Ночью в дверь магазина стучала женщина-военврач в форме с узенькими серебряными погонами. Сторож, а тогда каждый магазин охраняли ночные сторожа, в основном старики, подходил к двери и видел девушку-военврача и санитарный фургон.
– Дедушка, – почти рыдала военврач, – машина поломалась, а в ней у меня тяжелораненые. У вас есть телефон?
– Конечно, – отвечал сторож.
– Разрешите позвонить, вызвать помощь, а то, боюсь, не довезу раненых.
Расчет был безошибочным. Ну кто в те годы мог отказать в подобной просьбе?! В каждой московской семье на фронте были сыновья и отцы. И возможно, кто-то из них лежал в такой же санитарной машине.
Сторож, забыв про инструкции, открывал дверь. А вслед за милым военврачом в магазин врывались крепкие мужики в форме военных докторов. Глушили сторожа и выносили продукты.
Вот чем промышлял веселый Леша в кожаном пальто, баловавший нас петушками на палочке.
В деле находились документы, изъятые у него при аресте. Военный билет, в котором имелась запись, что предъявитель его комиссован из Красной армии после тяжелой контузии, медицинская справка из госпиталя, паспорт с московской пропиской, ночной пропуск. И самое интересное заключалось в том, что бумаги эти были не поддельные, а выданные официальными лицами за взятки. Медикам, сделавшим бандита инвалидом, отгрузили три мешка американской консервированной колбасы. Писарь военной комендатуры, регулярно выдававший бандитам ночные пропуска, получал водку, меланж (яичный порошок), мясные консервы.
Они тоже пошли по делу банды «Докторов», как бандпособники по статье 59-3.
Когда я писал историю о деле «Докторов», вполне естественно расцвечивая ее придуманными ситуациями, я все время вспоминал Лешу, угощавшего меня самопальными леденцами с Тишинки.
Это был первый живой бандит, которого я видел в своей жизни.
И что самое странное, я по сей день вспоминаю этого веселого парня в коричневой коже с чувством симпатии.
И у меня всегда возникает один и тот же вопрос: если вы все знаете, то почему одним ударом не покончите с бандитами? Но этот вопрос практически всегда оставался без ответа. Мне всегда «вешали лапшу на уши» о том, что должна существовать твердая доказательная база и прочие юридические отговорки. Но странный исторический казус: дважды в России провозглашали демократическую республику, и дважды новая свободная жизнь начиналась с невероятной вспышки бандитизма.
Поэтому большевики, пришедшие к власти, получили от демократической республики Керенского тяжелое уголовное наследие – «керенских юнкеров» – так звали в народе освобожденных по амнистии громил.
Город жил какой-то странной, нереальной жизнью. Постоянные политические разборки с бывшими союзниками, с левыми эсерами, с анархистами. Орудийная стрельба, пулеметные очереди, штурм старых особняков стали неотъемлемой частью столичной жизни этого времени.
Пока новой власти было не до уголовников: надо было политически закрепиться. А в городе ежедневно происходило больше десяти вооруженных налетов. Бандиты обнаглели до того, что нападали на кассы учреждений средь бела дня.
В городе не хватало продуктов, но в частных ресторанах и кафе можно было заказать вполне неплохой по тем временам обед и получить не только спирт, который в городе имелся в больших количествах, потому что на спиртовой смеси ходили автомобили, не только самогон, но и донское шампанское и шустовский коньяк.
В городе процветали игорные притоны и знаменитые «Пти шво» – механические бега. Так что деньги в Москве, окруженной фронтами Гражданской войны, истратить было на что.
Кстати, трогательные рассказы о голодающих наркомах, о последней вобле и сахаре, которыми Владимир Ильич делился с голодными соратниками, несколько преувеличены нашими литераторами.
На территории Кремля находился кооператив «Коммунар», в котором ответственные работники Совнаркома, ЦК РКП(б), ВЧК и многочисленных наркоматов могли по твердым ценам приобрести нежную телятину, английские консервы, осетрину и семгу, а главное, что меня поразило, когда я читал полученный из архива список товаров кремлевского кооператива, – это швейцарский шоколад «Эйнем», так любимый Владимиром Ильичем.
Господи, как будто смотришь закольцованную киноленту: Ленин с воблой и Ельцин с авоськой, идущий в магазин, шоколад «Эйнем» и спецогороды и сады с экологически чистой продукцией…
За продукты кремлевского кооператива народная власть рассчитывалась с буржуями народным достоянием – картинами из музеев, драгоценностями из Гохрана.
