Егор Чекрыгин. Странный приятель

   С первыми лучами солнца он отдал приказ возвращаться назад – пора было принести добытые сведения в штаб.
   И тут внезапно… Удача! Несколько, не больше десятка солдат, в уродливых зелено-желтых мундирах. Идут, еле переставляя ноги. Почти у всех головы, бока или руки перевязаны бинтами. А одного, голого по пояс, с замотанным животом, так почти что тащат под руки.
   Второй лейтенант оу Даангай не стал долго раздумывать и, отдав приказ, первым поскакал навстречу группке, выглядевшей посреди этой раскаленной сковородки Зарданского плоскогорья столь желанной и беспомощной добычей.
   Увы. Оказалось, что добыча умеет огрызаться. При виде несущихся на них всадников они образовали некое подобие строя. А брошенный на землю вояка с ранением в живот начал спешно долбить кресалом по огниву, поджигать фитили и раздавать их своим товарищам.
   Они успели, и буквально с десяти или чуть больше шагов в Даангая и его отряд пальнуло восемь мушкетов. Юный баловень судьбы почувствовал, как в его плечо ударило что-то очень тяжелое и горячее. Ударило с такой силой, что буквально вынесло из седла.
   Верблюды не кони. Они не пойдут на стену штыков в самоубийственную атаку. Впрочем, егеря обычно так и не атакуют, особенно противника, который может огрызнуться.
   Из двенадцати всадников после мушкетного залпа в седлах усидело лишь семеро. Но и этого вполне хватило, чтобы, отъехав на пару десятков шагов, почти в упор расстрелять спешно перезаряжающих свои мушкеты тооредаанцев.
   Затем поспешно подъехавший капрал, молясь богам, чтобы лейтенант-хозяин остался жив (печально лишиться такого нанимателя), соскочил с верблюда, не дожидаясь, пока тот опустится на колени, и осмотрел раненого.
   – Ну слава богам… – прошептал он, когда хозяин очнулся. А потом уже сказал намного громче: – Как вы себя чувствуете, лейтенант оу Даангай?
   – Дико болит плечо, – пожаловался тот. – И, кажется, упав, я отбил себе задницу. Что там было дальше-то?
   – Мы их перестреляли, хозяин. Так что поздравляю вас с первой победой! Вам повезло: пуля прошла насквозь, не задев кость. Я залил рану лечебным декоктом, смазал заживляющими мазями и забинтовал. Так что, коли будет на то воля богов, через месяц уже и забудете про это. Но все же лучше бы поскорее показаться лекарю, вероятно, он сможет сделать больше.
   «А заодно, если ты, дурак, помрешь, – подумал капрал, – вина за это будет лежать уже на лекаре».
   – Что они там разорались? – удивленно спросил лейтенант оу Даангай, услышав непонятный галдеж со стороны своего воинства, исследующего трупы тооредаанских вояк.
   Капрал оглянулся.
   – Хм… Неслыханная удача, – не веря сам себе, произнес он. – Эти оборванцы тащили полковое знамя! Второй лейтенант оу Даангай, поздравляю, вы теперь герой!
 
   Когда наступила ночь, банда Готора вылезла из лощинки и осторожно двинулась вслед за отступившей армией. Пришлось заложить немалый крюк, чтобы обойти бывшее поле боя, опасаясь наткнуться в темноте на мародеров, на свой страх и риск решившихся попытать удачу и обдирающих трупы, или на патруль, вышедший этих мародеров отлавливать. Не то чтобы кредонцы столь уважительно относились к телам своих врагов, однако дисциплина в их армии и методы по ее поддержанию справедливо считались одними из самых суровых.
   Правда, сначала банде и самой пришлось немного помародерствовать – в лощине воды они так и не нашли, а пить хотелось невыносимо.
