Эльберг Анастасия. Слишком хорошо, чтобы быть ложью (1)

   Больше всего меня донимало ощущение того, что Лиза где-то тут, в той же комнате, что и я. Ощущение какого-то непонятного беспокойства, которое мешало мне забыться. Я до сих пор чувствовал её губы на своих. И – что-то совершенно новое, то, что раньше мне не было знакомо. Это были чувства, плотно оплетённые футляром физических ощущений вроде запаха кожи или прикосновения. Когда-то я смотрел на эту женщину в кафе. Я не знал её. И она не знала меня. А теперь всё получилось… вот так.
   Я садился на подоконник и курил, разглядывая звёздное небо. И думал о том, что есть что-то нечеловеческое в том, что я ревную Лизу к отцу. Кто я такой и почему, собственно, у меня есть на это право? Но когда я представлял – даже не представлял, а просто об этом думал – как они занимаются любовью, у меня словно что-то переворачивалось внутри.
   Потом я опять возвращался в постель. И всё, начиная с сумбурных сновидений, повторялось снова.
   Было уже довольно поздно, когда я решил, что попытки уснуть ни к чему не приведут. Я со вздохом поднялся и помотал головой. Простыни были такими мокрыми, будто их только что достали из стиральной машины, но по какой-то неизвестной причине сразу постелили, решив не сушить. Я накинул халат и отправился в душ.
   В доме была обычная для воскресного утра тишина. Иногда в такое время Лиза слушала музыку на кухне, занимаясь домашними делами, или же отец смотрел в гостиной чемпионат по бильярду. Но сейчас было тихо. Видимо, все ещё спали.
   С утра я проводил под душем минут двадцать, а то и больше. До того момента, как отец из-за двери кричал мне:
   – Брайан, сейчас же выходи! Почему ты думаешь, что ты живёшь тут один?!
   Сегодня у меня не было желания превращаться в Ихтиандра. Я постоял под душем минут десять, с наслаждением вытянув шею, после чего оделся и спустился вниз.
   Как оказалось, спали не все. Отец сидел за столом и пил кофе. Он не успел переодеться – и до сих пор был в своём старом парчовом халате.
   – Доброе утро, – сказал я, приблизившись.
   – Здравствуй. Поздновато ты сегодня.
   – Не спалось.
   – И мне. Жарко. Надо бы достать вентилятор.
   Я тоже сделал себе кофе, достал из пакета пару пончиков (пончиками их называла Лиза – на мой взгляд, они были пончиками-мутантами, так как размером ощутимо превосходили обычные пончики) и сел за стол.
   Отец закурил и сделал глоток кофе.
   – Что ты куришь? – спросил он меня. Я чуть не подпрыгнул – но не от неожиданности, а от его спокойного тона.
   – "Парламент", – ответил я.
   – Это хорошо. Мой сын не должен курить плохие сигареты. Ты врал мне два года, Брайан. Тебе не стыдно?
   – Я просто не говорил всей правды.
   – Это одно и то же. Надеюсь, с наркотиками ты ничего общего не имеешь? Среди молодых людей твоего возраста они очень популярны.
   – Мне плевать на наркотики.
   – Выбирай выражения, Брайан.
   Поведение отца меня насторожило. Я был уверен в том, что в это утро его будет мучить похмелье. А в такие моменты он бывал злым, как тысяча чертей. Что за странные разговоры? Может, он до сих пор пьян? Или с утра успел выпить ещё? Но я отлично знает, каким он бывает после того, как выпьет.
   – Знаешь, я очень боюсь потерять тебя, Брайан, – сказал вдруг отец. – У меня дурной характер, да и у тебя не лучше. Но другого сына у меня нет. Ты мне очень дорог. Понимаешь?
   – Да, папа, – ответил я и поймал себя на мысли, что давно не называл его так. – Что-то случилось?
   – Я думал о том, что в последнее время мы практически не общаемся. А ведь когда-то ты получишь профессию. Женишься, у тебя будет семья. Ты оставишь этот дом навсегда. – Он опустил глаза. Таким я его никогда не видел. И мне опять стало не по себе. – Наверное, я старею. Все стареют. И твой отец ничем не отличается от других. У меня стало больше седых волос. Правда?
