Эдвард Радзинский. Театр про любовь (сборник)

   Она. Скажи, тебе хоть самому все это смешно?
   Мужчина. Ты о чем?
   Она. Ну, ну, ну…
   Мужчина (достал бумагу). Я сейчас тебе прочту Это из Дагестана. «Начальнику управления от фельдшера Турсункулова анонимка». Смешно, да? Фельдшер Турсункулов решил, что анонимка – это разновидность документа, вроде заявления. Простодушные люди в Дагестане. А у нас здесь куда менее. Но порой той же разновидностью балуются, только без подписи… Так вот, пока я не очутился в этом кабинете, всем было до лампочки, что со мной происходит. А теперь сто глаз со всех сторон на меня смотрят. Пить нельзя. С тобой встречаться не следует. Это не нужно. То не рекомендуется. Я весь запрещен. Прометей передо мной – мальчик. Его клевал один орел. А меня тут с десяток. Притом разве это орлы, это – вороны! Сегодня на летучке мне вдруг ни с того ни с сего рассказали про какого-то икрянщика Бравикова. Старику за восемьдесят, и он не хотел передать свой опыт, как получает икру. Испугались, что так и умрет без передачи опыта, и приставили к нему девушку-помощницу подсматривать. Через месяц он бросил свою старуху и женился на девке. И вышло у меня моральное разложение. Вот этот анекдотец мне со значением рассказали. Дескать, не угодно ль этот финик вам принять. Что ты молчишь? Вчера секретарша вошла ко мне с книгой. Спрашиваю, что читаете. «Анну Каренину», говорит, и добавляет: «А в том обществе свое рацзерно было, которое и нам перенять следует: я имею в виду единодушное осуждение порока». И все тоже со значением.
 
   Она хохочет.
 
   Перестань так смеяться! Я рассказываю это тебе!
   Она (сухо и спокойно). Не надо мне это рассказывать. Я уезжаю завтра.
   Мужчина. Куда?
   Она. На Каспий. Мне следует переменить обстановку. Ты оформишь командировку. Там есть наше судно…
   Мужчина. А чем ты будешь там заниматься?
   Она. Все тем же – морским дном.
   Мужчина. Послушай, я все оформлю и помогу добраться. Но… (Вдруг) А может, в этом есть сермяжная правда. Я как раз освоюсь с новым местом. Ты за это время…
   Она. Молодец! Я знала, что ты это скажешь. (Засмеялась.) Ты будешь то-ско-вать… Ах, как ты будешь… тосковать!
   Мужчина. Я…
   Она. Мы не будем сначала.
   Мужчина. Да… (Стараясь задумчиво.) Как же тебе добраться туда?..
   Она. Как ты торопишься.
   Мужчина. Но ты ведь сама просила.
   Она. Да. Это я сама.
 
   Вошла Секретарша.
 
   Мужчина. Соедините по срочному с Махачкалой. Узнайте, где летчик Тарелкин. (Подписывает бумагу.) Горный орел Тарелкин. Садится в горах на любую площадку в четыреста метров. Доставит куда угодно. Завидую вам – Каспийские острова. Я родился в Москве. Большие города не могут быть родиной. На Каспийских островах я прожил год после распределения. Там – моя настоящая родина. (Подписывает бумаги.) Старухи по вечерам на крышах стоят. Высматривают лодочки своих стариков. Табун одичалых лошадей в камышах. Ночью – их брачные пляски. Идиллия! Не так живем. Придется в старости, как англичанки, от всей этой суеты сесть в лодку и уехать, через океан. И наконец спокойно подумать, впервые за всю жизнь.
 
   Она хохочет, жутко хохочет. Секретарша выходит.
 
   Перестань так смеяться. Я уже просил. Я говорю ужасные слова. Я знаю. Просто я не могу здесь с тобой разговаривать.
 
   Пауза.
 
   Секретарша (входит) Была утром радиограмма. Тарелкин должен доставить на остров Чечень директора рыбзавода. Но там плохая видимость, и он третьи сутки не может сесть. Все летает над островом вместе с директором. (Уходит)
   Она. Странно. С моим везением я должна быть там, в кабине с Тарелкиным и с директором.
   Мужчина. Мы отложим все дела. Значит, сегодня в семь.
   Она. Ну-ну-ну. Ты отлично знаешь – ни сегодня в семь, и никогда больше…
   Мужчина. Ты…
 
   Входит Секретарша.
 
