Страница:
– Где духов вызывают, – пояснил Петр Максимович как мог, но, видимо, недостаточно внятно для милицейского капитана. Впрочем, чего с него, бестолкового, взять – на то он и мент!
Опер немного помялся, похоже, пытаясь взять в толк, о чем идет речь, но потом отказался от этой затеи, уточнив:
– Значит, позапрошлую ночь вы провели в одиночестве?
– Угу.
Опер помолчал, вроде как что-то обдумывая, а потом вытащил из своего кейса бумажный пакет, из которого достал несколько листков бумаги. Малахов не сразу сообразил, что это – фотографии.
– Есть основания считать, что ваша жена вчера ночью была убита, – вдруг заявил капитан, и, прежде чем до Малахова дошла суть его слов, мент сунул Петру Максимовичу под нос один из снимков.
Но путем рассмотреть его Малахов не смог, поскольку опять прихватило где-то в области сердца. Перед глазами поплыли черные круги, и он обвис на стуле, на какое-то время перестав воспринимать окружающее.
Очнувшись, Малахов увидел перед собой обеспокоенное лицо капитана и таблетки нитроглицерина в его руках: видимо, с помощью этого лекарства опер привел Петра Максимовича в чувство.
– Я сейчас вызову вам врача, – участливо произнес капитан.
– Не надо, – прохрипел Малахов. – Покажите… фотку.
Мент, поколебавшись, передал ему в руки фотографию. На ней Малахов увидел Карнаухова и Анютку. Оба мертвые.
– Эта женщина – ваша жена? – осторожно, видимо, боясь очередного приступа, спросил капитан.
– Она. Анютка.
– А мужчина кто? Вы его знаете?
Петр Максимович уже успел принять решение, как себя вести и что дальше делать, поэтому медленно покачал головой.
– Впервые вижу. Как это случилось?
Но капитан пропустил вопрос мимо ушей, в свою очередь осведомившись:
– А фамилия Карнаухов вам ни о чем не говорит?
– Нет, – твердо сказал Малахов и упрямо повторил: – Как это случилось?
– Анну Малахову и Константина Карнаухова, президента компании «Этель», нашли убитыми в квартире последнего позапрошлой ночью. Их застрелили. Возможно, это сделала жена Карнаухова из ревности. Азу Арзаеву вам знать не доводилось?
– Нет. – И Петр Максимович решительно потребовал: – Я прошу, капитан, оставить сейчас меня одного.
Тот замялся:
– Надо бы провести опознание…
– Я с тобой попозже свяжусь. Оставь свой номер телефона.
Мент кивнул, положил на стол свою визитку и, пожелав «доброго здоровья», ушел.
Значит, Анютка ему все-таки изменяла. И именно с этим Костей.
Странно, но он не чувствовал по этому поводу даже особой обиды. Перед фактом ее смерти провинность жены выглядела сущим пустяком, невинной шалостью, хотя, узнай он об измене Анюты при ее жизни, Петр Максимович, наверное, придушил бы потаскуху собственными руками.
Но сейчас как-то очень зримо, во всей своей кошмарной очевидности, пред ним предстал финал его жизни: он, хотя и при миллионах долларов, оказался всего лишь одиноким и несчастным стариком. Семьей не обзавелся, родственников давным-давно растерял, а настоящих друзей Петр Максимович никогда, по сути, и не имел. Может, только Миша Пичуга… Но разве это замена его Анюте!
Потеря жены – Малахольный осознал сейчас это очень ясно – стала главной и даже единственной катастрофой всей его жизни. И за это кто-то должен был ответить! И ответит!
Еще час-другой назад Малахов с содроганием думал о неизбежном телефонном звонке этого ужасного Степана с его киллерами. А не возьмешь трубку – все равно достанут. Знает Петр Максимович таких людей.
Но теперь он стал поглядывать на телефонный аппарате нетерпением и предвкушением грядущей мести. У него в надежном месте припрятан старенький ТТ. Никогда его Петр Максимович в дело не пускал, но как им пользоваться, знает. И содержал он пистолетик все пятнадцать лет после его приобретения в надлежащем уходе: разбирал и смазывал. А вот сейчас выяснилось, что не зря.
Думал: не дай бог, когда-нибудь придется взяться за оружие по-настоящему! Но вот теперь такое время пришло, и ничего, рука не дрогнет. Он вышибет мозги каждому, кто принимал участие в убийстве его любимой Анюты!
И наконец долгожданный звонок раздался! На проводе был именно Степан:
– Готовы к встрече, Петр Максимыч?
– Да, готов, – последовал спокойный и твердый ответ.
– Тогда, может быть, рассчитаемся прямо в вашей машине? Сидите в ней у входа в парк, а я подойду. А то наше обычное место встречи оказалось чересчур людным.
«А раньше Степан остерегался получать бабки в машине – видно, опасался, что в тачке он получит маслину в лоб из глушака, а потом его вывезут за город и закопают. Поэтому выбирал открытые пространства, да и чтобы народ неподалеку шастал. А сейчас уже меня не боится, сучонок. Думает, я у него в руках, – размышлял над предложением торговца смертью торговец золотом. – Но в машине он от меня будет слишком близко: паренек помоложе меня, а значит, половчее и сильнее. Да и труп его, если все же придется шмалять, мне в тачке ни к чему».
– Нет, у меня мотор забарахлил. Я на своих двоих добираться буду. Так что на старом месте, через час. – И на этот раз Малахов первым повесил трубку.
Пройдя на кухню и поднатужившись, сдвинул с места холодильник. Потом взял из тумбочки большой острый нож и поддел им, загибая, край линолеума у стены на освободившемся от холодильника месте.
Под линолеумом оказалась кафельная плитка. Вооружившись теперь долотом, Малахов раздолбал высохший клей и поднял две плитки. Обнаружился тайник. Здесь находились пистолет, аккуратно завернутый в промасленную тряпочку, и пятьдесят тысяч долларов в целлофане – больше денег в эту дыру в кафельном полу не помещалось.
Он забрал оружие, оставив доллары на месте, заложил тайник плиткой – потом заделает клеем – и поставил на место холодильник.
И вдруг вновь зазвонил телефон. Поднял трубку. Выяснилось, что Пичуга. Предлагает опохмелиться. Нашел время!
Тут Малахову пришло в голову, что он задумал смертельно опасное мероприятие, и подстраховка ему в этом деле совсем не помешает. А Пичуга – все-таки старый кореш и единственный человек, с которым он долгое время поддерживает не только деловые отношения. Да и зону пацан прошел. В общем, можно на него положиться.
– Дельце у меня тут одно наметилось, – осторожно высказался он. – Небольшой разговор буду иметь с одним не очень хорошим человеком. Нужно меня со стороны подстраховать. Если что – поднять шухер. В долгу не останусь. Потом мы это дело с тобой крупно обмоем.
Пичуга согласился немедленно. Вот он, настоящий кореш! Спросил только, взять ли с собой ствол. И Малахов сказал: бери.
Петр Максимович заехал за Пичугой, и через три-четыре минуты они остановились у центрального входа в Измайловский парк. Вспомнив, что он сказал Степану, будто добираться до места станет на своих двоих, решил отогнать тачку чуток подальше, чтобы не светилась на самом виду.
Пичуга все это время практически молчал, но видно было, что он ждет от Малахова разъяснений по существу дела.
– Жену мою замочили, – грустно начал торговец золотом и тяжко вздохнул.
– Как?! Кто?! – выказал живейшее участие Пичуга.
– Вот и надо будет выяснить. – Петр Максимович не собирался раскрываться по полной программе. – Тот человек, с которым у меня забита стрелка в парке, знает все об этом деле.
– Ага! И крутые бабки с тебя требует? – Пичуга кивнул на портфель, который Малахов прихватил с собой, чтобы сбить с толку Степана.
– Ну… – неопределенно протянул Петр Максимович. – И это тоже есть. Короче, когда я заведу с ним разговор, ты будешь за кустами. Появятся менты – свистнешь. А если разговора у меня с этим пацаном не получится… – Малахов замолк.
– Понятно, – кивнул Пичуга. – Тогда я появляюсь из-за кустов со стволом в руке, как шаха из рукава. И банк наш! – Тут стукач громко рассмеялся.
– Тише ты! – шикнул Петр Максимович. – Вон она, та скамейка. Выбирай себе местечко понадежнее. Чтобы тебя не было видно, а ты видел все.
Пичуга тут же сиганул в кусты, а Малахов расположился на скамейке.
Ждать ему пришлось недолго. Минуты через две появился заметно запыхавшийся Степан, держа в руке большую хозяйственную сумку.
– Ну что, Малахольный! Вываливай бабки, да расходимся. – Он указал рукой на портфель.
– А ты куда торопишься, пацан? Может, на тот свет?
– Ты чего несешь, старый? – Степан тревожно оглянулся по сторонам, а когда вновь посмотрел на Малахова, то увидел направленный на себя пистолет.
– Кто убил Анютку? – не повышая голоса, спросил Петр Максимович, слегка покачивая при этом оружием.
– Какую Анютку? – захлопал ресницами журналист, непроизвольно поднимая руки вверх, чем вызвал у Малахова легкую усмешку.
– Мою жену, сучонок! Мою жену! Мне нужны имена и адреса!
– Так это…
До Шуйского только сейчас дошло, в какую историю он влип! Ему лишь теперь стало ясно, что женщина, которую пристрелили вместе с Карнауховым, являлась супругой золотовалютного спекулянта. Потому-то барыга и заказывал Карнаухова – именно как любовника своей жены! Все это следовало обязательно прояснить и просчитать, но Станислав, опасавшийся в данном деле осложнений совсем иного рода, не вдавался во второстепенные, как он считал, обстоятельства. – О жене речи не шло. – Журналист опустил руки и развел их в стороны.
– Имена, я тебе сказал! Говори, падло! И руки за голову!
– Я их не знаю никого, ликвидаторов этих… – мямлил Шуйский, не сводя глаз с покачивающегося дула пистолета, будто кобра с дудочки факира.
– Ах ты, гаденыш! – взревел Малахов. – На колени! На колени, я сказал!
Станислав послушно опустился на только пробивающуюся из-под земли, совсем еще свежую майскую траву и закрыл глаза в страхе перед немедленной расправой, пытаясь при этом сформулировать хоть какой-нибудь ответ, который бы пусть на время оттянул неизбежный, как казалось, выстрел. Но, почувствовав прикосновение металла, то есть дула пистолета, к своему лбу, он утратил не только всякую волю к сопротивлению, но и способность к членораздельной речи.
– М-м… – Это было все, что он смог произнести.
А потом Станислав услышал, как щелкнул предохранитель…
И тут неведомая сила вдруг освободила его правую руку от сковывающего все тело ужаса, и он совершил крестное знамение.
Прошло несколько томительных мгновений, и … ничего не произошло, лишь до почти угасшего сознания Станислава донесся слабый глухой стон.
Он открыл глаза.
Перед ним лежал навзничь торговец золотом. Пистолет валялся на траве чуть в сторонке.
Ничего не понимая, да и не пытаясь вникнуть, что произошло, журналист вскочил на ноги и бросился бежать без оглядки и, что называется, стремглав.
Помочь же Петру Максимовичу Малахову, у которого в очередной раз и уже окончательно сдало сердце, было некому: мента Бороздина с нитроглицерином поблизости не оказалось, а старый и верный кореш Пичуга, подхватив ТТ, портфель торговца рыжьем и сумку неведомого стукачу человека, помчался вслед за незнакомцем.
Нужно было установить его личность, чтобы получить честно заработанные бабки у опера Колодкова.
Он набрал телефонный номер майора Зайцева:
– Лева! Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай. Я не буду разговаривать с журналюгами ни под каким видом!
– Не понимаю, чего ты так психуешь? – безмятежно отреагировал начальник отдела. – Номер «Криминального вестника» со своим фото видел? Красота! А какой промоушен! В соседних управлениях кобуру грызут от зависти.
– Делай как знаешь, но меня от этого уволь!
– Спокойно, спокойно. Ты, я так понимаю, недалеко от управления. Перекантуйся где-нибудь с полчасика, а я за это время от прессы избавлюсь.
Нет худа без добра. Можно, наконец, без спешки пообедать, и капитан направился в близлежащее кафе.
Часть сотрудников УВД предпочитала обедать не в местной столовке с буфетом, а именно в этом кафе «Радуга». Здесь, конечно, кормили подороже, зато было более разнообразное меню, играла тихая музыка, работал телевизор. Да и обслуживающий персонал женского рода выглядел посимпатичнее, что способствовало не только пищеварению, но и налаживанию тесных неформальных отношений, временами перераставших в устойчивую и близкую связь.
К числу завсегдатаев «Радуги» относился и Дмитрий. Ненавязчивый интим этого заведения оказался вполне в его вкусе.
Имелось, правда, одно «но»: посетителей в «Радуге» всегда было достаточно. Вот и сейчас все места оказались заняты.
Несколько минут он переминался с ноги на ногу и наконец увидел, что компания из четырех человек освобождает столик. Дмитрий ринулся к нему, а вслед за ним быстро двинулась молодая парочка: он и она в джинсовых костюмах стиля «унисекс». Оставалось еще одно место, на которое быстро нашелся претендент.
– Вы не возражаете, если я к вам присоединюсь? – услышал капитан откуда-то сбоку и кивнул. Молодая пара никак на просьбу не отреагировала.
Все четверо поглощали заказанные блюда молча, изредка бросая взгляды на висящий невдалеке под потолком телевизор. Он был настроен на музыкальный канал, но, когда подходило время последних известий, администратор кафе с помощью пульта переключался на них. Так он поступил и в этот раз.
«…И еще из криминальных сообщений, – понеслось из «ящика». – В районе Раменок вчера найден труп юноши, на одежде которого были обнаружены фрагменты символики футбольного клуба «Спартак». У следствия не вызывает сомнения, что смерть молодого человека стала результатом разборки между футбольными фанатами враждующих клубов».
– Какая чепуха, – негромко прокомментировал слова диктора сосед капитана по столику, а двое в «унисексе», наскоро насытившись картошкой фри с бифштексом, дружно поднялись со стульев и молча покинули компанию. На их места никто не покушался: обеденный пик в кафе подходил к концу.
Реакция соседа на информацию по делу, которое капитан расследовал, вызвала у него естественный интерес. Хотя он не имел привычки завязывать разговор с незнакомыми людьми, но, можно сказать, подолгу службы был обязан обратиться к незнакомцу с вопросом:
– Простите, вы, кажется, считаете, что болельщик ЦСКА никогда не убьет фаната «Спартака», несмотря на их взаимную вражду?
– Естественно. Субсоциумы в лице своих членов, чтобы существовать и не распасться, должны постоянно поддерживать равновесие между собой, а не уничтожать друг друга. Как только нарушится это динамическое равновесие, погибнут вообще все субсоциумы. Те же самые фанаты понимают это на интуитивном уровне. Они будут драться между собой, и в такой драке кто-то может случайно и погибнуть, но до умышленного убийства в данной среде дело никогда не дойдет.
Старший оперуполномоченный, внимательно слушая соседа, по профессиональной привычке стал составлять на него нечто вроде ориентировки.
Мужчина был, по всей видимости, русский, но экзотику его внешности придавал мощный, будто въевшийся в кожу, загар, который не приобретешь ни в каком солярии. Скорее всего, рассудил капитан, такая кожа дана этому человеку от природы.
Высокий лоб и умные, проницательные до такой степени, будто видели тебя насквозь, глаза выдавали в нем представителя интеллектуальной профессии.
С другой стороны, этот мужчина не выглядел как кабинетный ученый – достаточно было взглянуть на его широко развернутые плечи и крутую грудь.
Лицо соседа Бороздина было такого типа, что вроде бы не претендовало на неотрывные женские взгляды, но производило впечатление своими резкими, выразительными и даже чувственными чертами и обладало неким притягательным магнетизмом.
Выглядел он довольно моложаво, не дашь более пятидесяти лет, но отчетливо ощущалось, что за его плечами долгая и бурная жизнь. В одежде незнакомец придерживался сугубо консервативного стиля – несмотря на изрядную жару, был в строгом костюме классического покроя и при галстуке.
– Интересно, интересно! – Бороздину действительно было интересно и, пожалуй, полезно подольше послушать этого человека, несмотря на употребляемую им специальную терминологию. Но полчаса, обговоренные с Зайцевым, уже прошли, а капитан не любил, когда дело стояло. Расследования же по всем вчерашним убийствам действительно буксовали. – Хотел бы я побольше узнать о ваших субсоциумах! Но, извините, ждут дела. – Он встал и подал руку своему соседу, представившись: – Дмитрий Бороздин. Может, еще свидимся, и тогда я с удовольствием послушаю продолжение вашей лекции о субсоциумах. Вы ведь всегда в «Радуге» обедаете? Впрочем, я вас раньше здесь не видел.
– Григорий Круг, – в свою очередь представился специалист по субсоциумам и протянул капитану свою визитную карточку. – Я действительно здесь обедаю в первый, но, думаю, не в последний раз, поскольку подписал контракт на чтение лекций по социологии в местном лицее. А вообще теория субсоциумов, которую я, собственно, и разработал, для меня уже вчерашний день. Сейчас я работаю над научным трудом под условным, правда не совсем точным, названием «Эволюция смерти». Вот освоив основные положения этого труда, можно легко найти разгадку смерти того несчастного юноши в «спартаковской» символике.
Капитан ошеломленно взглянул на профессора.
– Но вы-то сами уже знаете основные положения собственного труда! – воскликнул он. – И значит…
– Это значит только одно: каждый должен заниматься своим делом: я – вести научные изыскания, а вы – раскрывать преступления.
«Откуда ему знать, кто я такой?» – мелькнуло в голове капитана, и он с нескрываемой подозрительностью уставился на профессора, молчаливо требуя объяснений.
Круг, конечно, понял его немой вопрос и, коротко усмехнувшись, вытащил из кармана газету. «Криминальный вестник», сразу же определил Бороздин.
– Это ведь ваш портрет, не правда ли? – Профессор протянул «Вестник» капитану, и тот на первой странице узрел свою физиономию ровно в половину газетной полосы. Как ни странно, фотография была очень на него похожа. – А кроме того, – добавил Круг, – подплечная кобура выглядывала из-под вашего пиджачка, когда вы за обедом орудовали ложкой.
В определенной степени посрамленный сыщик долго и внимательно, почти до неприличия, разглядывал ученого мужа, а потом медленно, но решительно произнес:
– Я был бы совсем не прочь послушать ваши лекции, причем именно об эволюции смерти, только как можно в более сжатом виде.
– Ну что ж, я каждый день в три часа дня к вашим услугам в этом кафе. Вас такое время устроит?
– Вполне.
Старый приятель не обманул: у входа в управление машин с телевизионщиками уже не было.
Бороздин прошел в свой кабинет, который делил с Колодковым.
