Елена Булганова. Мамина дочка

   Ну, так и есть: впереди показалась кладбищенская ограда, и в этот самый миг за спиной откуда-то издалека тоскливо проныла электричка. Я повернулась и понеслась назад, опасаясь, что где-нибудь у железнодорожных путей меня дожидается Андрюха.
   Нет, повезло, и до города я добралась, и на этого типа не напоролась. Но, боже, в каком я была виде и состоянии! Хмель, слава богу, выветрился под влиянием стресса, но остались свинцовая тяжесть в ногах и противный звон в голове. Ступни мои были разбиты до костей, у правой туфли оборвался ремешок, и теперь она падала с ноги, так что приходилось двигаться совсем меленькими шажками. А до дома было еще с полчаса ходьбы. Приду я туда к началу одиннадцатого, у подъезда будет снова сидеть компания с гитарами, мимо которой небезопасно ходить и днем…
 
   – Девушка, вы что, ногу подвернули? – окликнул меня кто-то из-за угла дома.
   Я оглянулась, но увидела только высокий темный силуэт, потому что в торце дома горел фонарь.
   – Еще чего, нет, конечно, – ответила оскорбленно, и тут же правая ступня у меня подвернулась, я пребольно ударилась косточкой об асфальт. Взвизгнула от боли.
   Незнакомец приблизился ко мне:
   – Давайте я вас провожу. Опирайтесь на мою руку.
   Теперь я хорошо рассмотрела парня лет двадцати с небольшим, довольно высокого, в джинсовой куртке. И лицо его, узкое, бледное, с широкими планками бровей и очень черными, прямо-таки угольными глазами. Впрочем, так мне могло показаться в темноте. Незнакомец смотрел на меня и улыбался. Мне захотелось соврать что-нибудь этакое насчет своей хромоты, но в голову ничего не пришло, и я сказала правду:
   – Ноги разбила, идти тяжело.
   – Давайте посмотрим ваши ноги, – сказал парень, опустился на корточки и потянул меня за ладыжку.
   Пришлось вытащить ступню из чертова испанского сапожка, который еще утром был очаровательной туфелькой. Незнакомец водрузил мою ногу себе на колено, вытащил откуда-то носовой платок и ловко разорвал его на две половины. Потом накрутил вокруг моей ступни что-то вроде портянки и аккуратно упаковал обратно в туфлю. То же самое он проделал с другой ногой и распорядился:
   – Ну, теперь шагните!
   Я неуверенно сделала пару миниатюрных шажков и пришла к выводу, что идти стало легче. По крайней мере, открытые раны не соприкасались с ремешками.
   – Спасибо, лучше, – доложила я.
   Парень поднялся на ноги, придирчиво поправил складочки на брюках.
   – И все-таки я вас провожу, – решил он, – а то вы выглядите как какой-то подранок. К вам, пожалуй, любой захочет прицепиться.
   Я хихикнула. Что ж, хоть один приятный комплимент за этот ужасный день. Когда подруги начнут долбать меня насчет Андрюхи, я расскажу им про прекрасного незнакомца. Можно будет даже приврать, что он какое-то время нес меня на руках.
   Парень протянул мне руку, и мы пошли вдоль освещенного проспекта, насквозь прошивающего наш маленький городок.
   – Как вас зовут? – через минуту спросил спутник.
   – Сима, – поспешила ответить я, польщенная тем, что незнакомец не только оказал мне экстренную помощь, но еще и именем моим интересуется.
   – А полное имя как – Симона?
   – Откуда вы знаете? – поразилась я. – То есть, конечно, по паспорту я Серафима. Но мама всегда говорит, что на самом деле она хотела назвать меня Симона, только в ЗАГСе ее слушать не захотели.
   – Ну, главное, как вы сами себя называете, – сказал парень. – А я – Марк. Тоже не самое распространенное имечко.
   – Да уж, – согласилась я. – Впервые в жизни слышу.
