Страница:
Чешский язык весьма странен: сначала кажется, что можешь все понимать, потом понимаешь, что ничего понять не можешь. Он состоит из жуткой смеси слов, среди которых преобладают русские и польские, но попадаются и немецкие. Примечателен тот факт, что чехи страшно ратуют за чистоту своего языка, поэтому «компьютер» у них имеет собственное название и звучит как «почитач», хотя, когда я увидел эти компьютеры, – действительно «почитач», а не компьютер.
Я провел некоторые лингвистические исследования и составил небольшой словарик с переводами на русский язык некоторых слов и выражений:
«Еще пиво» – еще пива.
«Ой, упало» – ой, упало.
«Лед» – лед.
«Вепр» – свинья.
«Капр» – карп.
«Pani» – мужской туалет (а совсем не женский, как я сначала подумал).
«Виски» – виски (в смысле – алкогольный напиток).
«Туземски ром» – обычный ром; туземцами не пахнет.
«Татарска омачка» – паршивый майонез (в русском переводе меню, впрочем, дано нормальное название этого безобразия – «татрская омачка»).
«Иржи з Падебрад» – Иржи из Падебрад (кто бы мог подумать?).
«Вступ» – вход.
«Выступ» – выход.
«Двежесе завирани» – двери закрываются.
«Кава» – кофе (действительно он больше похож на каву).
«Кнедлик» – манное безобразие.
«Волосатый кнедлик» – убойное манное безобразие.
«Ешушка Мария» – Святая Мария.
«Хрен тебе по всей роже» – хрен тебе по всей роже (сначала я сильно удивился, когда услышал это выражение, потом оказалось, что его произнес наш инвалид-чернобылец, а совсем не чех).
«Диалектичска флуктуация» – диалектическая флуктуация и т. д.
Но самое гениальное чешское слово – это «пструх» (форель). Нам с Марией оно так понравилось, что мы его употребляли на каждом шагу, слагали с ним песенки и называли этим словом массу всяких людей и предметов. Официанты никак не могли понять, почему мы, заказав свинину и ризотто, сидим и битый час беседуем о форели (а звучала фраза типа: «Ты глянь – какой важный пструх пошел!»).
Во многих ресторанах и отелях есть меню и всякие «правила проживания» на русском языке. Перевод на русский – свеж и прекрасен. В меню нашего ресторанчика было блюдо, которое называлось «Евина сласть»; естественно, это оказались «мешанные яйца на шпеку». А «Правила проживания в разместительном помещении» – это вообще отдельная песня, жаль только, что мы их потеряли. Я оттуда помню только перлы типа: «Адменистрация разместительного помещения не имеет ответственность за вещи гостей оставленные в разместительных просторах».
Впрочем, у них самих с чешским языком есть определенные проблемы, иначе чем объяснить тот факт, что в разных ресторанах одинаковые блюда называются по-разному. Например, мы долго учили название мороженого: в нашем ресторанчике оно называлось… кошмар… «Змрзлина». Когда мы это слово все-таки выучили и попытались применить наши познания в другом кафе, то нас там не поняли, так как у них мороженое называлось, почему-то, «Погар».
Чешские девушки в большинстве своем очаровательно-уродливы, но с красивыми ногами. Чешское правительство о них позаботилось и издало указ о том, что все молоденькие официантки должны носить мини-юбки длиной не более 10 сантиметров от пупка, что этим девушкам очень идет.
В процессе отдыха нас свозили на денек в Прагу, где устроили экскурсию по городу и всяким достопримечательностям. Сначала поехали в «Градчаны» – там очень красивый костел и всякие старинные дома и сооружения. В настоящий момент там располагается чешское правительство, которое никогда не забывает о том, что Чехия – центр Европы, поэтому у каждого министра – свой отдельный замок. Нам рассказали кучу всяких красивых легенд, типа «а вот на эту площадь может встать любой чех и позвать Президента, который, если он не занят, выйдет на балкон и поговорит с народом». Последние пару десятков лет, кстати, Президент у них сильно занят. Костел в Градчанах действительно очень красив и впечатляющ. За какие-то 100 крон (5 долларов) вам разрешат попытаться сломать себе ногу в каменных подземельях, где демонстрируются куски старых каменных кладок, чтобы «иностранцы поняли, как чехи строили в старину». Из примет строительства старины в этих подземельях мне особенно понравился автомат с кока-колой. А у народа на площади наибольшей популярностью пользовался главный предмет старины – туалет за 2 кроны. По крайней мере, туда заходило большее количество народу.
Далее нас повели на «золотую улочку», которая состоит из прилепленных друг к другу двухэтажных домишек, где раньше жили всякие швеи-мотористки и кузнецы-надомники. Там и сейчас торгуют всяким безумно дорогим барахлом. Но дело у них идет нормально: все сувенирчики активно скупают японские туристы, которые бродят обвешанные всякими побрякушками, как настоящие туземцы. Наверху есть каменная галерея, полная всякими предметами старины, с которой в древние времена производилась оборона замка. Вдоль стен установлены козлы со всякими настоящими старинными пиками, копьями и прочим оружием ближнего боя. Это все разрешается трогать руками, поэтому, когда копья приходят в негодность, их выковывают заново в специальной кузнице (древки для копий коптят там же) и туристы снова могут лицезреть «подлинные предметы старины глубокой».