   (Секретарше, грубо) В чем дело?
 
   Секретарша (насмешливо). Простите, но вы сказали…
   Мужчина. Да, да, конечно.
   Секретарша. Там товарищи приехали с рыбзавода Турали.
   Она. До свидания!
   Секретарша (словоохотливо). В командировку собрались, на Каспий? Это хорошо. А я в этом году без отпуска. Завидую вам, море. Вы уж покупайтесь хорошенько. (Вслед, зло) Только смотрите не утоните.
   Она (обернулась в дверях). Там нельзя утонуть. Там море мелкое. В том-то вся и беда, что даже утонуть нельзя, такое оно мелкое.
 
   Затемнение.
 
   В затемнении голоса:
   Мужской. Резиновая… Зина… Разиня…
   Женский. Лодка… весло… любовь…
   Мужской. Разиня… разиня…
   Женский. Любовь… любовь…
   Мужской. Разиня… Зина…
   Женский. Любовь… любовь…
   Третий голос. Выход в эфир.
 
   Свет на сцене. Снова ее квартира. В квартире Она одна. Говорит радио.
 
   Женский голос по радио. Факты…факты…факты… Мужской. Три миллиарда девяносто четыре миллиона двести восемьдесят тысяч семьдесят девять. Таковы были цифры на табло, находившемся в Монреале на «ЭКСПО-67». Это было число жителей земли. Хвост этого числа непрерывно растет. Ведь каждую секунду население планеты увеличивается на два человека, и пока мы передаем это сообщение, земля отяжелела еще на сто человек.
   Женский голос (игриво). Рекордная глубина. Мужской. Операция «Ихтиандр»…
 
   Звонок в квартире. Она выходит и возвращается с Подругой.
 
   Женский голос. На Каспийском море находится судно-разведка экспедиции ВНИРО. Идут последние работы по организации погружения «Ихтиандра». На рекордную глубину будет опущен подводный дом.
 
   Хрип радио, неясные слова. Потом снова отчетливо.
 
   Как сообщили нашему корреспонденту, ожидается, что в рекордном спуске примет участие лауреат премии Нордстона…
 
   Она выключила радио.
 
   Подруга (усмехнулась). Почему ты выключила? Она. Так.
   Подруга. Это Калинина.
   Она. Кто?
   Подруга. Диктор Калинина. Потрясающая артикуляция. Мой уехал… (Швыряет сумку на кровать)
   Она. Все уезжают. Я тоже уезжаю послезавтра. Подруга. Сейчас все расскажешь. Понимаешь, у меня внизу такси. Слушай, я ужасная женщина. Я взяла такси – поехала по знакомым одалживать деньги. Объехала двадцать четыре километра знакомых, и все попусту. А на счетчике…
 
   Она молча дает деньги Подруге.
 
   Я чувствую себя последней… (Уходит)
 
   Звонок телефона.
 
   Она. Да.
   Голос мужчины. Почему ты не подходишь к телефону?
   Она. Не хочу.
   Голос мужчины. Я жду тебя ровно в семь.
 
   Гудки в трубке. Возвращается Подруга.
 
   Подруга. Значит, уезжаешь. Жаль, девичник сгорел…
 
   Молчание.
 
   Я – кошмарное существо. Нету денег, а я на такси езжу. Но я думаю так: не езжу я на такси – у меня нет денег, езжу – тоже нету. Так лучше уж ездить. (Взяла зонт, стоящий в углу. Раскрыла) Чудный! Спасибо! (Целует Ирину в щеку) Ты не представляешь: кто кооператив строит, кто с юга приехал. Не могу же я у них брать деньги себе на сапоги.
   Она. Ты ведь мне их хотела купить.
   Подруга. Да. Тебе и себе. Там ведь две пары. А у меня как раз такой тулупчик есть. Специально к этому делу. Когда ты у меня будешь богатая?
 
   Молчание.
 
