Страница:
Думая о Генриетте, король буквально пьянел от желания. Неотступный образ красавицы преследовал его повсюду. Но из всех фавориток короля эта оказалась самой расчетливой. Прежде чем ответить Генриху взаимностью, она потребовала от него письменный договор, согласно которому король пообещал вступить с ней в законный брак, как только она родит ему сына.
В этом поразительном письме-обещании содержалось следующее:
На возможное подписание брачного контракта с Марией Медичи Генриетта де Бальзак д’Антраг, возмущение которой нетрудно понять, отреагировала столь громогласно, что тосканские послы, слышавшие ее крики, поспешили удалиться от греха подальше.
Генрих в очередной раз поклялся, что не собирается жениться, и к Генриетте снова вернулась надежда на безоблачное будущее рядом с ее «добрым Анри». А раз так, она «одарила короля новыми удовольствиями».
Время, однако, шло, и с каждой неделей Генрих все больше нервничал. Его Генриетта была уже на седьмом месяце, и он с тревогой думал о том, что если она все же разродится мальчиком, он окажется в ловушке собственного (да еще в письменном виде) королевского слова. Реальная вероятность такой нелепой (и ненужной в данный момент) ситуации мешала ему спокойно спать.
К счастью, на помощь ему пришло само небо. В июне 1600 года у Генриетты случились преждевременные роды, и она произвела на свет мальчика, который почти сразу умер.
Узнав об этом, Генрих почувствовал огромное облегчение, ведь случившееся несчастье избавило его от необходимости исполнять обещание. Он подарил убитой горем Генриетте земельное владение Верней, возведенное в маркизат, считая, что это должно послужить бедняге достаточным утешением.
Новоявленная маркиза де Верней стала чуть более покладистой. Генрих обнял ее и с легким сердцем уехал в Лион. Всю дорогу он обменивался любовными письмами со своей флорентийской невестой. В одном из них, в избытке чувств, он написал:
«Вы советуете, чтобы я поберег свое здоровье; я Вас прошу о том же. Как только Вы прибудете, мы сотворим с Вами хорошенького ребеночка»22.
Переписка еще ни разу не видевших друг друга людей становилась день ото дня все более нежной. В первую очередь со стороны короля, конечно же. Он называл свою невесту «моя госпожа» и клялся ей в вечной любви. Мало-помалу, захваченный этой игрой, он и вправду почувствовал влечение к «маленькой флорентинке», которую видел лишь на портрете, как это обычно бывало, сильно приукрашенному «…» Маленькая флорентинка»… Это, пожалуй, не совсем верные слова. Тот, кто видел Марию Медичи, вряд ли назвал бы ее так. Летом 1600 года ей шел двадцать седьмой год. Как пишет историк Бенедетта Кравери, «это по тем временам уже считалось преклонным возрастом»23. Конечно, она была на двадцать лет моложе Генриха IV, но под определение «маленькая» ну никак не подходила. Напротив, это была весьма крупная дама с несколько обвисшими щеками и поблекшими глазами.
Вот ее портрет, написанный историком Жюлем Мишле:
Впрочем, есть и другие мнения. В частности, сам кардинал де Ришельё в своих «Мемуарах» дает нам такой портрет Марии Медичи:
Скорее всего, объективного портрета мы не найдем никогда. Говорят, что некрасивых женщин не бывает, а еще говорят, что только некрасивая женщина способна любить по-настоящему, потому что она не влюблена в себя. Но это все слова. К сожалению, Мария Медичи не отличалась ни красотой (это отмечали слишком уж многие), ни добродетелью (это выяснится очень скоро). И любить по-настоящему она была способна, наверное, только саму себя…
Глава IV
Герцог де Белльгард прибыл во Флоренцию 23 сентября 1600 года в сопровождении огромной свиты из сорока с лишним человек. На пристани их встретили сыновья великого герцога Тосканского, а сам правитель Тосканы уже ждал делегацию в своем дворце Питти.
После долгих взаимных приветствий, положенных по протоколу, де Белльгард объявил о цели своего визита, а также передал великому герцогу письмо от короля Франции, подтверждающее намерение жениться.
Миссия господина де Белльгарда, конечно же, была секретом полишинеля. Об этом говорит хотя бы тот факт, что во Флоренцию, имея в виду бракосочетание Марии Медичи, уже прибыли герцог Мантуанский с супругой, а также представитель Венеции.
Весьма странная для нынешних времен церемония бракосочетания по доверенности состоялась 5 октября
1600 года, и провел ее кардинал Пьетро Альдобранди-ни, специально присланный своим дядей, папой Климентом VIII.
Народу собралось много: на свадьбе были все знатные флорентийцы, представители духовенства, иностранные послы… Кардинал Альдобрандини от имени папы поздравил новобрачную, а та поблагодарила его и заверила в своей вечной верности идеалам католицизма. Когда брачный контракт был подписан, стройный хор из почти сотни голосов пропел церковный гимн «TeDeum» («Тебя, Бога, славим…»). Место законной королевы Франции снова оказалось занятым.
Через некоторое время граф д’Аленкур отбыл из Флоренции, чтобы в мельчайших подробностях рассказать Генриху обо всем произошедшем. Он также привез с собой еще один портрет, чтобы король имел дополнительное представление о том, как выглядит та, на которой он только что женился.