В конце «золотой улочки» стоит дом, о котором рассказали очередную красивую легенду: у местного князя была дочка, которую полюбил бедный чистильщик сортиров (или кузнец); князь, понятное дело, ни в какую не соглашался отдать единственную дочку за этого люмпена, но их юношеской дружбе помешал неожиданно появившейся ребенок, поэтому князь был вынужден их поженить. Но он придумал хитрую штуку, предложив золотарю (или кузнецу) поселиться в этом доме и за одну ночь выучиться играть на скрипке, и, как гласит легенда, чудо произошло – он выучился. Князь, однако, не сдержал условий контракта и удавил-таки этого пролетария. Красивая легенда. Она меня растрогала до слез. Правда, за домом оказался какой-то живой скрипач, который как бы в иллюстрацию к легенде наигрывал на своем приборе… пардон… инструменте нечто визгливое, что несколько смазало впечатление от легенды, так как если бы золотарь научился играть на скрипке так же, как это дитя природы, я бы его, на месте князя, не только удавил, а сварил бы в кипящем масле.
Потом нас поводили по Карловому мосту – это что-то типа измайловского вернисажа, но на мосту. Дольше 10 минут там нельзя находиться, так как запах марихуаны, которую курят дикие количества студентов из разных стран мира, может заставить вас забыться и купить что-нибудь из «произведений искусства», которые там продаются. Совершив этот ужасный поступок, вы уже никогда не сможете избавиться от такого произведения, так как любимым родственникам его просто нельзя подарить, а преподнести его теще – это будет слишком прозрачный намек. Естественно, на мосту масса художников, которые, нечувствительно превзойдя мастерство древних мастеров, сумеют написать ваш портрет не за две недели, а за двадцать минут. Портреты получаются красивые, но несколько стандартные: женщины на них один в один похожи на «Иржи з Падебрад», а мужчины – на объевшегося селедкой вьетнамца, торгующего китайскими куртками на муниципальном рынке «Войковский». У одного художника, кстати, висел довольно приличный портрет углем знаменитого престидиджи…тьфу… иллюзиониста Додика Копперфильда. По поводу этого портрета чехи мне с абсолютно серьезным лицом объяснили, что Давид недавно был на Карловом мосту, увидел там красивую часовенку и пожелал силой мысли перенести ее к себе в Америку. Потребовалось вмешательство половины населения Праги, чтобы отговорить его от этой мысли. Бедный Юрик, пардон, Додик! Опять ему не удалось продемонстрировать свое замечательное мастерство! Хорошо еще, что Ури Геллер туда не приезжал. Компьютеры-то он силой мысли останавливал, а вот попробовал бы он остановить тамошний «почитач».
Затем мы дошли (точнее – доползли, ибо я в последний раз такие расстояния преодолевал на ногах только в пионерском лагере) до Староминской площади, где я, преодолев сопротивление сопровождающих чехов, уселся пить пиво в открытом ресторанчике, вместо того чтобы, как было предусмотрено программой, смотреть на то, как из старинных часов в 18:00 выползают фигурки святых и заползают обратно. Я желал только одного: чтобы вокруг меня выползали и крутились кружки с пивом, а я бы сам при этом сидел на стуле, что, собственно, и было проделано, несмотря на всяческие махания руками и призывы сопровождающих чехов. Я только меланхолично повторял: «Мне и отсюда все прекрасно видно», упираясь взором в широченную спину немецкого бюргера. Так я и не увидел, как святые маршируют. Ну и ладно, в соответствующей песне об этом рассказано довольно подробно.
После этого нас повезли на Пражскую ВДНХ смотреть/слушать «музыкальные фонтаны». Само по себе это зрелище довольно интересное (мы его видели раньше): представьте себе здоровый (в ширину) бассейн, где располагается десяток каменных кругов, вокруг которых торчат фонтанные пиписончики. Внизу под этими кругами расположена куча прожекторов. Далее заводится какая-нибудь музыка, а «почитач» управляет запуском фонтанных струй и цветом. Выглядит это все довольно внушительно и красиво. Но чехи пошли другим путем. Они нас решили сводить на фонтанирующий балет (т. е. на фоне фонтана кто-то еще и танцует) «Лебединое озеро» Чайковского (так и вспоминается фраза из Драйзера «…доносились звуки „Сценки с ярмарки“ Римского-Корсакова», а рядом стоит примечание переводчика: «видимо, имеется в виду „Картинки с выставки“ Мусоргского»). Это надо было додуматься – повести русских на Пражскую ВДНХ на балет «Лебединое озеро», где фонтаны почти не фонтанировали (чтобы не забрызгать танцоров и не отвлекать внимание от их скромных усилий), а танцоры были из хореографического кружка при приюте начальной церковно-приходской школы для детей, страдающих дефектами двигательного аппарата, ибо, понятное дело, никакой профессиональный балет не будет танцевать холодным вечером на мокрой сцене, периодически заливаемой водой. Но костюмы у них были хорошие. Волшебник был одет «Бэтменом» – черная маска, черный плащ с красной подкладкой. Жуть. В общем, все это производило довольно смешное впечатление. Мой тесть (который был с нами на этой феерии) после представления заметил, что он первый раз видит такой шикарный балет, поставленный по музыке из кинофильма «Кавказская пленница».