   Что-нибудь произошло?
   Она. Ничего.
   Подруга. А я чувствую, что ты куда-то торопишься.
   Она. Да. Меня, кажется, должны сегодня бросить в семь часов.
   Подруга. Ну куда же с такой головой «бросаться»? Для такого дела надо быть в порядке.
   Она. Это не тот случай. И вообще я не хочу. Я решила не идти. Все.
 
   Звонок.
 
   Меня нету.
   Подруга (взяла трубку). Алло!
   Другой мужской голос. Это фабрика-кухня? Подруга. Не туда. (Повесила) Если ты все-таки перерешишь, я позвоню Бетти. Только решай быстрее. Она до шести.
   Она. Пожалуйста, позвони… на всякий случай. Подруга (засмеялась). В этом – все. Противно. Звони сама. 299-3141, Бетти Ивановну.
 
   Ирина набирает номер.
 
   Она. Бетти Ивановну.
   Подруга (подсказывает). Из дамского.
   Она. Из дамского.
 
   Подруга, усмехаясь, глядит на Ирину, той неловко.
 
   У пожилых парикмахерш невозможные имена. У меня была парикмахерша Клеопатра Сергеевна. Все ее звали Клепа.
   Голос Бетти. Алло!
   Она. Здравствуйте. Это… это… (Остановилась.) Голос Бетти (сразу недовольный). Кто «это»?
 
   Ирина умоляюще глядит на Подругу, та молча усмехается.
 
   Она. Это… Ирина Николаевна.
   Голос Бетти (сурово). Вы что-то перепутали, дама. Я не знаю никакой Ирины Николаевны.
 
   Гудки в трубке.
 
   Подруга. Ты даже по телефону разговаривать не умеешь. Как ты живешь? Как тебя до сих пор волки не съели на улице? (Набрала номер)
   Голос Бетти (не без яросты). Да!
   Подруга. Бетти, родненькая, солнышко мое. Это Мариша звонит с радио. Здесь к тебе зайдет одна моя знакомая…
   Голос Бетти. Не надо слов, я до шести!
 
   Подруга положила трубку. Тут же звонок.
 
   Мужской голос. Эторыбкомбинат?
   Подруга. Какой рыбкомбинат?! (Вешает трубку.) Нуты идешь к Бетти или ты не идешь?
   Она (насмешливо). Знаешь, почему я такая безвольная? Я из крестьянской семьи. Что ты от меня хочешь?
   Всего сто лет назад мои предки жили при крепостном праве.
 
   Снова звонок.
 
   Подруга. Да!
   Мужской голос. Это завод «Гигант»?
   Подруга. Вам делать нечего! (Швыряет трубку.) «Я себя советским чувствую заводом»…
   Она. Странно. Это впервые.
   Подруга. Может быть, это тот, который хочет тебя бросить?
   Она. Не-ет!
   Подруга. Но кто же это, старая романтическая калоша! И почему у тебя так вибрирует голос?
   Она (смеется). Клянусь, не знаю. (Помолчав) А знаешь, я никуда не пойду. Пора перестать быть тряпкой, ты права. Бетти – к черту. Объяснение – к дьяволу. Сейчас мы с тобой поставим кофе… и – выпьем.
   Подруга. Вот это разговор.
 
   Они засуетились. Ирина вынимает бутылки.
 
   Она. Что же у нас есть?
   Подруга. Как всегда, у нас много красивых бутылочек, и в каждой – по одной капле вина.
   Она. Мне просто жаль их выбрасывать. Они красивые, особенно когда стоят вместе. Так, мы сейчас выпьем, и все будет кончено. Я ведь не пойду к нему пьяная.
   Подруга. Ты? Не пойдешь.
   Она (налила). Ну, за что выпьем?
   Подруга. За… Выпьем, кто за что хочет.
   Она. Даже пить не за что.
   Подруга. Я, когда вышла замуж, ужасно любила ходить к матери. Будто снова детство. Никаких обязанностей. Утром проснешься, и все готово. И можно улечься на кровати как хочешь. Простор! У тебя я всегда вспоминаю о маме.
   Она. А где Артемка?
   Подруга. Артемка – организованный, в пионерлагере.
   Она. Еще налить?
   Подруга. Еще. Мы с тобой знакомы с детства. Это не забывается.
 
   Ирина наливает.
 