   Я протянул руку и коснулся его руки.
   – Не надо говорить этого, папа. Пожалуйста.
   Отец тряхнул головой и отвернулся. Некоторое время он сидел без движения, глядя в окно.
   – Маме бы не понравились такие слова, – осторожно продолжил я. – Она бы пригрозила тебе сжечь твою диссертацию.
   Мой серьёзный тон заставил отца улыбнуться. Мы дружно прыснули со смеху.
   – Твоя мама знала толк в угрозах. – Он помолчал. – Я люблю тебя, Брайан. Знаешь?
   – Знаю. Я тоже тебя люблю.
   Отец закурил снова. Теперь курил и я. Мы молчали и думали. Каждый о своём. Я думал о том, что у меня самый лучший отец на свете. Каким бы он ни был.
   – Я всегда мечтал покурить с тобой на кухне, – признался я.
   – Ты чёртов наглец, Брайан. Кто бы мог подумать, что мой сын будет курить у меня перед носом? Когда мой отец узнал, что я курю, то он устроил мне хорошую взбучку.
   – Как я понимаю, взбучка не помогла? – наивно поинтересовался я.
   Отец развёл руками и весело рассмеялся. Усталость и печать исчезли с его лица. И мне тоже захотелось смеяться. Весело и звонко – так, как смеётся по-настоящему счастливый человек.
   – Ты негодяй, – сквозь смех проговорил отец. – И кто из тебя вырастет?
   – Для того, чтобы узнать это, тебе достаточно взглянуть в зеркало.
   – Уж пожалуй. Послушай, Брайан. Как насчёт шахмат?
   Ни я, ни отец не питали особой слабости к бейсболу или регби. Когда-то я захотел играть в школьной футбольной команде, и получил следующий ответ:
   – Лучше ты будешь честно бить другому морду, Брайан, – сказал мне отец со свойственным ему скептицизмом, – чем станешь, как последний идиот, носиться за мячом и получать от других пинки.
   С тех пор я ни разу не пожалел, что занялся боксом. Я был счастлив даже в те дни, когда приходил домой с разбитой губой или же с шикарным синяком под глазом.
   Шахматы были самым любимым видом спорта в нашей семье. Эту игру я начал осваивать тогда, когда был ещё ребёнком. Мы с отцом сидели в библиотеке, и я изучал шахматные премудрости. Пожалуй, я любил шахматы ещё и потому, что они были единственным видом спорта, в котором отец мне уступал. Моё самолюбие жестоко страдало, когда отец с лёгкостью обыгрывал меня в теннис (предметом моей особой зависти были его крученые мячи). Иногда по утрам он отправлялся на пробежку вместе со мной и Беном. Отец давал нам хорошенькую фору, после чего довольно-таки легко нагонял нас – и все семь километров бежал на одном дыхании.
   Мы с Беном считали себя великими профессионалами в области бега (и не просто так – в этом деле у нас был немалый опыт). Но в такие дни мы угрюмо трусили по беговой дорожке и проклинали весь белый свет.
   То, как отец умудрялся с лёгкостью брать дистанцию в семь километров при двух пачках сигарет в день и чрезмерной любви к алкоголю, для меня оставалось загадкой. В молодости он занимался лёгкой атлетикой, но после тяжёлой травмы оставил бег. Отец отлично плавал и, как я уже говорил выше, неплохо играл в теннис. Два раза в неделю он проводил три часа в тренажёрном зале – он всегда находил для этого время, даже если был очень занят.
   Видимо, любовь к спорту была у него в генах – его отец и мой дед до восьмидесяти пяти три раза в неделю пробегал десять километров и был в отличной форме. У него никогда не было проблем со здоровьем. Погиб мой дед в автокатастрофе, когда ему было девяносто три (в таком возрасте превышенная скорость вполне может повлечь за собой трагедию).