Чехи, тем не менее, страшно гордятся этим балетом и считают, что это – лучшее, что у них есть (после «волосатого кнедлика»). Они вообще сильно гордятся всем своим. Перед фонтанами нас повезли смотреть «Выставку мод молодежной чешской моды». Это тоже демоническое зрелище. Обставлено все так, как в лучших домах Парижа: публика в вечерних платьях, официанты разносят шампанское (и пиво), куча кинокамер, словом, обстановка шикарного приема. И все это затеяно ради десятка манекенщиц, которые ходят по подиуму с грацией больного, страдающего ишиасом, натыкаются друг на друга и пытаются делать надменные лица (выглядит это примерно так же, как я пытался в 9 утра на лекции в институте изображать живейший интерес к «Истории КПСС» после пьянки, которая длилась до 8 утра). А почему «демонстрацией мод» называется таскание туда-сюда белья и спортивных костюмов из ближайшего магазина, этого я до сих пор не могу понять. После выступления манекенщиц было объявлено, что сейчас выступит величайшая чешская певица Здена Благик (это потом оказалась дочка одного из сопровождающих нас чехов) со своим ансамблем. Чехи встретили ее таким взрывом восторга, что я подумал: «Не дочка ли это самой Хелены Вондрачковой?». Учитывая, впрочем, тот факт, что у чехов из современной эстрады были только сама Хелена, безголосый Иржи Корн и, конечно, микрооргазмирующий чешский соловей Карел Готт, их восторг вполне понятен. Певица, правда, пела на удивление пристойно (она также сама себе аккомпанировала на гитаре), вот только что делал рядом с ней контрабасист – ума не приложу. Весь стиль его игры сводился к дерганью совершенно произвольных нот в совершенно произвольные моменты времени. Хорошо еще, что его плохо было слышно. Потом Здена объявила, что они сейчас исполнят инструментальную композицию, и на сцену в дополнение к этому ансамблю одиноких сердец выполз чахоточный кларнетист, который, как нам пояснила Здена, стал недавно победителем международного конкурса молодых кларнетистов. Я все-таки склонен думать, что он стал лучшим кларнетистом среди барабанщиков.
Ладно, хватит злословить: несмотря на все эти факты, чехи – народ доброжелательный и общаться с ними довольно приятно. Нам там, собственно, очень понравилось, несмотря на паршивое обслуживание в отеле. Просто в следующий раз придется селиться в 4-5-звездочный отель, где персонал работает не по социалистическим заветам. Вот, пожалуй, и все.
Р.S. Чуть не забыл: пиво там – замечательное.
Непутевые заметки по Египту
Я провел некоторые лингвистические исследования и составил небольшой словарик с переводами на русский язык некоторых слов и выражений:
«Еще пиво» – еще пива.
«Ой, упало» – ой, упало.
«Лед» – лед.
«Вепр» – свинья.
«Капр» – карп.
«Pani» – мужской туалет (а совсем не женский, как я сначала подумал).
«Виски» – виски (в смысле – алкогольный напиток).
«Туземски ром» – обычный ром; туземцами не пахнет.
«Татарска омачка» – паршивый майонез (в русском переводе меню, впрочем, дано нормальное название этого безобразия – «татрская омачка»).
«Иржи з Падебрад» – Иржи из Падебрад (кто бы мог подумать?).
«Вступ» – вход.
«Выступ» – выход.
«Двежесе завирани» – двери закрываются.
«Кава» – кофе (действительно он больше похож на каву).
«Кнедлик» – манное безобразие.
«Волосатый кнедлик» – убойное манное безобразие.
«Ешушка Мария» – Святая Мария.
«Хрен тебе по всей роже» – хрен тебе по всей роже (сначала я сильно удивился, когда услышал это выражение, потом оказалось, что его произнес наш инвалид-чернобылец, а совсем не чех).
«Диалектичска флуктуация» – диалектическая флуктуация и т. д.
Но самое гениальное чешское слово – это «пструх» (форель). Нам с Марией оно так понравилось, что мы его употребляли на каждом шагу, слагали с ним песенки и называли этим словом массу всяких людей и предметов. Официанты никак не могли понять, почему мы, заказав свинину и ризотто, сидим и битый час беседуем о форели (а звучала фраза типа: «Ты глянь – какой важный пструх пошел!»).
Во многих ресторанах и отелях есть меню и всякие «правила проживания» на русском языке. Перевод на русский – свеж и прекрасен. В меню нашего ресторанчика было блюдо, которое называлось «Евина сласть»; естественно, это оказались «мешанные яйца на шпеку». А «Правила проживания в разместительном помещении» – это вообще отдельная песня, жаль только, что мы их потеряли. Я оттуда помню только перлы типа: «Адменистрация разместительного помещения не имеет ответственность за вещи гостей оставленные в разместительных просторах».
Впрочем, у них самих с чешским языком есть определенные проблемы, иначе чем объяснить тот факт, что в разных ресторанах одинаковые блюда называются по-разному. Например, мы долго учили название мороженого: в нашем ресторанчике оно называлось… кошмар… «Змрзлина». Когда мы это слово все-таки выучили и попытались применить наши познания в другом кафе, то нас там не поняли, так как у них мороженое называлось, почему-то, «Погар».
Чешские девушки в большинстве своем очаровательно-уродливы, но с красивыми ногами. Чешское правительство о них позаботилось и издало указ о том, что все молоденькие официантки должны носить мини-юбки длиной не более 10 сантиметров от пупка, что этим девушкам очень идет.