   Мы еще немного прошли молча, потом Марк спросил, чем я занимаюсь. И тут меня понесло.
   – Учусь в университете, – с независимым видом сообщила я. – На филологическом. А сюда приезжаю к маме.
   Вообще-то я действительно собиралась через год поступать в университет. Даже записалась на подготовительные курсы. Наверное, причиной тому был высокий рост, но меня часто принимали за студентку. Сказать правду в тот момент мне показалось стыдно: мой новый знакомый и так был настроен в отношении меня довольно иронически.
   – Ух ты! – искренне восхитился Марк. – Завидую.
   – А вы где учитесь? Или уже работаете?
   – В этом году закончил Герценовский, поступил в аспирантуру.
   «Обалдеть, учитель!» – внутренне хихикнула я. Интересно, что преподает. В нашей школе учитель-мужчина был всего один, и тот физкультурник.
   – У меня тут тоже родители. Правда, я с ними не живу, приезжаю на побывку. Когда время есть.
   – А у меня мама работает в Питере. Ездит туда почти каждый день. Она работает в газете, – продолжала разливаться я. – Может, слышали – Фаменская?
   – Слышал, конечно, – кивнул Марк. – Очень серьезные статьи пишет ваша мама. Заставляют задуматься.
   Я только успела обрадоваться, как мой спутник замолчал, глянул рассеянно на часы. Может, ему уже наскучило со мной разговаривать?
   – Ой, вы только не подумайте, что я в университет поступила по блату, – вдруг спохватилась я. – Мама мне нисколечко не помогала.
   – Да что вы, Сима, я ничего такого и не думал.
   Эта моя реплика тоже имела правдивую подоплеку. Мама предупреждала, что в первый год я буду поступать сама. Это будет, так сказать, проба сил. Вот если не получится, тогда в следующем году она подумает, как мне помочь. Но я, конечно, была уверена, что поступлю сама, с первого раза. Подумаешь, университет!
   Впереди показалась темная громада нашего дома. И вдруг мне стало отчаянно жаль, что мы с Марком сейчас распрощаемся и вряд ли я когда-нибудь увижу его снова. Я стала лихорадочно соображать, как бы его задержать еще хоть на пару минуточек.
   – А у нас там орава под домом сидит, очень агрессивная, – сообщила я. – Можете посмотреть, чтобы за мной никто не увязался в подъезд?
   – Я вас даже до лифта провожу, – ободрил меня Марк.
   Мы свернули во двор. Как назло, сегодня никто не бренчал под окнами, скамейка пустовала.
   – Путь свободен, можете не провожать, – с тяжким вздохом рапортовала я.
   – Все равно, давайте дойдем вместе.
   Мы сделали еще пару шагов и остановились под навесом нашего подъезда. Меня, конечно, и прежде провожали домой молодые люди, и момент прощания у дверей всегда был самый мучительный. Ведь неприятно, когда человек от тебя чего-то ждет, заглядывает в глаза, берет за руку, а ты переминаешься, как дура, с ноги на ногу и думаешь, что бы такое соврать, лишь бы улизнуть поскорее домой. А сегодня я сама стояла столбом и никак не могла себя заставить шагнуть в подъезд. Мне вдруг ужасно захотелось, чтобы Марк меня поцеловал. Тогда бы этот поцелуй уничтожил воспоминание о предыдущем, таком отвратительном. Но Марк просто стоял и смотрел на меня с вежливой улыбкой. Тогда я сделала последнюю решительную попытку.
   – Может, вы хотите чаю попить? – выпалила я. – А то мамы все равно сейчас нет дома.
   – Спасибо, Сима, – ответил Марк. – Но меня дома уже ждут родители. Передайте вашей маме, что встретили поклонника ее таланта.
   – Ну, до свидания. – Я схватилась за ручки двери и решила зарыдать сразу, как только окажусь в подъезде.