Свой портрет отправил во Флоренцию и Генрих. Его передал граф де Фронтенак, кстати сказать, дедушка будущего французского губернатора Канады. Он же передал Марии целую пачку писем от Его Величества.
Отметим, что к тому времени Мария уже брала уроки французского языка, но отбыть к мужу сразу же после церемонии она не смогла: слишком много вещей надо было собрать с собой в дальнюю дорогу.
Историк Ги Шоссинан-Ногаре констатирует:
– Видеть не желаю эту тосканскую толстуху! – кричала Генриетта де Бальзак д’Антраг.
Генрих IV, хорошо знавший буйный нрав своей любовницы, сидел спокойно.
Немного остынув, Генриетта спросила, когда должна приехать его «банкирша».
– Сразу, как только я очищу свой двор от всех, кто ей явно не понравится, – хитро улыбаясь, ответил король.
После этой сцены в их отношениях на несколько дней установился холодок…
Марию сопровождали ее тетушка – великая герцогиня Тосканская, младший брат Антонио Медичи и множество других знатных флорентийцев, в числе которых выделялся некий Кончино Кончини – ниже мы расскажем о нем подробнее.
Семнадцатого октября 1600 года Мария уже была в Ливорно и оттуда поплыла в направлении Франции.
На несколько дней она остановилась в Генуе. Генуэзские власти встретили новоиспеченную супругу короля со всем возможным гостеприимством. Из-за сильного шторма ей пришлось задержаться дольше, чем она рассчитывала. Волны были такие, что даже самые опытные моряки не решались выйти в открытое море. Некоторые увидели в этом дурное предзнаменование, но Мария хранила спокойствие, ничем не показывая своего внутреннего волнения.
В конце концов ветер стих, и корабли взяли курс на Тулон. Когда они вошли в порт, поглазеть на них собрался весь город. Головной корабль, позолоченный до самой ватерлинии, «украшали гербы Франции и Тосканы: французский был выложен из сапфиров и бриллиантов, а тосканский – из рубинов, изумрудов и сапфиров»31. Кортеж королевы состоял из тосканской (18 судов), папской (7 судов) и мальтийской (5 судов) флотилий. Генуэзские власти тоже хотели отправить с Марией свои галеры, но она, поблагодарив, отказалась.
Ее прибытие во Францию было столь помпезным, что многие очевидцы впоследствии утверждали, что никогда в жизни не видели ничего подобного.
Третьего ноября, примерно в десять часов вечера, Мария Медичи появилась в Марселе. Там ее встретила целая делегация во главе с герцогами де Немуром, де Гизом и де Вентадуром. Королеву приветствовали кардиналы Жуайёз, Гонди и Сурди, а также несколько епископов и членов Государственного совета.
Под грохот пушек (тысяча выстрелов!) четыре марсельских консула торжественно вручили ей символические ключи от города. Потом ее проводили в королевскую резиденцию, чтобы она могла отдохнуть после длительного путешествия.
Пока Мария находилась в Марселе, ежедневно устраивались пышные праздники, но Генрих IV так и не приехал, и это неприятно удивило Марию. К счастью, его доверенные лица делали все возможное, чтобы супруга короля не скучала и чувствовала себя как дома.
Спустя некоторое время сопровождавшая Марию великая герцогиня Тосканская заявила, что ее ждут неотложные дела во Флоренции. Жаль, конечно, что она так и не увиделась с французским королем, но… Поцеловав племянницу, она отправилась в обратный путь. В тот же день, оставив гостеприимный Марсель, уехала и Мария.
Семнадцатого ноября она уже была в Эксе, а девятнадцатого – в Авиньоне. Это город на территории Франции прославился тем, что с марта 1309 года по январь 1377 (с перерывом в 1367–1370 гг.) здесь была резиденция пап. В свое время папа Климент V покинул небезопасный для него Рим и обосновался здесь, построив великолепный дворец; в 1348 году Авиньон был куплен папой. Во время Столетней войны папа Григорий XI, занимавший престол в 1370–1378 годах, перенес папскую резиденцию обратно в Рим, однако это положило начало так называемому «великому расколу». После смерти Григория XI папой был избран Урбан VI, которого поддерживали государства Северной и Средней Италии, Англия, а также скандинавские и немецкие государства. В противовес ему духовенство, ориентировавшееся на Францию, Испанию, Шотландию и Неаполь, избрало в Авиньоне папу Климента VII; таким образом, возникли две папские курии, враждовавшие друг с другом. Конец «великому расколу» положил Констанцский собор, состоявшийся за два века до описываемых в книге событий: в 1414–1418 годах.
Власти Авиньона оказали Марии Медичи пышный прием. Кто-то пожелал ей скорее родить, и Мария благодарно кивнула: она и сама давно мечтала об этом.
Второго декабря 1600 года в сопровождении конвоя из двух тысяч всадников флорентийка прибыла в Лион, где вновь не нашла своего супруга. Как оказалось, он отправился в небольшое путешествие в обществе Генриетты де Бальзак д’Антраг – они к тому времени снова помирились…
Было и еще одно обстоятельство. Генрих IV успел повоевать с герцогом Савойским32 из-за маркграфства Салуццо. Король управлял армией из Гренобля – потому-то он и решил, что удобнее всего будет встретиться с новоиспеченной супругой именно в Лионе, и там же он намеревался провести пышную брачную церемонию.
Мария, конечно же, ничего этого не знала.