   Вот сейчас ты намешаешь, и будем мы хороши.
   Она. Напьемся. Хочу напиться.
   Подруга. Да, зачем я к тебе приехала? Совсем забыла. Я ведь собаку тебе устроила.
   Она. Что ты говоришь?
   Подруга. Поехала в общество охотников. Спрашиваю болонку.
   Она. Чтобы не росла.
   Подруга. Для малогабаритной квартиры. Именно. Говорят, у них там очередь за болонками. Но я на этого начальника – взгляд. И – порядок. Болонка у тебя через неделю. Готовь ошейник.
   Она. Собака, собака, приходи к нам быстрее. Подруга. И такая невинная собака, ей всего месяц. Невинная до безумия.
 
   Пьют.
 
   Она (восторженно). Один месяц.
   Подруга. Всего месяц, месяц на свете.
   Она. Такая невинная? Ничего не успела? Никаких ошибок? Никаких переживаний?
   Подруга. Невинная.
   Она. Выпьем за собаку! Я уже пьяная! Я тебе сейчас расскажу. Это было в поезде сегодня. Я проснулась утром.
   Было рано-рано. За окном был лес. И в солнце березы были белые-белые. Ты меня понимаешь? Всюду было что-то тайное… Какое-то возникновение. И мне надо было рассказать кому-то обо всем этом… утреннем мире, чудном мире… И тут я поняла, что мне некому будет рассказать. Ни сейчас, ни потом, потому что я – одна. Ты понимаешь? Я впервые страшно поняла, что «одна» – это мое название. (Кричит) Собака, собака, приходи к нам быстрей!
 
   Звонок по телефону.
 
   Алло!
   Мужской голос. Это булочная?
   Подруга (вырвав трубку). Хулиган! Ненормальный! (Бросила трубку.)
   Она. Я – одна… Мне просто жалко Кирилла. Вот он живет с этой женой… Ну, не надо. Он – мягкий и ничтожный. У меня нет детей. Я, наверно, отношусь к нему, как к ребенку. Мне жалко его все время.
   Подруга. Да, тебе всегда их сначала жалко. Заметь. Сначала они в тебя влюбляются «безумно», и тебе тотчас делается их жалко. И тогда они садятся тебе на шею.
   Она. Хватит!
   Подруга. Ну зачем же? Тебе их жалко, и ты начинаешь тратить на них все деньги под девизом: «Чтобы не быть обязанной». И каждая твоя новая любовь заключается в том, что шуба из песца отправляется в ломбард!
   Она. Оставь в покое моего песца.
   Подруга. А они не понимают этого. Если женщина о них заботится, значит, с ней все в порядке. А раз в порядке, можно на нее плевать. Им становится скучно, и наступает пора, когда тебе следует их удерживать. Но ты ведь гордая, ты не хочешь – удерживать. Ты даже мужа, которого любила, не удерживала.
   Она (кричит). Хватит обо мне! Мы говорили о моей собаке, о моей будущей собаке…
   Подруга (не слушая). Ты не знаешь, что такое удерживать. Вот я люблю Борьку, я люблю его и, главное, ревную все время. Знаешь, я прихожу к нему в редакцию. Они там все сидят и спорят о гражданском пафосе. У них там все делятся, которые обладают и которые не обладают этим самым пафосом. И вот те, которые обладают и которые не обладают, сразу забывают о пафосе, как только я вхожу. Они мне на ноги смотрят, презрев пафос. И я возвращаюсь домой и думаю: «А если вхожу не я?» Значит, они также смотрят? И он смотрит. И я умираю от ревности. И, главное, он может уехать куда хочет. По профессии может. У него дивная улыбка и чудный загар. Обаяшка! И я его ревную безумно, потому что я его люблю. И уже давно не живу с ним, а удерживаю. Ты можешь быть гордой и не удерживать, потому что у тебя в жизни есть работа. А у меня без него – ничего нет. Я просто женщина. «Отдых воина»! И все… Перестань плакать. Я ненавижу, когда ты молча плачешь.
   Она. А хочешь? Хочешь… Мы сейчас их всех разгоним к дьяволу. (Лихорадочно) Давай! Давай!
   Подруга. Я сейчас ему позвоню. Правда, я обещала, что не буду звонить. Но ничего. Я позвоню и пошлю его… (Взяла трубку. Набрала) Стол заказов Риги.
   Она. Собака! Собака!
   Подруга. Девочки! Девочки! Нелля Китаева сегодня работает? Это ее подруга говорит, Мариша. Приветик! Мне по-быстрому гостиницу «Ригу», двадцатый номер. Китаева? (Ирине) Сейчас выругаюсь и освобожусь.
   Она. Ты права. Мне тоже надо освободиться. Сейчас я пойду к нему, вот в этом виде, и все ему скажу.
   Подруга. Правильно! Освободимся!
   Она. А потом возьмем невинную собаку. Собака!.. Собака! Приходи к нам быстрее!
 
   Звонок междугородной.
 
   Подруга. Алло!
   Она (хохочет). Освободилась! Эта не хотела звонить мужу и звонит. А эта, клуша, поклялась не идти и идет. Освободились! (Хохочет)
   Подруга. Тише! (В трубку) Алло! Ты в номере? Странно… Один? Что же ты делаешь сейчас в номере один? Читаешь? Прекрасно. А почему у тебя голос такой? Ненормальный? Я звоню, чтобы тебе сказать, что я… что… мне без тебя хо-ро-шо… прекрасно! Я пью без тебя! Пьяная я! (Вешает трубку. Помолчав) Теперь быстро приедет. (Ирине) Поплелась?
   Она. Я иду рас-ста-ваться, расставаться, и все! Подруга. В чем дело? Вот я в порядке. Можно сказать, я красивая! Нужно сказать. Но в тебя – влюбляются (поправившиеъ), вначале влюбляются, а в меня – никогда не влюблялись… по-настоящему, чтобы «безумно». А? Ну почему? Что замолчала, калоша?
   Она. Бывают желанные и нежеланные. Ты красивая, но ты – нежеланная.
 
   Пауза.
 
   Подруга. Посмотрим, какая ты вернешься, желанная!
   Она. Прости. Я…
   Подруга. Ничего. Злы мы с тобой, мать.
 
   Молчание.
 
   Что ты уселась?
   Она. Перед дорогой. Ты не сердись. Вырвалось. Чепуха все это! (Пошла к двери)
   Подруга. Стой! Скажи что-нибудь, не уходи так!
   Она. В детстве я думала, что у меня на небе есть ангел. Большой такой ангел, с прекрасными крыльями. И еще есть у меня бесенок. Маленький и злой. И пока мой прекрасный ангел поворачивается со своими большими крыльями, бесенок этот раз-раз – и успевает мне натворить много гадостей. И вот я всегда просила моего ангела: «Ну, поворачивайся, только поворачивайся быстрее! Ты такой прекрасный, такой белый!» И сейчас я его тоже прошу.
 
   Звонок по телефону. Подруга взяла трубку.
 
   Мужской голос. Это зоопарк?
   Подруга. Да. (Швыряет трубку.) Ну что за болван!
   Она. А может быть, это мой ангел поворачивается?
   Подруга. Глупая калоша, готовь песца…
   Она. Ты сиди тихо. А я на дорожку стихи почитаю. Какие-нибудь хорошие стихи. А ты тихонечко их повторяй за мной, про себя. (Нежно)…И мы очистимся. Мы от всего очистимся!
 
   Она читает стихи. Подруга молча слушает.
 
   Затемнение.
 
   Встреча Ирины и Кирилла на улице.
 
