Шарль Эксбрайя
Опять вы, Иможен?
Денизе Шмит-Крейс — в знак дружеского почтения.
Ш.Э.
ГЛАВНЫЕ ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Иможен Мак-Картри
Арчибальд Мак-Клостоу — сержант, начальник полиции Каллендера
Сэмюель Тайлер — констебль
Эндрю Копланд — суперинтендант полиции графства Перт
Кейт Мак-Дугал — директор колледжа Пембертон
Мойра — его жена
Оуэн Риз — преподаватель английского языка
Морин Мак-Фаддн — преподаватель французского языка
Элспет Уайтлоу — преподаватель физики и химии
Гордон Бакстер — преподаватель физкультуры
Флора Притчел — преподаватель изобразительных искусств
Дермот Стюарт — преподаватель истории и географии
Патрик О'Флин — преподаватель математики
Норман Фуллертон — преподаватель истории британской культуры
Элисон Кайл — ученица колледжа Пембертон
Джерри Лим — ученик колледжа Пембертон
Хэмиш-Грегор-Александр Кайл — отец Элисон
И все уже знакомые читателю обитатели Каллендера.
Арчибальд Мак-Клостоу — сержант, начальник полиции Каллендера
Сэмюель Тайлер — констебль
Эндрю Копланд — суперинтендант полиции графства Перт
Кейт Мак-Дугал — директор колледжа Пембертон
Мойра — его жена
Оуэн Риз — преподаватель английского языка
Морин Мак-Фаддн — преподаватель французского языка
Элспет Уайтлоу — преподаватель физики и химии
Гордон Бакстер — преподаватель физкультуры
Флора Притчел — преподаватель изобразительных искусств
Дермот Стюарт — преподаватель истории и географии
Патрик О'Флин — преподаватель математики
Норман Фуллертон — преподаватель истории британской культуры
Элисон Кайл — ученица колледжа Пембертон
Джерри Лим — ученик колледжа Пембертон
Хэмиш-Грегор-Александр Кайл — отец Элисон
И все уже знакомые читателю обитатели Каллендера.
ПРОЛОГ
С тех пор как он научился мыслить, Норман Фуллертон всегда жалел, что не родился в Шотландии. Сын профессора, Норман решил пойти по стопам родителя, но, получив диплом, тут же отправился преподавать в Горную страну. И, как человек упорный, достиг цели. Благодаря своим статьям и исследованиям Фуллертон мог бы с легкостью получить место в любом британском университете, но, словно поэт, влюбленный в мечту, предпочел выбрать наиболее удаленный от всех центров цивилизации уголок, зато такой, где в полной мере чувствовалась связь с древней землей Верхней Шотландии. Именно таким образом в 1962 году Фуллертон стал читать курс истории британской культуры ученикам колледжа Пембертон в графстве Перт.
Большой любитель пешей ходьбы, в свободный от занятий часы Норман совершал долгие прогулки по пустошам, где, казалось, каждый камешек, каждый клочок земли дышит легендой. Среди небольших городков и деревень, попадавшихся на его пути, Фуллертон особенно полюбил Каллендер и очень подружился с Тедом Булитом, хозяином «Гордого Горца». Последний с воодушевлением стал рассказывать новому приятелю о своей любимой героине, славе городка Иможен Мак-Картри. В это время неистовая рыжая шотландка доживала последние дни и часы в Лондоне. Годы вынуждали ее покинуть пост начальницы машбюро в Адмиралтействе и уйти в отставку. Все (по крайней мере друзья Иможен) надеялись, что она вернется на родину и внесет в тамошнюю слишком монотонную жизнь некоторое оживление. Короче, Тед так много и увлеченно рассказывал о подвигах дочери капитана, что Фуллертон искренне уверовал: пока он не познакомится с мисс Мак-Картри, истинной Шотландии ни за что не узнает.
В тот вечер Норман допоздна засиделся, правя статью о творчестве Джона Нокса. Он любил эти часы полного безмолвия, когда все обитатели колледжа от директора до горничной наслаждаются заслуженным отдыхом от дневных забот. В такое время Норману казалось, будто он еще глубже проникается духом шотландской поэзии. Собираясь спать, Фуллертон хотел выпить воды, но графин оказался пустым. Чем страдать от жажды, он решил прогуляться в другой конец коридора и наполнить графин в ванной. Дабы не нарушить мирный сон коллег, Фуллертон старался ступать по ковру как можно тише и вдруг с удивлением заметил, что из-под одной двери выбивается полоска света. А он-то воображал, будто один бодрствует в столь поздний час! Норман собирался постучать к товарищу по бессоннице и пожелать ему спокойной ночи, как вдруг до него донеслись отзвуки ссоры. Противники явно пытались приглушать голоса, но все же чувствовалось, что они терпеть не могут друг друга. В колледже Пембертон далеко не каждый день услышишь, чтобы люди разговаривали между собой в таком тоне, поэтому Фуллертон, несмотря на природную сдержанность и такт, от изумления стал прислушиваться, сдерживая дыхание. Услышанное его потрясло. По-видимому, собеседники питали друг к другу безграничную ненависть, и их взаимные угрозы отнюдь не выглядели безобидной шуткой. Норман чувствовал, что оба говорят совершенно искренне, всерьез. С этой минуты он не сомневался, что очень скоро кто-то из обитателей Пембертона погибнет насильственной смертью. Фуллертону захотелось скорее отойти подальше и вернуться к себе в комнату, но страх настолько парализовал его движения, что бедняга едва передвигал ноги, и, прежде чем он успел скрыться, где-то за спиной скрипнула дверь. Норман приказал себе не оборачиваться, но всем телом ощущал чей-то взгляд. Его, конечно, узнали. А может, если он спокойно пойдет дальше, ссорившиеся подумают, что он ничего не слышал?..
Фуллертон лег в постель, но, невзирая на темноту и поздний час, сон не шел. Да и можно ли уснуть, зная, что готовится убийство? И каким образом помешать намерениям преступника? Предупредить директора? Но он лишь возмутится, ибо раз и навсегда решил, что в его колледже работают исключительно леди и джентльмены, а потому даже слушать не станет. Полиция просто рассмеется, посоветует не так плотно ужинать и таким образом избавиться от ночных кошмаров. Чувствуя, что совершенно бессилен, Фуллертон в отчаянии вертелся с боку на бок, как вдруг вспомнил об этой Иможен Мак-Картри, которую с таким пылом воспевал Тед Булит. Если эта женщина способна совершить хотя бы половину того, что о ней рассказывают, то уж наверняка сообразит, как помешать преступлению.
