Страница:
Екатерина Вильмонт
Девственная селедка
Часть первая
В самолете Платону приснилась Ева. Нет, не праматерь, а вполне реальная девушка Ева, которая когда-то, очень давно, вдруг ни с того ни с сего куда-то исчезла. Бросила его. Он тогда выл вне себя, не столько от горя, сколько от досады. Как она могла? Женщины, как правило, не бросали его, ни до, ни после. Вероятно, поэтому она и запомнилась ему. Но уже много лет он не вспоминал о ней. К чему бы этот сон? Интересно, а я узнал бы ее при встрече? Вряд ли… В ней, кроме имени и вполне отвечающей имени женственности, пожалуй, ничего особенного не было. А впрочем, где мне ее встретить? И вообще, в моем возрасте, с одной стороны, еще рано предаваться воспоминаниям о девчонках, а с другой… с другой стороны, надо думать о делах. Он попросил стюардессу принести коньяку, открыл лэптоп, и прежде чем погрузиться в работу – необходимо еще раз проверить все позиции, завтра предстоят весьма важные переговоры в Детройте – как-то весело подумал: Теперь она в своем возрасте наверняка зовется по имени-отчеству: Ева… черт, не помню ее отчества, а может и не знал никогда… Ева Ивановна? Ева Петровна? Нет, лучше Ева Сидоровна! Это круто!
2007 год. Остров Корфу
– Спорим, Родька на нее западет! – сказал Олег Васильевич жене.
– Вряд ли, – отозвалась та. – Хотя, она вполне.
Объектом их обсуждения была женщина, расположившаяся неподалеку. Появившись в отеле два дня назад, она привлекла всеобщее внимание. По крайней мере все, с кем супруги Долговы успели познакомиться, почему-то говорили об этой женщине. Она была одна, но общества явно не искала. Что она русская, выяснилось лишь потому, что на пляже читала русскую книгу. А поскольку остров был маленький, достопримечательности быстро исчерпались, то загадочная незнакомка была неплохой пищей для пересудов.
– Она ждет мужика, – определила жена Олега Васильевича. – Посмотришь, через день-другой он тут объявится.
– Почему ты так думаешь, Вавочка?
– Потому что даже на пляж таскает с собой мобильник.
– Ну и что? Просто деловая женщина.
– Ерунда, может, и деловая, но ждет мужика, потому и держится особняком. А что касается Родьки, то он предпочитает молоденьких. И потом, он же не один прилетит. Кстати, я не уверена, что это была удачная мысль.
– Ты о чем?
– Откуда мы знаем, что за бабу он привезет… Она может испортить нам весь отдых.
– Вавочка, мы не позволим! Да и надо знать Родьку. Если что не так, он живо отправит девушку восвояси. И приударит за незнакомкой. Она в его вкусе. Куда это ты смотришь?
У выхода на пляж стоял молодой человек лет двадцати, сложенный, как молодой бог. Он озирал пляж, явно кого-то ища. Но не находил. Раздраженно повел плечами, а потом сложил руки рупором и во весь голос гаркнул:
– Лали!
– Идиот, разве можно так орать! – поморщилась Вавочка.
Парень вдруг сорвался с места, вбежал в воду, и поплыл к буйкам.
– Ну, что я говорила! – с торжеством воскликнула Вавочка. – Этот красавец приехал к ней! Смотри! Смотри!
Олег Васильевич посмотрел по направлению ее взгляда. Незнакомка висела на буйке, отдыхая после дальнего заплыва. Парень подплыл к ней, она обняла его, стала целовать.
– Ничего себе… Он ей в сыновья годится…
– Да нет, ей от силы года тридцать два – тридцать три. Это как пить дать любовник! Завидуешь? – засмеялся Олег Васильевич.
– Если тут кто и завидует, так это ты… Тебе такие бабы нравятся…
– А вот и нет, не люблю худых, мне надо, чтобы было за что подержаться, вот как у моей Вавочки…
И он огладил жену по круглому колену.
– А Родька точно западет.
– Но в сравнении с этим юным Адонисом…
Между тем юный красавец на руках вынес женщину из воды. Вид у нее был сияющий.
– Вавочка, сгоришь, перевернись. И хватит пялиться. Дай-ка мне часы! Ого! Я побежал в душ, а ты приходи через четверть часа, если хочешь ехать в аэропорт. А то может не стоит? Я и один их встречу.
– Пожалуй, я не поеду. Девушка Родьки не даст вам загулять. Здешний аэропорт не слишком волнующее место, я лучше позагораю.
Олег Васильевич обрадовался. Круглосуточное общение с женой несколько утомляло, хоть он любил ее всем сердцем.
Едва Олег Васильевич ушел, как к Вавочке подошла дама, с которой они познакомились позавчера на экскурсии.
– Видали?
– Ая была убеждена, что она кого-то ждет. Дождалась! – не без зависти вздохнула Вавочка.
– А мне ее даже жалко.
– Почему?
– Романы с мальчиками всегда плохо кончаются.
– Ах боже мой, а какие романы хорошо кончаются? И что такое хороший конец романа? Брак?
– Тоже верно, – засмеялась дама. – Хотя брак наверное предпочтительнее разрыва, особенно, если инициатива его принадлежит мужчине. А в данном случае так и будет… Как вы думаете, Вава, почему она с такой идеальной фигурой всегда в закрытых купальниках и только в черных?
– Ну мало ли… может, у нее шрамы какие-нибудь.
Между тем молодой человек сбегал к пляжному бару и принес себе и незнакомке по имени Лали по коктейлю.
– Похоже, «Кровавая Мэри», – заметила дама, которую звали Антонина Антоновна.
– Грамотный выбор! – отозвалась Вавочка.
– Почему?
– Потому что жарко. А от «Кровавой Мэри» в жару не развозит.
– Вы серьезно?
– Вполне.
– Вавочка! – позвал ее муж. – Хватит! Уходи с пляжа. Сгоришь!
Олег Васильевич, уже одетый, махал ей рукой.
– Ой, и вправду пора! – засобиралась Вавочка.
Ей вдруг стало обидно, что Олег поедет в город без нее.
– Олежек, подожди меня десять минут, я с тобой! Вы там, небось, обедать пойдете, а мне тут одной скучно…
– Вавочка!
– Ну хорошо, езжай, – смилостивилась она. Ей было хорошо известно, что если муж настроился ехать один, не надо ему навязываться. Кроме раздражения это ничего не вызовет. – Ая лучше приму душ, посмотрю телевизор, поваляюсь с книжечкой, может, посижу потом в баре…
Олег Васильевич облегченно вздохнул.
Взятый напрокат «форд» он оставил возле отеля. Поехал на такси, чтобы хоть выпить за встречу. Ведь сейчас прилетит друг, с которым не виделись бог знает сколько. Года два, наверное, хоть и живем в одном городе, черт, что за жизнь пошла, вздохнуть некогда.
Родиона он увидел сразу. Они обнялись.
– Привет, дружище. Сколько лет, сколько зим! А где твоя девушка?
– Нету девушки. И вообще, глупость сплошная ездить на отдых со своей девушкой, все равно что…
– В Тулу со своим самоваром? – засмеялся Олег Васильевич.
– Именно! А ты что, без самовара тут?
– Да нет, мой самовар всегда со мной, как бетховенский сурок. Но мой сурок очень умный, знает, что нельзя быть слишком деспотичным.
– Да, тебе повезло, братишка. Вавочка чудная баба. Ну что? Сразу в отель или кутнем маленько? Давно не видались…
– Кутнем, Родька, кутнем. Я нарочно на такси приехал. Выглядишь недурно.
– Да и ты, старичок, тоже еще о-го-го!
– Обменялись комплиментами! Поехали в город!
– Пристойный ресторан там есть?
– Пристойные они почти все, но не более.
– А нам более и не надо, подумаешь какие гурманы!
– Да, особенно если вспомнить студенческие пирушки.
– А я вот всегда вспоминаю пироги с грибами, которые пекла твоя бабушка…
– Вавочка печет не хуже.
– А она еще печет?
– Да, Родька, ты сколько у нас не был? Лет пять наверное?
– Так не звали же!
– Куда было звать, теща в параличе три с половиной года маялась… Не до пирогов было…
– Да я пошутил, Олежка. Прости.
– Ладно, проехали. А что братец твой?
– Сгинул. Переехал в Нью-Йорк и пропал. Даже в годовщину смерти мамы не позвонил. Не до нас ему, видно.
– Похвастаться нечем?
– Кто его знает… Может, наоборот… Да ну его… Расскажи лучше про дочку.
– О, Настя у нас удалась! Учится на отлично. Красавица. В следующем году кончает школу. Собирается во ВГИК поступать.
– А способности-то есть?
– Говорят, есть. А как ты, Родька?
– Вроде все путем… Слушай, а что за отель? Пляж близко?
– Пляж свой, хороший.
– А на пляже есть на кого посмотреть?
– Ну, это дело вкуса…
– Можно подумать, ты моих вкусов не знаешь…
– Вкусы меняются.
– Да нет…
– Есть одна, мы даже с Вавочкой поспорили, я сказал, ты на нее западешь, а она говорит, ты молоденьких любишь.
– Что за баба?
– Слушай, приедем, увидишь… Кстати, городок прелесть.
– Черт, что, так и будем с чемоданом таскаться? – сообразил Родион.
– Да, я как-то не подумал. А впрочем, есть одна идея.
– Внимаю!
– Я тут Вавочке шубку купил, дорогую, так хозяева как-то к нам прониклись, приглашали заходить… Попробуем у них оставить.
– Эх, хорошо, – воскликнул Родион, вылезая из такси.
По выщербленным мраморным плитам старинного городка, напоминавшего какие-то фильмы, они углубились в путаницу узких романтических улочек.
– Ты тут уже ориентируешься? – спросил Родион. – Впрочем, ты всегда хорошо ориентировался.
В меховом магазине Олега узнали, с радостью согласились принять чемодан и даже предложили кофе с ликером из кумквата, местной гордости.
– Славные люди, – заметил Родион.
– Да, старик такой профи… Мы с Вавочкой только сунули туда нос, как он говорит: «Мадам, есть шуба специально для вас!» Снял с вешалки, Вавка ахнула, примерила – чудо! Как на заказ сшито! С одного взгляда… Я говорю, может еще в других магазинах посмотрим, а она ни в какую. Хочу эту! Так мы потом, уже купив, в другие магазины все-таки заглянули. Но ничего даже близко напоминающего эту шубу не увидели.
– Да, Олежек, ты, как это у классика говорилось: какой-то там «идеал московских всей мужей». Повезло Вавке!
– Знаешь, это мне повезло, старичок. Мне с ней легко.
– И на сторону не ходишь?
– Специально нет. Зачем? Но если подвернется что-то и можно без особого риска, то почему бы и нет…
– Ну да, пресловутая полигамия… – засмеялся Родион. – А что тут надо заказывать?
– Я лично обожаю мусаку.
– Это что-то с баклажанами, да?
– Да.
– Ну что ж, поскольку мы в Греции, будем есть мусаку и пить метаксу?
– Давай!
– А ты куда это смотришь, Олег?
– А тут эта бабенка…
– Какая?
– Не оглядывайся, неудобно.
– Какая бабенка? Объясни толком.
– Та, что я для тебя присмотрел. Но, боюсь, ты опоздал, она тут с молодым любовником.
– А ей сколько?
– Максимум тридцать три – тридцать четыре.
– А любовнику?
– Лет двадцать. Красавец…
– Тем интереснее будет отбить.
– Так ты ж ее еще не видел! – засмеялся Олег.
– Сейчас погляжу! – Родион встал и направился вглубь кафе – они сидели на террасе – в туалет. Через несколько минут он появился и рассеянным взглядом окинул террасу. Его как будто ударили под дых. С первого, мимолетного взгляда он понял, что это его женщина. Он любил эту чисто русскую красоту. Русые, гладко зачесанные волосы, прелестный овал чистого, нетронутого ботоксом и прочими мерзостями лица. Большие синие глаза, грустные и глубокие. И на лице явственно читалась любовь. Надо сказать, что и объект этой любви был хорош! Отобью! Во что бы то ни стало, отобью!
– Ну что?
– Недурна…
– Я все-таки выиграл пари?
– Какое еще пари? – рассеянно спросил Родион.
– С Вавочкой.
– …Пожалуй, выиграл… А что ты выиграл?
– Торт!
– Ах да, ты же любишь сладкое…
– Обожаю, а Вавочка меня ограничивает. Слушай, а столь юный соперник тебя не смущает?
– Да где мальчишке со мной тягаться? Слушай, а как ее зовут?
– У нее красивое имя… Лали.
– Лали? Что это за имя?
– Не знаю…
– Погоди, кажется, у Окуджавы что-то было… В темно-красном своем будет петь для меня моя Лали…
– Дали, старичок, Дали…
– Подумаешь! А для меня будет петь Лали…
– Ну ты самоуверенный тип!
– Хочешь пари, еще на тортик?
– Нет, Родя, я на такие вещи не спорю. Когда дело касается женщин, нет уж, уволь…
– Вот за что я люблю тебя, Олежек, так это за твою порядочность… В наше время это раритет. Давай-ка за это выпьем!
Родиону безумно хотелось оглянуться.
– Скажи, а что еще ты о ней знаешь?
– Да ничего практически. Приехала одна, парень появился только сегодня. Ходит все время в черном, даже купальники и те черные… Курит. Впрочем, это я только сейчас увидел. Отлично говорит по-немецки, я слышал на рецепшн.
– Но она русская?
– Да. На пляже читает русские книжки. А ты что, всерьез решил приударить за ней?..