   Он. Мы можем погулять.
   Она. Мы все можем.
   Он. Даже лучше сесть в такси и поехать до Химок. И обратно.
   Она. Ты забыл прибавить – до наших Химок. Так ты их раньше называл. Правда, обратно мы не ездили… Хочешь поймать такси?
   Он. Да.
   Она. Лови.
   Он (бросаясь). Такси! Такси!
   Она. Как ты заторопился.
   Он. Но ведь ты сама сказала.
   Она. Да, да, конечно. Это я. Это я сама. Я просто забыла. В последнее время ты заботишься о моем транспорте.
   Он (кричит). Такси! Такси!
   Она. До чего смешон! Бедняжка, ты решил объясниться в такси. Так быстрее? Да? Иначе боишься потерять решительность? Ты не потеряешь.
   Он. Ты пьяная.
   Она. А хочешь, я сейчас крикну милиционера, скажу, что ты ко мне пристаешь. (Кричит) Товарищ милиционер!
   Он. Я прошу тебя…
   Она. Испугался. (Хохочет) Не бойся, не крикну. Прости, что я пьяная. У меня торжество. Мне приносят щенка. Маленький щен. Ему – месяц один. И такой невинный! Я поменяю тебя на собачку. Около меня будет снова человеческая, то есть нет, уже собачья… жизнь… Собачка, собачка!
   Он. Ты совсем пьяна!
   Она. Какой ужас в глазах! Да! Пьяная! А ты ведь благовоспитанный в душе. Хотя, говорят, теперь уж начал ругаться матом на работе. Но это ты для восполнения мужественности. А на самом деле ты тихий человечек. И оттого сейчас у тебя в душе все ужасается. Да? Как она пала! На панель пойдет скоро! Дурак! Я – пьяная, но все равно все видят, что я порядочная женщина. Вот не веришь? Вот хочешь, я спрошу у того толстячка. Товарищ толстячок! (Кричит) Товарищ толстячок! Я порядочная или я…
   Он. Я прошу тебя…
   Она. Опять боишься! И тебе не надоело всех бояться: жены, милиционера, секретарши, толстячка, меня, себя?
   Он. Тебе очень хочется меня оскорблять?
   Она. Невероятно. Я только слов не могу найти. Понимаешь, мне обидно. Я давно хотела сделать одну вещь и не решалась. И вот пока я не решалась, ты сам ее делаешь.
   Он. Какую вещь?
   Она. Ну-ну! Вся моя беда в том, что я все понимаю. Не хочу понимать, но понимаю. Да… о чем мы? О Химках. Так мы не поедем туда, потому что там мы сядем на пароходик, и пароходик будет тоскливо гудеть, а в репродукторе, как всегда, будут петь песенку «Женщины, моряки, неприятности», и твоя решительность угаснет, и ты возьмешь ключ от каюты. И все у нас опять потянется зачем-то. Мы не поедем в Химки. Мы лучше споем с тобой хором сами про женщин, про моряков и про неприятности. Или погудим дружно, как пароход.
   Он. Перестань!
   Она. Перестань! – это я буду говорить своей собаке. Песику, которому месяц и который еще не ездил воровски в каютах и который…
   Он. Что с тобой происходит?
   Она. А вот этого ты не поймешь.
   Он (вдруг бешено). Куда уж мне! Мне надоело! Я всю жизнь слышу, что я не пойму чего-то! Невероятно тонкого, важного, таинственно женского! И всегда вот это произносилось также, потрясающе загадочно! Я слышал это от всех, начиная с жены.
   Она. Кончая женой. Так будет лучше! Какие одинаковые женщины тебе попадались. И как ты заводишь себя, чтобы быть решительнее. Ну хорошо, я тебе скажу. Женщина должна любить или быть любимой, хотя бы одно из двух. Иначе она чувствует себя старухой. Но я всегда где-то внутри знала, что этого ты боишься… Ты боялся, что я (засмеялась) тебя полюблю… и что все станет серьезно и тяжело. Но что же делать – я не умею шастать по каютам легко и весело. Мне худо, когда легко и весело. Видно, возраст не тот: и все у нас – кончилось. Только я не решалась сказать тебе это. Но ты решился раньше. Я благодарна тебе. Молодец! Мы – расстаемся!
   Он. Ты что?
   Она. Но что ж ты не радуешься? Ты ведь решил это сделать перед моим приездом. Тебе ведь объяснили, что в твоем новом положении ты не имеешь права даже так, даже легко и весело. Ты ведь рас-ста-ва-ть-ся сюда пришел. Дурак! До чего банально. Нельзя было так банально! Ну – «повернулась и пошла».
   Он. Подожди.
   Она. Убери руки!
   Он. Ты никуда не пойдешь!
   Она. Убери свои мерзкие руки!
   Он. Ты никуда не пойдешь!
   Она. Ай-яй-яй. Конечно, предавать меня было легче, когда ты меня не видел. А сейчас ты не так уж меня боишься? Да? А завтра ты совсем не будешь меня бояться? Ты будешь бояться остаться без меня. Да? А послезавтра ты будешь тосковать. Сильно тосковать. Ничего, это пройдет. Это – привычка! Все-таки больше года вместе. Но запомни: я тебе клянусь, никогда, ничего больше не будет. Я уезжаю. Все!
   Он. Как хочешь.
   Она. Ну вот и хорошо! Прощай!
   Он. Я устал от всего этого! Я не жил все это время. Это было как сумасшедший дом!
   Она. Видишь, как все было плохо. Теперь отдохнешь. (Дотронулась до его лица почти нежно) И я отдохну. Был тяжелый год! Я завишу от солнца. Есть люди, которые зависят от луны – лунатики. А я – от солнца. Я – солнечник. В этом году большая солнечная активность. Наверно, поэтому все так. (Засмеялась.) Ну, иди, иди!
 
   Он взглянул на нее, помолчал, а потом решительно пошел прочь.
 
   Пошел… (Смеется) Молодец! (Вдруг нежно) Кирилл… Кириллушка!
 
   Он тотчас оборачивается и с ожиданием глядит на нее.
 
   (Вдруг улыбнулась, протяжно). Да пропади ты пропадом, Кириллушка! (Убегает)
 
   Затемнение.
 
   В квартире Ирины. Подруга одна. Потом входит Ирина.
 
   Подруга (Ирине). Как там было?
   Она. Было.
   Подруга. Отрезвела? Можно еще.
   Она. Нет, после этого мне плохо. Я не умею пить. (Увидела карты в руках подруги.) Гадала?
   Подруга. Гадала.
 
   Ирина молча ставит пластинку. Музыка.
 
   Ты чего?
   Она. Потанцуем.
   Подруга. С кем?
   Она. А с кем хочешь. Вообрази и танцуй.
 
   Они танцуют поодиночке.
 
   С кем ты сейчас танцуешь?
   Подруга. Не скажу. А ты?
   Она. Не знаю. По-моему, сама с собой.
   Подруга. А что он сказал?
   Она. Что он сказал, что она сказала… Сказала-мазала. Хватит!
   Подруга. Ну, дай Бог!
   Она. Шумно летом. Зимой здесь тихо, и слышно, как падает снег с веток, если открыть окно. (Помолчала) И решила, и ладно!
 
   Продолжают танцевать. Звонок телефона.
 
   Алло!
   Мужской голос. Это водокачка?
   Она. Да.
   Мужской голос. А может, это корабельная верфь?
   Она. И это вероятно.
   Мужской голос. Я звоню вам целый день, почему вы меня не узнали?
   Она. Не хотела.
   Мужской голос. Почему вы меня узнали сейчас?
   Она. Воскресенье кончилось, а завтра я уезжаю. Теперь можно, пассажир!
   Пассажир. Ну что ж, до свиданья?
   Она. До свиданья!
   Пассажир. А если я еще разок позвоню, это можно?
   Она. Это можно.
   Пассажир. Только я немного подумаю, о чем звонить. Это можно?
   Она. Это можно. (Повесила трубку. Подруге.) Мне должны звонить. Пойди в другую комнату.
   Подруга. Как это звонить? Час ночи. Ты очумела?
   Она. Я запрещаю тебе вмешиваться в мою жизнь.
   Подруга. Я не буду вмешиваться в твою жизнь. Только потом ты снова будешь рыдать. Все твои дела кончаются одинаково. Готовься закладывать песца.
   Она. Иди в ту комнату!
   Подруга. Неужели ты не видишь, что это какой-то авантюрист. Разве порядочный человек будет звонить в час ночи и спрашивать про завод «Гигант»? Подойдешь к телефону, – я уйду!
   Она. Я подойду к телефону.
   Подруга. Ну и черт с тобой! Только не проси потом жалеть тебя! Калоша! (Уходит)
 
   Снова звонок.
 
   Она. Да.
 
   Молчание.
 
   Пассажир У вас есть луна?
   Она. Да.
   Пассажир. У меня тоже. Ау вас где она?
   Она. Слева.
   Пассажир. Очень жалко, а у меня справа. Я расскажу вам сказку. Раньше люди ходили на четырех ногах, у них было четыре руки. Потом Господь разрезал их на две части. С тех пор каждый ищет свою половинку. Это у Платона. Это я рассказываю, когда хочу понравиться. Мне показалось, что я вам недостаточно понравился в поезде.