Большой любитель пешей ходьбы, в свободный от занятий часы Норман совершал долгие прогулки по пустошам, где, казалось, каждый камешек, каждый клочок земли дышит легендой. Среди небольших городков и деревень, попадавшихся на его пути, Фуллертон особенно полюбил Каллендер и очень подружился с Тедом Булитом, хозяином «Гордого Горца». Последний с воодушевлением стал рассказывать новому приятелю о своей любимой героине, славе городка Иможен Мак-Картри. В это время неистовая рыжая шотландка доживала последние дни и часы в Лондоне. Годы вынуждали ее покинуть пост начальницы машбюро в Адмиралтействе и уйти в отставку. Все (по крайней мере друзья Иможен) надеялись, что она вернется на родину и внесет в тамошнюю слишком монотонную жизнь некоторое оживление. Короче, Тед так много и увлеченно рассказывал о подвигах дочери капитана, что Фуллертон искренне уверовал: пока он не познакомится с мисс Мак-Картри, истинной Шотландии ни за что не узнает.
В тот вечер Норман допоздна засиделся, правя статью о творчестве Джона Нокса. Он любил эти часы полного безмолвия, когда все обитатели колледжа от директора до горничной наслаждаются заслуженным отдыхом от дневных забот. В такое время Норману казалось, будто он еще глубже проникается духом шотландской поэзии. Собираясь спать, Фуллертон хотел выпить воды, но графин оказался пустым. Чем страдать от жажды, он решил прогуляться в другой конец коридора и наполнить графин в ванной. Дабы не нарушить мирный сон коллег, Фуллертон старался ступать по ковру как можно тише и вдруг с удивлением заметил, что из-под одной двери выбивается полоска света. А он-то воображал, будто один бодрствует в столь поздний час! Норман собирался постучать к товарищу по бессоннице и пожелать ему спокойной ночи, как вдруг до него донеслись отзвуки ссоры. Противники явно пытались приглушать голоса, но все же чувствовалось, что они терпеть не могут друг друга. В колледже Пембертон далеко не каждый день услышишь, чтобы люди разговаривали между собой в таком тоне, поэтому Фуллертон, несмотря на природную сдержанность и такт, от изумления стал прислушиваться, сдерживая дыхание. Услышанное его потрясло. По-видимому, собеседники питали друг к другу безграничную ненависть, и их взаимные угрозы отнюдь не выглядели безобидной шуткой. Норман чувствовал, что оба говорят совершенно искренне, всерьез. С этой минуты он не сомневался, что очень скоро кто-то из обитателей Пембертона погибнет насильственной смертью. Фуллертону захотелось скорее отойти подальше и вернуться к себе в комнату, но страх настолько парализовал его движения, что бедняга едва передвигал ноги, и, прежде чем он успел скрыться, где-то за спиной скрипнула дверь. Норман приказал себе не оборачиваться, но всем телом ощущал чей-то взгляд. Его, конечно, узнали. А может, если он спокойно пойдет дальше, ссорившиеся подумают, что он ничего не слышал?..
Фуллертон лег в постель, но, невзирая на темноту и поздний час, сон не шел. Да и можно ли уснуть, зная, что готовится убийство? И каким образом помешать намерениям преступника? Предупредить директора? Но он лишь возмутится, ибо раз и навсегда решил, что в его колледже работают исключительно леди и джентльмены, а потому даже слушать не станет. Полиция просто рассмеется, посоветует не так плотно ужинать и таким образом избавиться от ночных кошмаров. Чувствуя, что совершенно бессилен, Фуллертон в отчаянии вертелся с боку на бок, как вдруг вспомнил об этой Иможен Мак-Картри, которую с таким пылом воспевал Тед Булит. Если эта женщина способна совершить хотя бы половину того, что о ней рассказывают, то уж наверняка сообразит, как помешать преступлению.
ГЛАВА I
Суперинтендант Эндрю Копланд не без основания полагал, что жизнь прекрасна. Во-первых, ему еще не стукнуло пятидесяти и он чувствовал себя мужчиной в расцвете лет, тем более что на здоровье не жаловался, а Мэгги, прожив с мужем двадцать лет, продолжала считать его незаурядной личностью. Во-вторых, сын Копландов Дэвид очень неплохо учился в колледже Пембертон, и это позволяло надеяться, что в один прекрасный день он получит-таки вожделенный диплом врача. В-третьих, Копланд не сомневался, что либо в следующем, либо уже в этом году его назначат старшим суперинтендантом. Ну и в довершение прочих радостей как не добавить, что Эндрю посчастливилось жить «в славном городе» Перте? Из окна кабинета он мог любоваться, как Тэй протекает под Пертским мостом и мостом Королевы. А по другую сторону реки раскинулись загородные виллы — в одной из них Мэгги наверняка уже готовит супругу обед. Так что не обремененный всякими комплексами суперинтендант вполне мог считать себя одним из счастливейших людей во всей Шотландии и охотно благодарил за это Всевышнего.
Во вверенном ему графстве Перт царило полное спокойствие, и Копланд, которого обычно не одолевали никакие важные и безотлагательные заботы, мог мечтать о будущем в таких радужных тонах, что на его, уже чуть расплывшемся от домашней стряпни лице блуждала улыбка. Постучав в дверь кабинет, дежурный Томас Джонсон нарушил блаженную дремоту шефа.
— Ну? — слегка встряхнувшись, крикнул тот.
Джонсон сообщил, что какой-то сержант пришел на аудиенцию, назначенную ему самим же суперинтендантом. Копланд взглянул на календарь и убедился, что действительно именно в этот день и час согласился принять некоего Арчибальда Мак-Клостоу, ответственного за общественный порядок в Каллендере.
— Ладно, пусть войдет…
Несколько секунд спустя Копланд узрел в дверном проеме колосса, облаченного в форму полиции Ее Величества. Грудь сержанта, словно огромное пятно крови, покрывала удивительная огненно-красная борода. Новоприбывший щелкнул каблуками и представился начальству:
— Сержант Арчибальд Мак-Клостоу из Каллендера, сэр.
— Рад видеть вас, сержант. Садитесь…
— С вашего позволения, сэр…
Мак-Клостоу церемонно снял каску и, устроив ее на сгибе локтя, вежливо опустился на краешек предложенного ему кресла.
— Ну, сержант, в Каллендере что-нибудь случилось?
— Пока все идет отлично, сэр.
— Превосходно! Население ведет себя благопристойно?