   – Можете заодно прихватить оружие, порох и пули, – посоветовал Готор своим спутникам перед тем как отправить на поиски. – Но даже не вздумайте брать деньги или что-нибудь ценное. Уверен, после возвращения нас хорошенько обыщут и если решат, что мы тут задержались, чтобы порыться в карманах убитых, – виселицы нам не избежать.
   Увы, но, провозившись минут сорок, обшаривая трупы, каторжники смогли найти лишь штук пять полупустых фляжек, две из которых Готор позволил опустошить сразу, а остальные велел взять с собой.
   И они двинулись в путь. Ренки как-то очень быстро потерялся в пространстве и уже спустя минут двадцать ходьбы вряд ли смог бы отыскать в темноте даже ту лощинку, из которой они недавно вылезли. Но Готор и, как ни странно, Киншаа довольно хорошо ориентировались по звездам. А бывшие домушники Дроут и Таагай двигались в темноте, словно кошки. Их-то и выслали дозором, дабы использовать во благо способности, приобретенные столь бесчестным занятием.
   Так что по-настоящему паршиво приходилось только Ренки и Гаарзу, которые, чувствуя себя очень неуверенно, спотыкались гораздо чаще остальных, а значит, и производили гораздо больше шума.
   – Выше поднимайте ноги, ребята! – порекомендовал им Готор, когда Гаарз в очередной раз споткнулся о камень и свалился на землю с грохотом, показавшимся в ночной тишине особенно ужасающим. – И не пытайтесь смотреть под ноги, все равно увидите только черноту. Смотрите выше, на светлое небо над горизонтом. Когда ваши глаза смогут разобрать хоть что-то, то и ноги пойдут увереннее.
   Ренки честно попытался последовать этому совету и немедленно растянулся, зацепившись за что-то ногой и до крови ободрав колено и ладони.
   – Ничего, – утешил его Готор. – Со временем научишься.
 
   Когда восточный край горизонта уже посветлел, намекая на скорый рассвет, Готор велел всем искать подходящее укрытие.
   – Надо будет оглядеться и прикинуть, куда мы забрели, – объяснил он свой приказ. – Да и спать хочется невыносимо. И, думается, не только мне. Чуток поспим, чтобы совсем уж не падать с ног. А попозже, смотря по обстановке, двинемся дальше.
   К сожалению, снова найти удобную, скрытую от всех глаз лощину им не удалось. Так что устроиться на отдых пришлось среди нагромождения здоровенных булыжников, иные из которых были повыше человеческого роста. Они, конечно, могли скрыть беглецов от посторонних взглядов, но в плане комфортного сна сильно уступали пуховым перинам.
   Впрочем, хотя ничего мягче каменистой земли тут не нашлось, измученные каторжане заснули, едва их тела приняли горизонтальное положение. Однако предварительно Готор успел назначить караульные смены, как всегда, мужественно вызвавшись быть первым.
 
   Увы, но долго поспать его банде опять не пришлось. Ренки показалось, что его веки толком даже не успели опуститься, как кто-то уже аккуратно начал тормошить его за плечо.
   – Что там? – пробормотал он спросонья, чувствуя себя еще более уставшим и обессиленным, чем до этой имитации сна.
   – Вставай, – продолжал тормошить его Гаарз. – Там, впереди, какая-то пальба. Готор велел всем просыпаться.
   Ренки попытался это сделать. Голова дико болела, к горлу подкатывал комок тошноты, и казалось, что руки и ноги отказываются повиноваться приказам мозга, которому просто необходимо поспать еще хотя бы часов пять-шесть.
   Ренки даже влепил себе пощечину, чтобы немного взбодриться, и растер ладонями лицо. Помогло не так сильно, как могло бы помочь умывание чистой холодной водой или чашечка бодрящего отвара из зерен ягод гове, пусть и сваренного в солдатском котле, по «армейским рецептам», с щедрыми добавками пережженного ячменя и еще не пойми чего, что интенданты так любят добавлять туда «для весу».
