В начале ноября эскадра капитана Хокинса достигла Тенерифе и стала на якорь в порту Адесия. Капитан спустил корабельную шлюпку и отправился на берег, предложив оповестить о своем прибытии сеньора де Понте, который жил в 200 лигах дальше, в Санта-Крусе. С приближением шлюпки к берегу там неожиданно появился отряд численностью около восьмидесяти человек, вооруженных аркебузами, алебардами, копьями, мечами и щитами, чтобы воспрепятствовать высадке Хокинса. Капитан крикнул, что является другом сеньора де Понте, которому хочет послать письмо, и командир отряда «велел солдатам отойти в сторону». Через два дня прибыл сам сеньор и «так тепло его принял, будто капитан был его собственным братом».
   В начале декабря корабли эскадры после ряда приключений достигли острова Алькатрас у африканского побережья к югу от реки Гамбии. Однажды во время следования вдоль побережья при сильном ветре проходившая рядом с «Иисусом» шлюпка с двумя матросами из-за небрежности гребцов перевернулась и очень быстро исчезла из вида. Надежды на спасение уже не было. Но капитан Хокинс, «определив положение шлюпки по отношению к солнцу, посадил двадцать четыре самых сильных гребца в большую лодку, чтобы те гребли по ветру. Они спасли матросов, сидевших на киле перевернутой лодки, вопреки ожиданиям всех».
   Пока стояли на якорной стоянке на острове Алькатрас, две барки отошли к другому острову и высадили восемьдесят вооруженных человек для захвата рабов. Но негры были начеку и бежали в джунгли, «прыгая и размахивая хвостами, что было странно и уморительно видеть», писал Джон Спарк, джентльмен-предприниматель, который сопровождал Хокинса в вояже.
   Поскольку люди Хокинса не смогли обнаружить поселения, где проживали эти негры, капитан продолжил следовать в южном направлении и через три дня, 12 декабря 1564 года, подошел к якорной стоянке на острове Самбула. Там проживали негры племени сапи. Тремя годами ранее их покорили замбо (современные самбо), племя, жившее за пределами Сьерра-Леоне. Матросы эскадры каждый день сходили на берег для поимки негров, сжигая и грабя их поселения. Было захвачено много чернокожих, хотя среди них не оказалось представителей племени самбо – при первых признаках опасности они бежали в глубь континента.
   На пляже обнаружили около пятидесяти каноэ – челноков, выдолбленных из бревен, длиной в двадцать четыре фута и три фута шириной, с бикхедом и вырезанными бортами, выкрашенными в красный и голубой цвета. Челноки могли перевозить двадцать – тридцать человек, гребцы стояли в полный рост. Спарк утверждает, что четыре гребца и рулевой в одном из каноэ были способны совершать ту же работу, что и два весла ялика в лондонской Темзе.
   К 21 декабря рейдерские отряды выловили всех негров, которых смогли найти, а также доставили на суда столько фруктов, риса и другого продовольствия, сколько помещалось. В тот же день эскадра взяла курс на реку Калловса, там, примерно в 20 лигах от моря, проживали португальцы. Хокинс оставил два судна у устья реки и, поднявшись на остальных вверх по реке, торговал с португальцами. Через три дня он двинулся в обратный путь с двумя каравеллами, груженными неграми.
   Однако во время движения вниз по реке его подстерегла неудача. Португальцы рассказали ему о негритянском поселении Бимба, расположенном близ берега реки, где имелось много золота и проживали всего лишь сорок мужчин и сотня женщин и детей. Капитан Хокинс и его люди, бывшие в эйфории от достигнутых успехов, предвкушали легкую добычу в виде дополнительной сотни рабов, не говоря уже о золоте. В указанном месте в сопровождении португальских проводников высадились сорок вооруженных матросов. Участникам рейда было приказано держаться вместе для взаимной защиты и совместного нападения, но, достигнув негритянской деревни, каждый из них неистово бросился искать золото. Во время разграбления домов на них напали около двух сотен негров. Многие из людей Хокинса были ранены, их в полном смятении отбросили к лодкам в реке, где несколько человек утонули, а других поглотил глубокий вязкий ил.
   «Так мы вернулись назад, – пишет Спарк, – несколько обескураженные. Хотя капитан в единственно мудрой манере, с весьма приветливым внешне видом, вел себя так, словно придавал мало значения как гибели своих людей, так и увечьям других, несмотря на то что его сердце в это время разрывалось от горя. Он пришел к выводу, что португальцы, сопровождавшие его, не должны ему противиться или пользоваться случаем доставлять ему новые неприятности и чинить препятствия из-за гибели наших людей. Мы расстались, получив десять негров и потеряв семь лучших членов нашего экипажа, одним из которых был господин Филд, капитан «Соломона». Двадцать семь человек экипажей были ранены».
   Барки и каравеллы встретились с кораблями у устья реки 28 декабря, а через два дня эскадра направилась в Татарин, расположенный на другом берегу реки, где сейчас стоит Фритаун, столица Сьерра-Леоне. Там в 1791 году англичанами была основана колония рабов, получивших свободу. Отсюда две барки и лодки вошли в реку под названием Кассероэс и забрали негров. «Сваллоу» также поднялся вверх по реке «для торговли, где экипаж увидел большие поселения негров и каноэ, по три человека в каждом. Там матросы много узнали о португальских неграх, о крупных сражениях между неграми Сьерра-Леоне и Татарина. Те, из Сьерра-Леоне, изготовили 300 каноэ, чтобы совершить нападение на других. Время нападения было назначено за шесть дней до нашего отбытия оттуда. Мы могли бы по своему усмотрению поддержать одну из сторон, если бы не болезни и гибель наших людей из-за нездорового характера местности. Это заставило нас поспешить ее покинуть».
   Пребывая здесь, корабли испытывали большие затруднения со снабжением водой. Вскоре после того, как они стали на якорь, на берег вынесли пустые бочки для воды и наполнили их для отстоя, намереваясь впоследствии заполнить свежей водой. Пока матросы находились на берегу, некоторые в лодках, они подверглись нападению негров, и несколько человек получили ранения. Кроме того, черные сбили обручи с двенадцати бочек, что стало для англичан большой потерей, учитывая большую потребность экипажей в воде во время перехода в Вест-Индию. Опять же, как раз перед отбытием, несколько матросов «Соломона» отправились ночью на берег наполнить водой бочки. Когда они приготовились спрыгнуть на землю, то заметили негра, стоящего на скале, а за ним – еще девять-десять, которые быстро исчезли среди скал. Это напугало матросов, и они сразу вернулись на корабль. На следующий день англичане узнали от португальцев, что король Сьерра-Леоне задумал схватить несколько матросов. «Но Господь, устраивающий все к лучшему, не допустил этого, и по Его милости мы избегли опасности, да будет помянуто Его имя в молитве», – писал впоследствии Джон Спарк.
   19 января 1565 года невольничья эскадра взяла курс на Вест-Индию. Во время перехода штиль продолжался двадцать восемь дней, не говоря уже о встречных ветрах и одного-двух торнадо. Так как запасы свежей воды были невелики, англичане и негры получали ее в недостаточном количестве, «и это более всего вселило в нас такой страх, что мы не надеялись добраться до Индии без больших потерь среди негров и нас самих. Но Всемогущий Бог, который никогда не уклоняется от помощи обреченным на гибель, послал нам 16 февраля нормальный бриз, северо-западный ветер, не покидавший нас до острова каннибалов, называемого Санта-Доминика, куда мы прибыли 9 марта». Они добрались до незаселенной части острова, где не могли найти свежей воды, кроме скопившейся лужей в долине дождевой воды, «которой мы запаслись для наших негров».
   Через неделю достигли острова Маргарита у побережья Венесуэлы, где добились от алькальда поставок мяса и других продуктов. Но испанский губернатор не захотел иметь с англичанами дело и послал к вице-королю каравеллу с известием об их прибытии. В ответном послании предписывался запрет на всякую торговлю, и вскоре все жители города, включая губернатора, покинули свои дома и бежали в горы. Эскадра пополнила запасы и с грузом черных рабов на борту и взяла курс на Куману в испанских владениях. Здесь мореплаватели обнаружили вновь прибывших солдат и поняли, что негров продать невозможно. «Чудное, благодатное место с обилием воды» было обнаружено в двух лигах от Куманы, где в море впадала пресная вода и где черноволосые безбородые индейцы прибыли на корабли с пирогами, испеченными из «своеобразного зерна, называемого маис, величиной с горошину. Початок его очень похож на ворсянку, но гораздо более длинный, и на нем много зерен». Индейцы принесли также кур, картофель и ананасы, за которые выторговывали бусы, оловянную посуду, свистки, очки, ножи и прочие мелочи.
