Страница:
– Против воли даешь волю фантазиям, – договорила за него Дебора, изображая на лице улыбку.
Герберт усмехнулся.
– В общем, да.
– Понятно. Но ты ведь не знаешь, что Фиона носит вне офиса. А если она явится на свидание в джинсах или шортах? Ты будешь выглядеть рядом с ней нелепо.
Герберт почесал затылок.
– Правильно.
– Давай-ка выберем что-нибудь нейтральное, – деловито произнесла Дебора. – Рубашку не белую, а, скажем, серую. Или лучше вот эту, в синюю полосочку. Да. – Она сняла с кроватной спинки зацепившуюся за фигурный столбик полосатую рубашку. – К ней прекрасно подойдут те черные брюки. А от галстука и тем более жилеток я бы тебе советовала отказаться. К полудню, может, припечет, – ты почувствуешь себя ужасно неуютно.
Герберт улыбнулся с несчастным видом.
– Мне в любом случае будет неуютно. Чертовски неуютно, даже представлять страшно.
Дебора пристально посмотрела ему в глаза.
– Тогда зачем ты обрекаешь себя на эту пытку?
Герберт запустил в волосы пальцы.
– Я ведь уже объяснил… Поделать с собой ничего не могу. А вчера, когда она сама мне позвонила, чуть умом не тронулся от избытка чувств.
– Она позвонила сама?
Глаза Герберта загорелись, как у больного лихорадкой. Дебора с испугом подумала о том, не трогается ли он в самом деле умом. И стала пристальнее за другом следить, невольно вспоминая о том, что влюбленные порой отрекаются от нормальной людской жизни, бросаются с мостов, лезут в петлю.
– Да, я, когда она назвалась, даже не поверил, – ужасно волнуясь, принялся рассказывать Герберт. – Подумал, кто-то из сотрудниц затеял надо мной подшутить, и уже чуть было не крикнул в трубку: фокус, мол, не удался. Но Фиона, не дождавшись ответа, сказала: наверно, не очень удобно тогда получилось, в «Элите». Тут я сразу понял, что это она. Мы с Питером как раз сидели в баре, – решили отдохнуть после спортзала. Когда Фиона позвонила, было довольно поздно, часов десять.
Деборе вдруг вспомнилось, что уже лет в одиннадцать ребята с улицы смотрели на Герберта как на всеми признанного лидера. Даже мальчишки постарше относились к нему уважительно, потому что, хорошо физически развитый и наделенный завидной стойкостью, из драк он почти всегда выходил победителем, в бейсбол играл лучше всех и никому не пытался подражать. Возможно, еще в те далекие дни, она, Дебора, лучшая Гербертова подружка, уже начинала потихоньку в него влюбляться, хоть еще и не догадывалась об этом.
Куда подевалась его твердая уверенность в себе? – печально подумала она. Что с ним будет, если безумная игра с Фионой выльется во что-то более серьезное? Окажись на ее месте девушка достойная, я даже радовалась бы. Свою любовь по-прежнему прятала бы, с его невестой даже непременно бы подружилась. Фиона же… Как бы из-за ее прелестей он совсем не погиб…
Герберт посмотрел на часы и вскочил с кровати.
– Слушай, не погладишь рубашку, а? Я пока приму душ и побреюсь.
Дебора взглянула на тумбочку с воском для волос и одеколоном.
– Я думала, ты уже был в ванной. Странный ты сегодня ужасно.
– Знаю. Сам себя не узнаю. Надеюсь, это пройдет! – Последние слова Герберт крикнул, уже удалившись в душ.
Дебора включила утюг, разложила гладильную доску и принялась приводить в надлежащий вид рубашку. Только спустя некоторое время до нее вдруг дошло, что слишком уж рано Герберт торопится на свидание.
– А почему ты в такую рань разбегался? – громко спросила она. – В котором часу вы встречаетесь?
– Фиона попросила заехать за ней в одиннадцать, – перекрикивая шум воды, ответил из ванной Герберт.
Дебора на миг даже перестала гладить. И в изумлении покачала головой.
– В одиннадцать? Да она ведь опять над тобой издевается!
– Нет, просто оригинальничает. – Герберт вышел в халате, вытирая полотенцем голову. – Ну, или… Не знаю. Может, это тоже очередной каприз, – даже не хочу задумываться. В конце концов, через сорок минут все станет понятно. Сорок минут! – Он подлетел к столику и стал расчесывать волосы. – Как бы не опоздать!
– Не опоздаешь, – заверила его Дебора, вешая выглаженную рубашку на плечики. – Далеко до нее ехать?
– Да нет, минут пятнадцать.
– У тебя еще почти полчаса. Расслабься. А волосы сначала бы лучше высушил феном, – посоветовала она, заметив, что Герберт раскрывает баночку с воском, и уже делая шаг в сторону ванной, где в одном из шкафчиков хранился фен. – На вот, и успокойся же, наконец! – более строго произнесла она, вернувшись.
Герберт взял фен и поднял свободную руку.
– Слушаюсь и повинуюсь. – Он сделал два вдоха и два выдоха. – Все, успокоился.
– Умница. Так-то лучше. – Дебора подняла с пола брюки и принялась их гладить.
– Как ты думаешь, стоит купить ей цветов? – прокричал Герберт сквозь шум фена. – Или глупо это, старомодно? А?
Дебора задумалась.
– Даже не знаю. Все зависит от того, насколько серьезно ты к ней относишься и что она за женщина. Ну, насчет тебя все понятно, а Фиона… Гм… Говоришь, у нее море поклонников, непредсказуемый характер и немыслимая красота. Она может обойтись с тобой совершенно бесцеремонно, но в отдельных случаях готова попросить прощения, даже как будто искренне, а вчера пригласила на свидание… Думаю, цветы не помешают. Я на твоем месте ограничилась бы скромным букетом или даже одним цветком. – Она помолчала и добавила: – Или вообще ничего не покупала бы. Во всяком случае, до поры до времени.
– Решено, – заявил Герберт, покончив с прической и побрызгавшись одеколоном. – Подарю ей один цветок. Роскошную красную розу… Или это слишком многоговоряще?
Ты любишь ее? – едва не вырвалось у Деборы. Она взяла брюки и, повернувшись к другу спиной, стала разглядывать их, оценивая, насколько хорошо погладила.
– А? – более требовательно спросил Герберт. – Как ты считаешь?
Дебора удовлетворительно кивнула, одобряя собственную работу, и, придав себе непринужденный вид, повернула голову.
– Ты о чем?
– Не слишком ли это будет многоговоряще, если я подарю Фионе красную розу?
Дебора невозмутимо пожала плечами.
– Ну этого я не знаю. Сам решай.