   – Подождите, Сима, – вдруг окликнул Марк. – А вы не хотите завтра сходить со мной в парк?
   – В па-арк? – протянула я. – Ну, не зна-аю. Если хотите, давайте завтра встретимся часов в пять. И я вам скажу, свободен ли у меня вечер.
   – Договорились, – весело произнес Марк. – Спокойной ночи, Сима.
 
   Уже не помню, как я влетела в квартиру. Остановилась у зеркала в прихожей, глянула на свое пылающее лицо, на волосы, почти стоящие дыбом, – и схватилась за голову. Боже, за один вечер я нарушила все мамины запреты! Целовалась с нелюбимым мужчиной, шла одна в темноте, пригласила в дом совершенно незнакомого человека. Который, заметим, совершенно этого не хотел. Марк, наверное, сейчас хохочет над моими дурацкими уловками. Ну и наплевать.
   Я с трудом доковыляла до ванны, сунула под струю воды ноги вместе с ошметками носового платка, уже успевшего прилипнуть к ранам. Плеснула прохладной водой в лицо, – щеки, кажется, так и зашипели. Вот теперь, казалось бы, можно было поплакать. Я страдальчески искривила рот, но слезы почему-то не полились. Возможно, я просто слишком устала.
   «А ведь все не так уж плохо, – промелькнула мысль. – Завтра я увижу Марка. Может, мне удастся выглядеть взрослой, умной и приличной девушкой».
   С этой мыслью я добрела до своей комнаты, натянула ночнушку, рухнула в постель – и тут же провалилась в небытие.
   Среди ночи меня разбудил привычный шум в прихожей. С трудом удерживаясь на шаткой границе между сном и явью, я слушала, как в прихожей мама скидывает босоножки (они так и стукнули об пол) и бросает на шкаф сумочку. Потом раздались торопливые шаги, легкий скрип отпираемой двери – и вот уже мама склоняется над моей кроватью, ощупывает ладонями одеяло, как будто желает убедиться, что я на месте.
   – Что случилось, мама? – не открывая глаз, бормочу я.
   – Ничего, солнышко, – шепотом отвечает мама. – Просто я по дороге домой вдруг очень испугалась, что ты все-таки пошла на праздник и с тобой там случилось что-то плохое.
   – Ничего не случилось, мамочка. Все было просто замечательно, – успела сказать я и тут же заснула снова.
 
   А на другой день с раннего утра начался «мильон терзаний». Во-первых, страшно болела голова. Во-вторых, я вдруг совершенно потерялась и не знала, что мне надеть на свидание, и, главное, как вести себя с Марком. Я даже пожалела, что он не назначил мне свидания, скажем, на завтра. Тогда сегодня у меня был бы день счастливого предвкушения, а так – одна маета.
   И волосы я пересушила, теперь они торчали во все стороны, как перезрелые колосья. И старая обувка никуда не годилась, а о новой после вчерашнего не могло быть и речи. В общем, к тому времени, когда нужно было выходить из дому, я уже была совершенно вымотана. К тому же у меня, кажется, начиналась простуда.
   Но больше всего меня беспокоила собственная внешность. Вообще-то я была похожа на маму. Но мама была так красива, что мужчины на улице иногда бросались за нами вдогонку, чтобы еще раз заглянуть в ее лицо. А я особой популярностью среди одноклассников не пользовалась. Правда, иногда со мной заговаривали мужчины на улице, но подруга Нинка со знанием дела заявляла, что со всеми заговаривают, даже с самыми уродками. Андрей по большому счету был первый, кто всерьез обратил на меня внимание.
   – Это потому, что у твоих одноклассников вкус еще не сформировался, – объясняла мама. – Их выбор падает на девочек, так скажем, однозначно хорошеньких, то есть стандартных. Да и то лишь один-двое из ребят делают выбор сознательно, остальные присоединяются за компанию. А ты у меня, слава богу, – штучная работа. Индивидуальный пошив.
   Наверное, мама знала, о чем говорила: когда-то после школы она поступала в театральный институт, и ей там отказали с формулировкой: «Несоветское выражение лица». Честно говоря, я предпочла бы быть «однозначно хорошенькой», лишь бы каждый день ловить на себе восхищенные взгляды. Теперь меня терзала мысль: достаточно ли сформировался вкус у Марка? Проще говоря, понравлюсь ли я ему сегодня, умытая и при свете дня?
   «Надеюсь, он просто не придет, – бормотала я себе под нос, отправляясь к месту встречи. – Тогда можно будет вернуться домой и забраться под одеяло».
   Но Марк пришел. Я увидела его издалека. Он скромно стоял и держал в одной руке букет каких-то очень симпатичных цветочков, а в другой – раскрытую книгу. Я посмотрела на часы и обнаружила, что пришла слишком рано. Что ж, постою здесь, отдышусь немного. Тут Марк тоже глянул на часы, убрал книжку в карман плаща и стал смотреть по сторонам. Меня словно подтолкнули в спину, и я пошла к нему навстречу, пытаясь не расплыться в улыбке.
   Марк улыбнулся мне так радостно, будто мы с ним были старыми приятелями. Протянул цветы:
   – Ну что, Сима, располагаете временем?
   Я кивнула.
   – Так пойдемте в парк. В городе нечем дышать.
   Мы пошли в парк и гуляли там часа четыре. Позднее я не могла вспомнить, о чем мы говорили. Кажется, обо всем и ни о чем одновременно. Я не знаю, из каких фраз, из каких взглядов родилась любовь. Но точно знаю, что влюбилась в Марка именно тогда, в парке, хотя в этот день он не жертвовал для меня своим платком и вообще не совершал ничего героического. Но когда я начинала думать о том, что и эта встреча закончится, я чувствовала грусть.
   И вдруг начался дождь, первый дождь за несколько месяцев. Стало ясно, что пора расходиться по домам. Мне было наплевать на дождь, я могла бы бродить по парку еще сколько угодно. Но, уже обученная взрослым хитростям, я заставила себя ахать и буквально тащить Марка к выходу.
   Зонта у нас конечно же не было. На выходе из парка Марк купил газету и держал ее над моей головой. Это не имело смысла, потому что я уже промокла насквозь, но было очень приятно.
   – Хочешь, зайдем ко мне в гости, – вдруг предложил Марк. – До моего дома – пять минут быстрого хода. Познакомлю со своими родителями. Они милейшие люди, вы наверняка найдете общий язык. Заодно согреешься и попьешь чаю.
   – А кто твои родители? – спросила я, разрываясь между желанием продлить наше общение и нежеланием появляться в чужом доме в образе мокрой курицы.
   – Ну, отца моего ты, может быть, знаешь, – как-то загадочно ответил Марк.
   – Откуда? – воскликнула я и махнула рукой, отметая возможное предположение. – Наверняка не знаю.
   – Ты когда-нибудь лежала в больнице? – спросил Марк. – В нашей, городской?
   Я немного подумала и вспомнила, что во втором классе меня прямо из школы отвезли в больницу с острым аппендицитом. Я пролежала в хирургическом отделении две недели. Тогда в больнице был карантин, но мама как-то ухитрялась пробираться ко мне в палату. Приходила она, нагруженная пакетами, потому что другие родители отдавали ей передачи для своих детей. И оттого, что моя мама носила передачи, в палате я пользовалась невиданным авторитетом…
   Но говорить Марку о такой неромантической болезни мне показалось неудобным, и я просто кивнула.
   – Главврача помнишь? Так вот, это и есть мой отец. Может, вы с ним даже неплохие знакомые.
