Анна Павловна мыла на кухне посуду, Люся ее вытирала, а сын Анны Павловны Володя мешал обеим.
   – Ну пойдем! Ну поговорим! – приставал он к Люсе.
   На что Люся отвечала:
   – О чем с тобой разговаривать? Ты же хоккеист.
   Друзья называли Анну Павловну народным умельцем.
   И действительно, Анна Павловна умела делать все: варить обед, чинить электричество, лечить родственников и знакомых, шить, клеить обои, вязать, стрелять из револьвера и в сорок восемь лет выглядеть на тридцать шесть.
   Анна Павловна была женщиной жизнестойкой, потому что могла рассчитывать только на себя. У нее не было ни мужа, ни образования. Так уж сложилась жизнь. Профессия у Анны Павловны была редкостной. Она работала инкассатором. Каждый вечер с револьвером на поясе она объезжала булочные и продовольственные магазины и собирала холщовые мешки с дневной выручкой.
   – Меня послали к вам на подмогу! – объявил Николай Сергеевич, входя на кухню.
   – А вы умеете мыть посуду? – У Анны Павловны была такая заразительная улыбка, что Николай Сергеевич улыбнулся в ответ:
   – К сожалению, умею!
   – Вы наденьте фартук! – Люся обрадованно стянула его с себя и отдала Мячикову. – Ну пойдем, надоел! – сказала она Володе.
   И молодые люди быстро ушли.
   – Анна Павловна, – попросил Мячиков, – завяжите мне, пожалуйста, тесемки!
   Едва Анна Павловна успела справиться с тесемками, как в кухню заявился сияющий Воробьев.
   Он презрительно оглядел Мячикова в дамском фартуке:
   – Выйди!
   – Извините! – сказал Николай Сергеевич Анне Павловне. – Я скоро вернусь! – И послушно пошел за Воробьевым.
   В комнате Воробьев торжественно провозгласил:
   – Для того чтобы тебя оставили на работе, ты должен раскрыть преступление, но не рядовое, а преступление века!
   Мячиков поглядел на друга с немым укором:
   – Я с тобой согласен! – и вернулся на кухню.
   – Селедочные тарелки нельзя мыть горячей водой! – сказал Николай Сергеевич, снова включаясь в работу. – Их надо мыть только холодной и обязательно с мылом. А вот для жирных тарелок нужна горячая вода… Вытирать посуду не стоит, полотенец не наберешься, и вообще…
   Анна Павловна внимательно слушала Мячикова. Это был первый случай в ее жизни, когда мужчина проявлял подобные познания.
   – Вы работаете судомойкой? – лукаво спросила Анна Павловна.
   Мячиков ответить не успел. Голос друга вернул его к суровой действительности:
   – Ну-ка, иди сюда!
   – Извините! – сказал Мячиков Анне Павловне. – Я сейчас!
   – Преступление века на улице не валяется! Его надо организовать. Но для того чтобы его мог раскрыть именно ты, организовать его должен именно я! Здорово, а? – Воробьев был в восторге от собственной выдумки.
   Николай Сергеевич пошатнулся. Такого предложения он не получал за всю многолетнюю юридическую практику.
   – Но тогда я буду вынужден упрятать тебя за решетку!
   – А без этого нельзя? – спросил Воробьев.
   Николай Сергеевич покачал головой.
   – В тюрьму я не хочу! – сказал Валентин Петрович и задумчиво добавил: – И все-таки мы должны доказать, что не возраст определяет цену человека.
   – Тогда подумай еще! – посоветовал Николай Сергеевич, возвратился на кухню и снова взялся за посуду. – Сегодня был очень хороший студень! – заметил он. – Правда, я делаю студень не так, как Мария Тихоновна. Я покупаю на рынке телячью ногу. Важно не забыть, чтобы ее разрубили, а то дома это трудно…
   В этот момент Мячиков случайно коснулся руки Анны Павловны и покраснел, хотя Анна Павловна и не заметила этого секундного прикосновения.
