Глава 29

   Несколько человек из морской пехоты Большого Сатаны и персонала посольства, которых Рака очень подозревал в принадлежности к ЦРУ, забаррикадировались на верхнем этаже и на крыше, разместив там снайперов.
   Вокруг забора собрались несколько мужчин и женщин в гражданском, полиция, “Моссад” и подразделение армейского летучего отряда, по своим функциям аналогичного британским специальным воздушным подразделениям коммандос.
   Но не было представителей средств массовой информации.
   Рака говорил в громкоговоритель, стоя в большом коридоре, проходившем по всей ширине передней части здания. Здесь висели портреты американских президентов и евреев — Бен Гуриона и Голды Мейер. Позже он прикажет убрать их отсюда.
   — Я требую, чтобы было выполнено следующее: морские пехотинцы и персонал Службы безопасности, забаррикадировавшиеся на верхнем этаже и на крыше, должны быть эвакуированы вертолетом. Они должны оставить оружие на крыше. Если к зданию приблизится более одного вертолета, все заложники будут казнены. Я требую, чтобы официальные представители правительства еврейских оккупантов Палестины были доставлены на расстояние слышимости моего голоса для обсуждения важных вопросов. Я требую, чтобы представители Большого Сатаны прибыли сюда с той же целью. Я требую, чтобы сюда были доставлены представители прессы и других средств массовой информации, и чтобы не было никаких попыток препятствовать представителям средств массовой информации как местных, так и иностранных. Я требую бесперебойного водо— и электроснабжения посольского комплекса, и требую, чтобы не предпринимались никакие преднамеренные помехи во вред этому зданию. Все это от имени “Международного Джихада”, от имени борцов против гнета Большого Сатаны, евреев, их лакеев и других фашистских диктатур.
   Если будут предприняты попытки прорваться в посольство или повлиять на события иными способами, то мы обнародуем материалы конференции, а смерти, которые последуют за этими действиями, падут на ваши головы. И только на ваши. Посланцы государств, находящиеся здесь для выработки секретных мероприятий против исламского мира, обвязаны взрывчаткой. Детонаторы могут быть приведены в действие различными способами.
   В ваших руках судьба восьмидесяти двух заложников. Здесь находится съемочная группа, которой приказано продолжать работу. Если ваши действия повлекут смерть тех, кто содержится здесь в качестве заложников, все эти действия будут записаны для последующей публичной демонстрации. Следующее мое обращение к вам состоится через час.
   Он разжал руку и выключил громкоговоритель. Рака повернулся к Ибрахиму, который уже снял униформу.
   — Проследи, чтобы все эти картины были сняты со стен и уничтожены.
   — Да, Мухаммед.
   Рака пошел по коридору к большому залу, где он держал всех пленников. Многие из заложников, которые оказались ближе всего к местам взрыва светозвуковых гранат, до сих пор испытывали жестокие страдания.
   Но посланник президента должен был слышать.
   Рака пересек зал, заметив, что Уорен Карлисс следит за ним. Джамаль сменил ливрею и теперь помогал Карлиссу работать с видеокамерой, которую принесли в ящиках с оружием в посольство. Светозвуковые гранаты вывели из строя камеру, которой велись съемки во время банкета. А Рака хотел, чтобы запись можно было воспроизвести немедленно. Кинопленка для этой цели не годилась. Из нее можно было легко вырезать ненужные кадры во время обработки и редактирования.
   Нескольких работников посольства заставили принести все телевизоры в зал, чтобы Рака имел возможность постоянно следить по ним за действиями врага. Средства информации, особенно американские, казалось, заигрывали с террористами.
   Рака остановился перед американским посланником, на которого только что нацепили взрывчатку. Он, очевидно, не мог еще хорошо видеть, но Рака подумал, что он может слышать.
   — Ты слышишь меня? — прокричал Рака.
   — Кто вы? — глаза человека бегали из стороны в сторону.
   — Я человек, который властен над твоей жизнью и смертью, — Рака засмеялся и ушел.
   Иосиф Гольдман считал себя счастливцем. Вечером он ремонтировал свой “Ягуар” 1957 года выпуска и очень испачкался. Его жена Анита приготовила ужин, а после еды и вышивки он принял душ. Он чувствовал себя счастливым. Но тут его вызвали на службу. А это значило, что снова предстоит грязная работа.
   Машина остановилась, и Гольдман вышел из нее, направившись к группе полицейских и военных. Иосиф узнал полковника, работавшего в отделе по борьбе с терроризмом.
   — Юрий! — позвал он.
   Юрий Марковский отвернулся от группы офицеров, которые о чем-то совещались, и, улыбаясь, расставил руки.
   — Ба-ба, а я думал, что ты в отпуске.
   — Я был в отпуске еще сорок минут назад, — он пожал руку высокого полковника, а потом стал искать сигареты.
   — Я думал, что ты бросаешь курить.
   — Сорок минут назад бросал, — ответил Гольдман. Он нашел сигареты и зажигалку. Это была первая сигарета за десять дней, и когда он вдохнул дым, он показался ему очень вкусным. Потом Иосиф закашлял и пробежал рукой по редеющим волосам. — Так вот, мне позвонили и сказали, что что-то произошло, и необходимо мое присутствие, и что через десять минут за мной приедут, а в машине будут документы.
   — Я знаю. Никакой стоящей информации.
   — Ничего существенного. Значит ли это, что вы ничего не знаете кроме того, кто это? И даже сколько их?
   — Пойдем, поговорим, — сказал Марковский и кивнул в сторону улицы. — Мы знаем, что у них были свои люди среди персонала. И мы знаем, что человек двенадцать ворвались в посольство снаружи. Они объявили, свою принадлежность к “Международному Джихаду”. Мы считаем, что это действительно так. Наш человек с крыши сфотографировал их представителя, говорившего о взрывчатке.
   — О какой взрывчатке, Юрий?
   — Которая привязана на груди всех заложников. Хотя в этом я сомневаюсь. Может быть, только наиболее важных. Но мы получили фото того человека и проверяем его у себя, в ЦРУ, британской разведке и западной Германии. Если они посчитают нужным сказать нам или мы сами найдем какую-нибудь информацию, то по крайней мере, через час мы будем знать, кто они. Мы связались с американским госдепартаментом. Они очень спокойны и официально запросили, почему мы ничего не делаем. По крайней мере, ничего не делали. Обвинили нас в сокрытии информации и заигрывании с террористами. Представитель террористов требует полного освещения событий, и у нас всего сорок минут до следующего контакта с ним. Американцы просят тянуть время.
   — Конечно! Мы тянем время, те приходят в ярость, а американцы нас обвиняют. А почему бы нам не переодеть армейское подразделение кинодокументалистов с их камерами, одно из тех, что снимает ваши дикие вечеринки в пустыне?
   — Можно. Но те ожидают увидеть материал по телевидению.
   Гольдман задумался.
   — А что, если отключить электроэнергию?
   — Представитель сказал, что если мы нарушим подачу воды и электричества, то заложники будут казнены.
   — Замечательно, — прошипел Гольдман. — Дай подумать. Получается, мы никак не можем воздействовать на них. Если мы попытаемся помешать им, то это закончится казнью заложников.
   — Да, — сказал Марковский, выпуская облако дыма.
   — В том то и дело.
   — Что, Иосиф?
   — Мы никак не можем помешать им... А может, просто не транслировать материал, а использовать кабель для передачи сигнала на посольство с одного из зданий поблизости. Может, еще с десяток домов будут принимать наши трансляции. Но мы могли бы вывезти жителей этих домов под предлогом эвакуации в безопасное место и тем самым лишить их возможности смотреть ночные и утренние выпуски новостей. Твои люди подготовили бы пленку для передачи настоящих новостей по радио. Некоторое время это будет срабатывать.
   — Как я это сделаю? Я имею в виду журналистов.
   Гольдман кивнул в сторону улицы, как будто совещаясь с ней.
   Он подумал, что выглядит глупо. Гольдман сказал полковнику Марковскому:
   — Пообещай им эксклюзивные права на материалы, если все получится. Запугай их чем-нибудь. Я не знаю. Взывай к их патриотизму. Что угодно. Но мы должны сделать все быстро. Пошлите своих людей проверить материалы, чтобы не проскользнуло ничего случайного, когда материал пойдет в эфир. Что, если послать нескольких репортеров взять интервью у террористов?
   — Мы можем попросить их, — согласился Марковский.
   — Если это удастся, тогда мы могли бы получить информацию, все ли заложники находятся вместе. Они часто поступают именно так, хотя это и глупо.
   — Держу пари, что они все в большом зале, где проходил обед. Ты знаешь, кто там был?
   — Несколько важных дипломатов. Это все, что мне сообщили.
   Марковский остановился.
   — Специальные представители Египта, Сирии, Иордании, нашей страны, посланник президента Америки. Проводилась конференция об угрозе мусульманского фундаментализма миру на Ближнем Востоке. Присутствовали представители исламского мира. Видимо, поэтому был нанесен такой удар.
   — Хорошо. Теперь нам необходимо знать, чего хотят от нас террористы. И чего ждет от нас правительство.
   — К нам обратился пока только Египет. Они предложили нам любую посильную помощь, которая нам может потребоваться.
   — Что-нибудь типа своих диверсионных подразделений?
   Марковский улыбнулся:
   — По крайней мере, у них добрые намерения.
   Гольдман прикурил сигарету от предыдущей и пошел к машине. Приблизившись к ней, он крикнул Марковскому:
   — Предупреди всех — никаких радиотелефонов. Они могут нас прослушивать. Одному Богу известно, что за аппаратура находится в американском посольстве.
   Над ними пролетел вертолет. Марковский прокричал:
   — Он снимет с крыши морских пехотинцев и нескольких сотрудников посольства. Это одно из требований террористов.
   — Поговори с ними, но не испытывай их терпения. Мы могли бы узнать от них что-нибудь полезное для себя, — Гольдман сел в машину и бросил водителю: — К ближайшей телефонной будке.
   Ему очень хотелось принять душ.

Глава 30

   — Почему вы не можете остановить их, полковник Лидбеттер?
   Лидбеттер оторвал взгляд от своих рук и посмотрел в окно, закрытое шторами, как бы в поисках вдохновения. Его не было. Он снова взглянул в лицо генерала Файфа. Когда он уже было собрался заговорить, в комнату вошла жена Файфа с подносом и кофейником, двумя чашками и тарелочкой шоколадных пирожных на нем.
   Пахли они замечательно.
   — Спасибо, Марианн, — сказал ей генерал Файф.
   — Да, большое спасибо, миссис Файф. Пирожные восхитительны.
   — Я только что испекла их, полковник, — улыбнулась она. — Я оставляю вас вдвоем. Если вы захотите еще кофе, позовете меня, — она вышла из комнаты, шурша платьем. Со светлыми волосами и полненькой фигурой она напоминала Лидбеттеру идеальную бабушку, какой никогда ни у кого не было.
   Когда дверь закрылась, Файф встал, обошел письменный стол и стал наливать кофе. Они оба предпочитали пить черный кофе, поэтому она не принесла сливок.
   — Да... — он передал Лидбеттеру чашку. — Ее пирожные действительно пахнут замечательно. Вы когда-нибудь пробовали их?
   — Нет, сэр. У меня не было такой...
   — Привилегии? По вкусу они напоминают дерьмо. Я пытался кормить ими собаку, пока она не сдохла. Поэтому вы должны помочь мне съесть несколько штук, иначе мне одному придется давиться ими.
   — Да, сэр. — Лидбеттер встал, взял пирожное, откусил и понял, что генерал Файф даже был слишком высокого мнения о кулинарных способностях своей супруги.
   — Почему вы не можете остановить их?
   — Помните, сэр, мы договаривались, что и речи не может быть о радиосвязи?
   — Но мы могли бы использовать что-нибудь другое.
   — Но спутник, через который мы могли бы с ними связаться, еще не запущен, сэр.
   — Черт возьми! Если ваши парни доберутся туда и сделают свое дело, Мэт, эти сволочи, занявшие посольство, разорвут всех на куски.
   — Мне известно об этом, сэр.
   — Да. Но вам не известно вот это. Посмотрите, — он взял со стола конверт и передал его Лидбеттеру, которому пришлось затолкать пирожное в рот, чтобы освободить руку.
   Мэтью Лидбеттер поставил чашку на поднос, открыл конверт и вытряхнул оттуда расплывчатую черно-белую фотографию. Она, вероятно, была сделана при помощи специального объектива с большого расстояния и, пожалуй, при плохом освещении. Но лицо было все же узнаваемо.
   — О, Боже!
   — Да, это мистер Рака собственной персоной. Религиозный фанатик.
   — Да...
   — И ваши парни должны ликвидировать его группу? Я прав?
   — Да.
   — И есть один способ остановить их, Мэт.
   — Какой, генерал?
   Лидбеттер знал, какой способ, но не стал упоминать о нем раньше. Он надеялся, что генерал Файф не знает этого единственного способа.
   — Мы сообщим КГБ, и они сделают это за нас.
   Все правильно. Это и был тот единственный способ.
   — Действуйте, Мэт.
   — Это убийство, сэр.
   — Я приму вашу отставку. Можете датировать ее позавчерашним числом. И к вам не будет никаких претензий. Вы останетесь в стороне.
   — Нет, сэр.
   — Что, черт возьми, вы имеете в виду?
   Лидбеттер снова встал. Он был выше генерала Файфа, но ненамного.
   — Вы можете принять мою отставку или отдать под суд за неповиновение прямому приказу. Но я не отдаю приказов убивать моих солдат. Вы хотите это сделать и можете приказать кому-нибудь другому сделать это.
   — Мэт, я слышал, что у людей иногда возникают трудности с получением пенсии...
   — Ну, это просто замечательно, сэр. И вы правы — пирожные просто дерьмовые, — Лидбеттер поставил чашку на поднос и направился к двери.
   — Мэт, я не шучу.
   Лидбеттер повернулся и посмотрел на него, держась за ручку двери.
   — И я тоже, сэр, — он открыл дверь и вышел.

Глава 31

   Мехди Хамадан смотрел на экран вот уже несколько часов. Везде одно и то же. А точнее, ничего. “Технические неполадки”.
   — Черт их возьми! — крикнул он.
   Скоро взойдет солнце.
   Хамадан открыл балконную дверь и вышел на воздух.
   Достаточно было включить специальное устройство в розетку, установить время на часовом механизме и уйти. Через десять минут мощный электрический импульс обесточит весь этаж и пошлет радиосигнал, который будет принят Ракой и его группой. Этот сигнал будет приказом убить всех заложников в посольстве.
   Он мог бы сделать это сейчас.
   Мехди впился пальцами в перила и уставился на неспешное предрассветное движение на улице.
   Иерусалим казался вполне обычным.
   Что случилось? Чем они сейчас занимаются?
   Хамадан смотрел на улицу и старался сосредоточиться.
   Джамаль был просто гениален в электронике.
   Рака стоял у него за спиной в посольском центре связи. Уорен Карлисс находился рядом с ним.
   — Джамаль, возможно ли, что они нас дезинформируют?
   — Очень возможно, Мухаммед, — согласился Джамаль.
   — Уорен, друг мой?
   — Я понятия не имею, Рака. А если бы знал...
   —...то не сказал бы мне. Я знаю, — Рака смотрел на крошечные красные и зеленые огоньки. Эти диоды с цифрами ни о чем ему не говорили.
   Он посмотрел на Карлисса.
   — Эта блондинка, которая работает в посольстве США, еврейка, не так ли?
   — Я не знаю, — сказал ему Карлисс.
   Рака засмеялся.
   — Уорен, Уорен, что мне с тобой делать? Ты думаешь, что если твоего брата уже нет в живых, то я не имею власти над тобой? Но ты не прав, — Рака повысил голос. — Ибрахим! Рива!
   Дверь за его спиной открылась. Рака видел, как у Карлисса отвисла челюсть.
   В комнату втолкнули белокурую еврейку по имени Хелен Челевски. Ее руки были скручены впереди липкой лентой, рот был забит туалетной бумагой и заклеен такой же лентой.
   Рива взяла нож и приставила его к лицу Хелен чуть ниже носа.
   — Я помню, — начал Рака, — что у американцев есть пословица. Отрезать себе нос, чтобы разозлить кого-то другого. Так вот, если ты разозлишь меня, Рива отрежет нос этой еврейке.
   Рива ударила Хелен сзади по ногам, и та упала на колени. Ибрахим схватил ее за волосы обеими руками и рванул голову назад, а Рива снова приставила нож к носу. Хелен задыхалась.
   — Мне кивнуть еще раз, Уорен? — Рака изучал лицо Карлисса.
   — Отпусти ее, — взмолился Карлисс. — Вытащи ей кляп изо рта, чтобы она могла дышать и отведи ее к остальным. Я сделаю все, что в моих силах.
   — Не знаю, Уорен. Может, ты говоришь это и искренне. А может, нет. Мне кажется, что если мы отрежем ей кусочек носа, то сможем быть более уверенными в тебе. Как ты думаешь?
   Уорен Карлисс опустился на колени перед Ракой и наклонил голову. Он шептал:
   — Пожалуйста. Пожалуйста... сэр.
   Рака улыбнулся.
   — Уберите ее. Сделайте так, как посоветовал Уорен. Развяжите ее и держите с остальными.
   — Да, Мухаммед, — сказал Ибрахим. Они подняли Хелен на ноги и вывели ее из комнаты.
   Карлисс все еще стоял перед Ракой на коленях.
   — Здесь есть мощный передатчик и вполне логично, должна быть спутниковая антенна, — сказал Рака.
   — Да, — почти неслышно прошептал Уорен.
   — Я не доверяю телепередачам, которые они транслируют. Ты можешь настроить аппаратуру на прием теле— и радиосигналов из-за границы?
   Карлисс молчал в нерешительности, а потом ответил:
   — Должно получиться.
   — Тогда немедленно приступай к настройке антенны и найди радиостанцию, передающую настоящие новости. Я должен знать, что сообщают миру. Джамаль поможет тебе. Он хорошо разбирается в этих вопросах. Встань.
   Карлисс встал.
   Рака улыбнулся ему.
   — Уорен, ты доказал, что действительно является незаменимым человеком.
   — Ты все равно собираешься убить ее, да? Потому что она еврейка? Ты убьешь всех нас?
   Рака обеими руками похлопал Карлисса по плечам.
   — Есть много способов умереть. Хочешь, я расскажу тебе, как умер твой брат?
   Карлисс не ответил ему.

Глава 32

   Впереди был массивный естественный выступ, и Кросс с Иранией, ехавшие впереди колонны, направились к нему. На площадке над выступом стоял человек. Даже с такого расстояния можно было различить винтовку у него в руках. Лошади ускорили шаг, вероятно, почувствовав запах пищи и пресной воды, а может просто запах сородичей.
   — Ты хороший любовник, — сказала ему Ирания.
   Кросс просто смотрел на нее. Ему еще никогда не говорили такого.
   — Спасибо, — наконец промолвил он.
   — Сегодня ночью мы будем спать вместе. Это будет наша последняя ночь, Эйб.
   — Да. Я знаю и совсем не против спать вместе. Я люблю тебя и буду очень скучать по тебе. Знаю, что это звучит по-дурацки.
   — Не по-дурацки, — сказала Ирания и, улыбнувшись, посмотрела на него. — Это звучит замечательно. И я всегда буду помнить, что ты сказал мне. Сколько бы лет не разделяло нас.
   Объехав небольшую лощину, они направились к выступу.
   Лошади все ускоряли шаг.
   Кросс внимательно осматривал пространство под выступом. Везде были бойцы “Народного Муджахедина”. Людей было больше, чем лошадей, на которых они могли были приехать. В основном мужчин, и всего лишь несколько женщин. Под прикрытием скалы горели костры, и чем ближе они подъезжали, тем сильнее Кросс чувствовал запах еды. Вероятно, готовили баранину.
   Ирания въехала под выступ. Кросс — за ней. Она легко выпрыгнула из седла. Кросс остался верхом. Он не доверял такому большому количеству людей, а тем более — вооруженных незнакомцев. Кросс как бы случайно держал руку возле автомата.
   Невысокий смуглый человек с черными с проседью волосами подошел к ним. Ирания бросилась в его лапищи, пытаясь обнять его поверх массы амуниции, висевшей на нем. Они заговорили на фарси. Кросс уже научился распознавать этот язык. Мужчина смеялся и крепко обнимал ее, а Ирания смотрела на него, а не на Кросса.
   — Наверное, это ее дядя, Кросс, — добродушно засмеялся Хьюз.
   — Со мной однажды приключилось что-то подобное, — добавил Бэбкок и, перегнувшись через седло, хлопнул Кросса по спине.
   Кросс широко улыбнулся.
   — Ребята, вы такие милые.
   Он спрыгнул со своей гнедой лошади рядом с Иранией и человеком, который был размером с огромного черного медведя.
   Ирания потянула человека за собой, обняв Кросса левой рукой, а “медведя” — правой.
   — Мой дядя, — гордо улыбнулась она.
   Кросс услышал, как Хьюз и Бэбкок захихикали сзади.
   Би-Би-Си ссылалось на какое-то загадочное чрезвычайное положение в посольстве Соединенных Штатов в Иерусалиме, упоминалось нарушение связи. Никого из представителей прессы не подпускали ближе шести кварталов от посольства. Жители близлежащих зданий были эвакуированы. Диктор говорил, что посольство окружено все возрастающим количеством израильской полиции и военными. Корреспонденты Би-Би-Си попытались задать Белому дому вопросы, касающиеся данного события, но официальный Вашингтон хранил молчание. Высокопоставленный источник, пожелавший остаться анонимным, сказал, что к Хайфе направлен шестой американский флот. Все четыре американских информационных агентства, очевидно, остаются в неведении, как и остальные агентства во всем мире.
   Французская газета сообщала о прибытии на Кипр военнослужащих сверхсекретных американских сил быстрого реагирования “Дельта Флайт”.
   Мухаммед Ибн аль Рака сказал Уорену Карлиссу:
   — Оказывается, нас обманывали.
   У двери зала он остановился и на мгновение закрыл глаза. Потом раскрыл их и вошел в зал.
   Обеденные столы были сдвинуты в сторону. В центре зала теперь содержали заложников. Их заставили сесть. Женщины держали руки на коленях, мужчины — в карманах. Только морские пехотинцы и гражданские, которых подозревали в принадлежности к Службе безопасности, были со связанными на спине руками. Их глаза были завязаны.
   Рака обратился к своим “бессмертным” и к заложникам:
   — Меня обманули. Оказалось, что все эти репортеры, фотографы и все остальные не те, за кого себя выдают. Мир до сих пор не знает о ситуации, сложившейся в посольстве. Но я сейчас исправлю положение. Мне нужны двое пехотинцев и двое из Службы безопасности. Приведите их к главному входу.
   В зале раздался плач, хныканье, стоны. Но он проигнорировал все эти звуки. Стуча каблуками по полу, Рака шел по коридору. На стенах пыльные прямоугольники выделяли места, где висели те портреты, которые оскорбляли его взор.
   Он остановился у изуродованного взрывом дверного проема. Несмотря на жаркое солнце, здесь было прохладно. Рака оглянулся. Несколько “бессмертных” вели двух морских пехотинцев и двух гражданских, все еще со связанными руками. Ибрахим охранял вход. С ним была Рива. — Мухаммед, какие-нибудь трудности? — спросил Ибрахим.
   — Только кратковременная задержка, — ответил Рака и взял в руку громкоговоритель. — Говорит Мухаммед Ибн аль Рака, руководитель войск “Международного Джихада”, контролирующий посольство Большого Сатаны на земле еврейских оккупантов Палестины. Я узнал, что известие о захвате посольства не было распространено, как мы требовали. Это огорчает меня. Но еще больше это огорчит вас.
   Рака повернулся к ближайшему пехотинцу и передал громкоговоритель Ибрахиму. Пехотинцу было лет двадцать, он отличался крепким сложением.
   Рака схватил его за воротник и толкнул туда, где когда-то были ступеньки, а затем — вниз, во двор посольства.
   Он вытолкнул пехотинца на солнце и сказал:
   — Погрейся.
   Пехотинец явно хотел заговорить, но молчал в нерешительности.
   — Говори свободно. Не бойся, — сказал ему Рака, когда они остановились посреди двора, откуда их могли видеть все собравшиеся у здания посольства.
   — Вы не понимаете американский народ. Вы так просто отсюда не уйдете.
   — Народ, о котором ты говоришь, рассердится на меня за то, что я сделал?
   — Да, это так. Остановитесь. Америка заступится за вас перед израильтянами. Я знаю, что так будет.
   — У тебя много веры, но не на то она направлена.
   Рака выхватил нож и нанес удар поперек горла молодого пехотинца. Тело упало на асфальт подъездной дорожки, а Рака пошел к зданию.
   На верхней ступеньке он взял у Ибрахима громкоговоритель.
   — Здесь у двери стоят еще три заложника. Каждый час один из них будет умирать, пока весь мир не узнает об этом событии. Только тогда я смогу считать, что мое требование выполнено. Если же после того, как эти трое будут убиты, вы так и не выполните мои требования, я начну убивать по две женщины-заложницы каждые пятнадцать минут. У вас есть один час.
   Скоро здесь будет столько крови, что можно будет утонуть. Фил Донелли работал с видеокамерой. Карлисс подумал, что тот уже похож на труп.
   — Давай я возьму камеру, — сказал ему Уорен Карлисс. — Пойди посиди.
   Донелли посмотрел на него. От усталости под глазами Фила были темные круги, а кожа посерела.
   — Подонок, — прошептал Донелли, когда Карлисс потянулся к камере.
   — Проваливай отсюда.
   Карлисс предположил, что Донелли внял его совету. Он не пытался вести камерой вслед Донелли, а стал снимать зал в поисках одного лица.
   И Уорен увидел его. Это была Хелен Челевски. Он стал снимать ее крупным планом, какой только позволял объектив. Ее глаза были полны слез.