   Я, конечно, сразу вспомнила главврача, который меня и оперировал, а потом наблюдал после болезни. Мысленным взором я увидела высокого усталого человека с темными, как у Марка, волосами и круглыми очками на носу. Он заходил в нашу палату рано утром, будил нас вопросом: «Ну, девочки, чем сегодня меня обрадуете?»
   И мы тут же начинали наперебой его радовать, потому что доктор нам всем очень нравился. Он был добрый, терпеливый, словом, такой, каким по нашему представлению и следовало быть доктору. И еще: он был похож на моего отца, на моего воображаемого отца. Глядя на него, я даже забывала про портрет, который прятался за котятами. Мне вдруг сделалось неудобно перед Марком, как будто я положила глаз на что-то, принадлежащее только ему. И я спросила поспешно, стараясь скрыть смущение:
   – А кто твоя мама?
   – Наша мама не работает, – ответил Марк, и удивительная нежность появилась в его голосе. – Она домохозяйка.
   Тут я снова удивилась: все женщины, которых я знала, где-нибудь да работали. Нет, поистине семья Марка была полна сюрпризов.
   – Так пойдешь? – спросил Марк и скомкал насквозь промокшую газету.
   – Нет. – Я потрясла головой. – В другой раз, ладно?
   На самом деле я просто струсила. А вдруг врач узнает меня и скажет, к примеру: «Ну-ка, Сима, покажи свой шовчик». И я тут же скончаюсь на месте от стыда. Или еще хуже: вдруг доктор помнит, сколько мне лет, и спросит при сыне: «И когда это ты успела окончить десять классов, деточка?»
   Теперь я знаю: если бы я тогда зашла в гости к Марку, все бы в нашей жизни сложилось по-другому. Вот только не знаю, как именно.
   Прощаясь с Марком на том же месте, под навесом нашего подъезда, я не знала, встретимся ли мы еще раз. Я просто дала ему свой телефон и предложила как можно более равнодушным голосом:
   – Звони, когда захочешь, мы с мамой поздно ложимся спать.
   Я знала одно: отныне я влюблена. С этой любовью я буду жить, с ней, возможно, и умру. Даже если Марк никогда мне не позвонит.
   Но он позвонил на следующий вечер. Потом мы стали встречаться каждый день, потом еще созваниваться, едва Марк успевал дойти от моего дома до своей квартиры…
 
   Приближался новый учебный год, и я все чаще с ужасом задумывалась, как сказать Марку, что я – всего лишь десятиклассница. Днем, встречаясь с ним, я об этом начисто забывала, а по ночам просыпалась в холодном поту. Зачем, зачем я его обманула при первой встрече?! Но разве могла я тогда подумать, что эта встреча окажется самой главной в моей жизни? А теперь, когда все между нами так трепетно, так воздушно (тут я начинала немного задыхаться), вдруг взять и признаться, что я уже целый месяц морочу ему голову? А вдруг Марк развернется и уйдет? Такого я просто не переживу!
   Я начинала перебирать в уме возможные варианты дальнейшего обмана. А что, если вовсе не говорить Марку про школу? Я могла бы после уроков ездить в Питер. А потом сказать, например, что меня отчислили из универа. Нет, невозможно так завираться, да и как я буду ездить в Питер каждый день! Так я, пожалуй, вообще школу не окончу. И я назначила признание на первое сентября. В этот день мы с Марком договорились встретиться вечером, отметить начало учебного года. Я решила, что приду на свидание в школьной форме, а там будь что будет!
   Утром первого сентября мама разбудила меня пораньше: за ней уже прибыла машина. Мама не без оснований опасалась, что я ухитрюсь проспать начало занятий. Она заставила меня сползти с кровати и умыться. Когда взгляд мой сделался осмысленным, мама поцеловала меня и напомнила, что с сегодняшнего дня у меня начинаются занятия на подготовительных курсах университета.
   – Старайся, Сима, – сказала мама, надевая в прихожей плащ, потому что со дня нашего с Марком первого свидания дожди шли в нашем городе почти каждый день. – Ты уже вышла на стартовую прямую. Надеюсь на твое здравомыслие.
   Я покивала, как болванчик, и рухнула обратно в постель, как только мама вышла за дверь. Проснулась через полчаса с ужасной мыслью, что сегодня решающее свидание с Марком. Вот тогда я действительно вскочила и принялась отпаривать плиссировку на своем видавшем виды школьном платье.
 
   На школьный двор я примчалась к концу линейки. Классы с первого и до выпускного уже в организованном порядке двинулись в сторону школы. Наша директриса Раиса Григорьевна с незатейливым прозвищем Горгона стояла в дверях и улыбалась такой улыбкой, что слабонервные первоклашки тут же спотыкались. При этом она плотоядно шевелила губами, наверное, поздравляла учащихся с самым радостным днем в их жизни.
   – Опять растрепанная, Фаменская, – сияя улыбкой, поприветствовала она меня. – Перепутала школу с пляжем? Если завтра не заплетешь косы, сниму с уроков и отправлю в парикмахерскую.
   – Здравствуйте, Раиса Григорьевна, – бодро отозвалась я, а за спиной директрисы изобразила приступ гомерического хохота. В парикмахерскую она меня отправит, как же! Не старые времена!
 
   Первые два урока пролетели незаметно. Учителя говорили что-то свое, а я в это время приветствовала своих одноклассников, особенно тех, кого не видала с начала каникул. Сама себе я казалась ужасно взрослой, как будто и впрямь отучилась год в институте, а теперь забежала навестить старую школу. На мальчишек наших я теперь вовсе не смотрела, только жалко их было до слез. Неужели этих раздолбаев когда-нибудь полюбит какая-нибудь девочка? Ведь они не идут ни в какое сравнение с Марком.
   Третий урок был алгебра, и у меня заранее разболелся от страха живот. Ну хоть убейте, не была я создана для математической премудрости! Тащилась из класса в класс только благодаря Нинке. Особенно ужасно стало, когда алгебру и геометрию взялась вести сама директриса. Собственно, именно после этого между нами и установилась молчаливая ненависть. Вернее, только с моей стороны молчаливая. Сейчас войдет в класс Горгона, наставит на меня окуляры своих очков и завопит на всю школу:
   – Попова (это Нинка) – на заднюю парту, Фаменская – на переднюю, рядом с моим столом! Место рядом с ней никому не занимать! Переложи книги – и живо к доске! Услышу хоть одну подсказку – двойка в журнал!
   Со звонком дверь в класс действительно открылась – и вошел Марк. Я примерзла к стулу. Мелькнула невероятная мысль: Марк пришел, чтобы спасти меня от Горгоны. Ведь я столько раз рассказывала ему, какая она ужасная и как меня достает. Правда, рассказывала-то я в прошедшем времени… А может, Марк узнал, что я учусь в школе и пришел спросить, зачем я его целый месяц обманывала?
   – Встань, Симка! – Нинка перегнулась через парту и дернула меня за рукав.
   Я с удивлением заметила, что она стоит и все остальные ученики тоже стоят у своих парт, как будто в класс вошла сама Раиса Григорьевна. Сидела только я.
   – Это новый учитель, – старательно шевеля губами, телеграфировала мне Нинка.
   Не глядя на подругу, я повертела пальцем у виска. Потом встала и пошла навстречу Марку.
   Да, но почему он так странно одет, не в футболку с джинсовой курткой, как обычно, а в строгий серый костюм с полосатым галстуком? И почему под мышкой сжимает наш классный журнал? Марк тоже заметил меня, но ничем не проявил своего изумления. Просто стоял и наблюдал за моими передвижениями. Что-то стало проясняться в моей голове. Опомнившись, я бросилась за свою парту. А Марк прошел к учительскому столу. Сделал знак рукой, и все сели. Меня силой усадила Нинка.