С тех пор прошел целый век. Нынче новая земельная реформа. А где земля? У хозяина или у "души проходящей", которая поцарапает ее кое-как, засеет ячменишком и... что Бог даст.
Земли у Соловьева до обидного мало. Хотел он весной взять у колхоза на откорм по договору 130 голов крупного рогатого скота. В колхозе скот беспризорный, некому пасти. Соловьев с напарниками откормил бы его. Не вышло. Колхоз согласен, хуторяне против. Говорят, что выпасов самим мало. Пришлось отказаться. Откармливает полсотни свиней. Так что работают Соловьев с товарищами пока в четверть силы. А будут ли в полную силу работать? Этого не знает никто. Нет земли. Хотя вот она, во все стороны лежит. Но - чужая.
В правлении колхоза вместе с председателем начинаем прикидывать, гадая наперед, у кого из павловских или ольховских может дело пойти на своей земле.
- Братья Березнёвы, - в один голос говорят Соловьев и председатель.
- У Иванова должно получиться...
- В Ольховке есть толковый механизатор...
И смолкли.
Два просторных и людных хутора. Работники есть. Хозяев не можем найти. Наступила пора горестной жатвы. Долгие годы под корень выводили с нашей земли доброго хозяина. Вспомните, как рабочие продотряды под метлу очищали хозяйские закрома. Продразверстка. Начало пути. Потом началось вовсе страшное.
Волгоградский областной архив. "Приоткрытые" фонды. Очевидцы. Спросим их: что творилось на этой земле?
"Коллективизировать все население во что бы то ни стало. Все это выполнить к 15 февраля без минуты отсрочки" (из постановления районной партийной конференции).
Телеграмма из Сталинграда: "Нарследователю. Нарсуд. Срочно поставьте ряд процессов за распродажу кулаками всякого имущества..."
"Сов. секретно... Окончательная цифра по раскулачиванию, утвержденная окружной комиссией по Калачевскому району 6 февраля 1930 года: 1-я группа 32, 2-я группа - 82, 3-я группа - 40, 4-я группа - 301".
"В 3-дневный срок произвести раскулачивание, оставив минимальное имущество: верхнее и нижнее платье, обувь и продукты питания из расчета по 30 фунтов на едока на 2 месяца" (то есть по 60 - 200 граммов продуктов на день).
За что же их "в 3-дневный срок"?
"Вихлянцев Иван Степанович как кулацкое хозяйство применено кратное обложение участник белой армии и упорно сокрывател излишков хлеба и во время голода исплотировал батраков и розлагател колхозно строительства..."
"Топилин Илья Иванович как бывший Атаман и участник белой Армии и как активист по розложению колхозно строительства..."
"Свинцов Степан Кондратьевич как кулацкое хозяйство применено кратное самообложение участник белой Армии и бывший жандарм и розлагател колхозно строительства..."
"Щепетнов Митрофан Семенович как активно бело бандит и розлагател колхозно строительства..."
В той же папке заявление Щепетнова М. С. о том, что он служил не в белой, а в Красной Армии. На нем резолюция: "В просьбе отказать, потому что Щепетнов пошел в ряды Красной Армии для спасения нажитого чужим трудом".
"Бубнов Леонтий Киреевич как хозяйство середняцкое участник зеленой Армии..."
Как видим, в какой бы армии ни служил (белой ли, зеленой и даже в красной), судьба одна, потому что - хозяин. Главный грех - что-то иметь: "...имел с/х машины, косилки, занимался скупкой и перепродажей скота". Последнее обвинение следует объяснить. В наших краях издавна занимались мясным скотоводством: скупали молодняк, брали в аренду землю, попасы, откармливали на ней скот и осенью продавали на Никольской ярмарке в Калаче и станице Голубинской, куда съезжались купцы со всей России. Купца Чертихина из Москвы помнят и сейчас.
Продолжим список "грехов".
"...имел с/х машины, которые давал беднякам в отработку, давал деньги взаймы".
"...расширяет и укрепляет свое хозяйство".
Это, конечно, грех. Но рядом противоположный:
"...систематически сокращал посевы, до революции имел с отцом арендованной земли до 300 десятин, в настоящее время имеет посевы 15 десятин". (Продразверстка и продотряды заставили.)
"...имел сапожную мастерскую, умышленно не имел посева".
"...имеет молотилку с конным приводом, аренду земли, сенокоса".
"...имел гурты по 80 голов, привлекался к суду за хищническое разбазаривание своего скота". (С в о е г о, подчеркну, личного; продать значит "разбазарить".)
"...арендовал участки земли, занимался бахчеводством, арбузами, вагонами отправлял их в Москву". (Замечу, что про батраков ли, работников в этом деле ни слова нет, значит, трудился лишь своей семьей. Но Москву кормить арбузами, конечно, смертный грех.)
"...накапливаемый капитал убивал на постройки и часть держал в кубышке". (И то и другое - грех.)
"...разбазарил из 28 голов своего скота 11".
"...арендовал государственные земли до 150 га. Занимался скотом. Занимался Эксплоатацией сельхозмашин и тягловой силы". (Эксплоатация недаром выделена заглавной буквой, потому что это грех вовсе немыслимый: использовать косилку, да молотилку, да лошадей с волами в работе.)
"...самораскулачился и пролез в колхоз с целью скрыть свою шкуру".
Расплата была одна:
"...очистить из колхоза";
"...ликвидировать как класс";
"...с конфискацией тягла, продуктивного скота, фуража, семфонда, с/х инвентаря, озимых посевов, сбруй, лишением усадебных земель и выселением из пределов края";
"...семейство в полном составе немедленно выслать на спецкулацкий участок";
"Ввиду наступления холодов... кулацкие хозяйства выселять. Семейства батраков и бедноты переселить в кулацкие дома";
"Высланы эшелоном No 15, вагон 10 6 июля 1931 года в Казахстан";
"Краснов С. В., Краснова А. С., Краснов... высланы в Северный край".
У одних было что кулачить:
"После революции хозяйство имело посева 30 десятин: на надельной - 20 десятин, на арендованной - 10 десятин. Снимал лугов на Дубовском острове до 25 десятин, у Троицкого земобщества до 25 десятин. Имел скота: 2 лошади, 2 пары волов, 2 коровы, молодняка - 5 голов, овец 15. Занимался торговлей арбузами. С 1928 года хозяйство значительно сократилось. Состав семьи: Безруков П. Н. - 52 года, Безрукова А. А. - 46 лет, сын Андрей - 18 лет, сын Федор - 14 лет, сын Иван - 7 лет, сын Василий - 5 лет, сын Алексей - 2 года, дочь Александра - 9 лет... Ликвидировать как класс";
"Опись имущества Рыбакова: дом деревянный, крытый железом, амбар, крытый железом, 2 сарая, крытых соломой, 1 котун деревянный рубленый, крытый железом, 2 плуга, 2 бороны железные, 1 сеялка рядовая, 1 веялка, одна косилка-лобогрейка, конные грабли... Рыбаков государству сдал разных культур до 100 пудов. Упорно не сдает излишки, предположительно до 400 пудов. Контрольную цифру в размере 200 пудов выполнить отказался. Хозяйство Рыбакова раскулачено решением комиссии по ликвидации кулачества".
Здесь хоть было что забирать. Но рядом:
"Турченков М. К., хутор Черкасов, Калачевский район: дом - 1, корова - 1, кадушки - 3, котел - 1, кур - 5".
Устинов, хутор Липо-Логовский:
"...лошадь - 1, коза - 1, кур - 5. Семейство в полном составе выселить на спецкулацкий участок".
А вот еще кое-что из имущества, конфискованного у разных людей, что уж больно бросилось в глаза:
"...кальсоны - 1, дулей - 1/2 пуда, плотницкий инструмент... детское пальто - 1, одеяло детское - 1, нитки - 7 катушек... бусы - 3 нитки, шпилек 6, партмане - 1, зубной порошок - 1".
И последнее. Из имущества, отобранного на хуторе Кумовка у Каргина Алексея: "...крестов медных - 2".
"Признать кулацким. Подлежит ликвидации как класс. Хутор Скворин. Манжин Иван Сергеевич, арендовал до 300 га. 4 лошади, 4 вола, 2 коровы, 6 гуляка, 15 овец, 2 свиньи, доход 544 рубля... сын - Георгий, сын - Михаил, сын - Федор, сын - Иван, дочь - Ксения, сноха - Аграфена, внук - Михаил, внучка..."
И так страница за страницей. За семьей - семья: Переходновы... Калмыковы... Никулины... Камышановы... Дедуренко... Исаев... Каждая страница горькая судьба.
Кулачество разгромили, искоренив хозяев. Колхозы создали. Запели новые песни, из тех, что поем и сейчас.
Выписки из протоколов колхозных собраний 1931 и последующих годов:
"Слушали: о соцбое. Постановили: включиться в соцбой за зябь и силос";
"Слушали об агропоходе. Постановили: всем записаться на курсы животноводов, полеводов, огородников";
"Бицся за переходящий красный флаг";
"Идти всей бригадой в соцбой";
"В ответ на вредительство меньшевиков-интервентов объявить себя ударниками на севе";
"Завтра же, 12 октября, всем бригадам взять себя в руки и также взять все руководство над бригадой и повести работу. Строго соблюдать дисциплину. Строго смотреть за зерном на току. Обратить серьезное внимание на рабочий скот, который часто объедается зерна";
"Утвердить порядок кормления и ухода за лошадьми и волами: конюх обязан выполнить следующее:
В 6 часов утра - водопой из колодцев.
В 6 1/2 часов - первая дача.
В 8 часов утра - вторая дача..."
Будто люди сроду скота на базу не держали. И лишь порою сквозь пустую трескотню пробивается живой голос:
"Тов. Соков сказал: "Мы от уборки не отказываемся, но работать чтобы отдельно, установить цену каждого гектара"...";
"Тов. Захаров сказал: "Мы работали весной, а ничего не заработали. То же может получиться в уборку"...";
"Тов. Атарщиков сказал: "Весной заработали мало. Так же в уборочную. На чего же будем существовать?"".
Вопрос был, что называется, в лоб. Только теперь, спустя время, можно на него ответить.
За пять лет коллективизации поголовье скота в стране сократилось наполовину. Сбор зерна в 1932 году упал по сравнению с 1926 годом почти на 10 миллионов тонн. Шел массовый вывоз зерна за границу для оплаты закупок оборудования.
Осенью 1932 года в стране начался голод. Число умерших подсчитать теперь вряд ли возможно. Называются цифры от 1 до 5 миллионов человек.
На село пришла долгая пора советского крепостного права, когда колхозник не мог даже в Юрьев день поменять хозяина или уйти из деревни. Государство заставило его работать впроголодь и бесплатно. Командовали кому ни лень, в грош не ставя крестьянский ум, трудолюбие, опыт. 32 председателя сменились на хуторе Затон-Подпесочном. Нынешний - тридцать третий. Угоди на всех. Не менее двух тысяч постановлений по сельскому хозяйству придумали наши правители. Успевай лишь слушать да исполнять.
Поэтому при первой возможности бежали и бежали с земли умные головы, крепкие руки, молодежь. Село вырождалось десятилетиями, в третьем, в четвертом уже поколении отдавая высокую кровь. Т е п е р ь п р и ш л а н е м о ч ь в р а с п л а т у. И еще одним постановлением не поможешь. Ни хутору Павловскому, ни Вихляевскому, ни иным далеким и близким российским весям.
Колхоз ли надо с п а с а т ь, совхоз, акционерное общество? По-моему просто л ю д е й.
* * *
Колхозно-совхозное, ныне опереточно-акционированное, производство от перемены вывески не стало работать лучше. Кнута нет, да и некому подгонять. И который уже год снижаются привесы, удои, сокращается поголовье. Под нож идет даже маточное стадо, а значит, завтра и вовсе некого будет растить и доить. Все верно: распад Союза, рост цен, разрыв экономических связей.
Но, как и прежде, на личном подворье - сытые коровы, тяжелые хряки, бокастые козы. Крыши у домов не текут, стены не валятся, узорчатый штакетник или глухой забор надежно хранят хозяйское добро.
А что до колхозного, акционерного...
Колхоз имени Ленина. Февраль 1992 года. Молочно-товарная ферма первого участка. В помещении, где содержится скотина, холод, сквозит из многих дыр. Уже более недели на ферме нет воды. Корма - одна озимая солома. Простуженная, с гриппом, доярка Наташа Журавлева рассказывает:
- Вот уже одиннадцатый час, а солому и воду для коров еще не подвозили. Без слез на них и смотреть нельзя. Людей у нас не хватает. Подмены нет. Долгое время без выходных работали.
Буренки действительно вызывают жалость. Кажется, еще чуть-чуть - и потребуются привязные ремни, чтобы удержать их на ногах.
Зоотехник участка Р. Ж. Эшмуханов говорит:
- Кормов нет, рабочих рук не хватает. Начался падеж. В январе пало семь телок. Зарплата маленькая, редко кто из доярок триста рублей зарабатывает. Каковы надои, такова и плата.
За прошедшие сутки в этом коровнике от 90 коров надоено 29 литров молока. В соседних гуртах и того хуже.
- Виноваты все мы, - продолжает Эшмуханов. - Но прежде всего - руководство и главные специалисты хозяйства. Например, можно было организовать летом заготовку сенажа. Рожь у нас неплохая уродилась. Но...