Герберт так тяжело вздохнул, будто ему поручили возглавить войско в великой битве с врагом.
Дебора усмехнулась.
– Скоро ты без моих подсказок шагу ступить не сможешь. А когда-то любил сам меня поучать.
Герберт посмотрел на нее несколько странно, словно озаренный какой-то светлой мыслью или намеком на мысль, еще не обретшую отчетливую форму. Секунду спустя все прошло, и Дебора решила, ей это лишь показалось.
– Да, ты права. – Герберт поднял было руку, вознамерившись по привычке взъерошить волосы.
– Эй, испортишь прическу! – воскликнула Дебора.
Герберт опустил руку и широко улыбнулся.
– Я, и правда, совсем бы пропал без тебя. Если бы ты не пришла, наверно, до сих пор ломал бы голову над тем, какой выбрать галстук. И непременно опоздал бы, потом всю жизнь бы себя проклинал.
– Я как почувствовала, что пригожусь тебе сегодня утром, – пробормотала Дебора, стараясь казаться беззаботной.
– Спасение ты мое! – Герберт с грубоватой нежностью потрепал ее по плечу – как верного приятеля, в знак дружеской благодарности. Достал из комода трусы, отвернулся, развязал халат и прямо в присутствии Деборы трусы надел.
Не произошло ничего необычного или сверхъестественного. Они росли бок о бок, сколько раз ездили вместе на пляж, да в каких только переделках не бывали вдвоем за целую жизнь. Однажды в пятнадцатилетнем возрасте Дебора упала с велосипеда и сильно поцарапала об асфальт спину. Пришлось тут же раздеться по пояс, чтобы Герберт обработал рану. Позднее, спустя лет шесть, когда его родители уже перебрались в Северную Каролину, сильно заболел и слег он, и Дебора каждый вечер за ним ухаживала. Словом, они были настолько давно и хорошо знакомы, что вполне могли позволить себе в присутствии другого подобную вольность.
Но Деборе стало вдруг до того не по себе, что захотелось поскорее уйти. Я для него все равно что парень, пришла в голову безрадостная мысль. С одной стороны, это здорово, с другой же…
– Ладно, счастливо отдохнуть, – сказала она, выключая утюг. – Я пойду.
– Постой. – Взгляд Герберта вдруг упал на всеми забытую кастрюльку. – Спасибо за гуляш. – Он поднял крышку, вдохнул запах кушанья и просиял. – Красота! Как чудесно, что у меня такие соседи! Может, все же подкрепиться?
– Уже не успеешь, – сказала Дебора.
Герберт посмотрел на часы.
– В самом деле. – Он кивнул на другие брюки, те, что лежали у самой двери. – Послушай, будь другом: вытащи оттуда ремень и вставь в штаны, которые погладила. Если, конечно, сама никуда не торопишься.
Дебора без слов принялась выполнять просьбу.
– Спасибо тебе, сотню раз спасибо. А я пока рубашку надену – как здорово ты ее выгладила!
Для кого-нибудь другого так не старалась бы, печально подумала Дебора. А для тебя готова на любую жертву. Дурочка… Будто заняться больше нечем.
– И смажу вторую туфлю, а то так и обую: одна тусклая, другая блестящая, – пробормотал Герберт, торопливо просовывая руки в рукава рубашки.
Не успела Дебора вдеть в брюки ремень, как пылкий влюбленный, уже наспех смазав второй ботинок, схватил оба и стал поспешно напяливать. Потом обулся и взглянул на себя в зеркальную шкафную дверцу.
– Вроде готов.
Дебора с любованием его осмотрела.
– Выглядишь отлично.
– Ты находишь? – несколько смущенно спросил Герберт.
– Разумеется. Врать я не умею, сам ведь знаешь. – Дебора с серьезным видом взглянула ему прямо в глаза.
Герберт расплылся в улыбке.
– Знаю. Конечно, знаю. – Он посмотрел на часы и, еще раз окинув свое отражение в зеркале беглым взглядом, помчался к выходу. – Еще раз за все спасибо, дружище!
– Удачи! – крикнула ему вслед погрустневшая Дебора.
2
Герберт усмехнулся.
– В общем, да.
– Понятно. Но ты ведь не знаешь, что Фиона носит вне офиса. А если она явится на свидание в джинсах или шортах? Ты будешь выглядеть рядом с ней нелепо.
Герберт почесал затылок.
– Правильно.
– Давай-ка выберем что-нибудь нейтральное, – деловито произнесла Дебора. – Рубашку не белую, а, скажем, серую. Или лучше вот эту, в синюю полосочку. Да. – Она сняла с кроватной спинки зацепившуюся за фигурный столбик полосатую рубашку. – К ней прекрасно подойдут те черные брюки. А от галстука и тем более жилеток я бы тебе советовала отказаться. К полудню, может, припечет, – ты почувствуешь себя ужасно неуютно.
Герберт улыбнулся с несчастным видом.
– Мне в любом случае будет неуютно. Чертовски неуютно, даже представлять страшно.
Дебора пристально посмотрела ему в глаза.
– Тогда зачем ты обрекаешь себя на эту пытку?
Герберт запустил в волосы пальцы.
– Я ведь уже объяснил… Поделать с собой ничего не могу. А вчера, когда она сама мне позвонила, чуть умом не тронулся от избытка чувств.
– Она позвонила сама?
Глаза Герберта загорелись, как у больного лихорадкой. Дебора с испугом подумала о том, не трогается ли он в самом деле умом. И стала пристальнее за другом следить, невольно вспоминая о том, что влюбленные порой отрекаются от нормальной людской жизни, бросаются с мостов, лезут в петлю.
– Да, я, когда она назвалась, даже не поверил, – ужасно волнуясь, принялся рассказывать Герберт. – Подумал, кто-то из сотрудниц затеял надо мной подшутить, и уже чуть было не крикнул в трубку: фокус, мол, не удался. Но Фиона, не дождавшись ответа, сказала: наверно, не очень удобно тогда получилось, в «Элите». Тут я сразу понял, что это она. Мы с Питером как раз сидели в баре, – решили отдохнуть после спортзала. Когда Фиона позвонила, было довольно поздно, часов десять.
Деборе вдруг вспомнилось, что уже лет в одиннадцать ребята с улицы смотрели на Герберта как на всеми признанного лидера. Даже мальчишки постарше относились к нему уважительно, потому что, хорошо физически развитый и наделенный завидной стойкостью, из драк он почти всегда выходил победителем, в бейсбол играл лучше всех и никому не пытался подражать. Возможно, еще в те далекие дни, она, Дебора, лучшая Гербертова подружка, уже начинала потихоньку в него влюбляться, хоть еще и не догадывалась об этом.
Куда подевалась его твердая уверенность в себе? – печально подумала она. Что с ним будет, если безумная игра с Фионой выльется во что-то более серьезное? Окажись на ее месте девушка достойная, я даже радовалась бы. Свою любовь по-прежнему прятала бы, с его невестой даже непременно бы подружилась. Фиона же… Как бы из-за ее прелестей он совсем не погиб…
Герберт посмотрел на часы и вскочил с кровати.
– Слушай, не погладишь рубашку, а? Я пока приму душ и побреюсь.
Дебора взглянула на тумбочку с воском для волос и одеколоном.
– Я думала, ты уже был в ванной. Странный ты сегодня ужасно.
– Знаю. Сам себя не узнаю. Надеюсь, это пройдет! – Последние слова Герберт крикнул, уже удалившись в душ.
Дебора включила утюг, разложила гладильную доску и принялась приводить в надлежащий вид рубашку. Только спустя некоторое время до нее вдруг дошло, что слишком уж рано Герберт торопится на свидание.
– А почему ты в такую рань разбегался? – громко спросила она. – В котором часу вы встречаетесь?
– Фиона попросила заехать за ней в одиннадцать, – перекрикивая шум воды, ответил из ванной Герберт.
Дебора на миг даже перестала гладить. И в изумлении покачала головой.
– В одиннадцать? Да она ведь опять над тобой издевается!
– Нет, просто оригинальничает. – Герберт вышел в халате, вытирая полотенцем голову. – Ну, или… Не знаю. Может, это тоже очередной каприз, – даже не хочу задумываться. В конце концов, через сорок минут все станет понятно. Сорок минут! – Он подлетел к столику и стал расчесывать волосы. – Как бы не опоздать!
– Не опоздаешь, – заверила его Дебора, вешая выглаженную рубашку на плечики. – Далеко до нее ехать?
– Да нет, минут пятнадцать.
– У тебя еще почти полчаса. Расслабься. А волосы сначала бы лучше высушил феном, – посоветовала она, заметив, что Герберт раскрывает баночку с воском, и уже делая шаг в сторону ванной, где в одном из шкафчиков хранился фен. – На вот, и успокойся же, наконец! – более строго произнесла она, вернувшись.
Герберт взял фен и поднял свободную руку.
– Слушаюсь и повинуюсь. – Он сделал два вдоха и два выдоха. – Все, успокоился.
– Умница. Так-то лучше. – Дебора подняла с пола брюки и принялась их гладить.
– Как ты думаешь, стоит купить ей цветов? – прокричал Герберт сквозь шум фена. – Или глупо это, старомодно? А?
Дебора задумалась.
– Даже не знаю. Все зависит от того, насколько серьезно ты к ней относишься и что она за женщина. Ну, насчет тебя все понятно, а Фиона… Гм… Говоришь, у нее море поклонников, непредсказуемый характер и немыслимая красота. Она может обойтись с тобой совершенно бесцеремонно, но в отдельных случаях готова попросить прощения, даже как будто искренне, а вчера пригласила на свидание… Думаю, цветы не помешают. Я на твоем месте ограничилась бы скромным букетом или даже одним цветком. – Она помолчала и добавила: – Или вообще ничего не покупала бы. Во всяком случае, до поры до времени.
– Решено, – заявил Герберт, покончив с прической и побрызгавшись одеколоном. – Подарю ей один цветок. Роскошную красную розу… Или это слишком многоговоряще?
Ты любишь ее? – едва не вырвалось у Деборы. Она взяла брюки и, повернувшись к другу спиной, стала разглядывать их, оценивая, насколько хорошо погладила.
– А? – более требовательно спросил Герберт. – Как ты считаешь?
Дебора удовлетворительно кивнула, одобряя собственную работу, и, придав себе непринужденный вид, повернула голову.
– Ты о чем?
– Не слишком ли это будет многоговоряще, если я подарю Фионе красную розу?
Дебора невозмутимо пожала плечами.
– Ну этого я не знаю. Сам решай.
Герберт так тяжело вздохнул, будто ему поручили возглавить войско в великой битве с врагом.
Дебора усмехнулась.
– Скоро ты без моих подсказок шагу ступить не сможешь. А когда-то любил сам меня поучать.
Герберт посмотрел на нее несколько странно, словно озаренный какой-то светлой мыслью или намеком на мысль, еще не обретшую отчетливую форму. Секунду спустя все прошло, и Дебора решила, ей это лишь показалось.
– Да, ты права. – Герберт поднял было руку, вознамерившись по привычке взъерошить волосы.
– Эй, испортишь прическу! – воскликнула Дебора.
Герберт опустил руку и широко улыбнулся.
– Я, и правда, совсем бы пропал без тебя. Если бы ты не пришла, наверно, до сих пор ломал бы голову над тем, какой выбрать галстук. И непременно опоздал бы, потом всю жизнь бы себя проклинал.
– Я как почувствовала, что пригожусь тебе сегодня утром, – пробормотала Дебора, стараясь казаться беззаботной.
– Спасение ты мое! – Герберт с грубоватой нежностью потрепал ее по плечу – как верного приятеля, в знак дружеской благодарности. Достал из комода трусы, отвернулся, развязал халат и прямо в присутствии Деборы трусы надел.
Не произошло ничего необычного или сверхъестественного. Они росли бок о бок, сколько раз ездили вместе на пляж, да в каких только переделках не бывали вдвоем за целую жизнь. Однажды в пятнадцатилетнем возрасте Дебора упала с велосипеда и сильно поцарапала об асфальт спину. Пришлось тут же раздеться по пояс, чтобы Герберт обработал рану. Позднее, спустя лет шесть, когда его родители уже перебрались в Северную Каролину, сильно заболел и слег он, и Дебора каждый вечер за ним ухаживала. Словом, они были настолько давно и хорошо знакомы, что вполне могли позволить себе в присутствии другого подобную вольность.
Но Деборе стало вдруг до того не по себе, что захотелось поскорее уйти. Я для него все равно что парень, пришла в голову безрадостная мысль. С одной стороны, это здорово, с другой же…
– Ладно, счастливо отдохнуть, – сказала она, выключая утюг. – Я пойду.
– Постой. – Взгляд Герберта вдруг упал на всеми забытую кастрюльку. – Спасибо за гуляш. – Он поднял крышку, вдохнул запах кушанья и просиял. – Красота! Как чудесно, что у меня такие соседи! Может, все же подкрепиться?
– Уже не успеешь, – сказала Дебора.
Герберт посмотрел на часы.
– В самом деле. – Он кивнул на другие брюки, те, что лежали у самой двери. – Послушай, будь другом: вытащи оттуда ремень и вставь в штаны, которые погладила. Если, конечно, сама никуда не торопишься.
Дебора без слов принялась выполнять просьбу.
– Спасибо тебе, сотню раз спасибо. А я пока рубашку надену – как здорово ты ее выгладила!
Для кого-нибудь другого так не старалась бы, печально подумала Дебора. А для тебя готова на любую жертву. Дурочка… Будто заняться больше нечем.
– И смажу вторую туфлю, а то так и обую: одна тусклая, другая блестящая, – пробормотал Герберт, торопливо просовывая руки в рукава рубашки.
Не успела Дебора вдеть в брюки ремень, как пылкий влюбленный, уже наспех смазав второй ботинок, схватил оба и стал поспешно напяливать. Потом обулся и взглянул на себя в зеркальную шкафную дверцу.
– Вроде готов.
Дебора с любованием его осмотрела.
– Выглядишь отлично.
– Ты находишь? – несколько смущенно спросил Герберт.
– Разумеется. Врать я не умею, сам ведь знаешь. – Дебора с серьезным видом взглянула ему прямо в глаза.
Герберт расплылся в улыбке.
– Знаю. Конечно, знаю. – Он посмотрел на часы и, еще раз окинув свое отражение в зеркале беглым взглядом, помчался к выходу. – Еще раз за все спасибо, дружище!
– Удачи! – крикнула ему вслед погрустневшая Дебора.
2
Когда за Гербертом захлопнулась парадная дверь, Дебора прошла к кровати и тяжело на нее опустилась. На душе скребли кошки, куда-то идти, с кем-то встречаться не было никакой охоты.
Сначала не думалось ни о чем, потом навалилась жалость к самой себе. Другая бы на моем месте не только не стала бы ему помогать, пришло на ум, но придумала бы, как вообще не пустить его на это свидание. Или, в лучшем случае, сказала бы: выкручивайся сам. Я же… Дуреха! Впрочем, нет. Все правильно. Только так и можно любить: честно, без подлости, стараясь всяческими способами облегчить предмету любви жизнь. Даже если тебе самой от этого одни страдания… Но как же это трудно!
Немного воспрянув духом, она поднялась с кровати и, воодушевленная тем, что осознала, насколько ее чувство благородно и возвышенно, принялась собирать и развешивать по плечикам рубашки, брюки и жилетки. Это опять напомнило о глупых фантазиях про совместный с Гербертом быт, и печаль нахлынула с новой силой.
Покончив с наведением порядка, Дебора взяла кастрюлю, спустилась вниз, поставила гуляш в холодильник на кухне и, не вполне понимая, что собирается сделать, машинально перешла в кабинет, заставленный книжными шкафами. Книг у Оурэев было видимо-невидимо. Дебора остановилась у определенной полки и только тогда осознала, что явилась сюда за «Большими надеждами».
Бережно взяла книгу в руки, села на старый кожаный диван, принялась задумчиво перелистывать слегка пожелтевшие от времени страницы. И остановилась взглядом на иллюстрации. Молодой английский джентльмен диккенсов-ских времен, горделивая красавица перед креслом, в котором восседает старуха-невеста.
Дебора тоскливо улыбнулась.
– По-моему, даже немного похож на Герберта… Тот же высокий лоб, благородные черты…
В кармане запиликал сотовый.
– Алло? – ответила Дебора, поднеся трубку к уху.
– Привет! – послышался звонкий голос Джозефины. – Уже проснулась?
Дебора хмыкнула.
– Давно.
– Какие планы?
– Никаких.
– Почему голос такой грустный?
– Разве грустный? – спросила Дебора, стараясь взбодриться. – Тебе показалось.
– Возможно. Поехали к Рональду, от него в двенадцать вся компания отправится на пикник.
С Рональдом, хохотушкой Джозефиной и остальными ребятами Дебора училась в колледже. Теперь собирались гораздо реже, чем в годы студенчества, зато веселились так же от души и замечательно отдыхали от работы и проблем взрослой жизни.
Дебора закусила губу, погружаясь в раздумья. Заняться сегодня было практически нечем, но на веселье что-то не тянуло.
– А много будет народу? – медленно спросила она, выигрывая время.
– Почти все, – ответила Джозефина. – Не смогут вырваться только Денис, Рэнди и Патриция, но многие приедут с половинами, так что толпа соберется приличная.
– А твой Стив поедет? – поинтересовалась Дебора, хоть приятеля подруги за чрезмерную важность всегда недолюбливала.
– Поедет, если успеет разобраться с делами. Но при чем здесь Стив? – Джозефина явно догадалась, что Дебора просто в дурном настроении.
– Послушай, я что-то неважно себя чувствую… – попыталась было отвертеться та.
– Тогда тем более! – решительно заявила Джозефина. – Тебе просто необходимо съездить на природу и встретиться с друзьями. Поверь моему опыту: лучшего лекарства на свете не существует.
– Ладно, уговорила, – сдалась Дебора, поднимаясь на ноги с зажатой в руке книгой.
– Через полчаса будь готова. Я заеду за тобой.
– Жду.
Домой Дебора возвращалась совсем в другом расположении духа. Джозефина сидела за рулем своего «фиата спайдера» и без умолку болтала, Дебора слушала ее, глядя в раскрытое окно, Стив, успевший все-таки вовремя покончить с работой и разморившийся за городом на солнышке, умиротворенно дремал на заднем сиденье.
К Герберту Дебора целый день возвращалась мыслями, но взгрустнула, лишь когда подумала о том, что была бы рада тоже веселиться на пикнике с «половиной», а именно – с ним, другом детства. Теперь ей всего лишь не терпелось рассказать ему о проведенном на природе чудесном дне и узнать, как прошло его свидание с Фионой.
Музыку, грохочущую у него в доме, она услышала, как только Джозефина свернула на их улицу. И тотчас не на шутку встревожилась.
– «Ред Хот Чили Пепперс», – пробормотала она, узнав любимую песню соседа. – Это Герберт слушает. Что-то чересчур громко.
Джозефина внимательно взглянула на подругу.
– Плохой знак?
– Ага. Знаешь, у Герберта сейчас… гм… как бы поточнее сказать… несколько странный период в жизни. Наверно, опять что-нибудь неприятное приключилось.
В глазах Джозефины возник вопрос, но она ничего не стала спрашивать. С Гербертом они были давно знакомы, но о своей к нему любви Дебора не рассказывала даже ей, лучшей подруге.
«Фиат» остановился у дома Пауэллов. Дебора рассеянно попрощалась с Джозефиной, на мирно посапывавшего Стива даже не взглянула и торопливо вышла из машины.
– Если что, звони, – сказала напоследок Джозефина.
– Ага. – Дебора кивнула и тотчас устремилась к соседнему дому.
У нее давно были собственные ключи от входной двери Герберта, но она пользовалась ими лишь в редких случаях, как, например, сегодня утром, когда уходила из дома в отсутствие хозяина. Рискнула пустить их в ход и теперь – звонок Герберт вряд ли бы услышал, слишком уж громко играла музыка.
Чего-чего, а увидеть друга в компании с бутылкой бурбона Дебора не ожидала никак. Герберт был спортсменом и спиртного почти не употреблял, выпивал разве что пиво, и то изредка и понемногу.
– В чем дело? – воскликнула Дебора, застыв в изумлении на пороге гостиной.
Герберт полулежал с прикрытыми глазами на диване, буквально в метре от одной из колонок, потому явно не услышал ни вопроса Деборы, ни того, что она вообще появилась в доме. Диван стоял к входу боком.
Дебора осторожно прошла вдоль стены к музыкальному центру и убавила громкость. Герберт медленно раскрыл глаза и повернул голову.
– Откуда ты взялась?
Дебора показала ему ключи.
– А-а, понятно. Присаживайся. Выпить не желаешь? – Говорил он непривычно безучастным голосом, выглядел ужасно. Красные, неестественно ярко блестящие глаза, взъерошенные волосы, глубокая складка между бровей – о Герберте утреннем в нем не напоминало теперь ничего.
Дебора села на диван рядом. Ей в нос ударил запах виски.
– Выпить не желаю. Я этими гадостями не балуюсь, знаешь ведь. И ты вроде бы не пьешь… – Она повернула бутылку к себе этикеткой и сделала вид, что читает надписи, сама же задумалась о том, как быть.
Герберт хрипло засмеялся.
– Начинать когда-то ведь надо.
Дебора внутренне содрогнулась. В его смехе, этих отчаянных словах прозвучало столько безысходности, что сделалось страшно.
– Ну что у вас опять приключилось? – тихо спросила она, заглянув в исполненные тоски глаза друга.
Он махнул рукой.
– Деб, дружище! Надоел я тебе, наверно, со своим нытьем. А злоключениям, как видно, не будет конца и края! И я сам во всем виноват, поэтому решил больше не обременять тебя своими проблемами.
Он взял с кофейного столика на треть заполненный виски бокал и вылил все его содержимое в рот. От желания схватить бутылку и выбросить в окно у Деборы стало покалывать в пальцах, но она знала, что упрямый Герберт, если с ним так обойдешься, сходит и купит новую и продолжит заглушать свое горе.
– Ничуточки ты мне не надоел, – спокойно сказала она. – Мы ведь друзья и должны друг друга поддерживать. На этом и держится мир – на товариществе, взаимовыручке…
Любви, добавила она про себя и, слегка покраснев, снова приковала взгляд к этикетке.
Герберт встал с дивана и взволнованно заходил из угла в угол. Дебора внимательно к нему присматривалась, опасаясь, что его вот-вот поведет в сторону, но шаги его были вполне твердые, – видимо, рана в душе так нестерпимо болела, что алкоголь почти не брал.
– Не знаю, – чуть не со стоном произнес наконец он. – Понятия не имею, как тебе об этом рассказать… Не представляю, почему я опять все это терпел, какого черта не заявил этой красавице, что видеть ее больше не желаю!
Дебора, терпеливо ожидая главного, следила за другом взглядом и всем сердцем за него переживала. Не страданий и унижений был достоин ее Герберт – ласк и понимания. Ей пришла вдруг в голову неожиданная мысль: может, сказать ему, что я в него влюблена? Сейчас, когда он так страдает? Вдруг это его утешит?
Она отказалась от идеи, внезапно испугавшись ее смелости и безрассудству. Решила, что признанием только напугает Герберта, усугубит его терзания, а в итоге сведет на нет их дружбу.
Герберт вернулся на место, налил еще полстакана бурбона и сделал несколько глотков.
– Может, хватит выпивать? – осторожно спросила Дебора. – Разве этим что-нибудь исправишь?
Герберт безрадостно засмеялся.
– Само собой, нет. Только хуже сделаешь. Но вспоминать об оскорблениях под этим делом как будто легче. Представляется все не настолько отчетливо, голова вообще работает в замедленном режиме.
Дебора не ответила. Герберт, сделав еще два глотка, наконец принялся рассказывать:
– Можешь себе представить: когда она уселась ко мне в машину, то заявила, что нам необходимо заехать еще по одному адресу. Я, окрыленный болван, не удосужился спросить, что это за адрес такой. Вручил ей чертову розу и помчал туда, куда она сказала.
– Цветок ей понравился? – спросила Дебора.
Герберт горестно усмехнулся.
– Она сразу же положила его на бардачок, там и оставила.
– Хоть спасибо-то сказала? – От негодования Дебора с радостью вцепилась бы обидчице Герберта в золотистые локоны, если бы, на свою беду, та оказалась сейчас поблизости.
– Не-а. Ограничилась почти незаметным кивком. Но довольно дружелюбно и весело со мной заговорила, поэтому я постарался о розе забыть. Угадай, что произошло, когда я затормозил у того второго дома.
Дебора пожала плечами.
– Бог его знает. Может, там живут какие-нибудь ее родственники и Фиона «заглянула к ним на минутку», а отсутствовала целый час? – высказала она первое пришедшее в голову предположение.
Герберт опять засмеялся хриплым, пропитанным обидой смехом.
– Как бы не так! Там живет один из сотни ее воздыхателей. Он уже ждал нас на крыльце, а увидев, забрался ко мне в машину, будто в свою собственную!
Дебора недоуменно покачала головой.
– Что за бред?
– Никакой это не бред – именно так все и было. – Герберт с остервенением схватил со стола бокал, наполнил его и снова вылил в рот. – Я сначала буквально дара речи лишился. Стал придумывать этой нелепости разные разумные объяснения: уверять себя в том, что сейчас, мол, все прояснится. Это ее брат или одноклассник, у него внезапно сломалась машина, и его надо подвезти туда-то и туда-то. Но эти двое ничего подобного, разумеется, и не думали мне сообщать. Потому что никакой это был не брат и не одноклассник.
Его лицо потемнело, и Дебора испугалась, что он сейчас ударит по столу рукой или разобьет колонку, из которой продолжала литься уже негромкая музыка.
– Какое-то время Фиона, повернув голову, одаривала дружка улыбками, потом лениво сообщила: через двадцать минут нам надо быть в Гарфилд-парке. Думаешь, я поступил, как следовало? Послал их обоих к чертям собачьим? Вовсе нет! Не сделал ничего подобного!
Герберт снова вскочил и стал мерить комнату широкими шагами. Больше всего он злился не на капризы Фионы, а на самого себя, на безволие, которое в нем неизменно рождало ее присутствие. Невелика бы была беда, если бы по природе своей он был человеком безответным и раболепным, – он же был натурой яркой и сильной, потому ненавидел себя за слабость.