В честь законной королевы в местном соборе была отслужена торжественная месса, а затем начались празднества, продолжавшиеся восемь дней. Но даже они не смогли отвлечь флорентийку от беспокойства. К тому же она заболела. Декабрь – холодный месяц, и изнеженные южане мерзли. Во дворце, где жила Мария, растопили все камины, но, увы, это не спасло ее от простуды.
Накануне своего приезда Генрих послал в Лион одного из своих придворных, которому можно было доверять. Ему предстояло лично оценить внешность флорентийки и передать свои впечатления королю. Посланник нашел Марию укутанной в меха. Архиепископский дворец казался ей нестерпимо холодным. Чтобы согреться, она выпила немало вина, и когда посланник сообщил ей о скором прибытии Генриха, кровь ударила ей в лицо. Затем, охваченная ужасом, она впала в ступор. Посланник связал это с волнением, незнакомой обстановкой – да с чем угодно, ибо мысль о том, что рослая особа лет под тридцать испугалась мужчины, просто не могла прийти ему в голову.
О своих впечатлениях он тут же доложил королю, но сделал это в столь уклончивых выражениях, что Генрих ничего не заподозрил.
Когда Генрих наконец встретился с Марией, он прежде всего извинился, что заставил ее прождать целую неделю. Также он сообщил, что не мог приехать раньше, поскольку его долг – разобраться с разбойниками, посягнувшими на французские земли, и она, как супруга французского короля, конечно, должна понять это.
Привыкший к обществу красивых женщин, Генрих не смог удержаться от мысли, что, к несчастью, отсутствовал всего лишь неделю. Его первое впечатление о Марии было удручающим. Как выяснилось позже, на всех портретах, доставленных из Флоренции, Мария была значительно моложе, и у нее еще не было такого «тупого и упрямого» (это его слова) выражения лица.
Что касается интеллектуальных способностей Марии Медичи, то Жедеон Таллеман де Рео приводит лишь один факт, который говорит о многом:
Автор исторических и любовно-приключенческих романов Жюльетта Бенцони описывает ее так:
Окруженная дамами, Мария низко присела, приветствуя короля Франции, своего мужа. Боже, она была еще и выше его ростом… Лишь когда она пригнулась, Генрих смог, не без некоторого усилия над собой, поцеловать ее в губы. Для флорентийки подобное было в диковинку, и она сжалась от испуга. Почувствовав ее дрожь, король подвел жену к камину, но ее рука, которую он крепко сжимал, была холодна и безжизненна.
Он многословно заговорил о небывалых морозах, ударивших в этом году, о трудностях пути… Она же отвечала невпопад, медлила с ответом, и Генриху пришлось констатировать, что она так же плохо понимает его, как и он ее.
Сказать, что Генрих был огорчен, – значит, ничего не сказать. Он тут же отозвал в сторону герцога де Белльгарда, ездившего во Флоренцию для проведения бракосочетания, и прямо спросил:
– По-вашему, это и есть лакомый кусочек?
Белльгард уклончиво промямлил, что боевой конь,
несущий рыцаря в полном снаряжении, подлежит совсем иной оценке, нежели стройные кобылицы, резвящиеся на лугу.
– Должно быть, у нее очень большие ноги? Вы же ехали вместе с ней, отвечайте! – не отступал Генрих.
– Ноги? Они соответствуют всему остальному, – последовал ответ.
– Друг мой, – потерял терпение король, – я послал вас во Флоренцию, чтобы вы как следует разглядели невесту. Ваши глаза – это мои глаза. Но после возвращения вы стали не особенно разговорчивым. В чем дело? Я не узнаю вас…
– Сир… – Белльгард запнулся. – Этот брак нужен всем, и остановить его ничто не могло.
Услышав это, Генрих пожал плечами и тяжело вздохнул. Его вздох означал лишь одно: вряд ли уживется с этой женщиной. Хотя… Впереди предстояла брачная ночь, кто знает, может, флорентийка окажется искусной в постели…
Поразмыслив, Генрих прямиком направился к Марии и принялся колотить в дверь ее спальни. Она как раз собиралась ложиться спать и уже развязала шнурки на платье. Ни о какой брачной ночи она и не думала!
– Кто там? – испуганно крикнула она; голос за дверью скорее походил на рычанье льва, чем на голос человека.
При появлении собственного мужа, который и ей, кстати, не особенно понравился, Мария бросилась на колени, но он приказал ей подняться.
– Могу я надеяться, что вы уступите мне краешек своей постели… Свою, спеша сюда, я не привез…
Откровенность просьбы застала флорентийку врасплох, и она начала бормотать что-то об освящении брака папским легатом. Но потом, увидев недовольную гримасу на лице Генриха, ей хватило ума прошептать:
– Я с удовольствием выполню любое желание моего супруга и короля.
В ответ Генрих широко улыбнулся, а испуганную Марию, которая смутно догадывалась, что ее ждет, стала бить дрожь.
Король скинул с себя одежду и улегся рядом с Марией.