Валили все на отсутствие техники.
- Промашка вышла, - объяснил полное отсутствие кормов главный агроном колхоза, - на орошение понадеялся, а оно не сработало.
А далее разговоры о другом, в том числе и о том, "с какой легкостью вздохнули колхозники, когда в сельском хозяйстве кончился диктат непрофессионалов". Журавлева да Эшмуханов вздыхали о другом, коровы - тоже.
А ведь этот колхоз на неурожайный год пожаловаться не может: осенью почти в два раза он перевыполнил госзаказ по хлебу - больше всех в районе. По встречной продаже получил красавец автобус, грузовые машины, холодильники, телевизоры. Лишь буренкам ничего не досталось. Председатель с главным агрономом радуются, что "диктат" кончился, уверенно заявляют: "Общий настрой людей - на коллективное хозяйствование. От коллективных методов работы нам не уйти".
Когда про "коллективные методы" говорят в совхозе "Волго-Дон", у них на руках весомые козыри: 40 центнеров с гектара средняя урожайность зерновых, 500 центнеров - овощных, 5 тысяч литров - надои. А здесь скотина от голода и холода дохнет, привычная доярка и та в слезах, а у руководителей - никаких сомнений. А ведь это хозяйство по "продуктивности" молочного животноводства от среднерайонного недалеко отстало. Осенью 1992 года, в ноябре, районная газета напечатала сводку по коровьим надоям, иронично озаглавив ее "Козьи надои". В колхозе имени Ленина они составили 1,1 литра на фуражную корову. По району 1,9 литра на корову. Это даже не козий надой, потому что коза у хорошего хозяина 3-4 литра дает, а это надой "колхозный".
Еще одна картина - из района, отстоящего почти на четыре сотни верст: "...скот прикован цепями к кормушкам, куда вместе с силосом загружаются глыбы льда... Сырой бетон, в проходах сыро, в помещении даже днем полумрак. Скот не выгуливается на площадках, так как они не огорожены. Содержание коровы обходится в сутки в 160 рублей, а отдача - 1 литр молока. Неявки на работу, самовольный уход с фермы, пьянки стали обычным явлением".
Сейчас идут жаркие споры: кто накормит страну - колхоз или фермер? Сторонники колхозов доказательно объясняют, что нужны денежные вложения, государственная поддержка - и все будет хорошо. Скажите: вот этой ферме, где коровы в цепях, впроголодь, в карцерной тьме, под надзором пьяниц, - ей что нужно? Какие "вливания"? Да ее хоть золотом осыпь - пропьют, прогуляют.
А какая "государственная поддержка" поможет хозяйствам, где у руководителей за "промашкой" "промашка": коровы от холода и голода дохнут, а они радуются - кончился диктат. Да и как им не радоваться: ведь во времена "диктата" с них могли и спросить за провал подготовки к зиме, а теперь свобода. И диктатура пустоголового руководителя.
В прежние годы и теперь не раз я писал о том, что у нашего государства село - нелюбимая падчерица. Пробовал доказывать это документально. Но знаем мы и другое: миллиарды и миллиарды рублей (не нынешних, а прежних, весомых) как в песок ушли, вложенные в село.
33 председателя сменилось на хуторе Затон-Подпесочном. Каждый со своим норовом, со своими "задумками". А в Москве их сколько сменилось, радетелей о селе? Учителя, журналисты, летчики... Пусть порой люди и хорошие. Но беда, "коль скоро сапоги начнет тачать пирожник...".
Животноводческие комплексы, железобетонные крепости, - по всей великой Руси, в каждом районе их две-три и по 2 - 5 прежних миллионов стоимостью каждая. Улетели денежки. Заводы и цехи по производству АВМ? Где от них след?
Помню, как плакала немолодая телятница, глядя на спешно возводимый по очередному приказу сверху Дом животновода на отлете от хутора, возле фермы:
- Шифера бы три листа... Крыша худая... Телятки болеют...
Что она понимала, глупая, в высокой "политике развития села"?
Они и сейчас стоят, "дома животновода", "комплексы - фабрики мяса", "заводы", - заросшие бурьяном, разбитые памятники. Брошенные на ветер деньги. И кто поручится, что новые, уже триллионы, не обернутся каким-нибудь колесом обозрения вроде того, что торчит в степи в одном из колхозов Серафимовичского района? Огромное, выше, чем в Москве в парке Горького. Деньги-то все равно чужие. Дают и будут давать. Придет время - спишут. Будут сопротивляться нажмем. Шахтеры нас научили.
В колхозах теперь: то - невыгодно, другое - нерентабельно. Свинофермы - в убыток, коровы - без прибыли. Вывод один - ликвидировать. В одном из районов нашей области сумели за восемь месяцев 1992 года произвести 2 тысячи тонн мяса, а продать 50 тысяч тонн. Еще один такой год - и в районе на колхозных фермах установится мертвая тишина: ни мыку, ни хрюканья.
Но на том же хуторе Павловском просил Соловьев 130 голов гуляка на откорм. Он что, хотел разориться, по миру пойти? Нет. Ему бы скотина принесла прибыль. И 60 свиней он все же взял и выкормил. И опять себе не в убыток. В Суровикинском районе четверо фермеров держат коров, получают молоко, продают на молокозавод и особо не жалуются.
Про полеводство я уж не говорю. Завидны успехи Ишкина, Мельникова, Гришина.
Значит, в фермерстве наше спасенье? И разгони мы нынче колхозы, завтра хорошо заживем? Вряд ли...
Новых хозяев мы в области знаем наперечет и повторяем, словно таблицу умножения, одни и те же имена: Гришин, Епифановы, Шестеренко, Шалдонов, Штепо... А новых почти нет. Одна причина: не каждый решится круто изменить свой жизненный путь. Другая: далеко не каждый решившийся способен хозяйствовать самостоятельно. Третья, одна из самых веских, - отсутствие земли. Те, что пошли первыми, успели взять землю из фондов перераспределения. А теперь земли свободной нет. Заводить же серьезное хозяйство с 10 - 12 гектарных паев нельзя. По просьбе областной администрации институты "Южгипрозем" и "Волгоградагропромпроект" подсчитали, что в наших условиях оптимальные размеры хозяйств от 90 до 350 гектаров на одного хозяина. Да и без подсчетов ясно, что 15 гектаров - это для двух лошадей много, а для одного трактора мало. Два дня пахать, день сеять, убрать за день-другой. На неделю работы.
Советуют набирать пенсионерские паи. Этот путь ненадежен. Сегодня дадут, завтра - отберут.
