Эдриан Маршалл
Здравствуй, крошка Ло

Пролог

 
Тутти, Пончик, где ты шлялась?
В сладкой пудре извалялась!
Лучше, Тутти, к нам кати,
Мы ужасно есть хотим!
 
   Дети кружились вокруг, дико хохоча, и Лора Тутти на мгновение с ужасом подумала, что ее действительно могут съесть.
   – Отстань от меня! – крикнула она мальчишке, который подкрался сзади и больно дернул ее за косичку. – Уйди, дурак противный!
   Мальчишка зло прищурился, мерзко расхохотался и начал кричать на весь двор:
   – Спешите, спешите! Продаются пончики от толстухи Ло! Налетай, недорого, всего три цента! Подходи скорей, пока все не съели!
   На глаза Лоры Тутти навернулись слезы обиды. Она хотела ударить соседского мальчишку, но он ловко увернулся, и ей не удалось дотянуться до его противной рожи, скорчившейся в гримасе.
   – Тутти, Пончик, где ты шлялась?! – снова закричал мальчишка и надул щеки, изображая пухлое личико Ло.
   Дурацкие стишки тут же подхватили другие мальчишки и девчонки. И маленькая Лора, обливаясь слезами, с трудом вырвалась из их визжащего круга и побежала домой.

1

   Андрес постучал по двери внучки набалдашником трости, но ему никто не ответил.
   – Ло! – крикнул он, приоткрыв дверь. – Уже три часа! Все проспишь, детка…
   Ло не отвечала, она спала. Андрес понял, что внучке снова снятся плохие сны – она натянула на голову подушку и бормотала что-то возмущенно-обиженное. Он склонился над ее кроватью и легонько потряс внучку за плечо.
   – Ло-о, – позвал Андрес, чуть отгибая край прижатой к голове подушки. – Если не хочешь, чтобы Крис Бэйкер позвонил тебе лично…
   Напоминание о Крисе Бэйкере, режиссере театральной труппы, где работала Ло, поднимало внучку лучше любого будильника. Этот прием Андрес применял уже не раз, и тот всегда срабатывал безотказно.
   – Крис Бэйкер? Звонит? – Подушка полетела в одну сторону, одеяло в другую. Ло, разрумянившаяся со сна, растрепанная, в белой пижаме с дельфинами, села на кровати и вытаращила на деда сонные глаза. – А где трубка?
   – Пошутил… – расплылся в улыбке Андрес.
   В такие моменты от гнева Ло деда спасала только его улыбка, задорная и ласковая, как первые солнечные лучики, проскользнувшие в комнату сквозь желто-синие шторы.
   – Да ну тебя, – сделав сердитое лицо, сказала Ло и потянулась. – Я что, опять проспала?
   – А то как же… Одевайся скорее, иначе не успеешь позавтракать.
   – А что на завтрак?
   – Лепешка с куриным мясом, джем, тосты и кофе со сливками, – перечислил дед. – Учти, ляжешь обратно в кровать – все остынет.
   – Угу, – сонно кивнула Ло.
   Дед, опираясь на трость, поковылял из комнаты, а Ло, взглянув на часы и ужаснувшись, подлетела к шкафу. Каждый раз, когда она открывала зеркальную дверцу, на нее смотрела пухлая розовощекая молочница с глазами грустной коровы. Каждый раз Ло вздыхала, глядя на свое отражение, каждый раз обещала себе сесть на диету и каждый раз забывала о своем обещании уже в обед, когда желудок начинал издавать звуки, напоминающие игру плохого трубача.
   Ло похлопала себя по торчащему над пижамными штанами животу и решительно заявила отражению:
   – Ну все, с едой покончено. С сегодняшнего дня сажусь на диету.
   Но, вспомнив о лепешке с сочной куриной грудкой, Ло решила с диетой немного повременить.
   – Ладно, не буду обедать. И ужинать тоже не буду. Говорят, вредно есть после семи. От этого толстеешь…
   Надев широкую темно-синюю рубашку и льняные брючки на резинке, Ло побежала завтракать.
   – Сегодня генеральная? – поинтересовался дед, наливая внучке кофе.