   Однако, судя по уже довольно яркому свету, спали они не меньше двух часов. Осознание этого хоть как-то помогло обмануть уставший мозг и чуть взбодрило тело. Так что, внутренне скуля от жалости к себе, Ренки все же смог подняться на ноги и подошел к компании сослуживцев, что-то старательно разглядывающих впереди.
   – Чего там? – хмуро спросил он у них, пытаясь вглядеться в даль мутными от недосыпа глазами.
   – Кажись, кредонцы кого-то из наших мочат, – отозвался Киншаа, который, как и многие моряки, обладал весьма острым зрением.
   – А почему ты думаешь, что не наши кредонцев? – спросил Дроут, кажется, больше из чувства противоречия.
   – Ты чё? – удивился Киншаа. – Видел у нас кого-нибудь верхом на верблюдах?
   – Ну мало ли, – продолжил настаивать упрямый и злой от недосыпа Дроут. – Наши огребли по заднице и взяли с перепугу тех, что в обозе были. Ну там, на разведку съездить.
   – Боевой верблюд, – вмешался в разговор Ренки, торопясь высказаться, ибо по традиции благородные оу просто обязаны были разбираться в лошадях и верблюдах, – и тот, что под грузом ходит, – это два совершенно разных животных. Боевые приучены выполнять несколько иные команды и не пугаться звуков выстрелов над головой. Да и по характеру они должны отличаться. Боевому надлежит быть злым и задиристым. А это, судя по всему, кредонские верблюжьи егеря. Считаются элитной частью, специально созданы, чтобы воевать в Зарданской пустыне или на пустошах Рангееи.
   – По-любому, – в ответ высказался Готор, – нам с ними лучше не встречаться. Надеюсь, все с этим согласны? – Особо выразительный взгляд задержался на Ренки до тех пор, пока тот не кивнул, соглашаясь, что сейчас не самый подходящий момент совершать подвиги во имя короля. – Так что когда они пойдут дальше, затихаримся тут, в камушках, и прикинемся пожухлой травкой. Ренки, делай, что хочешь, но твоя шпага не должна блестеть на солнце. Прикопай ее в пыли. Штыки туда же. Мушкеты на всякий случай не мешало бы зарядить. Потом заткните стволы тряпками и замотайте ими же замки, чтобы туда грязь не попала, – и тоже в пыль. Вот только как быть с фитилями?
   – Отец рассказывал, – перебил его Ренки, – что они при ночном штурме Стоонского замка прятали фитили в маленькие горшочки, чтобы те не светились в темноте. Можно зажечь парочку и спрятать в пустых фляжках.
   – Отлично. Делаем.
   И тут вдруг выяснилось, что из всей компании только Ренки с Готором умеют обращаться с мушкетом. Остальные имели лишь весьма смутные представления о том, как его нужно заряжать и, соответственно, разряжать в направлении врага. Так что им двоим и пришлось заниматься мушкетами, даже несмотря на ворчание Готора: «…таким лучше заряженное оружие вообще в руки не давать».
   – Э-э-эй… – внезапно окликнул их Киншаа, оставленный наблюдать за кредонскими егерями. – Они двинулись в нашу сторону.
   – Чего это они такое делают? – вдруг спросил Готор, быстро зарядив последний мушкет и подходя к наблюдателю. Ренки, спрячь голову! – внезапно рявкнул он на своего приятеля. – Если ты хочешь, чтобы тебя не заметили, смотри сбоку от укрытия, за которым прячешься, а еще лучше – из-под него, если, конечно, это возможно, но никогда не поднимай голову над ним. Понял?
   – Кажись, они там друг дружке чего-то перекидывают, – внимательно приглядевшись, заявил Киншаа. – Вроде как какую-то тряпку. Наверное, содрали с убитого мундир и решили поиграть в мячик.
   – Это не тряпка, – внезапно очень серьезным тоном произнес Ренки и от волнения даже вновь высунул голову над камнем. – Посмотрите на цвета и на меховую опушку. Это королевское знамя!
