Страница:
По окончании завтрака миссис Аллингем дала себе труд подняться на ноги и своим бесцветным голосом, слышимым, однако, даже в самых отдаленных уголках столовой, сообщила присутствующим, что сегодня с ними завтракает и новая преподавательница, мисс Барнс.
Эмили пришлось встать и поклониться, лицо девушки, к вящей ее досаде, покрылось краской смущения, но она дерзко обвела взглядом своих будущих учениц – нельзя показывать им свой испуг.
Усевшись на свое место, миссис Аллингем уведомила мисс Барнс, что ее первый урок состоится тотчас после завтрака, с девочками из младшего класса. Этому Эмили обрадовалась, она еще не готова была встретиться с двадцатью старшими ученицами, на чьих лицах успела заметить и интерес, и скептические усмешки, и явное неодобрение.
Вслед за миссис Аллингем поднялись из-за стола и другие учителя, даже если не успели закончить завтрак. Эмили поняла, что надо быть порасторопнее – сегодня она больше смотрела по сторонам и слушала, что говорит Хелен, и, хоть и не осталась голодной, могла бы съесть еще парочку оладий. Эмили обладала здоровым аппетитом и при этом не поправлялась в талии, чему несказанно завидовала Маргарет.
Хелен любезно проводила новую подругу до ее класса, после чего направилась в свой. Девочки уже были в классе – Хелен нарочно немного задержала Эмили, чтобы та вошла после того, как все дети займут свои места. По мнению мисс Эйвери, эта тактика позволяла избежать неловкости, когда учительница уже начала говорить, а девочки одна за другой еще вбегают в класс.
– Добрый день, девочки. Вы уже знаете, что меня зовут мисс Барнс, и я постараюсь научить вас рисовать пейзажи и портреты, – начала Эмили, с приветливой улыбкой оглядев класс.
Двадцать семь девочек смотрели на нее с любопытством, их глаза, карие, голубые, лукавые и задумчивые, показались Эмили звездами, могущими указать верный путь, а подчас и сбить с него, если неправильно прочесть по ним дорогу.
– Я не знаю, чем вы занимались с мистером Реддоком, поэтому вы должны помочь мне и показать свои работы. Нельзя, чтобы рисунки, начатые вами с другим учителем, остались недоделанными, – продолжила Эмили, одновременно прислушиваясь – не раздается ли на задних партах шепот или смех. Если она позволит девочкам вольности, они уже никогда не послушаются ее.
К счастью для мисс Барнс, маленькие ученицы почти все еще любят рисовать, и каждая охотно показала бы новой учительнице свой рисунок, если бы все работы не были сложены в папку, лежащую на столе возле окна. Об этом мисс Барнс робко сказала одна из учениц, сидевшая в первом ряду. Застенчивое личико девочки сразу понравилось молоденькой учительнице. Эмили взяла со стола папку и предложила девочке самой раздать рисунки своим подружкам, ведь мисс Барнс еще не знакома с ними.
– Как вас зовут, маленькая мисс? – спросила она девочку, с важным видом принявшую из рук учительницы папку.
– Эми…ли, – смущенно пробормотала девочка.
– Надо же, меня тоже зовут Эмили, – улыбнулась мисс Барнс.
По классу пронесся смешок, и Эмили с удивлением посмотрела на девочек.
– Разве такое совпадение не могло случиться? Наверное, среди вас есть и еще Эмили, – с укоризной заметила она.
– Они смеются, потому что мое полное имя – Эмили, а фамилия моя – Ли, но все зовут меня Эми, Эми Ли, – пояснила покрасневшая девочка. – Эмили Ли звучит очень смешно, как будто говоривший заикается.
Учительница не стала говорить вслух, что она думает о причудах родителей девчушки, назвавших свое дитя столь неподходящим именем, лишь понимающе кивнула.
– Что ж, Эми Ли, я тоже буду называть тебя так. Вот мы с тобой и познакомились, и будь уверена, теперь я не забуду твое имя, – Эмили старалась ободрить ученицу, опасаясь, что в классе бедняжку частенько поддразнивают другие девочки. – Боюсь, пройдет немало времени, прежде чем я выучу все ваши имена.
Эми Ли с довольным видом заняла свое место, а самые бойкие из девочек, сидящие в последних рядах, внезапно почувствовали себя задетыми – как это мисс Барнс могла сразу же запомнить тихоню Эми Ли и не запомнит тотчас же их имен, не таких нелепых?
Эмили поняла, что девочки испытывают ревность и уже готовы бороться за симпатии новой учительнцы. У нее не было времени подумать, как лучше вести себя, а потому она постаралась говорить громче и предложила ученицам поочередно показать классу и ей свой рисунок и назвать при этом свое имя. Начать же она велела девочкам с последнего ряда. Таким образом, она избежала недовольного ропота из дальних уголков класса, где сидели самые нетерпеливые.
Едва взглянув на несколько работ, Эмили сумела оценить талант мистера Реддока. На рисунках был изображен один и тот же сюжет – вид на церковь Святой Маргариты, открывающийся прямо из окон класса. Некоторым девочкам очень верно удалось передать перспективу, несмотря на сложную для столь юных учениц композицию. Эмили похвалила их работы и постаралась сказать несколько ласковых слов каждой девочке, выделив у одной насыщенный цвет неба, у другой – четкий силуэт церкви, у третьей – миниатюрные фигурки, в которых легко узнавался викарий и его прихожане.
– Что ж, мы продолжим доделывать ваши работы, а лучшую из них подарим викарию, что вы об этом думаете? – спросила Эмили, когда последняя из девочек показала свой рисунок, назвалась и вернулась на свое место, краснея от похвалы новой учительницы.
Радостный гомон говорил о том, что девочки одобряют идею мисс Барнс, но кто-то все же спросил – а как именно будет выбираться лучшая работа?
– Полагаю, это решит миссис Аллингем, – тотчас нашлась Эмили, ей вовсе не хотелось выступать в роли судии, ведь тогда ей не избежать обид тех, чьи талант и усердие еще нуждаются в шлифовке. – А сейчас мы с вами попробуем нарисовать что-нибудь простое, чтобы я смогла увидеть, как вы держите карандаш, насколько уверенно наносите линии, какова ваша манера рисования.
Многим девочкам очень понравилось, что у них есть собственная «манера», и Эмили, не прилагая к этому особенных усилий, с первого раза почти завоевала детские сердца. Она пообещала девочкам поговорить с ними вечером в комнате для игр, получше узнать о каждой из них, и дети уже были готовы полюбить.