   – Угу, – ответила Ло, заталкивая в рот большую лепешку, в которую дед обычно заворачивал куриную грудку с густым соусом, овощи, печеный картофель и сыр – получалось что-то вроде «буритто» или «тако».
   – А завтра премьера?
   – Угу… Помзвони Лумкамсу омн хомтел приймти… – пережевывая курицу, попросила Ло.
   – Не разобрал, детка…
   – Позвони Лукасу, он хотел прийти, – повторила Ло, дожевав курицу. – Похоже, это последний спектакль, который он увидит в нашем театре, – вздохнув, добавила она.
   – Не знал, что он уезжает так скоро, – задумчиво пробормотал Андрес. – Жалко, славный парень. Таких у нас мало. Да и вообще таких мало осталось на этом свете. Обидно, что он так и не стал моим зятем…
   – Де-ед… – раздраженно покосилась Ло на Андреса. – Ты меня решил извести по этому поводу? Насильно мил не будешь – знаешь такую поговорку?
   – Знаю, Ло, не первый год на этом свете, – ответил Андрес и мечтательно прищурился. – А еще я знаю, что капля камень точит.
   – Я, знаешь ли, не камень… – буркнула Ло, запивая тост горячим кофе. – И вообще, хватит меня донимать. Просто позвони ему, и все. Мы с ним хорошие друзья, не больше. Смирись с этим, дед.
   – Ага, и еще смириться с тем, что у меня не будет внуков… – хмуро пробубнил Андрес.
   – Можно подумать, Лукас – единственный, за кого я могу выйти замуж, – обиженно возразила Ло. – И потом, ты знаешь, у меня на первом месте – театр, – добавила она.
   – Это и пугает. Останусь на старости лет один-одинешенек…
   – А я не в счет? – возмутилась Ло. – Хватит ворчать, дед.
   Она поднялась из-за стола, вытерла полные губы салфеткой и чмокнула деда в морщинистую щеку.
   – Не останешься, не беспокойся. Я тебя не брошу. И вообще, это тебе надо жениться. На Эвелин, например… Думаешь, я не вижу, как она, взвешивая свиную вырезку, подмигивает тебе…
   – Единственным глазом, – хмыкнул дед. – Иди уже, Ло, опоздаешь… За тобой заехать вечером?
   – Нет, дед, я не знаю, во сколько все закончится. Бэйкер может промурыжить нас и до одиннадцати.
   – Тогда тем более заеду. Нечего шляться одной по улицам в такое время…
   – Тогда я сама позвоню Лукасу. Пока!
   Ло помахала деду рукой, надела кроссовки и, схватив рюкзак, выскочила из дома, с ужасом предвкушая вопли Бэйкера из-за ее опоздания на генеральную репетицию «Отелло».
 
   Ло забежала за кулисы, стащила с себя рюкзак и покосилась на часы. Кажется, чаша воплей Бэйкера на этот раз ее минует… До начала репетиции оставалось всего пять минут, но Ло знала, что успеет и переодеться, и загримироваться, не без помощи Мэй, конечно…
   – Привет, крошка Ло! – улыбнулся ей декоратор Коул, молодой парень, по уши влюбленный в Анжелу Трэвис, главную актрису театра. О его сумасбродной любви слухи ходили по всему театру. На свою более чем скромную зарплату он умудрялся осыпать Анжелу роскошными букетами цветов, но та только улыбалась своей загадочно-театральной улыбкой, не проявляя никакого сочувствия к Коулу, тающему от любви как свечка.
   – Привет, Коул! – кивнула Ло. – Сегодня опять с букетом?
   – Нет, букет будет завтра, – серьезно ответил Коул. – Огромный, как голова бизона. Только не говори Анжеле, это сюрприз…
   – Ну да, – пообещала Ло, думая про себя, что с Анжелой Трэвис она вряд ли обмолвится за весь день хотя бы одним словом, не относящимся, разумеется, к роли.
   Анжела терпеть не могла Ло и всячески старалась показать свое преимущество перед актрисой второго плана. Ло удивляло, почему Анжела ведет себя так, – ей, актрисе главных ролей, ничего и никому доказывать не нужно. Лукас говорил, что Анжела ей завидует.
   Чему тут завидовать? – вздыхала про себя Ло. На одном таланте далеко не уедешь. Нужно иметь эффектную внешность, чтобы получать роли первого плана. Внешность Анжелы – стройной красавицы с тонкими изящными чертами лица и аристократическим профилем.
   – Здравствуй, крошка Ло! – пробасил ей Микаэль.
   – Привет, Мик, – поздоровалась Ло с актером. Микаэлю – все знали, что это не настоящее его имя, свое он почему-то тщательно скрывал – всегда доставались роли первого плана. И не зря – талантливый актер, он был, в придачу ко всему, писаным красавцем. В театре ходили слухи, что именно его Анжела Трэвис предпочла декоратору. Впрочем, в волтингтонском театре ходило много разных слухов…
   Ло залетела в гримерную и чмокнула в щеку Мэй, которая только что закончила гримировать Анжелу Трэвис. Анжела окинула Ло презрительным взглядом, по-королевски поднялась со стула и вышла, даже не поблагодарив Мэй за работу, сделанную, надо сказать, как всегда, блестяще.
   – Привет, Мэй, – поздоровалась Ло с подругой.
   – Здравствуй, крошка Ло. – Мэй сделала холодное лицо и изобразила, как Анжела Трэвис поднималась со стула. Ло прыснула – получилось очень похоже. – Если бы ты знала, как меня достала эта примадонна… – вздохнула Мэй. – Ни здрасьте, ни спасибо. Совсем зазналась Анжела…
   – Да уж, – согласилась Ло. – Мэй, прелесть моя, загримируй меня поскорее. Две минуты до генералки, Бэйкер меня убьет.
   – Садись бегом, – кивнула Мэй на стул, и уже через несколько секунд ее мягкие теплые пальцы накладывали грим на лицо Ло.
   – Прямо массаж, – расслабленно вздохнула Ло, закрывая глаза.
   – Смотри, не засни, – погрозила Мэй пальцем, измазанным в гриме. – А то Бэйкер меня…
   Дверь в гримерку распахнулась, и перед девушками возник Крис Бэйкер собственной персоной в привычной позе: руки в боки, правая нога впереди и немного согнута в колене.
   – Это что же, спрашивается, такое?! – рявкнул он на подруг. – Минута до генеральной репетиции, а Эмилия еще не готова! На премьеру тоже опоздаешь, а, Ло?! И Дездемона будет ждать свою служанку до посинения?!
   – Мистер Бэйкер, я быстро. Тут дел-то… – вступилась за подругу Мэй.
   – Я вообще-то к Ло обращался! – рыкнул Крис Бэйкер.
   – Мистер Бэйкер, я же не задействована в первой сцене… – Ло похлопала голубыми глазами, изображая саму невинность. – И потом, это же генералка, а не премьера…
   – Дождешься Ло, я тебя уволю. Точно уволю, – пригрозил Бэйкер и повернулся к Мэй. – Чтобы быстро…
   Эти угрозы Лора Тутти слышала так часто, что давно уже перестала им верить. Не только она, но и весь актерский состав знал, что Крис Бэйкер никогда ее не уволит. Зрители обожали Ло, и она уходила с букетами, едва ли меньшими, чем букеты Анжелы Трэвис. Ей блестяще удавались кормилицы, веселые служанки, разбитные вдовушки, остроумные подружки главных героинь. Пускай у нее были роли второго плана, но Ло играла их блестяще. И Крис Бэйкер, несмотря на свою постоянную критику в адрес Ло, знал это не хуже любого другого. И все же Ло остерегалась будить в режиссере зверя – в гневе Бэйкер был страшен и мог наговорить уйму глупостей и гадостей, из-за которых она часами не выходила из своей комнаты и ревела, накрыв голову подушкой.
   Мэй, как и обещала, закончила быстро. Ло глянула на себя в зеркало: из нее получилась замечательная Эмилия, милая симпатичная женщина с деревенским румянцем во всю щеку.
   Осталось только переодеться. В отличие от Анжелы, Ло умела обходиться без помощницы. Зачем зря беспокоить человека, если сама одеваешься качественно и быстро. Мэй шутила, что на самом деле Анжела постоянно требует помощницу, потому что ей нужно разрядиться на ком-то перед тем, как на нее накричит Бэйкер.
   В каждой шутке есть доля шутки, думала Ло. Глядя на то, как Анжела обращается с костюмершей, невольно приходило в голову, что актрисе и правда хочется выместить на ком-то скверное настроение. А заодно показать, что она великая актриса, пусть и в занюханном волтингтонском театре…
 
   Генералка прошла без накладок, хотя Крис Бэйкер, по своему обыкновению, кричал, что «все должно быть идеально», и изводил актеров до девяти часов вечера. Снимая с себя туфли, Ло поняла, что уже не чувствует ног. Обувь была на размер меньше обычных ее туфель, к тому же на высоком каблуке, поэтому ноги Ло после репетиции напоминали две толстые резиновые калоши.
   – У-у… – простонала Ло, растирая отекшие ноги. – Что со мной сделает Бэйкер, если я не влезу в них завтра? – покосилась она на туфли.
   – Он скорее отрежет тебе ноги, чем позволит надеть что-то другое, – вздохнула Мэй. – Может, сделать тебе ванночку? Хочешь, я попрошу у Лиззи средство?
   – Спасибо, прелесть моя, – улыбнулась подруге Ло. – Дотерплю до дома. К тому же Лукас наверняка ждет меня под дверями театра. Надо бежать…
   – До сих пор не верится, что ты так просто его отпускаешь…
   – Ты, как мой дед, – укоризненно покачала головой Ло. – Тот мне все уши прожужжал, что теперь у него никогда не будет такого хорошего зятя… Мы с Лукасом – просто друзья. Мы дружим с детства. И то, что он уезжает, никак не скажется на наших отношениях. Будем переписываться, звонить друг другу. И потом, он всегда может взять на работе отпуск и приехать в Волтингтон…
   – Ага… – скептически усмехнулась Мэй. – Кто же поедет из центра в такую глушь? Ты не понимаешь, что теряешь, подруга…
   Ло поспешила убраться из гримерки подобру-поздорову. Если Мэй начинала читать мораль, остановить ее было невозможно.
   Лукас действительно ждал девушку внизу. Он сидел на невысоком железном заборчике, как воробушек на жердочке. На секунду Ло стало его жаль: ведь он влюблен в нее и переживает предстоящее расставание куда тяжелее, чем сама Ло.
   Лицо у Лукаса было рассеянное, он даже не заметил, как к нему подошла Ло.
   – Лукас! – позвала она.
   Молодой человек поднял на нее зеленые глаза, которые тут же ожили и заблестели.
   – Привет, крошка Ло. – Он чмокнул ее в щеку и забрал у нее рюкзак, как в школьные времена, когда все в классе дразнили его «служанкой Пончика».
   – Спасибо, что пришел, – поблагодарила Ло. – Дед сказал, что мне не стоит ходить одной в такое время. Как будто я ребенок еще…
   – Ты для него всегда будешь маленькой девочкой, – улыбнулся Лукас. Губы у него были тонкими и красиво очерченными, как у девушки, – из-за этого Ло часто припоминала ему фразу Эмилии: «Я знаю одну даму в Венеции, которая босиком спаломничала бы в Палестину за одно прикосновение его нижней губы…».
   – Но я-то уже не маленькая… – вздохнула Ло. – Ты хотел о чем-то поговорить?
   В глазах Лукаса промелькнула тень беспокойства, но Ло не обратила на нее внимания, она слишком устала.
   – Завтра, Ло, после спектакля. Это важно, а я не хочу нагружать тебя сейчас, перед премьерой.
   – Ты придешь?
   – Смеешься? Пропустить твою премьеру?
   – Это ты смеешься, – грустно улыбнулась Ло. – Какая же это «моя премьера»? Если это кого и премьера, то Криса Бэйкера и Анжелы Трэвис. Но уж точно не моя.
   – Ты к себе несправедлива, – покачал головой Лукас. – Куча народу придет в этот театр только затем, чтобы посмотреть, как ты сыграешь Эмилию…
   – То-то и оно, что Эмилию… – вздохнула Ло, глядя на камешек, который вылетел из-под носка ее туфли. – Эмилию…
   – Не важно, кого ты играешь…
   – Важно, как я играю… – закончила за него Ло. Эту фразу они с дедом повторяли ей с такой частотой, с которой мать талдычит ребенку, почему необходимо чистить зубы каждый день.
   – Вот именно…
   Ло заметила, как обрадовался дед, увидев Лукаса.
   – Сынок, оставайся, поужинай с нами, – захлопотал он вокруг Лукаса, словно позабыв, что внучка только что вернулась с генеральной репетиции, ужасно устала и о ней нужно позаботиться в первую очередь. – У нас сегодня мясо с острым соусом и ризотто. А?
   Лукас мялся, ожидая решения Ло.
   – Оставайся уже, – улыбнулась Ло. – Видишь, как дед тебя встречает? Лучше, чем любимую внучку.
   – Спасибо за предложение, но я, пожалуй, пойду, – покачал головой Лукас. – Ло устала, ей не до гостей. Лучше зайду завтра, если вы, конечно, меня пригласите.
   Ло улыбнулась ему намного теплее, чем тогда, когда предложила остаться. Что ей больше всего нравилось в друге – это то, что он всегда чувствовал ее настроение лучше, чем кто либо другой, лучше даже, чем дед, который воспитывал внучку почти что с самого рождения.
   – Ты извини, Лукас. Я правда устала. А завтра после премьеры мы с тобой погуляем. Пригласим Мэй, захватим Коула… если, конечно, он не простоит всю ночь с букетом под окнами Анжелы… Держи за меня кулачки.
   – Договорились, – просветлел Лукас.
   – Как же ты парня-то извела… – покачал головой дед, когда Лукас скрылся за дверью. – Смотреть страшно… Иди ужинай, пока все не остыло…
   Я на диете… – хотела было ответить Ло. Но почему-то передумала. Как всегда.

2

   Из глубины зеркала на Ло, как обычно, смотрела молочница с глазами грустной коровы. На этот раз молочница была бледной, а корова – больной. Да еще и глаза покраснели после бессонной ночи.
   Ло долго не могла уснуть, а потом ее, как это часто случалось перед спектаклем, донимали кошмары. В основном, это были сны о детстве: иногда реальные воспоминания, а иногда причудливые вариации на тему все тех же реальных воспоминаний.
   – Надо взять себя в руки, – сказала себе Ло. – Выпить чашку кофе и прочитать роль. И еще позавтракать. Или обойтись без завтрака? – покосившись на свой живот, засомневалась она. – Нет, если не позавтракаю, вечером протяну ноги на первом же акте. Лучше не буду ужинать…
   Через три часа Андрес, побывавший в роли Дездемоны, Яго, Отелло, Кассио и Грациано, взмолился о пощаде.
   – Де-ед… – жалобно протянула Ло. – Ну порепетируй со мной еще… Хотя бы пару сцен… Малюсеньких…
   – Ты загонишь себя еще до спектакля, – забеспокоился Андрес. Но все же ему снова пришлось перевоплощаться в Дездемону, Яго, Отелло, Кассио и Грациано. Спорить с внучкой было бесполезно. Особенно с такой упрямой внучкой, как Ло.
   В полшестого Ло быстро переоделась, запихнула в рот булку, залила ее крепким кофе и, чмокнув деда, побежала в театр. На этот раз она пришла вовремя, что отметил Крис Бэйкер. Правда, про себя. Хотя опоздания Ло он неизменно отмечал вслух и громогласно.
   – У меня две новости, – сообщила Мэй, когда Ло хлопнулась в кресло и подставила подруге свое лицо.
   – Начинай с плохой, – предложила Ло.
   – Да обе, в общем-то, ничего, – хитро прищурилась Мэй.
   – Тогда на твой выбор.