   – Ну знамя так знамя… – равнодушно ответил на это Киншаа. – Разница не столь уж велика.
   – Готор, ну ты-то хоть понимаешь… – воззвал Ренки к их главарю. – Знамя! Полк получает его из рук короля. Потом его освящают во всех трех главных храмах. Полк должен хранить его, как величайшую ценность. Потеря знамени – невероятный позор! Мы обязаны его вернуть!
   – Хм… – Готор почесал нос, что обычно делал, когда над чем-то сильно задумывался. – Тут ты, Ренки, отчасти прав. Возвращение знамени нам вполне могут зачесть за подвиг, и, может быть, после этого мы получим прощение и свободу. Но их там восемь человек… кажется. А нас всего шестеро. И из этих шестерых только двое умеют стрелять. Каковы шансы?
   – Но наш долг! – едва ли не заорал Ренки, привлекая всеобщее внимание.
   – Вспомни, что я тебе говорил, – жестко оборвал его Готор. – Не долг, а шанс. И воспользуемся ли мы этим шансом, решать будешь не ты и даже не я. Что скажете, ребята? – обратился он ко всей остальной банде.
   – Чего-то мне из-за тряпки голову подставлять не хочется, – задумчиво сказал Дроут. – Оно, конечно, шансов сдохнуть в очередной драке, таская подстреленных, у нас не меньше. Да и рыть отхожие места уже осточертело. Но тут, почитай, верная смерть. А пожить еще охота.
   – Угу, – подхватил Гаарз. – Я вообще-то не шибко сильный знаток всех этих дел. Подраться там, дубиной помахать – это пожалуйста. А вот с этими всякими оружиями… Да и, сдается мне, их больше. И оружие у них получше нашего. Верблюды опять же… До него ведь, всадника-то, еще и не дотянешься, когда он на скотине этой своей сидит. А из мушкета этого вашего я в жизни не стрелял. Так что небось и в сарай с трех шагов не попаду, не то что во всадника.
   – Да, Ренки, – подхватил Киншаа. – Мы, конечно, понимаем, что вы с Готором из благородных. У вас там свои заморочки. Для тебя это знамя много чего значит. Но мы-то люди простые. Кабы хоть какая возможность была шансы уравнять, мы бы, может, и попробовали. А так… Прикончат они нас за милую душу и даже не вспотеют.
   Таагай даже говорить ничего не стал. Но судя по тому, как он кивал головой, можно было не сомневаться, что он полностью согласен с предыдущими ораторами.
   – Но… – Ренки явно пал духом. Надежда, шанс лишь мелькнули перед ним, но, едва он попытался ухватиться за них, руки почувствовали лишь пустоту.
   – Ну вообще-то, думаю, уравнять шансы кой-какая возможность есть, – задумчиво сказал Готор. – Ренки, ты с десяти – двадцати шагов точно не промажешь?
   – Отец начал учить меня стрелять, едва мне десять исполнилось. Из нормального мушкета я и с сотни по человеку не промажу!
   – Тогда предлагаю такой план, – энергично сказал Готор. – Подумайте, стоит ли. Только вот решать вам придется быстро!
 
   Верблюд, на котором ехал лейтенант оу Даангай, был воистину прекрасным образчиком своего вида. Его поступь была столь мягкой и плавной, что обычно опытный всадник особо и не замечал этого движения. Но вот сейчас каждый шаг замечательного животного отдавался у оу Даангая болью в раненом плече и заставлял болезненно морщиться.
   Впрочем, даже это почти не портило ему приподнятого настроения. Воистину он был любимчиком богов, коли они решили преподнести ему такой замечательный подарок. И рана тут шла даже в плюс. Ранен при захвате вражеского знамени! Ведь звучит! Если не вдаваться в подробности, то воображение рисует картину бесстрашного всадника, врывающегося впереди своих егерей в ряды противника. Круша направо и налево полчища врагов, герой пробивается к чужому знамени, вырывая его из рук охраняющих столь ценный приз сержантов… Кстати, надо будет выписать из столицы модного живописца и заказать ему запечатлеть этот образ для потомков. Война сейчас завладела умами общества, и если договориться, чтобы картину выставили в популярном салоне, громкая слава второму лейтенанту оу Даангаю обеспечена.