   Сегодня, после невеселого разговора с Федяевым, Николай Сергеевич чувствовал себя одиноким, как никогда. Вот уже шесть лет после смерти жены он жил один. Дочь была далеко, в Красноярске. Николай Сергеевич, конечно, привык находиться один, но сейчас это стало ему невмоготу. Именно поэтому он внезапно созрел для последней любви.
   – Ногу я варю с морковью и луком, – заставил себя продолжать Николай Сергеевич. – Варю я долго, часов восемь, полный рабочий день, поэтому занимаюсь студнем только в субботу или в воскресенье и только для гостей. Для себя я возиться не стану…
   – Я тоже… – вставила Анна Павловна, а про себя подумала: «Мужчине одному тоже тяжело».
   Известно, что если женщина начинает жалеть мужчину, то это может далеко завести.
   – А когда я разливаю бульон по тарелкам, – Мячиков не мог остановиться, – то добавляю чеснок, перчик и еще хорошо – зелень от петрушки. И вкусно и витамины…
   – А я люблю делать студень из курицы! – сказала Анна Павловна. Собеседники явно нашли общий язык.
   – Никогда не ел студня из курицы! – признался Николай Сергеевич, набиваясь на приглашение.
   В кухне вновь, и на этот раз совершенно не вовремя, появился Валентин Петрович.
   – Иди сюда, шеф-повар!
   – Извините! – сказал Мячиков Анне Павловне. – Я сейчас! – И покорно поплелся за другом.
   – Я нашел выход! Я совершу преступление, – изобретатель продолжал развивать оригинальную идею. – Ты его раскроешь, но меня не поймаешь!
   – Какое же это должно быть преступление, – сказал Николай Сергеевич, уже сердясь на друга и думая о том, как бы поскорее вернуться к мойке, – чтобы его можно было раскрыть, не обнаружив при этом виновного!
   – Так это ты придумай!
   – Я не умею придумывать преступлений!
   Теперь рассердился Воробьев:
   – Что ж это ты! Всю жизнь водишься с бандитами и ничему от них не научился!
   Николай Сергеевич почувствовал себя виноватым. Он часто тушевался перед напористым другом и побрел из комнаты прочь, в то время как Воробьев провожал его гневным взглядом.
   В коридоре Мячиков столкнулся с Анной Павловной, которая прощалась с хозяйкой.
   – Как, вы уходите? – растерялся Николай Сергеевич.
   – С твоей помощью она быстро справилась! – сказала Мария Тихоновна.
   – Можно я вас провожу? – спросил Мячиков.
   – Проводи, проводи! – разрешила Мария Тихоновна. – А то ей далеко идти, заблудится!
   При этом Анна Павловна почему-то засмеялась.
   Николай Сергеевич осторожно заглянул в комнату, чтобы попрощаться с Воробьевым, но тот опередил его:
   – Будь добр, не мешай мне думать!
   Анна Павловна ждала Мячикова на лестничной площадке.
   – Не надо меня провожать! Вам потом далеко будет возвращаться. Транспорт уже не работает.
   – Ходить пешком полезно! – браво ответил провожатый. – Врачи очень рекомендуют гулять перед сном.
   Анна Павловна отвернулась, чтобы не рассмеяться в лицо кавалеру, пересекла лестничную клетку и, достав из кармана ключ, открыла дверь соседней квартиры.
   – Ну, вот я и дома! – сказала она, довольная нехитрым розыгрышем.
   Николай Сергеевич долго смеялся, а потом сказал:
   – Вы меня замечательно провели.
   Ему хотелось спросить у Анны Павловны номер ее телефона, но он постеснялся это сделать, а только добавил:
   – Как же это так: вы рядом живете, Володю я давно знаю, а с вами познакомился только сегодня. Я ведь здесь бываю очень часто.
   – Значит, не довелось раньше встретиться! – улыбнулась Анна Павловна. – Может быть, потому, что вечерами я чаще всего работаю. Спокойной ночи, Николай Сергеевич! – Анна Павловна безмятежно помахала рукой.
   – Спокойной ночи, Анна Павловна! – промямлил Николай Сергеевич.
   Он стал спускаться по лестнице, где на подоконнике выясняли отношения Люся и Володя. Когда Мячиков проходил мимо, его осенило.
   – Володя, – сказал Николай Сергеевич, – ваша мама дала мне номер телефона, но я тут же его забыл!
   – 743–07–55! – сказал Володя.
   – Спасибо и до свидания! – Мячиков снова стал спускаться по лестнице, чрезвычайно довольный своей сообразительностью.
   Выйдя во двор, он услышал громовой голос с неба:
   – Коля, я придумал!
   Николай Сергеевич поднял голову и увидел Воробьева, который стоял на балконе в гордой позе вождя племени.
   – Я ограблю сберкассу, – орал на весь двор Воробьев, – отдам тебе деньги, ты их вернешь, будто бы отнял у вора. Деньги ты отнял, а жулик, то есть я, ускользнул!
   Мячиков огляделся по сторонам, не слышит ли кто.
   – Это прекрасное предложение! – сказал он тихо. – Но возле каждой сберкассы дежурит милиционер, и он тебя застрелит!
   – Ты прав! Это не годится! – великодушно согласился Воробьев. Он умел выслушивать критику. – Я придумаю что-нибудь другое, без милиционера.
   – Я тебя прошу, – сказал Мячиков умоляющим тоном, – оставь эту бредовую затею!
   – Я не засну, пока на свете есть несправедливость! – воскликнул Воробьев и ушел спать.
   А Николай Сергеевич с ужасом обнаружил, что во время перепалки он забыл номер телефона. Володя и Люся все еще объяснялись на подоконнике.
   – Но почему? – недоумевал Володя. – Почему ты не хочешь выходить за меня замуж?
   – Потому что ты хоккеист! – повторяла Люся.
   – Я не профессионал, а любитель!
   – Мне все равно, как это называется! Я не хочу жить с человеком, который круглый год гоняет шайбу!
   – Я не гоняю шайбу. Я играю в хоккей. Это большое искусство! Мы ничем не хуже артистов, даже лучше. Когда мы выходим на лед, миллионы людей включают телевизор!
   – А я выключаю! – сказала Люся. Но Володя не обратил внимания на ее замечание.
   – В театре артисты играют чужие слова и заранее знают, чем все это кончится. А мы… каждый матч мы импровизируем. Нам и звания дают, как артистам. Заслуженный мастер спорта!
   – А народного мастера спорта еще нет? – ехидно спросила Люся.
   – Будет! – убежденно ответил Володя.
   И тут возле них возник запыхавшийся Мячиков.
   – Извините, что я вам опять мешаю. Но я… забыл номер телефона!
   – 743-07-55! – повторил Володя.
   Николай Сергеевич ушел и всю дорогу до самого дома твердил эти цифры как стихи…

Глава четвертая

   Николай Сергеевич жил в отдельной однокомнатной квартире, в доме первой категории.
   Для того чтобы в нашей сложной жизни не было путаницы, в ней все разложено по полочкам.
   Продовольственные и промышленные товары делятся на сорта.
   Шоферы и каюты – на классы.
   Бани, рестораны и спортсмены – на разряды.
   Дома и кинофильмы разделяются по категориям.
   Но если третьеразрядный спортсмен может стать перворазрядником, то дом третьей категории не перейдет в первую, как бы он ни пыжился. Дом третьей категории – это заранее запланированный плохой дом.
   Но если дом первой категории обязательно хороший, то кинофильм первой или даже высшей категории не обязательно хороший, как бы он ни пыжился…
   Нетрудно догадаться, что отдельную квартиру добыл не Мячиков, а его жена. Когда она осознала, что недотепе-мужу не видать отдельной квартиры, то нашла спасительный выход. Она нанялась машинисткой в районное жилищное управление на общественных началах. Каждое утро, ровно к девяти часам, жена ездила на работу и до пяти вечера печатала на машинке, не получая за это ни копейки.
   Через два года она перевезла Николая Сергеевича в новую квартиру.
   Поставить телефон оказалось невозможным, и жена Мячикова пустилась по проторенной дорожке.
   Каждое утро, к девяти часам, она ездила на телефонную станцию и весь день перепечатывала на машинке длинные, нудные ведомости, не получая за это ни копейки.
   Через восемь месяцев в квартире Николая Сергеевича зазвонил телефон…
   За всю жизнь Мячиков так и не научился добывать, доставать или проталкивать…
   …На следующее утро после знакомства с Анной Павловной Мячиков проснулся, как обычно, в четверть седьмого. Сделал зарядку, принял холодный душ и занялся приготовлением завтрака.
   Но поесть не удалось. Раздался звонок.
   Когда Мячиков открыл дверь, в квартиру ввалился Валентин Петрович.
   – Здравствуй, Коля!
   – Здравствуй, Валя! – обрадовался Николай Сергеевич. Воробьев прошел в кухню, увидел яичницу, снял сковородку с плиты и потребовал у хозяина вилку. Уплетая завтрак, Воробьев хвастливо сказал:
   – Я в эту ночь не бездельничал! Я составил список возможных преступлений!
   Николай Сергеевич вздохнул.
   – Ты пойми, – сказал он, наливая Валентину Петровичу чай, – если бы я был пекарем, который не хочет уходить на пенсию, и в знак протеста, ночью, тайно выпекал бы вкусный хлеб, – это естественно. Если бы я был каменщиком и ночью, тайно выкладывал новый этаж, – опять логично. Но ты толкаешь нас на совершение уголовно наказуемых деяний!
   – Я не виноват, – сказал Воробьев, спокойно попивая чай, – что у тебя такая мерзкая профессия!
   – Ты не обижайся, – упирался Мячиков, – но твои предложения годятся только для сумасшедших!
   – Никогда не известно, кто из людей нормальный, а кто нет! – философски заметил Воробьев. Он порылся в кармане и достал лист бумаги. – Сейчас я тебе зачитаю список. Правда, ты должен учесть, что мне было очень трудно. Убийство, изнасилование, вооруженный грабеж и шпионаж я отмел сразу!
   – Спасибо и на этом! – успел вставить Николай Сергеевич. Воробьев начал читать:
   – Итак, первое. Угон машины! – При этом он пояснил: – Машину ты возвращаешь владельцу, а меня не находишь. Это общий принцип: ты возвращаешь похищенное, а преступника не ловишь!
   – Разве ты умеешь водить машину? – удивился Мячиков.
   – Нет. А ты?
   – И я не умею. Как же мы тогда будем угонять?
   – Значит, это отпадает. – Воробьев взял ручку и вычеркнул из списка «Угон машины». – Теперь второе преступление. Его мы инсценируем. Мы с тобой вывозим из моей квартиры всю мебель!
   – Куда? – спросил Мячиков, невольно вовлекаясь в игру.
   – Можно к тебе! – сразу нашелся Воробьев. – Можно дачу снять… Я подаю заявление, что меня ограбили, а ты находишь мою обстановку.
   – Обожди! – В Мячикове невольно заговорил профессионал. – Это не годится. Федяева так просто не проведешь. Он узнает, что мы друзья, и легко докопается до истины.
   – Жаль, – Воробьев отложил список и задумался. – Есть у меня заветная мечта. Но она, конечно, неосуществима! Вот послали бы тебя в Америку, а ты бы взял и отыскал убийц Кеннеди! Утер бы нос этим американцам!
   – Я не знаю, нашел бы я или нет, я ведь не знаю английского языка, – проникновенно сказал Николай Сергеевич, – но я бы в лепешку разбился, чтобы найти…
   – Ну, ладно, – Воробьев снова перешел на прозу. – Давай ограбим Анну Павловну! Это мое третье предложение, последнее!
   Николай Сергеевич оцепенел и не нашелся, что ответить.
   – Мы ограбим ее понарошку. Она ведь инкассатор! Мы с ней сговоримся, она добровольно отдаст нам мешки с деньгами… Ну а дальше все по схеме.
   – Я не стану грабить женщину! – благородно воскликнул Мячиков.
   
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента