Страница:
Более сложно судить о том, за какое решение отдал свой голос Аристид. То преклонение, которое он испытывал перед спартанцами, могло заставить его проголосовать за то, чтобы дождаться подхода их армии. Однако, будучи предусмотрительным, как воин и как политик он никогда не был трусом. А смелая речь Мильтиада, возможно, в этом случае упала на благодатную почву и нашла в лице Аристида благодарного слушателя.
Сам Мильтиад не испытывал ни малейших сомнений относительно возможных действий афинской армии. Он прилагал все усилия для того, чтобы привлечь на свою сторону коллег. Будучи не понаслышке знаком с организацией персидской армии, Мильтиад был убежден в превосходстве греческих войск, при условии умелого руководства ими. Взглядом опытного военного ему удалось сразу же уловить все те преимущества, которые местность предоставляла грекам при внезапной атаке. В то же время, как мудрый политик, он понимал весь риск, связанный с пассивным ожиданием, когда упущенное время грозило гибелью Афинам. Один из участников совета, а именно Каллимах, которому принадлежала формальная власть в греческой армии, все еще не проголосовал. Поскольку голоса остальных стратегов разделились поровну, по пять с каждой стороны, мнение Каллимаха должно было стать решающим.
От этого голоса по капризу судьбы теперь зависела будущая судьба народов мира. Мильтиад обратился к нему с прямой речью солдата, словами, которые мы и сейчас можем прочитать в трудах Геродота, который сам узнал о них от ветеранов битвы при Марафоне. Мильтиад умолял Каллимаха проголосовать за битву: «Теперь в твоей власти, Каллимах, или повергнуть Афины в рабство, или защитить их свободу и завоевать себе бессмертную славу, которой нет даже у Гармодия и Аристогейтона (убивших тирана Гиппарха, брата Гиппия. – Ред.). Никогда еще с того времени, как появился народ Афин, он не был в такой опасности, как теперь. Если афиняне склонятся на колени перед мидянами, то попадут во власть Гиппия, и ты знаешь, какие страдания тогда им выпадут. Но если Афины выйдут из битвы победителем, они станут первым городом во всей Греции. От твоего голоса зависит решение, примем мы битву или нет. Если мы сейчас откажемся от сражения, интриги различных фракций в городе приведут к разъединению афинян, и город попадет в руки мидян. Но если мы решим сражаться, прежде чем в городе начнутся раздоры, я уверен, что при условии, что боги будут играть честно и не выступят против нас, мы сможем в бою доказать, что были правы»[9].
Таким образом, голос полемарха был завоеван, и на совете было принято решение дать персам бой, и заслуга в этом полностью принадлежит Мильтиаду. Его же военным талантом объясняется тот факт, что все остальные стратеги сложили с себя полномочия и приняли решение следовать его приказам. Однако сам Мильтиад опасался зависти и скрытых интриг, которые могли бы нарушить единство в его небольшой армии, и поэтому выжидал, пока придет день, когда он примет командование армией по праву передачи полномочий. Только после этого он двинул войско навстречу врагу.
Бездействие иранских полководцев в этот период на первый взгляд кажется странным. Но с ними находился Гиппий, и они, как и он, знали о том, что могут захватить власть в городе без кровопролития, путем интриг и махинаций его сторонников в Афинах. Характер местности также во многом объясняет тактику противостоявшей грекам армии, как перед битвой, так и в ходе самого сражения.
Марафонская равнина, которая находится на расстоянии примерно 22 миль (40 км) от Афин, протянулась вдоль бухты с тем же названием на северо-восточном побережье Аттики. Равнина имеет форму полумесяца длиной около 10 км. В центре ее ширина составляет примерно 3 км; в этом месте горы отстоят от моря на максимальном расстоянии, далее по направлению к обоим краям «полумесяца» оно сужается, и по его краям горы почти подходят к воде на оконечности бухты. В середине равнины расположена долина, в южном направлении к ней ведет горная дорога. Со всех сторон дорогу тесно охватывают труднопроходимые горы, густо поросшие соснами, оливковыми деревьями и кедрами и покрытые миртом, земляничными деревьями и другими пахучими кустарниками, запахом которых густо пропитан воздух Аттики. В наши дни в долине высятся курганы, выросшие над теми, кто пал в битве, но ко времени высадки персов она была почти идеально ровной. По краям долины местность заболочена; она высыхает только весной и летом. В сухой сезон здесь ничто не препятствует действиям кавалерии, но во времена осенних дождей, когда происходили описываемые события (битва произошла 13 сентября), эта земля была практически непригодна для конных рейдов[10].
Расположившиеся в горах греки могли наблюдать за каждым шагом находившихся на равнине внизу иранцев, при этом сами они оставались практически невидимыми для врага. Звание Мильтиада давало ему право начать битву в любое время по своему усмотрению или отказаться от нее по своему желанию, если только воинам Датиса и Артаферна не придет в голову пойти на безрассудный штурм высот, где скрывался их противник.
Если посмотреть на карту Древнего мира и попытаться сравнить территориальные ресурсы, которыми обладали два государства, чьи армии вот-вот должны были схватиться в смертельной битве, неоспоримое преимущество Персидского царства над Афинской республикой, пожалуй, не имеет исторических аналогов. Справедливо отмечалось, что если вести счет только размерами государств, то Аттика, чья площадь составляет всего 700 квадратных миль, просто потеряется в сравнении даже с многими феодальными владениями сеньоров Средних веков или колониальными территориями современности. Соперник Афин Персидская империя Ахеменидов включала в себя значительную часть азиатской и большую часть европейской территории современной Турции, современный Иран, а также территории, где сейчас располагаются Грузия, Армения, Балх, Пенджаб, Афганистан, Белуджистан, Египет и Триполитания. (Добавим Ирак, Пакистан, юг Азербайджана, Туркмению, Узбекистан, Таджикистан и др. – Ред.)
