— Цветы, — сказала она, положив на постель Брусникина влажный букет. — Розы.
   Так бы, конечно, никто не догадался.
   — Они с шипами, — предупредила Дарья, когда Брусникин воткнул букет в банку на подоконнике, предварительно выкинув из нее две траурные гвоздики сценариста Охламонова. — Можно уколоться.
   — Но проще использовать одноразовый шприц, — невозмутимо заметил Угаров.
   — Ты все опошлил! — обиделась княжна.
   — Помилуй, родная, столько опошлить я физически не могу. — Подойдя к открытому окну, филолог достал пачку «Мальборо». — Миллионы моих предшественников не смогли опошлить все. Это купе для курящих?
   — Для них, — подтвердил Андрей, листая свежий номер газеты бесплатных объявлений.
   — Как мы себя чувствуем? — искренне поинтересовалась Дарья у коллеги.
   — Превосходно, — так же искренне сообщил Никита. — Но вот они, что по соседству, храпят по ночам, а днем непрестанно шуршат периодикой.
   — Не слушайте, — невозмутимо отреагировал Шолохов, что-то в газете подчеркивая. — Он лжесвидетель. Зоя решила в ванной нормальный кафель положить.
   — Как?! — вскричал Никита. — Опять кафель?!
   — Почему опять? Старому кафелю лет двадцать исполнилось. — Андрей отложил газету.
   — А ведь это вас пасут, молодой человек. — Муж Дарьи оглянулся на Брусникина.
   — Нас, — согласился Никита, выглянув в окно.
   Внизу на проезжей части у больничного корпуса радовала зрение перламутровая «Ауди» Туманова. Сам же агент, за взятку, видать, въехавший на территорию госпиталя, высматривал окно нужной палаты.
   — Подняться ему, разумеется, лень, — заметил Брусникин.
   Туманов его увидел. Окно было на втором этаже.
   — Хай! — Туманов показал Никите два раздвинутых пальца. — Мобильник есть?
   — Ори так, — посоветовал артист.
   — Тебе из Дублина чек пришел. — Леша помахал над головой прямоугольной фиолетовой бумажкой. — В московский филиал «Дойче-банка».
   — Откуда?! — Брусникину показалось, что он ослышался. — А ты подняться не можешь?
   — А ты спуститься?
   — Послушай! — возмутился Никита. — Кто из нас агент, сукин ты сын?!
   — Агент я. — Захлопнув дверцу машины, Леша включил сигнализацию. — А сукин сын — ты. Какой номер?
   — Мы так с Дарьей понимаем, у вас серьезный разговор намечается. — Угаров взял жену под руку. — Мы же — люди не серьезные. Засим позвольте откланяться.
   Веселая парочка покинула палату раньше, чем Леша Туманов отыскал нужную дверь.
   Вместе с Тумановым помещение заполнилось облаком изысканного какого-то аромата. Вообще, сразу почувствовалось, что вошли «большие деньги».
   — Аванс за главную мужскую роль в фильме «Облигейшн», — не теряя времени, изложил Туманов причину визита.
   — Разумеется, не за женскую. — Приняв солидный вид, какой только позволяла ему принять больничная пижама, Никита встретил Туманова стоя.
   — И контракт с вызовом. Съемки намечаются предположительно в октябре. Независимая студия «Вулф трэп».
   — На какую сумму?! — Никита едва сдерживал нетерпение.
   — В том-то и дело, — внушительно произнес Туманов.
   Никита вырвал у него чек. Сумма, проставленная в нем, ошеломила Брусникина: 35.000 фунтов.
   — У тебя что, в Европе свой агент завелся? — Леша ревниво следил за Брусникиным.
   — Не во всей, — скрывая ликование, отозвался Никита. — В Лондоне. Ну и в Голливуде, естественно. А как переводится название студии?
   — Ты что? — спросил Алексей подозрительно. — Английского языка не знаешь? Как же ты намерен играть? Впрочем, твоя проблема. Переводится как «Волчий капкан». А фильм, если тебе интересно, — как «Оставаясь в долгу». Хотя от контекста зависит.
   Брусникин вдруг расхохотался и рухнул на кровать под недоуменным взглядом Туманова.
   — Капкан. Бывают же совпадения, — хмыкнул в свою очередь Андрей. — Ну все равно — поздравляю, Брусникин, с выходом на международную орбиту. Это тебе не бабки для преступников отмывать. Магарыч с тебя, Брусникин.
   — Ладно. — Туманов несколько фамильярно похлопал Никиту по груди. — Прошла черная полоса, и слава Богу.
   Он трижды сплюнул через левое плечо.
   — Не плюй в темноту, — серьезно и таинственно отреагировал Брусникин. — Не плюй в темноту, Леша. Неизвестно еще, кто там стоит.
   — Как скажешь. У звезд свои причуды, — не стал спорить Леша. — Главное, не забудь, что в январе ты — телохранитель. Сумма конечно, скромнее, но — вполне.
   Пропал он столь же стремительно, как и явился. Только стойкое облако терпкого аромата еще долго соревновалось с едва уловимым запахом свежих роз, украшавших подоконник.
   «Значит, реку я переплыл, — думал Брусникин. — И рощу взял. Или не я?»
   Всю ночь он проворочался с боку набок. На улице уже светало, но заснуть он так и не смог. Вспомнив ненастный вечер, когда по пути в аэропорт к нему подсел таинственный незнакомец с обезображенным ликом, принятый позже за Дрозденко, он вспомнил примерно и свою реплику из вульгарной картины Кулагина: «Затяжной, как прыжок с парашютом, шанс исправить что-либо в нелепой своей жизни — это ли не корень добра? Но и бьющий из недр ключ иссякает, когда жадности твоей нет пределов. Когда ты высасываешь его, подобно…».
   Оборвав внутренний монолог, Никита вздрогнул. В ранних сумерках он увидел рядом со своей кроватью неподвижную фигуру в темном плаще. Фалды плаща были подобны крылатым перепонкам летучей мыши. Лицо до половины скрывал ниспадавший капюшон. Впрочем, Брусникин теперь догадывался, кто перед ним.
   — Что же? — справляясь с волнением, но не со страхом, спросил Никита. — Наказали тебя, раз ты вернулся?
   Фигура кивнула.
   — Навсегда ли ты вернулся или на время? — Никита затаил дыхание.
   — Неисповедимы пути Господа, — прошелестел тихий, как летняя ночь, голос незнакомца.
   — И для тебя?
   — И для меня.
   Какое-то время оба молчали.
   — А что, все хранители похожи на своих подопечных? — Никита всматривался в него, но черт лица не различал.
   Смутная фигура чуть шевельнулась.
   — Но как же наказали тебя? — Брусникин чуть подался вперед.
   — Ты мое наказание, — молвил незнакомец.
   Он стал медленно таять в воздухе. Уже и стены просвечивали сквозь него, уже и очертаний почти не осталось…
   — Постой! — крикнул Никита.
   — Что?! — подскочил на соседней кровати Шолохов. — Ты чего орешь?! Обалдел?! Четыре часа утра всего!
   — Кто орет? — Брусникин подошел к подоконнику и выглянул во двор. — Сам орет, а другие виноваты.
   От корпуса отъехала «скорая помощь». Люди работали. Спасали себе подобных по мере сил и способностей.