Современник тех событий Жедеон Таллеман де Рео пишет:
Сложно сказать, где автор раздобыл такие интимные подробности, но Генрих IV и вправду мылся редко – следить за собой в те времена во Франции считалось почти грехом. Посему в первую брачную ночь
Марии предстояло пренеприятнейшее испытание. Может быть, это и не была «волна отвратительной вони», но запах от короля действительно исходил не самый приятный, и изнеженная итальянка с трудом сдержала приступ тошноты – какое уж там любовное опьянение… Но, как отмечает Ги Бретон, «они поженились не для праздного времяпрепровождения, и уже со следующего вечера, несмотря на отсутствие взаимного влечения, смело принялись за осуществление стоявшей перед ними задачи и постарались сделать все возможное, чтобы их усилия не пропали даром»38.
На следующее утро у Марии хватило такта не показывать своего отвращения. Более того, она улыбнулась и мило произнесла:
– Я покорена и очень рада, что нашла короля Франции полным сил.
На что Генрих галантно ответил:
– Я тоже не обманулся в своих ожиданиях. Вы, мадам, весьма грациозны и красивы.
Понятно, что весь этот словесный спектакль был устроен для чужих ушей. На самом деле новобрачные сочли свой первый супружеский контакт неудачным, и у каждого из них была на то своя причина. Мария про себя называла Генриха «грязным невеждой», а король ее – едва ли не вслух – «дряблой толстухой» и «неопытной дурой».
Генрих оставался в Лионе еще некоторое время: ему предстояло подписать мирный договор с герцогом Савойским. Документ был подписан 17 января 1601 года, и на следующий день король выехал в Париж. Мария со своей многочисленной свитой последовала за ним.
Однако в Париже король надолго не задержался. Не прошло и пяти дней, как он, сославшись на неотложные государственные дела, галопом помчался в Верней, где его ждала очаровательная Генриетта де Бальзак д’Антраг. Получается, что неуклюжая флорентийка, пусть теперь и законная жена, очень быстро заставила Генриха вспомнить о стройной и остроумной любовнице. В самом деле, неужели мужчина после стольких трудов не может позволить себе хоть немного расслабиться?
В этом поразительном письме-обещании содержалось следующее:
«Мы, Генрих Четвертый, милостью Божьей король Франции и Наварры, клянемся и даем слово перед Богом мессиру Франсуа де Бальзаку, господину д’Антраг, кавалеру Наших орденов, что, если он отдаст Нам в качестве подруги его дочь девицу Генриетту-Екатерину де Бальзак и если через шесть месяцев, начиная с нынешнего дня, вышеназванная девица забеременеет и родит сына. Мы немедленно женимся на ней. Брак этот будет заключен публично в подобающей торжественной обстановке перед лицом Нашей Святой Церкви. Для более полного удостоверения настоящего обязательства Мы обещаем и клянемся, как было сказано выше, подтвердить и возобновить его за Нашей подписью сразу же после того, как Нами будет получено от Святого Отца Папы Римского разрешение на расторжение брака между Нами и Маргаритой Французской и на Наш последующий брак по Нашему усмотрению. В подтверждение этого Нами написано и подписано настоящее обязательство. Совершено в Малербском лесу 1 октября 1599 года»20.Как пишет Ги Бретон, «в тот же вечер король был допущен к постели Генриетты, которая не пожалела сил ради того, чтобы быстрее наступил тот счастливый день, когда король сдержит данное им обещание»21.
На возможное подписание брачного контракта с Марией Медичи Генриетта де Бальзак д’Антраг, возмущение которой нетрудно понять, отреагировала столь громогласно, что тосканские послы, слышавшие ее крики, поспешили удалиться от греха подальше.
Генрих в очередной раз поклялся, что не собирается жениться, и к Генриетте снова вернулась надежда на безоблачное будущее рядом с ее «добрым Анри». А раз так, она «одарила короля новыми удовольствиями».
Время, однако, шло, и с каждой неделей Генрих все больше нервничал. Его Генриетта была уже на седьмом месяце, и он с тревогой думал о том, что если она все же разродится мальчиком, он окажется в ловушке собственного (да еще в письменном виде) королевского слова. Реальная вероятность такой нелепой (и ненужной в данный момент) ситуации мешала ему спокойно спать.
К счастью, на помощь ему пришло само небо. В июне 1600 года у Генриетты случились преждевременные роды, и она произвела на свет мальчика, который почти сразу умер.
Узнав об этом, Генрих почувствовал огромное облегчение, ведь случившееся несчастье избавило его от необходимости исполнять обещание. Он подарил убитой горем Генриетте земельное владение Верней, возведенное в маркизат, считая, что это должно послужить бедняге достаточным утешением.
Новоявленная маркиза де Верней стала чуть более покладистой. Генрих обнял ее и с легким сердцем уехал в Лион. Всю дорогу он обменивался любовными письмами со своей флорентийской невестой. В одном из них, в избытке чувств, он написал:
«Вы советуете, чтобы я поберег свое здоровье; я Вас прошу о том же. Как только Вы прибудете, мы сотворим с Вами хорошенького ребеночка»22.
Переписка еще ни разу не видевших друг друга людей становилась день ото дня все более нежной. В первую очередь со стороны короля, конечно же. Он называл свою невесту «моя госпожа» и клялся ей в вечной любви. Мало-помалу, захваченный этой игрой, он и вправду почувствовал влечение к «маленькой флорентинке», которую видел лишь на портрете, как это обычно бывало, сильно приукрашенному «…» Маленькая флорентинка»… Это, пожалуй, не совсем верные слова. Тот, кто видел Марию Медичи, вряд ли назвал бы ее так. Летом 1600 года ей шел двадцать седьмой год. Как пишет историк Бенедетта Кравери, «это по тем временам уже считалось преклонным возрастом»23. Конечно, она была на двадцать лет моложе Генриха IV, но под определение «маленькая» ну никак не подходила. Напротив, это была весьма крупная дама с несколько обвисшими щеками и поблекшими глазами.