   Если бы не было этой раны, трех убитых и раненого (и довольно тяжело. «Наверно, не выживет», – сказал капрал) – это достижение могли бы приписать слепой удаче. А тут – подвиг налицо. И даже самые злобные недоброжелатели не посмеют этого отрицать. Так что остается только взять мешок побольше и подставить его под поток наград и удовольствий, который непременно обрушится на такого героя!
   – Лейтенант, – вдруг вторгся капрал в его сладкие грезы, – поглядите, похоже, еще один!
   Оу Даангай посмотрел в том направлении, куда показывал капрал. Примерно в полутора тысячах шагов от них по пустыне вяло брел какой-то оборванец. Судя по медленной хромающей походке и по тому, что он до сих пор не заметил всадников, бедолага был смертельно измучен. И наверняка серьезно ранен.
   – Съезди пристрели… – буркнул лейтенант, недовольный, что его отвлекли от мечтаний. – Или плюнь. Он, похоже, и сам скоро подохнет.
   – Так ведь… – осторожно возразил капрал. – У него же шпага! Наверняка это офицер!
   – Что-то не могу понять, что за форма надета на этом офицере? – удивленно прокомментировал оу Даангай, всмотревшись в бредущую по солнцепеку фигуру. – Или эти тооредаанцы начали назначать офицерами бродяг?
   – Ну может, мундир в бою разорвался, – пожал плечами капрал. – Но, скорее, думаю, он отключился во время битвы, вот мародеры с формы все золотое шитье и срезали, а заодно увели кошелек и прочее имущество.
   – А шпагу оставили? – насмешливо спросил лейтенант.
   – Дык шитье-то или денежки можно и припрятать, да потом маркитантам продать. А со шпагой патруль мгновенно загребет…
   – Ладно. Давай съездим проверим, – воздержался от дальнейших гаданий благородный оу. – Если это и впрямь офицер, да еще и довеском к знамени… От такого улова и впрямь грех отказываться. Только не вздумайте стрелять. Берите живым, иначе он бесполезен.
   До бредущего, как в тумане, доходяги оставалось сотни три шагов, когда он наконец-то смог заметить приближающихся к нему всадников. Бедолага встрепенулся и, продолжая хромать, неожиданно бодро побежал к наваленным посреди пустыни каменным глыбам – обломкам, некогда возвышавшейся тут скалы.
   – И на что он надеется? – иронично поднял бровь лейтенант, неторопливо направляя своего верблюда вслед за ринувшимися за беглецом егерями.
   – Дык, ваше благородие, – внезапно ответил егерь, оставшийся с ранеными по приказу капрала. – Жить-то хоцца… Вот и хватается за соломинку, чтобы хоть на секундочку, да хоть на миг, но подольше… Эвон как припустил-то… А ведь еле ноги переставлял. Точно говорю: жить хоцца!
   Лейтенант оу Даангай не посчитал нужным даже заметить эту реплику нижнего чина, но, убрав отобранное у солдат знамя (еще порвут, сволочи) в седельную сумку, слега подстегнул своего верблюда, чтобы быть поближе к месту событий, когда его ребята начнут выковыривать беглеца из его укрытия.
   Он уже был в полусотне шагов от камней, когда оттуда внезапно раздался выстрел.
   – Я же приказывал – живьем! – недовольно простонал лейтенант, досадуя на напрасную задержку, боль в плече, слабость и испепеляющую жару позднего утра. – Поубиваю тупиц!
   Но странное дело – выстрелы не смолкали. Второй, третий, четвертый… Лейтенант даже снял ноги с верблюжьей шеи и, вдев их в стремена, привстал, чтобы получше разглядеть, что происходит за камнями. И уткнулся взглядом в дуло мушкета.
   Последнее, что он успел четко осознать, – это невыносимо ярко горящий на полке мушкета порох. Потом раздался выстрел, оборвавший такую недолгую полосу удачи второго лейтенанта особого корпуса верблюжьих егерей Кредонской республики оу Даангая.
   – Я заманю их! – пылко вызвался Ренки сыграть самую опасную роль в предложенном плане.
   – Нежелательно, – отрицательно покачал головой Готор. – Тебе и мне придется стрелять. И как можно более метко. А если у тебя после бега будет сбитое дыхание и дрожащие руки…
   – Коли раненого надо будет изобразить, тогда уж лучше я! – вдруг вылез вперед обычно не особо инициативный и разговорчивый Таагай.
   – Точно, – подхватил Дроут. – Он на этом собаку съел!
   И пояснил, видя удивленные лица приятелей:
   – Таагай наш с детства нищенством промышлял. Он хоть безногого, хоть безголового так изобразить может, что у самого распоследнего жадюги кошелек сам развяжется. Мы это раньше использовали, чтобы за богатыми домами приглядывать… перед тем как на дело идти.
   – Это просто потрясающе, сколько дополнительных талантов обнаруживается в нашей компании! – ухмыльнулся Готор так, что можно было даже подумать, будто он и правда одобряет столь недостойное умение. – Тогда внимательно смотри и запоминай. Ты должен забежать во-о-он оттуда. Вот здесь, видишь, довольно открытый участок, тут тебя подстрелить вполне реально. Так что беги не по прямой, а зигзагами. Главное – успеть добраться до тех вон камней и спрятаться там. Если я хоть что-то понимаю в жизни и в верблюдах, своих животин они по этим обломкам не поведут. Значит, спешатся и пойдут убивать тебя пешком. Ренки, заляжешь вон в тех скалах. Именно заляжешь! Перезаряжать мушкет тебе не понадобится, так что можно будет стрелять лежа. После каждого выстрела меняй позицию, если они и впрямь элитная часть, то мигом засекут стрелков и начнут палить в ответ. Опять же и тебе дым от собственных выстрелов не будет мешать целиться. Так что лучше заранее выбери места, откуда будешь стрелять, и положи там мушкеты. Гаарз, Киншаа и Дроут, вы можете поучаствовать только в ближнем бою. Против вооруженного пистолетами и мушкетами противника у вас шансов нет! Поэтому заранее наберите камней. Когда мы отстреляемся, а кредонцы отстреляются по нам, начинайте сближаться с противником, одновременно закидывая его камнями. Не позволяйте им перезарядить оружие. Твердо запомните – первый выстрел за мной! Я засяду вон там, сбоку. И в первую очередь постараюсь убить тех, кто не полезет на камни, а останется снаружи. Но будьте осторожны – пока не прогремит последний выстрел, даже носу не показывать из-за своих укрытий. Не хватало только, чтобы вас подстрелили за просто так. Как только поймете, что больше не стреляют, начинайте кидать камни – и в атаку. А мы с Ренки либо присоединимся к вам, либо – если противники еще останутся снаружи – начнем перезаряжать мушкеты. Все будьте внимательны – под ногами у нас не ровная площадка, а демоны знают что. Так что не торопитесь добежать до врага. Нам только сломанных по глупости ног не хватает. Вопросы? Или, может, кто чего добавить хочет?
   – Пусть Таагай возьмет мою шпагу, – внезапно даже для самого себя предложил Ренки. – Увидев шпагу, они могут подумать, что он офицер, и постараются взять живьем. Все же больше шансов…
   – Отлично придумано! – одобрительно кивнул Готор, делая вид, что не понимает, на какую жертву пошел Ренки, отдавая оружие благородного в руки человека из низов. Наверное, не хотел смущать Таагая.
   – Ну и последний штрих. – С этими словами Готор сгреб в ладонь изрядную кучку земли и пыли, плеснул в нее несколько капель драгоценной воды и осторожно размазал образовавшуюся смесь по своем лицу, изобразив какой-то странный узор. – Под цвет камней, – усмехнулся он, глядя на вытянувшиеся лица друзей. – Чтобы не светить белыми мордами. А одежка у нас и так… цвета грязи. Так что подставляйте рожи. Я и вас разрисую. – Ну с богом! – сказал Готор, закончив это странное действие. – Или, как говорят у вас: «Да поможет нам Великий Верблюд!»
   Ренки даже не думал, что секунды могут тянуться так долго. А уж про минуты и говорить нечего. Он уже успел раз двадцать впасть в отчаяние и взять себя в руки, а от Таагая и кредонцев все не было никаких вестей. Особо усугубляло это тягостное состояние то, что с того места, где он прятался, равнину видно не было. И он даже отдаленно не мог представить, что там происходит.
   И вот, примерно спустя сто тысяч лет ожидания, наконец-то послышалось шуршание камней под ногами верблюдов и веселые голоса кредонцев.
   Очень хотелось вылезти наружу и посмотреть. И Ренки пришлось почти силком заставить себя еще ниже пригнуть голову. Вот из общего фона голосов выделились команды верблюдам опуститься. Значит, план Готора работает. Ренки судорожно проверил, как лежит порох на полке, вновь закрыл ее и, достав тлеющий фитиль, начал зажимать его в губках курка, едва не забыв проверить, как точно он подходит к полке. А потом опять ожидание. Секунды, растягивающиеся в года.
   И вот грохнул первый выстрел. Ренки мгновенно высунулся из укрытия, забыв про все, что говорил Готор о правильной маскировке, но хотя бы вспомнив, что нужно открыть полку мушкетного замка и подуть на фитиль, раздувая его посильнее. Прицелился в одного из стоящих на открытом пространстве солдат в ярко-синем, с песчаного цвета обшлагами и вставками мундире, спустил курок… Прикрыл веки, чтобы ярко горящий порох не повредил глаза. И, старясь не дышать и не сдвинуть ствол мушкета хоть на волос в сторону, стал ждать выстрела.
   Жуткий грохот, сильнейший удар отдачи в плечо. Ренки открыл глаза. Солдат, в которого он целился, лежал на земле. Пуля диаметром с ноготь большого пальца взрослого мужчины, попав куда-то в шею, почти отделила голову от туловища.
   Грохот. И еще одна пуля не меньшего калибра с противным визгом пронеслась над ухом. Ренки поспешно бросил свой мушкет на камни и на коленках пополз к следующей позиции. Опомнился. Вернулся и вынул тлеющий фитиль из губок, потеряв еще несколько драгоценных секунд.
   Новая позиция, новый мушкет. Проверить полку. Закрыть, вставить фитиль. Проверить, как он подходит к полке. Подуть на фитиль, открыть полку. На сей раз он, усвоив уроки Готора, высунул ствол сбоку от камня. И, наведя его на очередной синий мундир, вспомнил, что говорил ему отец, прицелился пониже, почти в ноги, чтобы отдача, приподнимающая ствол мушкета, направила пулю в центр корпуса противника. Спуск. Вспышка. Противник все еще стоит. Но, судя по огромной ране у него на боку, стоять ему осталось недолго.
   Новая позиция. И опять все те же действия. Навести мушкет, спустить курок. Вспышка на полке. Выстрела нет.
   Отец рассказывал, что надо делать в этом случае. Обратным кончиком шомпола прочистить запальное отверстие. Подсыпать трясущимися от нетерпения руками свежий порох на полку, постучать, чтобы тот попал в запальное отверстие. Идиот! Надо же было снять фитиль! Одна искорка – и…
   Опять навести мушкет на противника, который уже целится в Ренки из пистолета, поняв по вспышке, где тот сидит. А ведь Готор говорил менять позицию после каждого выстрела!