   28 марта 1565 года эскадра снова отправилась в путь и прошла на следующий день мимо острова Тортуга. Через два дня капитан Хокинс, проходя близ побережья на шлюпке с «Иисуса», заметил на берегу много карибов. Приблизившись, чтобы поторговать с ними, он едва избежал плена, «так было угодно Богу». 3 апреля капитан достиг Бурбороаты, близ нынешнего города Лa-Гуайры в Венесуэле. Здесь благодаря демонстрации силы и ловкому обману ему позволили завести корабли в бухту, а также получить от испанских властей лицензию на продажу тридцати «худых и больных негров, которых он скорее убил бы на корабле собственными руками, не имея возможности привести их в здоровое состояние».
   Торговля неграми проходила медленно. Испанцы утверждали, что запрашиваемая цена слишком высока. Хокинс «показал свои записи о том, сколько заплатил за негров, сказал, что понес большие расходы на транспортировке и оплате экипажей». Другая неприятность состояла в пошлине за каждого раба, доходившей до тридцати дукатов (около 66 фунтов стерлингов на современные деньги). Губернатор не уменьшал этой суммы, поэтому Хокинс выпустил коготки. С «сотней матросов, хорошо вооруженных луками, стрелами, аркебузами и копьями, он прошествовал по городу. Узнав об этом, губернатор спешно прислал курьеров, чтобы выяснить требования капитана». Когда ему сообщили, что 7 процентов пошлины будет достаточно и, если условия не будут приняты, Хокинс и его люди «будут недовольны», губернатор вскоре дал ответ, что «все будет сделано к удовлетворению капитана».
   Во время стоянки английской эскадры сюда прибыл с побережья Гвинейского залива французский невольничий корабль «Зеленый дракон» с портом приписки в Гавре под командованием капитана Бонтама. Французы сообщили о своем изгнании португальскими галерами до того, как завершили погрузку рабов. Они рассказали также, что в плен попали капитан Давид Карле вместе со своим суперкарго и десятком матросов, а также о других несчастьях, гибели людей, острой нехватке пресной воды, «что было особенно горестно для нас осознавать», – пишет господин Спарк.
   6 мая добрались до Кюрасао, где возникли затруднения с поисками якорной стоянки. Здесь англичане выторговывали шкуры «и лакомились говядиной, бараниной и телятиной». Мяса было так много, что, когда продавцы приносили шкуры, плоть им отдавали обратно, так как «на корабле презирали не только баранину, но и сырую телятину, потребление которых без обжарки считалось недостойным».
   В Рио-Хач, расположенный сейчас на побережье Колумбии, зашли 19 мая. И на запрет испанских властей торговать Хокинс дал такой ответ: «Учитывая, что это решение подали ему на ужин, утром он приготовит для них такой же завтрак». Утром он произвел выстрел из всех кулеврин, чтобы взбудоражить город, и направился туда с сотней вооруженных людей. В его большой лодке установили два медных фалькона (легкие пушки), а на носу остальных лодок – маленькие пушки, которые называют двухосновными. Испанцы вывели на берег тридцать всадников и около полторы сотни пеших солдат, «издававших воинственные крики», но залп двух фальконов «навел на них немалый страх», так что «они нарушили боевой порядок и попадали плашмя на землю», а затем «рассеялись». Хокинс высадил отряд и начал марш на город. Это сильно напугало испанского казначея, который удовлетворил все требования, и «мы, таким образом, спокойно торговали», – продолжает рассказчик.
   Став на якорь в реке, они заметили много крокодилов, один из которых утащил негра, наполнявшего водой бочки на берегу реки. «Природа крокодила такова, – пояснял Спарк, – что он будет умолять, плакать и рыдать, как христианин, чтобы к нему подошли, а затем схватит обманутого. Поэтому существует пословица, относимая к женщинам, когда они плачут крокодиловыми слезами. Ее смысл заключается в том, что крокодил когда плачет, то главным образом для того, чтобы обмануть. Так обычно поступает женщина, когда плачет».