Это отступление я сделал для того, чтобы попытаться показать, как жила Москва в те мрачные дни.
Несколько лет назад ребята из пресс-службы Московского УКГБ показали мне фотографию. На ней был запечатлен мордатый человек. Подбородок его подпирал крахмальный воротничок, в пестром галстуке торчала здоровенная булавка. Это был знаменитый московский бандит Николай Сафонов по кличке «Сабан».
Как рассказывали люди, встречавшиеся с этим «замечательным» человеком, Сабан любил одеваться. Носил хорошо сшитые визитки и пиджаки, дорогие пальто с шалевым бобровым воротником и бобровую шапку. Он больше походил на удачливого провинциального трагика, чем на бандита. На лацкане пиджака он всегда носил золотую лиру, усыпанную бриллиантами, которую выиграл в «Метрополе» в карты у легенды русской драматической сцены Мамонта Дальского.
Банда Сабана насчитывала тридцать четыре ствола. Все они были вооружены пистолетами «кольт» и «маузер». Кроме того, у бандитов имелся большой запас ручных гранат и несколько легковых автомобилей.
Приведу текст из оперативной сводки секции МЧК по борьбе с уголовными преступлениями:
То, что Капитан был офицером, сомнений не вызывает. Существуют две версии его появления в Москве. По одним данным, он был заслан деникинской контрразведкой для активизации уголовного мира, чтобы чекисты меньше занимались политическим подпольем; по другим – это обычный фронтовой офицер, пошедший в налетчики.
Двадцатого апреля 1919 года Капитан на извозчике ехал мимо Большого театра.
Его опознал дежуривший на площади сотрудник МЧК и начал преследование. Капитан бросил гранату, но никого не убил, соскочил с извозчика и ворвался в двери Большого театра.
Немедленно чекисты и оперативники из МУРа перекрыли все выходы. Капитан спрятался среди декораций и начал отстреливаться; в перестрелке он был убит.
Его появление навсегда осталось тайной.
Ребята Сабана ограбили кассу фабрики «Богатырь» на 660 тысяч рублей, оставив голодными рабочих и их семьи.
Среди бела дня группа захвата банды на Страстной площади напала на пролетку, в которой ехал артельщик Александровской железной дороги. Он вез из банка зарплату. Бандиты захватили мешок со 150 тысячами рублей. При отходе группа прикрытия, в которой находился сам Сабан, забросала милиционеров гранатами. Но уголовники – не вояки: осколками гранат была убита женщина, спешившая за хлебом.
Сабан был не просто бандитом: он хотел показать власти, кто в городе хозяин.
Розыск его был поручен 27-му отделению милиции.
Ночью Сабан вошел в отделение, представился, выхватил маузер и гранату и разогнал сотрудников отделения. А что могли сделать вчерашние рабочие, призванные по партнабору в милицию?
Самой кровавой акцией банды Сабана стало убийство в ночь на 24 января 1919 года шестнадцати милиционеров. Бандиты на двух закрытых машинах ехали по Долгоруковской улице, потом по Оружейному переулку к Тверской заставе, подзывали постовых, спрашивали, как проехать к Страстному монастырю, и расстреливали милиционеров.
В те годы милиция была слаба и плохо подготовлена, Московский уголовный розыск слишком малочислен, поэтому бандой Сабана занялся лично Яков Мартынов, руководитель уголовной секции МЧК.
Этот человек имел врожденный дар оперативного работника. В одном из московских кабаков ему удалось задержать и завербовать некоего Лосева, активного участника банды Сабана. Лосев рассказал об организации банды. Именно он сообщил о предстоящем налете на валютную контору на Мясницкой.
Мартынов разбил чекистов и оперативников из МУРа на две группы. Одной надлежало ликвидировать группу захвата, второй – группу прикрытия. Как только люди Сабана на двух машинах подъехали к валютной конторе, их немедленно окружили чекисты.
Группу прикрытия тоже взяли в кольцо. Бой был короткий и яростный, большинство бандитов погибли на месте, остальные сдались.
Но – невероятно – Сабану удалось уйти. Видимо, перед делом сам проверил все ходы и выходы в Банковском переулке, где должна была находиться группа прикрытия. Он и ушел через никому не ведомый лаз в подвале.
Вполне естественно, что он бежал из Москвы – уехал в город Лебедянь, где решил отсидеться у своей сестры. Но погубила его патологическая подозрительность. Однажды он увидел из окна, что сестра о чем-то разговаривает с участковым милиционером. Сабан убил всю семью: сестру, ее мужа и двух племянников. На дикие крики сбежались соседи. Сабан открыл огонь из двух маузеров, бросил гранату и решил пробиться, но подоспевшие милиционеры взяли его живым.
Им так и не удалось довезти его до отдела милиции: возмущенная толпа вырвала Сабана из рук милиции и растоптала на месте.
Такие нравы царили в те героические годы. И подтверждением может служить рапорт сотрудника МЧК руководству. Я пересказываю его, так как этого документа в моем архиве нет.
Сотрудник докладывает, что, проходя по улице Нижняя Масловка, он услышал звуки гармошки и пьяные крики; заглянув в окно, он увидел группу граждан, справляющих контрреволюционный праздник Пасху. Среди них находилось трое известных бандитов из шайки «Адвоката».
Чекист имел при себе две гранаты «мильс». Он принял решение уничтожить бандитов и бросил гранаты в окно. Бандиты были убиты.
А сколько человек сидело за столом?
А время тогда было весьма тяжелое.
Сначала о Панаретове. Он окончил гимназию, поступил в Петербургский университет. Был страстным меломаном, изучал индийскую философию, занимался йогой. Когда началась война, он добровольно пошел в школу прапорщиков, отважно воевал, раненным попал в плен, шесть раз бежал из офицерских лагерей и тюрем.
Занятия йогой помогли ему прикинуться парализованным, и его обменяли на тяжело раненного офицера австро-венгерской армии. Каково же было изумление работников шведского Красного Креста, производивших обмен, когда на русской границе парализованный поручик Панаретов спрыгнул с носилок и пустился в пляс!
Военный Петроград принял его как героя. Панаретов написал свои воспоминания о плене, закрутил роман с одной из фрейлин императрицы. А тут и революция подоспела. Склонность к авантюризму заставила Панаретова примкнуть к большевикам. Он вступил в партию, стал политработником на фронте. Потом его перевели в Киевскую ЧК. Там он достаточно успешно боролся с деникинской агентурой и бандитами батьки Ангела.
– Дедушка, – почти рыдала военврач, – машина поломалась, а в ней у меня тяжелораненые. У вас есть телефон?
– Конечно, – отвечал сторож.
– Разрешите позвонить, вызвать помощь, а то, боюсь, не довезу раненых.
Расчет был безошибочным. Ну кто в те годы мог отказать в подобной просьбе?! В каждой московской семье на фронте были сыновья и отцы. И возможно, кто-то из них лежал в такой же санитарной машине.
Сторож, забыв про инструкции, открывал дверь. А вслед за милым военврачом в магазин врывались крепкие мужики в форме военных докторов. Глушили сторожа и выносили продукты.
Вот чем промышлял веселый Леша в кожаном пальто, баловавший нас петушками на палочке.
В деле находились документы, изъятые у него при аресте. Военный билет, в котором имелась запись, что предъявитель его комиссован из Красной армии после тяжелой контузии, медицинская справка из госпиталя, паспорт с московской пропиской, ночной пропуск. И самое интересное заключалось в том, что бумаги эти были не поддельные, а выданные официальными лицами за взятки. Медикам, сделавшим бандита инвалидом, отгрузили три мешка американской консервированной колбасы. Писарь военной комендатуры, регулярно выдававший бандитам ночные пропуска, получал водку, меланж (яичный порошок), мясные консервы.
Они тоже пошли по делу банды «Докторов», как бандпособники по статье 59-3.
Когда я писал историю о деле «Докторов», вполне естественно расцвечивая ее придуманными ситуациями, я все время вспоминал Лешу, угощавшего меня самопальными леденцами с Тишинки.
Это был первый живой бандит, которого я видел в своей жизни.
И что самое странное, я по сей день вспоминаю этого веселого парня в коричневой коже с чувством симпатии.