Житель Европы в начале V в. до н. э. не мог смотреть на ту огромную мощь под скипетром единственного азиатского правителя с тем же хладнокровием, с каким мы сейчас обозреваем на карте огромные владения современных восточных владык. К тому же, как уже было сказано выше, до Марафонского сражения моральное превосходство азиатских народов перед европейскими было очевидным, их авторитет в военной области был непререкаем, и, как казалось, все шансы на победу были на стороне персов. Азия была колыбелью, где зарождались человеческие сообщества. (Иранцы, в частности персы, пришли на Иранское нагорье в конце второго – начале первого тысячелетия до н. э. Их родина, как и других арийских народов, – степи и лесостепи Евразии, в данном случае к востоку от Волги. Историческая родина греков, тоже индоевропейцев, около 2200 г. до н. э. завоевавших юг Балканского полуострова, восточноевропейские степи и лесостепи. Во времена Греко-персидских войн отличия между родственными арийскими народами, в частности греками и иранцами, вряд ли были большими, чем между современными западными и восточными славянами. – Ред.) Задолго до того, как в других частях света появлялись лишь слабые ростки цивилизации, на Азиатском континенте уже возникли и блистали могущественные империи, подобно горным вершинам на рассвете. В отличие от постоянных изменений и исторических поворотов, так характерных для судеб европейских народов с самого начала развития цивилизации на нашем континенте, для истории почти всех восточных империй с древнейших времен до современности характерны монотонность и однообразие. Для всех них характерен быстрый рост на ранних этапах развития. Их владения раскидываются на неизмеримые расстояния. Управление провинциями в таких государствах возложено на сатрапов или пашей. Для этих стран характерна быстрая деградация правящих династий. На смену суровым воителям приходят изнеженные любители гаремов. В таких империях царит внутренняя анархия, постоянно происходят мятежи, которые приближают времена упадка и ускоряют падение этих неэффективно построенных властных машин. Несомненным фактом является то, что для всех великих азиатских империй во все времена характерна деспотическая форма правления. И Херен справедливо связывает это с другим важным фактором, влияющим на политическую и общественную жизнь азиатских государств. «Для мужского населения всех наиболее значительных народов внутренней Азии характерна полигамия. А там, где существует эта традиция, невозможна правильная политическая организация обществ. Отцы превращаются в домашних деспотов. Они готовы точно так же повиноваться своим владыкам, как в их семейных хозяйствах им подчиняются члены собственных семей». Кроме того, необходимо учитывать незыблемую связь между государственной религией и законодательством, а также наличие мощного аппарата жрецов, который в некоторой степени, пусть и не всегда одинаково явно, имеет влияние на самого монарха, полностью подчиняет себе гражданскую администрацию, держит в своих руках систему образования. Жречество настолько жестко контролирует литературу и науки, что последние призваны лишь выполнять его указания.
Правильно поняв и прочувствовав эти общие характеристики, мы сможем сравнительно легко взять на себя задачу исследовать и оценить ход и принципы развития как всех восточных монархий в целом, так и Персидской империи Ахеменидов в частности. А это, в свою очередь, позволит нам оценить значение того отпора, который греки смогли дать вооруженному вторжению с Востока. Мы могли бы также попробовать проанализировать те последствия для человеческой цивилизации, которые наступили бы в случае удачного осуществления иранского вторжения в Европу после того, как ими уже была покорена значительная часть цивилизованного мира того времени.
Само географическое положение страны естественным образом выдвинуло Грецию в первые ряды в борьбе за свободу Европы против притязаний Ахеменидов. И греки блестяще продемонстрировали те выдающиеся черты национального характера, которые столь же присущи и другим европейским народам. Впоследствии именно они так высоко вознесли европейскую цивилизацию над азиатской. Народы, проживавшие в античные времена в районе Северного Средиземноморья, первые на нашем континенте получили с Востока зачатки искусства и литературы. Оттуда же пришли и основы политической организации общества. Грекам, земли которых были расположены по соседству с Малой Азией, Финикией и Египтом, удалось оказаться впереди прочих. Они быстро познали нравы и обычаи цивилизации. Так же быстро они стали вносить что-то свое, характерное только для них, во все полученные новшества. Так, например, многие имена богов и многие обряды пришли в греческую религию от иностранцев. (Большинство богов греческого пантеона – индоевропейские, близкие, например, к славянскому, германскому, индоарийскому пантеонам. И только некоторые, как, например, Афина, заимствованы с Востока. – Ред.) Однако греки с презрением отказались от чудовищных, вызывающих отвращение преданий, пришедших к ним с берегов Нила и Оронта. Греческие поэты обработали и опоэтизировали древнюю прекрасную мифологию. В этой стране не существовало касты жрецов, подобной, например, египетской. Государственный строй Греции долгое время представлял собой передававшуюся по наследству власть монарха, но на этой земле никогда не возникала надолго абсолютная монархия. Правители Греции являлись конституционными монархами и имели строго определенный набор привилегий. И еще до иранского вторжения монархическая форма правления во многих греческих государствах уступила место демократическим институтам власти. При этом имели место многочисленные вариации распределения власти, от олигархии до демократии. В литературе и науке греческие умы никогда не шли по проторенным дорогам и не признавали никаких ограничений. Греки смело выражали свои мысли; новые идеи воспринимались ими скорее с интересом, чем с подозрением. Гибкий, неутомимый, предприимчивый и уверенный интеллект греков являлся полной противоположностью спокойной покорности многих народов Востока. Среди прочих греческих племен афиняне наиболее ярко воплотили в себе эти национальные черты. Этот дух активности и непокорности в сочетании с уважительной симпатией к своим соотечественникам в Азии заставил афинян принять участие в Ионийской войне. Сейчас, охваченные ненавистью к одному из кланов, узурпировавшему власть в их государстве и в течение некоторого времени насильственно ее удерживавшему, они были готовы бросить вызов царю Дарию I. Афиняне отказывались по его приказу принять обратно тирана, которого несколько лет назад они сами изгнали со своей земли.