Тот, завидев капитана, широко улыбнулся:
– Держись крепче за стул, а лучше пристегнись к нему ремнем. Это Арзаева мочканула Человека Со Шнурком. Обе пули, найденные рядом с ним, выпущены из того же пистолета, из которого застрелили Карнаухова и Малахову.
К немалому удивлению старшего лейтенанта, Дмитрий никак не отреагировал на эту потрясающую новость. Колодков, конечно, не знал, что капитан уже раньше чисто логически пришел к данному выводу. Исследования криминалистов лишь подтвердили его умозаключение.
– А больше ничего интересного от баллистиков нет? – спросил Бороздин довольно скучным голосом.
Колодков, изрядно обиженный за столь явно пренебрежительное отношение к его сенсационной информации, пожал плечами.
– А чего ты еще от них ждешь? Думаешь, твоя Аза и спартаковского фаната ухлопала, так сказать, до кучи? – хохотнул Сергей.
Выраженьице «твоя Аза» капитану совсем не понравилось: он понял, что каким-то невольным образом выдал свою тайную симпатию к этой девушке. Но подначку напарника он решил пропустить мимо ушей.
– Мы с тобой кое-что упустили, друг мой.
– А именно? – сразу насторожился Колодков.
– Не выяснили, кто является наследниками богатенького Карнаухова. Арзаева теперь как бы отпадает. Не возникает ли здесь версия номер три?
– Хорошо, я выясню, кто обладает правами на сокровища нашего покойничка. – Тут опер скорчил досадливую гримасу: – Но ты как будто хочешь выгородить эту девчонку! Версия номер два, версия номер три… А дело-то выеденного яйца не стоит! Вся твоя Арзаева как на ладони! Все и всё свидетельствуют против нее. В том числе и то, что она скрывается от правосудия!
Но ты, видимо, запамятовал об информации Новосельцева. Так что далеко не все еще ясно.
Тут в кабинете раздался телефонный звонок. Трубку поднял Колодков и, буркнув пару фраз, положил ее.
Он быстро накинул пиджак и, уходя, пояснил:
– Это мой осведомитель. У него что-то есть для меня. Мы встречаемся неподалеку, вернусь через десять минут.
Когда он ушел, Дмитрий решил ознакомиться с визитной карточкой своего случайного знакомого из кафе «Радуга», недолгий контакт с которым произвел на Бороздина какое-то самому ему неясное, но безусловно глубокое впечатление.
На прямоугольнике черного цвета желтым шрифтом было напечатано:
«Что же этот человек может знать про смерть такое, чего не дано никому другому?» – задумался Дмитрий с почтительным недоверием разглядывая визитку.
Колодков вернулся очень быстро. Он принес с собой большую потрепанную сумку и сунул ее под стол. Потом, никак не реагируя на обращенный на него вопросительный взор капитана, уселся на свой стул и стал молча разглядывать большой настенный календарь с изображением полуобнаженной Наоми Кемпбелл. В свое время руководство управления в лице полковника Крутилина повелело «убрать порнографию с глаз дохлой». Сергей тогда подчинился, но через день-другой водрузил эту красочную полиграфическую : продукцию на прежнее место. Как ни странно, начальство поданному поводу более не возникало.
Так Колодков и сидел, пока снова не зазвонил его мобильник.
После короткого и вроде бы ничего не значащего разговора старший лейтенант повернулся к Бороздину:
– Поздравляю! Твоя… – Но, наткнувшись на жесткий взгляд капитана, Сергей несколько стушевался. – В общем, Арзаева купила на черном рынке глушитель для пистолета ПМ и две обоймы к нему.
– Когда купила? – обалдело спросил Бороздин.
– Вчера. Ближе к обеду. Тогда еще наши осведомители снимка Арзаевой не имели, но мой парень ее хорошо запомнил.
– Я не понимаю, что все это значит. – Капитан тоскливо покрутил головой.
Тут дверь кабинета отворилась, и вошел Лева Зайцев с выражением крайнего недоумения на лице. В руках он держал какую-то папку. Майор протянул ее старшему оперуполномоченному.
– Здесь акт криминалистической экспертизы пули, которой пробили голову спартаковскому фанату. Ты, Димыч, у нас всегда считался самым башковитым. Может, ты объяснишь всем нам, круглым идиотам, в чем тут дело? А?
Капитан открыл папку. Из акта баллистической экспертизы явствовало, что пуля, остановившая жизнь несчастного спартаковского болельщика, была выпущена из того же ствола, что и шесть предыдущих, погубивших и любовную парочку, и Человека со Шнурком.
Глупая шуточка Сереги Колодкова, будто Арзаева застрелила и спартаковского фаната, приобрела теперь вполне реальный смысл.
Поскольку Бороздин словно окаменел и никакой реакции от него майор Зайцев так и не дождался, он взял инициативу в свои руки:
– Всё! Оформляем Арзаеву в федеральный розыск, а по месту ее рождения, в Надтеречный район Чечни, отправляем группу захвата. Я сейчас же иду к начальнику управления и обо всем с ним договорюсь.
– Не надо, – глухо произнес капитан.
– Чего не надо?! – В голосе начальника отдела стали отчетливо ощущаться элементы истерики.
– Не надо посылать в Чечню спецназ. Серега говорит, – Дмитрий кивнул на своего напарника, – что его осведомитель видел вчера днем Арзаеву на оружейном рынке. Там она закупала боевое снаряжение, а значит, решила остаться в Москве.
– Блин! – взвился Зайцев. – Она хоть по паспорту и русская, по наверняка по крови – чеченка. Мне кажется, здесь пахнет террором! Не передать ли нам это дело в ФСБ?
– Чекисты его не возьмут, поскольку признаков террора пока не наблюдается. – Капитан встал с места, подошел к окну и закурил, выпуская дым в форточку. – Стрелять из этого пистолета могла и не Арзаева.
– А кто же еще?! – в один голос воскликнули Зайцев и Колодков.
– Откуда мне знать? Что мы вообще ведаем о жизни и смерти?
Данная фраза была навеяна недавним разговором Дмитрия с профессором Кругом, но поскольку собеседники Бороздина ничего об этом не знали, они многозначительно переглянулись: не поехала ли у капитана крыша от слишком больших нервных перегрузок?
Опер немного помялся, похоже, пытаясь взять в толк, о чем идет речь, но потом отказался от этой затеи, уточнив:
– Значит, позапрошлую ночь вы провели в одиночестве?
– Угу.