Вот ее портрет, написанный историком Жюлем Мишле:
«Мария Медичи, которой было двадцать шесть лет, была большой и толстой женщиной, у которой, кроме красивых рук, все остальное отличалось совершенной заурядностью. Ее высокий рост не мешал ей быть буржуазкой и достойной дочерью торговцев, какими были ее предки. […]. Из итальянского у нее имелся только язык; по вкусам и нравам она была испанкой; по внешнему виду – австриячкой и фламандкой. Австриячкой – по матери, Иоанне Австрийской; фламандкой – по деду, императору Фердинанду, брату Карла Пятого»24.Биограф Генриха IV Франсуа Байру пишет:
«Невозможно представить женщину, более непохожую на Генриетту д’Антраг, чем Мария Медичи. Первая была худощавой, темноволосой, живой и жизнерадостной, вторая – полной, светловолосой, томной и преувеличенно стыдливой»25.А вот биограф кардинала де Ришельё Энтони Леви утверждает, что Мария Медичи «была женщиной грубой, вульгарной, не блиставшей умом и абсолютно лишенной какой-либо изысканности и личного обаяния»26.
Впрочем, есть и другие мнения. В частности, сам кардинал де Ришельё в своих «Мемуарах» дает нам такой портрет Марии Медичи:
«У нее была безупречная репутация. Цветущая дева обладала самыми зрелыми добродетелями: казалось. Господь создал ее настолько совершенной, что искусство, завидующее природе, едва ли смогло бы добавить хоть что-то к ее достоинствам»27.Итак, с одной стороны, вульгарная, грубая, заурядная, лишенная изысканности… С другой же – безупречная, добродетельная, полная достоинств… Кому тут верить?
Скорее всего, объективного портрета мы не найдем никогда. Говорят, что некрасивых женщин не бывает, а еще говорят, что только некрасивая женщина способна любить по-настоящему, потому что она не влюблена в себя. Но это все слова. К сожалению, Мария Медичи не отличалась ни красотой (это отмечали слишком уж многие), ни добродетелью (это выяснится очень скоро). И любить по-настоящему она была способна, наверное, только саму себя…
Глава IV
Свадьба Генриха IV и Марии Медичи
Король часто повторял своим доверенным лицам, что если бы она не была его женой, то он постарался бы сделать ее своей любовницей28.
Кардинал де Ришельё
После долгих взаимных приветствий, положенных по протоколу, де Белльгард объявил о цели своего визита, а также передал великому герцогу письмо от короля Франции, подтверждающее намерение жениться.
Миссия господина де Белльгарда, конечно же, была секретом полишинеля. Об этом говорит хотя бы тот факт, что во Флоренцию, имея в виду бракосочетание Марии Медичи, уже прибыли герцог Мантуанский с супругой, а также представитель Венеции.
Весьма странная для нынешних времен церемония бракосочетания по доверенности состоялась 5 октября
1600 года, и провел ее кардинал Пьетро Альдобранди-ни, специально присланный своим дядей, папой Климентом VIII.
Народу собралось много: на свадьбе были все знатные флорентийцы, представители духовенства, иностранные послы… Кардинал Альдобрандини от имени папы поздравил новобрачную, а та поблагодарила его и заверила в своей вечной верности идеалам католицизма. Когда брачный контракт был подписан, стройный хор из почти сотни голосов пропел церковный гимн «TeDeum» («Тебя, Бога, славим…»). Место законной королевы Франции снова оказалось занятым.
Через некоторое время граф д’Аленкур отбыл из Флоренции, чтобы в мельчайших подробностях рассказать Генриху обо всем произошедшем. Он также привез с собой еще один портрет, чтобы король имел дополнительное представление о том, как выглядит та, на которой он только что женился.
Свой портрет отправил во Флоренцию и Генрих. Его передал граф де Фронтенак, кстати сказать, дедушка будущего французского губернатора Канады. Он же передал Марии целую пачку писем от Его Величества.
Отметим, что к тому времени Мария уже брала уроки французского языка, но отбыть к мужу сразу же после церемонии она не смогла: слишком много вещей надо было собрать с собой в дальнюю дорогу.
Историк Ги Шоссинан-Ногаре констатирует:
«Женитьба Генриха IV на Марии Медичи прекрасно иллюстрирует совмещение дипломатических и финансовых интересов. Заключение этого брака, против которого восставали и романтический характер короля, и интриги фавориток, сопровождалось вероломством, торгашеством и шантажом. Прежде Генрих IV собирался жениться на своей возлюбленной, но внезапная смерть прекрасной Габриэль д’Эстре положила конец этим надеждам, вызывавшим в среде советников короля большие сомнения и возражения. В действительности в течение уже довольно продолжительного времени обсуждалась другая кандидатура, выбор которой сулил значительные выгоды: флорентийский брак с Марией Медичи, племянницей великого герцога Фердинандо. Этот союз позволил бы достичь равновесия в Италии и оказать сопротивление успехам Испании, достигнутым на переговорах в Милане, которые сильно влияли на пьемонто-савойские отношения. Поскольку проект этого союза был поддержан папой и Италией, Франция29 оказалась в благоприятных условиях для усиления своего влияния в этом регионе»30.
* * *
Узнав, что все свершилось, Генриетта де Бальзак д’Антраг, находившаяся в Лионе, куда ее вызвал король, вновь поддалась приступу гнева. Она металась по комнате, швыряла на пол посуду и требовала, чтобы Генрих даже не думал принимать флорентийку, когда та приплывет на своем набитом сокровищами корабле. А еще она угрожала, что в противном случае сама примет участие в торжествах, представившись его возлюбленной. Более того, она назвала короля лжецом, а тот, к изумлению присутствовавших, даже ничего не возразил.– Видеть не желаю эту тосканскую толстуху! – кричала Генриетта де Бальзак д’Антраг.
Генрих IV, хорошо знавший буйный нрав своей любовницы, сидел спокойно.
Немного остынув, Генриетта спросила, когда должна приехать его «банкирша».
– Сразу, как только я очищу свой двор от всех, кто ей явно не понравится, – хитро улыбаясь, ответил король.
После этой сцены в их отношениях на несколько дней установился холодок…
* * *
Тринадцатого октября 1600 года Мария Медичи наконец покинула Флоренцию и отправилась на родину своего мужа, которого еще ни разу не видела. Фактически, она ехала в полную неизвестность, переполненная смутными мечтами о долгожданной любви, которая «поразит подобно молнии».Марию сопровождали ее тетушка – великая герцогиня Тосканская, младший брат Антонио Медичи и множество других знатных флорентийцев, в числе которых выделялся некий Кончино Кончини – ниже мы расскажем о нем подробнее.
Семнадцатого октября 1600 года Мария уже была в Ливорно и оттуда поплыла в направлении Франции.
На несколько дней она остановилась в Генуе. Генуэзские власти встретили новоиспеченную супругу короля со всем возможным гостеприимством. Из-за сильного шторма ей пришлось задержаться дольше, чем она рассчитывала. Волны были такие, что даже самые опытные моряки не решались выйти в открытое море. Некоторые увидели в этом дурное предзнаменование, но Мария хранила спокойствие, ничем не показывая своего внутреннего волнения.
В конце концов ветер стих, и корабли взяли курс на Тулон. Когда они вошли в порт, поглазеть на них собрался весь город. Головной корабль, позолоченный до самой ватерлинии, «украшали гербы Франции и Тосканы: французский был выложен из сапфиров и бриллиантов, а тосканский – из рубинов, изумрудов и сапфиров»31. Кортеж королевы состоял из тосканской (18 судов), папской (7 судов) и мальтийской (5 судов) флотилий. Генуэзские власти тоже хотели отправить с Марией свои галеры, но она, поблагодарив, отказалась.
Ее прибытие во Францию было столь помпезным, что многие очевидцы впоследствии утверждали, что никогда в жизни не видели ничего подобного.
Третьего ноября, примерно в десять часов вечера, Мария Медичи появилась в Марселе. Там ее встретила целая делегация во главе с герцогами де Немуром, де Гизом и де Вентадуром. Королеву приветствовали кардиналы Жуайёз, Гонди и Сурди, а также несколько епископов и членов Государственного совета.
Под грохот пушек (тысяча выстрелов!) четыре марсельских консула торжественно вручили ей символические ключи от города. Потом ее проводили в королевскую резиденцию, чтобы она могла отдохнуть после длительного путешествия.
Пока Мария находилась в Марселе, ежедневно устраивались пышные праздники, но Генрих IV так и не приехал, и это неприятно удивило Марию. К счастью, его доверенные лица делали все возможное, чтобы супруга короля не скучала и чувствовала себя как дома.
Спустя некоторое время сопровождавшая Марию великая герцогиня Тосканская заявила, что ее ждут неотложные дела во Флоренции. Жаль, конечно, что она так и не увиделась с французским королем, но… Поцеловав племянницу, она отправилась в обратный путь. В тот же день, оставив гостеприимный Марсель, уехала и Мария.
Семнадцатого ноября она уже была в Эксе, а девятнадцатого – в Авиньоне. Это город на территории Франции прославился тем, что с марта 1309 года по январь 1377 (с перерывом в 1367–1370 гг.) здесь была резиденция пап. В свое время папа Климент V покинул небезопасный для него Рим и обосновался здесь, построив великолепный дворец; в 1348 году Авиньон был куплен папой. Во время Столетней войны папа Григорий XI, занимавший престол в 1370–1378 годах, перенес папскую резиденцию обратно в Рим, однако это положило начало так называемому «великому расколу». После смерти Григория XI папой был избран Урбан VI, которого поддерживали государства Северной и Средней Италии, Англия, а также скандинавские и немецкие государства. В противовес ему духовенство, ориентировавшееся на Францию, Испанию, Шотландию и Неаполь, избрало в Авиньоне папу Климента VII; таким образом, возникли две папские курии, враждовавшие друг с другом. Конец «великому расколу» положил Констанцский собор, состоявшийся за два века до описываемых в книге событий: в 1414–1418 годах.
Власти Авиньона оказали Марии Медичи пышный прием. Кто-то пожелал ей скорее родить, и Мария благодарно кивнула: она и сама давно мечтала об этом.
Второго декабря 1600 года в сопровождении конвоя из двух тысяч всадников флорентийка прибыла в Лион, где вновь не нашла своего супруга. Как оказалось, он отправился в небольшое путешествие в обществе Генриетты де Бальзак д’Антраг – они к тому времени снова помирились…
Было и еще одно обстоятельство. Генрих IV успел повоевать с герцогом Савойским32 из-за маркграфства Салуццо. Король управлял армией из Гренобля – потому-то он и решил, что удобнее всего будет встретиться с новоиспеченной супругой именно в Лионе, и там же он намеревался провести пышную брачную церемонию.
Мария, конечно же, ничего этого не знала.
В честь законной королевы в местном соборе была отслужена торжественная месса, а затем начались празднества, продолжавшиеся восемь дней. Но даже они не смогли отвлечь флорентийку от беспокойства. К тому же она заболела. Декабрь – холодный месяц, и изнеженные южане мерзли. Во дворце, где жила Мария, растопили все камины, но, увы, это не спасло ее от простуды.
* * *
Генрих приехал лишь 9 декабря, что-то около девяти вечера. С собой он взял тысячу солдат, ибо успел прослышать, какой пышной свитой окружила себя флорентийка, и не хотел уступать ей ни в чем. Однако после битвы в горах войско его было в неприглядном виде – все грязные и уставшие. Сам король был одет недостойно правителя. Но разве это имеет значение? Он хотел показать своей будущей жене, как выглядит настоящий победитель. Ему и в голову не приходило переодеваться: боевые доспехи, высокие сапоги с отворотами (пусть и заляпанные грязью), шпага и пара пистолетов за поясом – отличный вид!Накануне своего приезда Генрих послал в Лион одного из своих придворных, которому можно было доверять. Ему предстояло лично оценить внешность флорентийки и передать свои впечатления королю. Посланник нашел Марию укутанной в меха. Архиепископский дворец казался ей нестерпимо холодным. Чтобы согреться, она выпила немало вина, и когда посланник сообщил ей о скором прибытии Генриха, кровь ударила ей в лицо. Затем, охваченная ужасом, она впала в ступор. Посланник связал это с волнением, незнакомой обстановкой – да с чем угодно, ибо мысль о том, что рослая особа лет под тридцать испугалась мужчины, просто не могла прийти ему в голову.
О своих впечатлениях он тут же доложил королю, но сделал это в столь уклончивых выражениях, что Генрих ничего не заподозрил.
Когда Генрих наконец встретился с Марией, он прежде всего извинился, что заставил ее прождать целую неделю. Также он сообщил, что не мог приехать раньше, поскольку его долг – разобраться с разбойниками, посягнувшими на французские земли, и она, как супруга французского короля, конечно, должна понять это.
Привыкший к обществу красивых женщин, Генрих не смог удержаться от мысли, что, к несчастью, отсутствовал всего лишь неделю. Его первое впечатление о Марии было удручающим. Как выяснилось позже, на всех портретах, доставленных из Флоренции, Мария была значительно моложе, и у нее еще не было такого «тупого и упрямого» (это его слова) выражения лица.
Что касается интеллектуальных способностей Марии Медичи, то Жедеон Таллеман де Рео приводит лишь один факт, который говорит о многом:
«Она верила в то, что большие, громко жужжащие мухи слышат, что говорят люди, и потом передают то, что услышали»33.Историк Жюль Мишле не без иронии констатирует:
«Охлаждение было сильным, и оно было связано с самой принцессой, которая сильно отличалась от своего портрета, который, по-видимому, написали лет десять назад. Перед собой он увидел женщину большую, полную, с круглыми глазами, взглядом грустным и жестким, испанку по манере одеваться и австриячку по общему впечатлению. […] Она не знала французского, ведь ей всегда не нравился этот язык еретиков. По пути, на корабле, ей дали в руки плохой французский роман, “Клоринда”, и она воспроизвела из него несколько слов…»34Весьма и весьма внушительным весом Мария была обязана своей матери – Иоанне Австрийской, а упорством и ограниченностью, написанными у нее на лице, – испанскому воспитанию. Ее поступь была тяжелой, совсем не женской.
Автор исторических и любовно-приключенческих романов Жюльетта Бенцони описывает ее так:
«От природы крепкого телосложения, пухлая, с едва обозначенной талией, Мария Медичи в свои двадцать семь лет выглядела на все сорок. Черты ее удивительно белого лица были слишком грубы, подбородок тяжеловат, а небольшие круглые глаза были лишены блеска. Редко когда лицо так верно отражает характер. С первого же взгляда становилось ясно, сколь эта женщина глупа, надменна и упряма и сколь легко поддается чужому влиянию. Вдобавок она была полностью лишена чувства сострадания, невероятно эгоистична и неблагодарна, в чем вскоре убедились ее подданные. Но в то же время она была невероятно богата, обожала роскошь и разбиралась в драгоценных камнях не хуже ювелира с Понте Веккьо»35.К сожалению, прекрасный город, где она родилась, ничем не наделил ее, кроме «непонятного» языка и режущего слух акцента, когда она пыталась говорить по-французски.
Окруженная дамами, Мария низко присела, приветствуя короля Франции, своего мужа. Боже, она была еще и выше его ростом… Лишь когда она пригнулась, Генрих смог, не без некоторого усилия над собой, поцеловать ее в губы. Для флорентийки подобное было в диковинку, и она сжалась от испуга. Почувствовав ее дрожь, король подвел жену к камину, но ее рука, которую он крепко сжимал, была холодна и безжизненна.
Он многословно заговорил о небывалых морозах, ударивших в этом году, о трудностях пути… Она же отвечала невпопад, медлила с ответом, и Генриху пришлось констатировать, что она так же плохо понимает его, как и он ее.
Сказать, что Генрих был огорчен, – значит, ничего не сказать. Он тут же отозвал в сторону герцога де Белльгарда, ездившего во Флоренцию для проведения бракосочетания, и прямо спросил:
– По-вашему, это и есть лакомый кусочек?
Белльгард уклончиво промямлил, что боевой конь,
несущий рыцаря в полном снаряжении, подлежит совсем иной оценке, нежели стройные кобылицы, резвящиеся на лугу.
– Должно быть, у нее очень большие ноги? Вы же ехали вместе с ней, отвечайте! – не отступал Генрих.
– Ноги? Они соответствуют всему остальному, – последовал ответ.
– Друг мой, – потерял терпение король, – я послал вас во Флоренцию, чтобы вы как следует разглядели невесту. Ваши глаза – это мои глаза. Но после возвращения вы стали не особенно разговорчивым. В чем дело? Я не узнаю вас…
– Сир… – Белльгард запнулся. – Этот брак нужен всем, и остановить его ничто не могло.
Услышав это, Генрих пожал плечами и тяжело вздохнул. Его вздох означал лишь одно: вряд ли уживется с этой женщиной. Хотя… Впереди предстояла брачная ночь, кто знает, может, флорентийка окажется искусной в постели…
Поразмыслив, Генрих прямиком направился к Марии и принялся колотить в дверь ее спальни. Она как раз собиралась ложиться спать и уже развязала шнурки на платье. Ни о какой брачной ночи она и не думала!
– Кто там? – испуганно крикнула она; голос за дверью скорее походил на рычанье льва, чем на голос человека.
При появлении собственного мужа, который и ей, кстати, не особенно понравился, Мария бросилась на колени, но он приказал ей подняться.
– Могу я надеяться, что вы уступите мне краешек своей постели… Свою, спеша сюда, я не привез…
Откровенность просьбы застала флорентийку врасплох, и она начала бормотать что-то об освящении брака папским легатом. Но потом, увидев недовольную гримасу на лице Генриха, ей хватило ума прошептать:
– Я с удовольствием выполню любое желание моего супруга и короля.
В ответ Генрих широко улыбнулся, а испуганную Марию, которая смутно догадывалась, что ее ждет, стала бить дрожь.
Король скинул с себя одежду и улегся рядом с Марией.
Современник тех событий Жедеон Таллеман де Рео пишет:
«Когда Мария ложилась с ним в постель в первый раз, она слегка надушилась ароматическими снадобьями, которыми ее щедро снабдили при отъезде во Францию»36.Чего не скажешь о короле, который «так вонял, что королева едва не лишилась чувств»37.
Сложно сказать, где автор раздобыл такие интимные подробности, но Генрих IV и вправду мылся редко – следить за собой в те времена во Франции считалось почти грехом. Посему в первую брачную ночь
Марии предстояло пренеприятнейшее испытание. Может быть, это и не была «волна отвратительной вони», но запах от короля действительно исходил не самый приятный, и изнеженная итальянка с трудом сдержала приступ тошноты – какое уж там любовное опьянение… Но, как отмечает Ги Бретон, «они поженились не для праздного времяпрепровождения, и уже со следующего вечера, несмотря на отсутствие взаимного влечения, смело принялись за осуществление стоявшей перед ними задачи и постарались сделать все возможное, чтобы их усилия не пропали даром»38.
На следующее утро у Марии хватило такта не показывать своего отвращения. Более того, она улыбнулась и мило произнесла:
– Я покорена и очень рада, что нашла короля Франции полным сил.
На что Генрих галантно ответил:
– Я тоже не обманулся в своих ожиданиях. Вы, мадам, весьма грациозны и красивы.
Понятно, что весь этот словесный спектакль был устроен для чужих ушей. На самом деле новобрачные сочли свой первый супружеский контакт неудачным, и у каждого из них была на то своя причина. Мария про себя называла Генриха «грязным невеждой», а король ее – едва ли не вслух – «дряблой толстухой» и «неопытной дурой».
* * *
Семнадцатого числа кардинал Пьетро Альдобрандини провел в церкви Сен-Жан официальную церемонию бракосочетания, теперь уже на французской земле, после которой состоялись шумные торжества. В этом месте следует пояснить, что Мария, хотя и стала королевой, но коронована не была, то есть вся полнота власти в государстве принадлежала Генриху и только ему.Генрих оставался в Лионе еще некоторое время: ему предстояло подписать мирный договор с герцогом Савойским. Документ был подписан 17 января 1601 года, и на следующий день король выехал в Париж. Мария со своей многочисленной свитой последовала за ним.
Однако в Париже король надолго не задержался. Не прошло и пяти дней, как он, сославшись на неотложные государственные дела, галопом помчался в Верней, где его ждала очаровательная Генриетта де Бальзак д’Антраг. Получается, что неуклюжая флорентийка, пусть теперь и законная жена, очень быстро заставила Генриха вспомнить о стройной и остроумной любовнице. В самом деле, неужели мужчина после стольких трудов не может позволить себе хоть немного расслабиться?