Страница:
К ночи я сильно оголодал (а арабского магазина найти еще не успел), поэтому мы опять отправились на ресторанную улочку, чтобы как следует поужинать. В моем понимании ужин — это не обед. После обеда еще следует ужин, поэтому к обеду можно отнестись легкомысленно. После ужина же ничего не следует, поэтому организм надо в должной мере насытить перед сном. Мало ли, в конце концов, какие тяжкие испытания нас ждут во сне? Поэтому мы часа полтора ходили из ресторана в ресторан, где я изучал меню и наблюдал за размерами блюд на столах. Наконец, в десятом по счету итальянском ресторанчике мне показалось, что я нашел свое пристанище для ужина: небольшое вытянутое помещение, отделанное деревом, в котором сидело много простых английских парней и девчат и с дикими криками уписывало огромные мясные блюда, запивая это счастье реками пива и вина. Я твердо сказал, что буду есть здесь, поэтому мы сели за стол и стали изучать меню. К этому моменту мое чувство голода уже настолько поглотило все мое естество, что даже затмило чувство Любви к Родине и чувство Глубокого Удовлетворения, которое присуще всем советским людям. Самое главное было — правильно выбрать блюдо. Чтобы оно было не просто большим, а гигантским! Ибо все в этом мире должно быть соразмерно. Между тем задача стояла не простая, так как из английского меню внятно прочитать я мог только аналоги русских слов “Whiskey” и “Gin”. Наконец, мое внимание привлекла фраза “Huge of mussels”. Слово “Huge” я помнил из компьютерных игр. Оно означало — «Дикое количество». Именно это мне сейчас и было нужно. А “mussels” я, не особенно напрягаясь, перевел как «мослы». Мослы — они и в Лондоне мослы. Дикое количество мословатых свиных ножек — больше ничего от этого ресторана я и не требовал. Сделав заказ, я стал с чувством некоторого превосходства посматривать на окружающие столики, где простой английский народ рубал гигантские свиные отбивные и пиццы размером с тележное колесо. Прошло примерно полчаса, я уже отгрыз кусок у меню и съел половину солонки, как вдруг появилось аж два официанта, которые торжественно поставили передо мной гигантскую кастрюлю. Я резко сорвал с нее крышку и … увидел кучу вареных мидий, которые ненавижу с детства. Признаться, дальше я вел себя довольно неприлично… Орал на ни в чем не повинных официантов: «Уберите немедленно эти кнедлики! Сами жрите эти членистоногие! Я требую российского консула!» и т.д., но Марии удалось меня успокоить, скормив килограмм риса с овощами из своей тарелки.
На следующий день мы отправились болтаться по Лондону. Первым делом было запланировано посетить Гайд-парк. Погода была — типичная лондонская: ярко светило солнце при температуре 30 градусов тепла (стереотипы у нас в этой стране ломались на каждом шагу). Мы вышли из отеля и стали пытаться сориентироваться по карте, которая, как оказалось, была выпущена во время второй мировой войны англичанами специально для германских летчиков. Поэтому, несмотря на мою «пятерку» по спортивному ориентированию, мы медленно, но верно удалялись от Гайд-парка, пока не догадались спросить направление у прохожего. Вот этот мужчина действительно был похож на настоящего английского джентльмена: седая бородка, благородный вид, костюм с твидовым пиджаком. Впрочем, после пяти минут болтовни на английском мы выяснили, что он — русский.
Коренные англичане, кстати, в плане помощи блуждающим туристам очень выгодно отличаются от надутых бельгийцев. Не то чтобы они бросались на шею от восторга при просьбах о помощи, но всегда вежливо выслушивали и очень четко давали указания, куда идти.
Гайд-парк собой представляет довольно большое пространство с бесконечными английскими газончиками и довольно редкими деревьями. Практически нигде в парке не продается кока-кола и «быстрая еда», поэтому даже иностранцы в парке обычно не мусорят. Англичане Гайд-парк в основном используют для пробежек трусцой. Несмотря на то, что каждые пять метров встречаются специальные баки для собачьих экскрементов, собак я там практически не видел. Хорошо было гулять в Гайд-парке! Все-таки такое известное место! Погулял по парку, упал на газончик, пожрали тебя какие жучки, поднялся, опять погулял, опять упал, опять пожрали — словом, масса удовольствия. Под конец прогулки мы добрались до знаменитого «угла Гайд-парка», где, если верить брошюркам и сообщениям аккредитованных в Лондоне советских корреспондентов, проводятся такие острые политические баталии. На углу, тем не менее, было тихо и пустынно, несмотря на выходной день. Кстати, за все две недели пребывания в Лондоне (а мы в Гайд-парк ходили чуть ли не каждый день) никаких дискуссий там не проводилось. Только один раз при нас молодой человек залез на бак для собачьих какашек (ибо именно этим и являются знаменитые «трибуны Гайд-парка»), проорал что-то свое, но потом оказалось, что это — русский турист, который просто хотел сфотографироваться.
Безусловно, Лондон — очень красивый и впечатляющий город, который посещает просто бездна всевозможных туристов. В Париже, кстати, иностранцы как-то не были особенно заметны, а в Лондоне кажется, что все население только и состоит из китайцев, японцев, арабов, немцев и русских.
Нагулявшись в Гайд-парке, мы вернулись в район отеля и посетили тот самый итальянский ресторанчик, в котором я опозорился с этими мидиями накануне. На этот раз я был вооружен русско-английским разговорником, с помощью которого перевел меню и заказал «свиные ребрышки барбекью», которые представляли собой две огромные полоски вкуснейших ребер шириной сантиметров в шестьдесят, положенные на тарелку и снабженные отдельной миской с картошкой. Вот тут-то и вернулось назад Чувство Глубокого Удовлетворения, которое я почти потерял. Кстати, при достаточно низких ценах обслуживание в ресторанчике просто восхитительное. Там принята система, которая мне особенно нравилась в Чехии: за официантом не закрепляются конкретные столики, а они просто носятся по залу, принимая заказы у любых посетителей; заказ отмечается на бумажке, которая лежит у менеджера ресторана, по ней вы и расплачиваетесь перед уходом. Таким образом, вам не приходится вылавливать «вашего» официанта, чтобы он принес еще ведро пива или пепельницу; достаточно поймать за рубашку (или за юбку) проносящегося мимо официанта, и ваш заказ будет исполнен через пару минут. Название ресторана и улицу я намерено не сообщаю, так как мне совсем не улыбается стоять в очереди за местом в этом заведении при следующем посещении Лондона.