По окончании урока Эмили чувствовала себя довольной. Она и не ожидала, что ее первый урок пройдет так хорошо. Она пожелала посмотреть и другие рисунки учениц, скорее для того, чтобы понять, чему именно их учил мистер Реддок и не следует ли и ей перенять некоторые его приемы.
До обеда у нее больше не было занятий, но после ей предстояло серьезное испытание – первый урок со старшими ученицами. Свободное время Эмили посвятила обустройству своей части комнаты – разложила вещи так, чтобы все нужное всегда было под рукой, постаралась придать прежний аккуратный вид своим платьям, измявшимся за долгую дорогу, расставила на каминной полке кое-какие памятные сердцу безделушки…
Миссис Барнс наказывала дочери часто писать, но Эмили сомневалась, что ее новости будут интересны матери, скорее покажутся незначительными мелочами, и решила посвятить написанию писем вторую половину воскресенья, если это позволят ее новые обязанности. Она собиралась поддерживать переписку с двумя подругами, хоть и понимала, что со временем эта связь, наверное, прервется. Мэри была помолвлена, скоро ее ожидали другие заботы, а Рэйчел, остроумная, но несколько заносчивая барышня, весьма неодобрительно отнеслась к тому, какой путь выбрала Эмили. Лучше бы мисс Барнс показываться почаще в свете и постараться найти себе мужа, старше себя или даже вдовца, согласного жениться на девушке без приданого, чем прозябать жалкой учительницей где-то на краю света. Эмили не стала говорить Рэйчел, что все за нее решила мать, и отношения между подругами ко дню отъезда Эмили заметно охладели.
5
6
Эмили пришлось встать и поклониться, лицо девушки, к вящей ее досаде, покрылось краской смущения, но она дерзко обвела взглядом своих будущих учениц – нельзя показывать им свой испуг.
Усевшись на свое место, миссис Аллингем уведомила мисс Барнс, что ее первый урок состоится тотчас после завтрака, с девочками из младшего класса. Этому Эмили обрадовалась, она еще не готова была встретиться с двадцатью старшими ученицами, на чьих лицах успела заметить и интерес, и скептические усмешки, и явное неодобрение.
Вслед за миссис Аллингем поднялись из-за стола и другие учителя, даже если не успели закончить завтрак. Эмили поняла, что надо быть порасторопнее – сегодня она больше смотрела по сторонам и слушала, что говорит Хелен, и, хоть и не осталась голодной, могла бы съесть еще парочку оладий. Эмили обладала здоровым аппетитом и при этом не поправлялась в талии, чему несказанно завидовала Маргарет.
Хелен любезно проводила новую подругу до ее класса, после чего направилась в свой. Девочки уже были в классе – Хелен нарочно немного задержала Эмили, чтобы та вошла после того, как все дети займут свои места. По мнению мисс Эйвери, эта тактика позволяла избежать неловкости, когда учительница уже начала говорить, а девочки одна за другой еще вбегают в класс.
– Добрый день, девочки. Вы уже знаете, что меня зовут мисс Барнс, и я постараюсь научить вас рисовать пейзажи и портреты, – начала Эмили, с приветливой улыбкой оглядев класс.
Двадцать семь девочек смотрели на нее с любопытством, их глаза, карие, голубые, лукавые и задумчивые, показались Эмили звездами, могущими указать верный путь, а подчас и сбить с него, если неправильно прочесть по ним дорогу.
– Я не знаю, чем вы занимались с мистером Реддоком, поэтому вы должны помочь мне и показать свои работы. Нельзя, чтобы рисунки, начатые вами с другим учителем, остались недоделанными, – продолжила Эмили, одновременно прислушиваясь – не раздается ли на задних партах шепот или смех. Если она позволит девочкам вольности, они уже никогда не послушаются ее.
К счастью для мисс Барнс, маленькие ученицы почти все еще любят рисовать, и каждая охотно показала бы новой учительнице свой рисунок, если бы все работы не были сложены в папку, лежащую на столе возле окна. Об этом мисс Барнс робко сказала одна из учениц, сидевшая в первом ряду. Застенчивое личико девочки сразу понравилось молоденькой учительнице. Эмили взяла со стола папку и предложила девочке самой раздать рисунки своим подружкам, ведь мисс Барнс еще не знакома с ними.
– Как вас зовут, маленькая мисс? – спросила она девочку, с важным видом принявшую из рук учительницы папку.
– Эми…ли, – смущенно пробормотала девочка.
– Надо же, меня тоже зовут Эмили, – улыбнулась мисс Барнс.
По классу пронесся смешок, и Эмили с удивлением посмотрела на девочек.
– Разве такое совпадение не могло случиться? Наверное, среди вас есть и еще Эмили, – с укоризной заметила она.
– Они смеются, потому что мое полное имя – Эмили, а фамилия моя – Ли, но все зовут меня Эми, Эми Ли, – пояснила покрасневшая девочка. – Эмили Ли звучит очень смешно, как будто говоривший заикается.
Учительница не стала говорить вслух, что она думает о причудах родителей девчушки, назвавших свое дитя столь неподходящим именем, лишь понимающе кивнула.
– Что ж, Эми Ли, я тоже буду называть тебя так. Вот мы с тобой и познакомились, и будь уверена, теперь я не забуду твое имя, – Эмили старалась ободрить ученицу, опасаясь, что в классе бедняжку частенько поддразнивают другие девочки. – Боюсь, пройдет немало времени, прежде чем я выучу все ваши имена.
Эми Ли с довольным видом заняла свое место, а самые бойкие из девочек, сидящие в последних рядах, внезапно почувствовали себя задетыми – как это мисс Барнс могла сразу же запомнить тихоню Эми Ли и не запомнит тотчас же их имен, не таких нелепых?
Эмили поняла, что девочки испытывают ревность и уже готовы бороться за симпатии новой учительнцы. У нее не было времени подумать, как лучше вести себя, а потому она постаралась говорить громче и предложила ученицам поочередно показать классу и ей свой рисунок и назвать при этом свое имя. Начать же она велела девочкам с последнего ряда. Таким образом, она избежала недовольного ропота из дальних уголков класса, где сидели самые нетерпеливые.
Едва взглянув на несколько работ, Эмили сумела оценить талант мистера Реддока. На рисунках был изображен один и тот же сюжет – вид на церковь Святой Маргариты, открывающийся прямо из окон класса. Некоторым девочкам очень верно удалось передать перспективу, несмотря на сложную для столь юных учениц композицию. Эмили похвалила их работы и постаралась сказать несколько ласковых слов каждой девочке, выделив у одной насыщенный цвет неба, у другой – четкий силуэт церкви, у третьей – миниатюрные фигурки, в которых легко узнавался викарий и его прихожане.
– Что ж, мы продолжим доделывать ваши работы, а лучшую из них подарим викарию, что вы об этом думаете? – спросила Эмили, когда последняя из девочек показала свой рисунок, назвалась и вернулась на свое место, краснея от похвалы новой учительницы.
Радостный гомон говорил о том, что девочки одобряют идею мисс Барнс, но кто-то все же спросил – а как именно будет выбираться лучшая работа?
– Полагаю, это решит миссис Аллингем, – тотчас нашлась Эмили, ей вовсе не хотелось выступать в роли судии, ведь тогда ей не избежать обид тех, чьи талант и усердие еще нуждаются в шлифовке. – А сейчас мы с вами попробуем нарисовать что-нибудь простое, чтобы я смогла увидеть, как вы держите карандаш, насколько уверенно наносите линии, какова ваша манера рисования.
Многим девочкам очень понравилось, что у них есть собственная «манера», и Эмили, не прилагая к этому особенных усилий, с первого раза почти завоевала детские сердца. Она пообещала девочкам поговорить с ними вечером в комнате для игр, получше узнать о каждой из них, и дети уже были готовы полюбить.
По окончании урока Эмили чувствовала себя довольной. Она и не ожидала, что ее первый урок пройдет так хорошо. Она пожелала посмотреть и другие рисунки учениц, скорее для того, чтобы понять, чему именно их учил мистер Реддок и не следует ли и ей перенять некоторые его приемы.
До обеда у нее больше не было занятий, но после ей предстояло серьезное испытание – первый урок со старшими ученицами. Свободное время Эмили посвятила обустройству своей части комнаты – разложила вещи так, чтобы все нужное всегда было под рукой, постаралась придать прежний аккуратный вид своим платьям, измявшимся за долгую дорогу, расставила на каминной полке кое-какие памятные сердцу безделушки…
Миссис Барнс наказывала дочери часто писать, но Эмили сомневалась, что ее новости будут интересны матери, скорее покажутся незначительными мелочами, и решила посвятить написанию писем вторую половину воскресенья, если это позволят ее новые обязанности. Она собиралась поддерживать переписку с двумя подругами, хоть и понимала, что со временем эта связь, наверное, прервется. Мэри была помолвлена, скоро ее ожидали другие заботы, а Рэйчел, остроумная, но несколько заносчивая барышня, весьма неодобрительно отнеслась к тому, какой путь выбрала Эмили. Лучше бы мисс Барнс показываться почаще в свете и постараться найти себе мужа, старше себя или даже вдовца, согласного жениться на девушке без приданого, чем прозябать жалкой учительницей где-то на краю света. Эмили не стала говорить Рэйчел, что все за нее решила мать, и отношения между подругами ко дню отъезда Эмили заметно охладели.
5
Обед прошел почти так же, как завтрак, с той лишь разницей, что миссис Аллингем на нем не появилась.
– Директриса часто обедает в своей гостиной одна или с гостями, попечителями, викарием или с кем-то еще, – пояснила Хелен после того, как Эмили рассказала о своем первом уроке.
Миссис Фирман спросила, свободна ли мисс Барнс вечером и не сможет ли помочь ей придумать новый узор для вышивки с младшими девочками. Эмили охотно согласилась, не обращая внимания на насмешливую улыбку Хелен. Миссис Вильерс также стремилась завладеть вниманием Эмили, ведь бедная мисс Барнс еще не знакома с ее богатой коллекцией сплетен, но Эмили сумела отговориться от вечернего чаепития тем, что ей нужно подготовиться к завтрашним урокам и разобрать свои вещи.
– Мы придем к вам завтра, миссис Вильерс, – пообещала Хелен, и миссис Вильерс утешилась.
После обеда ученицы должны были около часа гулять, и прогулка не отменялась, даже если погода портилась. Эмили смотрела в окно одного из классов, как, несмотря на дождь, маленькие фигурки в плащах и шляпках бродили среди могил.
– Жуткое место, не правда ли? – послышался за ее спиной голос Хелен.
– Почему не разбить сад где-нибудь рядом со школой? – Эмили жалела о том, что не может подышать свежим воздухом, но мрачный пейзаж за окном не вызывал у нее желания присоединиться к девочкам, за которыми присматривала мисс Брент.
– Соседний с нами дом раньше принадлежал торговцу шерстью, но потом он разорился, и ему с семьей пришлось куда-то уехать. Попечительский совет уже давно пытается разыскать их, чтобы выкупить дом и прилегающий к нему участок земли. Если снести склады, там достаточно места, чтобы развести огород, посадить цветы и деревья, и еще останется место под площадку для игр. А в самом доме хотели устроить спальни для самых богатых учениц и покои директрисы. Но пока что этот план неосуществим.
– Надеюсь, мы с тобой застанем эти счастливые времена, когда у школы появится свой сад, – с надеждой откликнулась Эмили и отвернулась от окна.
– Говори за себя, дорогая, я мечтаю уехать отсюда до того, как мне исполнится двадцать пять лет и искать другое пристанище будет уже слишком поздно, – Хелен решительно взмахнула рукой, словно обрубая нити, связывавшие ее со школой Святой Маргарет с самого детства, и выбежала из класса.
Эмили только покачала головой. Похоже, ее новой подруге до смерти надоело это место, и нельзя было ее в том винить.
Вместо прогулки Эмили прошлась по школьным коридорам. Ходьба отвлекала ее от мыслей о предстоящем уроке в старшем классе.
С еще большим, нежели утром, волнением входила Эмили в класс, где ее ожидали уже вполне взрослые молодые леди, из которых многие превосходили свою новую учительницу красотой, состоянием и безупречностью манер.
Серый свет осеннего дня уже едва проникал сквозь узкие окна, и в классе горело множество ламп – об этом позаботилась мисс Олдридж. Большинство занятий живописью приходилось на светлые утренние часы, но сейчас преподавательница изящных манер, мисс Хамфрис, уехала навестить больную мать, и миссис Аллингем велела другим учителям занять освободившиеся часы. После обеда меньше всего был занят преподаватель живописи, и именно ему, то есть ей, Эмили, предстояло подменять мисс Хамфрис. Сама миссис Аллингем иногда утруждала себя, час или полтора беседуя с девушками на тему благочестия и прилежания, и полагала эти маленькие лекции весьма полезными для юных особ.
Эмили подумала, что мисс Хамфрис уехала совсем не вовремя, но вошла она в класс с самым решительным видом. В конце концов, она умела осаживать ворчливую Маргарет и некоторых дерзких джентльменов, значит, справится и с избалованными барышнями.
В отличие от младших девочек, не все юные леди сидели на своих местах. Эмили увидела неподалеку от своего стола группку оживленно болтающих девушек, словно они встретились только что, а не утром, перед завтраком. Среди них выделялась высокая, гибкая девушка с почти черными локонами, обрамляющими овальное бледное лицо, несмотря на запрет ученицам делать модные прически. По тому, с какой уверенностью она держалась, Эмили сразу поняла, что это и есть мисс Филлис Найт. За обедом она сидела спиной к учительскому столу, и Эмили не смогла разглядеть ее лицо, хотя Хелен и указала ей на эту девушку, но запомнила прямую осанку и чуть полноватые плечи.
Две из подруг мисс Найт при виде мисс Барнс уставились на нее, остальные три продолжали болтать, как будто не заметили, что учительница уже вошла. Все ученицы выжидательно притихли, явно предвкушая забавное зрелище.
– Рада, что вы приветствуете меня стоя, мисс, – объявила Эмили так громко, как только смогла, не переходя на крик, и проследовала к своему столу. – Всем остальным я предлагаю сделать то же самое.
– Как? Что? Что она сказала? – пронесся по классу неровный гул, включающий недоуменный шепот и возмущенные возгласы.
Мисс Найт пришлось обернуться, чтобы рассмотреть учительницу, так как Эмили прошла мимо нее. Серые и черные глаза словно хотели пронзить друг друга. Через мгновение мисс Найт презрительно поджала пухлые губы, а мисс Барнс спокойно улыбнулась, всем своим видом показывая: «Я уже здесь, хотите вы этого или нет, маленькая выскочка. И я останусь тут и увижу еще много таких, как вы, и ваш убийственный взгляд меня не задевает».
– Итак, я благодарю вас и прошу занять ваши места. Завтра, я полагаю, вы станете приветствовать меня более дружно, – Эмили обращалась ко всему классу, но смотрела на мисс Найт.
Филлис Найт первая отвела глаза и с видом оскорбленной королевы проследовала к своему месту. Ее подруги двинулись за ней, отчетливо слышались их перешептывания.
– Как вы уже знаете, я буду преподавать вам живопись. Вряд ли вас нужно учить, вы занимались с мистером Реддоком и, без сомнения, не нуждаетесь в объяснении приемов и бесконечных повторениях одного и того же сюжета. Всем этим я займусь с младшими девочками. А вам предлагаю сегодня нарисовать что-нибудь по своему вкусу, но непременно осеннее, – полчаса назад Эмили не знала, что предложить девушкам, доделывать работы, начатые ими с мистером Реддоком, не казалось ей важным. Если там опять будет пейзаж с церковью, о нем вполне можно забыть, а если что-то более любопытное – они продолжат позже, когда она лучше узнает этих девочек. Озарение пришло, когда она смотрела в темные, мятежные глаза мисс Найт. Заставить учениц нарисовать что-то, передающее их ви́дение мрачного и прекрасного сезона, захватившего власть на несколько мучительных и сладостных месяцев, – значит для Эмили попробовать заглянуть им в души.
Такой работе не помешает слабое освещение, здесь важна сила чувства, а не натура – в этом Эмили была уверена. «Надеюсь, они не испортят глаза и не станут жаловаться родителям», – успела подумать она, пока девушки переглядывались, пожимали плечами и всем своим видом показывали, что считают мисс Барнс весьма странной особой. Но ее не следует сбрасывать со счетов – это они поняли мгновенно, и именно этого она и стремилась добиться на своем первом уроке. А успех или поражение придут позже.
С большей или меньшей неохотой, но девочки взялись за работу. Эмили так и осталась стоять, опираясь на край стола, ей хотелось иметь возможность видеть каждую ученицу и немедленно пресечь любое серьезное нарушение дисциплины. На отрывистые перешептывания и многозначительные взгляды она сегодня решила не обращать внимания. Если ей удастся преодолеть неприязнь девушек, а они смогут добиться ее уважения, ученицы сами не захотят вести себя неподобающим образом во время живописи.
Эмили хотелось поговорить с другими учителями, узнать, какие методы используют они, чтобы достичь послушания, но ей неловко было тотчас по прибытии просить советов, сначала надо попробовать понять, на что способна она сама. Пока же ясно было, что с мисс Найт они вряд ли когда-нибудь сумеют наладить хорошие взаимоотношения, эта девушка напомнила Эмили взбалмошную Рэйчел.
«Почему такая взрослая девушка, как Филлис Найт, до сих пор не покинула пансион? Она могла это сделать весной и даже в прошлом году, – размышляла Эмили, не переставая обводить глазами класс. – Да и некоторым другим уже вполне можно начать заказывать себе свадебные платья. Если их родители так богаты, как говорит Хелен, им стоит выезжать в свет. Впрочем, для бедной Хелен даже состояние моего отца могло показаться значительным… Да оно таковым и было, пока Томас не погубил все, что создавал отец с таким трудом…»
От этих грустных мыслей лицо ее помрачнело, и кое-кто из девушек снова принялся перешептываться – как мисс Барнс наблюдала за ними, так и они украдкой посматривали на нее, прячась за своими картонами. Кто-то нарочито громко ахнул, уронив карандаш, и Эмили пришла в себя. Нельзя отвлекаться, сказала она себе, и медленно пошла по классу. Когда Эмили дошла до конца прохода, она развернулась, чтобы иметь возможность увидеть работы девушек, не оборачиваясь всякий раз при ходьбе.
Почти все рисовали карандашом, очевидно, ленясь браться за сложную работу красками ради каприза мисс Барнс, выдумавшей такое странное задание. Но и на рисунках Эмили увидела немало интересного.
Ваза с поздними цветами, стоящая на столе, – что может быть более избитым для изображения темы осени? Но на вазу с унылым видом смотрела молодая девушка в шляпе, в руках ее было несколько сорванных в спешке листьев, а перед нею лежало распечатанное письмо. Что за весть она так стремилась узнать, что забыла снять шляпку и отбросить листья? Судя по ее печальному лицу, письмо содержало плохие новости.
– Прекрасно, мисс Сэмпсон, – не удержалась от похвалы Эмили. – Вам следовало бы закончить картину в цвете.
Девушка бросила на учительницу косой взгляд и покраснела, но было видно, что похвала ей приятна, а еще она удивлена тем, что мисс Барнс знает ее фамилию. Эмили ободряюще улыбнулась и посмотрела на работу кузины мисс Сэмпсон, Энид Рикман.
К сожалению, похвалить рисунок мисс Рикман Эмили не смогла бы, не покривив душой, и в то же время несколько мгновений не отводила от него глаз. Энид не имела ни таланта, ни даже способностей к рисованию, но, несомненно, обладала страстной натурой. На ее картоне изображался корявый лес, как будто рука злого чародея искривила древесные стволы и сорвала с них все листья. Все, кроме одного, непропорционально большого, который Энид успела даже замазать красной краской. Лист висел на одном из деревьев в середине рисунка, а под этим деревом склонилась неясная темная фигура, густо затушеванная углем. Непонятно было, мужчина это или женщина, молодой человек или старый, но одиночеством веяло от рисунка, заставляя смотревшего на него вздрагивать, словно от холода.
Мисс Рикман заметила внимание учительницы и с недоумением повернула голову. Она, конечно, знала, что живопись не дается ей, и теперь была удивлена, отчего мисс Барнс так долго смотрит на ее небрежную работу.
– Неподалеку от поместья моего отца был почти такой же лес, – сказала Эмили, чтобы как-то объяснить девушке свой интерес к ее рисунку.
Это и в самом деле было так, но остановилась Эмили отнюдь не поэтому. Унылой безысходностью веяло от склоненной фигуры, и Эмили едва ли не разглядела в ней себя. Ведь теперь она точно так же одинока, а красный лист, символ… чего?.. вот-вот улетит вместе со своими собратьями, оставив после себя только пустоту и холод. Еще мисс Барнс задумалась о том, что за страсти живут в душе этой, такой миленькой с виду, рыжеволосой девушки, что за тайны скрывают ее голубые глаза под золотистыми ресницами?
«Надеюсь, для ее же блага, что она просто прочитала слишком много романов», – подумала Эмили, а Энид изумленно спросила:
– У вашего отца есть поместье? – Конечно, девушкам было любопытно узнать побольше о семье новой учительницы и причинах, побудивших ее принять это место, так же, как и ей хотелось познакомиться с ними.
– Было, но мой отец уже давно умер, – спокойно ответила Эмили. – А мой брат не смог поддерживать благосостояние поместья и продал его.
Вот так, чистая правда без лишних объяснений. Лучше она сама расскажет им о себе, чем позволит миссис Вильерс или мисс Брент придумывать о ней какие-нибудь сплетни.
– И вам пришлось стать учительницей, – послышался голос кого-то из учениц.
Эмили кивнула и направилась дальше по проходу, намереваясь хорошенько рассмотреть и другие рисунки, когда мисс Найт вдруг с досадой швырнула свой картон на пол.
– Что произошло, мисс Найт? Вы уронили рисунок? – Эмили спрятала в складках платья сжатые в кулаки руки и пошла к Филлис.
– Мне не нравится рисовать какую-то чепуху, и я терпеть не могу осень! – воскликнула мисс Найт.
Эмили запоздало вспомнила предупреждение Хелен о том, что мисс Сэмпсон и ее кузина враждуют с мисс Найт, и одобрение учительницы в адрес этих девушек Филлис восприняла как укол в свой адрес.
– Что ж, вы достаточно ясно высказали свое впечатление об этом времени года, чтобы была нужда в рисунке, – неожиданно легко согласилась преподавательница. – Ступайте и отдохните, пока ваши подруги закончат свои работы.
– Мне… уйти? – переспросила оторопевшая девушка.
– Я думаю, вам скучно здесь, мисс Найт, – мягко продолжила Эмили. – Все девушки заняты работой, а вы свою уже закончили. Поднимите картон и ступайте.
Резкость последних слов контрастировала с едва ли не нежностью первых, и Филлис залилась краской. Ее, признанную всеми, или почти всеми, предводительницу класса, выгоняют вон! Ну нет, этого она так не оставит – было написано на ее лице. Под внимательным взглядом мисс Барнс и девятнадцати учениц Филлис подхватила свой картон и бросилась к двери, но тут же опомнилась и вышла, не теряя достоинства, как это и подобает королеве.
– Возвращайтесь к вашим рисункам, девочки, – Эмили постаралась призвать учениц к порядку, и тут уж никто не осмелился ей возразить.
Остаток урока прошел в тишине, но Эмили прекрасно понимала, как хочется девушкам поскорее обсудить случившееся. Во время чаепития старший класс, должно быть, начнет жужжать, как целый рой пчел, возбужденных вмешательством злоумышленника в их маленький мирок.
Эмили посмотрела на другие рисунки мельком, отметила про себя несколько занятных образов и две или три действительно талантливых работы, и вернулась к своему столу. Ей мучительно хотелось узнать, что же рисовала на своем картоне Филлис Найт. Может быть, тогда она смогла бы лучше понять эту девушку? Пожалуй, это ей вряд ли когда-нибудь удастся, они с Филлис стали врагами, едва взглянув друг на друга. Неужели мисс Найт злится на нее из-за того, что она заняла место мистера Реддока? Неужели ревность мисс Брент была небеспочвенной? Тогда натура Филлис слишком испорченная, чтобы можно было надеяться на ее исправление. «Избалованные, взбалмошные девушки могут под влиянием разумных и терпеливых людей превратиться в милых леди, но порочный нрав в столь юном возрасте уже трудно исправить. Так считает Маргарет, и, кажется, мне придется с ней согласиться, – думала Эмили, ожидая конца урока. – А ведь я не сделала ей ничего дурного! Как же тогда назвать мисс Найт, если она поощряла ухаживания мистера Реддока, а потом с легким сердцем рассталась с ним, когда его изгнали из школы? Так ли он виновен?»
Этих размышлений хватило мисс Барнс как раз до конца урока, и вскоре она уже собирала рисунки и прощалась с девушками до завтрашнего утра, когда у них должен был состояться новый урок.
На сегодня занятий у нее больше не было, и Эмили решила отнести рисунки в свою комнату и внимательно рассмотреть их после чаепития. «Надо показать их Хелен, она наверняка скажет что-нибудь остроумное и точное о каждой девушке, а рисунки помогут мне лучше представить ее слова», – решила мисс Барнс и приветливо простилась с ученицами. Урок оказался тяжелым для нее, но все могло бы быть гораздо хуже.
Все и было хуже, как вскоре узнала Эмили, когда миссис Аллингем пригласила ее в свой кабинет после того, как все попьют чая.
– Директриса часто обедает в своей гостиной одна или с гостями, попечителями, викарием или с кем-то еще, – пояснила Хелен после того, как Эмили рассказала о своем первом уроке.
Миссис Фирман спросила, свободна ли мисс Барнс вечером и не сможет ли помочь ей придумать новый узор для вышивки с младшими девочками. Эмили охотно согласилась, не обращая внимания на насмешливую улыбку Хелен. Миссис Вильерс также стремилась завладеть вниманием Эмили, ведь бедная мисс Барнс еще не знакома с ее богатой коллекцией сплетен, но Эмили сумела отговориться от вечернего чаепития тем, что ей нужно подготовиться к завтрашним урокам и разобрать свои вещи.
– Мы придем к вам завтра, миссис Вильерс, – пообещала Хелен, и миссис Вильерс утешилась.
После обеда ученицы должны были около часа гулять, и прогулка не отменялась, даже если погода портилась. Эмили смотрела в окно одного из классов, как, несмотря на дождь, маленькие фигурки в плащах и шляпках бродили среди могил.
– Жуткое место, не правда ли? – послышался за ее спиной голос Хелен.
– Почему не разбить сад где-нибудь рядом со школой? – Эмили жалела о том, что не может подышать свежим воздухом, но мрачный пейзаж за окном не вызывал у нее желания присоединиться к девочкам, за которыми присматривала мисс Брент.
– Соседний с нами дом раньше принадлежал торговцу шерстью, но потом он разорился, и ему с семьей пришлось куда-то уехать. Попечительский совет уже давно пытается разыскать их, чтобы выкупить дом и прилегающий к нему участок земли. Если снести склады, там достаточно места, чтобы развести огород, посадить цветы и деревья, и еще останется место под площадку для игр. А в самом доме хотели устроить спальни для самых богатых учениц и покои директрисы. Но пока что этот план неосуществим.
– Надеюсь, мы с тобой застанем эти счастливые времена, когда у школы появится свой сад, – с надеждой откликнулась Эмили и отвернулась от окна.
– Говори за себя, дорогая, я мечтаю уехать отсюда до того, как мне исполнится двадцать пять лет и искать другое пристанище будет уже слишком поздно, – Хелен решительно взмахнула рукой, словно обрубая нити, связывавшие ее со школой Святой Маргарет с самого детства, и выбежала из класса.
Эмили только покачала головой. Похоже, ее новой подруге до смерти надоело это место, и нельзя было ее в том винить.
Вместо прогулки Эмили прошлась по школьным коридорам. Ходьба отвлекала ее от мыслей о предстоящем уроке в старшем классе.
С еще большим, нежели утром, волнением входила Эмили в класс, где ее ожидали уже вполне взрослые молодые леди, из которых многие превосходили свою новую учительницу красотой, состоянием и безупречностью манер.
Серый свет осеннего дня уже едва проникал сквозь узкие окна, и в классе горело множество ламп – об этом позаботилась мисс Олдридж. Большинство занятий живописью приходилось на светлые утренние часы, но сейчас преподавательница изящных манер, мисс Хамфрис, уехала навестить больную мать, и миссис Аллингем велела другим учителям занять освободившиеся часы. После обеда меньше всего был занят преподаватель живописи, и именно ему, то есть ей, Эмили, предстояло подменять мисс Хамфрис. Сама миссис Аллингем иногда утруждала себя, час или полтора беседуя с девушками на тему благочестия и прилежания, и полагала эти маленькие лекции весьма полезными для юных особ.
Эмили подумала, что мисс Хамфрис уехала совсем не вовремя, но вошла она в класс с самым решительным видом. В конце концов, она умела осаживать ворчливую Маргарет и некоторых дерзких джентльменов, значит, справится и с избалованными барышнями.
В отличие от младших девочек, не все юные леди сидели на своих местах. Эмили увидела неподалеку от своего стола группку оживленно болтающих девушек, словно они встретились только что, а не утром, перед завтраком. Среди них выделялась высокая, гибкая девушка с почти черными локонами, обрамляющими овальное бледное лицо, несмотря на запрет ученицам делать модные прически. По тому, с какой уверенностью она держалась, Эмили сразу поняла, что это и есть мисс Филлис Найт. За обедом она сидела спиной к учительскому столу, и Эмили не смогла разглядеть ее лицо, хотя Хелен и указала ей на эту девушку, но запомнила прямую осанку и чуть полноватые плечи.
Две из подруг мисс Найт при виде мисс Барнс уставились на нее, остальные три продолжали болтать, как будто не заметили, что учительница уже вошла. Все ученицы выжидательно притихли, явно предвкушая забавное зрелище.
– Рада, что вы приветствуете меня стоя, мисс, – объявила Эмили так громко, как только смогла, не переходя на крик, и проследовала к своему столу. – Всем остальным я предлагаю сделать то же самое.
– Как? Что? Что она сказала? – пронесся по классу неровный гул, включающий недоуменный шепот и возмущенные возгласы.
Мисс Найт пришлось обернуться, чтобы рассмотреть учительницу, так как Эмили прошла мимо нее. Серые и черные глаза словно хотели пронзить друг друга. Через мгновение мисс Найт презрительно поджала пухлые губы, а мисс Барнс спокойно улыбнулась, всем своим видом показывая: «Я уже здесь, хотите вы этого или нет, маленькая выскочка. И я останусь тут и увижу еще много таких, как вы, и ваш убийственный взгляд меня не задевает».
– Итак, я благодарю вас и прошу занять ваши места. Завтра, я полагаю, вы станете приветствовать меня более дружно, – Эмили обращалась ко всему классу, но смотрела на мисс Найт.
Филлис Найт первая отвела глаза и с видом оскорбленной королевы проследовала к своему месту. Ее подруги двинулись за ней, отчетливо слышались их перешептывания.
– Как вы уже знаете, я буду преподавать вам живопись. Вряд ли вас нужно учить, вы занимались с мистером Реддоком и, без сомнения, не нуждаетесь в объяснении приемов и бесконечных повторениях одного и того же сюжета. Всем этим я займусь с младшими девочками. А вам предлагаю сегодня нарисовать что-нибудь по своему вкусу, но непременно осеннее, – полчаса назад Эмили не знала, что предложить девушкам, доделывать работы, начатые ими с мистером Реддоком, не казалось ей важным. Если там опять будет пейзаж с церковью, о нем вполне можно забыть, а если что-то более любопытное – они продолжат позже, когда она лучше узнает этих девочек. Озарение пришло, когда она смотрела в темные, мятежные глаза мисс Найт. Заставить учениц нарисовать что-то, передающее их ви́дение мрачного и прекрасного сезона, захватившего власть на несколько мучительных и сладостных месяцев, – значит для Эмили попробовать заглянуть им в души.
Такой работе не помешает слабое освещение, здесь важна сила чувства, а не натура – в этом Эмили была уверена. «Надеюсь, они не испортят глаза и не станут жаловаться родителям», – успела подумать она, пока девушки переглядывались, пожимали плечами и всем своим видом показывали, что считают мисс Барнс весьма странной особой. Но ее не следует сбрасывать со счетов – это они поняли мгновенно, и именно этого она и стремилась добиться на своем первом уроке. А успех или поражение придут позже.
С большей или меньшей неохотой, но девочки взялись за работу. Эмили так и осталась стоять, опираясь на край стола, ей хотелось иметь возможность видеть каждую ученицу и немедленно пресечь любое серьезное нарушение дисциплины. На отрывистые перешептывания и многозначительные взгляды она сегодня решила не обращать внимания. Если ей удастся преодолеть неприязнь девушек, а они смогут добиться ее уважения, ученицы сами не захотят вести себя неподобающим образом во время живописи.
Эмили хотелось поговорить с другими учителями, узнать, какие методы используют они, чтобы достичь послушания, но ей неловко было тотчас по прибытии просить советов, сначала надо попробовать понять, на что способна она сама. Пока же ясно было, что с мисс Найт они вряд ли когда-нибудь сумеют наладить хорошие взаимоотношения, эта девушка напомнила Эмили взбалмошную Рэйчел.
«Почему такая взрослая девушка, как Филлис Найт, до сих пор не покинула пансион? Она могла это сделать весной и даже в прошлом году, – размышляла Эмили, не переставая обводить глазами класс. – Да и некоторым другим уже вполне можно начать заказывать себе свадебные платья. Если их родители так богаты, как говорит Хелен, им стоит выезжать в свет. Впрочем, для бедной Хелен даже состояние моего отца могло показаться значительным… Да оно таковым и было, пока Томас не погубил все, что создавал отец с таким трудом…»
От этих грустных мыслей лицо ее помрачнело, и кое-кто из девушек снова принялся перешептываться – как мисс Барнс наблюдала за ними, так и они украдкой посматривали на нее, прячась за своими картонами. Кто-то нарочито громко ахнул, уронив карандаш, и Эмили пришла в себя. Нельзя отвлекаться, сказала она себе, и медленно пошла по классу. Когда Эмили дошла до конца прохода, она развернулась, чтобы иметь возможность увидеть работы девушек, не оборачиваясь всякий раз при ходьбе.
Почти все рисовали карандашом, очевидно, ленясь браться за сложную работу красками ради каприза мисс Барнс, выдумавшей такое странное задание. Но и на рисунках Эмили увидела немало интересного.
Ваза с поздними цветами, стоящая на столе, – что может быть более избитым для изображения темы осени? Но на вазу с унылым видом смотрела молодая девушка в шляпе, в руках ее было несколько сорванных в спешке листьев, а перед нею лежало распечатанное письмо. Что за весть она так стремилась узнать, что забыла снять шляпку и отбросить листья? Судя по ее печальному лицу, письмо содержало плохие новости.
– Прекрасно, мисс Сэмпсон, – не удержалась от похвалы Эмили. – Вам следовало бы закончить картину в цвете.
Девушка бросила на учительницу косой взгляд и покраснела, но было видно, что похвала ей приятна, а еще она удивлена тем, что мисс Барнс знает ее фамилию. Эмили ободряюще улыбнулась и посмотрела на работу кузины мисс Сэмпсон, Энид Рикман.
К сожалению, похвалить рисунок мисс Рикман Эмили не смогла бы, не покривив душой, и в то же время несколько мгновений не отводила от него глаз. Энид не имела ни таланта, ни даже способностей к рисованию, но, несомненно, обладала страстной натурой. На ее картоне изображался корявый лес, как будто рука злого чародея искривила древесные стволы и сорвала с них все листья. Все, кроме одного, непропорционально большого, который Энид успела даже замазать красной краской. Лист висел на одном из деревьев в середине рисунка, а под этим деревом склонилась неясная темная фигура, густо затушеванная углем. Непонятно было, мужчина это или женщина, молодой человек или старый, но одиночеством веяло от рисунка, заставляя смотревшего на него вздрагивать, словно от холода.
Мисс Рикман заметила внимание учительницы и с недоумением повернула голову. Она, конечно, знала, что живопись не дается ей, и теперь была удивлена, отчего мисс Барнс так долго смотрит на ее небрежную работу.
– Неподалеку от поместья моего отца был почти такой же лес, – сказала Эмили, чтобы как-то объяснить девушке свой интерес к ее рисунку.
Это и в самом деле было так, но остановилась Эмили отнюдь не поэтому. Унылой безысходностью веяло от склоненной фигуры, и Эмили едва ли не разглядела в ней себя. Ведь теперь она точно так же одинока, а красный лист, символ… чего?.. вот-вот улетит вместе со своими собратьями, оставив после себя только пустоту и холод. Еще мисс Барнс задумалась о том, что за страсти живут в душе этой, такой миленькой с виду, рыжеволосой девушки, что за тайны скрывают ее голубые глаза под золотистыми ресницами?
«Надеюсь, для ее же блага, что она просто прочитала слишком много романов», – подумала Эмили, а Энид изумленно спросила:
– У вашего отца есть поместье? – Конечно, девушкам было любопытно узнать побольше о семье новой учительницы и причинах, побудивших ее принять это место, так же, как и ей хотелось познакомиться с ними.
