– Да, но… он сильный. Он ведь может его просто отобрать.
   – Нет. – Отец покачал головой. – Этого он не сделает.
   Потом отец погладил Клауса по голове и сказал, что если его действительно ждет лучшая доля и он станет ученым и унаследует деньги Карла – пусть не забывает о родителях и сестрах.
   Клаус поймал себя на том, что водит пальцем по незнакомым буквам и знакам, которые покрывали медальон – не его собственный, золотой, а подарок Мири. Пожалуй, надо застегнуть рубашку и постараться, чтобы дядя не заметил подмены. «И вообще, – твердо сказал себе Клаус, – мой был медальон – и только мое дело, как им распорядиться».
   Он со вздохом покосился на дверь, потом невнимательно прочитал пару абзацев из учебника химии, ничего не понял и опять уставился в окно. Клаус был разочарован, когда выяснилось, что дядя Карл тоже живет не в Германии, а в Праге. Но сразу после приезда город захватил его. Клаус буквально влюбился в его башни и соборы, мощенные булыжником улицы и красивые дома. Они жили в центре, и Карл разрешил мальчику гулять самостоятельно – но только после того, как все уроки сделаны.
   Клаус часами бродил по улицам, сидел на берегу Влтавы и смотрел на Град. Он перечитал все книги по истории Праги, что нашлись у дяди в библиотеке, и теперь грезил таинственными колдунами короля Рудольфа, алхимиками и привидениями. Мальчик каждый день бегал к ратуше посмотреть на волшебные часы, которые местные называют Орлой. На этих часах было так много всего написано и нарисовано, что мальчик в конце концов упросил дядю пойти с ним и объяснить, что означают все эти чудесные знаки и цифры. Теперь он знал, что часы могут одновременно показывать время, движение Земли, зодиакальные периоды и много чего еще. Но самыми таинственными и пугающими казались Клаусу четыре фигуры, располагающиеся по обе стороны часов. Каждая из них представляет четыре вещи, презираемые каждым добропорядочным христианином. Смерть, которую олицетворяет скелет, отбивает время. Тщеславие представлено фигурой с зеркалом. Жадность – это человек с кошельком, и, наконец, иноверец – фигурка в тюрбане. А в дверных проемах поверх часов показываются фигуры апостолов, призванных уберечь людей от изображенных зол. Даже привыкнув к Орлою, Клаус все равно часто ходил на площадь, но наблюдал не столько за движением фигур на балкончиках, сколько за людьми вокруг, ибо одна из легенд гласила, что дух мастера, создавшего этот шедевр часового искусства, часто появляется на площади и ревниво следит, восхищаются ли люди его творением. Клаус одновременно и боялся и мечтал увидеть это тщеславное привидение.
   Вообще-то, честно сказать, с дядей жилось неплохо. Про медальон он не заговаривал и с удовольствием занимался обучением Клауса. Открыв рот мальчик восторженно слушал рассказы дяди о Ньютоне, Копернике и других великих ученых прошлого. Он с удовольствием учил латынь и алхимические формулы, даты исторических битв и геометрические функции. Все бытовые проблемы решала экономка фрау Тереза – строгая, но честная и заботливая женщина. Она следила за тем, чтобы и Карл, и Клаус были сыты и хорошо одеты, чтобы в доме всегда был запас дров и угля. Клаус, привыкший к материнской ласке, порой плакал вечерами, и тогда фрау Тереза приходила к нему и сидела на краю его постели, гладя худенькие плечи и светлые локоны. Он прижимался к ее шершавой ладони щекой, закрывал глаза и представлял себе лицо мамы. Экономка вздыхала, качала головой, но не могла не жалеть мальчишку, и иногда Клаус находил у себя на подушке липкий леденец или засахаренную вишню. Вот друзей у мальчика не завелось, проказничать было не с кем, и он всю свою энергию отдавал учебе. Сколько интересного он узнал! И понимание того, что это лишь незначительная толика знаний, которыми ему предстоят овладеть, вызывало в душе Клауса трепетный восторг. Он станет ученым, таким, как дядя Карл. О нет, лучше! Дядя сам говорил, что ученик должен превзойти своего учителя, чтобы порадовать его. Сперва Клаус немного боялся дяди и ужасно скучал, но потом привык, и ему понравилось, что у него есть своя комната, есть можно досыта и книги у дяди интересные. По выходным они ходили обедать к родственникам. Там был мальчик чуть постарше, который ужасно задирал нос, потому что учился в гимназии и у него имелась настоящая гимназическая форма. Его младшую сестру звали Лотта – кукольное создание со светлыми кудряшками и голубыми глазами. Разговаривать с Лоттой было не о чем, она интересовалась только куклами, платьями и конфетами. Скука в такие вечера была смертная, и Клаус ненавидел эти походы в гости. Уж лучше дома сидеть и книжки читать.
   А потом дядя взял его с собой в еврейский квартал, и Клаус подружился с Мири. Долгие часы Карл проводил в обществе старого раввина. Они читали книги, рассматривали какие-то картинки и разговаривали, разговаривали… Иной раз предметом их изучения становились древние сосуды или монеты. Порой дети играли тут же, у ног взрослых. Но потом им становилось скучно, и они пробирались в маленькую кухоньку с низким потолком и дровяной плитой. Мать Мири кормила их, наваливая в щербатые миски вареную рыбу, капусту или кашу. Клаусу казалось, что никогда в жизни не едал он так вкусно. Вылизав миски, дети убегали играть. Иногда они забирались в один из залов синагоги, садились подле стены или скамьи, покрытой резьбой, и, водя пальцами по абстрактным узорам, придумывали истории и рассказывали, что видят. Вот замок, к нему летит дракон. Вот рыцарь. Он будет спасать принцессу.
   – Ты будешь принцесса, – говорил Клаус.
   – И что, я должна сидеть в замке? – Мири фыркала с негодованием. – Еще чего! Да я сама этого дракона… заколдую, вот!
   – Ты не умеешь.
   – А вот и умею! У дедушки много волшебных книг. Я знаю, где они лежат, и умею читать. Даже Тору могу читать, хоть мне и нельзя.
   – Почему нельзя?
   – Не положено по обычаю, – важно отвечала Мири. Она оглядывалась через плечо и продолжала шепотом: – А еще у дедушки есть волшебный сундук… его нельзя открывать, потому что в нем – дух.
   – Чей дух?
   – Не знаю… Но он там заперт.
   – А еще что есть?
   – Еще такая бутыль, непрозрачная. Она залита воском и запечатана. И вся покрыта священными символами… Там живет демон.
   Мири рассказала ему про голема, которого сотворил раввин Лев.
   – Он тоже был моим прапрапрадедушкой, – важно заявила она. – Он был великий ученый и колдун. Хочешь, я покажу тебе его могилу?
   Дети пробрались на кладбище. Здесь не было ни травы, ни дорожек, ни цветников, лишь несколько деревьев сплетали свои ветви над могилами. Каменная ограда тесным обручем окружала серые плиты, наползающие друг на друга, жмущиеся вплотную. Мири показала своему другу могилу раввина Льва бен Бецалеля. Клаус, которого била дрожь то ли от испуга, то ли от холодного ветра, круглыми глазами разглядывал теснившиеся одно к другому надгробия и плиты, покрытые буквами непонятного алфавита. Иной раз на древних камнях кроме букв и звезд Давида угадывались силуэты животных – так граверы передавали фамилии. Например, если на плите имеется изображение гуся, то это значит, что здесь покоится человек по фамилии Ганс, а если мышь – то Майзель. Иной раз попадалась корона – символ доброго имени и мудрости или гроздь винограда – символ богатства. Никогда в жизни не видел он так тесно заселенного кладбища – могилы располагались в несколько слоев.
   Надгробие знаменитого ученого и алхимика с виду несколько отличалось от других: имело подобие колонн и выщербленную резьбу. А еще на нем лежало несколько мелких монеток и засохших цветов.
   – Это всякие дураки приносят, – пояснила Мири шепотом (на крошечном кладбище никому не приходило в голову говорить в полный голос). – Думают, что так загаданное желание исполнится. Но дедушка говорит, что это чушь. Если хочешь, чтобы твое желание исполнилось, надо не просто хотеть, но еще и делать…
 
   Карл смотрел на огонь, и мысли его были безрадостны. Уж как только он не убеждал, как не уговаривал рабби и других старцев, что пришло время разделить с лучшей частью человечества их знания. Но иудеи были упрямы. Сперва они вроде бы колебались, но потом, по мере того как истолковывались знаки и знамения, их решимость и дальше скрывать от всех тайные знания становилась все крепче. И вот сегодня рабби произнес слова окончательного отказа. Должно быть, ему было видение о будущем. И то, что старик увидел там, сильно напугало его. Он словно враз стал ближе к могиле. Карл невольно поежился. Да, оккультные ритуалы порой забирают жизненные силы, поэтому немцы и пытаются поставить весь процесс на научную, так сказать, основу. Должны вестись серии экспериментов, нужно разделить оккультистов на теоретиков и практиков. Только человек, обладающий аналитическим складом ума и стоящий как бы над опытами, может заметить и выделить закономерности, правильно оценить приоритеты… Но пражские мудрецы продолжали действовать по старинке и слушать не желали о сотрудничестве! Карл вздохнул. Чертовски жаль, потому что их многовековые знания пригодились бы, стали бы цементом, скрепившим фундамент нового мира. На секунду мелькнула мысль, что можно бы поговорить с герром Шрайвером. У него в подручных есть группа крепких молодых ребят, и вообще он умеет организовывать всякого рода акции… но потом Карл отверг эту мысль. Даже если разобрать по камушку Старую синагогу, они все равно ничего не найдут. Ну, может, отыщутся глиняные остатки голема.
   Легенда гласит, что Лев бен Бецалель, который был раввином той самой синагоги, создал глиняного великана. Он оживлял его, вкладывая в рот безмозглому созданию свиток со священным текстом из Торы. Голем усердно трудился от зари до зари, а когда текст вынимали, замирал до следующего дня. А потом что-то пошло не так. То ли помощник раввина забыл вынуть свиток, как ему было велено, то ли этот помощник захотел попробовать свои силы и сам вложил свиток в глиняного истукана. Короче, случился сбой программы, и голем обезумел. Он крушил все на своем пути, и лишь возвращение раввина спасло еврейский квартал от полного разрушения. Лев бен Бецалель уничтожил свое творение, разрушил голема, но говорят, что в одном из подвалов Старой синагоги до сих пор хранятся куски глины – тело истукана. Карл вздохнул. Какой смысл в глине? Тот священный свиток, что оживлял чудовище, – вот что надо бы искать. Однако это бессмысленно. Сегодня рабби практически прямо сказал ему, что они не будут дальше встречаться и вести совместные исследования. Само собой, он сослался на болезнь, старость и немощь, но Карл прекрасно понял: виной тому страх, поселившийся в душе старика. То, что он увидел в будущем, едва не убило его. Карл взглянул на пылавшее в камине пламя. Старик сказал, что там огонь и смерть. Что же он видел? Знать бы, какие именно силы и средства задействуют мудрецы, можно было бы хоть приблизительно оценить точность предсказания. Впрочем, рабби мог видеть свое будущее, личное, так сказать. Но тогда почему огонь? Пожар? Карл покачал головой. Раввин слишком стар и мудр, чтобы испугаться собственной смерти. Скорее всего, он видел будущее своего народа. Значит ли это, что будет новая война? Так поговаривают… но эти разговоры начались чуть ли не сразу же после Первой мировой. Карл всегда был далек от политики, но не мог не слышать бесконечных разговоров о том, что мирный договор, который не принес Германии ничего, кроме унижения, в скором будущем должен быть пересмотрен.
   Не хотелось думать о войне, но в том, что перемены грядут, и это будут радикальные и великие перемены, Карл не сомневался ни минуты. Знаки и знамения указывают на скорые изменения в судьбах многих народов и стран.
   Взгляд ученого остановился на худенькой фигурке мальчика. Клаус сидел подле открытого очага, его вихрастая голова была низко опущена, он смотрел в огонь и думал о чем-то своем. Карл улыбнулся. Он успел привязаться к мальчишке. Ученик не был ему в тягость. Мальчик одинаково хорошо запоминал латинские тексты, геометрические теоремы и значения рун. Карл решил, что постарается максимально облегчить задачу племянника: «Ему не придется по крупицам собирать знания, я научу его всему, что знаю сам. Клаус отточит свой ум, и тогда, возможно, его ждут великие открытия и славные дела. Он станет настоящим и достойным гражданином нового мира». Растроганный собственным великодушием, Карл допил пиво и решил, что теперь ему нечего делать в Праге. Он примет предложение герра Зоммера и переедет в Кёнигсберг. Там сейчас собрались светлые умы, группа единомышленников, чьи труды на благо нации будут оценены по достоинству.
   Пожалуй, руководство выбрало Кёнигсберг не случайно. Получив предложение о переезде, Карл, со свойственной всякому истинному ученому скрупулезностью, изучил имеющиеся в библиотеке данные об истории города.
   Еще в XIII веке на этом месте жили племена пруссов; нехристи и язычники, они строили свои капища на землях у реки Преголь, которые считались местом силы. С благословения папы римского рыцари Тевтонского ордена огнем и мечом прошли по землям пруссов, насаждая христианство. Они же заложили первую крепость, назвав ее Кёнигсберг. Затем орден переуступил территорию Польско-Литовскому княжеству. Но уже тогда, взволнованно думал Карл, уже тогда магические ритуалы проводились в этих местах. Тевтонский орден был известен приверженностью к мистике и магии. Земли переходили из рук в руки, а в середине XV века Кёнигсберг служил резиденцией Великого магистра ордена.
   Постепенно три отдельных поселения – Альштадт, Лебенихт и Кнайпхоф, – расположенные неподалеку от крепости, официально объединились в город, принявший имя Кёнигсберг. Произошло это в 1724 году.
   В 1806-м Кёнигсберг по приказу Наполеона становится столицей Пруссии. Мудрый император французов называл этот город жемчужиной и понимал, что ему суждено сыграть немалую роль в истории, хотя лишь в 1861 году Кёнигсберг вместе с Восточной Пруссией вошел в состав Германии.
 
   Поезд Клаусу понравился. Он стучал колесами, навевая неясные, но приятные мысли и ожидания. Совсем как перед Рождеством. Мимо проплывали города и деревни, поля и леса. Стояла ранняя сухая осень 1935 года, и Клаусу только исполнилось одиннадцать лет. Карл чувствовал себя виноватым перед мальчиком, потому что не разрешил ему повидаться с семьей перед отъездом. И дело было даже не в потере времени. Карл искренне считал, что после года разлуки боль мальчика притупилась, а если отправиться сейчас в Моравию, то он опять попадет домой, и мать вновь будет рыдать, расставаясь с ним, а потом и Клаус станет плакать по ночам. Он отправил письмо брату и его семье, в котором написал, что срочная работа призывает его в Кёнигсберг. Он забирает Клауса с собой, будет и дальше учить его, а затем подготовит для поступления в Альбертину – университет Кёнигсберга. Еще он отправил им фото Клауса. Снимки получились хорошие: красивый светловолосый мальчик, в аккуратных бриджах и белой рубашке, с чуть напряженным лицом смотрел в объектив.
   Клаус, кажется, воспринял быстрый отъезд как должное, но Карл все же чувствовал себя тираном, а потому старался быть с мальчиком помягче: купил ему конфет, хотя обычно не позволял сладкого, и в поезде не стал нагружать учебой. Велел лишь прочитать главу из учебника истории про Восточную Пруссию, столицей которой был раньше Кёнигсберг. Увидев, что мальчик опять глазеет в окно, Карл строгим голосом спросил:
   – Ты прочел то, что я велел?
   – Да, дядя.
   – Расскажи мне.
   Клаус послушно принялся излагать историю Кёнигсберга. Рассказал про племена пруссов, тевтонцев, потом перешел к более позднему времени. В первой половине XVI века последний магистр Тевтонского ордена Альберт провозгласил себя герцогом Прусским, основал в городе университет, названный в его честь Альбертиной, а еще он собрал огромную библиотеку…
   – Ты будешь учиться в Альбертине, – сказал Карл, благосклонно взирая на своего подопечного.
   – Правда?
   – Конечно! Ты прочел про Иммануила Канта?
   – Да, но я не очень понял… Философия такая скучная вещь, не то что химия!
   – Просто ты еще слишком мал, – снисходительно заметил Карл.
 
   …Клаус обживал Кёнигсберг. Новый город – это всегда приключение. Они поселились на острове Кнайпхоф на тихой улочке. Клаусу понравилась комната, которая ему досталась. Под самой крышей, с мансардным окном, из которого видны были башни собора. Мальчик скучал по Праге и по Мири, но он пошел в гимназию и вскоре подружился с двумя братьями, жившими по соседству, – сыновьями одного из профессоров Альбертины. Карл против таких знакомств не возражал, и в свободное от занятий время мальчишки носились по острову, который соединялся с сушей семью мостами.
   Клаус развлекал своих новых приятелей рассказами о Праге, алхимиках и доме у последнего фонаря. Зиги и Алф не оставались в долгу и пересказали Клаусу все местные страшилки, а также показали ему вход в древние каменоломни, где, по совершенно точной информации, до сих пор живет дракон.
   Мальчишки оборудовали себе штаб на чердаке дома, где жили братья, собирались там после занятий, рассказывали друг другу всякие истории, жевали украденные с кухни пирожки, сидя на дощатом полу, меж старья и сундуков. Свет проникал через старые стекла круглого окна, а издалека доносился шум еще мирного города: звонили часы, гремели по мостовой колеса телег и рычали авто, оскверняя воздух запахом бензина. Мальчишки тащили сюда найденные в подвалах и старых каретных сараях железки, чертили бесконечные схемы и читали книги. В конце концов ребята составили свою собственную карту города, на которой были не только дома и улицы, но и знаки, ведущие к Тайне. Что Тайна есть, никто из них не сомневался. Что за жизнь без непознанного? Иначе зачем так много странных знаков на стенах домов? Почему так много тайн и темных мест в истории города? Множество легенд рассказывали о городе и о земле древних пруссов, и так интересно было бродить по местам, где раньше твердой поступью шли тевтонские рыцари.
   Откуда взялся дракон, толком никто не знал. Зиги слышал от старика сапожника, которому было лет сто, не меньше, что давным-давно, едва ли не до начала времен, пришли сюда мудрецы из земель разных, в том числе и из колен Израилевых. Мудрецы эти по звездам и другим знакам определили, что именно в этом месте, там, где река Преголь круто огибает каменный берег, есть место, способное удержать зло. И они привели сюда большое зло, и заточили его в глубоком подземелье, и подписали договор с воинственными пруссами о том, что будут они охранять Тайну, чтобы зло не вырвалось на свободу, потому как принесет оно бедствия неисчислимые, и в душах людских не останется ничего, кроме слепой гордыни и жажды власти. А когда люди не будут знать ни жалости, ни сочувствия, настанет конец времен.
   Но Алф твердо заявил, что это все чушь и старый полусумасшедший сапожник не может служить экспертом и надежным источником информации. И вообще, все знают, что драконов усмиряют не всякие там мудрецы Израилевы, а юные девственницы. И да, многие говорят, что когда-то давно жил в этих местах дракон и помогал местным жителям защищаться от воинственных соседей, но потом девушка, которая была над ним властна, влюбилась. А как только она согрешила, тотчас же дракон озверел и сожрал и ее, и ее возлюбленного. Ну и заточили его в подземелье, наверное. Подумаешь, дракон!
   А вот ему, Алфу, всю правду рассказал библиотекарь, тот горбун с горящими глазами, что живет в комнатушке под крышей в доме фрау Морен. Так вот горбуну доподлинно известно, что все дело в тевтонских рыцарях. Они вернулись из Палестины и привезли с собой сосуд, в котором заперт самый настоящий демон. И если демона этого выпустить, то он принесет разорение и опустошение на все земли. Но и это не самое страшное. А хуже всего то, что есть где-то Серый камень. Его тоже нашли тевтонские рыцари, но куда дели – неизвестно. Камень проще спрятать, чем все остальное, можно хоть у дороги бросить; если на нем ничего не написано, то никто и не догадается… «А на нем написано?» – с замиранием сердца спросил Клаус. А как же! Но видно только одно место – куда нужно приложить ключ. Тогда проступят остальные буквы, и появится надпись, в которой и говорится, что это тот самый Серый камень. И тогда демон освободится и воссядет на Серый камень, и камень тот расколется, и выйдет из него прекрасный золотоволосый юноша с серповидными глазами и уродливым телом, и звать его будут Армилос.[2]
   Клаус нахмурился, пытаясь вспомнить, где, собственно, он слышал это имя?
   Может ли быть, что его упоминал дядя, обсуждая что-то с учеными господами, которые иной раз захаживали к ним в гости? Если так, то все правда и где-то здесь, под городом, под всеми этими домами с мирными обитателями, под булыжной мостовой и костелами, под рекой, неспешно текущей и пахнущей водой и кувшинками, – где-то здесь дремлет зло, древнее и страшное, и если оно вырвется наружу, то это и будет означать конец времен.
   Мальчишки дрожали, сидя на пыльном чердаке и глядя друг на друга круглыми от страха глазами. Но чем страшнее им было, тем с большим рвением они бегали по городу, собирая и нанося на карту полустертые знаки, выслушивая рассказы всех, кто мог или хотел что-нибудь им рассказать, чувствуя себя причастными к Тайне. А в детстве нет ничего интереснее и важнее.

Глава 2

   Ирада быстро шла по коридору, опустив голову и не глядя по сторонам. Она даже волосы распустила, и они упали на лицо, скрывая предательские слезы, дрожащие на ресницах. А вот уже соленые капли текут по щекам… и наверняка оставляют дурацкие полоски туши, которые не так просто будет смыть. Она влетела в туалет, захлопнула за собой дверь и взглянула в зеркало над раковиной. Ну, надо отдать должное производителю – тушь потекла самую малость. Девушка вздохнула, достала косметичку и занялась своей внешностью. Плакать будем дома. Человек работающий не может себе позволить долго отсутствовать на рабочем месте, и эмоции себе тоже не очень-то позволишь. Конечно, это обидно. Рада почувствовала, что к горлу опять подступают слезы, и, наплевав на все правила и заботу о собственном здоровье, быстро сделала пару глотков из-под крана. Водичка, признаться, на вкус оказалась весьма отвратной, но все же ей полегчало. Надо увольняться, решила она. Девушка твердо пообещала себе сегодня же составить резюме и разослать его по кадровым агентствам… и на сайты соответствующие в Интернете повесить. Шефу она все объяснит. Вот как есть… Ну, может, не совсем как есть. Он ведь может и не поверить. Просто удивительно: такой приятный дядька – и женат на такой записной стерве. Впрочем, при нем-то она характер не слишком показывает. Но стоит генеральному директору пусть не самой крупной, но все же вполне приличной маркетинговой компании покинуть офис, как хозяйкой в нем становится его жена. Причем ведет она себя именно как хозяйка имения. Каждое утро мадам приезжает в офис. При этом шофер звонит заранее, еще только сворачивая в переулок, чтобы предупредить о нашествии. Охранники распахивают сверкающие стеклом и металлом двери и застывают по стойке «смирно». Наталья сбрасывает шубу (если зима) и шарф или палантин (если лето) на руки неотступно следующему за ней телохранителю и фурией проносится по комнатам и коридорам. Достается всем: уборщицам – за пыль и плохо вымытые полы. Офис-менеджеру – за то, что купили не тот сорт туалетной бумаги или размер скрепок. Охране – за небоевую выправку. Сотрудникам – за нерасторопность, леность, неумение гореть на работе. Ну а уж секретарше – секретарше достается за все.
   Сегодня утро началось неплохо. Шеф приехал один, поздоровался с Радой и Раисой Петровной, которые сидели в приемной, прошел к себе, подписал бумаги, отдал распоряжения, провел встречу с потенциальным заказчиком и в половине двенадцатого отбыл куда-то по своим директорским делам. Рада и Раиса Петровна дружно налили себе по чашке чая, угостились парой баранок из казенных запасов и уселись обратно за рабочие столы. В компании «Маркетология» при неплохих оборотах и обилии заказчиков двух секретарей вполне хватает. Раиса Петровна носит гордое звание личного помощника генерального директора, а Ирада в штатном расписании значится просто секретарем, и им, собственно, и работает. Нельзя сказать, что работа девушке очень уж нравится. Но платят неплохо, до дома ездить недалеко, и коллектив вполне нормальный подобрался – кроме жены шефа.
   – Хоть бы мадам сегодня не приехала, – сказала Раиса, аккуратно макая баранку в чай. – У меня давление с утра не очень, а как она начинает орать, я все время боюсь, что меня гипертонический криз хватит.
   – Ой, да ну что вы, нельзя так нервничать, – отозвалась Рада.
   – Да я знаю, знаю. Но ведь это тебе все как с гуся вода. В крайнем случае новую работу найдешь. А мне лет уже пятьдесят с хвостиком. И таких хвостатых не больно-то куда-нибудь берут.
   – Ну, у вас же опыт, – попыталась утешить даму Ирада. – И вообще, перестаньте себя накручивать. Никто вас не уволит. В вашем случае возраст является заслугой, потому что Наталья никогда не возьмет мужу личного помощника моложе пятидесяти лет.
   – Это точно. Она тебя с трудом терпит именно из-за молодости и мордашки симпатичной.
   – Да я вообще что? Я даже и не крашусь почти, лишь бы не выделяться особо. Вот Анастасия Павловна из отдела разработок: и блузочки прозрачные носит, и глазки строит шефу. Чего бы нашей мадам на нее не сорваться?