Предприимчивость и гений одного из англичан в более поздние времена подтвердили новыми свидетельствами и оживили интерес к мощи персидского монарха, который отправил свои войска сражаться при Марафоне. Уже давно было известно о надписях клинописью на мраморных памятниках Персеполя, близ древнего города Сузы, о скальных надписях в других поселениях, в далекие века находившихся под властью первых персидских царей. Но в течение тысячелетий они воспринимались лишь как неразгаданные загадки и вызывали только праздное любопытство. Часто эти памятники упоминались лишь как свидетельство глупого тщеславия представителей человеческого рода, у которых хватило времени на то, чтобы доверить образцы своей письменности твердому камню. Но только этим камням удалось сохранить и язык, и даже саму память о самодовольных представителях некогда славных народов. Старший Нибур, Гротефенд и Лассен сделали ряд догадок относительно значений букв клинописи. Но только майору Роулинсону, служащему Ост-Индской компании, после нескольких лет труда удалось, наконец, полностью раскрыть алфавит и грамматику долгое время недоступного языка. Что особенно важно, он смог полностью расшифровать и подробно разъяснить надписи на считающейся священной скале Бехистун, в западной части Мидии (близ современного г. Керманшах в Западном Иране. – Ред.). Теперь эти тексты нашли своего переводчика, и с высоты скалы сам Дарий называет нам имена народов, покорившихся ему, перечисляет восстания, которые он подавил, свои победы и другие славные поступки, которые он успел совершить.
Но эти неоспоримые памятники персидской славы подтверждают (и даже дают дополнительные сведения) информацию Геродота о том, как Кир основал, а Камбис расширил обширную державу. Затем Дарий I добавил к ней завоевания в индийских и арабских землях. Похоже, что, когда он двинул свои войска в Европу, он всерьез рассчитывал распространить свою власть на весь мир.
За исключением Китайской империи, в которой в течение веков и до самых последних лет практически одна треть населения Земли живет в отрыве от других народов (периоды относительной изоляции Китая чередовались либо с периодами его активной экспансии (Цинь, Тан), либо распада и частичного или даже полного его завоевания (монгольская династия Юань, маньчжурская Цин. – Ред.), все великие царства, существовавшие в Древней Азии, вошли в состав империи Ахеменидов. Народы Северо-Западной Индии, ассирийцы, сирийцы, вавилоняне, халдеи, финикийцы, палестинцы, армяне, население Бактрии и Лидии, фригийцы и парфяне, а также мидяне – все объединились под скипетром великого царя. По значимости мидийский народ стоял вторым после самих персов (первоначально была Мидийская держава, но после того, как царь восставших в 553 г. до н. э. персов Кир разбил мидян в 550 г. до н. э., персы передвинулись в державе на первое место, а мидяне заняли второе, но выше всех остальных. – Ред.), а о самой империи часто говорили как об империи мидян или как о стране мидян и персов. Египет и Киренаика также были персидской сатрапией. Дарий I покорил греческие колонии в Малой Азии и на островах Эгейского моря, а храбрые, но безуспешные попытки греков сбросить персидское ярмо привели лишь к усилению этого гнета. Кроме того, они укрепили общепринятое мнение о том, что греки не смогут устоять перед персами на поле боя. В результате войны с европейскими скифами (512 г. до н. э.) Дарий I, хотя и не смог достичь поставленных целей, сумел подчинить Фракию и покорить Македонию. Теперь ему принадлежали земли от Индии до Балкан.
Можно только попытаться представить себе тот гнев, который испытал владыка стольких народов, когда за девять лет до Марафонского сражения афиняне осмелились оказать помощь ионийцам, восставшим против него, Дария I. При этом была разграблена и сожжена столица одной из персидских сатрапий, Сарды. Но для его сатрапов в Малой Азии было не внове принимать при своих дворах беженцев из Афин, которые просили о помощи своим соотечественникам. Когда в 510 г. до н. э. Гиппий был изгнан из Афин и тем самым лишилась власти династия Писистратидов, свергнутый тиран и его окружение после неудачной попытки вернуть себе власть с помощью спартанцев наконец обрели убежище в Сардах, столице сатрапии Артаферна. Там Гиппий (как об этом пишет Геродот) начал агитационную кампанию, всячески пытаясь очернить Афины перед Артаферном и доказать, что город является владением Гиппия, данника и вассала царя Дария I. Когда афиняне узнали об этом, они отправили в Сарды своих посланников с протестом против вмешательства персов в конфликт между ними и беженцами из Афин. Однако в ответ Артаферн угрожающим тоном повелел им принять обратно Гиппия, если они пекутся о безопасности своей страны. Но афиняне решили, что безопасность такой ценой им не нужна. Отвергнув условия сатрапа, они автоматически объявляли себя врагами персов. В этот критический момент ионийские греки обратились к своим европейским землякам и союзникам за помощью в борьбе за независимость от Персидской империи. Афины и город Эритрея на острове Эвбея были единственными, кто согласился эту помощь предоставить. Двадцать триер (трехпалубных гребных боевых кораблей) из Афин и пять из Эритреи пересекли Эгейское море. Внезапным смелым броском на Сарды афиняне и их союзники захватили столицу высокомерного сатрапа, который недавно грозил им рабством и гибелью. Вскоре иранцы собрали армию, и греки были вынуждены отступить. Иранцы настигли и разгромили афинский отряд, а также флотилию, после чего Афины не принимали участия в Ионийской войне. Но об оскорблении, нанесенном персидскому владыке, вскоре узнали во всей империи. Такой поступок не мог быть забыт и прощен. Геродот вспоминает о гневе персидского царя короткой, но выразительной фразой: «Когда царю Дарию I сообщили, что Сарды были захвачены и сожжены афинянами и ионийскими греками, он почти не обратил внимания на упоминание об ионийцах, хорошо зная об этом народе и понимая, что мятеж будет вскоре подавлен. Однако он спросил, кто такие афиняне и что это за народ. Когда ему рассказали об этом, царь приказал принести ему лук. Он натянул тетиву и пустил стрелу в небо. После этого Дарий I воскликнул: «Великий бог! Дай мне возможность отомстить афинянам». Потом он приказал одному из слуг, чтобы каждый раз, когда царь будет садиться за стол и начинать есть мясо, тот напоминал ему: «Государь! Помни об афинянах».
На то, чтобы полностью подавить ионийский мятеж, ушло несколько лет. Но когда война закончилась, царь отдал приказ своей победоносной армии наказать Эритрею и Афины и покорить континентальную Грецию. Первая экспедиция, отправленная на Грецию, попала в шторм и почти полностью погибла в районе мыса Афон. (В 492 г. до н. э. во время шторма здесь погибло около 300 кораблей и свыше 20 тыс. человек – значительная часть экспедиции (но далеко не вся). – Ред.) Но Дарий I был не из тех, кто легко отказывается от своих решений. В Киликии стали собирать другую армию. Одновременно Дарий I отправил послов во все греческие города с требованием покориться Персии. На рыночной площади каждого даже самого маленького города эллинов (территория некоторых из этих поселений не превышала британский остров Уайт (381 км2. – Ред.) объявлялось, что царь Дарий I, повелитель земель от восхода до заката солнца, требует для своих послов земли и воды – символический жест, означавший готовность признать владыку Ирана своим хозяином. До смерти напуганные мощью Персидской империи и возможным наказанием, о чем напоминала судьба упрямых ионийцев, многие континентальные греческие полисы и почти все островные предоставили персам требуемые знаки вассалитета. Только Спарта и Афины осмелились выразить свой прямой отказ: там иранские послы были жестоко умерщвлены.
Это вызвало новую вспышку гнева Дария I против Афин. Подготовка к походу против Греции стала вестись с удвоенной энергией. Летом 490 г. до Рождества Христова армия вторжения находилась в Элейской долине в Киликии, близ побережья. На побережье был собран флот из шестисот триер и транспортных судов для доставки и высадки конных и пеших воинов. Номинально командование армией было поручено мидийскому полководцу Датису и сыну сатрапа Сард Артаферну, являвшемуся также племянником царя Дария I. Из слов греческого летописца, рассказывавшего о Датисе, можно заключить, что, возможно, он был полководцем, который на самом деле являлся единоличным командующим персидским войском. Нам неизвестны подробности предыдущей карьеры этого военачальника, но можно предположить, что своим талантом и храбростью, доказанными годами службы, он заслуживал этот пост. Возможно, Датис был первым уроженцем Мидии, которому персидские цари доверили командование армией после того, как был раскрыт заговор мидийских вельмож против персов незадолго до воцарения Дария I. Датис получил приказ полностью подчинить Грецию. Относительно Эритреи и Афин ему были даны особые указания. Он должен был захватить эти города, а жителей, поработив, живыми доставить на суд к царю Дарию I.
Датис погрузил армию на ожидавшие ее корабли. Затем вдоль берегов Малой Азии его войска достигли острова Самос, после чего корабли повернули на запад, через Эгейское море в сторону Греции, попутно захватывая греческие острова. Десять лет назад жителям острова Наксос удалось выдержать осаду персидской армии, но теперь они были слишком напуганы для того, чтобы оказать врагу хоть малейшее сопротивление. Они укрылись высоко в горах в то время, как персы сожгли их город и опустошили земли. После этого Датис принудил островитян присоединиться со своими кораблями к армии вторжения и отправился к берегам острова Эвбея. Жители небольшого города Каристос попытались оказать сопротивление врагу, но были быстро разгромлены. Затем нападению подверглась Эритрея. Афиняне направили на помощь городу 4 тыс. воинов. Но среди эритреян действовали предатели, поэтому афинский отряд вовремя получил от одного из вождей города предупреждение о том, что афинянам следует скорее отправляться на защиту собственного города, вместо того чтобы остаться и разделить неминуемое поражение Эритреи. Предоставленные сами себе, жители Эритреи в течение шести дней отражали штурм города персами. На седьмой день двое вельмож города предали своих соотечественников, и город был захвачен. В отместку за сожжение (в 499 или 500 г. до н. э.) Сард были сожжены храмы, жители были захвачены в плен. Их отправили на близлежащий островок Эгилия, где им предстояло дожидаться, пока Датис не доставит туда же и пленных афинян. Далее людей из двух покоренных городов должны были отправить в Малую Азию, где царь Дарий I лично намеревался решить их судьбу.
Воодушевленные таким успехом, персы посчитали, что половина поставленной им задачи выполнена. Датис вновь погрузил свое войско на корабли и направил их через небольшой пролив, отделяющий остров Эвбея от континентальной Греции. Затем войска высадились на побережье Аттики в районе Марафона. При этом Датис, следуя обычаям моряков Античности, отдал приказ вытащить триеры на скалистый берег. В качестве баз, где располагались склады продовольствия и имущества, персам служили только что завоеванные острова. Персидский полководец полагал, что позиция у Марафона выгодна ему во всех отношениях. Равнинный характер местности, где располагались иранские войска, позволял беспрепятственно применить кавалерию в случае, если афиняне осмелятся навязать персам сражение. Эти же преимущества обозначил и Гиппий, который взял на себя обязанности проводника персидских войск вторжения. Именно он указал Марафонскую бухту как лучшее место для высадки. Возможно, Гиппий при этом поддался собственным воспоминаниям сорокасемилетней давности, когда, переправив армию из Эритреи в район Марафона, ему вместе с его отцом Писистратом удалось на этой же равнине одержать легкую победу над войском афинян и тем самым восстановить власть тирана над городом. Судьба, казалось, была благосклонна к захватчикам. Та же самая местность. Однако вскоре Гиппию пришлось лично убедиться в том, как сильно с тех пор изменился характер его народа.
Сам Мильтиад не испытывал ни малейших сомнений относительно возможных действий афинской армии. Он прилагал все усилия для того, чтобы привлечь на свою сторону коллег. Будучи не понаслышке знаком с организацией персидской армии, Мильтиад был убежден в превосходстве греческих войск, при условии умелого руководства ими. Взглядом опытного военного ему удалось сразу же уловить все те преимущества, которые местность предоставляла грекам при внезапной атаке. В то же время, как мудрый политик, он понимал весь риск, связанный с пассивным ожиданием, когда упущенное время грозило гибелью Афинам. Один из участников совета, а именно Каллимах, которому принадлежала формальная власть в греческой армии, все еще не проголосовал. Поскольку голоса остальных стратегов разделились поровну, по пять с каждой стороны, мнение Каллимаха должно было стать решающим.
От этого голоса по капризу судьбы теперь зависела будущая судьба народов мира. Мильтиад обратился к нему с прямой речью солдата, словами, которые мы и сейчас можем прочитать в трудах Геродота, который сам узнал о них от ветеранов битвы при Марафоне. Мильтиад умолял Каллимаха проголосовать за битву: «Теперь в твоей власти, Каллимах, или повергнуть Афины в рабство, или защитить их свободу и завоевать себе бессмертную славу, которой нет даже у Гармодия и Аристогейтона (убивших тирана Гиппарха, брата Гиппия. – Ред.). Никогда еще с того времени, как появился народ Афин, он не был в такой опасности, как теперь. Если афиняне склонятся на колени перед мидянами, то попадут во власть Гиппия, и ты знаешь, какие страдания тогда им выпадут. Но если Афины выйдут из битвы победителем, они станут первым городом во всей Греции. От твоего голоса зависит решение, примем мы битву или нет. Если мы сейчас откажемся от сражения, интриги различных фракций в городе приведут к разъединению афинян, и город попадет в руки мидян. Но если мы решим сражаться, прежде чем в городе начнутся раздоры, я уверен, что при условии, что боги будут играть честно и не выступят против нас, мы сможем в бою доказать, что были правы»[9].
Таким образом, голос полемарха был завоеван, и на совете было принято решение дать персам бой, и заслуга в этом полностью принадлежит Мильтиаду. Его же военным талантом объясняется тот факт, что все остальные стратеги сложили с себя полномочия и приняли решение следовать его приказам. Однако сам Мильтиад опасался зависти и скрытых интриг, которые могли бы нарушить единство в его небольшой армии, и поэтому выжидал, пока придет день, когда он примет командование армией по праву передачи полномочий. Только после этого он двинул войско навстречу врагу.
Бездействие иранских полководцев в этот период на первый взгляд кажется странным. Но с ними находился Гиппий, и они, как и он, знали о том, что могут захватить власть в городе без кровопролития, путем интриг и махинаций его сторонников в Афинах. Характер местности также во многом объясняет тактику противостоявшей грекам армии, как перед битвой, так и в ходе самого сражения.
Марафонская равнина, которая находится на расстоянии примерно 22 миль (40 км) от Афин, протянулась вдоль бухты с тем же названием на северо-восточном побережье Аттики. Равнина имеет форму полумесяца длиной около 10 км. В центре ее ширина составляет примерно 3 км; в этом месте горы отстоят от моря на максимальном расстоянии, далее по направлению к обоим краям «полумесяца» оно сужается, и по его краям горы почти подходят к воде на оконечности бухты. В середине равнины расположена долина, в южном направлении к ней ведет горная дорога. Со всех сторон дорогу тесно охватывают труднопроходимые горы, густо поросшие соснами, оливковыми деревьями и кедрами и покрытые миртом, земляничными деревьями и другими пахучими кустарниками, запахом которых густо пропитан воздух Аттики. В наши дни в долине высятся курганы, выросшие над теми, кто пал в битве, но ко времени высадки персов она была почти идеально ровной. По краям долины местность заболочена; она высыхает только весной и летом. В сухой сезон здесь ничто не препятствует действиям кавалерии, но во времена осенних дождей, когда происходили описываемые события (битва произошла 13 сентября), эта земля была практически непригодна для конных рейдов[10].
Расположившиеся в горах греки могли наблюдать за каждым шагом находившихся на равнине внизу иранцев, при этом сами они оставались практически невидимыми для врага. Звание Мильтиада давало ему право начать битву в любое время по своему усмотрению или отказаться от нее по своему желанию, если только воинам Датиса и Артаферна не придет в голову пойти на безрассудный штурм высот, где скрывался их противник.
Если посмотреть на карту Древнего мира и попытаться сравнить территориальные ресурсы, которыми обладали два государства, чьи армии вот-вот должны были схватиться в смертельной битве, неоспоримое преимущество Персидского царства над Афинской республикой, пожалуй, не имеет исторических аналогов. Справедливо отмечалось, что если вести счет только размерами государств, то Аттика, чья площадь составляет всего 700 квадратных миль, просто потеряется в сравнении даже с многими феодальными владениями сеньоров Средних веков или колониальными территориями современности. Соперник Афин Персидская империя Ахеменидов включала в себя значительную часть азиатской и большую часть европейской территории современной Турции, современный Иран, а также территории, где сейчас располагаются Грузия, Армения, Балх, Пенджаб, Афганистан, Белуджистан, Египет и Триполитания. (Добавим Ирак, Пакистан, юг Азербайджана, Туркмению, Узбекистан, Таджикистан и др. – Ред.)
Житель Европы в начале V в. до н. э. не мог смотреть на ту огромную мощь под скипетром единственного азиатского правителя с тем же хладнокровием, с каким мы сейчас обозреваем на карте огромные владения современных восточных владык. К тому же, как уже было сказано выше, до Марафонского сражения моральное превосходство азиатских народов перед европейскими было очевидным, их авторитет в военной области был непререкаем, и, как казалось, все шансы на победу были на стороне персов. Азия была колыбелью, где зарождались человеческие сообщества. (Иранцы, в частности персы, пришли на Иранское нагорье в конце второго – начале первого тысячелетия до н. э. Их родина, как и других арийских народов, – степи и лесостепи Евразии, в данном случае к востоку от Волги. Историческая родина греков, тоже индоевропейцев, около 2200 г. до н. э. завоевавших юг Балканского полуострова, восточноевропейские степи и лесостепи. Во времена Греко-персидских войн отличия между родственными арийскими народами, в частности греками и иранцами, вряд ли были большими, чем между современными западными и восточными славянами. – Ред.) Задолго до того, как в других частях света появлялись лишь слабые ростки цивилизации, на Азиатском континенте уже возникли и блистали могущественные империи, подобно горным вершинам на рассвете. В отличие от постоянных изменений и исторических поворотов, так характерных для судеб европейских народов с самого начала развития цивилизации на нашем континенте, для истории почти всех восточных империй с древнейших времен до современности характерны монотонность и однообразие. Для всех них характерен быстрый рост на ранних этапах развития. Их владения раскидываются на неизмеримые расстояния. Управление провинциями в таких государствах возложено на сатрапов или пашей. Для этих стран характерна быстрая деградация правящих династий. На смену суровым воителям приходят изнеженные любители гаремов. В таких империях царит внутренняя анархия, постоянно происходят мятежи, которые приближают времена упадка и ускоряют падение этих неэффективно построенных властных машин. Несомненным фактом является то, что для всех великих азиатских империй во все времена характерна деспотическая форма правления. И Херен справедливо связывает это с другим важным фактором, влияющим на политическую и общественную жизнь азиатских государств. «Для мужского населения всех наиболее значительных народов внутренней Азии характерна полигамия. А там, где существует эта традиция, невозможна правильная политическая организация обществ. Отцы превращаются в домашних деспотов. Они готовы точно так же повиноваться своим владыкам, как в их семейных хозяйствах им подчиняются члены собственных семей». Кроме того, необходимо учитывать незыблемую связь между государственной религией и законодательством, а также наличие мощного аппарата жрецов, который в некоторой степени, пусть и не всегда одинаково явно, имеет влияние на самого монарха, полностью подчиняет себе гражданскую администрацию, держит в своих руках систему образования. Жречество настолько жестко контролирует литературу и науки, что последние призваны лишь выполнять его указания.
Правильно поняв и прочувствовав эти общие характеристики, мы сможем сравнительно легко взять на себя задачу исследовать и оценить ход и принципы развития как всех восточных монархий в целом, так и Персидской империи Ахеменидов в частности. А это, в свою очередь, позволит нам оценить значение того отпора, который греки смогли дать вооруженному вторжению с Востока. Мы могли бы также попробовать проанализировать те последствия для человеческой цивилизации, которые наступили бы в случае удачного осуществления иранского вторжения в Европу после того, как ими уже была покорена значительная часть цивилизованного мира того времени.
Само географическое положение страны естественным образом выдвинуло Грецию в первые ряды в борьбе за свободу Европы против притязаний Ахеменидов. И греки блестяще продемонстрировали те выдающиеся черты национального характера, которые столь же присущи и другим европейским народам. Впоследствии именно они так высоко вознесли европейскую цивилизацию над азиатской. Народы, проживавшие в античные времена в районе Северного Средиземноморья, первые на нашем континенте получили с Востока зачатки искусства и литературы. Оттуда же пришли и основы политической организации общества. Грекам, земли которых были расположены по соседству с Малой Азией, Финикией и Египтом, удалось оказаться впереди прочих. Они быстро познали нравы и обычаи цивилизации. Так же быстро они стали вносить что-то свое, характерное только для них, во все полученные новшества. Так, например, многие имена богов и многие обряды пришли в греческую религию от иностранцев. (Большинство богов греческого пантеона – индоевропейские, близкие, например, к славянскому, германскому, индоарийскому пантеонам. И только некоторые, как, например, Афина, заимствованы с Востока. – Ред.) Однако греки с презрением отказались от чудовищных, вызывающих отвращение преданий, пришедших к ним с берегов Нила и Оронта. Греческие поэты обработали и опоэтизировали древнюю прекрасную мифологию. В этой стране не существовало касты жрецов, подобной, например, египетской. Государственный строй Греции долгое время представлял собой передававшуюся по наследству власть монарха, но на этой земле никогда не возникала надолго абсолютная монархия. Правители Греции являлись конституционными монархами и имели строго определенный набор привилегий. И еще до иранского вторжения монархическая форма правления во многих греческих государствах уступила место демократическим институтам власти. При этом имели место многочисленные вариации распределения власти, от олигархии до демократии. В литературе и науке греческие умы никогда не шли по проторенным дорогам и не признавали никаких ограничений. Греки смело выражали свои мысли; новые идеи воспринимались ими скорее с интересом, чем с подозрением. Гибкий, неутомимый, предприимчивый и уверенный интеллект греков являлся полной противоположностью спокойной покорности многих народов Востока. Среди прочих греческих племен афиняне наиболее ярко воплотили в себе эти национальные черты. Этот дух активности и непокорности в сочетании с уважительной симпатией к своим соотечественникам в Азии заставил афинян принять участие в Ионийской войне. Сейчас, охваченные ненавистью к одному из кланов, узурпировавшему власть в их государстве и в течение некоторого времени насильственно ее удерживавшему, они были готовы бросить вызов царю Дарию I. Афиняне отказывались по его приказу принять обратно тирана, которого несколько лет назад они сами изгнали со своей земли.
Предприимчивость и гений одного из англичан в более поздние времена подтвердили новыми свидетельствами и оживили интерес к мощи персидского монарха, который отправил свои войска сражаться при Марафоне. Уже давно было известно о надписях клинописью на мраморных памятниках Персеполя, близ древнего города Сузы, о скальных надписях в других поселениях, в далекие века находившихся под властью первых персидских царей. Но в течение тысячелетий они воспринимались лишь как неразгаданные загадки и вызывали только праздное любопытство. Часто эти памятники упоминались лишь как свидетельство глупого тщеславия представителей человеческого рода, у которых хватило времени на то, чтобы доверить образцы своей письменности твердому камню. Но только этим камням удалось сохранить и язык, и даже саму память о самодовольных представителях некогда славных народов. Старший Нибур, Гротефенд и Лассен сделали ряд догадок относительно значений букв клинописи. Но только майору Роулинсону, служащему Ост-Индской компании, после нескольких лет труда удалось, наконец, полностью раскрыть алфавит и грамматику долгое время недоступного языка. Что особенно важно, он смог полностью расшифровать и подробно разъяснить надписи на считающейся священной скале Бехистун, в западной части Мидии (близ современного г. Керманшах в Западном Иране. – Ред.). Теперь эти тексты нашли своего переводчика, и с высоты скалы сам Дарий называет нам имена народов, покорившихся ему, перечисляет восстания, которые он подавил, свои победы и другие славные поступки, которые он успел совершить.
Но эти неоспоримые памятники персидской славы подтверждают (и даже дают дополнительные сведения) информацию Геродота о том, как Кир основал, а Камбис расширил обширную державу. Затем Дарий I добавил к ней завоевания в индийских и арабских землях. Похоже, что, когда он двинул свои войска в Европу, он всерьез рассчитывал распространить свою власть на весь мир.
За исключением Китайской империи, в которой в течение веков и до самых последних лет практически одна треть населения Земли живет в отрыве от других народов (периоды относительной изоляции Китая чередовались либо с периодами его активной экспансии (Цинь, Тан), либо распада и частичного или даже полного его завоевания (монгольская династия Юань, маньчжурская Цин. – Ред.), все великие царства, существовавшие в Древней Азии, вошли в состав империи Ахеменидов. Народы Северо-Западной Индии, ассирийцы, сирийцы, вавилоняне, халдеи, финикийцы, палестинцы, армяне, население Бактрии и Лидии, фригийцы и парфяне, а также мидяне – все объединились под скипетром великого царя. По значимости мидийский народ стоял вторым после самих персов (первоначально была Мидийская держава, но после того, как царь восставших в 553 г. до н. э. персов Кир разбил мидян в 550 г. до н. э., персы передвинулись в державе на первое место, а мидяне заняли второе, но выше всех остальных. – Ред.), а о самой империи часто говорили как об империи мидян или как о стране мидян и персов. Египет и Киренаика также были персидской сатрапией. Дарий I покорил греческие колонии в Малой Азии и на островах Эгейского моря, а храбрые, но безуспешные попытки греков сбросить персидское ярмо привели лишь к усилению этого гнета. Кроме того, они укрепили общепринятое мнение о том, что греки не смогут устоять перед персами на поле боя. В результате войны с европейскими скифами (512 г. до н. э.) Дарий I, хотя и не смог достичь поставленных целей, сумел подчинить Фракию и покорить Македонию. Теперь ему принадлежали земли от Индии до Балкан.
Можно только попытаться представить себе тот гнев, который испытал владыка стольких народов, когда за девять лет до Марафонского сражения афиняне осмелились оказать помощь ионийцам, восставшим против него, Дария I. При этом была разграблена и сожжена столица одной из персидских сатрапий, Сарды. Но для его сатрапов в Малой Азии было не внове принимать при своих дворах беженцев из Афин, которые просили о помощи своим соотечественникам. Когда в 510 г. до н. э. Гиппий был изгнан из Афин и тем самым лишилась власти династия Писистратидов, свергнутый тиран и его окружение после неудачной попытки вернуть себе власть с помощью спартанцев наконец обрели убежище в Сардах, столице сатрапии Артаферна. Там Гиппий (как об этом пишет Геродот) начал агитационную кампанию, всячески пытаясь очернить Афины перед Артаферном и доказать, что город является владением Гиппия, данника и вассала царя Дария I. Когда афиняне узнали об этом, они отправили в Сарды своих посланников с протестом против вмешательства персов в конфликт между ними и беженцами из Афин. Однако в ответ Артаферн угрожающим тоном повелел им принять обратно Гиппия, если они пекутся о безопасности своей страны. Но афиняне решили, что безопасность такой ценой им не нужна. Отвергнув условия сатрапа, они автоматически объявляли себя врагами персов. В этот критический момент ионийские греки обратились к своим европейским землякам и союзникам за помощью в борьбе за независимость от Персидской империи. Афины и город Эритрея на острове Эвбея были единственными, кто согласился эту помощь предоставить. Двадцать триер (трехпалубных гребных боевых кораблей) из Афин и пять из Эритреи пересекли Эгейское море. Внезапным смелым броском на Сарды афиняне и их союзники захватили столицу высокомерного сатрапа, который недавно грозил им рабством и гибелью. Вскоре иранцы собрали армию, и греки были вынуждены отступить. Иранцы настигли и разгромили афинский отряд, а также флотилию, после чего Афины не принимали участия в Ионийской войне. Но об оскорблении, нанесенном персидскому владыке, вскоре узнали во всей империи. Такой поступок не мог быть забыт и прощен. Геродот вспоминает о гневе персидского царя короткой, но выразительной фразой: «Когда царю Дарию I сообщили, что Сарды были захвачены и сожжены афинянами и ионийскими греками, он почти не обратил внимания на упоминание об ионийцах, хорошо зная об этом народе и понимая, что мятеж будет вскоре подавлен. Однако он спросил, кто такие афиняне и что это за народ. Когда ему рассказали об этом, царь приказал принести ему лук. Он натянул тетиву и пустил стрелу в небо. После этого Дарий I воскликнул: «Великий бог! Дай мне возможность отомстить афинянам». Потом он приказал одному из слуг, чтобы каждый раз, когда царь будет садиться за стол и начинать есть мясо, тот напоминал ему: «Государь! Помни об афинянах».
На то, чтобы полностью подавить ионийский мятеж, ушло несколько лет. Но когда война закончилась, царь отдал приказ своей победоносной армии наказать Эритрею и Афины и покорить континентальную Грецию. Первая экспедиция, отправленная на Грецию, попала в шторм и почти полностью погибла в районе мыса Афон. (В 492 г. до н. э. во время шторма здесь погибло около 300 кораблей и свыше 20 тыс. человек – значительная часть экспедиции (но далеко не вся). – Ред.) Но Дарий I был не из тех, кто легко отказывается от своих решений. В Киликии стали собирать другую армию. Одновременно Дарий I отправил послов во все греческие города с требованием покориться Персии. На рыночной площади каждого даже самого маленького города эллинов (территория некоторых из этих поселений не превышала британский остров Уайт (381 км2. – Ред.) объявлялось, что царь Дарий I, повелитель земель от восхода до заката солнца, требует для своих послов земли и воды – символический жест, означавший готовность признать владыку Ирана своим хозяином. До смерти напуганные мощью Персидской империи и возможным наказанием, о чем напоминала судьба упрямых ионийцев, многие континентальные греческие полисы и почти все островные предоставили персам требуемые знаки вассалитета. Только Спарта и Афины осмелились выразить свой прямой отказ: там иранские послы были жестоко умерщвлены.
Это вызвало новую вспышку гнева Дария I против Афин. Подготовка к походу против Греции стала вестись с удвоенной энергией. Летом 490 г. до Рождества Христова армия вторжения находилась в Элейской долине в Киликии, близ побережья. На побережье был собран флот из шестисот триер и транспортных судов для доставки и высадки конных и пеших воинов. Номинально командование армией было поручено мидийскому полководцу Датису и сыну сатрапа Сард Артаферну, являвшемуся также племянником царя Дария I. Из слов греческого летописца, рассказывавшего о Датисе, можно заключить, что, возможно, он был полководцем, который на самом деле являлся единоличным командующим персидским войском. Нам неизвестны подробности предыдущей карьеры этого военачальника, но можно предположить, что своим талантом и храбростью, доказанными годами службы, он заслуживал этот пост. Возможно, Датис был первым уроженцем Мидии, которому персидские цари доверили командование армией после того, как был раскрыт заговор мидийских вельмож против персов незадолго до воцарения Дария I. Датис получил приказ полностью подчинить Грецию. Относительно Эритреи и Афин ему были даны особые указания. Он должен был захватить эти города, а жителей, поработив, живыми доставить на суд к царю Дарию I.
Датис погрузил армию на ожидавшие ее корабли. Затем вдоль берегов Малой Азии его войска достигли острова Самос, после чего корабли повернули на запад, через Эгейское море в сторону Греции, попутно захватывая греческие острова. Десять лет назад жителям острова Наксос удалось выдержать осаду персидской армии, но теперь они были слишком напуганы для того, чтобы оказать врагу хоть малейшее сопротивление. Они укрылись высоко в горах в то время, как персы сожгли их город и опустошили земли. После этого Датис принудил островитян присоединиться со своими кораблями к армии вторжения и отправился к берегам острова Эвбея. Жители небольшого города Каристос попытались оказать сопротивление врагу, но были быстро разгромлены. Затем нападению подверглась Эритрея. Афиняне направили на помощь городу 4 тыс. воинов. Но среди эритреян действовали предатели, поэтому афинский отряд вовремя получил от одного из вождей города предупреждение о том, что афинянам следует скорее отправляться на защиту собственного города, вместо того чтобы остаться и разделить неминуемое поражение Эритреи. Предоставленные сами себе, жители Эритреи в течение шести дней отражали штурм города персами. На седьмой день двое вельмож города предали своих соотечественников, и город был захвачен. В отместку за сожжение (в 499 или 500 г. до н. э.) Сард были сожжены храмы, жители были захвачены в плен. Их отправили на близлежащий островок Эгилия, где им предстояло дожидаться, пока Датис не доставит туда же и пленных афинян. Далее людей из двух покоренных городов должны были отправить в Малую Азию, где царь Дарий I лично намеревался решить их судьбу.
Воодушевленные таким успехом, персы посчитали, что половина поставленной им задачи выполнена. Датис вновь погрузил свое войско на корабли и направил их через небольшой пролив, отделяющий остров Эвбея от континентальной Греции. Затем войска высадились на побережье Аттики в районе Марафона. При этом Датис, следуя обычаям моряков Античности, отдал приказ вытащить триеры на скалистый берег. В качестве баз, где располагались склады продовольствия и имущества, персам служили только что завоеванные острова. Персидский полководец полагал, что позиция у Марафона выгодна ему во всех отношениях. Равнинный характер местности, где располагались иранские войска, позволял беспрепятственно применить кавалерию в случае, если афиняне осмелятся навязать персам сражение. Эти же преимущества обозначил и Гиппий, который взял на себя обязанности проводника персидских войск вторжения. Именно он указал Марафонскую бухту как лучшее место для высадки. Возможно, Гиппий при этом поддался собственным воспоминаниям сорокасемилетней давности, когда, переправив армию из Эритреи в район Марафона, ему вместе с его отцом Писистратом удалось на этой же равнине одержать легкую победу над войском афинян и тем самым восстановить власть тирана над городом. Судьба, казалось, была благосклонна к захватчикам. Та же самая местность. Однако вскоре Гиппию пришлось лично убедиться в том, как сильно с тех пор изменился характер его народа.