Опер помолчал, вроде как что-то обдумывая, а потом вытащил из своего кейса бумажный пакет, из которого достал несколько листков бумаги. Малахов не сразу сообразил, что это – фотографии.
– Есть основания считать, что ваша жена вчера ночью была убита, – вдруг заявил капитан, и, прежде чем до Малахова дошла суть его слов, мент сунул Петру Максимовичу под нос один из снимков.
Но путем рассмотреть его Малахов не смог, поскольку опять прихватило где-то в области сердца. Перед глазами поплыли черные круги, и он обвис на стуле, на какое-то время перестав воспринимать окружающее.
Очнувшись, Малахов увидел перед собой обеспокоенное лицо капитана и таблетки нитроглицерина в его руках: видимо, с помощью этого лекарства опер привел Петра Максимовича в чувство.
– Я сейчас вызову вам врача, – участливо произнес капитан.
– Не надо, – прохрипел Малахов. – Покажите… фотку.
Мент, поколебавшись, передал ему в руки фотографию. На ней Малахов увидел Карнаухова и Анютку. Оба мертвые.
– Эта женщина – ваша жена? – осторожно, видимо, боясь очередного приступа, спросил капитан.
– Она. Анютка.
– А мужчина кто? Вы его знаете?
Петр Максимович уже успел принять решение, как себя вести и что дальше делать, поэтому медленно покачал головой.
– Впервые вижу. Как это случилось?
Но капитан пропустил вопрос мимо ушей, в свою очередь осведомившись:
– А фамилия Карнаухов вам ни о чем не говорит?
– Нет, – твердо сказал Малахов и упрямо повторил: – Как это случилось?
– Анну Малахову и Константина Карнаухова, президента компании «Этель», нашли убитыми в квартире последнего позапрошлой ночью. Их застрелили. Возможно, это сделала жена Карнаухова из ревности. Азу Арзаеву вам знать не доводилось?
– Нет. – И Петр Максимович решительно потребовал: – Я прошу, капитан, оставить сейчас меня одного.
Тот замялся:
– Надо бы провести опознание…
– Я с тобой попозже свяжусь. Оставь свой номер телефона.
Мент кивнул, положил на стол свою визитку и, пожелав «доброго здоровья», ушел.
Значит, Анютка ему все-таки изменяла. И именно с этим Костей.
Странно, но он не чувствовал по этому поводу даже особой обиды. Перед фактом ее смерти провинность жены выглядела сущим пустяком, невинной шалостью, хотя, узнай он об измене Анюты при ее жизни, Петр Максимович, наверное, придушил бы потаскуху собственными руками.
Но сейчас как-то очень зримо, во всей своей кошмарной очевидности, пред ним предстал финал его жизни: он, хотя и при миллионах долларов, оказался всего лишь одиноким и несчастным стариком. Семьей не обзавелся, родственников давным-давно растерял, а настоящих друзей Петр Максимович никогда, по сути, и не имел. Может, только Миша Пичуга… Но разве это замена его Анюте!
Потеря жены – Малахольный осознал сейчас это очень ясно – стала главной и даже единственной катастрофой всей его жизни. И за это кто-то должен был ответить! И ответит!
Еще час-другой назад Малахов с содроганием думал о неизбежном телефонном звонке этого ужасного Степана с его киллерами. А не возьмешь трубку – все равно достанут. Знает Петр Максимович таких людей.
Но теперь он стал поглядывать на телефонный аппарате нетерпением и предвкушением грядущей мести. У него в надежном месте припрятан старенький ТТ. Никогда его Петр Максимович в дело не пускал, но как им пользоваться, знает. И содержал он пистолетик все пятнадцать лет после его приобретения в надлежащем уходе: разбирал и смазывал. А вот сейчас выяснилось, что не зря.
Думал: не дай бог, когда-нибудь придется взяться за оружие по-настоящему! Но вот теперь такое время пришло, и ничего, рука не дрогнет. Он вышибет мозги каждому, кто принимал участие в убийстве его любимой Анюты!
И наконец долгожданный звонок раздался! На проводе был именно Степан:
– Готовы к встрече, Петр Максимыч?
– Да, готов, – последовал спокойный и твердый ответ.
– Тогда, может быть, рассчитаемся прямо в вашей машине? Сидите в ней у входа в парк, а я подойду. А то наше обычное место встречи оказалось чересчур людным.
«А раньше Степан остерегался получать бабки в машине – видно, опасался, что в тачке он получит маслину в лоб из глушака, а потом его вывезут за город и закопают. Поэтому выбирал открытые пространства, да и чтобы народ неподалеку шастал. А сейчас уже меня не боится, сучонок. Думает, я у него в руках, – размышлял над предложением торговца смертью торговец золотом. – Но в машине он от меня будет слишком близко: паренек помоложе меня, а значит, половчее и сильнее. Да и труп его, если все же придется шмалять, мне в тачке ни к чему».
– Нет, у меня мотор забарахлил. Я на своих двоих добираться буду. Так что на старом месте, через час. – И на этот раз Малахов первым повесил трубку.
Пройдя на кухню и поднатужившись, сдвинул с места холодильник. Потом взял из тумбочки большой острый нож и поддел им, загибая, край линолеума у стены на освободившемся от холодильника месте.
Под линолеумом оказалась кафельная плитка. Вооружившись теперь долотом, Малахов раздолбал высохший клей и поднял две плитки. Обнаружился тайник. Здесь находились пистолет, аккуратно завернутый в промасленную тряпочку, и пятьдесят тысяч долларов в целлофане – больше денег в эту дыру в кафельном полу не помещалось.
Он забрал оружие, оставив доллары на месте, заложил тайник плиткой – потом заделает клеем – и поставил на место холодильник.
И вдруг вновь зазвонил телефон. Поднял трубку. Выяснилось, что Пичуга. Предлагает опохмелиться. Нашел время!
Тут Малахову пришло в голову, что он задумал смертельно опасное мероприятие, и подстраховка ему в этом деле совсем не помешает. А Пичуга – все-таки старый кореш и единственный человек, с которым он долгое время поддерживает не только деловые отношения. Да и зону пацан прошел. В общем, можно на него положиться.
– Дельце у меня тут одно наметилось, – осторожно высказался он. – Небольшой разговор буду иметь с одним не очень хорошим человеком. Нужно меня со стороны подстраховать. Если что – поднять шухер. В долгу не останусь. Потом мы это дело с тобой крупно обмоем.
Пичуга согласился немедленно. Вот он, настоящий кореш! Спросил только, взять ли с собой ствол. И Малахов сказал: бери.
Петр Максимович заехал за Пичугой, и через три-четыре минуты они остановились у центрального входа в Измайловский парк. Вспомнив, что он сказал Степану, будто добираться до места станет на своих двоих, решил отогнать тачку чуток подальше, чтобы не светилась на самом виду.
Пичуга все это время практически молчал, но видно было, что он ждет от Малахова разъяснений по существу дела.
– Жену мою замочили, – грустно начал торговец золотом и тяжко вздохнул.
– Как?! Кто?! – выказал живейшее участие Пичуга.
– Вот и надо будет выяснить. – Петр Максимович не собирался раскрываться по полной программе. – Тот человек, с которым у меня забита стрелка в парке, знает все об этом деле.
– Ага! И крутые бабки с тебя требует? – Пичуга кивнул на портфель, который Малахов прихватил с собой, чтобы сбить с толку Степана.
– Ну… – неопределенно протянул Петр Максимович. – И это тоже есть. Короче, когда я заведу с ним разговор, ты будешь за кустами. Появятся менты – свистнешь. А если разговора у меня с этим пацаном не получится… – Малахов замолк.
– Понятно, – кивнул Пичуга. – Тогда я появляюсь из-за кустов со стволом в руке, как шаха из рукава. И банк наш! – Тут стукач громко рассмеялся.
– Тише ты! – шикнул Петр Максимович. – Вон она, та скамейка. Выбирай себе местечко понадежнее. Чтобы тебя не было видно, а ты видел все.
Пичуга тут же сиганул в кусты, а Малахов расположился на скамейке.
Ждать ему пришлось недолго. Минуты через две появился заметно запыхавшийся Степан, держа в руке большую хозяйственную сумку.
– Ну что, Малахольный! Вываливай бабки, да расходимся. – Он указал рукой на портфель.
– А ты куда торопишься, пацан? Может, на тот свет?
– Ты чего несешь, старый? – Степан тревожно оглянулся по сторонам, а когда вновь посмотрел на Малахова, то увидел направленный на себя пистолет.
– Кто убил Анютку? – не повышая голоса, спросил Петр Максимович, слегка покачивая при этом оружием.
– Какую Анютку? – захлопал ресницами журналист, непроизвольно поднимая руки вверх, чем вызвал у Малахова легкую усмешку.
– Мою жену, сучонок! Мою жену! Мне нужны имена и адреса!
– Так это…
До Шуйского только сейчас дошло, в какую историю он влип! Ему лишь теперь стало ясно, что женщина, которую пристрелили вместе с Карнауховым, являлась супругой золотовалютного спекулянта. Потому-то барыга и заказывал Карнаухова – именно как любовника своей жены! Все это следовало обязательно прояснить и просчитать, но Станислав, опасавшийся в данном деле осложнений совсем иного рода, не вдавался во второстепенные, как он считал, обстоятельства. – О жене речи не шло. – Журналист опустил руки и развел их в стороны.
– Имена, я тебе сказал! Говори, падло! И руки за голову!
– Я их не знаю никого, ликвидаторов этих… – мямлил Шуйский, не сводя глаз с покачивающегося дула пистолета, будто кобра с дудочки факира.
– Ах ты, гаденыш! – взревел Малахов. – На колени! На колени, я сказал!
Станислав послушно опустился на только пробивающуюся из-под земли, совсем еще свежую майскую траву и закрыл глаза в страхе перед немедленной расправой, пытаясь при этом сформулировать хоть какой-нибудь ответ, который бы пусть на время оттянул неизбежный, как казалось, выстрел. Но, почувствовав прикосновение металла, то есть дула пистолета, к своему лбу, он утратил не только всякую волю к сопротивлению, но и способность к членораздельной речи.
– М-м… – Это было все, что он смог произнести.
А потом Станислав услышал, как щелкнул предохранитель…
И тут неведомая сила вдруг освободила его правую руку от сковывающего все тело ужаса, и он совершил крестное знамение.
Прошло несколько томительных мгновений, и … ничего не произошло, лишь до почти угасшего сознания Станислава донесся слабый глухой стон.
Он открыл глаза.
Перед ним лежал навзничь торговец золотом. Пистолет валялся на траве чуть в сторонке.
Ничего не понимая, да и не пытаясь вникнуть, что произошло, журналист вскочил на ноги и бросился бежать без оглядки и, что называется, стремглав.
Помочь же Петру Максимовичу Малахову, у которого в очередной раз и уже окончательно сдало сердце, было некому: мента Бороздина с нитроглицерином поблизости не оказалось, а старый и верный кореш Пичуга, подхватив ТТ, портфель торговца рыжьем и сумку неведомого стукачу человека, помчался вслед за незнакомцем.
Нужно было установить его личность, чтобы получить честно заработанные бабки у опера Колодкова.
7
Подъезжая к управлению после посещения Малахова, капитан Бороздин увидел у здания УВД сразу несколько машин телевизионщиков. Дмитрий сразу помрачнел, поскольку не сомневался, по какому поводу их сюда принесло. Конечно, тележурналистов интересовали обстоятельства ликвидации Человека Со Шнурком, и они наверняка жаждали получить информацию из первых рук, то есть от героического капитана Бороздина, избавившего столицу от ужаса перед кровавым и беспощадным маньяком.Он набрал телефонный номер майора Зайцева:
– Лева! Ты эту кашу заварил, ты и расхлебывай. Я не буду разговаривать с журналюгами ни под каким видом!
– Не понимаю, чего ты так психуешь? – безмятежно отреагировал начальник отдела. – Номер «Криминального вестника» со своим фото видел? Красота! А какой промоушен! В соседних управлениях кобуру грызут от зависти.
– Делай как знаешь, но меня от этого уволь!
– Спокойно, спокойно. Ты, я так понимаю, недалеко от управления. Перекантуйся где-нибудь с полчасика, а я за это время от прессы избавлюсь.
Нет худа без добра. Можно, наконец, без спешки пообедать, и капитан направился в близлежащее кафе.
Часть сотрудников УВД предпочитала обедать не в местной столовке с буфетом, а именно в этом кафе «Радуга». Здесь, конечно, кормили подороже, зато было более разнообразное меню, играла тихая музыка, работал телевизор. Да и обслуживающий персонал женского рода выглядел посимпатичнее, что способствовало не только пищеварению, но и налаживанию тесных неформальных отношений, временами перераставших в устойчивую и близкую связь.
К числу завсегдатаев «Радуги» относился и Дмитрий. Ненавязчивый интим этого заведения оказался вполне в его вкусе.
Имелось, правда, одно «но»: посетителей в «Радуге» всегда было достаточно. Вот и сейчас все места оказались заняты.
Несколько минут он переминался с ноги на ногу и наконец увидел, что компания из четырех человек освобождает столик. Дмитрий ринулся к нему, а вслед за ним быстро двинулась молодая парочка: он и она в джинсовых костюмах стиля «унисекс». Оставалось еще одно место, на которое быстро нашелся претендент.
– Вы не возражаете, если я к вам присоединюсь? – услышал капитан откуда-то сбоку и кивнул. Молодая пара никак на просьбу не отреагировала.
Все четверо поглощали заказанные блюда молча, изредка бросая взгляды на висящий невдалеке под потолком телевизор. Он был настроен на музыкальный канал, но, когда подходило время последних известий, администратор кафе с помощью пульта переключался на них. Так он поступил и в этот раз.
«…И еще из криминальных сообщений, – понеслось из «ящика». – В районе Раменок вчера найден труп юноши, на одежде которого были обнаружены фрагменты символики футбольного клуба «Спартак». У следствия не вызывает сомнения, что смерть молодого человека стала результатом разборки между футбольными фанатами враждующих клубов».
– Какая чепуха, – негромко прокомментировал слова диктора сосед капитана по столику, а двое в «унисексе», наскоро насытившись картошкой фри с бифштексом, дружно поднялись со стульев и молча покинули компанию. На их места никто не покушался: обеденный пик в кафе подходил к концу.
Реакция соседа на информацию по делу, которое капитан расследовал, вызвала у него естественный интерес. Хотя он не имел привычки завязывать разговор с незнакомыми людьми, но, можно сказать, подолгу службы был обязан обратиться к незнакомцу с вопросом:
– Простите, вы, кажется, считаете, что болельщик ЦСКА никогда не убьет фаната «Спартака», несмотря на их взаимную вражду?
– Естественно. Субсоциумы в лице своих членов, чтобы существовать и не распасться, должны постоянно поддерживать равновесие между собой, а не уничтожать друг друга. Как только нарушится это динамическое равновесие, погибнут вообще все субсоциумы. Те же самые фанаты понимают это на интуитивном уровне. Они будут драться между собой, и в такой драке кто-то может случайно и погибнуть, но до умышленного убийства в данной среде дело никогда не дойдет.
Старший оперуполномоченный, внимательно слушая соседа, по профессиональной привычке стал составлять на него нечто вроде ориентировки.
Мужчина был, по всей видимости, русский, но экзотику его внешности придавал мощный, будто въевшийся в кожу, загар, который не приобретешь ни в каком солярии. Скорее всего, рассудил капитан, такая кожа дана этому человеку от природы.
Высокий лоб и умные, проницательные до такой степени, будто видели тебя насквозь, глаза выдавали в нем представителя интеллектуальной профессии.
С другой стороны, этот мужчина не выглядел как кабинетный ученый – достаточно было взглянуть на его широко развернутые плечи и крутую грудь.
Лицо соседа Бороздина было такого типа, что вроде бы не претендовало на неотрывные женские взгляды, но производило впечатление своими резкими, выразительными и даже чувственными чертами и обладало неким притягательным магнетизмом.
Выглядел он довольно моложаво, не дашь более пятидесяти лет, но отчетливо ощущалось, что за его плечами долгая и бурная жизнь. В одежде незнакомец придерживался сугубо консервативного стиля – несмотря на изрядную жару, был в строгом костюме классического покроя и при галстуке.
– Интересно, интересно! – Бороздину действительно было интересно и, пожалуй, полезно подольше послушать этого человека, несмотря на употребляемую им специальную терминологию. Но полчаса, обговоренные с Зайцевым, уже прошли, а капитан не любил, когда дело стояло. Расследования же по всем вчерашним убийствам действительно буксовали. – Хотел бы я побольше узнать о ваших субсоциумах! Но, извините, ждут дела. – Он встал и подал руку своему соседу, представившись: – Дмитрий Бороздин. Может, еще свидимся, и тогда я с удовольствием послушаю продолжение вашей лекции о субсоциумах. Вы ведь всегда в «Радуге» обедаете? Впрочем, я вас раньше здесь не видел.
– Григорий Круг, – в свою очередь представился специалист по субсоциумам и протянул капитану свою визитную карточку. – Я действительно здесь обедаю в первый, но, думаю, не в последний раз, поскольку подписал контракт на чтение лекций по социологии в местном лицее. А вообще теория субсоциумов, которую я, собственно, и разработал, для меня уже вчерашний день. Сейчас я работаю над научным трудом под условным, правда не совсем точным, названием «Эволюция смерти». Вот освоив основные положения этого труда, можно легко найти разгадку смерти того несчастного юноши в «спартаковской» символике.
Капитан ошеломленно взглянул на профессора.
– Но вы-то сами уже знаете основные положения собственного труда! – воскликнул он. – И значит…
– Это значит только одно: каждый должен заниматься своим делом: я – вести научные изыскания, а вы – раскрывать преступления.
«Откуда ему знать, кто я такой?» – мелькнуло в голове капитана, и он с нескрываемой подозрительностью уставился на профессора, молчаливо требуя объяснений.
Круг, конечно, понял его немой вопрос и, коротко усмехнувшись, вытащил из кармана газету. «Криминальный вестник», сразу же определил Бороздин.
– Это ведь ваш портрет, не правда ли? – Профессор протянул «Вестник» капитану, и тот на первой странице узрел свою физиономию ровно в половину газетной полосы. Как ни странно, фотография была очень на него похожа. – А кроме того, – добавил Круг, – подплечная кобура выглядывала из-под вашего пиджачка, когда вы за обедом орудовали ложкой.
В определенной степени посрамленный сыщик долго и внимательно, почти до неприличия, разглядывал ученого мужа, а потом медленно, но решительно произнес:
– Я был бы совсем не прочь послушать ваши лекции, причем именно об эволюции смерти, только как можно в более сжатом виде.
– Ну что ж, я каждый день в три часа дня к вашим услугам в этом кафе. Вас такое время устроит?
– Вполне.
Старый приятель не обманул: у входа в управление машин с телевизионщиками уже не было.
Бороздин прошел в свой кабинет, который делил с Колодковым.
Тот, завидев капитана, широко улыбнулся:
– Держись крепче за стул, а лучше пристегнись к нему ремнем. Это Арзаева мочканула Человека Со Шнурком. Обе пули, найденные рядом с ним, выпущены из того же пистолета, из которого застрелили Карнаухова и Малахову.
К немалому удивлению старшего лейтенанта, Дмитрий никак не отреагировал на эту потрясающую новость. Колодков, конечно, не знал, что капитан уже раньше чисто логически пришел к данному выводу. Исследования криминалистов лишь подтвердили его умозаключение.
– А больше ничего интересного от баллистиков нет? – спросил Бороздин довольно скучным голосом.
Колодков, изрядно обиженный за столь явно пренебрежительное отношение к его сенсационной информации, пожал плечами.
– А чего ты еще от них ждешь? Думаешь, твоя Аза и спартаковского фаната ухлопала, так сказать, до кучи? – хохотнул Сергей.
Выраженьице «твоя Аза» капитану совсем не понравилось: он понял, что каким-то невольным образом выдал свою тайную симпатию к этой девушке. Но подначку напарника он решил пропустить мимо ушей.
– Мы с тобой кое-что упустили, друг мой.
– А именно? – сразу насторожился Колодков.
– Не выяснили, кто является наследниками богатенького Карнаухова. Арзаева теперь как бы отпадает. Не возникает ли здесь версия номер три?
– Хорошо, я выясню, кто обладает правами на сокровища нашего покойничка. – Тут опер скорчил досадливую гримасу: – Но ты как будто хочешь выгородить эту девчонку! Версия номер два, версия номер три… А дело-то выеденного яйца не стоит! Вся твоя Арзаева как на ладони! Все и всё свидетельствуют против нее. В том числе и то, что она скрывается от правосудия!
Но ты, видимо, запамятовал об информации Новосельцева. Так что далеко не все еще ясно.
Тут в кабинете раздался телефонный звонок. Трубку поднял Колодков и, буркнув пару фраз, положил ее.
Он быстро накинул пиджак и, уходя, пояснил:
– Это мой осведомитель. У него что-то есть для меня. Мы встречаемся неподалеку, вернусь через десять минут.
Когда он ушел, Дмитрий решил ознакомиться с визитной карточкой своего случайного знакомого из кафе «Радуга», недолгий контакт с которым произвел на Бороздина какое-то самому ему неясное, но безусловно глубокое впечатление.
На прямоугольнике черного цвета желтым шрифтом было напечатано:
КРУГВ карточке указывался также номер мобильного телефона профессора.
Григорий Алексеевич
Доктор философских наук
Профессор
Социолог
Автор фундаментальных трудов
по теории развития обществ
и основам социологии
и более двухсот научных публикаций
в отечественных и зарубежных изданиях
«Что же этот человек может знать про смерть такое, чего не дано никому другому?» – задумался Дмитрий с почтительным недоверием разглядывая визитку.
Колодков вернулся очень быстро. Он принес с собой большую потрепанную сумку и сунул ее под стол. Потом, никак не реагируя на обращенный на него вопросительный взор капитана, уселся на свой стул и стал молча разглядывать большой настенный календарь с изображением полуобнаженной Наоми Кемпбелл. В свое время руководство управления в лице полковника Крутилина повелело «убрать порнографию с глаз дохлой». Сергей тогда подчинился, но через день-другой водрузил эту красочную полиграфическую : продукцию на прежнее место. Как ни странно, начальство поданному поводу более не возникало.
Так Колодков и сидел, пока снова не зазвонил его мобильник.
После короткого и вроде бы ничего не значащего разговора старший лейтенант повернулся к Бороздину:
– Поздравляю! Твоя… – Но, наткнувшись на жесткий взгляд капитана, Сергей несколько стушевался. – В общем, Арзаева купила на черном рынке глушитель для пистолета ПМ и две обоймы к нему.
– Когда купила? – обалдело спросил Бороздин.
– Вчера. Ближе к обеду. Тогда еще наши осведомители снимка Арзаевой не имели, но мой парень ее хорошо запомнил.
– Я не понимаю, что все это значит. – Капитан тоскливо покрутил головой.
Тут дверь кабинета отворилась, и вошел Лева Зайцев с выражением крайнего недоумения на лице. В руках он держал какую-то папку. Майор протянул ее старшему оперуполномоченному.
– Здесь акт криминалистической экспертизы пули, которой пробили голову спартаковскому фанату. Ты, Димыч, у нас всегда считался самым башковитым. Может, ты объяснишь всем нам, круглым идиотам, в чем тут дело? А?
Капитан открыл папку. Из акта баллистической экспертизы явствовало, что пуля, остановившая жизнь несчастного спартаковского болельщика, была выпущена из того же ствола, что и шесть предыдущих, погубивших и любовную парочку, и Человека со Шнурком.
Глупая шуточка Сереги Колодкова, будто Арзаева застрелила и спартаковского фаната, приобрела теперь вполне реальный смысл.
Поскольку Бороздин словно окаменел и никакой реакции от него майор Зайцев так и не дождался, он взял инициативу в свои руки:
– Всё! Оформляем Арзаеву в федеральный розыск, а по месту ее рождения, в Надтеречный район Чечни, отправляем группу захвата. Я сейчас же иду к начальнику управления и обо всем с ним договорюсь.
– Не надо, – глухо произнес капитан.
– Чего не надо?! – В голосе начальника отдела стали отчетливо ощущаться элементы истерики.
– Не надо посылать в Чечню спецназ. Серега говорит, – Дмитрий кивнул на своего напарника, – что его осведомитель видел вчера днем Арзаеву на оружейном рынке. Там она закупала боевое снаряжение, а значит, решила остаться в Москве.
– Блин! – взвился Зайцев. – Она хоть по паспорту и русская, по наверняка по крови – чеченка. Мне кажется, здесь пахнет террором! Не передать ли нам это дело в ФСБ?
– Чекисты его не возьмут, поскольку признаков террора пока не наблюдается. – Капитан встал с места, подошел к окну и закурил, выпуская дым в форточку. – Стрелять из этого пистолета могла и не Арзаева.
– А кто же еще?! – в один голос воскликнули Зайцев и Колодков.
– Откуда мне знать? Что мы вообще ведаем о жизни и смерти?
Данная фраза была навеяна недавним разговором Дмитрия с профессором Кругом, но поскольку собеседники Бороздина ничего об этом не знали, они многозначительно переглянулись: не поехала ли у капитана крыша от слишком больших нервных перегрузок?