   Отец любил шахматы и бильярд не меньше подвижных видов спорта. Правда, в бильярд он предпочитал играть в компании друзей. В основном, это были профессора из его университета. Я часто наблюдал за их игрой. Было забавно смотреть на то, как люди с докторской степенью (а то и не с одной) расстраиваются или радуются, как мальчишки и обзывают друг друга (пусть и в шутку) совсем недостойными профессорского языка словами.
   А шахматы были семейной игрой. Мы с отцом могли целый вечер играть партию за партией, в то время как мама рисовала в мастерской или же сидела, склонившись над клавиатурой компьютера.
   Мы расположились на столе в гостиной. Шахматы, которыми мы обыкновенно играли, отец когда-то привёз из Индии. Они выглядели очень древними, и у меня всегда было ощущение, будто до нас ими играли какие-то таинственные монахи из не менее таинственных монастырей.
   – Сейчас я кого-то вздую, – радостно проговорил отец, расставляя фигуры.
   – Думаю, это будет немного сложнее, чем обогнать меня на беговой дорожке, – заметил я.
   – Немного – ключевое слово. Не забывай, что мы давно не играли, Брайан. Так что ты немного не в форме.
   – Кто? Я?! Ничего подобного!
   – Хорошо. Давай договоримся так. Если выигрываешь ты, то я покупаю тебе…
   – Новые кроссовки, – ответил я, чуть подумав. – Чтобы я наконец-то тебя обогнал.
   Отец со смехом покачал головой.
   – Другого я от тебя не ожидал. А если выигрываю я, то ты покупаешь мне новый кий.
   – Новый кий? – удивился я. – Зачем? У тебя ведь уже есть один.
   – Не лезь в бутылку, Брайан, – тут же упрекнул меня отец. – У тебя есть кроссовки, и купил ты их всего-то полгода назад.
   – Ладно, – надулся я.
   Отец, игравший белыми, сделал первый ход.
   – Когда у тебя начинаются курсы арабского? – спросил он.
   – Через три месяца. Ты уверен в том, что мне не следует брать параллельный курс?
   – Да. И тебе стоит меня послушать. Ты должен поступать в университет с хорошим знанием арабского. Другие языки ты будешь учить потом. Понимаю, тебе кажется, что один курс – это недостаточно. Но ты убедишься в том, что это не так. Спешу тебя уведомить, что профессор Эпштайн – очень строгий преподаватель. Он знает, что ты мой сын, и поэтому будет требовать с тебя в два раза больше, чем обычно требует от учеников.
   – Я смотрю, ты постарался, – угрюмо заметил я.
   – Да, и это исключительно для твоего блага. Помни о том, что твой отец не стал востоковедом только лишь из-за проблем с языком.
   Мы некоторое время играли молча, после чего отец снова заговорил.
   – Знаешь, я давно хотел тебе сказать. Я рад, что вы с Лизой подружились. – Он посмотрел на меня испытующе, и я опустил глаза. У меня всё же осталась капелька совести (совсем маленькая, но всё же осталась), и я не мог выдержать его взгляда.
   Особенно после вчерашней ночи. – Я хочу у тебя кое-что спросить. Что ты о ней думаешь?
   Отец поставил мне шах, и я сделал вид, что задумался над следующим ходом. На самом же деле я попытался выиграть немного времени для того, чтобы обдумать ответ. Что сказать? Ходить вокруг да около не имеет смысла – отец сразу не поймёт, что тут что-то не так.
   – Мне интересно с ней, – ответил я. – Она многому меня научила. Я рад, что ты познакомил нас.
   – Да, – задумчиво сказал отец, оценивая ситуацию, которая сложилась на доске. – Она не кажется тебе… странной, Брайан?
   – Странной? Не думаю. Она довольно-таки открытый человек.
   – Нет, я не об этом. В ней есть что-то страшное. Словно ты входишь в церковь – и вдруг видишь в углу какой-то сатанинский символ. Ты протираешь глаза – и видение исчезает, но ощущение чего-то чужого всё же остаётся.
   Я мерзливо передёрнул плечами.
   – Думаю, это просто твои домыслы, пап.
   Отец откинулся в кресле, не отрывая взгляда от доски, и достал из кармана свои сигареты.
   – Домыслы? Вероятно. Я изменился с тех пор, как начал встречаться с ней?
   – Если честно, то да, – осторожно проговорил я, внимательно изучая его лицо.
   – И ты прав, мой мальчик. Ты часто бываешь прав. – Он закурил и склонился над фигурами. – У меня такое чувство, будто эта женщина тащит меня в какую-то пропасть. Из которой мне уже не выбраться.
   Ситуация была жутковатой. И я до сих пор не мог осознать, что обсуждаю с отцом подобное.
   – Я не знаю, что тебе ответить, пап, – наконец подал я голос.
   – Было бы странно, если бы ты знал. Слишком мало женщин ты встречал в своей жизни, Брайан. – Отец замолчал, вглядываясь в происходящее на доске, после чего добавил: – Я рад, что ты не на моём месте. От таких женщин нужно бежать со всех ног. Они не приносят мужчине ничего хорошего. Никогда.
   Последние слова отца мне не понравились, и я обречённо вздохнул. И отец бы заметил это, если бы за моей спиной не появилась Лиза.
   – Доброе утро всем. Что-то сегодня я совсем заспалась. – Она поцеловала отца, а потом потрепала меня по волосам и чмокнула в щёку. – Мои любимые мужчины заняты игрой. И я не у дел. Что я могу сделать для вас?
   – Принеси-ка нам по бутылке пива, – заявил отец. Я поднял на него глаза – это было сказано очень странным тоном. – А потом можешь раздеться. – Она помолчал. – Насчёт последнего я пошутил.
   Лиза пошла по направлению к кухне, и тут отец неожиданно рассмеялся. Это был смех человека, который пережил аварийную посадку самолёта. Тот самый, напряжённый и немного фальшивый смех, который помогает разрядить обстановку и успокоить нервы.
   Через долю секунду я рассмеялся тоже. Мы оба знали, что смеёмся совсем не над глупой шуткой, а для того, чтобы успокоиться.
   – У вас хреновое чувство юмора, – заметила Лиза.
   – Шах и мат, – сказал я.
   Отец резко поднялся в кресле.
   – Ах ты сукин сын! – Он стал внимательно изучать позиции. – Ну и ну, у тебя и на этот раз получилось меня обыграть!
   – С тебя кроссовки, – напомнил я, закуривая. – Слушай, а не ты ли говорил мне вчера, что неприлично появляться перед женщиной в халате?
   Отец трагически округлил глаза, после чего сказал мне коротко:
   – Заткнись.
   Это было произнесено таким тоном, будто отец хотел сказать мне: "Ты будешь кофе, Брайан?" и вызвало у меня очередной приступ смеха.
   Во второй раз Лиза появилась так же неожиданно.
   – Теперь вы дымите вдвоём? Вас невероятно сблизило это утро, – заметила она, поставив бутылки на стол.
   – Присоединяйся, – предложил отец.
   Лиза присела на диван и стала чистить мундштук.
   – Давай-ка сыграем ещё раз, Брайан, – сказал мне отец. – Я не могу позволить себе так проиграть.
   Я пару раз взглянул на Лизу, потом сосредоточился на игре – но преимущество уже было на стороне отца. Самым хорошим исходом для меня стал бы позорный пат.
   Я думал о тех нескольких фразах, которые сказал отец перед самым появлением Лизы.
   И Бог знает, как они мне не понравились. Потому что я знал, что это правда.
 

***

 
   После экзаменов я наконец-то смог вздохнуть спокойно и расслабиться.
   Инстинктивно я понимал, что необходимо как можно скорее найти работу – но Джейн свято пообещала мне место в кафе, и поэтому я решил, что я смогу провести целых семь дней с пользой для души и тела. Проще говоря – на неделю стать самым ленивым человеком во Вселенной. И именно на этой неделе – как всегда, "вовремя" – меня навестила моя старая подруга мигрень.
   Подругу я получил в наследство от мамы. Признаю – подарок не из лучших. И счастлив тот человек, который не знает, что такое мигрень.
   Приступы я переживал очень тяжело – гораздо тяжелее, чем мама. Очень хотелось разбить голову или же вырвать левый глаз – обыкновенно болела именно левая половина головы, и глаз казался виновником всего происходящего. Но сил на подобные геройства у меня не находилось. И мне оставалось только лежать и тихонько выть. А иногда и бредить. Я читал, что человек, страдающий мигренью, может умереть от болевого шока. Но не буду делиться с вами трусливыми мыслишками.
   Когда я добрался до кровати и плотно закрыл шторы, чтобы не видеть света, лёгкое покалывание в висках – верный предвестник очередного приступа – уже немного ослабло. Голова стала тяжёлой. Я забрался в кровать, замер и прикрыл глаза.
   Отец этим вечером улетал на научную конференцию в Нью-Йорк, но успел подняться ко мне на пару минут. На нём был деловой костюм, поверх которого он накинул плащ.
   Отец принёс мне воды и что-то на небольшой тарелке, но я ни к чему не притронулся.
   – В Нью-Йорке обещали дождь? – Я приоткрыл один глаз и оглядел его.
   Отец присел на стул у кровати.
   – Я всегда беру с собой плащ. На всякий случай. Ты ведь знаешь.
   – Ах, да. Совсем забыл.
   – Если тебе будет очень плохо, Брайан – позвони мне. Я вернусь домой.
   – Всё будет отлично, – ответил я, вложив в эти слова весь оптимизм, на который только может быть способен умирающий.
   – Не ешь сыр. И не смей читать. Я надеру тебе уши.
   – И не работай за компьютером. Да, пап.
   – Я принёс тебе мороженое.
   Лиза слушала наш разговор, безмолвно замерев в дверях.
   – Обязательно поешь. Извини, мне пора бежать. – Отец поднялся и поцеловал меня в лоб. – Не болей, мой мальчик. Я за тебя волнуюсь.
   – Удачи на конференции.
   – Хорошей дороги, милый, – сказала ему Лиза.
   Отец обнял её и поцеловал. Несмотря на головную боль, я почувствовал острое желание вырвать ему глаза.
   Лиза села рядом со мной.
   – Может, всё же съешь мороженое? Когда у меня болит голова, то от мороженого иногда становится легче.
   – Когда-нибудь я убью его, – сказал я, не открывая глаз. – Сначала его – а потом, может, и тебя.
   Лиза положила прохладную ладонь мне на лоб.
   – Мы с тобой знаем, кого я люблю, Брийян.
   – Ну разумеется. Себя. Отец умен, богат и великолепен в постели. Ну, а я – свежее мясо и просто повод для того, чтобы отвлечься.
   – Ты дурак. – Она погладила меня по волосам. – Засыпай. Я обещаю – тебе будут сниться только хорошие сны. Завтра мы с тобой поедем в город. Я дам тебе сесть за руль. А потом мы пойдём в кино. На вечерний сеанс. Пойдём?
   – Конечно, – вяло ответил я.
   Присутствие Лизы обыкновенно немного настораживало меня. Я никогда не верил в заговоры и целительные способности людей – но боль начала постепенно ослабевать.
   Я почувствовал сонливость, а через несколько минут уже не мог сопротивляться сну.
   Лиза наклонилась ко мне и поцеловала.
   – Сладких тебе снов, мой самый чудесный малыш.
   Она приоткрыла окно, после чего закурила и замерла, глядя вдаль.
   Сначала я разглядывал её, но глаза мои закрывались. И я уснул – наверное, я ещё никогда не засыпал так быстро и не спал так глубоко.
   Утро началось с кошачьих воплей под окном. На этот раз полем битвы был мусорный бак наших соседей, и поэтому крики были не такими душераздирающими, как обычно – если коты воевали за наш мусор, то впору было затыкать уши.
   Я открыл глаза и возмущённо глянул в сторону окна, безмолвно осуждая нарушителей спокойствия.
   Голова не болела. Обыкновенно на утро после приступа я чувствовал лёгкое недомогание – но на этот раз ничего такого не было.
   – Чудо какое-то, – шёпотом сказал я.
   Лиза спала рядом со мной. Её вещи были аккуратно сложены на кресле, что стояло напротив книжной полки. Я повернулся к ней и вгляделся в её лицо.
   Мама часто говорила мне, что это очень плохо – разглядывать спящих людей, так как во время сна душа человека отражается на его лице. Но я всё же не смог удержаться от соблазна и посмотреть на Лизу.
   Её лицо было очень спокойным и даже немного наивным. Во сне она выглядела молодой девушкой, почти девочкой – без кокетливой улыбки и того самого, страшного, выражения в глазах. Я почему-то подумал, что она напоминает мне икону – и не удержался от немного надменного смешка.
   Лиза приоткрыла глаза и потянулась.
   – Доброе утро, малыш, – сказала она. – Мне очень сладко спалось в твоей кровати.
   Как ты себя чувствуешь?
   – Отлично, – ответил я. – Ты во сне похожа на святую.
   Лиза расхохоталась.
   – Насмешил, Брийян. Хорошо, что я не выгляжу шлюхой хотя бы во сне.
   – Если бы я не знал, какая ты в жизни – то стопроцентно обманулся бы.
   – Тебя не так-то просто обмануть. Ах, как здорово, что мы немного отдохнём от твоего папочки.
   – Точнее, отдохнёшь ты. Сложновато воевать сразу на двух фронтах.
   – Мне давно следовало привыкнуть к твоей наглости, Брийян. Так уж и быть. Пока я буду наслаждаться тобой.
   Я обнял её, и она, чуть приподнявшись, поцеловала меня. Её волосы коснулись моей щеки, и я снова подумал о том, как мне хочется, чтобы отца не существовало. Меня тошнило от мысли, что я должен её с кем-то делить – и что кто-то ощущает то же самое, что и я. И я уже не задавался вопросом, кто виноват – потому, что виноваты были все. Но меня это не волновало. Я хотел, чтобы эта женщина принадлежала мне одному. Бог знает, как сильно я этого хотел. Мне стоило нечеловеческих усилий сохранять спокойное выражение лица, когда Лиза за спиной отца говорила мне одними губами "я хочу тебя", а потом, когда отец поворачивался к ней, спрашивала, хочет ли он ещё кофе.
   Трудно сказать, сожалел я обо всём, что происходило. Хотя, конечно, ни капельки не сожалел. И уж точно не хотел, чтобы всё стало таким, как было раньше. Слишком притягательным оказался тот самый мир. Каждый раз я делал шаг. А потом – ещё шаг.
   Вероятно, в пропасть – и, может быть, выбраться оттуда я уже не смогу. Но мне было всё равно. Я уже давно перестал пытаться пристыдить себя напоминаниями о том, что я делаю ужасные и непристойные вещи. Напоминания уже не работали.
   Точнее, они работали – но в обратном направлении. Они напоминали мне о том, как я хочу её. И я снова считал минуты до вечера, ждал её прихода. Иногда я начинал чувствовать то, о чём мне говорил отец. И понимал, что я слишком далеко отплыл, и сейчас в открытом море Скоро будет шторм. А шлюпок у меня нет.
   Лиза некоторое время лежала тихо, а потом привстала и взяла со стола сигареты.
   – Ты самый милый малыш во всём мире, – сказала мне она, и протянула сигареты. – Будешь?
   – Да. Спасибо.
   Мы закурили и несколько минут молча слушали вопли кошек за окном.
   – Что ты говоришь ему в постели? – спросил я.
   – Правду, – ответила Лиза, прищурившись от дыма. – Он настоящий мужчина, и я это признаю.
   – То есть, ты говоришь ему, что он – настоящий мужчина.
   – Ну да. Разными словами – но одно и то же.
   – Мне вдруг стало интересно, как вы занимаетесь любовью.
   – Ты не знаешь, как занимаются любовью? А я-то думала, что достаточно доходчиво тебе это объяснила. Впрочем, тебе предстоит выучить много нового. Но принцип всегда тот же…
   – Просто я ревную.
   – Я это знаю.
   Мы замолчали.
   Мне было ужасно жарко, и я нетерпеливо поворочался. Лиза положила руку мне на плечо.
   – Если бы я не хотела с тобой спать, то я бы этого не делала. Надеюсь, ты понимаешь.
   – Я буду тост на завтрак. Хорошо?
   – Хорошо, малыш. Когда ты спустишься вниз, всё будет готово.
   В начале десятого, сразу после завтрака, мы удостоились чести видеть Бена. Он недавно вернулся из Израиля, где провёл пять дней, и теперь просто сиял от счастья. Я был очень рад его видеть, так как мы не общались практически весь период экзаменов. Бен был слишком занят, помогая отстающим – а я в плане учёбы всегда был единоличником и предпочитал заниматься в одиночестве.
   Я принёс в гостиную портативный компьютер, и мы начали смотреть привезённые Беном фотографии. Через некоторое время к нам присоединилась и Лиза.
   – Меня всегда поражало сочетание скромности и красоты этих женщин, – сказала она.
   – Нескромных там тоже хоть отбавляй, – тут же уверил её Бен. – А вообще, женщины – это одно из богатств Ближнего Востока.
   – Пожалуй, я пойду разгребать богатства в раковине.
   – Помочь? – коротко спросил я.
   – Нет, спасибо, малыш. Общайтесь. Я справлюсь сама.
   Бен вручил мне подарок – средних размеров бутылку из толстого стекла. В бутылке была картинка из цветного песка – пустынный пейзаж. Незатейливая, на первый взгляд, вещица поражала яркостью красок и тонкой работой мастера. Надпись на бутылке гласила – "Иудейская пустыня".
   – Как это сделано? – спросил я, разглядывая подарок.
   Бен пожал плечами.
   – Не знаю. Но автор – явно мастер. Думаю, они работают иглами или чем-то подобным. Мы тоже пытались такое сделать – но песок смешивается. Правда, здорово?
   Я хотел привезти тебе здоровенную бутыль. Но побоялся разбить в дороге. Господи, Брайан, как же там жарко! Мы были день на Мёртвом море. Я думал, что умру. А ещё мы были в Цфате, ну, и в Иерусалиме, конечно.
   – И ты, конечно, встретил там отличную невесту?
   Бен насупился – эта тема была ему неприятна. Он уже полгода встречался с дочерью друга его отца. Она Бену совсем не нравилась, и он терпел её только из-за родителей – они хотели, чтобы Бен женился на еврейке.
   – Не сыпь мне соль на раны, – сказал он. – Отличных невест там гораздо больше, чем ты думаешь.
   – Прости, друг, – тут же извинился я. – Тебе там понравилось?
   – Да. Очень. Я хотел бы там учиться.
   – Только не говори, что ты бросаешь меня тут на произвол судьбы! Когда-то ты думал поступать в наш университет, а теперь…
   – Я ещё ничего не думал. Просто отец сказал, что было бы неплохо, если бы я там учился. И всё такое.
   Теперь насупился я.
   – А ты знаешь, как сложно там учиться?
   – Да. Но я справлюсь. Болезнь постоянно завышать требования к себе передалась мне от тебя – Когда-то я мечтал учиться в Гарварде.
   Бен всплеснул руками.
   – Я ведь говорил, что ты больной человек. А ты знаешь, какие оценки нужны для того, чтобы поступить в Гарвард?
   Я похвастался результатами экзаменов, и Бен тут же удивлённо воззрился на меня.
   Надо сказать, что окончил я гораздо лучше, чем ожидал. Больше всего обрадовался отец. Он пообещал, что сделает мне сюрприз. Первой частью сюрприза была путёвка Стамбул – Афины на троих. Мы должны были вылетать через пару недель – но Лизу настолько воодушевила эта новость, что она была готова начать собирать сумки уже сегодня.
   Вторую часть сюрприза я должен был получить на свой день рождения – то есть, почти через полгода. Я хотел было сказать отцу, что до этого момента я определённо не доживу – но он "утешил" меня, заявив, что ожидание стоит того.