как из гостиницы появился менестрель, на Лужайке собралось десятка два человек — от молодых мужчин и девушек до детей, которые, затаив дыхание и с широко раскрытыми глазами, выглядывали из-за спин более старших зрителей. Все словно бы ждали от менестреля каких-то чудес. Седой мужчина оглядел стоящих вокруг него — как будто пересчитывая их, — затем едва заметно качнул головой и вздохнул:
— По-моему, лучше кое-что вам показать, так, маленький образчик. Такой, чтоб вы смогли поделиться впечатлениями с другими. А? Просто небольшой кусочек того, что вы увидите завтра на своем празднике.
Менестрель отступил на шаг назад, затем внезапно, одним прыжком, изогнувшись и сделав в воздухе сальто, оказался на кромке старого фундамента, лицом к зрителям. Более того, в его руках, едва он успел приземлиться, затанцевали три шарика — красный, белый и черный.