   – Лиззи, костюмерша, мне тако-ое рассказала… – заговорщически зашептала Мэй на ухо Ло. – Вчера Анжела застала своего ненаглядного Микаэля с Бьянкой, то есть с Мирабеллой, которая играет Бьянку… Что там началось… Лиззи говорит, крик стоял на весь театр, летали пузырьки с духами, табуретки… В общем, это был настоящий кошмар… Анжела прямо-таки вышла из себя… если, конечно, когда-то была в себе… Микаэль осмелился заступиться за свою подружку, так Анжела запустила в него флакон с одеколоном, но промахнулась. Правда, не так чтобы очень промахнулась – осколок отлетел и порезал Микаэлю шею. Слава богу, никаких последствий, хотя царапина глубокая. Так что Отелло наш сегодня будет играть с забинтованной шеей. Хорошо хоть, она его не убила – Бэйкер был бы в бешенстве. Представь себе, премьера «Отелло» сорвана из-за того, что ведущая актриса убила ведущего актера…
   – Зато о нашем театре написали бы не только в волтингтонских газетах, – засмеялась Ло. – Сочувствую Микаэлю. Анжела в гневе, оказывается, пострашнее Бэйкера. Тот, по крайней мере, не бросает в актеров флакончики с духами…
   – Между прочим, Анжела до сих пор не явилась… Что будет, если она вообще не придет?
   – Брось, Мэй, придет, никуда она не денется. Анжела не так наивна, чтобы бросить свою карьеру на алтарь ревности. Придет и будет обдавать холодом Мирабеллу. Слава богу, хоть мне даст передышку… А вторая новость? Надеюсь, менее отвратительная, чем первая?
   – Менее смешная, – поправила Мэй, накладывая на щеки Ло густой слой румян. – Впрочем, для тебя, наверное, очень даже любопытная. Бэйкер тебе еще скажет, но мне очень хочется быть первой… Знаешь, что он собирается ставить после «Отелло»? – Ло отрицательно покачала головой, совершенно позабыв, что Мэй возится с ее лицом. – Сиди спокойно, Ло, а то всю мою работу испортишь… «Много шума из ничего».
   – Не может быть! – оживилась Ло и хотела было повернуться к Мэй, чтобы поделиться с подругой радостной улыбкой, но вовремя вспомнила о предупреждении.
   – Спокойно, Ло… Я помню, что ты хотела сыграть Беатриче.
   – Еще как хотела! – подтвердила Ло, ерзая на стуле. – А что по этому поводу говорит Бэйкер?
   – Пока не знаю… Да сиди же ты спокойно… Молчит как рыба. Видно, решил дождаться, когда вы отыграете спектакль.
   – Если бы ты знала, Мэй, как я хочу эту роль…
   – Знаю, знаю… Что-то мне подсказывает, на этот раз ты добьешься своего, – ободрила Мэй подругу. – Если, конечно, будешь сидеть спокойно, иначе за твой грим тебя закидают тухлыми яйцами или помидорами…
   – Спасибо, прелесть моя… Обещаю, буду сидеть смирно. Только не подрисовывай мне усы…
   – А что, это мысль! – засмеялась Мэй.
   В гримерку без стука зашла Анжела. Ло даже не нужно было поворачиваться, чтобы определить, кто именно вошел, – кисточка, которой Мэй еще недавно так ловко орудовала, словно окаменела в ее руке. Ло посочувствовала подруге – гримировать такую стервозу, как Анжела, – не приведи господь…
 
   Ничто не предвещало беды.
   Первое действие было отыграно прекрасно – честь и хвала Микаэлю, который, несмотря на вчерашнее буйство Анжелы, держался молодцом. Ло, наблюдая за происходящим из-за занавеса, восхищалась игрой Микаэля: белая повязка, на которой проступило несколько капель крови, лишь добавляла трагичности образу Отелло, а тон, с которым декламировал реплики Микаэль, усталый и немного грустный, заставлял думать, что мавра и правда порядком утомила военная служба.
   Но когда на сцену вышла Анжела Трэвис… Естественно, в зале раздались аплодисменты восхищенных поклонников. Естественно, какой-то особенно восхищенный поклонник – труппа наблюдала это уже не впервые – бросил на сцену ярко-красную розу. Вполне естественно, Анжела с царственным видом поклонилась публике. Но когда она начала играть…
   Ло могла бы думать, что преувеличивает из вредности. И думала бы так, если бы за кулисами не увидела бледного как смерть Криса Бэйкера, стоящего с таким выразительно безэмоциональным лицом, что каменная статуя позавидовала бы его сдержанности.
   Да, Анжела не в ударе, согласилась про себя Ло, поправляя платье и пожимая руку Мэй, которая все это время стояла за кулисами рядом с Бэйкером и наблюдала за игрой.
   – Ты великолепна, Эмилия, – шепнула подруге Мэй. – Я все время тобой любовалась. А Анжела… Такое чувство, что она играет не Дездемону, а ведьму из «Макбета».
   – Бегу, мой выход, – шепнула в ответ Ло и выбежала из-за кулис.
   С каждым действием лицо Анжелы становилось все мрачнее и мрачнее, а лицо Бэйкера все бледнее и бледнее, хотя бледнее, казалось, уже некуда.
   Однако самое страшное ожидало всех в четвертом акте, когда на реплику Эмилии, после которой должна была прозвучать печальная песня про иву, Дездемона рассеянно оглядела зал, испуганно посмотрела на Эмилию и замолчала.
   Что делать?! – вихрем пронеслось в мозгу Эмилии-Ло. Первое, что пришло ей в голову, повторить свою фразу.
   – Кажется, вы совсем не слышите меня, госпожа, – умоляюще посмотрела Ло на Анжелу. – «Я знаю одну даму в Венеции, которая босиком спаломничала бы в Палестину за одно прикосновение его нижней губы…».
   Но Анжела Трэвис определенно отказывалась запеть свою предсмертную песню. Ой-ей, подумала Ло, если так пойдет дальше, Бэйкер убьет эту Дездемону раньше, чем до нее доберется Отелло…
   Спасало только то, что Ло, благодаря постоянным репетициям с дедом, неплохо знала слова самой Дездемоны. Завзятых театралов в зале было не так уж и много, так что какое-то время Ло могла безнаказанно декламировать слова Дездемоны, выдавая их за свои реплики, точнее, за реплики Эмилии.
   – Я слышала ту песню, о которой вы вспоминали, госпожа… – не теряя самообладания, изобретала на ходу Ло. – Про иву. Как же она начинается? – Сделала она очередную попытку вытрясти из Анжелы реплику. Но это было бесполезно. Анжела сидела и молчала, как красивая статуя. Ло негромко запела:
 
Несчастная крошка в слезах под кустом
Сидела одна у обрыва.
Затянемте ивушку, иву споем.
Ох, ива, зеленая ива.
 
   Последняя строчка заставила Анжелу очнуться. Едва шевеля языком, она прошептала:
   – Все это убери. И поскорей. Сейчас придет он…
   Ло почувствовала, как оборвалась веревка с огромным камнем, привязанным к ее шее, и камень покатился вниз. Анжела вернулась в мир живых, а зал… ну, во всяком случае, его большая часть… ничего не заметил.
   Забежав за кулисы, Ло очутилась в цепких руках Бэйкера, который чмокнул ее в лоб и пробормотал:
   – Спасибо, крошка Ло… Выручила…
   – Сделала, что смогла, – ответила Ло, хотя у нее по коже до сих пор бегали мурашки. – Теперь главное, чтобы Дездемона сама не пришила мавра, – шепнула она Мэй, которая тоже подбежала, чтобы похвалить подругу за самообладание. – А то еще забудет, чего доброго, кто должен умереть в конце пьесы…
   Слава богу, Дездемона ничего не перепутала. Мавр остался жив, его жена, как и полагалось, была задушена, так что пьеса закончилась самым лучшим образом. Зрители аплодировали, на лице Криса Бэйкера наконец-то появился румянец, да и сама Анжела что-то чересчур порозовела для покойницы. И только Ло до сих пор чувствовала холодок, который пробежал по ее спине в четвертом акте…
   Отошла она только тогда, когда увидела лицо Лукаса в толпе других лиц, едва различимых за букетами цветов.
   – Ты была великолепна! – расслышала она его крик, прорвавшийся сквозь грохот аплодисментов.
   – Спасибо! – крикнула она в ответ, но ее слова утонули в гуле голосов и аплодисментов.