Продолжения Деборе пришлось ждать долго. Герберт остановился у окна и снова заговорил – безжизненным глухим голосом – по прошествии лишь минут пятнадцати.
– В Гарфилд-парке, на скамейке, в том самом месте, где Фиона распорядилась остановить машину, сидел третий идиот. Такое вот наша раскрасавица придумала себе на субботу развлечение: собрать в одном месте нескольких обожателей и убедиться в том, что ни один из них не посмеет ей и слова грубого сказать. Можешь себе такое вообразить?
Дебора даже не захотела представлять, насколько униженным и потерянным чувствовал себя в те злосчастные минуты Герберт. И медленно покачала головой.
– Нет, такого я вообразить не могу. Создается впечатление, что у вашей Фионы… – Она осеклась, подумав, что слишком много себе позволяет, но все же договорила: —…не все в порядке с психикой.
Герберт мрачно на нее взглянул и криво улыбнулся.
– Скорее, у нее-то с психикой полный порядок. Кому не мешает полечиться, так это придуркам типа нас. – Он снова потянулся к бутылке.
Дебора остановила его, взяв за руку.
– Хотя бы не так часто, Герберт. Тебе же с непривычки плохо станет.
– Ну и пусть! – Герберт вырвал руку, но Дебора снова ее схватила и сильнее сжала.
– Нет уж. Пока я здесь, не позволю тебе отравить себя. Понял?
Герберт глубоко вздохнул и, к удивлению Деборы, перестал сопротивляться. У него была крупная, теплая и настолько мужественная рука, что в его странные проявления мягкотелости просто не верилось. Дебору вдруг посетила сумасшедшая идея: притянуть его к себе, заключить в объятия, осыпать поцелуями, чтобы он хоть ненадолго забылся. От мысли, насколько легко в таком состоянии можно склонить его к близости, голова пошла кругом, а сердце забилось чаще. Снова испугавшись, что идея чересчур смелая, Дебора медленно разжала пальцы.
Герберт сел и продолжил свой мучительный рассказ.
– Буквально через пять минут Фиона оставила нас втроем, а сама села в такси и, махнув нам в окно рукой, укатила. Мы постояли на месте, не глядя друг на друга, и разошлись. – Он мотнул головой. – Мне и в страшных снах не снилось, что однажды я попаду в такую зависимость к женщине. Но ничего! – Он сжал кулак и ударил-таки по столику. Бутылка лишь слегка пошатнулась. – Знаешь, я задумал во что бы то ни стало влюбить ее в себя. Надо дать ей понять, что это такое – сходить по кому-то с ума. С понедельника пущу в ход новую тактику: не стану обращать на нее внимания или… В общем, я еще не решил, как буду действовать… Если хочешь, составим план действий вместе.
– Угу, – промычала в ответ Дебора, слыша его и не слыша.
Взбудораженная собственной идеей, внезапно пришедшей ей в голову, она сидела, глядя перед собой, и вела со своим вторым «я» жаркий спор.
Не придется ли потом горько пожалеть, если ты решишься на это? – спрашивал голос разума, реагируя на ее разрастающееся желание воспользоваться случаем. Не знаю, отвечало сердце. Но вспоминать об этом до скончания века буду как о высшем благе. Второй возможности, может, никогда больше не выдастся, и тогда всю жизнь целовать и обнимать любимого можно будет только в мечтах.
А сам он как к этому отнесется? – не унимался недоверчивый разум. Что скажет завтра, когда проснется трезвый и все вспомнит?
Во-первых, может, после нескольких бокалов виски и вообще не вспомнит, стояла на своем душа. А если и вспомнит, то смутно… Тогда, конечно, растеряется. Попросит прощения за то, что до такого состояния напился. И… предложит обо всем забыть. Если я объяснюсь ему в любви, это как будто к чему-то его обяжет. Если же мы позанимаемся сексом без излияний и лишних слов, то сделаем вид, что ничего не было. И заживем как прежде – сосед и соседка, давние друзья.
Сначала не думалось ни о чем, потом навалилась жалость к самой себе. Другая бы на моем месте не только не стала бы ему помогать, пришло на ум, но придумала бы, как вообще не пустить его на это свидание. Или, в лучшем случае, сказала бы: выкручивайся сам. Я же… Дуреха! Впрочем, нет. Все правильно. Только так и можно любить: честно, без подлости, стараясь всяческими способами облегчить предмету любви жизнь. Даже если тебе самой от этого одни страдания… Но как же это трудно!
Немного воспрянув духом, она поднялась с кровати и, воодушевленная тем, что осознала, насколько ее чувство благородно и возвышенно, принялась собирать и развешивать по плечикам рубашки, брюки и жилетки. Это опять напомнило о глупых фантазиях про совместный с Гербертом быт, и печаль нахлынула с новой силой.
Покончив с наведением порядка, Дебора взяла кастрюлю, спустилась вниз, поставила гуляш в холодильник на кухне и, не вполне понимая, что собирается сделать, машинально перешла в кабинет, заставленный книжными шкафами. Книг у Оурэев было видимо-невидимо. Дебора остановилась у определенной полки и только тогда осознала, что явилась сюда за «Большими надеждами».
Бережно взяла книгу в руки, села на старый кожаный диван, принялась задумчиво перелистывать слегка пожелтевшие от времени страницы. И остановилась взглядом на иллюстрации. Молодой английский джентльмен диккенсов-ских времен, горделивая красавица перед креслом, в котором восседает старуха-невеста.
Дебора тоскливо улыбнулась.
– По-моему, даже немного похож на Герберта… Тот же высокий лоб, благородные черты…
В кармане запиликал сотовый.
– Алло? – ответила Дебора, поднеся трубку к уху.
– Привет! – послышался звонкий голос Джозефины. – Уже проснулась?
Дебора хмыкнула.
– Давно.
– Какие планы?
– Никаких.
– Почему голос такой грустный?
– Разве грустный? – спросила Дебора, стараясь взбодриться. – Тебе показалось.
– Возможно. Поехали к Рональду, от него в двенадцать вся компания отправится на пикник.
С Рональдом, хохотушкой Джозефиной и остальными ребятами Дебора училась в колледже. Теперь собирались гораздо реже, чем в годы студенчества, зато веселились так же от души и замечательно отдыхали от работы и проблем взрослой жизни.
Дебора закусила губу, погружаясь в раздумья. Заняться сегодня было практически нечем, но на веселье что-то не тянуло.
– А много будет народу? – медленно спросила она, выигрывая время.
