Екатерина Неволина. Перышко из крыла ангела

   Отец и раньше появлялся дома нечасто. Он был журналистом и постоянно находился в разъездах. Зато сколько радости приносили Тане эти встречи, когда отец появлялся перед ней – загорелый, улыбающийся, с целой кучей конфет и чудесных подарков. Разве можно хотя бы сравнить его с серой, словно мышка, мамой, все дни проводящей на кухне и в работе над своими кулинарными книгами. Подумаешь: кулинарная писательница! А.С. Пушкин от сковороды и кастрюли!
   К тому же мама постоянно была чем-то недовольна и все время делала Тане замечания: «Стой прямо, не сутулься!», «Что у тебя за контрольную? Да ты совсем не учишься! Вот я в твои годы…» В общем, понятно.
   А отец ни разу, насколько она могла вспомнить, не попрекнул ее.
   Уже стоя в лифте, Таня вдруг подумала, будет ли с отцом сегодня одна из его… девушек… Нет, Таня все-все понимала и ничего не имела против того, что отец встречается с женщинами. Одна из них, Марина, очень много сделала для Тани, и они общались до сих пор, несмотря на то что с отцом Марина рассталась.
   А жаль. Все шло так хорошо, и Таня даже начинала украдкой мечтать о том, что Марина и отец поженятся и возьмут ее, Таню, в свой дом. Марина совсем непохожа на маму, у них получилась бы дружная и красивая семья. С высокими идеалами, а не с вечной возней на кухне и нескончаемой перебранкой по поводу уроков.
   Но, увы, что-то разладилось.
   «Как разлаживалось у отца и с другими…» – мелькнула в Таниной голове мысль, но она живо отогнала ее, словно противную назойливую муху.
   «Хоть бы отец был один!» – как заклинание, повторяла про себя Таня, бессмысленно уставившись на исписанную стенку лифта.
   Таня загадала, что, если отец сегодня будет один, все еще образуется. Он и Марина поженятся и… и возьмут к себе Таньку…
 
   Когда она вышла из подъезда, красный отцовский «Пежо» уже ждал ее.
   – Молодчина, Танюха. Точность – вежливость королев. Ну и принцесс, конечно, тоже! – сказал отец, распахивая перед ней переднюю дверцу рядом с собой.
   Ура! Так и есть: один!
   – Великолепно выглядишь! У тебя новое платье? Носи такое почаще, все мальчишки шеи свернут, – отец чмокнул дочь в щеку, и она почувствовала, что похвала оказалась неожиданно приятной. – Ну давай, поехали, опаздываем уже.
   Таня устроилась на удобном мягком сиденье и с наслаждением вдохнула аромат отцовской туалетной воды, запах дорогих сигар и приключений. По крайней мере, так ей казалось.
   Отец всегда любил дорогие вещи. Таня искоса взглянула на его гладко выбритое моложавое лицо и, как бывало уже не раз, удивилась, как мог этот холеный красивый мужчина прожить с ее мамой более десяти лет?.. Рядом с ним мама казалась еще неприметнее, толще и уродливее. А уродливое, как думалось Тане, не имеет права на существование. Все должно быть красивым и ярким – иначе какой смысл?!
   – Держи, это тебе из Туниса! – сказал тем временем отец и положил на Танину ладошку резной серебряный кулон. – В медине купил. Медина – это у них Старый город, а на самом деле такой большой-пребольшой базар. Зато иногда там попадаются удивительные вещицы. Даже старинные найти можно, хотя, конечно, полным-полно всякого хлама и дешевых подделок.
   Таня улыбнулась и сжала в ладошке кулон. Ей показалось, что он еще хранит тепло щедрого южного солнца.
   – А ты был в Тунисе? – спросила она, наслаждаясь ощущением оказавшегося в кулачке солнечного лучика.
   – Ну да, на прошлой неделе, – лениво отозвался отец.
   – Купался?
   – Нет, что ты. Это хотя и Африка, но все же северная. Сейчас там вполне тепло, но купаться еще рановато… Зато я был в Карфагене. Знаешь из истории? Римляне все кричали, что он должен быть разрушен. Самое смешное, что Карфаген действительно разрушили. Совсем. Торчит там пара колонн – фактически и все…
   – Ну вот, – добавил он после минутной паузы. – Опять в пробку попали… Москва без пробок – все равно, что средневековая красотка без блох! – пошутил отец и, чиркнув зажигалкой Zippo, закурил.
   Таня откинулась в кресле, и перед ее мысленным взором возникли волшебные картинки.
   Вот они с отцом едут на слоне по какому-то восточному городу, а вокруг них шумит пестрый базар. Кричат торговцы пряностями, предлагая ароматную, свернутую трубочками корицу. Бородатые смуглые мужчины в чалмах, продающие ткань, протягивают им свой товар. У одних – ткань тонкая и прозрачная, как паутинка в лучах солнца; у других – переливчатая и легкая, словно бабочкино крыло; у третьих – тяжелая и плотная, будто южная ночь… Звенят браслеты… Курятся на узорных деревянных подставках дурманящие ароматы…
   А они с отцом едут, даже не глядя на все это великолепие, разговаривают и весело смеются…
   Таня верила, что отец обязательно возьмет ее с собой в путешествие. Это он только сейчас не может, пока она несовершеннолетняя, ведь мама ни за что ее с ним не отпустит.
 