В процессе отдыха нас свозили на денек в Прагу, где устроили экскурсию по городу и всяким достопримечательностям. Сначала поехали в «Градчаны» – там очень красивый костел и всякие старинные дома и сооружения. В настоящий момент там располагается чешское правительство, которое никогда не забывает о том, что Чехия – центр Европы, поэтому у каждого министра – свой отдельный замок. Нам рассказали кучу всяких красивых легенд, типа «а вот на эту площадь может встать любой чех и позвать Президента, который, если он не занят, выйдет на балкон и поговорит с народом». Последние пару десятков лет, кстати, Президент у них сильно занят. Костел в Градчанах действительно очень красив и впечатляющ. За какие-то 100 крон (5 долларов) вам разрешат попытаться сломать себе ногу в каменных подземельях, где демонстрируются куски старых каменных кладок, чтобы «иностранцы поняли, как чехи строили в старину». Из примет строительства старины в этих подземельях мне особенно понравился автомат с кока-колой. А у народа на площади наибольшей популярностью пользовался главный предмет старины – туалет за 2 кроны. По крайней мере, туда заходило большее количество народу.
Далее нас повели на «золотую улочку», которая состоит из прилепленных друг к другу двухэтажных домишек, где раньше жили всякие швеи-мотористки и кузнецы-надомники. Там и сейчас торгуют всяким безумно дорогим барахлом. Но дело у них идет нормально: все сувенирчики активно скупают японские туристы, которые бродят обвешанные всякими побрякушками, как настоящие туземцы. Наверху есть каменная галерея, полная всякими предметами старины, с которой в древние времена производилась оборона замка. Вдоль стен установлены козлы со всякими настоящими старинными пиками, копьями и прочим оружием ближнего боя. Это все разрешается трогать руками, поэтому, когда копья приходят в негодность, их выковывают заново в специальной кузнице (древки для копий коптят там же) и туристы снова могут лицезреть «подлинные предметы старины глубокой».
В конце «золотой улочки» стоит дом, о котором рассказали очередную красивую легенду: у местного князя была дочка, которую полюбил бедный чистильщик сортиров (или кузнец); князь, понятное дело, ни в какую не соглашался отдать единственную дочку за этого люмпена, но их юношеской дружбе помешал неожиданно появившейся ребенок, поэтому князь был вынужден их поженить. Но он придумал хитрую штуку, предложив золотарю (или кузнецу) поселиться в этом доме и за одну ночь выучиться играть на скрипке, и, как гласит легенда, чудо произошло – он выучился. Князь, однако, не сдержал условий контракта и удавил-таки этого пролетария. Красивая легенда. Она меня растрогала до слез. Правда, за домом оказался какой-то живой скрипач, который как бы в иллюстрацию к легенде наигрывал на своем приборе… пардон… инструменте нечто визгливое, что несколько смазало впечатление от легенды, так как если бы золотарь научился играть на скрипке так же, как это дитя природы, я бы его, на месте князя, не только удавил, а сварил бы в кипящем масле.
Потом нас поводили по Карловому мосту – это что-то типа измайловского вернисажа, но на мосту. Дольше 10 минут там нельзя находиться, так как запах марихуаны, которую курят дикие количества студентов из разных стран мира, может заставить вас забыться и купить что-нибудь из «произведений искусства», которые там продаются. Совершив этот ужасный поступок, вы уже никогда не сможете избавиться от такого произведения, так как любимым родственникам его просто нельзя подарить, а преподнести его теще – это будет слишком прозрачный намек. Естественно, на мосту масса художников, которые, нечувствительно превзойдя мастерство древних мастеров, сумеют написать ваш портрет не за две недели, а за двадцать минут. Портреты получаются красивые, но несколько стандартные: женщины на них один в один похожи на «Иржи з Падебрад», а мужчины – на объевшегося селедкой вьетнамца, торгующего китайскими куртками на муниципальном рынке «Войковский». У одного художника, кстати, висел довольно приличный портрет углем знаменитого престидиджи…тьфу… иллюзиониста Додика Копперфильда. По поводу этого портрета чехи мне с абсолютно серьезным лицом объяснили, что Давид недавно был на Карловом мосту, увидел там красивую часовенку и пожелал силой мысли перенести ее к себе в Америку. Потребовалось вмешательство половины населения Праги, чтобы отговорить его от этой мысли. Бедный Юрик, пардон, Додик! Опять ему не удалось продемонстрировать свое замечательное мастерство! Хорошо еще, что Ури Геллер туда не приезжал. Компьютеры-то он силой мысли останавливал, а вот попробовал бы он остановить тамошний «почитач».
Затем мы дошли (точнее – доползли, ибо я в последний раз такие расстояния преодолевал на ногах только в пионерском лагере) до Староминской площади, где я, преодолев сопротивление сопровождающих чехов, уселся пить пиво в открытом ресторанчике, вместо того чтобы, как было предусмотрено программой, смотреть на то, как из старинных часов в 18:00 выползают фигурки святых и заползают обратно. Я желал только одного: чтобы вокруг меня выползали и крутились кружки с пивом, а я бы сам при этом сидел на стуле, что, собственно, и было проделано, несмотря на всяческие махания руками и призывы сопровождающих чехов. Я только меланхолично повторял: «Мне и отсюда все прекрасно видно», упираясь взором в широченную спину немецкого бюргера. Так я и не увидел, как святые маршируют. Ну и ладно, в соответствующей песне об этом рассказано довольно подробно.