– Да, знаешь ли… Она меня заинтриговала.
– Вот так, с первого взгляда, на выходе из сортира?
– Представь себе.
– Верю, ибо хорошо тебя знаю. Ты всегда быстро загорался… Но признайся, будь она тут одна, такого эффекта не было бы?
– Возможно, – улыбнулся Родион, а про себя произнес: «Был бы… Это моя женщина».
– Значит, хочешь разбить бедняжке сердце, отвадить от нее этого юного красавца, а потом бросить?
– Нет, – покачал головой Родион. – Я готов хоть завтра на ней жениться.
Олегу показалось, что он ослышался.
– Что ты сейчас сказал?
– Повторяю для глухих: Я… готов… на ней жениться. Хоть завтра.
– Ни фига себе! – ахнул Олег. – А если она не клюнет на тебя?
– Почему это?
– Может, она и вправду любит этого мальчика?
– Разлюбит!
– А если она замужем и это просто курортный роман?
– Разведется.
– Глупые шутки, – рассердился вдруг Олег Васильевич.
– А я не шучу.
– Ладно, брось. Расскажи лучше, как твои дела?
– Какие?
– Работа твоя как?
– Работа? Нормально, как говорят нынче молодые, все пучком. Кстати, ты понимаешь, почему пучком?
– Понятия не имею. Это надо у нашей Насти спросить.
– А вы почему ее с собой не взяли?
– Так сентябрь же. В школе она.
– А с кем осталась?
– Одна.
– И ты не боишься?
– Да нет, она взрослая разумная девица.
– А парень у нее есть?
– Школьные мальчишки крутятся, но она их презирает.
– Черт, когда я ее видел последний раз, это был еще утенок, хоть и не гадкий, но все же…
– А теперь такая стала… Но хорошая… умная…
– лицо Олега расплылось от отцовской гордости.
– Но честолюбива – жуть! В кого, не пойму.
– Честолюбие штука полезная, в наше время особенно.
Олег Васильевич увидел, что Лали со своим красавцем поднялись и пошли к выходу. Юноша положил руку на плечо дамы.
– Уходят, – сказал Олег другу.
– Ничего, увидимся с ней в отеле. Слушай, а парень с ней в одном номере?
– Откуда я знаю? Он только нынче утром появился. Но надо полагать…
– Ну, если она замужняя, должна жить отдельно. Иначе риск большой.
– Слушай, а может, она вдова? Потому и ходит в черном?
– Ну, значит она ханжа и сука. Носит траур и трахается с мальчишкой. Впрочем, траур можно носить и по отцу с матерью, хотя это нынче не модно. Олег, мы тут с тобой обедаем, а Вавочка?
– Ну, она тоже голодная не сидит.
– У нее уже есть там знакомые?
– Конечно, – ласково улыбнулся Олег Васильевич.
– Тогда знаешь что… Ты пока не говори Вавочке, что выиграл пари, а торт я тебе куплю. Не хочу пока никаких разговоров об этом, понимаешь?
– Согласен, – засмеялся Олег. – Но торт – это не обязательно.
– Обязательно! Там в номерах холодильники есть?
– В мини-баре.
– Вот и отлично. Поставим туда тортик и будем тайком его жрать и запивать текилой, я купил две бутылки в дьюти-фри.
И оба расхохотались как мальчишки.
После обеда они еще пошлялись по городу и пошли за чемоданом.
Войдя в меховой магазин, они сразу увидели Лали. Она стояла перед зеркалом в меховой жакетке, а юный любовник на диванчике пил кофе с ликером.
У Родиона екнуло сердце.
– Вам очень идет! – сказал он женщине.
– Спасибо! – рассеянно ответила она, занятая собственным отражением.
– Да, в самом деле, необыкновенно идет, – подтвердил Олег.
– О, мы, кажется, в одном отеле живем… – улыбнулась женщина. – А ваша жена тоже здесь?
– Нет, моей жене мы уже купили здесь шубу. Вот друг прилетел, мы тут оставили чемодан… Кстати, позвольте представиться, Олег… Родион, иди сюда…
Родион, уже с чемоданом, подошел.
– А это мой друг Родион.
Она посмотрела на него, потом слегка нахмурилась, словно что-то припоминая…
– А мы не встречались раньше? Хотя нет… я, видимо, ошиблась…
– Вы безусловно ошиблись, я бы никогда не мог забыть столь потрясающе красивую женщину.
– Лали! – она протянула руку.
Он поцеловал ее.
– Лали, можно тебя на минутку! – подошел молодой человек.
– Да, милый…
Он что-то зашептал ей на ухо. Она рассмеялась, но кивнула.
– Так вы считаете, мне эта штука идет? – кокетливо спросила она.
– О да! – хором воскликнули друзья. Впрочем, абсолютно искренне.
– Спасибо, пожалуй, я ее куплю, очень уж недорого. – И она обратилась к хозяину на прекрасном немецком языке. Оба говорили быстро. Олег совсем не знал немецкого, а Родион знал, но плохо.
– Господа, вы на чем собираетесь ехать в отель? – вдруг спросила Лали.
– На такси.
– А у нас тут машина, можем подвезти вас или хотя бы ваш чемодан, если вы хотите еще погулять.
– Спасибо вам огромное, мы уже вполне нагулялись.
– А вы не купили жакетку? – спросил вдруг Олег.
– Пока нет, у меня с собой нет наличных, а хозяин просил большую часть заплатить наличными.
– От налогов скрывается, понятно, – засмеялся Олег.
– Я еще просила перешить пуговицы, они чересчур блестят, а я этого не люблю.
Олег краем глаза смотрел на молодого человека. Тот только посмеивался. Кажется, его позиции очень крепки, он уверен в себе. А зря… Если Родька чего-то по-настоящему хочет, он всегда добивается своего. Потому-то я и не стал с ним держать пари.
1987 год. Деревня Половинка
Мороз стоял лютый, а в доме у бабушки было тепло, пахло чем-то вкусным, родным.
– Ох, Евушка, как исхудала-то вся, прозрачная совсем. Ничего, я за каникулы-то тебя откормлю. Что ты там в Москве-то кушаешь?
– Да что придется, бабуль… Ох, как вкусно!
– Ешь, ешь, девонька.
Когда внучка наконец наелась, старуха спросила:
– Ну, а что мать-то твоя непутевая?
– Бабусь, она замуж вышла…
– Давно это?
– Да уж год…
– А что за мужик-то?
– Да он ничего, хороший…
– Не пьяница?
– Нет, он совсем не пьет.
– Как это? – удивилась бабушка.
– Не знаю, – засмеялась Ева, – не пьет и все.
Ева хотела сказать бабушке, что мать с новым мужем три месяца назад уехала в Израиль, но, собственно, в Израиль они не собирались. Прямо из Вены поехали в Италию, где до сих пор дожидаются разрешения на въезд в Америку. Но ей не хотелось, чтобы бабка знала, что Ева осталась в Москве совсем одна.
– А что ж, она мне-то не написала?
– Не знаю, бабусь…
– А он чем деньги-то зарабатывает?
– Журналист он. В газете работает…
– Ишь ты, путевый значит?
– Путевый, путевый…
– И с вами живет?
– С нами, с нами…
Ева ненавидела вранье, хотя в данном случае это была ложь во спасение.
– Ну, а у тебя никто еще не завелся? Ты вон красивая девка…
– Нет, бабусь…
– Ой, врешь, девка, по глазам вижу, врешь! Говори, что за парень…
– Да, бабусь, пока еще говорить не о чем… Только недавно познакомились…
– Сколько годков-то ему?
– Двадцать три.
– А звать как?
– Платоном.
– Платоном? Надо ж, редкое по нашим-то временам имя. И что у вас?
– Ничего, бабусь… Один раз в театр сходили… Один раз в гостях были. На дне рождения его друга.
– А что за семья-то?
– Бабусь… ну хватит, говорю ж, пока ничего у нас нет… просто нравлюсь я ему.
– Смотри, девка, там в Москве-то у вас с этим делом легко, переспали и разбежались, не годится так.
– Бабусь, никто еще ни с кем не переспал.
– Смотри у меня, узнаю, пришибу. Хватит с меня одной шалавы… А чего мать тебя не кормит, что ли?
– Почему, кормит. Просто я занимаюсь много, знаешь как в медицинском трудно учиться.
– Ничего, зато доктором будешь. Дело хорошее… Уважаемое…
– Ох, бабусь, я так наелась, в сон клонит.
– Ну иди, ложись…
– Да нет, я сперва со стола приберу…
– А прибери, и правда, ты молодая, а я что-то умаялась. Вот выучишься на доктора, станешь бабку лечить…
Утром Ева проснулась, на дворе было совсем еще темно, но кто-то уже тюкал топором – дрова колол. Неужто бабушка с утра пораньше?
Ева вскочила. Нет, бабушка возится у печки. Ева глянула в окно. В утренних сумерках она увидала какого-то мужика, который действительно колол дрова.
– Доброе утро, девка. Заспалась!
– Доброе утро, бабусь. Кто это там дрова колет?
– Да сосед новый. Из ссыльных. Но золотой мужик. Помогает мне. Ты, кстати, оденься, не ходи так, он к нам завтракать придет. Очень он мои оладушки уважает.
– Бабусь, ты сказала, из ссыльных?
– Ага. Он в лагере сидел, потом ему лагерь на ссылку сменили…
– Политический?
– Да. Хороший мужик, только озлобленный очень.
Стук топора смолк, а вскоре в сенях раздался топот. Потом в дверь постучали.
– Варвара Семеновна, можно?
– Заходи, заходи, Георгий Иванович. Вот, познакомься, внучка моя из Москвы пожаловала. На доктора там учится.
– Здравствуйте, – проговорила Ева, с любопытством глядя на незнакомца. – Меня зовут Ева.
– Ева? А и впрямь – Ева! – он смерил ее каким-то странным недобрым взглядом. Но ее почему-то бросило в жар. Он был крупный, немного мешковатый, небритый…
– Евушка, подай Георгию Иванычу полотенчико.
Ева с горящими непонятно отчего щеками кинулась к бабкиному комоду.
Георгий Иванович ел красиво, как-то не по-деревенски. Хотя руки у него были грубые, запущенные, огромные, на безымянном пальце левой не хватало одной фаланги. Но Ева не могла отвести от них глаз, они словно заворожили ее. А бабка решила, что внучка просто от смущения не может глаз поднять на чужого мужчину. Это бабке понравилось.
– Ох, и вкусно же у вас, Варвара Семеновна. Я уж сам пробовал делать оладушки по вашему рецепту, ничего не выходит. Небось секрет у вас какой-то есть.
– Есть, а как же, – задорно рассмеялась бабушка. – Руки женские должны это делать. Негоже мужику оладушки жарить.
– Ну почему, говорят, самые лучшие повара мужчины, – подала голос Ева.
– Я про то не знаю. Может, для больших начальников мужики стряпают, а для нас, простых людей, лучше бабьих рук в этом деле нету. Права я, а, Георгий Иванович?
– Правы, правы, Варвара Семеновна. А что, Ева, как там сейчас в Москве? Что слышно с этой перестройкой и гласностью? Не заглохли еще?
– Нет! Вон в декабре академика Сахарова из ссылки вернули…
– Слыхал, слыхал…
– А еще за границу потихонечку пускать начали.
– Серьезно? – вдруг напрягся гость.
– Да! Маму одного нашего студента вдруг в Германию пустили, по приглашению. Она и не надеялась… Причем не к родным, а к подруге! И в Израиль тоже… Один знакомый журналист пять лет был в отказе, и вот недавно выпустили…
– Какой-такой журналист? – вдруг вмешалась бабка.
– Друг маминого мужа, – скороговоркой ответила Ева.
– Ну-ну, поживем – увидим… – пробормотал гость.
– А вы не верите в перестройку, да?
Он вдруг улыбнулся, и Ева увидела, что глаза у него синие и молодые.
– Нет, Ева, хотелось бы верить, да пока рано. Все еще сто раз захлебнуться может.
– Да, у нас тоже так говорят, а я вот верю!
– Ну-ну. Поглядим!
– Вот увидите, Георгий Иванович! – вдруг осмелела Ева. – Когда я через год к бабусе приеду, вас уже тут не будет!
– А где я, по-вашему, буду через год?
– Ну, я не знаю, откуда вы…
– Из Ленинграда.
– Значит, в Ленинград вернетесь…
– Да нет, не хочу я в Ленинград… Да и смешно мне в моем возрасте верить в розовые сказки. Тем более в нашей стране.
– Но ведь возвращаются уже! Академик Сахаров…
– Так это ж какая фигура… Весь мир видит, а я кто для мира?
– Посмотрим!
– Ладно, спасибо на добром слове, Ева, а вам, Варвара Семеновна, за приют, за ласку. Пойду сложу дрова.
Он вышел.
– Что ты, девка, горячку порешь! Не знаешь о человеке ничего. Некуда ему возвращаться в Ленинград. Да и вообще…
– Бабусь, а за что его посадили?
– Да не знаю я точно, но только как его забрали, жена с ним развелась, мать его старую из квартиры на летнюю дачку выселила, она там и померла… Сукой последней жена-то оказалась. Ни передачки ему, ничего… Адвоката оплатить не пожелала… Друзья, правда, помогали, прошлый месяц двое даже приезжали к нему, а он потом напился, едва себя не порешил… Это они ему про мать рассказали… Он не знал, думал так, от болезни да от горя померла… Он у матери единственный был, да и то сказать, она его поздно родила, в сорок два года, тоже бедолага одиннадцать лет сидела ни за что… И отец… Он из немцев был, сосланных в Казахстан.
– Дааа, бабусь… И эта падла, его жена, старую женщину, столько настрадавшуюся, просто выгнала? Куда ж его друзья хваленые смотрели? – вскипела вдруг праведным гневом Ева.
– Да я толком и не знаю… А может все еще не совсем так было… Может, кто из друзей-то к женке его подъезжал, она от ворот поворот дала, а он счеты свести так решил.
– Бабусь, ты что!
– Бывает так, девка, бывает! Мужики-то они иной раз и мельче и подлее бабы бывают. Ладно, ты не вешай нос-то, поди к Шурке сходи, она уж сколько раз прибегала, когда Евка приедет! Соскучилась по подружке-то.
2007 год. Остров Корфу
– Спорим, Родька на нее западет! – сказал Олег Васильевич жене.
– Вряд ли, – отозвалась та. – Хотя, она вполне.
Объектом их обсуждения была женщина, расположившаяся неподалеку. Появившись в отеле два дня назад, она привлекла всеобщее внимание. По крайней мере все, с кем супруги Долговы успели познакомиться, почему-то говорили об этой женщине. Она была одна, но общества явно не искала. Что она русская, выяснилось лишь потому, что на пляже читала русскую книгу. А поскольку остров был маленький, достопримечательности быстро исчерпались, то загадочная незнакомка была неплохой пищей для пересудов.
– Она ждет мужика, – определила жена Олега Васильевича. – Посмотришь, через день-другой он тут объявится.
– Почему ты так думаешь, Вавочка?
– Потому что даже на пляж таскает с собой мобильник.
– Ну и что? Просто деловая женщина.
– Ерунда, может, и деловая, но ждет мужика, потому и держится особняком. А что касается Родьки, то он предпочитает молоденьких. И потом, он же не один прилетит. Кстати, я не уверена, что это была удачная мысль.
– Ты о чем?
– Откуда мы знаем, что за бабу он привезет… Она может испортить нам весь отдых.
– Вавочка, мы не позволим! Да и надо знать Родьку. Если что не так, он живо отправит девушку восвояси. И приударит за незнакомкой. Она в его вкусе. Куда это ты смотришь?
У выхода на пляж стоял молодой человек лет двадцати, сложенный, как молодой бог. Он озирал пляж, явно кого-то ища. Но не находил. Раздраженно повел плечами, а потом сложил руки рупором и во весь голос гаркнул:
– Лали!
– Идиот, разве можно так орать! – поморщилась Вавочка.
Парень вдруг сорвался с места, вбежал в воду, и поплыл к буйкам.
– Ну, что я говорила! – с торжеством воскликнула Вавочка. – Этот красавец приехал к ней! Смотри! Смотри!
Олег Васильевич посмотрел по направлению ее взгляда. Незнакомка висела на буйке, отдыхая после дальнего заплыва. Парень подплыл к ней, она обняла его, стала целовать.
– Ничего себе… Он ей в сыновья годится…
– Да нет, ей от силы года тридцать два – тридцать три. Это как пить дать любовник! Завидуешь? – засмеялся Олег Васильевич.
– Если тут кто и завидует, так это ты… Тебе такие бабы нравятся…
– А вот и нет, не люблю худых, мне надо, чтобы было за что подержаться, вот как у моей Вавочки…
И он огладил жену по круглому колену.
– А Родька точно западет.
– Но в сравнении с этим юным Адонисом…
Между тем юный красавец на руках вынес женщину из воды. Вид у нее был сияющий.
– Вавочка, сгоришь, перевернись. И хватит пялиться. Дай-ка мне часы! Ого! Я побежал в душ, а ты приходи через четверть часа, если хочешь ехать в аэропорт. А то может не стоит? Я и один их встречу.
– Пожалуй, я не поеду. Девушка Родьки не даст вам загулять. Здешний аэропорт не слишком волнующее место, я лучше позагораю.
Олег Васильевич обрадовался. Круглосуточное общение с женой несколько утомляло, хоть он любил ее всем сердцем.
Едва Олег Васильевич ушел, как к Вавочке подошла дама, с которой они познакомились позавчера на экскурсии.
– Видали?
– Ая была убеждена, что она кого-то ждет. Дождалась! – не без зависти вздохнула Вавочка.
– А мне ее даже жалко.
– Почему?
– Романы с мальчиками всегда плохо кончаются.
– Ах боже мой, а какие романы хорошо кончаются? И что такое хороший конец романа? Брак?
– Тоже верно, – засмеялась дама. – Хотя брак наверное предпочтительнее разрыва, особенно, если инициатива его принадлежит мужчине. А в данном случае так и будет… Как вы думаете, Вава, почему она с такой идеальной фигурой всегда в закрытых купальниках и только в черных?
– Ну мало ли… может, у нее шрамы какие-нибудь.
Между тем молодой человек сбегал к пляжному бару и принес себе и незнакомке по имени Лали по коктейлю.
– Похоже, «Кровавая Мэри», – заметила дама, которую звали Антонина Антоновна.
– Грамотный выбор! – отозвалась Вавочка.
– Почему?
– Потому что жарко. А от «Кровавой Мэри» в жару не развозит.
– Вы серьезно?
– Вполне.
– Вавочка! – позвал ее муж. – Хватит! Уходи с пляжа. Сгоришь!
Олег Васильевич, уже одетый, махал ей рукой.
– Ой, и вправду пора! – засобиралась Вавочка.
Ей вдруг стало обидно, что Олег поедет в город без нее.
– Олежек, подожди меня десять минут, я с тобой! Вы там, небось, обедать пойдете, а мне тут одной скучно…
– Вавочка!
– Ну хорошо, езжай, – смилостивилась она. Ей было хорошо известно, что если муж настроился ехать один, не надо ему навязываться. Кроме раздражения это ничего не вызовет. – Ая лучше приму душ, посмотрю телевизор, поваляюсь с книжечкой, может, посижу потом в баре…
Олег Васильевич облегченно вздохнул.
Взятый напрокат «форд» он оставил возле отеля. Поехал на такси, чтобы хоть выпить за встречу. Ведь сейчас прилетит друг, с которым не виделись бог знает сколько. Года два, наверное, хоть и живем в одном городе, черт, что за жизнь пошла, вздохнуть некогда.
Родиона он увидел сразу. Они обнялись.
– Привет, дружище. Сколько лет, сколько зим! А где твоя девушка?
– Нету девушки. И вообще, глупость сплошная ездить на отдых со своей девушкой, все равно что…
– В Тулу со своим самоваром? – засмеялся Олег Васильевич.
– Именно! А ты что, без самовара тут?
– Да нет, мой самовар всегда со мной, как бетховенский сурок. Но мой сурок очень умный, знает, что нельзя быть слишком деспотичным.
– Да, тебе повезло, братишка. Вавочка чудная баба. Ну что? Сразу в отель или кутнем маленько? Давно не видались…
– Кутнем, Родька, кутнем. Я нарочно на такси приехал. Выглядишь недурно.
– Да и ты, старичок, тоже еще о-го-го!
– Обменялись комплиментами! Поехали в город!
– Пристойный ресторан там есть?
– Пристойные они почти все, но не более.
– А нам более и не надо, подумаешь какие гурманы!
– Да, особенно если вспомнить студенческие пирушки.
– А я вот всегда вспоминаю пироги с грибами, которые пекла твоя бабушка…
– Вавочка печет не хуже.
– А она еще печет?
– Да, Родька, ты сколько у нас не был? Лет пять наверное?
– Так не звали же!
– Куда было звать, теща в параличе три с половиной года маялась… Не до пирогов было…
– Да я пошутил, Олежка. Прости.
– Ладно, проехали. А что братец твой?
– Сгинул. Переехал в Нью-Йорк и пропал. Даже в годовщину смерти мамы не позвонил. Не до нас ему, видно.
– Похвастаться нечем?
– Кто его знает… Может, наоборот… Да ну его… Расскажи лучше про дочку.
– О, Настя у нас удалась! Учится на отлично. Красавица. В следующем году кончает школу. Собирается во ВГИК поступать.
– А способности-то есть?
– Говорят, есть. А как ты, Родька?
– Вроде все путем… Слушай, а что за отель? Пляж близко?
– Пляж свой, хороший.
– А на пляже есть на кого посмотреть?
– Ну, это дело вкуса…
– Можно подумать, ты моих вкусов не знаешь…
– Вкусы меняются.
– Да нет…
– Есть одна, мы даже с Вавочкой поспорили, я сказал, ты на нее западешь, а она говорит, ты молоденьких любишь.
– Что за баба?
– Слушай, приедем, увидишь… Кстати, городок прелесть.
– Черт, что, так и будем с чемоданом таскаться? – сообразил Родион.
– Да, я как-то не подумал. А впрочем, есть одна идея.
– Внимаю!
– Я тут Вавочке шубку купил, дорогую, так хозяева как-то к нам прониклись, приглашали заходить… Попробуем у них оставить.
– Эх, хорошо, – воскликнул Родион, вылезая из такси.
По выщербленным мраморным плитам старинного городка, напоминавшего какие-то фильмы, они углубились в путаницу узких романтических улочек.
– Ты тут уже ориентируешься? – спросил Родион. – Впрочем, ты всегда хорошо ориентировался.
В меховом магазине Олега узнали, с радостью согласились принять чемодан и даже предложили кофе с ликером из кумквата, местной гордости.
– Славные люди, – заметил Родион.
– Да, старик такой профи… Мы с Вавочкой только сунули туда нос, как он говорит: «Мадам, есть шуба специально для вас!» Снял с вешалки, Вавка ахнула, примерила – чудо! Как на заказ сшито! С одного взгляда… Я говорю, может еще в других магазинах посмотрим, а она ни в какую. Хочу эту! Так мы потом, уже купив, в другие магазины все-таки заглянули. Но ничего даже близко напоминающего эту шубу не увидели.
– Да, Олежек, ты, как это у классика говорилось: какой-то там «идеал московских всей мужей». Повезло Вавке!
– Знаешь, это мне повезло, старичок. Мне с ней легко.
– И на сторону не ходишь?
– Специально нет. Зачем? Но если подвернется что-то и можно без особого риска, то почему бы и нет…
– Ну да, пресловутая полигамия… – засмеялся Родион. – А что тут надо заказывать?
– Я лично обожаю мусаку.
– Это что-то с баклажанами, да?
– Да.
– Ну что ж, поскольку мы в Греции, будем есть мусаку и пить метаксу?
– Давай!
– А ты куда это смотришь, Олег?
– А тут эта бабенка…
– Какая?
– Не оглядывайся, неудобно.
– Какая бабенка? Объясни толком.
– Та, что я для тебя присмотрел. Но, боюсь, ты опоздал, она тут с молодым любовником.
– А ей сколько?
– Максимум тридцать три – тридцать четыре.
– А любовнику?
– Лет двадцать. Красавец…
– Тем интереснее будет отбить.
– Так ты ж ее еще не видел! – засмеялся Олег.
– Сейчас погляжу! – Родион встал и направился вглубь кафе – они сидели на террасе – в туалет. Через несколько минут он появился и рассеянным взглядом окинул террасу. Его как будто ударили под дых. С первого, мимолетного взгляда он понял, что это его женщина. Он любил эту чисто русскую красоту. Русые, гладко зачесанные волосы, прелестный овал чистого, нетронутого ботоксом и прочими мерзостями лица. Большие синие глаза, грустные и глубокие. И на лице явственно читалась любовь. Надо сказать, что и объект этой любви был хорош! Отобью! Во что бы то ни стало, отобью!
– Ну что?
– Недурна…
– Я все-таки выиграл пари?
– Какое еще пари? – рассеянно спросил Родион.
– С Вавочкой.
– …Пожалуй, выиграл… А что ты выиграл?
– Торт!
– Ах да, ты же любишь сладкое…
– Обожаю, а Вавочка меня ограничивает. Слушай, а столь юный соперник тебя не смущает?
– Да где мальчишке со мной тягаться? Слушай, а как ее зовут?
– У нее красивое имя… Лали.
– Лали? Что это за имя?
– Не знаю…
– Погоди, кажется, у Окуджавы что-то было… В темно-красном своем будет петь для меня моя Лали…
– Дали, старичок, Дали…
– Подумаешь! А для меня будет петь Лали…
– Ну ты самоуверенный тип!
– Хочешь пари, еще на тортик?
– Нет, Родя, я на такие вещи не спорю. Когда дело касается женщин, нет уж, уволь…
– Вот за что я люблю тебя, Олежек, так это за твою порядочность… В наше время это раритет. Давай-ка за это выпьем!
Родиону безумно хотелось оглянуться.
– Скажи, а что еще ты о ней знаешь?
– Да ничего практически. Приехала одна, парень появился только сегодня. Ходит все время в черном, даже купальники и те черные… Курит. Впрочем, это я только сейчас увидел. Отлично говорит по-немецки, я слышал на рецепшн.
– Но она русская?
– Да. На пляже читает русские книжки. А ты что, всерьез решил приударить за ней?..
– Да, знаешь ли… Она меня заинтриговала.
– Вот так, с первого взгляда, на выходе из сортира?
– Представь себе.
– Верю, ибо хорошо тебя знаю. Ты всегда быстро загорался… Но признайся, будь она тут одна, такого эффекта не было бы?
– Возможно, – улыбнулся Родион, а про себя произнес: «Был бы… Это моя женщина».
– Значит, хочешь разбить бедняжке сердце, отвадить от нее этого юного красавца, а потом бросить?
– Нет, – покачал головой Родион. – Я готов хоть завтра на ней жениться.
Олегу показалось, что он ослышался.
– Что ты сейчас сказал?
– Повторяю для глухих: Я… готов… на ней жениться. Хоть завтра.
– Ни фига себе! – ахнул Олег. – А если она не клюнет на тебя?
– Почему это?
– Может, она и вправду любит этого мальчика?
– Разлюбит!
– А если она замужем и это просто курортный роман?
– Разведется.
– Глупые шутки, – рассердился вдруг Олег Васильевич.
– А я не шучу.
– Ладно, брось. Расскажи лучше, как твои дела?
– Какие?
– Работа твоя как?
– Работа? Нормально, как говорят нынче молодые, все пучком. Кстати, ты понимаешь, почему пучком?
– Понятия не имею. Это надо у нашей Насти спросить.
– А вы почему ее с собой не взяли?
– Так сентябрь же. В школе она.
– А с кем осталась?
– Одна.
– И ты не боишься?
– Да нет, она взрослая разумная девица.
– А парень у нее есть?
– Школьные мальчишки крутятся, но она их презирает.
– Черт, когда я ее видел последний раз, это был еще утенок, хоть и не гадкий, но все же…
– А теперь такая стала… Но хорошая… умная…
– лицо Олега расплылось от отцовской гордости.
– Но честолюбива – жуть! В кого, не пойму.
– Честолюбие штука полезная, в наше время особенно.
Олег Васильевич увидел, что Лали со своим красавцем поднялись и пошли к выходу. Юноша положил руку на плечо дамы.
– Уходят, – сказал Олег другу.
– Ничего, увидимся с ней в отеле. Слушай, а парень с ней в одном номере?
– Откуда я знаю? Он только нынче утром появился. Но надо полагать…
– Ну, если она замужняя, должна жить отдельно. Иначе риск большой.
– Слушай, а может, она вдова? Потому и ходит в черном?
– Ну, значит она ханжа и сука. Носит траур и трахается с мальчишкой. Впрочем, траур можно носить и по отцу с матерью, хотя это нынче не модно. Олег, мы тут с тобой обедаем, а Вавочка?
– Ну, она тоже голодная не сидит.
– У нее уже есть там знакомые?
– Конечно, – ласково улыбнулся Олег Васильевич.
– Тогда знаешь что… Ты пока не говори Вавочке, что выиграл пари, а торт я тебе куплю. Не хочу пока никаких разговоров об этом, понимаешь?
– Согласен, – засмеялся Олег. – Но торт – это не обязательно.
– Обязательно! Там в номерах холодильники есть?
– В мини-баре.
– Вот и отлично. Поставим туда тортик и будем тайком его жрать и запивать текилой, я купил две бутылки в дьюти-фри.
И оба расхохотались как мальчишки.
После обеда они еще пошлялись по городу и пошли за чемоданом.
Войдя в меховой магазин, они сразу увидели Лали. Она стояла перед зеркалом в меховой жакетке, а юный любовник на диванчике пил кофе с ликером.
У Родиона екнуло сердце.
– Вам очень идет! – сказал он женщине.
– Спасибо! – рассеянно ответила она, занятая собственным отражением.
– Да, в самом деле, необыкновенно идет, – подтвердил Олег.
– О, мы, кажется, в одном отеле живем… – улыбнулась женщина. – А ваша жена тоже здесь?
– Нет, моей жене мы уже купили здесь шубу. Вот друг прилетел, мы тут оставили чемодан… Кстати, позвольте представиться, Олег… Родион, иди сюда…
Родион, уже с чемоданом, подошел.
– А это мой друг Родион.
Она посмотрела на него, потом слегка нахмурилась, словно что-то припоминая…
– А мы не встречались раньше? Хотя нет… я, видимо, ошиблась…
– Вы безусловно ошиблись, я бы никогда не мог забыть столь потрясающе красивую женщину.
– Лали! – она протянула руку.
Он поцеловал ее.
– Лали, можно тебя на минутку! – подошел молодой человек.
– Да, милый…
Он что-то зашептал ей на ухо. Она рассмеялась, но кивнула.
– Так вы считаете, мне эта штука идет? – кокетливо спросила она.
– О да! – хором воскликнули друзья. Впрочем, абсолютно искренне.
– Спасибо, пожалуй, я ее куплю, очень уж недорого. – И она обратилась к хозяину на прекрасном немецком языке. Оба говорили быстро. Олег совсем не знал немецкого, а Родион знал, но плохо.
– Господа, вы на чем собираетесь ехать в отель? – вдруг спросила Лали.
– На такси.
– А у нас тут машина, можем подвезти вас или хотя бы ваш чемодан, если вы хотите еще погулять.
– Спасибо вам огромное, мы уже вполне нагулялись.
– А вы не купили жакетку? – спросил вдруг Олег.
– Пока нет, у меня с собой нет наличных, а хозяин просил большую часть заплатить наличными.
– От налогов скрывается, понятно, – засмеялся Олег.
– Я еще просила перешить пуговицы, они чересчур блестят, а я этого не люблю.
Олег краем глаза смотрел на молодого человека. Тот только посмеивался. Кажется, его позиции очень крепки, он уверен в себе. А зря… Если Родька чего-то по-настоящему хочет, он всегда добивается своего. Потому-то я и не стал с ним держать пари.
1987 год. Деревня Половинка
Мороз стоял лютый, а в доме у бабушки было тепло, пахло чем-то вкусным, родным.
– Ох, Евушка, как исхудала-то вся, прозрачная совсем. Ничего, я за каникулы-то тебя откормлю. Что ты там в Москве-то кушаешь?
– Да что придется, бабуль… Ох, как вкусно!
– Ешь, ешь, девонька.
Когда внучка наконец наелась, старуха спросила:
– Ну, а что мать-то твоя непутевая?
– Бабусь, она замуж вышла…
– Давно это?
– Да уж год…
– А что за мужик-то?
– Да он ничего, хороший…
– Не пьяница?
– Нет, он совсем не пьет.
– Как это? – удивилась бабушка.
– Не знаю, – засмеялась Ева, – не пьет и все.
Ева хотела сказать бабушке, что мать с новым мужем три месяца назад уехала в Израиль, но, собственно, в Израиль они не собирались. Прямо из Вены поехали в Италию, где до сих пор дожидаются разрешения на въезд в Америку. Но ей не хотелось, чтобы бабка знала, что Ева осталась в Москве совсем одна.
– А что ж, она мне-то не написала?
– Не знаю, бабусь…
– А он чем деньги-то зарабатывает?
– Журналист он. В газете работает…
– Ишь ты, путевый значит?
– Путевый, путевый…
– И с вами живет?
– С нами, с нами…
Ева ненавидела вранье, хотя в данном случае это была ложь во спасение.
– Ну, а у тебя никто еще не завелся? Ты вон красивая девка…
– Нет, бабусь…
– Ой, врешь, девка, по глазам вижу, врешь! Говори, что за парень…
– Да, бабусь, пока еще говорить не о чем… Только недавно познакомились…
– Сколько годков-то ему?
– Двадцать три.
– А звать как?
– Платоном.
– Платоном? Надо ж, редкое по нашим-то временам имя. И что у вас?
– Ничего, бабусь… Один раз в театр сходили… Один раз в гостях были. На дне рождения его друга.
– А что за семья-то?
– Бабусь… ну хватит, говорю ж, пока ничего у нас нет… просто нравлюсь я ему.
– Смотри, девка, там в Москве-то у вас с этим делом легко, переспали и разбежались, не годится так.
– Бабусь, никто еще ни с кем не переспал.
– Смотри у меня, узнаю, пришибу. Хватит с меня одной шалавы… А чего мать тебя не кормит, что ли?
– Почему, кормит. Просто я занимаюсь много, знаешь как в медицинском трудно учиться.
– Ничего, зато доктором будешь. Дело хорошее… Уважаемое…
– Ох, бабусь, я так наелась, в сон клонит.
– Ну иди, ложись…
– Да нет, я сперва со стола приберу…
– А прибери, и правда, ты молодая, а я что-то умаялась. Вот выучишься на доктора, станешь бабку лечить…
Утром Ева проснулась, на дворе было совсем еще темно, но кто-то уже тюкал топором – дрова колол. Неужто бабушка с утра пораньше?
Ева вскочила. Нет, бабушка возится у печки. Ева глянула в окно. В утренних сумерках она увидала какого-то мужика, который действительно колол дрова.
– Доброе утро, девка. Заспалась!
– Доброе утро, бабусь. Кто это там дрова колет?
– Да сосед новый. Из ссыльных. Но золотой мужик. Помогает мне. Ты, кстати, оденься, не ходи так, он к нам завтракать придет. Очень он мои оладушки уважает.
– Бабусь, ты сказала, из ссыльных?
– Ага. Он в лагере сидел, потом ему лагерь на ссылку сменили…
– Политический?
– Да. Хороший мужик, только озлобленный очень.
Стук топора смолк, а вскоре в сенях раздался топот. Потом в дверь постучали.
– Варвара Семеновна, можно?
– Заходи, заходи, Георгий Иванович. Вот, познакомься, внучка моя из Москвы пожаловала. На доктора там учится.
– Здравствуйте, – проговорила Ева, с любопытством глядя на незнакомца. – Меня зовут Ева.
– Ева? А и впрямь – Ева! – он смерил ее каким-то странным недобрым взглядом. Но ее почему-то бросило в жар. Он был крупный, немного мешковатый, небритый…
– Евушка, подай Георгию Иванычу полотенчико.
Ева с горящими непонятно отчего щеками кинулась к бабкиному комоду.
Георгий Иванович ел красиво, как-то не по-деревенски. Хотя руки у него были грубые, запущенные, огромные, на безымянном пальце левой не хватало одной фаланги. Но Ева не могла отвести от них глаз, они словно заворожили ее. А бабка решила, что внучка просто от смущения не может глаз поднять на чужого мужчину. Это бабке понравилось.
– Ох, и вкусно же у вас, Варвара Семеновна. Я уж сам пробовал делать оладушки по вашему рецепту, ничего не выходит. Небось секрет у вас какой-то есть.
– Есть, а как же, – задорно рассмеялась бабушка. – Руки женские должны это делать. Негоже мужику оладушки жарить.
– Ну почему, говорят, самые лучшие повара мужчины, – подала голос Ева.
– Я про то не знаю. Может, для больших начальников мужики стряпают, а для нас, простых людей, лучше бабьих рук в этом деле нету. Права я, а, Георгий Иванович?
– Правы, правы, Варвара Семеновна. А что, Ева, как там сейчас в Москве? Что слышно с этой перестройкой и гласностью? Не заглохли еще?
– Нет! Вон в декабре академика Сахарова из ссылки вернули…
– Слыхал, слыхал…
– А еще за границу потихонечку пускать начали.
– Серьезно? – вдруг напрягся гость.
– Да! Маму одного нашего студента вдруг в Германию пустили, по приглашению. Она и не надеялась… Причем не к родным, а к подруге! И в Израиль тоже… Один знакомый журналист пять лет был в отказе, и вот недавно выпустили…
– Какой-такой журналист? – вдруг вмешалась бабка.
– Друг маминого мужа, – скороговоркой ответила Ева.
– Ну-ну, поживем – увидим… – пробормотал гость.
– А вы не верите в перестройку, да?
Он вдруг улыбнулся, и Ева увидела, что глаза у него синие и молодые.
– Нет, Ева, хотелось бы верить, да пока рано. Все еще сто раз захлебнуться может.
– Да, у нас тоже так говорят, а я вот верю!
– Ну-ну. Поглядим!
– Вот увидите, Георгий Иванович! – вдруг осмелела Ева. – Когда я через год к бабусе приеду, вас уже тут не будет!
– А где я, по-вашему, буду через год?
– Ну, я не знаю, откуда вы…
– Из Ленинграда.
– Значит, в Ленинград вернетесь…
– Да нет, не хочу я в Ленинград… Да и смешно мне в моем возрасте верить в розовые сказки. Тем более в нашей стране.
– Но ведь возвращаются уже! Академик Сахаров…
– Так это ж какая фигура… Весь мир видит, а я кто для мира?
– Посмотрим!
– Ладно, спасибо на добром слове, Ева, а вам, Варвара Семеновна, за приют, за ласку. Пойду сложу дрова.
Он вышел.
– Что ты, девка, горячку порешь! Не знаешь о человеке ничего. Некуда ему возвращаться в Ленинград. Да и вообще…
– Бабусь, а за что его посадили?
– Да не знаю я точно, но только как его забрали, жена с ним развелась, мать его старую из квартиры на летнюю дачку выселила, она там и померла… Сукой последней жена-то оказалась. Ни передачки ему, ничего… Адвоката оплатить не пожелала… Друзья, правда, помогали, прошлый месяц двое даже приезжали к нему, а он потом напился, едва себя не порешил… Это они ему про мать рассказали… Он не знал, думал так, от болезни да от горя померла… Он у матери единственный был, да и то сказать, она его поздно родила, в сорок два года, тоже бедолага одиннадцать лет сидела ни за что… И отец… Он из немцев был, сосланных в Казахстан.
– Дааа, бабусь… И эта падла, его жена, старую женщину, столько настрадавшуюся, просто выгнала? Куда ж его друзья хваленые смотрели? – вскипела вдруг праведным гневом Ева.
– Да я толком и не знаю… А может все еще не совсем так было… Может, кто из друзей-то к женке его подъезжал, она от ворот поворот дала, а он счеты свести так решил.
– Бабусь, ты что!
– Бывает так, девка, бывает! Мужики-то они иной раз и мельче и подлее бабы бывают. Ладно, ты не вешай нос-то, поди к Шурке сходи, она уж сколько раз прибегала, когда Евка приедет! Соскучилась по подружке-то.