Я пошла работать в фирму, торговавшую компьютерами, и на одной корпоративной совместной вечеринке познакомилась с Викой Шаповаловой, которая сразу стала моей лучшей подругой и первым человеком, которому я по-настоящему «отрыдала» свой роман с Родькой. Я плакала пьяными отчаянными слезами несколько часов подряд, и Вика утешала меня, как могла, говоря, что все еще наладится и я обязательно встречу своего мужчину. Ну, словом, она несла ту лабуду, которую одна подруга обычно скармливает другой, когда личная жизнь приятельницы терпит окончательный крах.
   Выплакалась я, и мне стало легче, я даже почти поверила Вике. А когда я познакомилась с Берном, что-то подсказало мне, что это – мой шанс начать новую жизнь.
   С Берном я познакомилась в Питере, во время моей поездки в город на Неве. Я поехала туда, купив экскурсионный тур на три дня. Мне хотелось развеяться и отдохнуть. Кроме того, я была в Питере давно – ездила сюда с одноклассниками лет десять тому назад, и мне хотелось освежить прекрасные воспоминания об этом городе.
   Когда Питер – строгий, торжественный – словно вырос из темно-серебристой Невы вместе со своими дворцами, башенками, ажурными мостами, я почувствовала, как градус моего настроения резко ползет вверх и меня охватывает состояние легкости и беспричинного веселья. Словно мне выпали нежданные каникулы после напряженной «черной» работы. Первый день я просто бродила по городу, любуясь им и подолгу останавливаясь у какого-нибудь понравившегося мне здания или скульптуры. На второй день я примкнула к экскурсантам. Мы осматривали Исаакиевский собор, и при выходе я столкнулась с высоким блондином, который растерянно посмотрел на меня.
   – Простите, – обратился он ко мне на ломаном английском. – Я немного заблудился и не знаю, куда идти.
   Английский я знала на уровне среднего разговорного и поэтому поняла его.
   – Куда вы хотите пойти? – спросила я у него.
   Он стоял и смотрел на меня, cловно не слыша моего вопроса. Я повторила его.
   Он встрепенулся, как будто внезапно очнулся от столбняка.
   – Я… – он запнулся и замолчал. – А можно, я просто погуляю с вами? – брякнул он. – Хотите, посидим в ресторане, хотите, пройдемся по городу?
   Неожиданно для самой себя я согласилась. Весь день мы прогуляли по городу, cмешно общаясь на смеси русского и английского. Я плохо знала язык. Берн Андерссон (так звали моего нового знакомого) скверно говорил по-русски. Когда нам не хватало слов, мы прибегали к жестам. А когда не понимали язык жестов – принимались хохотать, при этом мы не спускали друг с друга глаз, cловно взаимно подпитывались этими взрывами веселья.
   Вечером мы пошли в ресторан, но Берн почему-то замолчал, стал каким-то притихшим. Я гадала – чем объясняется эта перемена? Позже он объяснил мне, что ужасно волновался и боялся, что этот день станет для нас первым и последним и после этого мы расстанемся. Я же, напротив, подумала, что просто наскучила симпатичному шведу и он не знает, как закруглить наше знакомство. Вот сейчас мы посидим, поужинаем, он кивнет мне на прощанье, и мы разбежимся в разные стороны.
   Но ничего этого не произошло. Путаясь в словах, Берн сказал, что он хотел бы «пойти в постель». Мои брови взлетели вверх. Он запнулся, покраснел, а потом выдавил, что «хотел бы со мной в отель».
   Возникла пауза… Он молчал и смотрел на меня. Внезапно я приняла решение. Я не была влюблена в него или увлечена им, но это был такой прекрасный, легкий день, что я подумала: закончить его вместе было бы логично. Мне было хорошо и приятно с Берном. Тогда – почему бы нет? Я же взрослая женщина.
   В постели Берн был нежен и ласков. Я ощутила, как комок моей тоски и напряжения постепенно рассасывается, и все внутри меня наполняется приятным покоем. Я словно лежала на пляже в бездумно-солнечный день, у меня впереди была куча времени, и никуда не надо было торопиться.
   Берн гладил мне руки, грудь и все время повторял: «Красьивая, красьивая». Он немного учил русский язык в связи с возможным сотрудничеством его фирмы с нашей страной. Сюда, в Питер, он прибыл на какой-то русско-шведский круглый стол, посвященный развитию сотрудничества между нашими странами.
   Я осталась в Питере еще на два дня – до конца командировки Берна. Мы договорились переписываться и созваниваться друг с другом. Каждый день я получала по электронной почте трогательные и смешные послания от Берна, где он писал, как он скучает по мне и хочет меня снова увидеть.
   Он прислал мне приглашение, и я поехала к нему в Швецию. И на четвертый день моего пребывания в Гетеборге, где жил Берн, он сделал мне предложение. Похоже, он увлекся не на шутку.
   А я… раздумывала. Вика, едва я рассказала ей о Берне, сразу cказала: это то, что мне в данный момент необходимо и мне нельзя упустить Берна. Ни в коем случае!
   Я не была влюблена в него, но думала, что тихая совместная жизнь успокоит меня и приведет в чувство после моего безумного романа с Родькой.
   Позже, проанализировав все задним числом, я прекрасно поняла, что просто, как маятник, шарахнулась в другую сторону, чтобы убежать от своей прежней жизни. Мне страшно хотелось обрести под ногами какую-то надежную почву, и Берн показался мне лучшим кандидатом на роль пропуска в другую жизнь. Спокойный, немногословный, внимательный – в нем было все то, чего не было в Родьке. И я решила, что смогу наладить с ним нормальное семейное существование.
   Но все обернулось совсем не так, как я думала…
   Берн оказался вовсе не тем человеком, за которого я приняла его сначала. Его немногословие обернулось равнодушием, заботливость – педантичностью, а внимательность – стремлением все держать под контролем. И довольно скоро я поняла это. И то раздражение, которое во мне вызывал иногда Берн, никуда не исчезало, оно, напротив, как магнит, притягивало к себе все: наши ссоры, возникавшие на пустом месте, глухое молчание по вечерам, отчуждение в постели…
   Но деваться мне уже было некуда. Родилась Лиза, и я «погрузилась» в дочку без остатка… Я довольно быстро освоилась в Швеции, выучила язык, в дальнейшем собиралась найти себе работу…
   – Рагозина! Ты спишь? – раздался у меня над ухом голос Юрки.
   – Задумалась…
   – Красивым женщинам думать вредно, – подмигнул мне Юрка. – Давай-ка, Рагозина, я тебе салатика с рыбкой на тарелку положу и винца налью.
   – Примитивный ты человек, Cвирня! – вздохнула я. – У меня – проблемы и депрессия. А ты мне салатик предлагаешь!
   – А я что, не понимаю?.. Но отвлекаться-то как-то надо.
   – Не получается.
   – А ты постарайся, и все получится.
   Разубеждать Юрку – тратить понапрасну время. Лучше промолчать.
   Я уткнулась в свою тарелку. Салаты Антонина всегда готовила на славу, и мы наперебой высказывали ей свои комплименты как отличной хозяйке.
   После обильных тостов за наше школьное братство, обменов информацией – какие у кого перемены и планы, – Юрка наклонился ко мне и прошептал:
   – Ты мне сегодня категорически не нравишься!
   – Ничем не могу помочь. Я и сама себе не нравлюсь.
   – Я не в том смысле.
   – Я поняла, в каком. Не парься, Юр. Если я тебе порчу радужную картинку, можешь отсесть от меня или выйти на балкон к Шурыгиной. Там, кажется, байки травят. Ржут, как лошади.
   – Обижаешь, Рагоза. Я помочь тебе хочу. Всей душой!
   Свиря был пьян в стельку. Я вздохнула: и зачем я сюда приперлась? В надежде, что отвлекусь от своих проблем? Пока это получается у меня плохо. Может, распрощаться со всеми и уйти?
   – Ты мне только скажи! – напирал на меня Юрка. – И я все для тебя сделаю! А, Таш? Ты не копи в себе. Люди-то вокруг на что тогда?
   От него несло перегаром. Усы его поникли.
   – Ты же знаешь мою проблему, – тихо сказала я. – Лиза там, в Швеции, и я не могу привезти ее сюда. По этим гребаным шведским законам!
   – Так тебе чего надо-то? Адвоката хорошего найти?
   – Я уже ходила по адвокатам, по всяким: и по хорошим, и по плохим, и по дорогим, и по бесплатным. Все они наотрез отказываются браться за мое дело. Безнадега это, полная, Юр! Как ни крути! Повеситься мне от этого хочется, ей-богу!
   – Слушай, Рагоза! Считай, что адвокат у тебя в кармане. Классный дядька! Из крутых.
   Я невольно рассмеялась:
   – Откуда у тебя такие знакомые, Юр? Ты, часом, не перебрал?
   – Опять ты на меня бочку катишь, Рагоза! Не веришь мне, подкалываешь… Ну что ты за человек такой… А ведь я правду говорю! Я недавно с этим адвокатом познакомился, неделю тому назад. От бандитов его спас!