– Было, но мой отец уже давно умер, – спокойно ответила Эмили. – А мой брат не смог поддерживать благосостояние поместья и продал его.
Вот так, чистая правда без лишних объяснений. Лучше она сама расскажет им о себе, чем позволит миссис Вильерс или мисс Брент придумывать о ней какие-нибудь сплетни.
– И вам пришлось стать учительницей, – послышался голос кого-то из учениц.
Эмили кивнула и направилась дальше по проходу, намереваясь хорошенько рассмотреть и другие рисунки, когда мисс Найт вдруг с досадой швырнула свой картон на пол.
– Что произошло, мисс Найт? Вы уронили рисунок? – Эмили спрятала в складках платья сжатые в кулаки руки и пошла к Филлис.
– Мне не нравится рисовать какую-то чепуху, и я терпеть не могу осень! – воскликнула мисс Найт.
Эмили запоздало вспомнила предупреждение Хелен о том, что мисс Сэмпсон и ее кузина враждуют с мисс Найт, и одобрение учительницы в адрес этих девушек Филлис восприняла как укол в свой адрес.
– Что ж, вы достаточно ясно высказали свое впечатление об этом времени года, чтобы была нужда в рисунке, – неожиданно легко согласилась преподавательница. – Ступайте и отдохните, пока ваши подруги закончат свои работы.
– Мне… уйти? – переспросила оторопевшая девушка.
– Я думаю, вам скучно здесь, мисс Найт, – мягко продолжила Эмили. – Все девушки заняты работой, а вы свою уже закончили. Поднимите картон и ступайте.
Резкость последних слов контрастировала с едва ли не нежностью первых, и Филлис залилась краской. Ее, признанную всеми, или почти всеми, предводительницу класса, выгоняют вон! Ну нет, этого она так не оставит – было написано на ее лице. Под внимательным взглядом мисс Барнс и девятнадцати учениц Филлис подхватила свой картон и бросилась к двери, но тут же опомнилась и вышла, не теряя достоинства, как это и подобает королеве.
– Возвращайтесь к вашим рисункам, девочки, – Эмили постаралась призвать учениц к порядку, и тут уж никто не осмелился ей возразить.
Остаток урока прошел в тишине, но Эмили прекрасно понимала, как хочется девушкам поскорее обсудить случившееся. Во время чаепития старший класс, должно быть, начнет жужжать, как целый рой пчел, возбужденных вмешательством злоумышленника в их маленький мирок.
Эмили посмотрела на другие рисунки мельком, отметила про себя несколько занятных образов и две или три действительно талантливых работы, и вернулась к своему столу. Ей мучительно хотелось узнать, что же рисовала на своем картоне Филлис Найт. Может быть, тогда она смогла бы лучше понять эту девушку? Пожалуй, это ей вряд ли когда-нибудь удастся, они с Филлис стали врагами, едва взглянув друг на друга. Неужели мисс Найт злится на нее из-за того, что она заняла место мистера Реддока? Неужели ревность мисс Брент была небеспочвенной? Тогда натура Филлис слишком испорченная, чтобы можно было надеяться на ее исправление. «Избалованные, взбалмошные девушки могут под влиянием разумных и терпеливых людей превратиться в милых леди, но порочный нрав в столь юном возрасте уже трудно исправить. Так считает Маргарет, и, кажется, мне придется с ней согласиться, – думала Эмили, ожидая конца урока. – А ведь я не сделала ей ничего дурного! Как же тогда назвать мисс Найт, если она поощряла ухаживания мистера Реддока, а потом с легким сердцем рассталась с ним, когда его изгнали из школы? Так ли он виновен?»
Этих размышлений хватило мисс Барнс как раз до конца урока, и вскоре она уже собирала рисунки и прощалась с девушками до завтрашнего утра, когда у них должен был состояться новый урок.
На сегодня занятий у нее больше не было, и Эмили решила отнести рисунки в свою комнату и внимательно рассмотреть их после чаепития. «Надо показать их Хелен, она наверняка скажет что-нибудь остроумное и точное о каждой девушке, а рисунки помогут мне лучше представить ее слова», – решила мисс Барнс и приветливо простилась с ученицами. Урок оказался тяжелым для нее, но все могло бы быть гораздо хуже.
Все и было хуже, как вскоре узнала Эмили, когда миссис Аллингем пригласила ее в свой кабинет после того, как все попьют чая.
6
– Итак, мисс Барнс, в первый же день вы вынудили меня провести с вами серьезную беседу, – невыразительным тоном начала директриса после того, как Эмили уселась напротив нее. – Кажется, не далее как вчера я предупреждала вас о том, какие чувствительные натуры у некоторых наших учениц и как много мы должны стараться, чтобы научить их быть благонравными и добродетельными. Строгость, конечно, необходима, но в разумных пределах. Ваше обращение с мисс Найт сегодня непозволительно.
В конце фразы она едва заметно повысила голос, и Эмили нервно стиснула руки. «Нельзя научить быть благонравной, девушка либо обладает этим качеством, либо нет», – хотелось сказать Эмили, но она побоялась. Вместо этого Эмили постаралась описать случившееся так, как оно было на самом деле. Похоже, до нее мисс Филлис Найт уже успела изложить директрисе свое ви́дение конфликта, и трудно было предположить, чьему мнению миссис Аллингем доверится – давно знакомой ей ученицы, пользующейся к тому же привилегиями, или молоденькой учительницы, прибывшей лишь накануне и тут же пытающейся искать справедливости? Эмили была слишком молода, чтобы посчитать ответ однозначным, а потому попыталась отстоять свою правоту.
В конце фразы она едва заметно повысила голос, и Эмили нервно стиснула руки. «Нельзя научить быть благонравной, девушка либо обладает этим качеством, либо нет», – хотелось сказать Эмили, но она побоялась. Вместо этого Эмили постаралась описать случившееся так, как оно было на самом деле. Похоже, до нее мисс Филлис Найт уже успела изложить директрисе свое ви́дение конфликта, и трудно было предположить, чьему мнению миссис Аллингем доверится – давно знакомой ей ученицы, пользующейся к тому же привилегиями, или молоденькой учительницы, прибывшей лишь накануне и тут же пытающейся искать справедливости? Эмили была слишком молода, чтобы посчитать ответ однозначным, а потому попыталась отстоять свою правоту.