* * *
Нынче мы живем в странных обстоятельствах. Слово «банда» мы заменили на более современное – ОПГ. На многочисленных брифингах и по телевидению вальяжные милицейские генералы рассказывают нам о солнцевской, таганской, бауманской, мазуткинской преступных группировках. Они называют фамилии лидеров и их клички, количественный состав преступных сообществ, зоны, которые контролируют бандиты.И у меня всегда возникает один и тот же вопрос: если вы все знаете, то почему одним ударом не покончите с бандитами? Но этот вопрос практически всегда оставался без ответа. Мне всегда «вешали лапшу на уши» о том, что должна существовать твердая доказательная база и прочие юридические отговорки. Но странный исторический казус: дважды в России провозглашали демократическую республику, и дважды новая свободная жизнь начиналась с невероятной вспышки бандитизма.
* * *
Александр Федорович Керенский, один из лидеров Февральской революции, ратовал за всеобщую амнистию. Он заявил, что заблудшие, пострадавшие при царизме уголовники, став свободными гражданами демократической страны, немедленно забудут свое преступное прошлое и отправятся на фронт защищать завоевания Февральской революции. Бывший присяжный поверенный участвовал в уголовных процессах и, как ему казалось, хорошо знал преступный мир России. Однако уголовники его надежд не оправдали и, выйдя на волю, занялись своим привычным делом – налетами и грабежами. Делали они это безнаказанно, поскольку старая система криминального сыска была практически уничтожена, а новую создать так и не успели.Поэтому большевики, пришедшие к власти, получили от демократической республики Керенского тяжелое уголовное наследие – «керенских юнкеров» – так звали в народе освобожденных по амнистии громил.
* * *
Итак, Москва, 1919 год. Облупившиеся стены домов, разбитые булыжные тротуары, редкие трамваи, темные улицы ночью. Газовые и электрические фонари практически не горели. Но в квартиры свет подавался с наступлением темноты аккуратно, а в дневное время электричество во многих районах отключали. Только люди, жившие в центре, круглосуточно пользовались электроэнергией, потому что в этом районе были сосредоточены правительственные учреждения.Город жил какой-то странной, нереальной жизнью. Постоянные политические разборки с бывшими союзниками, с левыми эсерами, с анархистами. Орудийная стрельба, пулеметные очереди, штурм старых особняков стали неотъемлемой частью столичной жизни этого времени.
Пока новой власти было не до уголовников: надо было политически закрепиться. А в городе ежедневно происходило больше десяти вооруженных налетов. Бандиты обнаглели до того, что нападали на кассы учреждений средь бела дня.
В городе не хватало продуктов, но в частных ресторанах и кафе можно было заказать вполне неплохой по тем временам обед и получить не только спирт, который в городе имелся в больших количествах, потому что на спиртовой смеси ходили автомобили, не только самогон, но и донское шампанское и шустовский коньяк.
В городе процветали игорные притоны и знаменитые «Пти шво» – механические бега. Так что деньги в Москве, окруженной фронтами Гражданской войны, истратить было на что.
Кстати, трогательные рассказы о голодающих наркомах, о последней вобле и сахаре, которыми Владимир Ильич делился с голодными соратниками, несколько преувеличены нашими литераторами.
На территории Кремля находился кооператив «Коммунар», в котором ответственные работники Совнаркома, ЦК РКП(б), ВЧК и многочисленных наркоматов могли по твердым ценам приобрести нежную телятину, английские консервы, осетрину и семгу, а главное, что меня поразило, когда я читал полученный из архива список товаров кремлевского кооператива, – это швейцарский шоколад «Эйнем», так любимый Владимиром Ильичем.
Господи, как будто смотришь закольцованную киноленту: Ленин с воблой и Ельцин с авоськой, идущий в магазин, шоколад «Эйнем» и спецогороды и сады с экологически чистой продукцией…
За продукты кремлевского кооператива народная власть рассчитывалась с буржуями народным достоянием – картинами из музеев, драгоценностями из Гохрана.
Это отступление я сделал для того, чтобы попытаться показать, как жила Москва в те мрачные дни.
Несколько лет назад ребята из пресс-службы Московского УКГБ показали мне фотографию. На ней был запечатлен мордатый человек. Подбородок его подпирал крахмальный воротничок, в пестром галстуке торчала здоровенная булавка. Это был знаменитый московский бандит Николай Сафонов по кличке «Сабан».
Как рассказывали люди, встречавшиеся с этим «замечательным» человеком, Сабан любил одеваться. Носил хорошо сшитые визитки и пиджаки, дорогие пальто с шалевым бобровым воротником и бобровую шапку. Он больше походил на удачливого провинциального трагика, чем на бандита. На лацкане пиджака он всегда носил золотую лиру, усыпанную бриллиантами, которую выиграл в «Метрополе» в карты у легенды русской драматической сцены Мамонта Дальского.