   Реализовав весь свой груз негров, капитан Хокинс отправился 31 мая на остров Ямайка, чтобы предложить там на продажу свой груз шкур, но, спутав остров с Эспаньолой, прошел мимо него с подветренной стороны и не смог вернуться из-за мощного течения. Поэтому маленькая эскадра направилась в Санта-Крус на острове Куба, по достижении которого снова промахнулась и осталась, таким образом, без значительной прибыли, которую сулила продажа большого запаса шкур. Тогда же во время штормов и встречных ветров начало не хватать пресной воды. 16 июня они прибыли на остров Пинес, где «заправились, насколько возможно, водой» из солоноватых дождевых луж, которые нашли близ берега, и поспешили покинуть незащищенную стоянку. Едва выбрали якоря и поставили фоковые паруса, как налетел шторм, и одна из барок была вынуждена обрезать якорный канат у клюза, чтобы спастись.
   Пройдя мыс Сан-Антонио на западной оконечности Кубы, они двинулись дальше на запад, чтобы «поймать ветер», а также воспользоваться течением, которое вынесло их 5 июля на траверз острова Драй-Тортугас, где загрузили шлюпку птицей и поймали много черепах. Было найдено также много черепашьих яиц, которые «ели с большим удовольствием». Затем они попытались пройти к Гаванской бухте, но не заметили ее ночью. Запасы воды настолько истощились, что «каждый член экипажа довольствовался минимумом». Взяв курс на побережье Флориды, эскадра, увлекаемая Гольфстримом, быстро дрейфовала на север и после одной-двух поломок вышла к реке Мэй, ныне Сент-Джонс, где тремя годами ранее была основана колония гугенотов. Капитан Хокинс нашел поселение в плачевном состоянии и с продовольствием на исходе. Он продал гугенотам двадцать баррелей еды, четыре бочки бобов и другие необходимые товары, а также барку водоизмещением 50 тонн, за что выручил семьсот крон.
   Обратный путь домой начался 28 июля 1565 года. Его так продлили встречные ветры, что продовольствие истощилось до предела. 23 августа эскадра капитана Хокинса подошла к берегам Ньюфаундленда, на сто тридцать саженей. Здесь поймали много трески, что взбодрило команды. Через неделю поговорили с двумя французскими рыбаками и обменяли на испанское золото и серебро большое количество рыбы, «те же, не ожидавшие никакого вознаграждения, были рады встретить в море такой приятный сюрприз, который мы им предоставили. После расставания с рыбаками при сильном попутном ветре мы прибыли 29 сентября в Пэдстоу в Корнуолле. Слава богу, в безопасности, потеряв за все время вояжа 29 человек, с большой выгодой для всех предпринимателей, как и для всего королевства. Мы привезли домой большой запас золота, серебра, алмазов, других драгоценных камней. Его имя будет прославлено навеки. Аминь».

Глава 3
ОТПРАВЛЕНИЕ ИЗ ЛОНДОНА КОРАБЛЯ «ГАННИБАЛ» В 1693 ГОДУ

   «К моему и многих других несчастью, эта последняя война с Францией случилась во время моего вояжа домой из Венеции и Занте, на борту «Уильяма» водоизмещением 200 тонн и двадцатью орудиями. Нас настигли три больших французских корабля, имеющие по семьдесят орудий каждый, на мелководье, в шестидесяти лигах к юго-западу от мыса Клеар в Ирландии. Силы были слишком неравные, а надежды на спасение никакой, поэтому я счел благоразумным сдаться без сопротивления. Гибель или увечья моих людей не имели смысла. Экипаж каждого французского корабля насчитывал пятьсот человек. У меня было всего тридцать. Поэтому я был вынужден позволить силе победить право и подчиниться требованию «Кроны», выраженному в залпе семидесяти медных пушек поперек нашего носового дейдвуда. «Крона» первой поравнялась с нами, чтобы спустить наш флаг и взять свой приз[12].
   По возвращении в Англию я был безработным некоторое время, пока сэр Джефри Джефрис, имевший рыцарское звание, из чрезвычайного великодушия и доброй воли в отношении меня, из понимания того, что корабль «Ганнибал» водоизмещением 450 тонн при тридцати шести орудиях выставлен на продажу, приказал мне купить его. Приняв это решение, он любезно выложил деньги на покупку из своего кармана. Затем, из деловых соображений, сделал вместе со мной совладельцами корабля своего бесценного брата Джона Джефриса, эсквайра, Самюэля Стэньера, эсквайра, далее заместителя управляющего Африканской компанией и некоторых других именитых торговых людей. После этого он рекомендовал меня и корабль английской Королевской Африканской компании, которая и приняла меня. Поступив на службу, предусматривавшую торговый вояж в Гвинею за бивнями слонов, золотом и чернокожими рабами, я также взял на борт корабля необходимые грузы, посредством которых следовало приобретать колониальные товары и снабжать торговые предприятия, склады в крепостях и факториях компании. Завершив дела в Лондоне, 5 сентября 1693 года пассажирским судном я добрался до Грейвсенда и около одиннадцати вечера вступил на борт «Ганнибала», имея при себе деньги для оплаты моих людей за проход по реке и выдачи месячного аванса, по договоренности.
   Воскресным утром 10 сентября нас сорвало с якоря в Грейвсенде и отнесло отливом к переднему краю Хоупа, где мы зацепились якорем, а вечером я отправился в Грейвсенд.
   12 сентября, вторник. Этим утром, около трех часов, мы вышли под парусами на запад при штормовом ветре. В девять часов прошли Нор, где дрейфовали до часу ночи, ожидая заправки пресной водой. Затем, спускаясь по ветру к Ред-Сэндз, около четырех мы прошли узкий пролив, а в шесть бросили якорь у Северного Форленда, на глубине девять фатомов.
   13 сентября, среда. В четыре утра подняли якоря при северо-западном ветре и, сменив несколько галсов, около одиннадцати подошли к якорной стоянке у Даунса на глубине восемь фатомов. В Даунсе до 25 сентября нас задержали штормовая погода и встречные ветры, когда ветер сменился на северный. Мы выбрали якоря и около семи вечера подняли паруса, а в полдень следующего дня увидели остров Уайт в северо-западном направлении. Мы подняли якоря, удалили два орудия, вывалившиеся до середины в бортовые отверстия капитанской каюты, и наш корабль был готов к выходу в открытое море.
   27 сентября, пятница. Со вчерашнего полудня до двенадцати часов этого дня мы пользовались штормовым топсельным ветром, менявшимся с севера на северо-восток, держа курс на запад. Вчера с четырех вечера прошли 112-й градус западной долготы, исходя из самого точного подсчета, который я мог сделать, ибо ночью лопнул канат лага, мы потеряли его и были вынуждены определять местоположение навскидку. По оба борта видели много кораблей, но ни с кем не общались, кроме одного португальца водоизмещением 200 тонн. Он шел из Опорто в Лондон с грузом вина, часть которого нам очень хотелось выторговать у него. Но слишком сильный ветер и приближение ночи заставили нас умерить свои желания, поэтому мы просто попрощались с ним. Он продолжил путь своим курсом, мы – своим. Расправили канаты, укрепили рубки досками, определили каждому члену экипажа свое место на случай битвы с врагом. Экипаж корабля составлял 70 человек, на его борту было 33 представлявших Королевскую Африканскую компанию пассажира, ехавшие в гвинейские фактории, так что в целом насчитывалось 103 человека.