— Как нельзя лучше, сэр!
— Сколько у вас помощников?
— Один, сэр. Констебль Сэмюель Тайлер.
— Вы им довольны?
— Истинный пример для молодежи, сэр.
— Просто замечательно, а? Так чего же вы от меня хотите?
— Я пришел просить вас немедленно перевести меня в другое место, а если это невозможно — до срока отправить в отставку.
Копланд недоверчиво поглядел на собеседника:
— Надеюсь, это не глупая шутка, сержант?
— Нет, сэр, о нет!
— Может, вас беспокоит здоровье?
— Спасибо, сэр, нисколько.
— Тогда я ничего не понимаю… Вы сами уверяете, будто Каллендер — великолепный пост для полицейского, что ваш помощник не оставляет желать лучшего… Или вам больше не нравится в Каллендере?
— Я успел полюбить здешние края, сэр, и мне очень грустно их покидать… Это разобьет мне сердце…
— Что ж, оставайтесь!
— Невозможно, сэр, я вовсе не хочу умереть в клинике для умалишенных, в смирительной рубашке!
— Что вы болтаете, сержант?!
Копланд терпеть не мог непонятных разговоров, и, если что-то выходило за рамки его разумения, начинал подозревать собеседника в неуместном желании поиздеваться.
— Если вы не хотите, чтобы я счел вас злым шутником, Мак-Клостоу, живейшим образом советую объяснить наконец, в чем дело! — сухо заметил суперинтендант.
Сержант огромным усилием воли подавил сотрясавшую его дрожь и попытался говорить достаточно спокойно:
— Сэр… Вы когда-нибудь слышали об Иможен Мак-Картри?
— Иможен Мак-Картри… Что-то знакомое… Во всяком случае, я уже где-то слыхал это имя… А! Не та ли это удивительная особа, что очистила Каллендер от целого шпионского гнезда? [1] А год или два назад с помощью уголовной полиции Глазго сумела прояснить преступление, до того остававшееся безнаказанным? [2]
— Совершенно верно, сэр… Эта рыжая баба — настоящее исчадие ада! Стоит ей появиться в нашем мирном Каллендере — и мы только и делаем, что подбираем покойника за покойником! А весь город приходит в страшное волнение! Всякий раз мой помощник Сэмюель Тайлер стареет сразу на несколько лет, а я чуть ли не схожу с ума… Я больше не в силах выносить это дьявольское создание, сэр! Одного ее вида достаточно, чтобы у меня начался припадок…
Суперинтендант Копланд с удивлением видел, что его собеседник совершенно искренен. Даже от упоминания об Иможен Мак-Картри этого колосса бросало в дрожь…
— Я не совсем понимаю вас, сержант… Насколько мне известно, особа, внушающая вам столь сильные опасения, вовсе не живет в Каллендере. Правильно?
— Да, сэр. Она живет и работает в Лондоне… кажется, в Адмиралтействе.
— Так в чем же дело?
В голосе Арчибальда Мак-Клостоу послышались истерические нотки:
— А в том, что Иможен Мак-Картри уходит в отставку, сэр! И окончательно возвращается в Каллендер! Слышите, сэр? О-кон-ча-тель-но! Ее ожидают со дня на день…
— Короче, вы просите у меня разрешения дезертировать?
— Не знаю… Я совсем запутался… Все, о чем я мечтаю, сэр, это больше никогда не видеть Иможен Мак-Картри!.. Умоляю вас, сэр! Я не желаю свихнуться или совершить убийство! Я вовсе не хочу угодить на виселицу!
— Какое еще убийство?
— Я убью ее, сэр! Я чувствую, что прикончу ее собственными руками!
Эндрю Копланд, которого обычно никто и ничто не могло вывести из себя, мгновенно взорвался:
— Молчать!
Приказ прозвучал так грозно, что трудившиеся над досье в соседней комнате инспекторы немало удивились. Копланд, слегка устыдясь, что настолько утратил хладнокровие, продолжал уже более спокойно:
— Замолчите, сержант! Я предпочитаю сделать вид, будто ничего не слышал. Сколько лет вы прослужили в полиции, Мак-Клостоу?
— Двадцать шесть, сэр.
— И, проработав у нас двадцать шесть лет, вы готовы спасаться бегством от женщины?
— Да, но от какой, сэр!..
— Если мне не изменяет память, по-моему, мисс Мак-Картри не преследовали по закону?
— Наоборот, сэр, еще и поздравили!
— И вы так боитесь честной гражданки Соединенного Королевства? Живо возвращайтесь в Каллендер, сержант Мак-Клостоу, и, если вы верующий, помолитесь Всевышнему, чтобы я забыл о вашей смехотворной выходке! Вы свободны!
Арчибальд с трудом встал. Стоя перед суперинтендантом, он колебался между терзавшим его страхом и чувством долга, привычным уважением к дисциплине.
— Сэр…
— Что еще?
— С тех пор как дошли слухи, что она возвращается навсегда, в Каллендере — настоящее светопреставление!
— Тем больше у вас оснований, сержант, внимательнее следить за порядком, а не покидать вверенный вам пост из-за всяких пустяков!
Мак-Клостоу снова надел каску, еще раз щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из кабинета суперинтенданта, как обреченный на адские муки грешник — со Страшного суда, где Отец и Сын будут взвешивать наши дурные и добрые дела.
Выйдя на набережную, Мак-Клостоу склонился над Тэем. Не испытывай сержант столь сильного отвращения к воде, возможно, он бросился бы в реку — уж слишком не хотелось больше иметь дело с гнусной рыжей шотландкой. Однако у Арчибальда была острая аллергия на воду, а потому он отправился в бар «Опоссум и Священник» в робкой надежде с помощью «Джонни Уокера» хоть на время забыть о кипящем в ожидании мисс Мак-Картри Каллендере.
А в Каллендере меж тем действительно кипели страсти: одни вспоминали недавнее прошлое, другие рассуждали о будущем, полагая, что оно должно превзойти все возмож ные ожидания. Так или иначе, обыватели ждали чего-то из ряду вон выдающегося. Когда Розмери Элрой, после смерти матери ставшая нянькой Иможен, а потом и прислугой, сообщила своему мужу Леонарду, что мисс Мак-Картри возвращается на родину, намереваясь дожить здесь остаток дней, старик передал новость закадычному другу, сторожу рыбнадзора Фергусу Мак-Интайру, а уж от него о великом событии мигом проведали в «Гордом Горце», хозяин коего Тед Булит в честь праздника угостил всех, кто в тот момент оказался в кабачке, в то время как его жена Маргарет, запершись на кухне, грозила Господу перейти в католичество, если эта проклятая Иможен не прекратит сеять смятение и раздор в порядочных семьях Каллендера.
Услышав новость, Джефферсон Мак-Пантиш, хозяин гостиницы «Черный Лебедь» стал подумывать, не продать ли заведение, пусть даже с убытком для себя. Бакалейщица Элизабет Мак-Грю торжественно предупредила мужа, Уильяма, что, коли супруг допустит хоть малейшую фамильярность с рыжей стервой, она, Элизабет, немедленно покончит с собой прямо у него на глазах. Мак-Грю ответил жене, что лучше б ей не вводить его в искушение! Миссис Плери, миссис Шарп и миссис Фрэйзер тотчас побежали к преподобному Хекверсону, и святой человек совершил смертный грех, усомнившись в благосклонности Всевышнего к Шотландии вообще и Каллендеру в частности. Доктору Элскотту сообщили о скором приезде Иможен Мак-Картри, когда он сидел у постели миссис Элеанор Меррей, страдавшей особо упорным бронхитом. Известие настолько потрясло врача, что вместо больной он стал щупать пульс ее мужу Ясону. С тех пор Меррей начали подозревать, что врач относится к своим обязанностям недостаточно серьезно.
Встревоженный констебль Сэмюель Тайлер бегал по всему городу, наблюдая, как растет всеобщее лихорадочное возбуждение. Но если подобно своему непосредственному шефу Сэмюель и опасался буйного нрава Иможен, то все же не мог не испытывать к ней глубокой привязанности. Оба были примерно одногодками и вместе играли, в то время как Мак-Клостоу, в конце концов, — чужак и приехал в Каллендер из пограничной зоны. Кроме того, Тайлеру столько раз приходилось помогать покойному капитану Мак-Картри, отцу Иможен, добираться до дому, когда виски слишком туманило ему мозги и мешало самостоятельно отыскать дорогу… Подобные воспоминания связывают порой крепче любых других уз… Констебль прислушивался к разговорам, отмечал про себя реплики обывателей, как можно уклончивее отвечал на вопросы сограждан и в конечном счете пришел к выводу, что все идет по-прежнему. Друзья мисс Мак-Картри остались ей верны, но и противники не сложили оружия.
Пока в Каллендере кипели страсти, виновница такого волнения, Иможен Мак-Картри, готовилась покинуть маленькую квартирку на Паултонс-стрит в Челси и, в последний раз сходив в Адмиралтейство, навеки распрощаться с коллегами. Когда она закончила укладывать чемоданы и сумки, комната приняла зловещий, мрачноватый вид, свойственный необитаемым помещениям. На душе у Иможен было довольно тоскливо. Нелегко расставаться с привычками, обретенными за четверть века. Напоследок Иможен оставила главное — аккуратно положить в большую сумку, с которой никогда не расставалась, фотографии покойного отца — капитана индийской армии Генри-Джеймса-Герберта Мак-Картри, и Дугласа Скиннера, своего жениха, погибшего при исполнении служебного долга, а также гравюру с изображением любимого героя — Роберта Брюса накануне Баннокбернской битвы. Иможен тщательно переложила каждую фотографию бельем, чтобы не помять во время путешествия. Потом, выпрямившись, мисс Мак-Картри поглядела в зеркало и пришла к выводу, что практически не изменилась с того далекого дня, когда впервые провела ночь в этой квартире: все такая же плоская с обеих сторон фигура, ни единого лишнего миллиметра в талии, а огненно-рыжая шевелюра не поседела ни на волос. Ну — куда деваться? Дисциплина есть дисциплина, и ей положено подчиняться. Государство полагает, будто впредь может обойтись без услуг мисс Мак-Картри? Прекрасно! Воля его. А впрочем, разве можно удивляться нелепости законов, если их придумали англичане?
В последний раз Иможен заперла за собой дверь квартиры и отправилась привычным маршрутом. Такую прогулку она совершала уже двадцать пять лет день за днем даже во время войны. Внизу, у входа, шотландку поджидала домовладелица, миссис Хорнер. Обе женщины, повздорив в дни «блица» (они постоянно соревновались в мужестве, и ни одна не желала уступить другой), помирились после победы.
— Доброе утро, миссис Хорнер!
— Здравствуйте, мисс Мак-Картри!
И домовладелица вдруг разрыдалась. Растроганная шотландка дружески похлопала ее по спине.
— Ну-ну, миссис Хорнер, успокойтесь… что с вами такое?
Та захлюпала носом.
— Мне так печально, что я больше никогда вас не увижу, — икая от огорчения, пробормотала она. — Мы не всегда ладили, но я уважала вас, мисс…
— И я тоже, Марджори…
Впервые в жизни шотландка назвала миссис Хорнер просто по имени, и та, еще больше расстроившись, дала торжественную клятву вечно помнить Иможен. Бедняжка вообще с трудом понимала, как она сможет нормально жить теперь, не видя мисс Мак-Картри ни утром, ни вечером…
— Успокойтесь, Марджори… Вы будете навещать меня в Каллендере — и отдохнете там хорошенько, и всласть поболтаем о прежних временах.
Такая перспектива несколько успокоила миссис Хорнер и, вновь обретя вкус к жизни, она предложила мисс Мак-Картри зайти в гости и, ради вящего укрепления духа, выпить по капельке джина. Отказаться шотландка сочла бы крайне невежливым.
А в «Опоссуме и Священнике» изрядно накачавшийся виски Арчибальд Мак-Клостоу поверял хозяину бара свои тревоги и опасения, вызванные известием об о-кон-ча-тель-ном возвращении Иможен Мак-Картри в Каллендер. Для начала бармен убрал подальше бутылку.
— Если хотите знать мое мнение, сержант, — сказал он, — то я посоветовал бы вам на некоторое время отказаться от виски и не пить, пока организм малость не очистится от спиртного…
Столь вопиющее отсутствие понимания возмутило Арчибальда.
— Да неужто до вас еще не дошло, что эта рыжая баба — самая настоящая чертовка? Что она терзает меня дни и ночи? Что она хочет запереть меня в сумасшедшем доме?
Бармен грустно покачал головой, и Мак-Клостоу, преисполнившись отвращения ко всему миру, заплатил по счету, а потом отправился на вокзал — пришло время возвращаться обратно, в Каллендер. Дорогой Арчибальд твердил про себя, что человек человеку всегда останется волком и сержанту Ее Величества бесполезно ожидать хоть малейшей поддержки от ближних. Тем временем хозяин «Опоссума и Священника» Реджинальд Хорсберг доверительно сообщал одному из завсегдатаев:
— Надеюсь, вы мне поверите, Гарольд, что, тридцать лет проработав в баре, я повидал массу разнообразных пьяниц, и у каждого было свое наваждение. Многим мерещится, будто по телу все время ползают какие-то твари, другие видят розовых слонов или синих мышей, но, честное слово, впервые в жизни вижу типа, которого преследует рыжая дьяволица!..
После джина миссис Хорнер никак не хотела сразу отпустить свою дорогую шотландку и пригласила ее на ленч, довольно скудный, но зато приготовленный от чистого сердца. Женщины перекусили вдвоем, осушив множество бутылок пива, что привело их в отличное настроение. Даже на улице слышались отзвуки веселого смеха. Это несколько удивляло и даже шокировало соседей, не ожидавших ничего подобного от таких приличных и уважаемых в квартале дам. В два часа, поблагодарив радушную хозяйку за гостеприимство, мисс Мак-Картри снова направилась в Адмиралтейство.
Войдя в свой кабинет, Иможен увидела множество цветов, причем каждый букетик позаботились перевязать клетчатыми ленточками, тщательно соблюдая верность цветам клана Мак-Грегор, к которому принадлежала мисс Мак-Картри. До слез тронутая таким вниманием, шотландка вышла в большую комнату, где обычно трудились машинистки. Почти все начинали работать при ней — юные и полные надежд, а теперь превратились в зрелых дам, многие поседели и отрастили животы. Как только Иможен вошла, машинистки встали и начали громко петь: «Это только до свиданья…» Услышав шум, к ним заглянул начальник отдела, Анорин Арчтафт, валлиец, так часто в свое время ссорившийся с шотландкой, а теперь тоже через год собиравшийся в отставку. Арчтафт с легким смущением откашлялся (за двадцать пять лет совместной работы он все еще немного робел перед Иможен) и произнес от имени всех сотрудников отдела очень милую речь, уверяя мисс Мак-Картри, что, невзирая на сварливый нрав и упорное нежелание считать англичан, валлийцев и ирландцев цивилизованными людьми, ее все любят и уважают. Анорин не без юмора напомнил о некоторых из их прежних стычек, чем немало насмешил новеньких, знавших «сагу» Иможен Мак-Картри только понаслышке. В конце концов Арчтафт преподнес шотландке подарок на память — прекрасную статуэтку Марии Стюарт из слоновой кости. У Иможен перехватило дыхание, но при этих англичанках и валлийцах она ни за что не могла позволить себе никаких слабостей. Когда наступил ее черед благодарить, мисс Мак-Картри начала с того, что для валлийца Анорин Арчтафт совсем неплохо умеет выражать свои мысли. Все засмеялись. Но, заговорив о долгих годах, проведенных здесь, в машбюро Адмиралтейства, Иможен не смогла-таки сдержать слез. Ее принялись утешать, а Дженис Арчтафт чуть лукаво заметила:
— Ну кто бы мог подумать когда-то, что, уезжая из Англии в родную Шотландию, вы будете плакать?
Мисс Мак-Картри мигом пришла в себя.
— Любой имеет право малость взгрустнуть, навсегда покидая колонию, где провел двадцать пять лет жизни, разве не так? — гордо ответствовала она.
Уильям Мак-Грю, загнав констебля Сэмюеля Тайлера в угол между собственной бакалейной лавкой и домом галантерейщицы миссис Пинкертон, с жаром заметил:
— Досадно, что вы на дежурстве, Сэм, а то я непременно угостил бы вас стаканчиком виски или джина!
— С чего вдруг? У вас что, праздник? Может, день рождения?
Уильям, человек кроткого нрава, которого удавалось вывести из себя только жене, Элизабет, покачал головой.
— Нет, Сэм, ничего такого… Но я узнал сегодня лучшую на свете новость: Иможен Мак-Картри возвращается к нам навсегда!
— Ну и что?
— То есть как это? Я не без тревоги подумывал, что мне придется без всякого просвета, до конца дней своих мыкаться с миссис Мак-Грю (у нее, знаете ли, с годами характер отнюдь не мягчает), но возвращение Нашей Иможен совершенно меняет дело!
— Почему?
— Да потому, старина! Раз приезжает мисс Мак-Картри, можно не сомневаться: что-нибудь непременно произойдет, и жизнь в Каллендере станет гораздо веселее и разнообразнее!
Именно этого Сэмюель Тайлер и опасался больше всего.
С тяжелым сердцем, нагруженная подарками, мисс Мак-Картри уже собиралась навсегда уйти из Адмиралтейства, как вдруг узнала, что ее ожидает сэр Дэвид Вулиш. Иможен весьма польстило, что столь высокое начальство тоже хочет пожелать ей счастливого пути, и шотландка тут же направилась в кабинет сэра Дэвида. Секретарша немедленно распахнула перед ней дверь.
— Я слышал, вы покидаете нас, мисс Мак-Картри?
— Не то чтоб по доброй воле, сэр… но закон есть закон…
— Просто не верится, что вас отправляют в отставку по возрасту…
— Мне тоже трудно в это поверить, сэр, но, увы…
— И вы уезжаете в Каллендер?
— Да, сэр, на родину. Сяду в поезд сегодня же вечером.
— Нам жаль расставаться с вами, мисс Мак-Картри…
— Спасибо, сэр… мне тоже грустно, и…
Иможен так и не смогла договорить, более того, она настолько утратила чувство собственного достоинства, что расплакалась при англичанине. Растроганный сэр Дэвид Вулиш попытался, как мог, утешить шотландку.
Во вверенном ему графстве Перт царило полное спокойствие, и Копланд, которого обычно не одолевали никакие важные и безотлагательные заботы, мог мечтать о будущем в таких радужных тонах, что на его, уже чуть расплывшемся от домашней стряпни лице блуждала улыбка. Постучав в дверь кабинет, дежурный Томас Джонсон нарушил блаженную дремоту шефа.
— Ну? — слегка встряхнувшись, крикнул тот.
Джонсон сообщил, что какой-то сержант пришел на аудиенцию, назначенную ему самим же суперинтендантом. Копланд взглянул на календарь и убедился, что действительно именно в этот день и час согласился принять некоего Арчибальда Мак-Клостоу, ответственного за общественный порядок в Каллендере.
— Ладно, пусть войдет…
Несколько секунд спустя Копланд узрел в дверном проеме колосса, облаченного в форму полиции Ее Величества. Грудь сержанта, словно огромное пятно крови, покрывала удивительная огненно-красная борода. Новоприбывший щелкнул каблуками и представился начальству:
— Сержант Арчибальд Мак-Клостоу из Каллендера, сэр.
— Рад видеть вас, сержант. Садитесь…
— С вашего позволения, сэр…
Мак-Клостоу церемонно снял каску и, устроив ее на сгибе локтя, вежливо опустился на краешек предложенного ему кресла.
— Ну, сержант, в Каллендере что-нибудь случилось?
— Пока все идет отлично, сэр.
— Превосходно! Население ведет себя благопристойно?
— Как нельзя лучше, сэр!
— Сколько у вас помощников?
— Один, сэр. Констебль Сэмюель Тайлер.
— Вы им довольны?
— Истинный пример для молодежи, сэр.
— Просто замечательно, а? Так чего же вы от меня хотите?
— Я пришел просить вас немедленно перевести меня в другое место, а если это невозможно — до срока отправить в отставку.
Копланд недоверчиво поглядел на собеседника:
— Надеюсь, это не глупая шутка, сержант?
— Нет, сэр, о нет!
— Может, вас беспокоит здоровье?
— Спасибо, сэр, нисколько.
— Тогда я ничего не понимаю… Вы сами уверяете, будто Каллендер — великолепный пост для полицейского, что ваш помощник не оставляет желать лучшего… Или вам больше не нравится в Каллендере?
— Я успел полюбить здешние края, сэр, и мне очень грустно их покидать… Это разобьет мне сердце…
— Что ж, оставайтесь!
— Невозможно, сэр, я вовсе не хочу умереть в клинике для умалишенных, в смирительной рубашке!
— Что вы болтаете, сержант?!
Копланд терпеть не мог непонятных разговоров, и, если что-то выходило за рамки его разумения, начинал подозревать собеседника в неуместном желании поиздеваться.
— Если вы не хотите, чтобы я счел вас злым шутником, Мак-Клостоу, живейшим образом советую объяснить наконец, в чем дело! — сухо заметил суперинтендант.
Сержант огромным усилием воли подавил сотрясавшую его дрожь и попытался говорить достаточно спокойно:
— Сэр… Вы когда-нибудь слышали об Иможен Мак-Картри?
— Иможен Мак-Картри… Что-то знакомое… Во всяком случае, я уже где-то слыхал это имя… А! Не та ли это удивительная особа, что очистила Каллендер от целого шпионского гнезда? [1] А год или два назад с помощью уголовной полиции Глазго сумела прояснить преступление, до того остававшееся безнаказанным? [2]
— Совершенно верно, сэр… Эта рыжая баба — настоящее исчадие ада! Стоит ей появиться в нашем мирном Каллендере — и мы только и делаем, что подбираем покойника за покойником! А весь город приходит в страшное волнение! Всякий раз мой помощник Сэмюель Тайлер стареет сразу на несколько лет, а я чуть ли не схожу с ума… Я больше не в силах выносить это дьявольское создание, сэр! Одного ее вида достаточно, чтобы у меня начался припадок…
Суперинтендант Копланд с удивлением видел, что его собеседник совершенно искренен. Даже от упоминания об Иможен Мак-Картри этого колосса бросало в дрожь…
— Я не совсем понимаю вас, сержант… Насколько мне известно, особа, внушающая вам столь сильные опасения, вовсе не живет в Каллендере. Правильно?
— Да, сэр. Она живет и работает в Лондоне… кажется, в Адмиралтействе.
— Так в чем же дело?
В голосе Арчибальда Мак-Клостоу послышались истерические нотки:
— А в том, что Иможен Мак-Картри уходит в отставку, сэр! И окончательно возвращается в Каллендер! Слышите, сэр? О-кон-ча-тель-но! Ее ожидают со дня на день…
— Короче, вы просите у меня разрешения дезертировать?
— Не знаю… Я совсем запутался… Все, о чем я мечтаю, сэр, это больше никогда не видеть Иможен Мак-Картри!.. Умоляю вас, сэр! Я не желаю свихнуться или совершить убийство! Я вовсе не хочу угодить на виселицу!
— Какое еще убийство?
— Я убью ее, сэр! Я чувствую, что прикончу ее собственными руками!
Эндрю Копланд, которого обычно никто и ничто не могло вывести из себя, мгновенно взорвался:
— Молчать!
Приказ прозвучал так грозно, что трудившиеся над досье в соседней комнате инспекторы немало удивились. Копланд, слегка устыдясь, что настолько утратил хладнокровие, продолжал уже более спокойно:
— Замолчите, сержант! Я предпочитаю сделать вид, будто ничего не слышал. Сколько лет вы прослужили в полиции, Мак-Клостоу?
— Двадцать шесть, сэр.
— И, проработав у нас двадцать шесть лет, вы готовы спасаться бегством от женщины?
— Да, но от какой, сэр!..
— Если мне не изменяет память, по-моему, мисс Мак-Картри не преследовали по закону?
— Наоборот, сэр, еще и поздравили!
— И вы так боитесь честной гражданки Соединенного Королевства? Живо возвращайтесь в Каллендер, сержант Мак-Клостоу, и, если вы верующий, помолитесь Всевышнему, чтобы я забыл о вашей смехотворной выходке! Вы свободны!
Арчибальд с трудом встал. Стоя перед суперинтендантом, он колебался между терзавшим его страхом и чувством долга, привычным уважением к дисциплине.
— Сэр…
— Что еще?
— С тех пор как дошли слухи, что она возвращается навсегда, в Каллендере — настоящее светопреставление!
— Тем больше у вас оснований, сержант, внимательнее следить за порядком, а не покидать вверенный вам пост из-за всяких пустяков!
Мак-Клостоу снова надел каску, еще раз щелкнул каблуками, отдал честь и вышел из кабинета суперинтенданта, как обреченный на адские муки грешник — со Страшного суда, где Отец и Сын будут взвешивать наши дурные и добрые дела.
Выйдя на набережную, Мак-Клостоу склонился над Тэем. Не испытывай сержант столь сильного отвращения к воде, возможно, он бросился бы в реку — уж слишком не хотелось больше иметь дело с гнусной рыжей шотландкой. Однако у Арчибальда была острая аллергия на воду, а потому он отправился в бар «Опоссум и Священник» в робкой надежде с помощью «Джонни Уокера» хоть на время забыть о кипящем в ожидании мисс Мак-Картри Каллендере.
А в Каллендере меж тем действительно кипели страсти: одни вспоминали недавнее прошлое, другие рассуждали о будущем, полагая, что оно должно превзойти все возмож ные ожидания. Так или иначе, обыватели ждали чего-то из ряду вон выдающегося. Когда Розмери Элрой, после смерти матери ставшая нянькой Иможен, а потом и прислугой, сообщила своему мужу Леонарду, что мисс Мак-Картри возвращается на родину, намереваясь дожить здесь остаток дней, старик передал новость закадычному другу, сторожу рыбнадзора Фергусу Мак-Интайру, а уж от него о великом событии мигом проведали в «Гордом Горце», хозяин коего Тед Булит в честь праздника угостил всех, кто в тот момент оказался в кабачке, в то время как его жена Маргарет, запершись на кухне, грозила Господу перейти в католичество, если эта проклятая Иможен не прекратит сеять смятение и раздор в порядочных семьях Каллендера.
Услышав новость, Джефферсон Мак-Пантиш, хозяин гостиницы «Черный Лебедь» стал подумывать, не продать ли заведение, пусть даже с убытком для себя. Бакалейщица Элизабет Мак-Грю торжественно предупредила мужа, Уильяма, что, коли супруг допустит хоть малейшую фамильярность с рыжей стервой, она, Элизабет, немедленно покончит с собой прямо у него на глазах. Мак-Грю ответил жене, что лучше б ей не вводить его в искушение! Миссис Плери, миссис Шарп и миссис Фрэйзер тотчас побежали к преподобному Хекверсону, и святой человек совершил смертный грех, усомнившись в благосклонности Всевышнего к Шотландии вообще и Каллендеру в частности. Доктору Элскотту сообщили о скором приезде Иможен Мак-Картри, когда он сидел у постели миссис Элеанор Меррей, страдавшей особо упорным бронхитом. Известие настолько потрясло врача, что вместо больной он стал щупать пульс ее мужу Ясону. С тех пор Меррей начали подозревать, что врач относится к своим обязанностям недостаточно серьезно.
Встревоженный констебль Сэмюель Тайлер бегал по всему городу, наблюдая, как растет всеобщее лихорадочное возбуждение. Но если подобно своему непосредственному шефу Сэмюель и опасался буйного нрава Иможен, то все же не мог не испытывать к ней глубокой привязанности. Оба были примерно одногодками и вместе играли, в то время как Мак-Клостоу, в конце концов, — чужак и приехал в Каллендер из пограничной зоны. Кроме того, Тайлеру столько раз приходилось помогать покойному капитану Мак-Картри, отцу Иможен, добираться до дому, когда виски слишком туманило ему мозги и мешало самостоятельно отыскать дорогу… Подобные воспоминания связывают порой крепче любых других уз… Констебль прислушивался к разговорам, отмечал про себя реплики обывателей, как можно уклончивее отвечал на вопросы сограждан и в конечном счете пришел к выводу, что все идет по-прежнему. Друзья мисс Мак-Картри остались ей верны, но и противники не сложили оружия.
Пока в Каллендере кипели страсти, виновница такого волнения, Иможен Мак-Картри, готовилась покинуть маленькую квартирку на Паултонс-стрит в Челси и, в последний раз сходив в Адмиралтейство, навеки распрощаться с коллегами. Когда она закончила укладывать чемоданы и сумки, комната приняла зловещий, мрачноватый вид, свойственный необитаемым помещениям. На душе у Иможен было довольно тоскливо. Нелегко расставаться с привычками, обретенными за четверть века. Напоследок Иможен оставила главное — аккуратно положить в большую сумку, с которой никогда не расставалась, фотографии покойного отца — капитана индийской армии Генри-Джеймса-Герберта Мак-Картри, и Дугласа Скиннера, своего жениха, погибшего при исполнении служебного долга, а также гравюру с изображением любимого героя — Роберта Брюса накануне Баннокбернской битвы. Иможен тщательно переложила каждую фотографию бельем, чтобы не помять во время путешествия. Потом, выпрямившись, мисс Мак-Картри поглядела в зеркало и пришла к выводу, что практически не изменилась с того далекого дня, когда впервые провела ночь в этой квартире: все такая же плоская с обеих сторон фигура, ни единого лишнего миллиметра в талии, а огненно-рыжая шевелюра не поседела ни на волос. Ну — куда деваться? Дисциплина есть дисциплина, и ей положено подчиняться. Государство полагает, будто впредь может обойтись без услуг мисс Мак-Картри? Прекрасно! Воля его. А впрочем, разве можно удивляться нелепости законов, если их придумали англичане?
В последний раз Иможен заперла за собой дверь квартиры и отправилась привычным маршрутом. Такую прогулку она совершала уже двадцать пять лет день за днем даже во время войны. Внизу, у входа, шотландку поджидала домовладелица, миссис Хорнер. Обе женщины, повздорив в дни «блица» (они постоянно соревновались в мужестве, и ни одна не желала уступить другой), помирились после победы.
— Доброе утро, миссис Хорнер!
— Здравствуйте, мисс Мак-Картри!
И домовладелица вдруг разрыдалась. Растроганная шотландка дружески похлопала ее по спине.
— Ну-ну, миссис Хорнер, успокойтесь… что с вами такое?
Та захлюпала носом.
— Мне так печально, что я больше никогда вас не увижу, — икая от огорчения, пробормотала она. — Мы не всегда ладили, но я уважала вас, мисс…
— И я тоже, Марджори…
Впервые в жизни шотландка назвала миссис Хорнер просто по имени, и та, еще больше расстроившись, дала торжественную клятву вечно помнить Иможен. Бедняжка вообще с трудом понимала, как она сможет нормально жить теперь, не видя мисс Мак-Картри ни утром, ни вечером…
— Успокойтесь, Марджори… Вы будете навещать меня в Каллендере — и отдохнете там хорошенько, и всласть поболтаем о прежних временах.
Такая перспектива несколько успокоила миссис Хорнер и, вновь обретя вкус к жизни, она предложила мисс Мак-Картри зайти в гости и, ради вящего укрепления духа, выпить по капельке джина. Отказаться шотландка сочла бы крайне невежливым.
А в «Опоссуме и Священнике» изрядно накачавшийся виски Арчибальд Мак-Клостоу поверял хозяину бара свои тревоги и опасения, вызванные известием об о-кон-ча-тель-ном возвращении Иможен Мак-Картри в Каллендер. Для начала бармен убрал подальше бутылку.
— Если хотите знать мое мнение, сержант, — сказал он, — то я посоветовал бы вам на некоторое время отказаться от виски и не пить, пока организм малость не очистится от спиртного…
Столь вопиющее отсутствие понимания возмутило Арчибальда.
— Да неужто до вас еще не дошло, что эта рыжая баба — самая настоящая чертовка? Что она терзает меня дни и ночи? Что она хочет запереть меня в сумасшедшем доме?
Бармен грустно покачал головой, и Мак-Клостоу, преисполнившись отвращения ко всему миру, заплатил по счету, а потом отправился на вокзал — пришло время возвращаться обратно, в Каллендер. Дорогой Арчибальд твердил про себя, что человек человеку всегда останется волком и сержанту Ее Величества бесполезно ожидать хоть малейшей поддержки от ближних. Тем временем хозяин «Опоссума и Священника» Реджинальд Хорсберг доверительно сообщал одному из завсегдатаев:
— Надеюсь, вы мне поверите, Гарольд, что, тридцать лет проработав в баре, я повидал массу разнообразных пьяниц, и у каждого было свое наваждение. Многим мерещится, будто по телу все время ползают какие-то твари, другие видят розовых слонов или синих мышей, но, честное слово, впервые в жизни вижу типа, которого преследует рыжая дьяволица!..
После джина миссис Хорнер никак не хотела сразу отпустить свою дорогую шотландку и пригласила ее на ленч, довольно скудный, но зато приготовленный от чистого сердца. Женщины перекусили вдвоем, осушив множество бутылок пива, что привело их в отличное настроение. Даже на улице слышались отзвуки веселого смеха. Это несколько удивляло и даже шокировало соседей, не ожидавших ничего подобного от таких приличных и уважаемых в квартале дам. В два часа, поблагодарив радушную хозяйку за гостеприимство, мисс Мак-Картри снова направилась в Адмиралтейство.
Войдя в свой кабинет, Иможен увидела множество цветов, причем каждый букетик позаботились перевязать клетчатыми ленточками, тщательно соблюдая верность цветам клана Мак-Грегор, к которому принадлежала мисс Мак-Картри. До слез тронутая таким вниманием, шотландка вышла в большую комнату, где обычно трудились машинистки. Почти все начинали работать при ней — юные и полные надежд, а теперь превратились в зрелых дам, многие поседели и отрастили животы. Как только Иможен вошла, машинистки встали и начали громко петь: «Это только до свиданья…» Услышав шум, к ним заглянул начальник отдела, Анорин Арчтафт, валлиец, так часто в свое время ссорившийся с шотландкой, а теперь тоже через год собиравшийся в отставку. Арчтафт с легким смущением откашлялся (за двадцать пять лет совместной работы он все еще немного робел перед Иможен) и произнес от имени всех сотрудников отдела очень милую речь, уверяя мисс Мак-Картри, что, невзирая на сварливый нрав и упорное нежелание считать англичан, валлийцев и ирландцев цивилизованными людьми, ее все любят и уважают. Анорин не без юмора напомнил о некоторых из их прежних стычек, чем немало насмешил новеньких, знавших «сагу» Иможен Мак-Картри только понаслышке. В конце концов Арчтафт преподнес шотландке подарок на память — прекрасную статуэтку Марии Стюарт из слоновой кости. У Иможен перехватило дыхание, но при этих англичанках и валлийцах она ни за что не могла позволить себе никаких слабостей. Когда наступил ее черед благодарить, мисс Мак-Картри начала с того, что для валлийца Анорин Арчтафт совсем неплохо умеет выражать свои мысли. Все засмеялись. Но, заговорив о долгих годах, проведенных здесь, в машбюро Адмиралтейства, Иможен не смогла-таки сдержать слез. Ее принялись утешать, а Дженис Арчтафт чуть лукаво заметила:
— Ну кто бы мог подумать когда-то, что, уезжая из Англии в родную Шотландию, вы будете плакать?
Мисс Мак-Картри мигом пришла в себя.
— Любой имеет право малость взгрустнуть, навсегда покидая колонию, где провел двадцать пять лет жизни, разве не так? — гордо ответствовала она.
Уильям Мак-Грю, загнав констебля Сэмюеля Тайлера в угол между собственной бакалейной лавкой и домом галантерейщицы миссис Пинкертон, с жаром заметил:
— Досадно, что вы на дежурстве, Сэм, а то я непременно угостил бы вас стаканчиком виски или джина!
— С чего вдруг? У вас что, праздник? Может, день рождения?
Уильям, человек кроткого нрава, которого удавалось вывести из себя только жене, Элизабет, покачал головой.
— Нет, Сэм, ничего такого… Но я узнал сегодня лучшую на свете новость: Иможен Мак-Картри возвращается к нам навсегда!
— Ну и что?
— То есть как это? Я не без тревоги подумывал, что мне придется без всякого просвета, до конца дней своих мыкаться с миссис Мак-Грю (у нее, знаете ли, с годами характер отнюдь не мягчает), но возвращение Нашей Иможен совершенно меняет дело!
— Почему?
— Да потому, старина! Раз приезжает мисс Мак-Картри, можно не сомневаться: что-нибудь непременно произойдет, и жизнь в Каллендере станет гораздо веселее и разнообразнее!
Именно этого Сэмюель Тайлер и опасался больше всего.
С тяжелым сердцем, нагруженная подарками, мисс Мак-Картри уже собиралась навсегда уйти из Адмиралтейства, как вдруг узнала, что ее ожидает сэр Дэвид Вулиш. Иможен весьма польстило, что столь высокое начальство тоже хочет пожелать ей счастливого пути, и шотландка тут же направилась в кабинет сэра Дэвида. Секретарша немедленно распахнула перед ней дверь.
— Я слышал, вы покидаете нас, мисс Мак-Картри?
— Не то чтоб по доброй воле, сэр… но закон есть закон…
— Просто не верится, что вас отправляют в отставку по возрасту…
— Мне тоже трудно в это поверить, сэр, но, увы…
— И вы уезжаете в Каллендер?
— Да, сэр, на родину. Сяду в поезд сегодня же вечером.
— Нам жаль расставаться с вами, мисс Мак-Картри…
— Спасибо, сэр… мне тоже грустно, и…
Иможен так и не смогла договорить, более того, она настолько утратила чувство собственного достоинства, что расплакалась при англичанине. Растроганный сэр Дэвид Вулиш попытался, как мог, утешить шотландку.