– Почти все, – ответила Джозефина. – Не смогут вырваться только Денис, Рэнди и Патриция, но многие приедут с половинами, так что толпа соберется приличная.
– А твой Стив поедет? – поинтересовалась Дебора, хоть приятеля подруги за чрезмерную важность всегда недолюбливала.
– Поедет, если успеет разобраться с делами. Но при чем здесь Стив? – Джозефина явно догадалась, что Дебора просто в дурном настроении.
– Послушай, я что-то неважно себя чувствую… – попыталась было отвертеться та.
– Тогда тем более! – решительно заявила Джозефина. – Тебе просто необходимо съездить на природу и встретиться с друзьями. Поверь моему опыту: лучшего лекарства на свете не существует.
– Ладно, уговорила, – сдалась Дебора, поднимаясь на ноги с зажатой в руке книгой.
– Через полчаса будь готова. Я заеду за тобой.
– Жду.
Домой Дебора возвращалась совсем в другом расположении духа. Джозефина сидела за рулем своего «фиата спайдера» и без умолку болтала, Дебора слушала ее, глядя в раскрытое окно, Стив, успевший все-таки вовремя покончить с работой и разморившийся за городом на солнышке, умиротворенно дремал на заднем сиденье.
К Герберту Дебора целый день возвращалась мыслями, но взгрустнула, лишь когда подумала о том, что была бы рада тоже веселиться на пикнике с «половиной», а именно – с ним, другом детства. Теперь ей всего лишь не терпелось рассказать ему о проведенном на природе чудесном дне и узнать, как прошло его свидание с Фионой.
Музыку, грохочущую у него в доме, она услышала, как только Джозефина свернула на их улицу. И тотчас не на шутку встревожилась.
– «Ред Хот Чили Пепперс», – пробормотала она, узнав любимую песню соседа. – Это Герберт слушает. Что-то чересчур громко.
Джозефина внимательно взглянула на подругу.
– Плохой знак?
– Ага. Знаешь, у Герберта сейчас… гм… как бы поточнее сказать… несколько странный период в жизни. Наверно, опять что-нибудь неприятное приключилось.
В глазах Джозефины возник вопрос, но она ничего не стала спрашивать. С Гербертом они были давно знакомы, но о своей к нему любви Дебора не рассказывала даже ей, лучшей подруге.
«Фиат» остановился у дома Пауэллов. Дебора рассеянно попрощалась с Джозефиной, на мирно посапывавшего Стива даже не взглянула и торопливо вышла из машины.
– Если что, звони, – сказала напоследок Джозефина.
– Ага. – Дебора кивнула и тотчас устремилась к соседнему дому.
У нее давно были собственные ключи от входной двери Герберта, но она пользовалась ими лишь в редких случаях, как, например, сегодня утром, когда уходила из дома в отсутствие хозяина. Рискнула пустить их в ход и теперь – звонок Герберт вряд ли бы услышал, слишком уж громко играла музыка.
Чего-чего, а увидеть друга в компании с бутылкой бурбона Дебора не ожидала никак. Герберт был спортсменом и спиртного почти не употреблял, выпивал разве что пиво, и то изредка и понемногу.
– В чем дело? – воскликнула Дебора, застыв в изумлении на пороге гостиной.
Герберт полулежал с прикрытыми глазами на диване, буквально в метре от одной из колонок, потому явно не услышал ни вопроса Деборы, ни того, что она вообще появилась в доме. Диван стоял к входу боком.
Дебора осторожно прошла вдоль стены к музыкальному центру и убавила громкость. Герберт медленно раскрыл глаза и повернул голову.
– Откуда ты взялась?
Дебора показала ему ключи.
– А-а, понятно. Присаживайся. Выпить не желаешь? – Говорил он непривычно безучастным голосом, выглядел ужасно. Красные, неестественно ярко блестящие глаза, взъерошенные волосы, глубокая складка между бровей – о Герберте утреннем в нем не напоминало теперь ничего.
Дебора села на диван рядом. Ей в нос ударил запах виски.
– Выпить не желаю. Я этими гадостями не балуюсь, знаешь ведь. И ты вроде бы не пьешь… – Она повернула бутылку к себе этикеткой и сделала вид, что читает надписи, сама же задумалась о том, как быть.
Герберт хрипло засмеялся.
– Начинать когда-то ведь надо.
Дебора внутренне содрогнулась. В его смехе, этих отчаянных словах прозвучало столько безысходности, что сделалось страшно.
– Ну что у вас опять приключилось? – тихо спросила она, заглянув в исполненные тоски глаза друга.
Он махнул рукой.
– Деб, дружище! Надоел я тебе, наверно, со своим нытьем. А злоключениям, как видно, не будет конца и края! И я сам во всем виноват, поэтому решил больше не обременять тебя своими проблемами.
Он взял с кофейного столика на треть заполненный виски бокал и вылил все его содержимое в рот. От желания схватить бутылку и выбросить в окно у Деборы стало покалывать в пальцах, но она знала, что упрямый Герберт, если с ним так обойдешься, сходит и купит новую и продолжит заглушать свое горе.
– Ничуточки ты мне не надоел, – спокойно сказала она. – Мы ведь друзья и должны друг друга поддерживать. На этом и держится мир – на товариществе, взаимовыручке…
Любви, добавила она про себя и, слегка покраснев, снова приковала взгляд к этикетке.
Герберт встал с дивана и взволнованно заходил из угла в угол. Дебора внимательно к нему присматривалась, опасаясь, что его вот-вот поведет в сторону, но шаги его были вполне твердые, – видимо, рана в душе так нестерпимо болела, что алкоголь почти не брал.
– Не знаю, – чуть не со стоном произнес наконец он. – Понятия не имею, как тебе об этом рассказать… Не представляю, почему я опять все это терпел, какого черта не заявил этой красавице, что видеть ее больше не желаю!
Дебора, терпеливо ожидая главного, следила за другом взглядом и всем сердцем за него переживала. Не страданий и унижений был достоин ее Герберт – ласк и понимания. Ей пришла вдруг в голову неожиданная мысль: может, сказать ему, что я в него влюблена? Сейчас, когда он так страдает? Вдруг это его утешит?
Она отказалась от идеи, внезапно испугавшись ее смелости и безрассудству. Решила, что признанием только напугает Герберта, усугубит его терзания, а в итоге сведет на нет их дружбу.
Герберт вернулся на место, налил еще полстакана бурбона и сделал несколько глотков.
– Может, хватит выпивать? – осторожно спросила Дебора. – Разве этим что-нибудь исправишь?
Герберт безрадостно засмеялся.
– Само собой, нет. Только хуже сделаешь. Но вспоминать об оскорблениях под этим делом как будто легче. Представляется все не настолько отчетливо, голова вообще работает в замедленном режиме.
Дебора не ответила. Герберт, сделав еще два глотка, наконец принялся рассказывать:
– Можешь себе представить: когда она уселась ко мне в машину, то заявила, что нам необходимо заехать еще по одному адресу. Я, окрыленный болван, не удосужился спросить, что это за адрес такой. Вручил ей чертову розу и помчал туда, куда она сказала.
– Цветок ей понравился? – спросила Дебора.
Герберт горестно усмехнулся.
– Она сразу же положила его на бардачок, там и оставила.
– Хоть спасибо-то сказала? – От негодования Дебора с радостью вцепилась бы обидчице Герберта в золотистые локоны, если бы, на свою беду, та оказалась сейчас поблизости.
– Не-а. Ограничилась почти незаметным кивком. Но довольно дружелюбно и весело со мной заговорила, поэтому я постарался о розе забыть. Угадай, что произошло, когда я затормозил у того второго дома.
Дебора пожала плечами.
– Бог его знает. Может, там живут какие-нибудь ее родственники и Фиона «заглянула к ним на минутку», а отсутствовала целый час? – высказала она первое пришедшее в голову предположение.
Герберт опять засмеялся хриплым, пропитанным обидой смехом.
– Как бы не так! Там живет один из сотни ее воздыхателей. Он уже ждал нас на крыльце, а увидев, забрался ко мне в машину, будто в свою собственную!
Дебора недоуменно покачала головой.
– Что за бред?
– Никакой это не бред – именно так все и было. – Герберт с остервенением схватил со стола бокал, наполнил его и снова вылил в рот. – Я сначала буквально дара речи лишился. Стал придумывать этой нелепости разные разумные объяснения: уверять себя в том, что сейчас, мол, все прояснится. Это ее брат или одноклассник, у него внезапно сломалась машина, и его надо подвезти туда-то и туда-то. Но эти двое ничего подобного, разумеется, и не думали мне сообщать. Потому что никакой это был не брат и не одноклассник.
Его лицо потемнело, и Дебора испугалась, что он сейчас ударит по столу рукой или разобьет колонку, из которой продолжала литься уже негромкая музыка.
– Какое-то время Фиона, повернув голову, одаривала дружка улыбками, потом лениво сообщила: через двадцать минут нам надо быть в Гарфилд-парке. Думаешь, я поступил, как следовало? Послал их обоих к чертям собачьим? Вовсе нет! Не сделал ничего подобного!
Герберт снова вскочил и стал мерить комнату широкими шагами. Больше всего он злился не на капризы Фионы, а на самого себя, на безволие, которое в нем неизменно рождало ее присутствие. Невелика бы была беда, если бы по природе своей он был человеком безответным и раболепным, – он же был натурой яркой и сильной, потому ненавидел себя за слабость.
Продолжения Деборе пришлось ждать долго. Герберт остановился у окна и снова заговорил – безжизненным глухим голосом – по прошествии лишь минут пятнадцати.
– В Гарфилд-парке, на скамейке, в том самом месте, где Фиона распорядилась остановить машину, сидел третий идиот. Такое вот наша раскрасавица придумала себе на субботу развлечение: собрать в одном месте нескольких обожателей и убедиться в том, что ни один из них не посмеет ей и слова грубого сказать. Можешь себе такое вообразить?
Дебора даже не захотела представлять, насколько униженным и потерянным чувствовал себя в те злосчастные минуты Герберт. И медленно покачала головой.
– Нет, такого я вообразить не могу. Создается впечатление, что у вашей Фионы… – Она осеклась, подумав, что слишком много себе позволяет, но все же договорила: —…не все в порядке с психикой.
Герберт мрачно на нее взглянул и криво улыбнулся.
– Скорее, у нее-то с психикой полный порядок. Кому не мешает полечиться, так это придуркам типа нас. – Он снова потянулся к бутылке.
Дебора остановила его, взяв за руку.
– Хотя бы не так часто, Герберт. Тебе же с непривычки плохо станет.
– Ну и пусть! – Герберт вырвал руку, но Дебора снова ее схватила и сильнее сжала.
– Нет уж. Пока я здесь, не позволю тебе отравить себя. Понял?
Герберт глубоко вздохнул и, к удивлению Деборы, перестал сопротивляться. У него была крупная, теплая и настолько мужественная рука, что в его странные проявления мягкотелости просто не верилось. Дебору вдруг посетила сумасшедшая идея: притянуть его к себе, заключить в объятия, осыпать поцелуями, чтобы он хоть ненадолго забылся. От мысли, насколько легко в таком состоянии можно склонить его к близости, голова пошла кругом, а сердце забилось чаще. Снова испугавшись, что идея чересчур смелая, Дебора медленно разжала пальцы.
Герберт сел и продолжил свой мучительный рассказ.
– Буквально через пять минут Фиона оставила нас втроем, а сама села в такси и, махнув нам в окно рукой, укатила. Мы постояли на месте, не глядя друг на друга, и разошлись. – Он мотнул головой. – Мне и в страшных снах не снилось, что однажды я попаду в такую зависимость к женщине. Но ничего! – Он сжал кулак и ударил-таки по столику. Бутылка лишь слегка пошатнулась. – Знаешь, я задумал во что бы то ни стало влюбить ее в себя. Надо дать ей понять, что это такое – сходить по кому-то с ума. С понедельника пущу в ход новую тактику: не стану обращать на нее внимания или… В общем, я еще не решил, как буду действовать… Если хочешь, составим план действий вместе.
– Угу, – промычала в ответ Дебора, слыша его и не слыша.
Взбудораженная собственной идеей, внезапно пришедшей ей в голову, она сидела, глядя перед собой, и вела со своим вторым «я» жаркий спор.
Не придется ли потом горько пожалеть, если ты решишься на это? – спрашивал голос разума, реагируя на ее разрастающееся желание воспользоваться случаем. Не знаю, отвечало сердце. Но вспоминать об этом до скончания века буду как о высшем благе. Второй возможности, может, никогда больше не выдастся, и тогда всю жизнь целовать и обнимать любимого можно будет только в мечтах.
А сам он как к этому отнесется? – не унимался недоверчивый разум. Что скажет завтра, когда проснется трезвый и все вспомнит?
Во-первых, может, после нескольких бокалов виски и вообще не вспомнит, стояла на своем душа. А если и вспомнит, то смутно… Тогда, конечно, растеряется. Попросит прощения за то, что до такого состояния напился. И… предложит обо всем забыть. Если я объяснюсь ему в любви, это как будто к чему-то его обяжет. Если же мы позанимаемся сексом без излияний и лишних слов, то сделаем вид, что ничего не было. И заживем как прежде – сосед и соседка, давние друзья.