   1 октября, среда. В три утра помощник, ведший наблюдение, пришел доложить об обнаружении четырех неизвестных кораблей с огнями, идущих на нас с наветренной стороны. Выйдя на палубу, я увидел один огонь стоящим без движения, как и мы. В связи с чем были открыты амбразуры для орудий, убраны ящики и койки, всем приказали занять свои места и приготовиться к бою. Около одиннадцати часов в ясный день все было приведено в порядок и готово для сражения. Как раз в это время я увидел четкие изображения стоявших напротив четырех больших кораблей с поднятыми парусами. Уверен, что это были военные шестидесяти-семидесятипушечные корабли, подошедшие так близко, что я рассмотрел их в бинокль, хотя не смог определить национальную принадлежность. Мы имели веские основания считать, что это французы, так как наши фрегаты редко или почти никогда не заходили так далеко на юг и запад. Корабли выстроились в линию подле нас во всем своем парусном вооружении. Я подал сигнал, подняв и спустив наш флаг четыре раза, уведомляя капитана Шерли о наших новых компаньонах с поднятыми парусами и об их желании переговорить с ним. Его корабль находился впереди меня, примерно в миле с подветренной стороны, и был единственным оставшимся рядом из всей нашей эскадры, остальные корабли мы потеряли прошлой и позапрошлой ночью. Когда поравнялись, ветер заревел так громко, что мы не слышали друг друга, хотя пользовались рупорами, поэтому пришлось общаться знаками, из которых я понял, что он согласен с моим мнением. Неприятельских кораблей оказалось слишком много, чтобы выдержать атаку. Один к двум дает шансы только в футболе. У нас были торговые корабли с глубокой осадкой, у них – фрегаты, строившиеся и оснащавшиеся для войны. Но мы могли воспользоваться попутным ветром и попытаться, меняя курс, оторваться от них. С юга дул очень сильный ветер, погода была пасмурной, ненастной, склонной к ухудшению, но я не жалел об этом, поскольку искренне верил, что она поможет нам уйти от преследования французов. Поэтому мы подняли гротовые паруса, поставили руль на ветер и понеслись на фоковых и грот-марсовых парусах, вдвое зарифленных, по компасу, вест-норд-вест и норд-вест до девяти часов, потеряв из виду французов, начавших преследовать нас, когда мы воспользовались попутным ветром. В одиннадцать разыгрался сильный шторм, море разбушевалось настолько, что мы потеряли друг друга. Капитан Шерли убрал бизань, я со своими поднятыми фоковыми парусами поступил таким же образом, но в этот момент строп марса-шкот-блока порвался, и, прежде чем мы смогли его взять на гитовы, он под порывом ветра разлетелся на клочки. Нам пришлось спустить рей и выправить его, из-за чего корабль, пострадавший от недостатка парусности, требовал постановки грот-паруса и поменял галс. Как бы то ни было, нам удалось натянуть шкотный угол паруса к корме. При этом мы порвали грот-парус и были вынуждены стащить рей и убрать его. Корабль, перед тем как направление ветра сменилось с северного на западное, понесся с обвисшим пузом фок-паруса. Во время свертывания грот-паруса один из матросов, по имени Джон Сазерн, сорвался с нок-реи и утонул. Я был сильно опечален, но спасти его было выше человеческих сил. При яростных порывах ветра и бурном море отсутствовали паруса для управления судном.
   2 октября, четверг. С двенадцати часов вчерашнего дня до двух ночи мы двигались на север с голыми мачтами и скоростью четыре мили в час. К этому времени поставили и зарифлили новый бизань, приладив его к поднятому и закрепленному рею. Затем отвязали порвавшийся грот-парус, с большим трудом и хлопотами привязали другой, зарифлив и закрепив его. Около четырех часов приладили выступ фок-паруса и подняли бизань-стаксель, чтобы держаться к ветру и по волне. Идти было ужасно трудно. В двенадцать часов прошлой ночи сила шторма стала спадать. Мы поставили грот-парус и до появления дневного света шли под ним и бизанью. Когда корабль немного выправился, к моей великой тревоге и удивлению, обнаружилось, что фок-мачта поднялась на три фута выше партнерсов на полубаке. Трещины стали очень большими, и пазы разошлись больше дюйма, на что я смотрел с болью в сердце. Поискав, мы обнаружили, что примерно так обстоит дело везде, корабль в этом месте стал непригодным почти до основания. Поэтому я собрал офицеров посоветоваться о том, что можно сделать для исправления этой неожиданно возникшей ситуации. Однако, по их мнению, с такой мачтой продолжать вояж было невозможно и лучшим стало бы возвращение в Плимут, пока мы еще находились недалеко от него. Я счел необходимым подавить эти настроения в корне и заявил, что решил не возвращаться в Англию и продолжить рейс, даже если и придется поставить временную мачту. Затем я велел своим плотникам укрепить мачту, заключив ее в ворот с четырьмя новыми, надежно прибитыми рычагами из хорошего дуба длиной девять дюймов в том месте, где она приподнялась, а потом прикрепил к ней четыре хороших вулинга. Мачта встала прочно, а мы тем временем приближались к области хорошего климата. По поводу мачты больше не было жалоб в течение всего путешествия. Вчера утром, когда, увидев четыре чужих корабля и поспешив на всех парусах поговорить с капитаном Шерли, мы сорвали топ грот-мачты, матросы для прочности связали его с корпусом грот-марса.