Разделив колхозную землю по-коммунистически справедливо: пенсионерам, учителям, продавцам, - мы отняли ее у работника. А без умелого, сильного пахаря земля не кормилица, а пустыня. К безземелью добавим широкоизвестное: цены на технику, горючее, отсутствие кредитов. Вот и попробуй замани серьезных людей в вольные хлебопашцы. На мой взгляд, надеяться, что уже завтра накормит страну новый хозяин, нельзя. Но сидеть сложа руки, ожидая его пришествия, просто преступно. Где же выход?
Я не экономист, не специалист сельского хозяйства, но уже долгие годы слушаю людей, на земле живущих, гляжу и мотаю на ус... Не я первый сказал о "золотой середине", о правде, которая лежит "по гипотенузе, а не по краям угла".
Горшок треснул. А склеенному - отмеренный век.
В конце концов, есть же чужой опыт: те страны, которые сумели давным-давно решить продовольственную проблему. Не надо изобретать особый русский велосипед то с треугольными, а то и с квадратными колесами. Не надо придумывать новые и новые подпорки к системе, которая за полвека так и не смогла эффективно работать, несмотря на тысячи постановлений ЦК КПСС и Совета Министров. И не помогут тут отговорки от лукавого: мол, все на Западе кооперируются, а мы наоборот. Коллективно работают только кибуцники в Израиле. Но их объединила идея. Все же остальные к о о п е р и р у ю т с я в н е о б х о д и м о м: переработка, реализация - и не больше. Еще "довод": весь Запад дотирует сельское хозяйство. Если и д о т и р у е т, т о п о л у ч е н н ы й п р о д у к т. Никакое самое безумное правительство не будет дотировать буренку с удоем в литр, свинью с привесом в 12 граммов за сутки, а к ним в довесок - полки и полки руководства от хуторского до московского с "волгами", "мерседесами", персональными шоферами, секретарями и секретаршами и прочим, чему нет предела.
К слову, суровикинские фермеры-молочники уже объединились: держат общего бухгалтера и на одной машине возят сдавать молоко.
Горшок треснул. Но выбросить его, не обретя нового, - значит, в пригоршне будешь щи варить. Нельзя взрывать необходимые структуры, замены которым нет: ремонтные службы, подработка зерна, его хранение, склады ГСМ. Они нужны и колхозу и фермеру.
Но о том, что колхозный горшок треснул, помнить все-таки надо. В нашей области 7 тысяч самостоятельных крестьянских хозяйств. Из них около тысячи имеют не клочок земли, не пай, а от 150 до 1000 гектаров. Это уже всерьез, что бы ни заявлял на очередном совещании очередной над селом начальник, будь он даже вице-президентом. Потому что братьев Епифановых, семью Фроловых из Верхней Бузиновки и других просто так с земли уже не смахнешь - укоренились. И в колхоз они уже не вернутся, "хоть кнутом запори", как сказал Фролов Николай Яковлевич. Их можно лишь вырвать силой, как в 30-х годах. И когда после выступления Руцкого в зале Волгоградского облсовета аплодируют и кричат: "Колхозы победили!" - это, извините меня, не от великого ума. Потому что земля у нас общая и поражение будет - одно на всех. А зловещая тень его уже висит над нами: если производство зерна (в зависимости от погодных условий) остается более или менее стабильным, то производство мяса и молока в течение последних четырех лет у нас в области сокращается ежегодно на 10 процентов. 1992 год: сельское хозяйство области произвело молока и мяса уже на 30 процентов меньше, чем в 1989 году. Падение продолжается такими же темпами. Причем наша область считается относительно благополучной. Общероссийские показатели хуже. И никакой стабилизацией не пахнет, что бы ни заявляли очередные руководители сельского хозяйства страны. Ведь падение производства обусловлено не плохим или хорошим московским начальником, а социально-экономической обстановкой на селе. Сменой вывесок изменить ее не удалось. Идет всеобщее ожидание с поглядом на Москву.
Но светлые, даже колхозные головы уже давно понимают, что старая система на селе отжила. Нельзя, чтобы крестьянин метался, как заяц, между колхозным полем и своим подворьем. Нельзя, чтобы честный работник и вор жили одинаково. И даже вор - лучше. Многие это поняли. И что-то пытались сделать. Вспоминается давнее: опыт колхоза "Панфиловский" Новоаннинского района, звена Гавры из Клетского района и других. Кажется, это называлось бригадным подрядом. Люди там хорошо и ответственно работали: не сразу, но становились почти хозяевами своей земли.
Вспоминается и опыт сравнительно недавний. Арендные звенья. О них протрубили недолго и смолкли. Но были оглушительные скандалы, судебные разбирательства, когда администрация колхозов-совхозов заключала договор с такими звеньями и они, поверив, работали честно. Приходило время получать заработанное, и тогда у бухгалтера ли, директора на лоб лезли глаза. Ведь привыкли копейки платить. А здесь... "Больше директора хотите получить? Не выйдет!" В очередной раз обманутые люди искали правды у прокурора, в судах. Но где она, правда?
Арендное звено в идеале - это уже не огромный колхоз, где все вокруг не твое, а пяток-десяток людей, работающих друг у друга на глазах и знающих, кто чего стоит. Такие звенья (повторяю: в идеале) и создавались добровольно: кто с кем захочет работать. Трудяга к трудяге. Берешь у колхоза по договору технику, семена, горючее или скотину, корма - за все платишь, но и колхозу же продашь произведенное. А потом подсчитывай, с барышом или без последних штанов остался, если плохо пахал и сеял, зря жег горючее (за водкой на "Кировце" ездил), морил голодом скотину, получая по 60 граммов привеса в разгар зеленого лета.
Общий переход к землеробу-хозяину от нынешней системы (без пожара революций), на мой взгляд, лежит в русле аренды. Глубокая аренда, когда каждое колхозное подразделение - полный хозяин на своем участке. А меж собой полеводы ли, животноводы, гараж, зерноток связаны договорными отношениями. Пообвыкнутся, поймут вкус такой работы - тогда с Богом на выкуп.
Путь, конечно, не гладкий, как на этом листе бумаги. И кто-то из экономистов, сельских спецов посмеется над наивностью литератора. Но если есть иные способы не единичного, а массового перехода от всеобщего и чужого к своему, личному, то где они? Ведь теперь мы вовсе никуда не идем. Топчемся на месте, катимся вниз. Как в старые времена, пытаемся залатать то одну, то другую прорехи. Но главное - чего-то ждем. То ли "наших", то ли манны небесной. Все. Начиная от высокого правительства, которое сделает шаг вперед, а потом, убоявшись, попятится. Указ президента и постановление правительства от декабря 1991 года оказались во многом лишь пустой угрозой. По-прежнему здравствуют хозяйства, где у коров козьи удои, у свиней да гуляка комариные привесы, а у руководителей, испуганных поначалу, давно отлегло от души: давали деньги и будут давать. Одинаково люди живут в хозяйстве передовом и отстающем, на одинаковых "волгах" катаются их руководители. А фермерам, даже очевидно перспективным, отвечают: "Земли нет и не будет".
Земли у Соловьева до обидного мало. Хотел он весной взять у колхоза на откорм по договору 130 голов крупного рогатого скота. В колхозе скот беспризорный, некому пасти. Соловьев с напарниками откормил бы его. Не вышло. Колхоз согласен, хуторяне против. Говорят, что выпасов самим мало. Пришлось отказаться. Откармливает полсотни свиней. Так что работают Соловьев с товарищами пока в четверть силы. А будут ли в полную силу работать? Этого не знает никто. Нет земли. Хотя вот она, во все стороны лежит. Но - чужая.
В правлении колхоза вместе с председателем начинаем прикидывать, гадая наперед, у кого из павловских или ольховских может дело пойти на своей земле.
- Братья Березнёвы, - в один голос говорят Соловьев и председатель.
- У Иванова должно получиться...
- В Ольховке есть толковый механизатор...
И смолкли.
Два просторных и людных хутора. Работники есть. Хозяев не можем найти. Наступила пора горестной жатвы. Долгие годы под корень выводили с нашей земли доброго хозяина. Вспомните, как рабочие продотряды под метлу очищали хозяйские закрома. Продразверстка. Начало пути. Потом началось вовсе страшное.
Волгоградский областной архив. "Приоткрытые" фонды. Очевидцы. Спросим их: что творилось на этой земле?
"Коллективизировать все население во что бы то ни стало. Все это выполнить к 15 февраля без минуты отсрочки" (из постановления районной партийной конференции).
Телеграмма из Сталинграда: "Нарследователю. Нарсуд. Срочно поставьте ряд процессов за распродажу кулаками всякого имущества..."
"Сов. секретно... Окончательная цифра по раскулачиванию, утвержденная окружной комиссией по Калачевскому району 6 февраля 1930 года: 1-я группа 32, 2-я группа - 82, 3-я группа - 40, 4-я группа - 301".
"В 3-дневный срок произвести раскулачивание, оставив минимальное имущество: верхнее и нижнее платье, обувь и продукты питания из расчета по 30 фунтов на едока на 2 месяца" (то есть по 60 - 200 граммов продуктов на день).
За что же их "в 3-дневный срок"?
"Вихлянцев Иван Степанович как кулацкое хозяйство применено кратное обложение участник белой армии и упорно сокрывател излишков хлеба и во время голода исплотировал батраков и розлагател колхозно строительства..."
"Топилин Илья Иванович как бывший Атаман и участник белой Армии и как активист по розложению колхозно строительства..."
"Свинцов Степан Кондратьевич как кулацкое хозяйство применено кратное самообложение участник белой Армии и бывший жандарм и розлагател колхозно строительства..."
"Щепетнов Митрофан Семенович как активно бело бандит и розлагател колхозно строительства..."
В той же папке заявление Щепетнова М. С. о том, что он служил не в белой, а в Красной Армии. На нем резолюция: "В просьбе отказать, потому что Щепетнов пошел в ряды Красной Армии для спасения нажитого чужим трудом".
"Бубнов Леонтий Киреевич как хозяйство середняцкое участник зеленой Армии..."
Как видим, в какой бы армии ни служил (белой ли, зеленой и даже в красной), судьба одна, потому что - хозяин. Главный грех - что-то иметь: "...имел с/х машины, косилки, занимался скупкой и перепродажей скота". Последнее обвинение следует объяснить. В наших краях издавна занимались мясным скотоводством: скупали молодняк, брали в аренду землю, попасы, откармливали на ней скот и осенью продавали на Никольской ярмарке в Калаче и станице Голубинской, куда съезжались купцы со всей России. Купца Чертихина из Москвы помнят и сейчас.
Продолжим список "грехов".
"...имел с/х машины, которые давал беднякам в отработку, давал деньги взаймы".
"...расширяет и укрепляет свое хозяйство".
Это, конечно, грех. Но рядом противоположный:
"...систематически сокращал посевы, до революции имел с отцом арендованной земли до 300 десятин, в настоящее время имеет посевы 15 десятин". (Продразверстка и продотряды заставили.)
"...имел сапожную мастерскую, умышленно не имел посева".
"...имеет молотилку с конным приводом, аренду земли, сенокоса".
"...имел гурты по 80 голов, привлекался к суду за хищническое разбазаривание своего скота". (С в о е г о, подчеркну, личного; продать значит "разбазарить".)
"...арендовал участки земли, занимался бахчеводством, арбузами, вагонами отправлял их в Москву". (Замечу, что про батраков ли, работников в этом деле ни слова нет, значит, трудился лишь своей семьей. Но Москву кормить арбузами, конечно, смертный грех.)
"...накапливаемый капитал убивал на постройки и часть держал в кубышке". (И то и другое - грех.)
"...разбазарил из 28 голов своего скота 11".
"...арендовал государственные земли до 150 га. Занимался скотом. Занимался Эксплоатацией сельхозмашин и тягловой силы". (Эксплоатация недаром выделена заглавной буквой, потому что это грех вовсе немыслимый: использовать косилку, да молотилку, да лошадей с волами в работе.)
"...самораскулачился и пролез в колхоз с целью скрыть свою шкуру".
Расплата была одна:
"...очистить из колхоза";
"...ликвидировать как класс";
"...с конфискацией тягла, продуктивного скота, фуража, семфонда, с/х инвентаря, озимых посевов, сбруй, лишением усадебных земель и выселением из пределов края";
"...семейство в полном составе немедленно выслать на спецкулацкий участок";
"Ввиду наступления холодов... кулацкие хозяйства выселять. Семейства батраков и бедноты переселить в кулацкие дома";
"Высланы эшелоном No 15, вагон 10 6 июля 1931 года в Казахстан";
"Краснов С. В., Краснова А. С., Краснов... высланы в Северный край".
У одних было что кулачить:
"После революции хозяйство имело посева 30 десятин: на надельной - 20 десятин, на арендованной - 10 десятин. Снимал лугов на Дубовском острове до 25 десятин, у Троицкого земобщества до 25 десятин. Имел скота: 2 лошади, 2 пары волов, 2 коровы, молодняка - 5 голов, овец 15. Занимался торговлей арбузами. С 1928 года хозяйство значительно сократилось. Состав семьи: Безруков П. Н. - 52 года, Безрукова А. А. - 46 лет, сын Андрей - 18 лет, сын Федор - 14 лет, сын Иван - 7 лет, сын Василий - 5 лет, сын Алексей - 2 года, дочь Александра - 9 лет... Ликвидировать как класс";
"Опись имущества Рыбакова: дом деревянный, крытый железом, амбар, крытый железом, 2 сарая, крытых соломой, 1 котун деревянный рубленый, крытый железом, 2 плуга, 2 бороны железные, 1 сеялка рядовая, 1 веялка, одна косилка-лобогрейка, конные грабли... Рыбаков государству сдал разных культур до 100 пудов. Упорно не сдает излишки, предположительно до 400 пудов. Контрольную цифру в размере 200 пудов выполнить отказался. Хозяйство Рыбакова раскулачено решением комиссии по ликвидации кулачества".
Здесь хоть было что забирать. Но рядом:
"Турченков М. К., хутор Черкасов, Калачевский район: дом - 1, корова - 1, кадушки - 3, котел - 1, кур - 5".
Устинов, хутор Липо-Логовский:
"...лошадь - 1, коза - 1, кур - 5. Семейство в полном составе выселить на спецкулацкий участок".
А вот еще кое-что из имущества, конфискованного у разных людей, что уж больно бросилось в глаза:
"...кальсоны - 1, дулей - 1/2 пуда, плотницкий инструмент... детское пальто - 1, одеяло детское - 1, нитки - 7 катушек... бусы - 3 нитки, шпилек 6, партмане - 1, зубной порошок - 1".
И последнее. Из имущества, отобранного на хуторе Кумовка у Каргина Алексея: "...крестов медных - 2".
"Признать кулацким. Подлежит ликвидации как класс. Хутор Скворин. Манжин Иван Сергеевич, арендовал до 300 га. 4 лошади, 4 вола, 2 коровы, 6 гуляка, 15 овец, 2 свиньи, доход 544 рубля... сын - Георгий, сын - Михаил, сын - Федор, сын - Иван, дочь - Ксения, сноха - Аграфена, внук - Михаил, внучка..."
И так страница за страницей. За семьей - семья: Переходновы... Калмыковы... Никулины... Камышановы... Дедуренко... Исаев... Каждая страница горькая судьба.
Кулачество разгромили, искоренив хозяев. Колхозы создали. Запели новые песни, из тех, что поем и сейчас.
Выписки из протоколов колхозных собраний 1931 и последующих годов:
"Слушали: о соцбое. Постановили: включиться в соцбой за зябь и силос";
"Слушали об агропоходе. Постановили: всем записаться на курсы животноводов, полеводов, огородников";
"Бицся за переходящий красный флаг";
"Идти всей бригадой в соцбой";
"В ответ на вредительство меньшевиков-интервентов объявить себя ударниками на севе";
"Завтра же, 12 октября, всем бригадам взять себя в руки и также взять все руководство над бригадой и повести работу. Строго соблюдать дисциплину. Строго смотреть за зерном на току. Обратить серьезное внимание на рабочий скот, который часто объедается зерна";
"Утвердить порядок кормления и ухода за лошадьми и волами: конюх обязан выполнить следующее:
В 6 часов утра - водопой из колодцев.
В 6 1/2 часов - первая дача.
В 8 часов утра - вторая дача..."
Будто люди сроду скота на базу не держали. И лишь порою сквозь пустую трескотню пробивается живой голос:
"Тов. Соков сказал: "Мы от уборки не отказываемся, но работать чтобы отдельно, установить цену каждого гектара"...";
"Тов. Захаров сказал: "Мы работали весной, а ничего не заработали. То же может получиться в уборку"...";
"Тов. Атарщиков сказал: "Весной заработали мало. Так же в уборочную. На чего же будем существовать?"".
Вопрос был, что называется, в лоб. Только теперь, спустя время, можно на него ответить.
За пять лет коллективизации поголовье скота в стране сократилось наполовину. Сбор зерна в 1932 году упал по сравнению с 1926 годом почти на 10 миллионов тонн. Шел массовый вывоз зерна за границу для оплаты закупок оборудования.
Осенью 1932 года в стране начался голод. Число умерших подсчитать теперь вряд ли возможно. Называются цифры от 1 до 5 миллионов человек.
На село пришла долгая пора советского крепостного права, когда колхозник не мог даже в Юрьев день поменять хозяина или уйти из деревни. Государство заставило его работать впроголодь и бесплатно. Командовали кому ни лень, в грош не ставя крестьянский ум, трудолюбие, опыт. 32 председателя сменились на хуторе Затон-Подпесочном. Нынешний - тридцать третий. Угоди на всех. Не менее двух тысяч постановлений по сельскому хозяйству придумали наши правители. Успевай лишь слушать да исполнять.
Поэтому при первой возможности бежали и бежали с земли умные головы, крепкие руки, молодежь. Село вырождалось десятилетиями, в третьем, в четвертом уже поколении отдавая высокую кровь. Т е п е р ь п р и ш л а н е м о ч ь в р а с п л а т у. И еще одним постановлением не поможешь. Ни хутору Павловскому, ни Вихляевскому, ни иным далеким и близким российским весям.
Колхоз ли надо с п а с а т ь, совхоз, акционерное общество? По-моему просто л ю д е й.
* * *
Колхозно-совхозное, ныне опереточно-акционированное, производство от перемены вывески не стало работать лучше. Кнута нет, да и некому подгонять. И который уже год снижаются привесы, удои, сокращается поголовье. Под нож идет даже маточное стадо, а значит, завтра и вовсе некого будет растить и доить. Все верно: распад Союза, рост цен, разрыв экономических связей.
Но, как и прежде, на личном подворье - сытые коровы, тяжелые хряки, бокастые козы. Крыши у домов не текут, стены не валятся, узорчатый штакетник или глухой забор надежно хранят хозяйское добро.
А что до колхозного, акционерного...
Колхоз имени Ленина. Февраль 1992 года. Молочно-товарная ферма первого участка. В помещении, где содержится скотина, холод, сквозит из многих дыр. Уже более недели на ферме нет воды. Корма - одна озимая солома. Простуженная, с гриппом, доярка Наташа Журавлева рассказывает:
- Вот уже одиннадцатый час, а солому и воду для коров еще не подвозили. Без слез на них и смотреть нельзя. Людей у нас не хватает. Подмены нет. Долгое время без выходных работали.
Буренки действительно вызывают жалость. Кажется, еще чуть-чуть - и потребуются привязные ремни, чтобы удержать их на ногах.
Зоотехник участка Р. Ж. Эшмуханов говорит:
- Кормов нет, рабочих рук не хватает. Начался падеж. В январе пало семь телок. Зарплата маленькая, редко кто из доярок триста рублей зарабатывает. Каковы надои, такова и плата.
За прошедшие сутки в этом коровнике от 90 коров надоено 29 литров молока. В соседних гуртах и того хуже.
- Виноваты все мы, - продолжает Эшмуханов. - Но прежде всего - руководство и главные специалисты хозяйства. Например, можно было организовать летом заготовку сенажа. Рожь у нас неплохая уродилась. Но...
Валили все на отсутствие техники.
- Промашка вышла, - объяснил полное отсутствие кормов главный агроном колхоза, - на орошение понадеялся, а оно не сработало.
А далее разговоры о другом, в том числе и о том, "с какой легкостью вздохнули колхозники, когда в сельском хозяйстве кончился диктат непрофессионалов". Журавлева да Эшмуханов вздыхали о другом, коровы - тоже.
А ведь этот колхоз на неурожайный год пожаловаться не может: осенью почти в два раза он перевыполнил госзаказ по хлебу - больше всех в районе. По встречной продаже получил красавец автобус, грузовые машины, холодильники, телевизоры. Лишь буренкам ничего не досталось. Председатель с главным агрономом радуются, что "диктат" кончился, уверенно заявляют: "Общий настрой людей - на коллективное хозяйствование. От коллективных методов работы нам не уйти".
Когда про "коллективные методы" говорят в совхозе "Волго-Дон", у них на руках весомые козыри: 40 центнеров с гектара средняя урожайность зерновых, 500 центнеров - овощных, 5 тысяч литров - надои. А здесь скотина от голода и холода дохнет, привычная доярка и та в слезах, а у руководителей - никаких сомнений. А ведь это хозяйство по "продуктивности" молочного животноводства от среднерайонного недалеко отстало. Осенью 1992 года, в ноябре, районная газета напечатала сводку по коровьим надоям, иронично озаглавив ее "Козьи надои". В колхозе имени Ленина они составили 1,1 литра на фуражную корову. По району 1,9 литра на корову. Это даже не козий надой, потому что коза у хорошего хозяина 3-4 литра дает, а это надой "колхозный".
Еще одна картина - из района, отстоящего почти на четыре сотни верст: "...скот прикован цепями к кормушкам, куда вместе с силосом загружаются глыбы льда... Сырой бетон, в проходах сыро, в помещении даже днем полумрак. Скот не выгуливается на площадках, так как они не огорожены. Содержание коровы обходится в сутки в 160 рублей, а отдача - 1 литр молока. Неявки на работу, самовольный уход с фермы, пьянки стали обычным явлением".
Сейчас идут жаркие споры: кто накормит страну - колхоз или фермер? Сторонники колхозов доказательно объясняют, что нужны денежные вложения, государственная поддержка - и все будет хорошо. Скажите: вот этой ферме, где коровы в цепях, впроголодь, в карцерной тьме, под надзором пьяниц, - ей что нужно? Какие "вливания"? Да ее хоть золотом осыпь - пропьют, прогуляют.
А какая "государственная поддержка" поможет хозяйствам, где у руководителей за "промашкой" "промашка": коровы от холода и голода дохнут, а они радуются - кончился диктат. Да и как им не радоваться: ведь во времена "диктата" с них могли и спросить за провал подготовки к зиме, а теперь свобода. И диктатура пустоголового руководителя.
В прежние годы и теперь не раз я писал о том, что у нашего государства село - нелюбимая падчерица. Пробовал доказывать это документально. Но знаем мы и другое: миллиарды и миллиарды рублей (не нынешних, а прежних, весомых) как в песок ушли, вложенные в село.
33 председателя сменилось на хуторе Затон-Подпесочном. Каждый со своим норовом, со своими "задумками". А в Москве их сколько сменилось, радетелей о селе? Учителя, журналисты, летчики... Пусть порой люди и хорошие. Но беда, "коль скоро сапоги начнет тачать пирожник...".
Животноводческие комплексы, железобетонные крепости, - по всей великой Руси, в каждом районе их две-три и по 2 - 5 прежних миллионов стоимостью каждая. Улетели денежки. Заводы и цехи по производству АВМ? Где от них след?
Помню, как плакала немолодая телятница, глядя на спешно возводимый по очередному приказу сверху Дом животновода на отлете от хутора, возле фермы:
- Шифера бы три листа... Крыша худая... Телятки болеют...
Что она понимала, глупая, в высокой "политике развития села"?
Они и сейчас стоят, "дома животновода", "комплексы - фабрики мяса", "заводы", - заросшие бурьяном, разбитые памятники. Брошенные на ветер деньги. И кто поручится, что новые, уже триллионы, не обернутся каким-нибудь колесом обозрения вроде того, что торчит в степи в одном из колхозов Серафимовичского района? Огромное, выше, чем в Москве в парке Горького. Деньги-то все равно чужие. Дают и будут давать. Придет время - спишут. Будут сопротивляться нажмем. Шахтеры нас научили.
В колхозах теперь: то - невыгодно, другое - нерентабельно. Свинофермы - в убыток, коровы - без прибыли. Вывод один - ликвидировать. В одном из районов нашей области сумели за восемь месяцев 1992 года произвести 2 тысячи тонн мяса, а продать 50 тысяч тонн. Еще один такой год - и в районе на колхозных фермах установится мертвая тишина: ни мыку, ни хрюканья.
Но на том же хуторе Павловском просил Соловьев 130 голов гуляка на откорм. Он что, хотел разориться, по миру пойти? Нет. Ему бы скотина принесла прибыль. И 60 свиней он все же взял и выкормил. И опять себе не в убыток. В Суровикинском районе четверо фермеров держат коров, получают молоко, продают на молокозавод и особо не жалуются.
Про полеводство я уж не говорю. Завидны успехи Ишкина, Мельникова, Гришина.
Значит, в фермерстве наше спасенье? И разгони мы нынче колхозы, завтра хорошо заживем? Вряд ли...
Новых хозяев мы в области знаем наперечет и повторяем, словно таблицу умножения, одни и те же имена: Гришин, Епифановы, Шестеренко, Шалдонов, Штепо... А новых почти нет. Одна причина: не каждый решится круто изменить свой жизненный путь. Другая: далеко не каждый решившийся способен хозяйствовать самостоятельно. Третья, одна из самых веских, - отсутствие земли. Те, что пошли первыми, успели взять землю из фондов перераспределения. А теперь земли свободной нет. Заводить же серьезное хозяйство с 10 - 12 гектарных паев нельзя. По просьбе областной администрации институты "Южгипрозем" и "Волгоградагропромпроект" подсчитали, что в наших условиях оптимальные размеры хозяйств от 90 до 350 гектаров на одного хозяина. Да и без подсчетов ясно, что 15 гектаров - это для двух лошадей много, а для одного трактора мало. Два дня пахать, день сеять, убрать за день-другой. На неделю работы.
Советуют набирать пенсионерские паи. Этот путь ненадежен. Сегодня дадут, завтра - отберут.
Разделив колхозную землю по-коммунистически справедливо: пенсионерам, учителям, продавцам, - мы отняли ее у работника. А без умелого, сильного пахаря земля не кормилица, а пустыня. К безземелью добавим широкоизвестное: цены на технику, горючее, отсутствие кредитов. Вот и попробуй замани серьезных людей в вольные хлебопашцы. На мой взгляд, надеяться, что уже завтра накормит страну новый хозяин, нельзя. Но сидеть сложа руки, ожидая его пришествия, просто преступно. Где же выход?
Я не экономист, не специалист сельского хозяйства, но уже долгие годы слушаю людей, на земле живущих, гляжу и мотаю на ус... Не я первый сказал о "золотой середине", о правде, которая лежит "по гипотенузе, а не по краям угла".
Горшок треснул. А склеенному - отмеренный век.
В конце концов, есть же чужой опыт: те страны, которые сумели давным-давно решить продовольственную проблему. Не надо изобретать особый русский велосипед то с треугольными, а то и с квадратными колесами. Не надо придумывать новые и новые подпорки к системе, которая за полвека так и не смогла эффективно работать, несмотря на тысячи постановлений ЦК КПСС и Совета Министров. И не помогут тут отговорки от лукавого: мол, все на Западе кооперируются, а мы наоборот. Коллективно работают только кибуцники в Израиле. Но их объединила идея. Все же остальные к о о п е р и р у ю т с я в н е о б х о д и м о м: переработка, реализация - и не больше. Еще "довод": весь Запад дотирует сельское хозяйство. Если и д о т и р у е т, т о п о л у ч е н н ы й п р о д у к т. Никакое самое безумное правительство не будет дотировать буренку с удоем в литр, свинью с привесом в 12 граммов за сутки, а к ним в довесок - полки и полки руководства от хуторского до московского с "волгами", "мерседесами", персональными шоферами, секретарями и секретаршами и прочим, чему нет предела.
К слову, суровикинские фермеры-молочники уже объединились: держат общего бухгалтера и на одной машине возят сдавать молоко.
Горшок треснул. Но выбросить его, не обретя нового, - значит, в пригоршне будешь щи варить. Нельзя взрывать необходимые структуры, замены которым нет: ремонтные службы, подработка зерна, его хранение, склады ГСМ. Они нужны и колхозу и фермеру.
Но о том, что колхозный горшок треснул, помнить все-таки надо. В нашей области 7 тысяч самостоятельных крестьянских хозяйств. Из них около тысячи имеют не клочок земли, не пай, а от 150 до 1000 гектаров. Это уже всерьез, что бы ни заявлял на очередном совещании очередной над селом начальник, будь он даже вице-президентом. Потому что братьев Епифановых, семью Фроловых из Верхней Бузиновки и других просто так с земли уже не смахнешь - укоренились. И в колхоз они уже не вернутся, "хоть кнутом запори", как сказал Фролов Николай Яковлевич. Их можно лишь вырвать силой, как в 30-х годах. И когда после выступления Руцкого в зале Волгоградского облсовета аплодируют и кричат: "Колхозы победили!" - это, извините меня, не от великого ума. Потому что земля у нас общая и поражение будет - одно на всех. А зловещая тень его уже висит над нами: если производство зерна (в зависимости от погодных условий) остается более или менее стабильным, то производство мяса и молока в течение последних четырех лет у нас в области сокращается ежегодно на 10 процентов. 1992 год: сельское хозяйство области произвело молока и мяса уже на 30 процентов меньше, чем в 1989 году. Падение продолжается такими же темпами. Причем наша область считается относительно благополучной. Общероссийские показатели хуже. И никакой стабилизацией не пахнет, что бы ни заявляли очередные руководители сельского хозяйства страны. Ведь падение производства обусловлено не плохим или хорошим московским начальником, а социально-экономической обстановкой на селе. Сменой вывесок изменить ее не удалось. Идет всеобщее ожидание с поглядом на Москву.
Но светлые, даже колхозные головы уже давно понимают, что старая система на селе отжила. Нельзя, чтобы крестьянин метался, как заяц, между колхозным полем и своим подворьем. Нельзя, чтобы честный работник и вор жили одинаково. И даже вор - лучше. Многие это поняли. И что-то пытались сделать. Вспоминается давнее: опыт колхоза "Панфиловский" Новоаннинского района, звена Гавры из Клетского района и других. Кажется, это называлось бригадным подрядом. Люди там хорошо и ответственно работали: не сразу, но становились почти хозяевами своей земли.
Вспоминается и опыт сравнительно недавний. Арендные звенья. О них протрубили недолго и смолкли. Но были оглушительные скандалы, судебные разбирательства, когда администрация колхозов-совхозов заключала договор с такими звеньями и они, поверив, работали честно. Приходило время получать заработанное, и тогда у бухгалтера ли, директора на лоб лезли глаза. Ведь привыкли копейки платить. А здесь... "Больше директора хотите получить? Не выйдет!" В очередной раз обманутые люди искали правды у прокурора, в судах. Но где она, правда?
Арендное звено в идеале - это уже не огромный колхоз, где все вокруг не твое, а пяток-десяток людей, работающих друг у друга на глазах и знающих, кто чего стоит. Такие звенья (повторяю: в идеале) и создавались добровольно: кто с кем захочет работать. Трудяга к трудяге. Берешь у колхоза по договору технику, семена, горючее или скотину, корма - за все платишь, но и колхозу же продашь произведенное. А потом подсчитывай, с барышом или без последних штанов остался, если плохо пахал и сеял, зря жег горючее (за водкой на "Кировце" ездил), морил голодом скотину, получая по 60 граммов привеса в разгар зеленого лета.
Общий переход к землеробу-хозяину от нынешней системы (без пожара революций), на мой взгляд, лежит в русле аренды. Глубокая аренда, когда каждое колхозное подразделение - полный хозяин на своем участке. А меж собой полеводы ли, животноводы, гараж, зерноток связаны договорными отношениями. Пообвыкнутся, поймут вкус такой работы - тогда с Богом на выкуп.
Путь, конечно, не гладкий, как на этом листе бумаги. И кто-то из экономистов, сельских спецов посмеется над наивностью литератора. Но если есть иные способы не единичного, а массового перехода от всеобщего и чужого к своему, личному, то где они? Ведь теперь мы вовсе никуда не идем. Топчемся на месте, катимся вниз. Как в старые времена, пытаемся залатать то одну, то другую прорехи. Но главное - чего-то ждем. То ли "наших", то ли манны небесной. Все. Начиная от высокого правительства, которое сделает шаг вперед, а потом, убоявшись, попятится. Указ президента и постановление правительства от декабря 1991 года оказались во многом лишь пустой угрозой. По-прежнему здравствуют хозяйства, где у коров козьи удои, у свиней да гуляка комариные привесы, а у руководителей, испуганных поначалу, давно отлегло от души: давали деньги и будут давать. Одинаково люди живут в хозяйстве передовом и отстающем, на одинаковых "волгах" катаются их руководители. А фермерам, даже очевидно перспективным, отвечают: "Земли нет и не будет".