Пару дней мы только и гуляли по Лондону (погода все время стояла восхитительная), а между тем уже приближалось время начинать учебу в школе, а следовательно, пора было отправляться на проживание к типично английской старушке. Мы созвонились со школой и взяли ее адрес. По договору с фирмой нам предстояло прожить у старушки две недели, в течение которых она нас будет кормить завтраком и ужином (в договоре конкретное меню не было указано, но стояла фраза — «питательные завтрак и ужин»). Я вызвал такси, мы расплатились с отелем и поехали по указанному адресу. Ехали довольно долго. Минут сорок. Это притом, что переезжали из первой зоны во вторую, а весь Лондон занимает то ли шесть, то ли семь зон. Кварталы за окном такси становились все беднее и приземистее, но архитектура почти везде была примерно одинаковая: трех-четырехэтажные, вплотную стоящие друг к другу домишки. По пути Мария заметила, что мы еще правильно выбрали страну для изучения английского (в фирме на выбор давалось несколько стран).
— Представляешь, — сказала Мария, — поехали бы мы в Америку, а нас там поселили в Гарлем к негритянской мамми!
Наконец, такси остановилось на узкой улочке, рядом с типичным трехэтажным белым домиком. Мы вытащили вещи, подошли к двери и позвонили. Дверь открылась, и… (слишком маленькая пауза получается; должна быть длиннее) И………. На пороге стояли два чернокожих ребятенка: девочка лет шести и мальчик лет двенадцати. Оставалась еще слабая надежда на то, что это — дети старушкиной экономки, но и она быстро развеялась после слов мальчика: «Заходите и подождите пару минут. Мама сейчас спустится». Было бы наивно предполагать, что у английской старушки совсем недавно родились два симпатичных чернокожих ребятенка, поэтому мы распрощались со всеми надеждами и приготовились к худшему…
Поймите нас правильно! Мы — не расисты и ничего не имеем против чернокожего населения Америки или Африки. Но трансформация традиционной английской старушонки, вспоминающей ТЕ ВРЕМЕНА, в чернокожую мисс нас несколько шокировала. Я был готов слушать рассказы про то, какой забавный был Принц Чарльз в младенчестве, но в сотый раз слушать вольное изложение «Хижины Дяди Тома» нам вовсе не улыбалось (а я по литературе получил за эту книжку четверку и считал, что с ней уже «завязал» на всю жизнь). Мы растерянно стояли с вещами в гостиной, а Кристин (так звали эту псевдобабульку) каждые пятнадцать минут орала со второго этажа о том, что через пять минут она закончит уборку и спустится. Так прошло часа полтора, во время которых мы скрупулезно подсчитывали наши финансы, чтобы выяснить, хватит ли денег на пару недель проживания хотя бы в трехзвездочном отеле. Денег явно не хватало. Наконец, Кристин спустилась (она оказалась тридцатипятилетней негритянкой с Ямайки) и начала тарахтеть, как пулемет, объясняя правила проживания в ее доме. Она так старалась правильно выговаривать английские слова, что понять ее было довольно трудно. Двенадцатилетнего парня ее звали Дэвид, а дочку — Имоджин. Дэвид почему-то был одет в баскетбольную форму. Пока мы ждали Кристин, Мария завела разговор с Дэвидом и спросила: «А ты что — баскетболист? А в какой команде ты играешь?», на что Дэвид очень удивился и ответил, что нигде он не играет и что это у него просто такая форма одежды.
Потом Кристин нам стала показывать свой дом. Его архитектура и размеры были вполне типичны для Лондона. На первом этаже располагались: узенький коридорчик при входе, гостиная величиной метров восемь и малюсенькая кухонька метров пяти. За домом находился садик метров тридцати, обнесенный со всех сторон высоким забором. В садике ничего не росло, кроме грядки с какой-то травой и двух розовых кустов. На втором этаже располагались небольшая спальня (куда нас поселили), малюсенькая комнатка, заваленная кучей какого-то барахла, и довольно большая ванная комната (краны на раковине, разумеется, были раздельные). И на третьем этаже находились две малюсенькие комнатки. Таким образом, общая площадь этого трехэтажного дома едва превышала размер нашей трехкомнатной квартиры.
Кристин была просто помешана на чистоте (что поначалу, конечно, весьма обрадовало, но потом стало сильно раздражать). По всему дому в диких количествах были расставлены всякие жидкие, сыпучие и желеобразные средства для чистки, которыми Кристин непрерывно терла, скребла и надраивала все в доме, включая пищевые продукты. Было уже время обеда (который в этом доме нам не полагался), поэтому мы решили отправиться погулять по окрестностям и где-нибудь перекусить. Кристин нам прочла краткую лекцию по технике безопасности в данном районе, из которой следовало, что нужно одеться как можно победнее, обязательно снять с себя дорогие часы, драгоценности и кольца, а также взять только ту сумму денег, которую мы собираемся потратить, и никак не больше. Разумеется, нас это все очень сильно порадовало. Сделав необходимые приготовления, мы отправились пообедать, будучи готовыми уже ко всему. Кстати, часы я так и не снял.
— Часы, — сказал я грозно, — не сниму! Если какой-нибудь негр, — сказал еще более грозно, — захочет у меня их отобрать, я лучше сниму их сам и просто этими же часами его и убью.
Улица вполне соответствовала нашему настроению. Почти безлюдный квартал, наглухо закрытые железными шторами витрины небольших магазинчиков (было воскресенье), стоящие по краям дороги переполненные мусорные баки, из которых ветер разносил по тротуару обрывки бумажек, картонные пакеты и банки из-под пива. Прохожие навстречу попадались раз в пять минут, и все они были чернокожие. Словом, не Лондон, а какое-то негритянское гетто. Наконец, через два квартала мы обнаружили открытую закусочную (арабскую, разумеется), где за гамбургером с банкой пива обсудили ситуацию. Выводы, впрочем, были сделаны неутешительные. Денег на проживание в течение пары недель в приличном отеле нам бы явно не хватило (в это время меньше, чем за сто фунтов в день, а это практически 200 долларов, номер было не найти), искать совсем дешевку — это не отличалось бы от дома Кристин, селиться в студенческое общежитие нам уж точно не хотелось. Оставалось только стиснуть зубы и постоянно твердить себе: «Я здесь для того, чтобы изучить английский, каких бы лишений мне этого не стоило!», что мы и сделали.
Вечером Кристин устроила праздничный ужин по случаю нашего появления в ее квартире (кстати сказать, мы были ее первые «студенты»). Дети были просто в восторге, когда увидели это праздничное изобилие на столе: тарелка с салатом, тарелка вареной картошки, миска с вареным рисом и гвоздь программы — банка тушенки (Мария объяснила Кристин, что без мяса я питаться не буду). Пока все пиршествовали, я в уме успел подсчитать, во сколько нам обойдутся ужины в городе в течение двух недель.
На следующий день мы на электричке отправились в школу, которая располагалась на Роупел-стрит, совсем рядом с вокзалом Ватерлоо. Как оказалось, единственное, в чем нам повезло, — это то, что он дома Кристин до школы с помощью электрички можно было добраться за каких-то полчаса. Как потом выяснилось, многие студенты жили в часе, полутора и даже двух часах езды от школы. Электрички в Лондоне — довольно удобный вид транспорта и относительно недорогой, если догадаться сразу купить проездной на всю неделю (для сравнения: проездной на всю неделю стоит 20 фунтов, а разовая поездка — пять фунтов). Схема движения электричек для непосвященных сначала кажется довольно сложной, так как на плакате расписаны какие-то роутинги, гейты и т.д., но мне после опыта работы во всяких компьютерных сетях в этом разобраться было не сложно. Впрочем, мы все равно ухитрились сесть не на ту электричку и заехали в банковскую часть Лондона, откуда до школы добирались уже на такси.
Международная Школа Изучения Английского Языка Иностранными Студентами оказалась маленьким двухэтажным кирпичным зданием с тенистым двориком, где толпилось дикое количество студентов разных национальностей, возрастов, вероисповеданий и цветов кожи. Первое, что нам бросилось в глаза, — это квадратные глаза сидящей на скамейке нашей знакомой Лады, которая предыдущим днем прилетела из Москвы, чтобы присоединиться к нам для обучения в этой школе. Такая странная форма глаз, как оказалось, была вызвана тем, что она на таможне ощутила все прелести отношения к гостям из России: ее продержали там часа два, переворошили весь багаж, чуть ли не взрезали швы на одежде в поисках наркотиков, разговаривали очень грубо и постоянно провоцировали на то, чтобы она забрала вещички и первым же самолетом отправилась обратно в Москву. И это притом, что Лада, во-первых, никак не производит впечатления девицы определенного поведения; во-вторых, имела на руках все визы и приглашение в эту школу; в-третьих, в Москве у нее остались муж и маленький ребенок, так что трудно было предположить, что она захочет остаться на родине Пола Маккартни навсегда.
Тем временем из недр школы появилась команда преподавательского состава, одна из дам-преподавательниц взобралась ногами на скамейку и начала краткую лекцию прямо во дворе школы. Я не очень следил за содержанием этого обращения к студентам, так как во дворе было довольно шумно. Вероятно, она рассказывала о славном трудовом пути, который прошла эта школа, о боевых традициях, которые хранят эти древние стены, о замечательных людях, которые учились в этом заведении: Абрам Линкольн, Сара Бернар и Ликок де Буабодран. Впрочем, может, я чего и перепутал. Затем выступила другая дама, которая сказала, что мы должны будем написать тест, по результатам которого нас зачислят в группы. Далее она представила куратора по культурной программе — некоего Пола, который оказался препротивнейшим юнцом лет восемнадцати, который непрерывно кривлялся (считая, вероятно, что он выглядит Томом Крузом) и отпускал настолько сальные шуточки, что даже я их понимал.
После этого нам устроили перерыв часа в три, который мы провели сидючи на стульчиках во дворе этой школы. Я меланхолично рассматривал молодежь, которая носилась по двору, курила марихуану, кадрилась, выбирала пепси, и в моей голове зрела упорная мысль о том, что единственная фраза, которую мне стоило бы выучить до поездки, это “I’m too old for this shit”… Когда настроение стало совсем паршивым, я попытался устроить локальный бунт на корабле, заявив, что отказываюсь учиться в этой школе, но Мария сделала ряд блистательных противоракетных маневров, отведя меня в ближайший паб и напоив пивом до такого состояния, что я пообещал хотя бы попробовать поучиться пару-тройку дней.
Тест писали часа два. В общем, ничего особенного: чтение, слушание, понимание, глаголы (в какой форме ими надо жечь сердца людей), вписать пропущенное слово и прочая лабуда. После пяти пинт пива я с глаголами расправился довольно быстро, так как сразу написал, что для них наиболее подходящее время — эпоха раннего Возрождения. Текст на слух тоже воспринимался довольно легко: «Жил был простой мальчик Пит, который имел своих родителей, имел своего кота Бутси, птичку Зизивер и собачку Понго-Понго. Он также имел дом, который имел окно. Однажды птичка Зинзивер через помощь окна воспоследовала за территорию, где ее таки имел поесть (именно так переводится эта временная форма) кот Бутси. Простой мальчик Пит был в голубом, а потом собачка Понго-Понго съела кота Бутси. И остался Пит один-одинешенек, потому что собачка вскоре сбежала, а его папа был сгорел и стал неиспользованный». Пиком сложности теста стало задание написать в свободной форме о своем хобби. Я так и написал: «Мое хобби — мир во всем мире. I like мир so much»… Ну, далее вы поняли. По результатам теста нас должны были определить в одну из четырех групп: начинающий, полуфабрикат, передок ботинка полуфабриката, нонконформист (beginner, intermediate, upperintermediate, advanced). Меня почему-то определили аж в полуфабрикаты, хотя я и на начинающих не очень-то рассчитывал. Вероятно, моя коронная фраза и здесь сыграла свою роль. В этот же день нас разбили по группам (я оказался один-одинешенек, так как Марию и Ладу распределили в другие группы) и выдали расписание занятий на две недели.