После этого нас повезли на Пражскую ВДНХ смотреть/слушать «музыкальные фонтаны». Само по себе это зрелище довольно интересное (мы его видели раньше): представьте себе здоровый (в ширину) бассейн, где располагается десяток каменных кругов, вокруг которых торчат фонтанные пиписончики. Внизу под этими кругами расположена куча прожекторов. Далее заводится какая-нибудь музыка, а «почитач» управляет запуском фонтанных струй и цветом. Выглядит это все довольно внушительно и красиво. Но чехи пошли другим путем. Они нас решили сводить на фонтанирующий балет (т. е. на фоне фонтана кто-то еще и танцует) «Лебединое озеро» Чайковского (так и вспоминается фраза из Драйзера «…доносились звуки „Сценки с ярмарки“ Римского-Корсакова», а рядом стоит примечание переводчика: «видимо, имеется в виду „Картинки с выставки“ Мусоргского»). Это надо было додуматься – повести русских на Пражскую ВДНХ на балет «Лебединое озеро», где фонтаны почти не фонтанировали (чтобы не забрызгать танцоров и не отвлекать внимание от их скромных усилий), а танцоры были из хореографического кружка при приюте начальной церковно-приходской школы для детей, страдающих дефектами двигательного аппарата, ибо, понятное дело, никакой профессиональный балет не будет танцевать холодным вечером на мокрой сцене, периодически заливаемой водой. Но костюмы у них были хорошие. Волшебник был одет «Бэтменом» – черная маска, черный плащ с красной подкладкой. Жуть. В общем, все это производило довольно смешное впечатление. Мой тесть (который был с нами на этой феерии) после представления заметил, что он первый раз видит такой шикарный балет, поставленный по музыке из кинофильма «Кавказская пленница».
Чехи, тем не менее, страшно гордятся этим балетом и считают, что это – лучшее, что у них есть (после «волосатого кнедлика»). Они вообще сильно гордятся всем своим. Перед фонтанами нас повезли смотреть «Выставку мод молодежной чешской моды». Это тоже демоническое зрелище. Обставлено все так, как в лучших домах Парижа: публика в вечерних платьях, официанты разносят шампанское (и пиво), куча кинокамер, словом, обстановка шикарного приема. И все это затеяно ради десятка манекенщиц, которые ходят по подиуму с грацией больного, страдающего ишиасом, натыкаются друг на друга и пытаются делать надменные лица (выглядит это примерно так же, как я пытался в 9 утра на лекции в институте изображать живейший интерес к «Истории КПСС» после пьянки, которая длилась до 8 утра). А почему «демонстрацией мод» называется таскание туда-сюда белья и спортивных костюмов из ближайшего магазина, этого я до сих пор не могу понять. После выступления манекенщиц было объявлено, что сейчас выступит величайшая чешская певица Здена Благик (это потом оказалась дочка одного из сопровождающих нас чехов) со своим ансамблем. Чехи встретили ее таким взрывом восторга, что я подумал: «Не дочка ли это самой Хелены Вондрачковой?». Учитывая, впрочем, тот факт, что у чехов из современной эстрады были только сама Хелена, безголосый Иржи Корн и, конечно, микрооргазмирующий чешский соловей Карел Готт, их восторг вполне понятен. Певица, правда, пела на удивление пристойно (она также сама себе аккомпанировала на гитаре), вот только что делал рядом с ней контрабасист – ума не приложу. Весь стиль его игры сводился к дерганью совершенно произвольных нот в совершенно произвольные моменты времени. Хорошо еще, что его плохо было слышно. Потом Здена объявила, что они сейчас исполнят инструментальную композицию, и на сцену в дополнение к этому ансамблю одиноких сердец выполз чахоточный кларнетист, который, как нам пояснила Здена, стал недавно победителем международного конкурса молодых кларнетистов. Я все-таки склонен думать, что он стал лучшим кларнетистом среди барабанщиков.
Ладно, хватит злословить: несмотря на все эти факты, чехи – народ доброжелательный и общаться с ними довольно приятно. Нам там, собственно, очень понравилось, несмотря на паршивое обслуживание в отеле. Просто в следующий раз придется селиться в 4-5-звездочный отель, где персонал работает не по социалистическим заветам. Вот, пожалуй, и все.
Р.S. Чуть не забыл: пиво там – замечательное.
Непутевые заметки по Египту
А все так тихо и скромно начиналось – с преферанса. Я всегда знал, что карты до добра не доводят. Итак, играли мы как-то втроем: моя жена Мария, приятель Андрюша (он, вообще-то, врач кафта… афта… кофта… офтальмолог, но это слово нормальный человек выговорить не может, не повредив все мышцы на языке, поэтому мы его зовем просто «глазник») и я. Изрядно подсев на мизере, Андрюша вдруг стал нас уговаривать совершить увеселительную поездку на теплоходе по Красному морю на Новый год. Мы первоначально эту идею приняли за бред его воспаленного воображения, поэтому стали ласково похлопывать его по спине, приговаривая: «Да, старичок, ты это… отдохнул бы, выпил бы джина, расслабился, глядишь – тебе полегчает!», но Андрюша распалился и стал расписывать все прелести поездки: тихоокеанский лайнер, который отплывет из Египта, должен долго носиться по морю, подобно ноевому ковчегу, но приплывет он не на гору Арарат (благосклонные читатели наверняка знают это святое место, где производится такой замечательный коньяк), а в Израиль, где планируются всякие экскурсии по местам боевой еврейской славы; на лайнере нас будут сопровождать специально приглашенные певцы и певицы; каждому пассажиру выдается полный комплект спасательного снаряжения, причем в фонарик на спасательном жилете вставлена работающая батарейка; все матросы на лайнере имеют высшее образование, чистые воротнички и читают в подлиннике переводы Маршака; на случай голодовки в трюмах приготовлена тонна экземпляров книги «Как угодить гурману»; на Новый год по всем мачтам будут зажжены огни святого Эльма, матросы исполнят зажигательный матросский танец святого Витта и т. д. Перспектива, конечно, была весьма заманчивой, хотя я не очень понял, в какие именно места меня будут сопровождать знаменитые певцы и певицы. Пятая порция джина сыграла свое решающее действие, и я таки дал свое согласие, так как моей детской мечтой было увидеть страну, где плотность евреев на душу населения превышает все мыслимые и немыслимые нормы.
На следующий день был проведен легкий брифинг с представителями туристической фирмы, где выяснилось, что все, о чем нам рассказал Андрей, – истинная правда, за исключением одной маленькой детали: лайнер зафрахтовать им не удалось, поэтому нам предложили просто недельный отдых на берегу Красного моря в лучших отелях египетского города Хургады. Это несколько меняло дело, так как теперь Новый год нам предстояло встретить в стране, где плотность уже арабов на душу населения превышала все мыслимые и немыслимые нормы, к чему лично я отнесся с некоторым предубеждением. Однако, вспомнив о своей дружбе с арабом из далекого города Брюсселя, я согласился.
До отъезда оставалась неделя, которую я провел с большой пользой для собственного кругозора, прослушивая лекции многочисленных знакомых, которые уже отдыхали в Хургаде. От них я узнал массу интересных и поучительных историй: о невероятном коварстве арабов; о ненависти этой страны к горячительным напиткам, поражающей душу русского человека; о том, что на верблюда можно сесть бесплатно, но слезть с него можно только за тридцать долларов (экие у них там иудистые верблюды); о том, в какие места нужно прятать вытащенные из воды коралловые веточки, чтобы тебя не оштрафовала местная полиция, и т. д.
Вооруженный всеми этими знаниями, я накупил двадцать килограммов всяких газет и журналов (которые, как известно из советских времен, заменяют одну книгу «Три Мушкетера» Александра Сергеевича Дюма), восемь баночек джина с тоником (чтобы было чем развлекаться в полете), с достоинством отбрил обнаглевшего аэрофлотчика, который требовал доплаты за лишние двадцать килограммов моего живого веса, и загрузился в самолет. Время в полете пролетело незаметно за распитием джина и чтением интереснейшей статьи об истории авиакатастроф от полетов братьев Монгольфье до сегодняшних дней.
Когда количество посадок совпало с количеством взлетов, мы оказались в аэропорту города-негодяя Хургады, где сразу отвыкли мечтать о спокойном и безмятежном отдыхе.
Началось все со знаменитой египетской таможни, где толпилось дикое количество людей из разных стран мира, которые судорожно заполняли какие-то специальные арабские декларации (текст на них был, естественно, написан по-арабски) и стояли затем в диких очередях к двум окошечкам, где восседали важные таможенники, которые весьма величественно шлепали на эти декларации штампик «уплочено». Каждое священнодействие штампиком вызывало у них такой упадок сил, что они были вынуждены закрывать свои окошки на перерыв и подбадривать себя пятью-восемью сигаретками и парой-тройкой чашечек кофе, обсуждая последнюю редакцию Корана со своими помощниками.
Туристы из других стран, конечно, сильно терялись от этих очередей, но нам, прожженным советским гражданам (еще помнящим, что такое очередь за туалетной бумагой), эти проблемы были нипочем. Поэтому мы быстро поймали одного из снующих по толпе арабов, выдали ему пачку паспортов с декларациями (мы летели целой туристической группой в двадцать человек) и пять долларов в национальной американской валюте, после чего этот сын пустыни резво побежал к таможеннику, поделился с ним парой долларов плюс пачкой наших паспортов, и через десять минут мы уже были официально приняты на египетской земле.
Выйдя из аэропорта, я сразу стал искать глазами знаменитые пирамиды, но их нигде не было видно, зато очень хорошо было видно толпу арабов – носильщиков/сопровождальщиков/подгоняльщиков/попрошальщиков, которые изыскивали любые способы, чтобы выклянчить/вытребовать определенное количество денег с поступающих туристов. Их метод действия был прост и гениален: араб с дикой скоростью подбегал ко мне, вырывал из рук сумку и с еще более дикой скоростью убегал в совершенно произвольном направлении, крича: «Автобус, масса! Быстро, эфенди! Сейчас добегу, сэр! Полный порядок, господин! Дай сигарету, товарищ!». При моей комплекции бегать его догонять было несколько обременительно (тем более что когда я его догонял, араб сразу начинал клянчить деньги), поэтому я нашел простой, но эффективный способ противодействия: как только у меня из руки вырывалась сумка и араб убегал в таинственную даль, я резко швырял в него другую сумку и довольно ловко сшибал его как кеглю. После этого данный араб оставлял меня в покое, даже не требуя оплаты.
Через некоторое время вдоль аэропорта забегал весьма изможденного вида араб, который, тем не менее, орал на всю площадь, как бешеный верблюд (я, правда, ни разу не слышал, как именно орут бешеные верблюды, но сравнение считаю удачным, поэтому в тексте его оставлю): «Бич альбатрос! Бич альбатрос!». Я немедленно начал дрожать всем своим телом (кстати, это довольно кошмарное зрелище – дрожание всего моего тела), ожидая нападения гигантской птицы – истинного бича этих мест, но внезапно вспомнил, что именно так называется отель, куда мы должны поселиться.
Углядев автобус, на который указывал этот макароннообразный араб, я направился туда, постепенно прибавляя шаг (насколько это возможно при моей комплекции). По пути к автобусу пришлось опять же отбиваться от назойливых египтян, которые избрали уже новую тактику и пытались вырвать у меня сумки с криками: «Сервис, сэр! Бесплатно, сэр, эфенди, масса, господин!». Зная, что если араб не требует за свои услуги деньги, то это – мертвый араб, я, тем не менее, сумок не отдавал (и, как выяснилось, правильно, так как с остальных эти подлые сыны пустыни денег-таки стребовали). В автобусе уже сидели наши, в конце его стоял очередной араб (Боже! Как же их было много в этой стране!), могучим корпусом загораживающий все последние сиденья и принимающий багаж, чтобы сложить его сзади. Излишне говорить, что за это невинное действие он также требовал денег, приговаривая (по-русски): «Чай, товарищ! Чай!». Я отдал ему наш багаж и на его стереотипную фразу величественно ответил: «Спасибо, друг! Не надо чая. Я уже выпил». Араб растерялся (явление, вообще говоря, для них нехарактерное) и от меня отстал. Когда все задние сиденья автобуса были заполнены багажом, арабы неожиданно выяснили, что все остальные сиденья заняты русскими туристами, в проходе их толпится штук пять и рядом с автобусом стоит еще десяток. После пятиминутного размышления они сообразили, что багаж теперь нужно переложить на крышу автобуса (у них на крыше всех небольших автобусов расположено багажное отделение, к которому никогда не ведет никакой лестницы, поэтому арабы проявляют чудеса автобусолазания, чтобы все-таки туда добраться; я много раз с интересом следил за их поползновениями по боку автобуса на крышу в надежде, что кто-нибудь из них сломает себе шею, но все мои ожидания были тщетны: они – очень ловкие, эти арабы). Перемещение багажа ими делалось весьма просто и эффективно: один араб забирался на крышу, другой брал сумку и стремительно пытался сшибить ею араба наверху; тот носился, как сумасшедший, по крыше, увертываясь от летящих предметов багажа, по пути распинывая их по крыше автобуса в сложной, одному ему известной последовательности. Наблюдая за их действиями, я вспомнил, что в сумке у меня лежит литровая бутылка отличного виски, которой вряд ли может понравиться полет в сумке на крышу, поэтому я сказал подкидывающему арабу: «Берегись, дитя пустыни! Бутылка виски в моей сумке имеет все шансы стать источником нового дипломатического конфликта! Если она погибнет – горе тебе! Горе твоему дому и всему Египту, какие бы пирамиды не произрастали на его территории!». Как ни странно (так как я свою суровую фразу произнес по-русски), араб сделал для себя определенные выводы, поэтому моя сумка была подкинута наверх не на десять метров, а всего на пять.
На следующий день был проведен легкий брифинг с представителями туристической фирмы, где выяснилось, что все, о чем нам рассказал Андрей, – истинная правда, за исключением одной маленькой детали: лайнер зафрахтовать им не удалось, поэтому нам предложили просто недельный отдых на берегу Красного моря в лучших отелях египетского города Хургады. Это несколько меняло дело, так как теперь Новый год нам предстояло встретить в стране, где плотность уже арабов на душу населения превышала все мыслимые и немыслимые нормы, к чему лично я отнесся с некоторым предубеждением. Однако, вспомнив о своей дружбе с арабом из далекого города Брюсселя, я согласился.
До отъезда оставалась неделя, которую я провел с большой пользой для собственного кругозора, прослушивая лекции многочисленных знакомых, которые уже отдыхали в Хургаде. От них я узнал массу интересных и поучительных историй: о невероятном коварстве арабов; о ненависти этой страны к горячительным напиткам, поражающей душу русского человека; о том, что на верблюда можно сесть бесплатно, но слезть с него можно только за тридцать долларов (экие у них там иудистые верблюды); о том, в какие места нужно прятать вытащенные из воды коралловые веточки, чтобы тебя не оштрафовала местная полиция, и т. д.
Вооруженный всеми этими знаниями, я накупил двадцать килограммов всяких газет и журналов (которые, как известно из советских времен, заменяют одну книгу «Три Мушкетера» Александра Сергеевича Дюма), восемь баночек джина с тоником (чтобы было чем развлекаться в полете), с достоинством отбрил обнаглевшего аэрофлотчика, который требовал доплаты за лишние двадцать килограммов моего живого веса, и загрузился в самолет. Время в полете пролетело незаметно за распитием джина и чтением интереснейшей статьи об истории авиакатастроф от полетов братьев Монгольфье до сегодняшних дней.
Когда количество посадок совпало с количеством взлетов, мы оказались в аэропорту города-негодяя Хургады, где сразу отвыкли мечтать о спокойном и безмятежном отдыхе.
Началось все со знаменитой египетской таможни, где толпилось дикое количество людей из разных стран мира, которые судорожно заполняли какие-то специальные арабские декларации (текст на них был, естественно, написан по-арабски) и стояли затем в диких очередях к двум окошечкам, где восседали важные таможенники, которые весьма величественно шлепали на эти декларации штампик «уплочено». Каждое священнодействие штампиком вызывало у них такой упадок сил, что они были вынуждены закрывать свои окошки на перерыв и подбадривать себя пятью-восемью сигаретками и парой-тройкой чашечек кофе, обсуждая последнюю редакцию Корана со своими помощниками.
Туристы из других стран, конечно, сильно терялись от этих очередей, но нам, прожженным советским гражданам (еще помнящим, что такое очередь за туалетной бумагой), эти проблемы были нипочем. Поэтому мы быстро поймали одного из снующих по толпе арабов, выдали ему пачку паспортов с декларациями (мы летели целой туристической группой в двадцать человек) и пять долларов в национальной американской валюте, после чего этот сын пустыни резво побежал к таможеннику, поделился с ним парой долларов плюс пачкой наших паспортов, и через десять минут мы уже были официально приняты на египетской земле.
Выйдя из аэропорта, я сразу стал искать глазами знаменитые пирамиды, но их нигде не было видно, зато очень хорошо было видно толпу арабов – носильщиков/сопровождальщиков/подгоняльщиков/попрошальщиков, которые изыскивали любые способы, чтобы выклянчить/вытребовать определенное количество денег с поступающих туристов. Их метод действия был прост и гениален: араб с дикой скоростью подбегал ко мне, вырывал из рук сумку и с еще более дикой скоростью убегал в совершенно произвольном направлении, крича: «Автобус, масса! Быстро, эфенди! Сейчас добегу, сэр! Полный порядок, господин! Дай сигарету, товарищ!». При моей комплекции бегать его догонять было несколько обременительно (тем более что когда я его догонял, араб сразу начинал клянчить деньги), поэтому я нашел простой, но эффективный способ противодействия: как только у меня из руки вырывалась сумка и араб убегал в таинственную даль, я резко швырял в него другую сумку и довольно ловко сшибал его как кеглю. После этого данный араб оставлял меня в покое, даже не требуя оплаты.
Через некоторое время вдоль аэропорта забегал весьма изможденного вида араб, который, тем не менее, орал на всю площадь, как бешеный верблюд (я, правда, ни разу не слышал, как именно орут бешеные верблюды, но сравнение считаю удачным, поэтому в тексте его оставлю): «Бич альбатрос! Бич альбатрос!». Я немедленно начал дрожать всем своим телом (кстати, это довольно кошмарное зрелище – дрожание всего моего тела), ожидая нападения гигантской птицы – истинного бича этих мест, но внезапно вспомнил, что именно так называется отель, куда мы должны поселиться.
Углядев автобус, на который указывал этот макароннообразный араб, я направился туда, постепенно прибавляя шаг (насколько это возможно при моей комплекции). По пути к автобусу пришлось опять же отбиваться от назойливых египтян, которые избрали уже новую тактику и пытались вырвать у меня сумки с криками: «Сервис, сэр! Бесплатно, сэр, эфенди, масса, господин!». Зная, что если араб не требует за свои услуги деньги, то это – мертвый араб, я, тем не менее, сумок не отдавал (и, как выяснилось, правильно, так как с остальных эти подлые сыны пустыни денег-таки стребовали). В автобусе уже сидели наши, в конце его стоял очередной араб (Боже! Как же их было много в этой стране!), могучим корпусом загораживающий все последние сиденья и принимающий багаж, чтобы сложить его сзади. Излишне говорить, что за это невинное действие он также требовал денег, приговаривая (по-русски): «Чай, товарищ! Чай!». Я отдал ему наш багаж и на его стереотипную фразу величественно ответил: «Спасибо, друг! Не надо чая. Я уже выпил». Араб растерялся (явление, вообще говоря, для них нехарактерное) и от меня отстал. Когда все задние сиденья автобуса были заполнены багажом, арабы неожиданно выяснили, что все остальные сиденья заняты русскими туристами, в проходе их толпится штук пять и рядом с автобусом стоит еще десяток. После пятиминутного размышления они сообразили, что багаж теперь нужно переложить на крышу автобуса (у них на крыше всех небольших автобусов расположено багажное отделение, к которому никогда не ведет никакой лестницы, поэтому арабы проявляют чудеса автобусолазания, чтобы все-таки туда добраться; я много раз с интересом следил за их поползновениями по боку автобуса на крышу в надежде, что кто-нибудь из них сломает себе шею, но все мои ожидания были тщетны: они – очень ловкие, эти арабы). Перемещение багажа ими делалось весьма просто и эффективно: один араб забирался на крышу, другой брал сумку и стремительно пытался сшибить ею араба наверху; тот носился, как сумасшедший, по крыше, увертываясь от летящих предметов багажа, по пути распинывая их по крыше автобуса в сложной, одному ему известной последовательности. Наблюдая за их действиями, я вспомнил, что в сумке у меня лежит литровая бутылка отличного виски, которой вряд ли может понравиться полет в сумке на крышу, поэтому я сказал подкидывающему арабу: «Берегись, дитя пустыни! Бутылка виски в моей сумке имеет все шансы стать источником нового дипломатического конфликта! Если она погибнет – горе тебе! Горе твоему дому и всему Египту, какие бы пирамиды не произрастали на его территории!». Как ни странно (так как я свою суровую фразу произнес по-русски), араб сделал для себя определенные выводы, поэтому моя сумка была подкинута наверх не на десять метров, а всего на пять.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента