Страница:
Измененная форма нагрудника делала скользящим и отводила в сторону прямой удар меча и даже копья. К передней части по бокам надежно пристегивался наспинник. Крюк, что предназначался для поддержки длинного копья, приковывался и торчал справа из нагрудника. С ним же соединялись брюшные пластины, соответственно закрывавшие живот, такие же, но поясничные, разумеется, присоединялись к наспиннику. Существовал и такой термин, как оплечья. Они соединялись с ожерельем штифтами или ремнями. Причем правое делалось меньше левого, с учетом копья под мышкой. Дополнительной страховкой от боковых ударов в шею часто служил выходящий из оплечья довольно высокий гребень.
Предплечье теперь, не мудрствуя лукаво, облегалось цельнометаллической трубой, а нижняя часть наручей делилась на две застегивающиеся со стороны корпуса половины. Иначе вряд ли их можно было бы надеть. Локтевая раковина позволяла руке сгибаться, словно и не было на ней металла. Тяжелые железные рукавицы, брошенные в лицо для вызова на дуэль, пожалуй, прикончили бы оскорбляемого на месте, не прибегая к поединку. Впрочем, время дуэлянтов еще не наступило, а перчатки, которые, кстати, ухитрялись делать с разделенными пальцами, служили своему прямому назначению – защите кистей рук. Ноги до колен и ниже до щиколоток также покрывались простыми половинками труб. Наколенники не мешали ногам сгибаться, при этом закрывали эту часть ног со всех сторон. Форма поножей зависела от модели обуви. Короче, доспех, на котором мы вынуждены были так подробно остановиться, по удобству и главному назначению был доведен до идеально возможного состояния. А что же с вооружением наступательным?
Оружие
Дело мастера боится
Предплечье теперь, не мудрствуя лукаво, облегалось цельнометаллической трубой, а нижняя часть наручей делилась на две застегивающиеся со стороны корпуса половины. Иначе вряд ли их можно было бы надеть. Локтевая раковина позволяла руке сгибаться, словно и не было на ней металла. Тяжелые железные рукавицы, брошенные в лицо для вызова на дуэль, пожалуй, прикончили бы оскорбляемого на месте, не прибегая к поединку. Впрочем, время дуэлянтов еще не наступило, а перчатки, которые, кстати, ухитрялись делать с разделенными пальцами, служили своему прямому назначению – защите кистей рук. Ноги до колен и ниже до щиколоток также покрывались простыми половинками труб. Наколенники не мешали ногам сгибаться, при этом закрывали эту часть ног со всех сторон. Форма поножей зависела от модели обуви. Короче, доспех, на котором мы вынуждены были так подробно остановиться, по удобству и главному назначению был доведен до идеально возможного состояния. А что же с вооружением наступательным?
Оружие
Атакуй не атакуй…
Примерно в августе 2007 года в печати появилось сообщение о том, что «Сказание о Беовульфе» будет экранизировано и одновременно превратится в компьютерную игру. Ну превратится и превратится – из чего только в наше «героическое» время не делают компьютерных игр! Наверное, вряд ли всплыла бы эта заметка и в моей памяти, если бы не тема книги. Смутно вспоминалось, что история о Беовульфе связана с каким-то фантастическим мечом. Решила уточнить. Один из немногих дошедших до наших дней литературных памятников раннего Средневековья, записанный в восьмом веке, повествует еще о более ранних событиях. Так вот, Беовульф, в переводе – «пчелиный волк», а попросту – медведь, был племянником короля скандинавского племени геатов, обитающих на территории сегодняшней Швеции. Не буду вдаваться в подробности деяний героя, кому интересно, найдут эпос и почитают. Скажу лишь коротко, что Беовульф успешно воевал с великанами и чудовищами, владея полученным от данов, то есть датчан, мечом. «…Меч с рукоятью, старинный Хрунтинг, лучший из славных клинков наследных. Были на лезвии, в крови закаленном, зельем вытравлены узорные змеи». Оттенки этого узора, по утверждению мастеров, свидетельствовали о том, что меч ковался из нескольких сортов железа и стали. В Древней Руси такие мечи тоже были в особом почете, их называли харалужными. Вот диалог между князем и новгородским посадником из исторического романа нашего знаменитого писателя Бориса Васильева «Князь Святослав»:
Дальше история еще более захватывающая. Мастер заявил, что сумеет сотворить меч совершеннее прежнего. Теперь следите за его изумляющими действиями. Виланд порубил сделанный клинок на мелкие-мелкие кусочки. Как он это сделал, предание умалчивает. Затем заставил гусей их проглотить. Следующее его занятие кого-то рассмешило, кого-то заставило брезгливо отворачиваться. Оружейник ходил за птицами и собирал их помет. Однако он хорошо знал, что делает. Выбрав из помета все обработанные гусиным желудочным соком стальные крошки, Виланд переплавил их в монолит и из него выковал меч.