   – Каким же образом? Уложил всех в перестрелке или в честном рукопашном бою?
   Но Свирня на мою насмешку никак не отреагировал.
   – Я и сам толком сперва ничего не понял. Шел по улице, смотрю: из машины человек выходит, идет к подъезду, а за ним – двое. Я смотрю, наблюдаю, но ничего не делаю, стою тихо, как будто меня здесь и нет. А эти хмыри вдруг дорогу ему перекрывают и о чем-то говорят и теснят от дома, один, смотрю, нож вынул… Тут я и рванул к ним изо всех сил. Они меня увидели – и врассыпную. А тот мужик стоит и на меня смотрит. Спокойно так, а потом говорит «Спасибо! Похоже, вы меня от смерти спасли». Я ему: «Что уж там! Все нормально». И собирался уйти, а он мне свою визитку сует со словами: «Если я вдруг вам понадоблюсь – позвоните. Я – адвокат и всегда вам помогу». Так что, Рагозина, уступаю тебе этого адвоката. Но не задаром. Так и знай!
   – Господи! Юр, и чего ты от меня хочешь?
   – Поцелуя.
   – Ну… это запросто… – и я чмокнула его в щечку.
   – Несерьезно ты ко мне относишься, Рагозина, – с укоризной сказал Юрка. – А я… между прочим… – Но свою мысль он так и не закончил, уткнувшись в рюмку.
   – Я, пожалуй, пойду, – cказала я, вставая.
   – Торопишься куда-то? – встрепенулся Юрка.
   – Да так, устала. Дома дела…
   Зазвонил сотовый. По заигравшей мелодии я поняла, что это Вика.
   – Слушай! – обрушилась она на меня, как только я выдавила слабое «алло!». – И куда ты, скажи на милость, пропала? Мы приехали, а тебя нет. Даже записки не оставила!
   Чувство вины настигло меня с новой силой.
   – Прости… у меня тут встреча с одноклассниками, я просто забыла о ней, вспомнила в последний момент и рванула сюда. У нас юбилей вроде, нехорошо игнорировать такое мероприятие.
   – Наташ! Ты в таком состоянии, – назидательно сказала Вика. – Что значит – нехорошо? Могла сослаться на головную боль или грипп и остаться на даче.
   – Ладно, Вик! – твердым голосом сказала я. – Не будем пререкаться и спорить, разберемся потом, целую, пока. – И, прежде чем она успела что-то возразить, я нажала на «отбой».
   – Что-то не так? – спросил меня Юрка, увидев мое исказившееся лицо.
   – Все так. Просто небольшое выяснение отношений.
   – Выяснила?
   – Ага!
   – Может, еще посидишь?
   Я мотнула головой:
   – Не получится.
   – Как хочешь. Я тебя провожу.
   – Но не до дома!
   – Это еще почему нельзя? Тебя бойфренд отвезет?
   – На ковре-самолете домчит. Тебе, Юр, надо думать, как самого себя до дома транспортировать без телесных и моральных повреждений, а не обо мне беспокоиться.
   – Намек понял. Тогда хоть до лифта провожу.
   – До лифта – можно.
   Антонина уговаривала меня остаться, но делала она это так вяло, что было ясно – мысленно она уже провожает гостей и приводит квартиру в прежнее, доюбилейное состояние. Ее круглое раскрасневшееся лицо сияло добродушной улыбкой.
   – Все так хорошо было! Посидели, пообщались. Редко такие душевные моменты выпадают. Все работа, дела, быт заедает…
   Я чмокнула Антонину в щечку, наговорив кучу комплиментов ее салатам и прочим кулинарным изыскам и мотнула Юрке головой: мол, отрывай свою задницу от стула и шлепай со мной до лифта.
   Юрка поднялся, покачиваясь, и пошел за мной. Возле лифта Свирня навис надо мной вопросительным знаком и сказал, беря меня за руку:
   – Значит, так, Рагозина! Я тебе завтра звоню и даю телефон этого адвоката. Идет?
   – Идет! Если только завтра ты встанешь, хотя бы часа в три.
   – Я?! – Юрка ударил себя в грудь. – Да в одиннадцать я буду уже на ногах! Как огурчик, проснусь и сразу звякну, так что жди.
   Пришел лифт, и я распрощалась с Юркой, с трудом отняв у него свою руку.
   Дома я быстренько стянула с себя одежду и завалилась спать, даже не посмотрев на будильник. Какая разница! Все равно, торопиться мне с утра некуда, да и дома дел никаких, разве только в магазин сходить. Мой стратегический запас продуктов был на угрожающе низкой отметке.
   Спала я спокойно, без сновидений, и проснулась от звонка сотового. Я нашарила его рукой и нажала на соединение.
   – Рагоза! Это я! – раздался голос Юрки. – Не разбудил?
   – Уже нет.
   – Раньше меня все-таки проснулась? – допытывался он.
   – Отвали! Ты по делу звонишь или как?
   – Естественно, по делу. А просто так позвонить уже нельзя?
   – Можно. И что там?
   – Телефон адвоката, о котором я тебе вчера говорил. Записывай!
   – А… – Честно говоря, его треп уже вылетел у меня из головы. Но сейчас я вспомнила наш разговор и провела рукой по лицу, словно прогоняя остатки сна.
   – Записываешь?
   – Минуту!
   – Да хоть час! – хмыкнул Юрка. – Я с тобой, Рагоза, готов хоть целые дни напролет говорить. И не только говорить….
   Я пошлепала в кухню. Там, на подоконнике, у меня лежал блокнот со всякими нужными записями.
   – Диктуй, – проворчала я.
   Он продиктовал номер, а потом прибавил:
   – Полынников Феликс Федорович. Записала?
   – Короче, полынь горькая, – пробормотала я. – Как и вся моя жизнь.
   – Откуда такой пессимизм, Рагоза? Красивые женщины должны ходить по жизни королевами и принцессами! Не гони волну: мы обязательно прорвемся!
   – Не сомневаюсь. Ладно, Юр. Мне в магазин надо чапать. Как-нибудь еще созвонимся.
   – Непременно.
   Я тряхнула головой, окончательно прогоняя сон. Голова была свинцово-тяжелой. Я положила блокнот на стол и уставилась в окно. День был пасмурный. Небо в темно-серых тучах, и выходить из дому в такую погоду категорически не хотелось. Но делать было нечего – в холодильнике хоть шаром покати, и если не раскатывать губу, то можно вполне обойтись продуктовым магазином за углом. Тогда я сэкономлю деньги, а заодно и время.
   Я достала из тумбочки деньги, подавив невольный вздох. Мои запасы стремительно таяли. Иногда я перебивалась случайными заработками, но они только откладывали мой финансовый крах, наступление которого было так же неминуемо, как и наступление Нового года или повышение тарифов ЖКХ.
   Быстренько закупив необходимую провизию, я вернулась домой и свалила пакеты на стол. При этом блокнот с телефоном упал на пол. Я подняла его и повертела в руках. Может быть, стоит позвонить адвокату прямо сейчас, не откладывая дело в долгий ящик? Зачем тянуть резину?
   Я присела на табуретку и, придвинув к себе телефон, cтоявший на кухонном столе, набрала номер.
   На том конце сняли трубку:
   – Приемная Полынникова!
   – Алло! – откашлялась я. – Можно к телефону Феликса Федоровича?
   – По какому вопросу?
   – Это конфиденциальное дело.
   На том конце наступило молчание.
   – Как вас представить? – наконец услышала я после паузы, которая, казалось, никогда не кончится.
   – Он меня не знает. Но скажите, что ему звонят от человека, который на той неделе спас вашего шефа от бандитов.
   Раздался глухой стук: трубку положили на стол. Я услышала цокот каблучков секретарши, отдававшийся в моей голове.
   Затем в трубке возник мужской голос:
   – Алло! Полынников у телефона.
   – Простите, просто я действительно не знала, как мне представиться… Меня зовут Рагозина Наталья Александровна. А ваш телефон мне дал Юрий, который…
   – Я понял, – оборвал он меня. – Чего вы хотите?
   – Мне нужна ваша консультация.
   – Хорошо, приходите сегодня, к пяти. Вас устроит это время?
   Я бросила взгляд на круглые часы, висевшие на стене. До встречи с адвокатом было еще добрых четыре часа.
   – Устроит.
   – Тогда я вас жду.
   – Постойте! – закричала я. – А где вы находитесь?
   – Лариса вам объяснит, – сказал Полынников, передавая трубку секретарше.
   Лариса подробно рассказала, как доехать, при этом сначала она спросила: на машине я приеду или своим ходом? Я ответила, что своим. Когда я вернулась в Москву из Швеции, машину мне пришлось продать, и на эти деньги я до сих пор и жила, cтараясь по возможности растянуть их на как можно более долгий срок.
   Записав адрес конторы и подробные пояснения, как до нее добраться, я рванула в ванную – мыть голову и приводить себя в порядок.
   Контору я нашла не сразу, пришлось предварительно поплутать по кривым московским переулкам и поспрашивать дорогу у прохожих.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента