Елена Булганова. Моя мама – Снегурочка

   – Не знаю, – развел руками Морозов.
   – Как это – не знаете?
   – Ну, с Ларисой Константиновной я действительно знаком. И она с самого начала показалась мне женщиной очень симпатичной, даже красивой. А похорошела ли еще больше – тут я пас!
   – А как вы познакомились? – бойко полюбопытствовала девушка.
   – Очень банально – на дороге. Я помог Ларисе Константиновне устранить одну незначительную поломку. И тогда еще не знал, что имею дело с генеральным продюсером нашего замечательного телевидения. Дело в том, что я чрезвычайно редко смотрю отечественные программы.
   – И вы сразу назначили ей свидание? – спросила Саша, и ее большие светло-карие глаза стали от любопытства совсем огромными.
   – А вот на этом, Саша, давайте остановимся. Как вы понимаете, я слишком уважаю себя и Ларису, чтобы вдаваться в подробности. К тому же тема вашего интервью меня немного напрягает. Я сам кое-чего достиг в этой жизни и не хотел бы выглядеть этаким охотником на знаменитостей. Поэтому давайте лучше поговорим о чем-нибудь другом.
   – Да, я вас понимаю, – вздохнула журналистка. – Это очень правильная позиция для мужчины. Хотя, конечно, для меня крайне печальная… – И она принялась в сердцах засовывать диктофон в довольно потрепанную клеенчатую сумочку.
   Борис откровенно любовался ею. Девушка напоминала норовистую лошадку изысканных кровей, за которую не жалко выложить все свое состояние. Вот только одета девчушка неважно, с рынка наверное, журналистское поприще пока не принесло ей особых дивидендов. Борис мысленно переодел ее в вечернее платье цвета лазури до пола и с открытой спиной. Прищурился и поменял цвет на светло-бежевый, персиковый, теплый. Картинка впечатлила. Ему вдруг стало жаль вот так отпускать девушку. А она, кажется, не кокетничает, на самом деле собирается уходить.
   – Саша, могу я вас пригласить сегодня в ресторан? – спросил он как о чем-то совершенно заурядном, роясь в бумагах.
   Девушка смерила его удивленным взглядом сияющих глаз и ответила:
   – Нет.
   Борис Морозов удивился: ему редко отказывали женщины. Да и эта, скорее всего, просто погорячилась. И он с улыбкой, словно разговаривал с неразумным дитятей, поинтересовался:
   – Почему же, Сашенька?
   – Потому что вы не оригинальны, – надменно вскинув голову, звонким голосочком проговорила девушка. – Каждый мужчина, у которого я беру интервью, обязательно пытается меня куда-нибудь пригласить.
   – Так что же в этом плохого? – изобразил удивление Борис. – Ведь когда-нибудь среди этих мужчин окажется тот, кто вам понравится. Разве здорово будет, если он-то как раз и не пригласит вас на свидание?
   – Я сама его приглашу, – спокойно, как о чем-то давно решенном, ответила девушка.
   – Но, Саша, как человек старший по возрасту, должен вас предупредить о некоторой опасности такого поступка. Мужчина, приглашенный вами, едва ли поймет и примет отказ в чем-то большем, чем просто встреча. Вам будет чрезвычайно сложно установить границы ваших отношений.
   – Поймет.
   – Почему вы в этом так уверены?
   – Потому что это будет особенный мужчина! – торжествующе произнесла девушка.
   Борис развел руками, демонстрируя, что на этот мощный аргумент ему нечего ответить.
   – Что ж, Саша, телефон мой вы знаете. Думаю, звонить мне по поводу Ларисы… Константиновны не имеет смысла. А вот если вы захотите меня куда-нибудь пригласить, ну, тогда, Саша, я буду просто прыгать до потолка от счастья.
   Саша пожала плечами и горделивой поступью проследовала прочь из кабинета.
 
   Лера вертелась в холле, от нечего делать собиралась смотреть какой-то сериал вместе с домработницей Милой, когда мимо нее ураганом пронеслась девушка, прежде не замеченная ею в отеческом доме. Возле Леры девушка на миг затормозила и вдруг подхватила ее на руки, закружила и воскликнула:
   – Какая красивая девочка! Наверно, вся в папу, да? – поставила Леру на место и убежала громко смеясь.
   Девочка и домработница пораженно уставились ей вслед и не сразу смогли вернуться к своим занятиям. Мила даже пальцем у виска повертела, выражая свое отношение к этой хозяйской гостье.
   А Борис Валентинович, оставшись один, еще минут пять бродил по своему кабинету, щупал землю в цветочных горшках, поглядывал во двор. Он видел, как Саша вышла за ворота, но пошла не направо, к стоянке, а прямо, к дороге, где была остановка автобуса. И пожалел, что не предложил девушке отвезти ее в город. Потом заставил себя сесть за стол, пододвинул поближе стопку документов. И тут на глаза ему попалась бумага, исписанная рукой дочери.
   Читал он долго, много дольше, чем любой, даже самый важный документ. Иногда, забывшись, тянулся к ящику стола, где прежде лежали сигареты, и злился, не находя их, напрочь забыв, что уже год как бросил курить. Потом снова бродил по кабинету, но в окно больше не смотрел, поглощенный своими невеселыми мыслями. Наконец, часа полтора спустя, Морозов выглянул в коридор и окликнул Милу.
   – Моя дочь уже легла спать? – спросил он домработницу.
   – Нет, – ответила та с легким беспокойством. – Она на кухне, чай со мной пить собирается. Что, сказать, чтобы немедля шла в постель?
   – Нет, Мила, пошлите ее ко мне. И чай сюда принесите, я тоже попью, – попросил хозяин, и Мила отметила про себя, что у него сегодня какой-то странный осипший голос.
   Лера, узнав, что отец зовет ее пить чай в свой кабинет, ужасно разволновалась и несколько раз спросила Милу, не выглядит ли папа сердитым и не собирается ли ее за что-нибудь наказать. Вообще, к отцу у нее было двойственное отношение. С одной стороны, Лера была на сто процентов уверена, что он сделает для нее все, что угодно, и прогонит из дома любого, кто посмеет ее обидеть. С другой – робела и замыкалась в его присутствии. Ей казалось, что отец все знает о ней, все замечает и в любой момент может припомнить ей каждое ее прегрешение. Собираясь проследовать в кабинет, она заново собрала волосы в хвост и критически осмотрела свое домашнее платье: нет ли пятен. Потом прошептала на манер Милы:
   – Ну, Господи, благослови!
   И пошла по коридору. Вслед за ней Мила, звучно шаркая тапками о паркет, потащила поднос с чаем.
   – Садись, – официально, как взрослой, сказал дочери отец и показал на стул рядом с собой.
   Лера застеснялась и села бочком, сцепив пальцы рук. Пока Мила расставляла на столе чашки и вазочки с вареньем, и отец и она напряженно молчали.
   – Валерия, через десять дней я снова уезжаю в Австралию, – начал Борис Валентинович, когда домработница удалилась. – Вернусь уже перед самым Новым годом. У меня к тебе две просьбы. Первая: постарайся окончить четверть без троек хотя бы по основным предметам. И вторая: не мучай Наташу. Ну как же ты не понимаешь, что она очень тебя любит? Поэтому так мягка с тобой, не может взнуздать, как твоя прежняя гувернантка. Ты меня понимаешь?
   – Понимаю, – робко отозвалась Лера. В отцовском кабинете она всегда со всем соглашалась.
   – Теперь о приятном, – вдруг широко улыбнулся ей отец. – Скажи, что мне привезти тебе в подарок? Можешь просить что угодно…
   Лера заинтересованно вскинула голову.
   – … в рамках разумного, конечно. Например, кенгуру я тебе не привезу.
   Лера, которая как раз в очередной раз собралась попросить хорошенького кенгуренка, вздохнула и отвела глаза.
   – Давай говорить серьезно, дочь. Ты уже не ребенок, то есть не совсем ребенок. Чего бы тебе хотелось на самом деле?
   И тут Леру прорвало. Она вдруг всхлипнула, рот ее искривился страдальческим изломом, и она пробормотала:
   – Ничего не привози, папа, я не хочу. Раз у меня нет мамы, как у других детей, то ничего мне не надо.
   Она ожидала, что отец отругает ее за слезы и отошлет в ванную комнату приводить себя в порядок. Но он вдруг сказал мягко, почти ласково слова, заставившие сердечко Леры забиться в бешеном ритме:
   – Послушай меня, дочка. Я тебе обещаю, что этот Новый год ты будешь встречать со своей мамой.
   Девочка вздрогнула и заморгала глазами. Потом прошептала, не веря своим ушам:
   – Мама… возвращается… к нам?
   – Да, – коротко кивнул отец.
   – Но… почему… почему ее так долго не было?
   – Послушай, Лера, – произнес отец резко, как будто хотел отчитать ее. Но с середины фразы заговорил тише, спокойнее: – Между взрослыми людьми иногда случаются недоразумения. Мы с твоей мамой поссорились так сильно, что больше не могли жить вместе. И она уехала.
   – Но почему мама не забрала меня с собой? – быстро спросила Лера, потрясенная тем, что отец, наконец, стал говорить с ней о матери. Раньше ей не удавалось добиться от него о ней ни звука.
   – Потому что я не отдал. Разве тебе было плохо со мной, стрекоза? Но теперь прошло достаточно времени, и мы снова решили жить вместе. Ты довольна?
   Лера смотрела на отца не мигая и молчала, потому что ответ «да, довольна» и в тысячной мере не передал бы ее нынешних переживаний. А потом попросила:
   – Папа, теперь, когда вы помирились, ты можешь показать мне мамину фотографию?
   – Ты совсем не помнишь маму? – спросил отец, и Лера покраснела от огорчения.
   – Совсем… или помню… я не знаю.
   – Ну, ничего, скоро увидишь ее воочию. А фотографий у меня нет, как я и говорил. Понимаешь, когда люди ссорятся, они часто сгоряча уничтожают письма, фотографии. Кстати, может оказаться, ты уже и видела ее, просто не узнавала. Больше я ничего пока не скажу. Пусть будет сюрприз.
   Лера сползла со стула и медленно пошла к выходу. Она даже не спросила у отца, можно ли ей идти или он хочет еще о чем-то с ней поговорить. Только на самом пороге остановилась и задала последний вопрос:
   – А у меня есть дедушка и бабушка?
   – Ты прекрасно знаешь, что они умерли, – ответил отец.
   – Не-ет, я не о тех, не о твоих родителях! Но у мамы тоже могут быть родители, мои дедушка и бабушка. Может, они еще живы?
   – Все узнаешь на Новый год, – отрезал Борис Валентинович и отвернулся прежде, чем Лера успела заметить смущение и досаду на его лице.
 
   А Лера уже неслась в свою комнату и даже не забежала на кухню, где Мила ждала ее и волновалась за свою любимицу. Все в душе переворачивалось от радости и непонятной тревоги. Больше всего потрясла ее фраза отца, что она, может быть, уже видела свою маму, но не узнала ее. Это значит, может оказаться, что мама уже давно находилась рядом с ней.
   «А вдруг это Наташа? – подумала Лера и ужасно перепугалась. – А я так издевалась над ней! А она так любит меня и мне поначалу так сильно понравилась! Нет, не может быть, чтобы Наташа была моей мамой. Она давно бы уже призналась. А вдруг мама – это та женщина, которая несколько раз приезжала к отцу на огромной машине? Она всякий раз так странно смотрела на меня! И всегда дарила мне игрушки. А та, другая, что была тут совсем недавно, а потом вдруг обняла меня и выглядела такой счастливой? А я даже не рассмотрела ее толком. Кажется, она была очень красивой. И мама тоже была ужасно красивой, хотя я почему-то не могу вспомнить ее лицо».
   Нет, во всем этом надлежало разобраться. Лера вовсе не была наивной малышкой: она знала, что старшие часто обманывают детей, даже если делают вид, что разговаривают с ними на равных. Так, как говорил с ней сегодня отец. Но вдруг он хочет воспользоваться Лериной забывчивостью и ввести в их дом совершенно чужую женщину. Вот этого она никак не должна допустить. Хватит с нее Наташи.
   Как же мало надо человеку для настоящего счастья! Заснув далеко за полночь, Лера на следующий день проснулась бодрая и веселая. И сама собрала учебники, переоделась, спустилась вниз. Мила при ее появлении даже всплеснула руками:
   – Я думала, ты у нас все еще болеешь. А ты на учебу собралась! Как взрослая!
   – Я уже и есть почти взрослая, – строго ответила ей Лера.
   В школе в этот день она была внимательна и серьезна, ни разу не отвлеклась на уроках, а после последнего звонка сразу побежала в раздевалку. Самой первой забрала из гардероба свою шубейку, кое-как напялила на себя уже на полпути к выходу. Лишь на полминуты замешкалась Лера в коридоре, чтобы спросить у своей подружки Даши, почему та сидит на скамейке с таким грустным лицом.
   – Мама задерживается, – вздохнула хорошенькая томная Даша. – В пробке стоит.
   – А моя мама не ездит за мной в школу, – с торжествующей улыбкой сообщила ей Лера. – Я не хочу. Мало ли что может случиться на дороге. Пусть уж лучше дома сидит.
   – Да ведь у тебя… – начала было Даша, но тут же примолкла, покраснела и заморгала удивленно. Но потом спросила, тараща на подругу голубенькие глазенки: – А что твоя мама делает весь день дома?
   – На пианино играет, – невесть почему сообщила ей Лера. – А потом меня учит играть. – И скорее побежала прочь из школы, потом по узенькой тропинке – в подворотню за школьным зданием.
   Наташа, еще даже не успевшая продрогнуть, при виде бегущей к ней девочки едва сумела скрыть удивление и радость. С улыбкой взяла она Леру за руку и через перчатку почувствовала легкое подрагивание маленькой ладошки. Они уже почти дошли до машины, когда Лера вдруг затормозила, вскинула голову и посмотрела Наташе в лицо.
   – Что? – спросила женщина, все так же улыбаясь.
   – Скажи, Наташа, ты меня любишь? – с каким-то прибитым видом пробормотала Лера.
   Наташа изумленно и растроганно глянула на девочку и ответила:
   – Да, люблю.
   – А за что ты меня любишь?
   – Просто так люблю. Ни за что.
   После этого Лера притихла и вопросов больше не задавала. В душе она испытывала жгучее разочарование. Нет, не так ответила бы Наташа, если бы на самом деле была ее мамой. Какое уж тут «ни за что» и «просто так»? Она обязательно сказала бы: «Люблю за то, что ты моя родная дочка». Наташа почти провалила экзамен на звание матери. Тем не менее до конца дня Лера была необычно тиха и послушна, быстро сделала уроки и долго не отпускала от себя гувернантку, придумывая все новые совместные занятия.
 
   А Борис Морозов в этот вечер сидел в ресторане в пяти минутах езды от своего дома вместе с журналисткой Сашей и с довольным видом думал о том, что Саша, несомненно, здесь самая красивая и породистая, хотя и произвела некоторый фурор среди присутствующих дам своей одеждой с китайского рынка. Они и сейчас, поджав губы, надменно рассматривают ее из-за соседних столиков. Но Саша, оживленная, с пылающими щеками, этих взглядов просто не замечала.
   – Тебе хорошо здесь, Сашенька? – поймав на лету тонкую смуглую руку девушки, спросил Борис.
   Та домиком свела пушистые брови, улыбнулась самым краешком губ:
   – Мне нравится ваша компания, Борис. А вот место могло быть и не таким помпезным. Знаете, когда я вижу, что салат, который я бы приготовила – и гораздо лучше – на сто рублей, тут стоит пятьсот, мне становится смешно. А смех убивает мой аппетит. Но мне, безусловно, приятно, что вы постарались произвести на меня впечатление.
   Морозов хотел сперва разозлиться на ее речь, вместо этого рассмеялся и пораженчески вскинул руки:
   – Сдаюсь, Сашенька. В следующий раз поведу тебя в самую демократическую забегаловку в этом городе.
   – Уверена, вы сами удивитесь, насколько там приятнее обстановка, – серьезно кивнула Саша.
   – Саша, милая, поверь, я не родился с золотой ложкой во рту. В твои годы у меня даже на забегаловку денег не хватало.
   – Правда? – удивилась девушка. – А вы так органически смотритесь в образе хозяина жизни!
   – Сколько тебе лет, Саша? – посерьезнев, вдруг полюбопытствовал Борис.
   – Двадцать три, – напряглась Саша, чутко уловив перемену тона. – Но я выгляжу моложе, я знаю.
   – А родители у тебя есть?
   – Конечно. Они живут в далеком северном городишке, о котором вы, уверена, никогда даже не слышали, – ответила Саша и не сумела сдержать тоскливого вздоха.
 
   А еще несколько дней спустя Борис Морозов уже сидел в салоне самолета, старательно набиравшего высоту в преддверии далекого пути. Но, давно привыкший к перелетам, он ничего не замечал, погруженный в свои нелегкие раздумья.
   «Да, Наташа была бы идеальной матерью для Леры. Жаль, что я не подумал об этом раньше. Она умна, добра и по-настоящему любит мою дочь. Причем любит не за что-то, а вопреки, и это особенно ценно. Плохо только, что в последнее время она как-то потерялась в этой любви и, как следствие, утратила авторитет. Теперь это трудно будет поправить, а Лера так нуждается в любящей, но твердой руке.
   Лариса – вот кто способен научить мою дочь тому, какова должна быть женщина в современном мире. Привить ей это свое изумительное изящество, легкость в общении, выработать волю и стремление к успеху. Да, признаться, я хотел бы, чтобы моя девочка была хоть немного похожа на Ларису. Только вот вопрос: захочет ли Лара, даже став моей женой, стать матерью для Леры? В предыдущем, почти десятилетнем браке, у нее детей не было. Значит, и не хотела, берегла себя для карьеры, для блеска в обществе. Она вечно сует Валерии какие-то мудреные игрушки, как будто хочет поскорее избавиться от ее общества. И всегда так странно смотрит на девочку…
   Сашенька… Нет, об этом даже мечтать не стоит. Она слишком молода для роли мамы десятилетней девочки с непростым характером. Саша станет ее подружкой, напарницей в играх, сообщницей ее проказ, но никак не матерью. У нее в этой жизни все должно сложиться правильно: замужество, младенец, вместе с которым будет взрослеть и она сама. Взвалить на нее Леру было бы непростительной ошибкой. Хотя, черт возьми, для меня это самый соблазнительный вариант! Но об этом и мечтать не стоит».
   Самолет давно уже закончил свой натужный подъем и теперь вольготно летел среди розоватых облаков, радуясь, что вырвался из мороза, слякоти и спешит к прекрасной стране, где всегда царствует лето. А Морозов все терзал себя мыслями. Уж если он собирается пожертвовать собой ради счастья дочери, то и сделать это надо не менее чем на триста процентов.
 
   А в это время в его подмосковном доме происходили странные и тревожные события. В девять часов вечера распахнулась дверь и в холл дома стремительным шагом вошла высокая, очень худая женщина с лицом несколько надменным, но таким своеобразным, что, увидав однажды, забыть его было невозможно. Трудно было сказать, красива она или дурна собой. У женщины было треугольное лицо с крепким, выдающимся подбородком и большие прозрачные глаза, холодные, как ручей, вытекающий из ледника. Она вошла по-хозяйски, коротко кивнула домработнице и требовательно спросила:
   – Где девочка?
   Мила в ответ испуганно всхлипнула и закрыла лицо руками. Сверху уже кто-то бежал, топая по лестнице. Это Наташа, услышав стук входной двери, бросилась вниз, на бегу выкрикивая вопросы:
   – Мила, это она? Она вернулась? – И безмолвно застыла у основания лестницы, блуждая непонимающим взглядом по одетой во все черное фигуре гостьи. Та в свою очередь надменно оглядела гувернантку и заговорила первая:
   – Добрый вечер, Наташа! Надеюсь, с вашей подопечной все в порядке?
   – А почему вы спрашиваете? – с трудом шевеля губами, прошептала Наташа. – Вы что, что-то знаете?…
   – Час назад девочка прислала мне на мобильный очень странное сообщение. Я была вынуждена все бросить, примчаться сюда… Да что тут у вас происходит, черт побери?!
   Окрик несколько привел Наташу в чувство, и она проговорила, натужно шевеля губами:
   – Лерочка пропала. Мы с Милой собираемся звонить в милицию.
   – Когда это случилось?
   – Я не могу вам сказать точно. После школы мы позанимались, немного поиграли, потом в семь часов, как обычно, я поехала домой. Миша, шофер, отвез меня в Москву. Но мне вдруг стало очень неспокойно. Я подумала, что Лере сейчас, наверно, грустно и плохо. Одна, в этом огромном доме… До Нового года всего несколько дней, а ее отец снова улетел. Я решила вернуться сюда, пока еще ходят автобусы, а с утра повезти девочку в центр, за подарками. Как только приехала, то сразу заглянула в детскую, но Леры там уже не было…
   – Вы позволяете ей гулять так поздно?
   – Конечно нет! – хором воскликнули Мила и Наташа.
   Потом гувернантка прибавила:
   – Она оставила на подушке записку. Это ужасно!
   – Дайте посмотреть! – приказала новоприбывшая, протягивая руку.
   Наташа немедленно подала ей тетрадный листок с большими, сантиметровыми буквами:
   «НАТАША, Я ПОПАЛА В БЕДУ. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ПОМОЧЬ МНЕ, ИЩИ МЕНЯ В ПИТЕРЕ».
   – При чем здесь Санкт-Петербург? – спросила женщина, возвращая листок.
   – Там Лерочка родилась и прожила почти девять лет, – горя желанием хоть чем-то помочь, подала реплику Мила.
   – Но за пару часов она никак не могла оказаться там. И вообще, каким образом она собирается туда попасть? Десятилетней девочке не продадут билет ни на поезд, ни на самолет.
   В этот момент входная дверь снова отворилась. На пороге возникла Саша. Щеки девушки ярко горели, короткие волосы так щедро запорошил снег, что из шатенки она превратилась в блондинку. Журналистка тяжело переводила дыхание. При виде предыдущей гостьи глаза ее широко распахнулись, округлились губы.
   – Ой, Лариса Константиновна! – тонким голосочком воскликнула она. – Добрый вечер!
   – Мы знакомы? – высоко подняла тонкие брови женщина в черном.
   – Нет, что вы, вы меня не знаете. А я пишу про вас статью. Меня зовут Саша, очень приятно.
   – Почему-то мне про эту статью ничего не известно, – пробормотала Лариса. – И что же, милая девушка, сегодня привело вас сюда?
   – Меня позвала девочка, дочка Бориса, – независимо вскидывая подбородок, ответила Саша. – Она подошла ко мне сегодня днем и попросила приехать вечером. Сказала, что у нее какая-то важная проблема.
   – Вы были тут сегодня днем? – нейтральным голосом уточнила Лариса.
   – Да, я провожала Бориса в его поездку. Точнее, прощалась с ним, потому что он не взял меня в аэропорт из-за снегопада.
   Лариса ничего не сказала, лишь в ее взгляде, обращенном на Сашу, на мгновение промелькнула гримаса боли. Впрочем, тут же сменившаяся легким торжеством. Потому что Морозова в аэропорту провожала она…
   – Что-то случилось? – спросила чуткая Саша и сделала шаг к стоящей на ступеньках и словно отключившейся от всего происходящего Наташе. – С Лерочкой?
   Но Наташа молчала, и вместо нее ответила Лариса:
   – Да, похоже, произошло что-то непредвиденное. Сравним наши данные. Днем девочка обращается к вам, Саша, с просьбой прийти позднее и помочь ей. Потом, предположим, между семью и девятью часами она исчезает, оставив своей гувернантке записку, в которой пишет, что она попала в беду, и указано, что искать ее нужно в Питере, хотя оказаться там за такой короткий срок она никак не смогла бы. А в восемь часов на мой мобильный поступает следующее сообщение: «ЛАРИСА КОНСТАНТИНОВНА, МЕНЯ ПОХИТИЛИ, ТРЕБУЮТ ОЧЕНЬ БОЛЬШОЙ ВЫКУП, ПОМОГИТЕ! ЛЕРА».
   Наташа ахнула и побелела, потом, цепляясь за перила, неловко осела на ступеньку. И закричала:
   – Господи, да ее же похитили! Что же вы спрашиваете, как она оказалась в Питере? Ее туда увезли!
   – Получается, девочка, находясь в собственной комнате, написала записку с указанием, куда ее увезут. А потом вышла из дому прямо в руки похитителей. Кстати, хорошо бы узнать, где сейчас ее мобильный телефон. Я несколько раз звонила девочке по дороге сюда, но слышала только длинные гудки. Пожалуйста, Мила, поищите телефон, – распорядилась Лариса. А потом крикнула вслед женщине, рванувшей по ступенькам наверх: – Да, и проверьте еще, в чем девчушка ушла из дому!
   В ожидании новых сведений женщины не сводили друг с дружки растерянных, озадаченных и не слишком дружелюбных взглядов. Спокойной оставалась лишь Лариса. Она же предприняла благородную попытку успокоить Наташу.
   – Девочка наверняка решила поиграть с нами, – громко произнесла она. – Или проверить нас на прочность, уж не знаю зачем. Думаю, тревогу поднимать пока не стоит.
   А сверху, перепрыгивая ступени, уже неслась Мила с сообщением:
   – Здесь ее телефончик, в шкафчике лежал! Не взяла! И одежды никакой не взяла! Ушла из дома как есть!
   – В декабре? – вздернула брови Лариса. – А вы хорошо посмотрели?
   – Да весь шкаф перебрала! И шубка ее на месте, и сапожки, и курточка, что на оттепель велено надевать. А какое платьице или свитерок одела, это я от волнения сообразить не смогла, уж больно там много всего понавешено.
   Женщины ошеломленно переглянулись.
   – Села в машину? – одними губами предположила Саша.
   Глухо застонала Наташа.
   – Что ж, это меняет дело, – спокойно отчеканила Лариса. – Думаю, нам нужно сейчас же ехать в Питер.
   – Надо в милицию звонить, – поднимаясь со ступеньки и на глазах собираясь с духом, проговорила Наташа. – И Борису сообщить. Пусть немедленно возвращается домой.
   Но Лариса, прикрыв глаза, помахала в воздухе тонкой рукой, словно отметая все Наташины соображения:
   – Никакой милиции, пока мы не знаем, с чем в точности имеем дело. Я сейчас сделаю несколько звонков, и девочку будут искать лучше, чем золотой запас России, если он, упаси господь, куда-нибудь исчезнет. Бориса дергать пока не надо. Что такого он сможет сделать, чего не можем мы? Итак, Наташа, вы едете со мной?
   – Но вы сами говорили, что она едва ли могла так быстро оказаться в Питере, – напомнила Наташа.
   – Да, но время-то идет. Допустим, какие-то негодяи запугали девочку настолько, что она не решилась никому рассказать, что с ней происходит. И единственное четкое сведение, оставленное ею, – это название города. То есть она либо осталась в Москве, либо каким-то образом оказалась или в ближайшее время окажется в Питере. Точнее мы не знаем. Но здесь, в Москве, у меня есть к кому обратиться за помощью. В Питере, впрочем, тоже есть. Но если здесь достаточно одного моего имени, чтобы поиски завертелись, то в Питере лучше присутствовать лично. Поэтому предлагаю немедленно сесть в мою машину…