На следующий день я, прям как первый раз в первый класс, выпил пива и пошел учиться. Группы были составлены таким образом, чтобы вместе училось как можно больше представителей различных великих и невеликих народов. Впрочем, процентное соотношение итальянцев и японцев по отношению ко всем остальным явно преобладало, так как только в моей группе было шесть итальянцев и четыре японца. Разговаривать друг с другом на родном языке по всей территории школы было запрещено, однако итальянцев это ничуть не смущало и они непрерывно тарахтели, как пулеметы, обсуждая на итальянском свои насущные проблемы. Я же был в группе только один русифицированный, поэтому толком поговорить смог только с чехом, который со мной любезно поделился воспоминаниями о «пражской весне». Впрочем, кроме слов «кнедлик» и «пиво», я все равно ничего не понял. На первом же занятии произошло «испытание английским языком». Нас заставили общаться друг с другом и рассказывать о всякой ерунде: где учишься, работаешь, что делаешь в свободное от работы время, как зовут твою кошку и т.д. Хорошо еще, что я со школы помнил всякую стандартную белиберду о том, что: “Ilearnatvosmoyclassinsovietgreatschool. After school I go to my circle…”, каковуюиповедалгруппе. Их не очень удивило, что я в свои 32 года хожу в восьмой класс… Больше всего они поразились тому, что школьник в России владеет собственным цирком. Запомнилась беседа с одной португалкой, которая училась в университете и строила из себя большую интеллектуалку…
— Из какой ты страны? — спросила португалка.
— Из России, — ответил я.
— А где это? — похлопав ресницами, спросила интеллектуалка.
— Германию видишь? — спросил я, развернув карту.
— Вижу.
— Японию справа от нее — видишь?
— Вижу.
— Вот Россия — в аккурат примерно между Германией и Японией.
Вообще, преподавательский состав в этой школе был подобран весьма своеобразно. Почти все учителя — молодые люди студенческого возраста, которые исповедывали весьма прогрессивный стиль преподавания: они старались держаться максимально раскованно и панибратски со студентами, чтобы, так сказать, создать атмосферу непринужденности в общении, причем степень раскованности большинства преподавателей граничила с шизофренией. Один из учителей выделывал такие пассажи на лекциях, что ученики его несколько раз вежливо спрашивали: “Are you crazy?”, на что тот, подумав, отвечал: “May be… May be”. Моей группе, впрочем, повезло, так как наш преподаватель был на редкость спокойный и флегматичный (что у англичан, по моим наблюдениям, практически не встречается), у которого был только единственный «пунктик»: перед началом занятий он вставал рядом с вентилятором и изображал самолет на бреющем полете. Может быть, впрочем, это был какой-то религиозный обряд.
Процесс обучения, разумеется, проводился исключительно на английском. Нас заставляли смотреть на всякие картинки и давать им описания, а также читать всевозможные тексты и пытаться понять, о чем же там, собственно, говорится. Понятное дело, что за две недели при любом обучении язык таким образом изучить невозможно, равно как выучить его за три дня по методу Илоны Давыдовой. Единственное, что в обучении было весьма полезно, — преподаватель нам очень четко и подробно объяснил, что следует как можно быстрее забыть практически все английские пословицы, поговорки и «крылатые выражения», которые мы учили в школе, ибо англичане просто умирают со смеху, когда слышат в устах иностранцев поговорки, почерпнутые из произведений Диккенса.
В общем, первую неделю я выдержал довольно спокойно. В первой половине дня учился, во второй — ожидал Марию в ближайшем пабе, так как она училась вечером. Из-за этого паба, кстати, я становился все более и более загадочной фигурой в своей группе, так как практически никто из студентов школы по пабам не ходил. Для них это было дороговато. Да и верили они практически всему, что я им плел. Мы в середине дня обычно встречались с Марий и Ладой во дворе школы, и у меня как-то в группе спросили, с кем это я встречаюсь и беседую. Я ответил, что это — две мои жены, что ни у кого в группе не вызвало и тени сомнения. Наверняка они до сих пор рассказывают своим семьям про загадочного русского, который ходит в школу, владеет цирком и имеет две жены.
Из-за разницы в расписаниях у нас практически не оставалось времени на то, чтобы ходить посещать какие-то знаменитые места в Лондоне. Зато я в должной мере исследовал практически все окрестные пабы, так что теперь легко могу написать небольшую монографию об английских сортах пива. Кстати, в тот момент, когда мы туда приехали, в Лондоне началась «Неделя пива». Я много слышал об отмечании этого праздника в Германии (там собираются люди со всего мира и говорят, что праздник по количеству народа и мероприятиям напоминает карнавал в Рио). В Лондоне же «праздник пива» проходит без особой помпы. Просто вечером в пабах собирается куча людей, которые пьют пиво, смотрят по телевизору футбол или крикет и непрерывно орут.
Вечерами мы обычно втроем гуляли по Оксфорд-стрит (это большая улица, где сконцентрировано дикое количество магазинов, ресторанчиков и кафе) или валялись в шезлонгах в Гайд-парке. Ужинать приходилось в городе, так как кулинарные изыски Кристин не совпадали с моими гастрономическими предпочтениями (после «шикарного» первого ужина она просто на стол ставила тарелку с рисом и тарелку с картошкой). На Оксфорд-стрит можно было найти заведение на любой вкус и кошелек. Нам больше всего понравилась сеть ресторанчиков «Стейк-хауз». Они все выдержаны в одном стиле, и там дают одинаковые блюда. Так что, когда видишь в любом месте Лондона название «Стейк-хауз», всегда знаешь точно, что ты там получишь и сколько это будет стоить.
После первой недели, впрочем, рестораны нам надоели и Мария решила сама приготовить настоящий русский ужин. Кристин, разумеется, не возражала. Я в супермаркете накупил уйму всяких продуктов (которые обошлись примерно в четверть той суммы, которую мы обычно платили за ужин на троих) и Мария приготовила борщ, котлеты с пюре и еще уйму всяких вкусностей. Кристин с детьми были просто в шоке от всего этого изобилия, долго не кокетничали, а сразу сели за стол и быстренько умяли по паре тарелок борща и десятку котлеток. После наслаждения благами русской кухни Кристин расщедрилась настолько, что добавила в ванную кувшин, который должен был изображать душ, а также, пыхтя, затащила в нашу комнату ламповый черно-белый телевизор, чтобы мы могли заглушать шум машин, которые всю ночь проносились за окном и не давали спать. Это было очень кстати, так как спать в таком грохоте было просто невозможно, а при просмотре телевизора мы могли лишний раз попрактиковаться в языке. Этот агрегат, впрочем, ловил одну-единственную программу, по которой ночью показывали всякие эротические фильмы. Я все время пытался делать синхронный перевод, но, кроме фразы «Целуй мою кошку, мед», там больше ничего не звучало.
На следующий день мы отправились болтаться по Лондону. Первым делом было запланировано посетить Гайд-парк. Погода была — типичная лондонская: ярко светило солнце при температуре 30 градусов тепла (стереотипы у нас в этой стране ломались на каждом шагу). Мы вышли из отеля и стали пытаться сориентироваться по карте, которая, как оказалось, была выпущена во время второй мировой войны англичанами специально для германских летчиков. Поэтому, несмотря на мою «пятерку» по спортивному ориентированию, мы медленно, но верно удалялись от Гайд-парка, пока не догадались спросить направление у прохожего. Вот этот мужчина действительно был похож на настоящего английского джентльмена: седая бородка, благородный вид, костюм с твидовым пиджаком. Впрочем, после пяти минут болтовни на английском мы выяснили, что он — русский.
Коренные англичане, кстати, в плане помощи блуждающим туристам очень выгодно отличаются от надутых бельгийцев. Не то чтобы они бросались на шею от восторга при просьбах о помощи, но всегда вежливо выслушивали и очень четко давали указания, куда идти.
Гайд-парк собой представляет довольно большое пространство с бесконечными английскими газончиками и довольно редкими деревьями. Практически нигде в парке не продается кока-кола и «быстрая еда», поэтому даже иностранцы в парке обычно не мусорят. Англичане Гайд-парк в основном используют для пробежек трусцой. Несмотря на то, что каждые пять метров встречаются специальные баки для собачьих экскрементов, собак я там практически не видел. Хорошо было гулять в Гайд-парке! Все-таки такое известное место! Погулял по парку, упал на газончик, пожрали тебя какие жучки, поднялся, опять погулял, опять упал, опять пожрали — словом, масса удовольствия. Под конец прогулки мы добрались до знаменитого «угла Гайд-парка», где, если верить брошюркам и сообщениям аккредитованных в Лондоне советских корреспондентов, проводятся такие острые политические баталии. На углу, тем не менее, было тихо и пустынно, несмотря на выходной день. Кстати, за все две недели пребывания в Лондоне (а мы в Гайд-парк ходили чуть ли не каждый день) никаких дискуссий там не проводилось. Только один раз при нас молодой человек залез на бак для собачьих какашек (ибо именно этим и являются знаменитые «трибуны Гайд-парка»), проорал что-то свое, но потом оказалось, что это — русский турист, который просто хотел сфотографироваться.
Безусловно, Лондон — очень красивый и впечатляющий город, который посещает просто бездна всевозможных туристов. В Париже, кстати, иностранцы как-то не были особенно заметны, а в Лондоне кажется, что все население только и состоит из китайцев, японцев, арабов, немцев и русских.
Нагулявшись в Гайд-парке, мы вернулись в район отеля и посетили тот самый итальянский ресторанчик, в котором я опозорился с этими мидиями накануне. На этот раз я был вооружен русско-английским разговорником, с помощью которого перевел меню и заказал «свиные ребрышки барбекью», которые представляли собой две огромные полоски вкуснейших ребер шириной сантиметров в шестьдесят, положенные на тарелку и снабженные отдельной миской с картошкой. Вот тут-то и вернулось назад Чувство Глубокого Удовлетворения, которое я почти потерял. Кстати, при достаточно низких ценах обслуживание в ресторанчике просто восхитительное. Там принята система, которая мне особенно нравилась в Чехии: за официантом не закрепляются конкретные столики, а они просто носятся по залу, принимая заказы у любых посетителей; заказ отмечается на бумажке, которая лежит у менеджера ресторана, по ней вы и расплачиваетесь перед уходом. Таким образом, вам не приходится вылавливать «вашего» официанта, чтобы он принес еще ведро пива или пепельницу; достаточно поймать за рубашку (или за юбку) проносящегося мимо официанта, и ваш заказ будет исполнен через пару минут. Название ресторана и улицу я намерено не сообщаю, так как мне совсем не улыбается стоять в очереди за местом в этом заведении при следующем посещении Лондона.
Пару дней мы только и гуляли по Лондону (погода все время стояла восхитительная), а между тем уже приближалось время начинать учебу в школе, а следовательно, пора было отправляться на проживание к типично английской старушке. Мы созвонились со школой и взяли ее адрес. По договору с фирмой нам предстояло прожить у старушки две недели, в течение которых она нас будет кормить завтраком и ужином (в договоре конкретное меню не было указано, но стояла фраза — «питательные завтрак и ужин»). Я вызвал такси, мы расплатились с отелем и поехали по указанному адресу. Ехали довольно долго. Минут сорок. Это притом, что переезжали из первой зоны во вторую, а весь Лондон занимает то ли шесть, то ли семь зон. Кварталы за окном такси становились все беднее и приземистее, но архитектура почти везде была примерно одинаковая: трех-четырехэтажные, вплотную стоящие друг к другу домишки. По пути Мария заметила, что мы еще правильно выбрали страну для изучения английского (в фирме на выбор давалось несколько стран).
— Представляешь, — сказала Мария, — поехали бы мы в Америку, а нас там поселили в Гарлем к негритянской мамми!
Наконец, такси остановилось на узкой улочке, рядом с типичным трехэтажным белым домиком. Мы вытащили вещи, подошли к двери и позвонили. Дверь открылась, и… (слишком маленькая пауза получается; должна быть длиннее) И………. На пороге стояли два чернокожих ребятенка: девочка лет шести и мальчик лет двенадцати. Оставалась еще слабая надежда на то, что это — дети старушкиной экономки, но и она быстро развеялась после слов мальчика: «Заходите и подождите пару минут. Мама сейчас спустится». Было бы наивно предполагать, что у английской старушки совсем недавно родились два симпатичных чернокожих ребятенка, поэтому мы распрощались со всеми надеждами и приготовились к худшему…
Поймите нас правильно! Мы — не расисты и ничего не имеем против чернокожего населения Америки или Африки. Но трансформация традиционной английской старушонки, вспоминающей ТЕ ВРЕМЕНА, в чернокожую мисс нас несколько шокировала. Я был готов слушать рассказы про то, какой забавный был Принц Чарльз в младенчестве, но в сотый раз слушать вольное изложение «Хижины Дяди Тома» нам вовсе не улыбалось (а я по литературе получил за эту книжку четверку и считал, что с ней уже «завязал» на всю жизнь). Мы растерянно стояли с вещами в гостиной, а Кристин (так звали эту псевдобабульку) каждые пятнадцать минут орала со второго этажа о том, что через пять минут она закончит уборку и спустится. Так прошло часа полтора, во время которых мы скрупулезно подсчитывали наши финансы, чтобы выяснить, хватит ли денег на пару недель проживания хотя бы в трехзвездочном отеле. Денег явно не хватало. Наконец, Кристин спустилась (она оказалась тридцатипятилетней негритянкой с Ямайки) и начала тарахтеть, как пулемет, объясняя правила проживания в ее доме. Она так старалась правильно выговаривать английские слова, что понять ее было довольно трудно. Двенадцатилетнего парня ее звали Дэвид, а дочку — Имоджин. Дэвид почему-то был одет в баскетбольную форму. Пока мы ждали Кристин, Мария завела разговор с Дэвидом и спросила: «А ты что — баскетболист? А в какой команде ты играешь?», на что Дэвид очень удивился и ответил, что нигде он не играет и что это у него просто такая форма одежды.
Потом Кристин нам стала показывать свой дом. Его архитектура и размеры были вполне типичны для Лондона. На первом этаже располагались: узенький коридорчик при входе, гостиная величиной метров восемь и малюсенькая кухонька метров пяти. За домом находился садик метров тридцати, обнесенный со всех сторон высоким забором. В садике ничего не росло, кроме грядки с какой-то травой и двух розовых кустов. На втором этаже располагались небольшая спальня (куда нас поселили), малюсенькая комнатка, заваленная кучей какого-то барахла, и довольно большая ванная комната (краны на раковине, разумеется, были раздельные). И на третьем этаже находились две малюсенькие комнатки. Таким образом, общая площадь этого трехэтажного дома едва превышала размер нашей трехкомнатной квартиры.
Кристин была просто помешана на чистоте (что поначалу, конечно, весьма обрадовало, но потом стало сильно раздражать). По всему дому в диких количествах были расставлены всякие жидкие, сыпучие и желеобразные средства для чистки, которыми Кристин непрерывно терла, скребла и надраивала все в доме, включая пищевые продукты. Было уже время обеда (который в этом доме нам не полагался), поэтому мы решили отправиться погулять по окрестностям и где-нибудь перекусить. Кристин нам прочла краткую лекцию по технике безопасности в данном районе, из которой следовало, что нужно одеться как можно победнее, обязательно снять с себя дорогие часы, драгоценности и кольца, а также взять только ту сумму денег, которую мы собираемся потратить, и никак не больше. Разумеется, нас это все очень сильно порадовало. Сделав необходимые приготовления, мы отправились пообедать, будучи готовыми уже ко всему. Кстати, часы я так и не снял.
— Часы, — сказал я грозно, — не сниму! Если какой-нибудь негр, — сказал еще более грозно, — захочет у меня их отобрать, я лучше сниму их сам и просто этими же часами его и убью.
Улица вполне соответствовала нашему настроению. Почти безлюдный квартал, наглухо закрытые железными шторами витрины небольших магазинчиков (было воскресенье), стоящие по краям дороги переполненные мусорные баки, из которых ветер разносил по тротуару обрывки бумажек, картонные пакеты и банки из-под пива. Прохожие навстречу попадались раз в пять минут, и все они были чернокожие. Словом, не Лондон, а какое-то негритянское гетто. Наконец, через два квартала мы обнаружили открытую закусочную (арабскую, разумеется), где за гамбургером с банкой пива обсудили ситуацию. Выводы, впрочем, были сделаны неутешительные. Денег на проживание в течение пары недель в приличном отеле нам бы явно не хватило (в это время меньше, чем за сто фунтов в день, а это практически 200 долларов, номер было не найти), искать совсем дешевку — это не отличалось бы от дома Кристин, селиться в студенческое общежитие нам уж точно не хотелось. Оставалось только стиснуть зубы и постоянно твердить себе: «Я здесь для того, чтобы изучить английский, каких бы лишений мне этого не стоило!», что мы и сделали.
Вечером Кристин устроила праздничный ужин по случаю нашего появления в ее квартире (кстати сказать, мы были ее первые «студенты»). Дети были просто в восторге, когда увидели это праздничное изобилие на столе: тарелка с салатом, тарелка вареной картошки, миска с вареным рисом и гвоздь программы — банка тушенки (Мария объяснила Кристин, что без мяса я питаться не буду). Пока все пиршествовали, я в уме успел подсчитать, во сколько нам обойдутся ужины в городе в течение двух недель.
На следующий день мы на электричке отправились в школу, которая располагалась на Роупел-стрит, совсем рядом с вокзалом Ватерлоо. Как оказалось, единственное, в чем нам повезло, — это то, что он дома Кристин до школы с помощью электрички можно было добраться за каких-то полчаса. Как потом выяснилось, многие студенты жили в часе, полутора и даже двух часах езды от школы. Электрички в Лондоне — довольно удобный вид транспорта и относительно недорогой, если догадаться сразу купить проездной на всю неделю (для сравнения: проездной на всю неделю стоит 20 фунтов, а разовая поездка — пять фунтов). Схема движения электричек для непосвященных сначала кажется довольно сложной, так как на плакате расписаны какие-то роутинги, гейты и т.д., но мне после опыта работы во всяких компьютерных сетях в этом разобраться было не сложно. Впрочем, мы все равно ухитрились сесть не на ту электричку и заехали в банковскую часть Лондона, откуда до школы добирались уже на такси.
Международная Школа Изучения Английского Языка Иностранными Студентами оказалась маленьким двухэтажным кирпичным зданием с тенистым двориком, где толпилось дикое количество студентов разных национальностей, возрастов, вероисповеданий и цветов кожи. Первое, что нам бросилось в глаза, — это квадратные глаза сидящей на скамейке нашей знакомой Лады, которая предыдущим днем прилетела из Москвы, чтобы присоединиться к нам для обучения в этой школе. Такая странная форма глаз, как оказалось, была вызвана тем, что она на таможне ощутила все прелести отношения к гостям из России: ее продержали там часа два, переворошили весь багаж, чуть ли не взрезали швы на одежде в поисках наркотиков, разговаривали очень грубо и постоянно провоцировали на то, чтобы она забрала вещички и первым же самолетом отправилась обратно в Москву. И это притом, что Лада, во-первых, никак не производит впечатления девицы определенного поведения; во-вторых, имела на руках все визы и приглашение в эту школу; в-третьих, в Москве у нее остались муж и маленький ребенок, так что трудно было предположить, что она захочет остаться на родине Пола Маккартни навсегда.
Тем временем из недр школы появилась команда преподавательского состава, одна из дам-преподавательниц взобралась ногами на скамейку и начала краткую лекцию прямо во дворе школы. Я не очень следил за содержанием этого обращения к студентам, так как во дворе было довольно шумно. Вероятно, она рассказывала о славном трудовом пути, который прошла эта школа, о боевых традициях, которые хранят эти древние стены, о замечательных людях, которые учились в этом заведении: Абрам Линкольн, Сара Бернар и Ликок де Буабодран. Впрочем, может, я чего и перепутал. Затем выступила другая дама, которая сказала, что мы должны будем написать тест, по результатам которого нас зачислят в группы. Далее она представила куратора по культурной программе — некоего Пола, который оказался препротивнейшим юнцом лет восемнадцати, который непрерывно кривлялся (считая, вероятно, что он выглядит Томом Крузом) и отпускал настолько сальные шуточки, что даже я их понимал.
После этого нам устроили перерыв часа в три, который мы провели сидючи на стульчиках во дворе этой школы. Я меланхолично рассматривал молодежь, которая носилась по двору, курила марихуану, кадрилась, выбирала пепси, и в моей голове зрела упорная мысль о том, что единственная фраза, которую мне стоило бы выучить до поездки, это “I’m too old for this shit”… Когда настроение стало совсем паршивым, я попытался устроить локальный бунт на корабле, заявив, что отказываюсь учиться в этой школе, но Мария сделала ряд блистательных противоракетных маневров, отведя меня в ближайший паб и напоив пивом до такого состояния, что я пообещал хотя бы попробовать поучиться пару-тройку дней.
Тест писали часа два. В общем, ничего особенного: чтение, слушание, понимание, глаголы (в какой форме ими надо жечь сердца людей), вписать пропущенное слово и прочая лабуда. После пяти пинт пива я с глаголами расправился довольно быстро, так как сразу написал, что для них наиболее подходящее время — эпоха раннего Возрождения. Текст на слух тоже воспринимался довольно легко: «Жил был простой мальчик Пит, который имел своих родителей, имел своего кота Бутси, птичку Зизивер и собачку Понго-Понго. Он также имел дом, который имел окно. Однажды птичка Зинзивер через помощь окна воспоследовала за территорию, где ее таки имел поесть (именно так переводится эта временная форма) кот Бутси. Простой мальчик Пит был в голубом, а потом собачка Понго-Понго съела кота Бутси. И остался Пит один-одинешенек, потому что собачка вскоре сбежала, а его папа был сгорел и стал неиспользованный». Пиком сложности теста стало задание написать в свободной форме о своем хобби. Я так и написал: «Мое хобби — мир во всем мире. I like мир so much»… Ну, далее вы поняли. По результатам теста нас должны были определить в одну из четырех групп: начинающий, полуфабрикат, передок ботинка полуфабриката, нонконформист (beginner, intermediate, upperintermediate, advanced). Меня почему-то определили аж в полуфабрикаты, хотя я и на начинающих не очень-то рассчитывал. Вероятно, моя коронная фраза и здесь сыграла свою роль. В этот же день нас разбили по группам (я оказался один-одинешенек, так как Марию и Ладу распределили в другие группы) и выдали расписание занятий на две недели.
На следующий день я, прям как первый раз в первый класс, выпил пива и пошел учиться. Группы были составлены таким образом, чтобы вместе училось как можно больше представителей различных великих и невеликих народов. Впрочем, процентное соотношение итальянцев и японцев по отношению ко всем остальным явно преобладало, так как только в моей группе было шесть итальянцев и четыре японца. Разговаривать друг с другом на родном языке по всей территории школы было запрещено, однако итальянцев это ничуть не смущало и они непрерывно тарахтели, как пулеметы, обсуждая на итальянском свои насущные проблемы. Я же был в группе только один русифицированный, поэтому толком поговорить смог только с чехом, который со мной любезно поделился воспоминаниями о «пражской весне». Впрочем, кроме слов «кнедлик» и «пиво», я все равно ничего не понял. На первом же занятии произошло «испытание английским языком». Нас заставили общаться друг с другом и рассказывать о всякой ерунде: где учишься, работаешь, что делаешь в свободное от работы время, как зовут твою кошку и т.д. Хорошо еще, что я со школы помнил всякую стандартную белиберду о том, что: “Ilearnatvosmoyclassinsovietgreatschool. After school I go to my circle…”, каковуюиповедалгруппе. Их не очень удивило, что я в свои 32 года хожу в восьмой класс… Больше всего они поразились тому, что школьник в России владеет собственным цирком. Запомнилась беседа с одной португалкой, которая училась в университете и строила из себя большую интеллектуалку…
— Из какой ты страны? — спросила португалка.
— Из России, — ответил я.
— А где это? — похлопав ресницами, спросила интеллектуалка.
— Германию видишь? — спросил я, развернув карту.
— Вижу.
— Японию справа от нее — видишь?
— Вижу.
— Вот Россия — в аккурат примерно между Германией и Японией.
Вообще, преподавательский состав в этой школе был подобран весьма своеобразно. Почти все учителя — молодые люди студенческого возраста, которые исповедывали весьма прогрессивный стиль преподавания: они старались держаться максимально раскованно и панибратски со студентами, чтобы, так сказать, создать атмосферу непринужденности в общении, причем степень раскованности большинства преподавателей граничила с шизофренией. Один из учителей выделывал такие пассажи на лекциях, что ученики его несколько раз вежливо спрашивали: “Are you crazy?”, на что тот, подумав, отвечал: “May be… May be”. Моей группе, впрочем, повезло, так как наш преподаватель был на редкость спокойный и флегматичный (что у англичан, по моим наблюдениям, практически не встречается), у которого был только единственный «пунктик»: перед началом занятий он вставал рядом с вентилятором и изображал самолет на бреющем полете. Может быть, впрочем, это был какой-то религиозный обряд.
Процесс обучения, разумеется, проводился исключительно на английском. Нас заставляли смотреть на всякие картинки и давать им описания, а также читать всевозможные тексты и пытаться понять, о чем же там, собственно, говорится. Понятное дело, что за две недели при любом обучении язык таким образом изучить невозможно, равно как выучить его за три дня по методу Илоны Давыдовой. Единственное, что в обучении было весьма полезно, — преподаватель нам очень четко и подробно объяснил, что следует как можно быстрее забыть практически все английские пословицы, поговорки и «крылатые выражения», которые мы учили в школе, ибо англичане просто умирают со смеху, когда слышат в устах иностранцев поговорки, почерпнутые из произведений Диккенса.
В общем, первую неделю я выдержал довольно спокойно. В первой половине дня учился, во второй — ожидал Марию в ближайшем пабе, так как она училась вечером. Из-за этого паба, кстати, я становился все более и более загадочной фигурой в своей группе, так как практически никто из студентов школы по пабам не ходил. Для них это было дороговато. Да и верили они практически всему, что я им плел. Мы в середине дня обычно встречались с Марий и Ладой во дворе школы, и у меня как-то в группе спросили, с кем это я встречаюсь и беседую. Я ответил, что это — две мои жены, что ни у кого в группе не вызвало и тени сомнения. Наверняка они до сих пор рассказывают своим семьям про загадочного русского, который ходит в школу, владеет цирком и имеет две жены.
Из-за разницы в расписаниях у нас практически не оставалось времени на то, чтобы ходить посещать какие-то знаменитые места в Лондоне. Зато я в должной мере исследовал практически все окрестные пабы, так что теперь легко могу написать небольшую монографию об английских сортах пива. Кстати, в тот момент, когда мы туда приехали, в Лондоне началась «Неделя пива». Я много слышал об отмечании этого праздника в Германии (там собираются люди со всего мира и говорят, что праздник по количеству народа и мероприятиям напоминает карнавал в Рио). В Лондоне же «праздник пива» проходит без особой помпы. Просто вечером в пабах собирается куча людей, которые пьют пиво, смотрят по телевизору футбол или крикет и непрерывно орут.
Вечерами мы обычно втроем гуляли по Оксфорд-стрит (это большая улица, где сконцентрировано дикое количество магазинов, ресторанчиков и кафе) или валялись в шезлонгах в Гайд-парке. Ужинать приходилось в городе, так как кулинарные изыски Кристин не совпадали с моими гастрономическими предпочтениями (после «шикарного» первого ужина она просто на стол ставила тарелку с рисом и тарелку с картошкой). На Оксфорд-стрит можно было найти заведение на любой вкус и кошелек. Нам больше всего понравилась сеть ресторанчиков «Стейк-хауз». Они все выдержаны в одном стиле, и там дают одинаковые блюда. Так что, когда видишь в любом месте Лондона название «Стейк-хауз», всегда знаешь точно, что ты там получишь и сколько это будет стоить.
После первой недели, впрочем, рестораны нам надоели и Мария решила сама приготовить настоящий русский ужин. Кристин, разумеется, не возражала. Я в супермаркете накупил уйму всяких продуктов (которые обошлись примерно в четверть той суммы, которую мы обычно платили за ужин на троих) и Мария приготовила борщ, котлеты с пюре и еще уйму всяких вкусностей. Кристин с детьми были просто в шоке от всего этого изобилия, долго не кокетничали, а сразу сели за стол и быстренько умяли по паре тарелок борща и десятку котлеток. После наслаждения благами русской кухни Кристин расщедрилась настолько, что добавила в ванную кувшин, который должен был изображать душ, а также, пыхтя, затащила в нашу комнату ламповый черно-белый телевизор, чтобы мы могли заглушать шум машин, которые всю ночь проносились за окном и не давали спать. Это было очень кстати, так как спать в таком грохоте было просто невозможно, а при просмотре телевизора мы могли лишний раз попрактиковаться в языке. Этот агрегат, впрочем, ловил одну-единственную программу, по которой ночью показывали всякие эротические фильмы. Я все время пытался делать синхронный перевод, но, кроме фразы «Целуй мою кошку, мед», там больше ничего не звучало.