   – Ну что, спишь? Просыпайся! – окликнул девочку отец. – Прибыли. Вылезай, принцесса!
   Он всегда называл ее принцессой.
   Когда Таня была маленькой, она всерьез спрашивала отца: вправду ли она принцесса? «Конечно, – смеясь, отвечал он, – кем тебе еще быть, если отец у тебя – король!»
   Вспомнив об этом, Таня улыбнулась, вылезла из машины и наконец огляделась.
   Они оказались перед зданием модной художественной галереи, в которой Таня уже как-то была. Значит, намечается чья-то выставка.
   Таня никогда не спрашивала отца, куда они собираются в очередной раз. Каждый раз это было для нее сюрпризом, небольшим приключением. Отец, принимая ее игру, в свою очередь, никогда не рассказывал ей о грядущих планах.
   Было у них еще одно негласное правило: Таня никогда не называла его отцом. Только по имени. Только «Ник».
   Пискнула сигнализация, и отец, приобняв Таню за плечи, повел ее в галерею.
   На входе он сунул под нос охраннику пригласительный билет на две персоны и при этом хитро подмигнул Тане.
   Девочка сразу догадалась, что раз папа не предъявил свое журналистское удостоверение, они находятся здесь на секретном задании…
   Но вот мужчина и девочка уже вступили в зал, как-то болезненно-ярко освещенный множеством вделанных в потолок лампочек.
   – Смотри внимательно, – шепнул папа. – Сегодня выставляется Димитрис. Он очень модный художник, и здесь соберется весь бомонд.
   Среди хаотично перемещающейся по залу толпы Таня и вправду заметила знакомые даже ей лица.
   Они с отцом тоже слились с толпой, бредя от картины к картине.
   Папа… то есть Ник, улыбался, то и дело перебрасывался с кем-нибудь парой фраз и даже представил Таню самому Димитрису, предварительно проболтав с ним не менее пяти минут.
   Когда знаменитость чинно удалилась, папа опять подмигнул Таньке.
   – Спорим, – шепнул папа, – что он и не понял, кто я. Ему-то все по фигу… О, гляди, как интересненько!.. Эта красотка уже сменила кавалера. Пойдем-ка протиснемся поближе, послушаем…
   Таня посмотрела и увидела известную певичку в сопровождении смуглого рокового мачо. А рядом… нет, этого просто не может быть!.. Рядом опять стоял все тот же мальчишка и болтал о чем-то с двумя долговязыми, веснушчатыми, словно сделанными по одному штампу, мужчинами.
   Приблизившись, Таня вдруг поняла, что разговаривают они по-английски.
   Английский никогда не был Таниной сильной стороной, впрочем, как и алгебра, геометрия, химия… и еще с пяток предметов. Более-менее неплохо у нее обстояло дело только с русским, но и это скорее не за счет зубрежки правил, а чего-то врожденного, не зависящего от воли девочки.
   В общем, поняла она только отдельные слова.
   Говорил незнакомец быстро и уверенно.
   «Во дает, а ведь еще только в школе учится!» – удивилась она.
   И в этот момент он опять взглянул на нее пронзительными ясными глазами, и Тане показалось, будто он ее узнал.
 
   И вдруг девочка заметила, что в другом конце зала происходит что-то не то. Вокруг одной из картин наблюдалось скопление взволнованного народа. Внезапно послышался напряженный женский голос…
   – У меня пузырек с кислотой. Он открыт, и, если рука чуть-чуть дрогнет, я уничтожу картину!
   – Расступитесь, – сухо бросил гостям Димитрис.
   Люди отхлынули, словно морской отлив, и Таня увидела молодую девушку в черном платье, вцепившуюся в одну из картин и занесшую над ней кулак, в котором что-то стеклянно поблескивало.
   – Боже мой, Лизон, и зачем? – устало спросил художник.
   Девушка захохотала так, что рука ее опасно дрогнула.
   Отец ловко пробирался через толпу, таща за собой Таню, и изредка украдкой щелкал камерой дорогого мобильника.
   Когда они подобрались поближе, Таня поняла, что неизвестная девушка в истерике. Волосы ее казались спутанными, тушь размазалась вокруг глаз, а зрачки были неестественно расширены.
   – Чего ты хочешь, Лизон? – снова спросил художник, осторожно делая еще один шаг в сторону девушки.
   – Не подходи! – взвизгнула она, и он испуганно остановился, подняв вверх руки в знак добрых намерений.
   – Я же просила тебя не выставлять эту картину! – истерично кричала девушка. – Это слишком личное! Она настолько же моя, как и твоя, слышишь?!
   – Он что, сам проплатил этот концерт? – тихо проговорил холодный мужской голос неподалеку от Тани. – Говорят, его картины уже не вызывают прежнего ажиотажа…
   – А что, вполне, – равнодушно отозвалась ухоженная женщина.
   Таня искоса взглянула на них, но тут же ее вниманием снова завладела рыжая разбойница.
   – Ты скотина! – кричала она на весь зал. – Ты обманул меня и выставил мою душу на всеобщее обозрение!
   Таня внимательно разглядывала картину, послужившую причиной инцидента. Душа девушки была несколько округла и спиралевидна. Она пронзала Вселенную, кольцами обнимая Млечный Путь, и сочетала в себе красные, черные и желтые цвета.
   Таня подумала, что это портрет крайне смятенной души.
   – Лизок, оставь картину. Мы сами с тобой во всем разберемся. Вдвоем, – и он тихонько сделал какой-то знак охранникам.
   – Шарман, превосходно! – прошептал Танин папа, видя, как девушка в негодовании затрясла рыжей гривой.
   И тут… рядом с ней неизвестно откуда возник тот, уже хорошо знакомый Тане, мальчик.
   И что у него за привычка вмешиваться буквально во все?!
   – Лиза, ну не стоит это того, – сказал он девушке, а потом что-то тихо добавил, глядя на нее мягко и укоризненно.
   И девушка вдруг выпустила картину и, припав к плечу таинственного спасителя произведений искусства, громко и с чувством зарыдала. При этом она едва не облила его кислотой (если в пузырьке, конечно, и вправду была кислота), однако в последний момент пузырек каким-то чудом оказался в руках подоспевшего охранника.
   – Выведите ее! – велел охранникам Димитрис.
   Но юноша снова вмешался в происходящее.
   – Не надо, я сам посажу ее в такси. Не волнуйтесь, все уже прошло, она больше не будет.
   – Ну раз так… – задумчиво пробормотал художник, разглядывая своего спасителя… – А вы… – он замялся.
   – Михаил, – подсказал тот.
   – А вы, Михаил, возвращайтесь. Мне нужно с вами поговорить.
   Иностранец и ангел в одном лице, носящий вполне русское, человеческое имя, кивнул и, взяв за плечи все еще горько рыдающую девушку, повел ее к выходу.
   – Повезло нам, – улыбнулся Ник, повернувшись к Тане. – Не каждый день такое шоу… Только вот интересно, что это за миротворец пришел на помощь нашему славному гению?..
   Таня с деланым безразличием пожала плечами и не стала добавлять то, что этот странный парень между делом успевает еще спасать из-под автомобильных колес котят и, весьма вероятно, вообще посвящает все свое время несению в мир добра и справедливости. Нет, он что, преследовать ее решил?! Не может же быть случайностью уже третья встреча!
   Тем временем по залу заскользили эффектные девицы, разнося шампанское и крохотные бутербродики с красной и черной икрой.
   И происшествие понемногу стало забываться.
   Танин отец на минуту исчез в толпе, а потом появился и поманил дочь за собой.
   Они прошли в дальний конец галереи, где была дверь, ведущая во внутренние помещения, и остановились, делая вид, будто разглядывают одну из картин.
   У двери стояли Димитрис и Михаил. Теперь Таня знала, что незнакомца зовут Мишей…
   – Ты, наверное, психолог? – спрашивал художник, теребя тонкими, унизанными перстнями пальцами короткую стильную бородку.
   – Да нет же, ни разу.
   – И Лизу, говоришь, видишь в самый что ни на есть первый раз?
   – Угу.
   – Так как же?.. Объясни мне, пожалуйста, каким чертовым чудом у тебя получился этот фокус?
   – Я же говорил вам, что девушке требовалось сочувствие. Хотя бы немного. Всего лишь капля…
   – Это Лизе-то? – недоверчиво переспросил Димитрис.
   – Лизе, – подтвердил Михаил.
   Димитрис задумался:
   – И сколько ты, парень, за это хочешь?
   – В смысле?
   – Не понял? Ну, бабла. Или тебе чего-то другого надо? Протекцию? Персональную выставку? Предупреждаю сразу: разбрасываться своим именем я не буду. Так что…
   – Это вы не поняли! – засмеялся юноша. – Я не художник. Я, собственно, еще в школе учусь. А сюда попал, сопровождая своих ирландцев. Как переводчик. И ни деньги, ни протекции мне не нужны.
   – Так ты что, и вправду святой? Или совсем сбрендил, как Лиза?
   – Вот и помогай после этого людям! – Михаил развел руками и пристально посмотрел на Таню.
   Художник, проследив направление его взгляда, тоже взглянул на них и нахмурился…
 
   – А вот теперь пора. Поспешим, принцесса, пока наша карета не превратилась в тыкву, – сказал отец, уже ведя Таню к выходу.
   За дверями их ждал верный «Пежо».

Глава 4
Прогулка по облакам

   Он сидел на качелях и ел мороженое.
   И Таня, выйдя из подъезда, направилась прямиком к нему.
   Но, не дойдя буквально пары шагов, остановилась и, наклонив голову к плечу, принялась разглядывать этого мальчишку.
   Светлые, довольно длинные волосы, пронзительные синие глаза, правильные черты узкого, будто выточенного лица, тонкие запястья, выглядывающие из рукавов белой вязаной кофты… Таня знала, что, если он сейчас повернется, за плечами у него обнаружатся крылья.
   – Хочешь? – вдруг улыбнулся он и, словно фокусник, протянул ей «Лакомку».
   Тане действительно ужасно хотелось мороженого. Мгновение поколебавшись, она взяла подарок и села рядом, на свободные качели.