Новейшие испытания уже нашего времени показали, что в гусиных желудках сталь насыщается азотом. Это придает ей твердость лучше, чем любая закалка. Миммунг – так Виланд назвал новый меч – оказался настолько хорош, что мастер счел короля его недостойным. Тогда он за три дня выковал другой, похожий, который и решил отдать монарху. Но на состязание он вышел с Миммунгом в руках. И когда положил его на шлем противника и чуть-чуть надавил, клинок разрезал его вместе с панцирем пополам. Коварный король по наущению жены отдал приказ подрезать оружейнику сухожилия, чтобы тот не мог уйти и работал только на него. Однако, немного поправившись, Виланд жестоко отомстил обидчику. Своим великолепным мечом он убил двух его сыновей, изнасиловал дочь и скрылся вместе с чудо-клинком. Что было с ним дальше, для нашего повествования значения не имеет. Но уже сын мастера, Виттих, преследуемый врагами, опасаясь, что непревзойденное творение отца попадет к ним в руки, прыгнул в море с высокого утеса, обнимая Миммунг… Да, прославленное в боях, хорошее рыцарское оружие передавалось по наследству из поколения в поколение. Беовульф, с которого мы начали рассказ о чудесном мече, тоже, отправляясь на битву, завещал данам, в случае его гибели, передать оружие на его родине достойному воину. Помните у Высоцкого в песне «Книжные дети» из фильма «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго»:
Редко использовался в ратном деле кривой нож, некое подобие обоюдоострого серпа с длинной рукояткой. А вот алебарда, или как ее еще называют – бердыш, – нам по фильмам знакома. И русские опричники, и европейские рыцари возможности такого двустороннего топора с длинными, расходящимися концами в бою оценивали высоко. Булава, или палица, оказывается, служила любимым оружием не только Ильи Муромца и других сказочных русских богатырей. Мощные, рослые рыцари тоже не прочь были помахать в схватке грозной, толстой дубиной. Чтобы она в разгаре боя случайно не вырвалась из руки, к ней часто приделывали кольцо со страхующей цепью или веревкой. Иногда на ударном конце на цепи подвешивался сокрушительный металлический шар, хотя саму палицу тоже стали делать из железа.
Собственно, прародительницей булавы была простая деревянная дубина. Никакое другое оружие не способно было нанести столь оглушающий удар по голове, даже защищенной закрытым шлемом. А соприкосновение с относительно мягкой кольчугой было чревато серьезным ушибом и даже переломом костей. На уже упомянутом нами Байонском ковре можно увидеть, что иной раз булава служила рыцарям как метательное оружие. А во время передвижений всадники подвешивали ее к луке седла. Во времена Крестовых походов рыцари переняли ее новую, ставшую самой популярной среди европейцев форму – к ударному концу палица растопыривала широкие заостренные убийственные ребра. (На Руси она получила название «шестопер».) Неудивительно, что именно булава стала любимым оружием многих рыцарей. Есть версия, что впоследствии, перестав служить оружием, она преобразилась в командирский жезл.
Сродни булаве был мушкель. Словарь Даля трактует его как деревянную колотушку, иногда оправленную железом. Военный молот отличался от нее по-другому закругленными концами. Все эти «колотушки» применялись в бою для проламывания металлических доспехов и шлемов. Но все-таки по большей части таким вооружением оснащались пехотинцы-наемники. Знавала средневековая Европа и другое оружие, например огромный двухметровый меч. «Работать» им было возможно только двумя руками и то воину недюжинной силы. Поэтому такой «кладенец» можно смело отнести к числу редкостей. Впрочем, когда перейдем к описанию достоинств мечей, мы этих гигантов еще коснемся. С конца двенадцатого столетия и всадники, и пехотинцы стали широко применять, особенно при осадах, арбалеты. Известен исторический факт, что Ричард Львиное Сердце получил смертельную рану при осаде замка Шалю в Лимузене именно арбалетной стрелой…
«– Я навестил тебя, великий князь, чтобы напомнить о нашем договоре. Совет Золотых Поясов принял решение заплатить берендеям и черным клобукам за их участие в твоем походе. Кроме основной оплаты, им обещано, что они получат долю с добычи, которую ты определишь.Выковать такой меч мог далеко не каждый, даже опытный кузнец. Вот и Беовульфу досталось оружие руки мастера Виланда, самого прославленного оружейника древней Европы. По старинной исландской легенде, он был сыном короля финнов, которого захватили в плен шведы. Случилось так, что Виланд как-то невзначай уронил в море нож шведского властителя. Он тогда отправился в кузницу и выковал копию, которую невозможно было отличить от утерянного клинка. Король и не заметил подмены. Однажды на пиру он стал отрезать своим ножом от жареного кабана кусок мяса. Неожиданно лезвие, как масло, рассекло тушу и вошло в деревянную столешницу. Король обомлел и понял, что это не его нож. Виланд вынужден был рассказать о происшествии. Однако придворный оружейник не поверил рассказчику и вызвал его на профессиональное соревнование. Укрывшись от посторонних глаз, Виланд ковал свой меч несколько недель, а когда закончил, отдал на испытание. Сохранилось несколько вариантов легенды. По одному – меч одинаково легко разрубил камень размером с быка и набитый шерстью мешок. Другой повествует, что клинок воткнули в дно ручья, а по течению пустили гусиное перышко. Наткнувшись на лезвие, оно поплыло дальше, но уже в виде двух кусочков.
– Ты решаешь за меня, посадник.
– Я лишь угадываю твое решение, великий князь. Без конницы тебе не обойтись.
– Без чего мне еще не обойтись, посадник? – насмешливо спросил Святослав.
– Без добрых дружинников. Совет Золотых Поясов по моему предложению отправил тебе на насадах (крытые водоходные суда. – Е. М.) две с половиной сотни самых драчливых крикунов Великого Новгорода.
– Прими мою благодарность. Так без чего еще мне никак не обойтись в походе?
– Без харалужных мечей, великий князь. В Новгороде имеются товарищества, которые предпочитают волжский торговый путь – пути из варяг в греки. Они привезли три таких меча, которые я и перекупил через подставных лиц.
– Харалужные мечи? – Святослав не мог скрыть своего изумления. – Впервые слышу о них.
Посадник, не оборачиваясь, протянул руку, и стоящий за его спиной новгородец тотчас же вложил в нее рогожный сверток. Посадник сорвал рогожу, в которой оказались мечи, и показал их Святославу. Два целых, а один – распиленный пополам.
– Я велел кузнечных дел мастерам распилить один клинок, чтобы понять его силу. Основной стержень откован из очень крепкого железа, он не гнется при ударе. Затем на него наклепывается режущая сталь, а поверх нее – еще один слой мягкого железа. Получается самозатачивающееся оружие. Им можно колоть и рубить, как мечом, но можно и резать подпруги лошадей и застежки брони противника. У хазар нет такого оружия. Великий князь с детским восхищением рассматривал меч. Гладил, пробовал вес, определял центр тяжести, резко взмахивал им, точно пробовал силу, необходимую для удара. Вдосталь наигравшись, тепло сказал посаднику: – У меня нет слов. Проси, что хочешь…»
Дальше история еще более захватывающая. Мастер заявил, что сумеет сотворить меч совершеннее прежнего. Теперь следите за его изумляющими действиями. Виланд порубил сделанный клинок на мелкие-мелкие кусочки. Как он это сделал, предание умалчивает. Затем заставил гусей их проглотить. Следующее его занятие кого-то рассмешило, кого-то заставило брезгливо отворачиваться. Оружейник ходил за птицами и собирал их помет. Однако он хорошо знал, что делает. Выбрав из помета все обработанные гусиным желудочным соком стальные крошки, Виланд переплавил их в монолит и из него выковал меч.
Новейшие испытания уже нашего времени показали, что в гусиных желудках сталь насыщается азотом. Это придает ей твердость лучше, чем любая закалка. Миммунг – так Виланд назвал новый меч – оказался настолько хорош, что мастер счел короля его недостойным. Тогда он за три дня выковал другой, похожий, который и решил отдать монарху. Но на состязание он вышел с Миммунгом в руках. И когда положил его на шлем противника и чуть-чуть надавил, клинок разрезал его вместе с панцирем пополам. Коварный король по наущению жены отдал приказ подрезать оружейнику сухожилия, чтобы тот не мог уйти и работал только на него. Однако, немного поправившись, Виланд жестоко отомстил обидчику. Своим великолепным мечом он убил двух его сыновей, изнасиловал дочь и скрылся вместе с чудо-клинком. Что было с ним дальше, для нашего повествования значения не имеет. Но уже сын мастера, Виттих, преследуемый врагами, опасаясь, что непревзойденное творение отца попадет к ним в руки, прыгнул в море с высокого утеса, обнимая Миммунг… Да, прославленное в боях, хорошее рыцарское оружие передавалось по наследству из поколения в поколение. Беовульф, с которого мы начали рассказ о чудесном мече, тоже, отправляясь на битву, завещал данам, в случае его гибели, передать оружие на его родине достойному воину. Помните у Высоцкого в песне «Книжные дети» из фильма «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго»:
Рыцарское наступательное оружие, в отличие от оборонительного, менялось не так стремительно. Короткий или длинный, обоюдоострый или заточенный с одной стороны, с украшениями и без – главным во все времена оставался меч. Рождение цельного металлического доспеха заставило оружейников сделать короче, но толще копье – вторую важнейшую ударную силу всадника. Оно всегда делалось из твердых пород дерева, металл шел только на наконечник и «воронку», защищающую руку. Как правило, обязательной принадлежностью рыцаря был и кинжал. Его узкое и длинное, зачастую – четырехугольное лезвие находило малейшую брешь в доспехе поверженного противника. Кинжал даже в бою висел на поясе, за него брались только в тесной рукопашной схватке, когда для копья и меча уже не находилось пространства. Любопытно, что французы назвали кинжал la misericorde – милосердие, потому что гордые рыцари, в случае ранения, предпочитали не просить о пощаде, а, напротив, призывали победителя добить их. Такая «милость» достойному противнику всегда оказывалась, как знак уважения к его храбрости и чести.
Попытайся ладони у мертвых разжать,
И оружье принять из натруженных рук…
Испытай, овладев еще теплым мечом
И доспехи надев, – что почем, что почем…
Редко использовался в ратном деле кривой нож, некое подобие обоюдоострого серпа с длинной рукояткой. А вот алебарда, или как ее еще называют – бердыш, – нам по фильмам знакома. И русские опричники, и европейские рыцари возможности такого двустороннего топора с длинными, расходящимися концами в бою оценивали высоко. Булава, или палица, оказывается, служила любимым оружием не только Ильи Муромца и других сказочных русских богатырей. Мощные, рослые рыцари тоже не прочь были помахать в схватке грозной, толстой дубиной. Чтобы она в разгаре боя случайно не вырвалась из руки, к ней часто приделывали кольцо со страхующей цепью или веревкой. Иногда на ударном конце на цепи подвешивался сокрушительный металлический шар, хотя саму палицу тоже стали делать из железа.
Собственно, прародительницей булавы была простая деревянная дубина. Никакое другое оружие не способно было нанести столь оглушающий удар по голове, даже защищенной закрытым шлемом. А соприкосновение с относительно мягкой кольчугой было чревато серьезным ушибом и даже переломом костей. На уже упомянутом нами Байонском ковре можно увидеть, что иной раз булава служила рыцарям как метательное оружие. А во время передвижений всадники подвешивали ее к луке седла. Во времена Крестовых походов рыцари переняли ее новую, ставшую самой популярной среди европейцев форму – к ударному концу палица растопыривала широкие заостренные убийственные ребра. (На Руси она получила название «шестопер».) Неудивительно, что именно булава стала любимым оружием многих рыцарей. Есть версия, что впоследствии, перестав служить оружием, она преобразилась в командирский жезл.
Сродни булаве был мушкель. Словарь Даля трактует его как деревянную колотушку, иногда оправленную железом. Военный молот отличался от нее по-другому закругленными концами. Все эти «колотушки» применялись в бою для проламывания металлических доспехов и шлемов. Но все-таки по большей части таким вооружением оснащались пехотинцы-наемники. Знавала средневековая Европа и другое оружие, например огромный двухметровый меч. «Работать» им было возможно только двумя руками и то воину недюжинной силы. Поэтому такой «кладенец» можно смело отнести к числу редкостей. Впрочем, когда перейдем к описанию достоинств мечей, мы этих гигантов еще коснемся. С конца двенадцатого столетия и всадники, и пехотинцы стали широко применять, особенно при осадах, арбалеты. Известен исторический факт, что Ричард Львиное Сердце получил смертельную рану при осаде замка Шалю в Лимузене именно арбалетной стрелой…
Дело мастера боится
Существовал ли королевский сын оружейник Виланд на самом деле, теперь не узнает никто. Но до нашего времени дошли и подлинные имена. Их, к сожалению, не так много. По счастью, как и великие художники, они оставили на своих творениях автографы. Но клейма на оружии стали ставить уже в поздний период рыцарства. Испанский город Толедо дал миру потомственных оружейников Агирро, Эрнандеса, Руиса. Из Милана, который в Средневековье был крупным оружейным центром Италии, до нас дошли фамилии династий Миссалья и Пиччинино. Славились мастерами, создающими воинское оснащение, Генуя и немецкий Золинген, некоторые другие города. Теперь их шедевры составляют гордость коллекций даже знаменитых музеев. Во многом благодаря этим мастерам, страшное слово «военное» стало сочетаться с прекрасным словом «искусство».
Однако далеко не все европейские центры производили оружие качественное. «Китайская болезнь» подделок была известна и в те времена. И для того, чтобы застраховать свою марку и профессиональную честь, мастера наносили на клинки мечей свои «фирменные» надписи и «знаки качества». Самым известным среди них является Ulfberht. В Европе найдено около 170 мечей с таким автографом. Наиболее вероятной представляется версия, что это имя франкского кузнеца каролингской эпохи, ставшего родоначальником целой династии оружейников. Марка Ulfberht на средневековом мече – это как «Зингер» на швейной машинке. Ученые пришли к выводу, что этот «семейный бизнес» процветал в районе Мааса, на Рейне, между сегодняшними Майнцем и Бонном.
Оружейные мастерские Ulfberht можно считать своего рода средневековым производственным феноменом эпохи, крупнейшим в истории средневековой Европы по размаху выпуска дорогого и престижного клинкового оружия.
Если история с гусями Виланда скорее все-таки сказка, и уж точно – экзотика, то подлинное массовое изготовление мечей было делом рук не одного человека и, выражаясь современным языком, требовало жесткой специализации. Производилось множество операций – проковка металла, закалка, заточка, полировка… На достаточно мягкую основу железного полотна наваривалось стальное лезвие. Например, технология дамаска – сварочной стали, рецепт которой был утерян и восстановлен лишь в конце XX века, была очень сложна. А ведь «дамаскатура» клинков проистекает из франкского мира. И именно французский исследователь Франс-Ланор восстановил технику сварочного дамаска, пусть и не самого яркого, но и поныне живущего штриха истории франкского королевства эпохи Меровингов. Но нас-то интересует процесс изготовления клинков, ставших оружейными шедеврами.
Кузнец сваривал вместе четыре стальных и три железных полосы. Затем их перекручивали, делали надрубы, сворачивали в гармошку, снова перековывали в полосу. И только из нескольких таких заготовок заново варилась основа меча, и только тогда к нему присоединялось стальное лезвие. Варианты сочетания пластин давали различный рисунок на поверхности клинка. Эти «червячные» рисунки служили гарантией отличных боевых качеств дамасского клинка. Некоторые мастера-оружейники делали отличные мечи, не используя технику дамаскирования. Не потому, что они не владели ее секретами, скорее они умели по-другому работать с прочными соединениями стали и сделали это грозное оружие дешевле в производстве. Мечи франкских мастерских были настолько хороши, что даже стали предметом разветвленной контрабанды.
Случалось, что рыцари охотно брали в бой клинки, предназначенные для солдат-пехотинцев, особенно когда такие отряды находились у них в подчинении. Короткие и, наоборот, длинные, тяжелые двуручные мечи ландскнехтов даже были в рыцарской среде весьма распространены. Двуручные, в человеческий рост мечи заслуживают нескольких отдельных слов. Они, как правило, служили тараном в руках мощных бойцов, перед которыми ставилась задача прорубить в стане противника дорогу следующим за ними солдатам. Гигантскими клинками вооружались и те, кто был ответственен за охрану знамени или командира. Понятно, что такой меч на пояс не подвесишь. Поэтому в ножны их не вкладывали, а на марше просто несли на плече или, если позволял рост, – на перевязи за спиной.
Хоть предположительно появились первые такие мечи в Германии, окрестили их фламбергами, от французского «фламме» – пламя. Почему пламя? От формы клинка, который или полностью, или на две трети от рукояти делался волнистым – пламенеющим. Такая конструкция при рубящем ударе уменьшала длину поверхности поражения, а значит, увеличивала приложенную силу на единицу площади. И наоборот, когда меч отводился назад, он по принципу пилы глубже рассекал врага. Некоторые исследователи добавляют, что пламенные изгибы прибавляли мечу свойства сабли, которая через Польшу и Венгрию попала в Европу. Но что в рыцарском военном сообществе оказалось первым – «яйцо» или «курица», вам не скажет никто. Да и рассматриваемый временной промежуток смешной, всего-то каких-то три века от четырнадцатого по шестнадцатый.
Были еще мечи «в полторы руки»… Но, пожалуй, хватит о них. Все равно от прогресса не убежать, и на исторической сцене второй половины шестнадцатого столетия мечи теряют роль главного рыцарского «жала смерти» и уступают подмостки изящным шпагам. Правда, и те, по сути, лишь разновидность мечей, но усовершенствованных и облегченных…
Добавим несколько интересных подробностей об эволюции копья, второго, а может первого, по важности наступательного оружия рыцаря. Как-то в одну из поездок в Испанию мне довелось побывать на рыцарском турнире. Конечно, это был спектакль для туристов. Но зрелище несущихся друг на друга всадников с толстенными деревянными, пусть даже закругленными на концах, пиками, довольно впечатляет. Что уж говорить о турнире, а тем более – о бое настоящем! Первые рыцарские копья были примерно трехметровой длины с насаженными на конце железными остриями с боковой заточкой и ребром посередине. Удар такого копья хороший доспех выдерживал. Во второй половине двенадцатого века его удлинили до четырех, а то и до пяти метров. Да и за счет увеличения диаметра копье стало тяжелее. Всаднику уже приходилось зажимать древко под мышкой, рукой уже было не удержать. Однако даже так длинное копье «гуляло», так как его центр тяжести убегал далеко вперед от корпуса.
Целых два столетия ушло на признание факта, что оружию требуется дальнейшее усовершенствование. Тогда ему придали форму конуса, сделали на конце древка утолщение, а поперечным упорным диском избавили от возможности проскальзывания под рукой. Центр тяжести подобрался ближе к человеку, а опорный крюк на защитном доспехе, о котором мы уже упоминали, сделал «несение» копья почти комфортным. Это мощное наступательное оружие существовало в армиях Европы до самого конца шестнадцатого века, пока его окончательно не вытеснили вначале тоже немаленькие, но уж никак не размером с копье винтовки и пистолеты…
Вернемся, однако, к общим принципам вооружения рыцарских кланов. Независимо от материального состояния рыцаря, существовал перечень воинского оснащения, которое он должен был иметь непременно. Генрих II Плантагенет издал в 1181 году ассизу (свод законодательных установлений, считавшихся обязательными для господствующего класса) о вооружении. В ней предписывалось: «Пусть каждый, кто держит рыцарский фьеф, имеет кольчугу, шлем, щит и копье». (Фьеф, или лен, феод, – мелкая единица феодального владения. – Е. М.) Устав ордена тамплиеров делает это более детально. Обычное рыцарское снаряжение должно содержать шлем или железный шишак, кольчугу, включая наплечники, наручи, ножные доспехи и обувь, белую гербовую котту поверх кольчуги с красными крестами спереди и сзади, щит, меч, копье, «турецкую палицу» и кинжал. Во Флоренции в тринадцатом столетии рыцарям полагалось иметь шлем, кольчугу или панцирь, а также усиливающую защиту корпуса дополнительную кирасу, стальные stivaletti для ног, ну и, разумеется, меч, копье, малый щит, называемый тарч, или большой – tabolaccio.
Расслоение рыцарства к тому времени принесло и разные требования к доспехам и вооружению, и даже к количеству оруженосцев и лошадей. Однако в тринадцатом веке рыцарю полагалось иметь минимум трех лошадей. Великий магистр ордена тамплиеров давал личное разрешение на обзаведение четвертой. Венеция заключила в 1239 году соглашение с римским папой Григорием IX, по которому она брала обязательство направить для крестового похода «триста рыцарей и обеспечить каждого конем боевым, двумя вьючными лошадьми и тремя оруженосцами». Граф Прованса Раймонд VII тогда же дал обет папе служить на Апеннинском полуострове с сорока рыцарями и десятью арбалетчиками. В договоре говорилось, что каждый рыцарь будет иметь в своем распоряжении пять коней…
Подобных примеров можно найти немало.
В этом мире в социальном отношении мало что изменилось. Равенство нам может только сниться. Вот и primi milites – рыцарям знатным полагалось оснащаться богаче, иметь лошадей породистых, оружие – дорогое, свиту – побольше. (Справедливо ли было давать им второе название – рыцари отважные?) Но ведь были еще и рядовые рыцари (milites gregarii) и даже milites plebei – рыцари-простолюдины. Вот так вот, а вы говорите – рыцарство! Богу, как говорится, Богово, а кесарю – кесарево. Однако не будем сегодня радеть за давно канувшие в Лету рыцарские права – нам бы в своих разобраться, – а станем придерживаться исторических фактов.
В феодальную эпоху при Филиппе-Августе во Франции и Генрихе III – в Англии появились так называемые рыцари-баннереты, которые были выше по положению рыцарей-башельеров или рыцарей-бакалавров. Баннерет имел право вести в бой воинов (часто также рыцарей) под собственным знаменем, на котором изображались его личные геральдические символы. Знамя было квадратным и внешне отличалось от треугольных штандартов и вымпелов нижестоящих по статусу рыцарей. Бакалавры, кстати, имели право сражаться только под чужими знаменами. Башельеры – рыцари щита, или «однощитные рыцари», в иерархии германских войск занимали низшую ступень, но, разумеется, все же – рыцарскую.
Однако выясняется, что порой фигурирующие в древних рукописях рыцари таковыми (в смысле – сословия) на самом деле не являлись. Например, Фридрих II, который по договору с папой должен был в течение двух лет содержать в Палестине целую тысячу рыцарей, вербовал их в родной Германии. Точнее, делал это по его указанию магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальц. Так вот в монаршем письме от 6 декабря 1227 года говорится: «Мы послали магистра Тевтонского ордена, чтобы нанять рыцарей, и предоставили ему возможность, если он этого пожелает, обдуманно набрать людей смелых, которым он будет платить за их личные заслуги». То есть во главу угла ставилось воинское умение, а не социальный статус. Скольких «нерыцарей» навербовал тевтонский магистр – история умалчивает.
Кстати, далеко не все владельцы рыцарских фьефов, даже имея на то все права, стремились к посвящению в рыцари. «Косить» от рыцарской службы, со всеми ее тяготами и лишениями, и в те времена было в порядке вещей. Такая практика была особенно распространена в Англии к концу тринадцатого века, да и в других странах. Монархи даже старалась принуждать к посвящению в рыцари состоятельных дворян. Но многие все же отдавали предпочтение не рыцарскому поясу, а сержантской кольчуге. И ответственности меньше, и не так накладно. Например, у тамплиеров братья-сержанты могли обойтись покупкой только одной лошади, не нужно было содержать оруженосца, да доспехи полагались попроще. Впрочем, от участия в воинских битвах их никто не освобождал, и перед смертью были все равны. Кстати, малоимущие пехотинцы вообще сражались без доспехов, и их шанс навсегда остаться на поле брани был особенно велик. Но, как известно, – от судьбы не уйдешь…
…Среди тех, кто в полный голос восславил рыцарство, был один из самых странных гениев в истории человечества. Раймонд Луллий, поэт и философ, алхимик и ученый, – будучи в юности пажом при дворе дона Хайме на Майорке, он не знал себе равных в конных состязаниях или стрельбе из лука. Ему прочили блестящую рыцарскую карьеру, однако, возмужав, он предпочел блестящим доспехам монашеский плащ – хотя отнюдь не был монахом. Однажды, когда Раймонд слагал поэму, посвященную очередному предмету своей страсти, он вдруг увидел рядом с собой фигуру Христа в терновом венце. Через минуту видение исчезло. Но на следующий день, едва он взял в руки перо, оно появилось снова: «Пять раз он представал передо мной распятым, чтобы я вспомнил о нем и возлюбил его…»
С той поры Луллий носил таинственный титул – Doctor illuminatus, что означает «Доктор, вдохновленный свыше». Он больше никогда не брал в руки меча – его оружием в обращении неверных стало слово. Триста восемьдесят его трудов не могут не впечатлять. Среди них – эпохальная книга «О рыцарстве», которую исследователи будущего не без иронии назовут «Манифестом коммунистической партии» времен Средневековья, где в роли «руководящей и направляющей» выступают рыцарские ордена.
Однако далеко не все европейские центры производили оружие качественное. «Китайская болезнь» подделок была известна и в те времена. И для того, чтобы застраховать свою марку и профессиональную честь, мастера наносили на клинки мечей свои «фирменные» надписи и «знаки качества». Самым известным среди них является Ulfberht. В Европе найдено около 170 мечей с таким автографом. Наиболее вероятной представляется версия, что это имя франкского кузнеца каролингской эпохи, ставшего родоначальником целой династии оружейников. Марка Ulfberht на средневековом мече – это как «Зингер» на швейной машинке. Ученые пришли к выводу, что этот «семейный бизнес» процветал в районе Мааса, на Рейне, между сегодняшними Майнцем и Бонном.
Оружейные мастерские Ulfberht можно считать своего рода средневековым производственным феноменом эпохи, крупнейшим в истории средневековой Европы по размаху выпуска дорогого и престижного клинкового оружия.
Если история с гусями Виланда скорее все-таки сказка, и уж точно – экзотика, то подлинное массовое изготовление мечей было делом рук не одного человека и, выражаясь современным языком, требовало жесткой специализации. Производилось множество операций – проковка металла, закалка, заточка, полировка… На достаточно мягкую основу железного полотна наваривалось стальное лезвие. Например, технология дамаска – сварочной стали, рецепт которой был утерян и восстановлен лишь в конце XX века, была очень сложна. А ведь «дамаскатура» клинков проистекает из франкского мира. И именно французский исследователь Франс-Ланор восстановил технику сварочного дамаска, пусть и не самого яркого, но и поныне живущего штриха истории франкского королевства эпохи Меровингов. Но нас-то интересует процесс изготовления клинков, ставших оружейными шедеврами.
Кузнец сваривал вместе четыре стальных и три железных полосы. Затем их перекручивали, делали надрубы, сворачивали в гармошку, снова перековывали в полосу. И только из нескольких таких заготовок заново варилась основа меча, и только тогда к нему присоединялось стальное лезвие. Варианты сочетания пластин давали различный рисунок на поверхности клинка. Эти «червячные» рисунки служили гарантией отличных боевых качеств дамасского клинка. Некоторые мастера-оружейники делали отличные мечи, не используя технику дамаскирования. Не потому, что они не владели ее секретами, скорее они умели по-другому работать с прочными соединениями стали и сделали это грозное оружие дешевле в производстве. Мечи франкских мастерских были настолько хороши, что даже стали предметом разветвленной контрабанды.
Случалось, что рыцари охотно брали в бой клинки, предназначенные для солдат-пехотинцев, особенно когда такие отряды находились у них в подчинении. Короткие и, наоборот, длинные, тяжелые двуручные мечи ландскнехтов даже были в рыцарской среде весьма распространены. Двуручные, в человеческий рост мечи заслуживают нескольких отдельных слов. Они, как правило, служили тараном в руках мощных бойцов, перед которыми ставилась задача прорубить в стане противника дорогу следующим за ними солдатам. Гигантскими клинками вооружались и те, кто был ответственен за охрану знамени или командира. Понятно, что такой меч на пояс не подвесишь. Поэтому в ножны их не вкладывали, а на марше просто несли на плече или, если позволял рост, – на перевязи за спиной.
Хоть предположительно появились первые такие мечи в Германии, окрестили их фламбергами, от французского «фламме» – пламя. Почему пламя? От формы клинка, который или полностью, или на две трети от рукояти делался волнистым – пламенеющим. Такая конструкция при рубящем ударе уменьшала длину поверхности поражения, а значит, увеличивала приложенную силу на единицу площади. И наоборот, когда меч отводился назад, он по принципу пилы глубже рассекал врага. Некоторые исследователи добавляют, что пламенные изгибы прибавляли мечу свойства сабли, которая через Польшу и Венгрию попала в Европу. Но что в рыцарском военном сообществе оказалось первым – «яйцо» или «курица», вам не скажет никто. Да и рассматриваемый временной промежуток смешной, всего-то каких-то три века от четырнадцатого по шестнадцатый.
Были еще мечи «в полторы руки»… Но, пожалуй, хватит о них. Все равно от прогресса не убежать, и на исторической сцене второй половины шестнадцатого столетия мечи теряют роль главного рыцарского «жала смерти» и уступают подмостки изящным шпагам. Правда, и те, по сути, лишь разновидность мечей, но усовершенствованных и облегченных…
Добавим несколько интересных подробностей об эволюции копья, второго, а может первого, по важности наступательного оружия рыцаря. Как-то в одну из поездок в Испанию мне довелось побывать на рыцарском турнире. Конечно, это был спектакль для туристов. Но зрелище несущихся друг на друга всадников с толстенными деревянными, пусть даже закругленными на концах, пиками, довольно впечатляет. Что уж говорить о турнире, а тем более – о бое настоящем! Первые рыцарские копья были примерно трехметровой длины с насаженными на конце железными остриями с боковой заточкой и ребром посередине. Удар такого копья хороший доспех выдерживал. Во второй половине двенадцатого века его удлинили до четырех, а то и до пяти метров. Да и за счет увеличения диаметра копье стало тяжелее. Всаднику уже приходилось зажимать древко под мышкой, рукой уже было не удержать. Однако даже так длинное копье «гуляло», так как его центр тяжести убегал далеко вперед от корпуса.
Целых два столетия ушло на признание факта, что оружию требуется дальнейшее усовершенствование. Тогда ему придали форму конуса, сделали на конце древка утолщение, а поперечным упорным диском избавили от возможности проскальзывания под рукой. Центр тяжести подобрался ближе к человеку, а опорный крюк на защитном доспехе, о котором мы уже упоминали, сделал «несение» копья почти комфортным. Это мощное наступательное оружие существовало в армиях Европы до самого конца шестнадцатого века, пока его окончательно не вытеснили вначале тоже немаленькие, но уж никак не размером с копье винтовки и пистолеты…
Вернемся, однако, к общим принципам вооружения рыцарских кланов. Независимо от материального состояния рыцаря, существовал перечень воинского оснащения, которое он должен был иметь непременно. Генрих II Плантагенет издал в 1181 году ассизу (свод законодательных установлений, считавшихся обязательными для господствующего класса) о вооружении. В ней предписывалось: «Пусть каждый, кто держит рыцарский фьеф, имеет кольчугу, шлем, щит и копье». (Фьеф, или лен, феод, – мелкая единица феодального владения. – Е. М.) Устав ордена тамплиеров делает это более детально. Обычное рыцарское снаряжение должно содержать шлем или железный шишак, кольчугу, включая наплечники, наручи, ножные доспехи и обувь, белую гербовую котту поверх кольчуги с красными крестами спереди и сзади, щит, меч, копье, «турецкую палицу» и кинжал. Во Флоренции в тринадцатом столетии рыцарям полагалось иметь шлем, кольчугу или панцирь, а также усиливающую защиту корпуса дополнительную кирасу, стальные stivaletti для ног, ну и, разумеется, меч, копье, малый щит, называемый тарч, или большой – tabolaccio.
Расслоение рыцарства к тому времени принесло и разные требования к доспехам и вооружению, и даже к количеству оруженосцев и лошадей. Однако в тринадцатом веке рыцарю полагалось иметь минимум трех лошадей. Великий магистр ордена тамплиеров давал личное разрешение на обзаведение четвертой. Венеция заключила в 1239 году соглашение с римским папой Григорием IX, по которому она брала обязательство направить для крестового похода «триста рыцарей и обеспечить каждого конем боевым, двумя вьючными лошадьми и тремя оруженосцами». Граф Прованса Раймонд VII тогда же дал обет папе служить на Апеннинском полуострове с сорока рыцарями и десятью арбалетчиками. В договоре говорилось, что каждый рыцарь будет иметь в своем распоряжении пять коней…
Подобных примеров можно найти немало.
В этом мире в социальном отношении мало что изменилось. Равенство нам может только сниться. Вот и primi milites – рыцарям знатным полагалось оснащаться богаче, иметь лошадей породистых, оружие – дорогое, свиту – побольше. (Справедливо ли было давать им второе название – рыцари отважные?) Но ведь были еще и рядовые рыцари (milites gregarii) и даже milites plebei – рыцари-простолюдины. Вот так вот, а вы говорите – рыцарство! Богу, как говорится, Богово, а кесарю – кесарево. Однако не будем сегодня радеть за давно канувшие в Лету рыцарские права – нам бы в своих разобраться, – а станем придерживаться исторических фактов.
В феодальную эпоху при Филиппе-Августе во Франции и Генрихе III – в Англии появились так называемые рыцари-баннереты, которые были выше по положению рыцарей-башельеров или рыцарей-бакалавров. Баннерет имел право вести в бой воинов (часто также рыцарей) под собственным знаменем, на котором изображались его личные геральдические символы. Знамя было квадратным и внешне отличалось от треугольных штандартов и вымпелов нижестоящих по статусу рыцарей. Бакалавры, кстати, имели право сражаться только под чужими знаменами. Башельеры – рыцари щита, или «однощитные рыцари», в иерархии германских войск занимали низшую ступень, но, разумеется, все же – рыцарскую.
Однако выясняется, что порой фигурирующие в древних рукописях рыцари таковыми (в смысле – сословия) на самом деле не являлись. Например, Фридрих II, который по договору с папой должен был в течение двух лет содержать в Палестине целую тысячу рыцарей, вербовал их в родной Германии. Точнее, делал это по его указанию магистр Тевтонского ордена Герман фон Зальц. Так вот в монаршем письме от 6 декабря 1227 года говорится: «Мы послали магистра Тевтонского ордена, чтобы нанять рыцарей, и предоставили ему возможность, если он этого пожелает, обдуманно набрать людей смелых, которым он будет платить за их личные заслуги». То есть во главу угла ставилось воинское умение, а не социальный статус. Скольких «нерыцарей» навербовал тевтонский магистр – история умалчивает.
Кстати, далеко не все владельцы рыцарских фьефов, даже имея на то все права, стремились к посвящению в рыцари. «Косить» от рыцарской службы, со всеми ее тяготами и лишениями, и в те времена было в порядке вещей. Такая практика была особенно распространена в Англии к концу тринадцатого века, да и в других странах. Монархи даже старалась принуждать к посвящению в рыцари состоятельных дворян. Но многие все же отдавали предпочтение не рыцарскому поясу, а сержантской кольчуге. И ответственности меньше, и не так накладно. Например, у тамплиеров братья-сержанты могли обойтись покупкой только одной лошади, не нужно было содержать оруженосца, да доспехи полагались попроще. Впрочем, от участия в воинских битвах их никто не освобождал, и перед смертью были все равны. Кстати, малоимущие пехотинцы вообще сражались без доспехов, и их шанс навсегда остаться на поле брани был особенно велик. Но, как известно, – от судьбы не уйдешь…
…Среди тех, кто в полный голос восславил рыцарство, был один из самых странных гениев в истории человечества. Раймонд Луллий, поэт и философ, алхимик и ученый, – будучи в юности пажом при дворе дона Хайме на Майорке, он не знал себе равных в конных состязаниях или стрельбе из лука. Ему прочили блестящую рыцарскую карьеру, однако, возмужав, он предпочел блестящим доспехам монашеский плащ – хотя отнюдь не был монахом. Однажды, когда Раймонд слагал поэму, посвященную очередному предмету своей страсти, он вдруг увидел рядом с собой фигуру Христа в терновом венце. Через минуту видение исчезло. Но на следующий день, едва он взял в руки перо, оно появилось снова: «Пять раз он представал передо мной распятым, чтобы я вспомнил о нем и возлюбил его…»
С той поры Луллий носил таинственный титул – Doctor illuminatus, что означает «Доктор, вдохновленный свыше». Он больше никогда не брал в руки меча – его оружием в обращении неверных стало слово. Триста восемьдесят его трудов не могут не впечатлять. Среди них – эпохальная книга «О рыцарстве», которую исследователи будущего не без иронии назовут «Манифестом коммунистической партии» времен Средневековья, где в роли «руководящей и направляющей» выступают рыцарские ордена.