Банда Сабана насчитывала тридцать четыре ствола. Все они были вооружены пистолетами «кольт» и «маузер». Кроме того, у бандитов имелся большой запас ручных гранат и несколько легковых автомобилей.
Приведу текст из оперативной сводки секции МЧК по борьбе с уголовными преступлениями:
«По вечерам в центре Москвы происходит массовое ограбление прохожих. Особенно характерен случай на Воздвиженке. 1 мая 1919 года в седьмом часу вечера 5 человек налетчиков, заранее подготовив автомобиль, отправились от Арбатских ворот по Воздвиженке. Бандиты следовали по обеим сторонам улицы, останавливая и грабя всех хорошо одетых прохожих, шедших навстречу. Одежда потерпевших складывалась в машину, двигавшуюся медленным ходом по по мостовой. Дойдя до Моховой улицы, налетчики прекратили грабеж и скрылись, завязав перестрелку с милицией и убив трех милиционеров, высланных на их задержание».В банде Сабана было несколько известных уголовников тех лет: Николай Павлов по кличке «Козуля», Александр Андреев – кличка «Зюзюка» и таинственный человек, которого все звали Капитан. Именно он превратил банду в полувоенное подразделение, наладил разведку, и теперь бандиты шли только на верное дело. Он же распределил обязанности среди бандитов, разбив их на группы захвата и прикрытия.
То, что Капитан был офицером, сомнений не вызывает. Существуют две версии его появления в Москве. По одним данным, он был заслан деникинской контрразведкой для активизации уголовного мира, чтобы чекисты меньше занимались политическим подпольем; по другим – это обычный фронтовой офицер, пошедший в налетчики.
Двадцатого апреля 1919 года Капитан на извозчике ехал мимо Большого театра.
Его опознал дежуривший на площади сотрудник МЧК и начал преследование. Капитан бросил гранату, но никого не убил, соскочил с извозчика и ворвался в двери Большого театра.
Немедленно чекисты и оперативники из МУРа перекрыли все выходы. Капитан спрятался среди декораций и начал отстреливаться; в перестрелке он был убит.
Его появление навсегда осталось тайной.
Ребята Сабана ограбили кассу фабрики «Богатырь» на 660 тысяч рублей, оставив голодными рабочих и их семьи.
Среди бела дня группа захвата банды на Страстной площади напала на пролетку, в которой ехал артельщик Александровской железной дороги. Он вез из банка зарплату. Бандиты захватили мешок со 150 тысячами рублей. При отходе группа прикрытия, в которой находился сам Сабан, забросала милиционеров гранатами. Но уголовники – не вояки: осколками гранат была убита женщина, спешившая за хлебом.
Сабан был не просто бандитом: он хотел показать власти, кто в городе хозяин.
Розыск его был поручен 27-му отделению милиции.
Ночью Сабан вошел в отделение, представился, выхватил маузер и гранату и разогнал сотрудников отделения. А что могли сделать вчерашние рабочие, призванные по партнабору в милицию?
Самой кровавой акцией банды Сабана стало убийство в ночь на 24 января 1919 года шестнадцати милиционеров. Бандиты на двух закрытых машинах ехали по Долгоруковской улице, потом по Оружейному переулку к Тверской заставе, подзывали постовых, спрашивали, как проехать к Страстному монастырю, и расстреливали милиционеров.
В те годы милиция была слаба и плохо подготовлена, Московский уголовный розыск слишком малочислен, поэтому бандой Сабана занялся лично Яков Мартынов, руководитель уголовной секции МЧК.
Этот человек имел врожденный дар оперативного работника. В одном из московских кабаков ему удалось задержать и завербовать некоего Лосева, активного участника банды Сабана. Лосев рассказал об организации банды. Именно он сообщил о предстоящем налете на валютную контору на Мясницкой.
Мартынов разбил чекистов и оперативников из МУРа на две группы. Одной надлежало ликвидировать группу захвата, второй – группу прикрытия. Как только люди Сабана на двух машинах подъехали к валютной конторе, их немедленно окружили чекисты.
Группу прикрытия тоже взяли в кольцо. Бой был короткий и яростный, большинство бандитов погибли на месте, остальные сдались.
Но – невероятно – Сабану удалось уйти. Видимо, перед делом сам проверил все ходы и выходы в Банковском переулке, где должна была находиться группа прикрытия. Он и ушел через никому не ведомый лаз в подвале.
Вполне естественно, что он бежал из Москвы – уехал в город Лебедянь, где решил отсидеться у своей сестры. Но погубила его патологическая подозрительность. Однажды он увидел из окна, что сестра о чем-то разговаривает с участковым милиционером. Сабан убил всю семью: сестру, ее мужа и двух племянников. На дикие крики сбежались соседи. Сабан открыл огонь из двух маузеров, бросил гранату и решил пробиться, но подоспевшие милиционеры взяли его живым.
Им так и не удалось довезти его до отдела милиции: возмущенная толпа вырвала Сабана из рук милиции и растоптала на месте.
Такие нравы царили в те героические годы. И подтверждением может служить рапорт сотрудника МЧК руководству. Я пересказываю его, так как этого документа в моем архиве нет.
Сотрудник докладывает, что, проходя по улице Нижняя Масловка, он услышал звуки гармошки и пьяные крики; заглянув в окно, он увидел группу граждан, справляющих контрреволюционный праздник Пасху. Среди них находилось трое известных бандитов из шайки «Адвоката».
Чекист имел при себе две гранаты «мильс». Он принял решение уничтожить бандитов и бросил гранаты в окно. Бандиты были убиты.
А сколько человек сидело за столом?
* * *
В годы нэпа «всесоюзный староста» Михаил Калинин издал декрет «О дополнении к постановлениям “О государственном политическом управлении” и “Об административной высылке”».«В целях скорейшего искоренения всякого рода бандитских налетов и вооруженных ограблений предоставить Государственному политическому управлению право внесудебной расправы вплоть до расстрела всех лиц, взятых с поличным при бандитских налетах и вооруженных ограблениях».Хотя многие юристы сегодня говорят о том, что суровость наказания не влияет на рост преступности, материалы 20-х годов свидетельствуют об обратном. Именно эти постановления, разрешившие оперативникам расстреливать бандитов на месте, остановили криминальный беспредел в Советской Республике.
А время тогда было весьма тяжелое.
«Председателю ОГПУЧем же отличались братья Партеры и Николай Панаретов? Это был вполне современный тандем: коммерсанты-аферисты Партеры и бандит Николай Панаретов.
тов. Дзержинскому
Докладная записка
Ликвидировав в основном уголовный и политический бандитизм на Украине, Особая группа по борьбе с бандитизмом имеет целый ряд сведений, что в г. Киеве имеется очень опасная большая организованная банда, которая причиняет большой вред нашей стране. Более ста человек этой банды наводнили всю Советскую Республику фальшивыми деньгами разного достоинства и даже инвалюты.
Деньги фабрикуются даже за границей и провозятся в СССР. Во главе этой банды аферистов-налетчиков находятся братья Партеры, бывший сотрудник Киевского губчека Панаретов. Эта банда имеет хорошую связь, информируется по всем линиям, а поэтому неуловима…
Я считаю необходимым специально выделить группу для ликвидации этой крупной шайки. Надо действовать очень осторожно и конспиративно. Если это будет поручено мне, то я думаю, что в месячный срок эта банда будет ликвидирована.
Начальник Особой ударной группы
по борьбе с бандитизмом
Ф. Мартынов».19—23
Сначала о Панаретове. Он окончил гимназию, поступил в Петербургский университет. Был страстным меломаном, изучал индийскую философию, занимался йогой. Когда началась война, он добровольно пошел в школу прапорщиков, отважно воевал, раненным попал в плен, шесть раз бежал из офицерских лагерей и тюрем.
Занятия йогой помогли ему прикинуться парализованным, и его обменяли на тяжело раненного офицера австро-венгерской армии. Каково же было изумление работников шведского Красного Креста, производивших обмен, когда на русской границе парализованный поручик Панаретов спрыгнул с носилок и пустился в пляс!
Военный Петроград принял его как героя. Панаретов написал свои воспоминания о плене, закрутил роман с одной из фрейлин императрицы. А тут и революция подоспела. Склонность к авантюризму заставила Панаретова примкнуть к большевикам. Он вступил в партию, стал политработником на фронте. Потом его перевели в Киевскую ЧК. Там он достаточно успешно боролся с деникинской агентурой и бандитами батьки Ангела.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента