Елена Габова. Улыбка Кубы

   – Ладно, Александр. Как-нибудь я все это разложу по полочкам. А можно я буду звать тебя покороче – Саней?
   – Саней? – переспросил Александр. – Почему – Саней? Мои бабушка и дедушка иногда называют меня Сашей.
   – Потому что ты – Алек-сан-др, Саня. Это твое короткое имя.
   – В России есть Александры?
   – Полно! Только их все зовут коротко: Саша, Саня, Шура.
   – А Шура почему?
   – Ой, спроси что-нибудь полегче, – я засмеялась. – Наверное, от «Сашура». Ты же русский хорошо знаешь. Знаешь, сколько у нас в языке суффиксов, окончаний…
   – Про суффиксы – не знаю. А твое имя как коротко будет? Дже?
   – Почему Дже? – я засмеялась. Вот так номер: Дже! Обхохочешься. – Женя. Это и есть короткое. А полное мое имя Евгения.
   – Дже-ня, – по слогам произнес Саня.
   – Женя, – поправила я.
   – Ж… Дженя, – снова повторил Саня.
   Неужели мое имя трудное? Наверное, у них нет звука «ж» без «д». Как в английском – Джек, Джон, Джексон… Да ладно, пусть как хочет зовет. Это мелочи.
   – Ну, что сеньор Саня, пошли?
   Чернокожий швейцар с готовностью распахнул перед нами двери, и мы вышли на пронизанную солнцем улицу. И снова меня обуял восторг – я в зелени, в тепле, а в Москве сугробы и снега выше нормы. Бедная Алишка! – я вспомнила про подругу. – Ходит сейчас по заснеженным улицам. В шапке. В теплых замшевых сапогах! Варежкой от снежинок отмахивается! Вот бы ее тоже сюда, уж мы вдвоем нашли бы чем заняться! Нам вдвоем никогда не бывает скучно! А с этим Саней Орландовичем я, наверное, умру от скуки.
 
   Дядя, а вернее, дед Андрей, как выяснилось, ждал нас на крыльце. Но я же не буду его «дедушкой» звать. Мне он, в конце концов, и не дедушка вовсе. И выглядит очень даже моложаво. Буду звать его так, как он мне сам представился: «Дядя Андрей».
   Мы перешли дорогу и остановились перед Капитолием.
   – Ух ты! – воскликнула я, глядя на внушительных размеров здание с куполом. Точно как в Америке!
   – Ты была там? – удивились оба.
   – Нет, по телевизору каждый день видишь. У нас Америку любят показывать…
   – А у нас – нет, – заметил Александр-Саня.
   – Да, у нас Америку не жалуют, – подтвердил дед-дядя Андрей и с усмешкой взглянул на внука. – Правда, Александр?
   – Я же сказал! – Саня пожал плечами.
   – Ты права, Евгения, это точная копия американского Капитолия, – сказал дядя Андрей. Постояли у лестницы, ведущей к «точной копии». Прогулялись по улице, выложенной блестящими каменными плитами – как в каком-нибудь здании – до моря. Мексиканский залив отделял от города мощный парапет. Волны разбивались о него, и я немножко побаловалась с брызгами. Мне и побольше хотелось бы с ними, с брызгами, пообщаться, освежить лицо, ноги, но я постеснялась. Да ну, еще подумают, что я несерьезная и маленькая.
   – Жалко, тут не искупаешься, – заметила с сожалением. – А где-нибудь мы сможем сегодня искупаться?
   – В Гаване нет пляжей, – огорчил дядя Андрей. – Купаться вы завтра поедете в Варадеро.
   О, какая жалость! А мне так хотелось сегодня же плюхнуться в морские волны!
   – Не устала? – спросил дядя Андрей.
   – Ничуть. Я наслаждаюсь летом! – Я тряхнула головой и сорвала с волос стягивающую хвост резинку.
   – Тогда мы тебя в интересное место поведем, – дедушка подмигнул сначала мне, потом Саньке.
 
   Мы шли по Гаване, красивому городу с испанской архитектурой. Правда, красота эта была сильно потускневшая. Здания обветшали, про них так и хотелось сказать, что они, бедные, в нищенских лохмотьях. Кое-где торчали одни колонны, у иного дома были видны внутренние стены. У братьев Кастро, видать, не было денег, чтобы содержать город в порядке. И потому что в городе то тут, то там маячили разрушенные здания, мне еще более казалось, что я смотрю какой-то странный фильм. Мое сознание как будто раздвоилось. Иногда мне казалось, что я попала в прошлое. По-прежнему вызывали умиление антикварные машины. Иная, составленная из каких-то ржавых деталей, была выкрашена чуть ли не половой краской. Двигалась по улице со страшным дребезжанием. Но ведь двигалась! Теперь понятно, почему на нашем самолете какие-то люди везли десятки крыльев к «Жигулям», – запасные части, их ведь тут не достать. Россия уже не ведет с Кубой торговли, а бескорыстная помощь осталась в прошлом. Папа перед поездкой проводил мне «ликбез» по Кубе. За день до вылета я пришла в больницу его навестить, принесла атлас, мы на карте нашли все «отмеченные» в маршруте места. Папа выглядел молодцом, улыбался, шутил, несмотря на то что его нога была на растяжке. Перелом у него был сложный.
   Какой-то «жигуленок» не заводился, и его дружно подтолкнули прохожие. Видать, здесь это обычное дело. Зато все это ветхое автомобильное стадо по-прежнему гудело. Но все-таки нужно отдать справедливость – новые машины, уже не российские, здесь тоже гоняли. И гудели, понятное дело. Разве кто-то откажется «побибикать», если это разрешено?
   По дорогам между машинами сновали велорикши. И очень редко попадались конные упряжки с парой лошадок. Дядя Андрей сказал, что это конное такси, на котором мы, если захотим, можем покататься.
   Я смотрела на все происходящее, широко раскрыв глаза. Было чему удивляться! Вот хотя бы очередям… Я не видела, что продавали с лотков на улице, но очереди к ним просто змеились. Мама говорила, что раньше у нас тоже были очереди. Но я уже с ними не сталкивалась. Для меня это уже экзотика.
   Мимо нас пробежала стайка пионеров с вожатым – все в красных пионерских галстуках. А вот другая стайка – у них галстуки бело-голубые. И это тоже экзотика.
   – А у нас давно пионеров нет, – сообщила я, проводив их взглядом. – Саня, ты пионер?
   – Вышел из этого возраста, – усмехнулся Саня.
   – А почему пионерские галстуки разного цвета?
   – У разных школ разные галстуки, – вмешался дядя Андрей. – А Саша скоро вступит в Коммунистический Союз молодежи.
   Саня усмехнулся.
   – Да не хочу я туда вступать, – возразил он.
   – Мало ли что – не хочешь, – сказал дед, – это нужно, и ты знаешь об этом.
   Саня дернул плечом и поморщился, как будто у него заболели зубы.
   – А у нас и комсомольцев давно нет, – сказала я, желая защитить Саню. Мне показалось, что «Коммунистический Союз молодежи», о котором намекал Санин дедушка, тот же комсомол, только кубинский.
   – И что? Разве это хорошо? – спросил дядя Андрей.
   – Не знаю. Не хорошо и не плохо, так, все равно.
   – Вот и плохо, что все равно, – дядя Андрей посмотрел на меня осуждающе.
   Мы остановились у памятника национальным героям. Тут тоже стояли ребята в красных галстуках. Вожатый в белой рубашке с короткими рукавами и тоже в галстуке, показывая на каменные фигуры, что-то с воодушевлением рассказывал пионерам. Они внимательно слушали.
   – О чем это он? – поинтересовалась я.
   – О героях революции. Скоро ее годовщина, вот и проводят пионерские сборы, – объяснил дед.
   Да. Все серьезно у них в самом деле! Кажется, когда-то у нас то же самое было. Мама рассказывала. Я достала камеру, чтобы сфотографировать пионерский отряд. В это время вожатый повернулся и в упор посмотрел на меня.
   – Can I take a photo of you?^[1] – спросила я, приподняв камеру на уровень глаз.
   – No^[2], – парень сказал это так бескомпромиссно, что я тут же опустила фотоаппарат.
   Да. Все у них ОЧЕНЬ серьезно. Может, я в Советском Союзе, только в прошлом?
   Нет. В небе светило кубинское солнце, и почти вровень с ним размахивали прическами кокосовые пальмы.
 
   – Кафе «Бодегита-дель-Медио», – торжественно провозгласил Санин дедушка перед входом в здание и снова подмигнул, дав понять, что я увижу нечто из ряда вон выходящее. Он пропустил меня в дверь первой.
   На меня сразу обрушилась музыка, по которой как будто перекатывались камушки. Оркестр состоял из четырех или пяти человек – гитара, маракасы, небольшой странной формы барабан, какие-то трещотки… Он напоминал виноградную гроздь – так кучно стояли музыканты. И музыка была какая-то необычная: задорная, но не просто задорная, очень ритмичная, и главное место в ней, как мне показалось, играли трещотки и барабаны. И гитара, конечно! Нет, тут все было главным!
   – Прекрасный оркестр! – говорю спутникам с улыбкой. – Замечательно играет!
   – И не потому, что кафе знаменитое, – отвечает дядя Андрей, – на Кубе все оркестры замечательные. В любой забегаловке! Прости, в любом ресторанчике – виртуозы. Ты сама это увидишь. И сказал, понизив голос мне на ухо: – Тут любую забегаловку называют рестораном.
   Ага, кафе, значит, знаменитое. Чем – мне сейчас скажут. А народу тут! Не протолкнуться! Сквозь толпу людей пробираемся по узкой деревянной лестнице на второй этаж. К счастью, здесь есть свободный столик. Его только что освободили. Усаживаемся за него. Дядя Андрей что-то заказывает официанту, и нам приносят по стакану прозрачного напитка. Он чуть зеленоватый, со льдом, на поверхности плавают листики мяты.
   – Мохито, – объявляет дядя Андрей, – любимый напиток писателя Хемингуэя. – Он смотрит на меня, ожидая реакции. Ее нет, и тогда он продолжает: – Хемингуэй прожил в Гаване двадцать лет. Последние годы жизни. Он выбрал Кубу как самое лучшее место на земле.
   И снова пауза с ожиданием. По выражению его лица я понимаю, что он ждет моих восторгов и восклицаний. Саня тоже ждет. И тоже выжидающе смотрит. А я молчу. У меня ноль эмоций. Я не понимаю, чем я должна восхищаться. Может, мохито? Но в Москве я его уже пробовала. Вкусный, мне понравился.
   – Хороший напиток, – одобряю я, отпив два глотка. И оглядываюсь по сторонам.
   Любопытное местечко! Все стены в фотографиях, а пустые места до миллиметра исписаны автографами. Пожелай я тут расписаться – не найду двух сантиметров для своей закорючки.
   Наконец, мои спутники догадываются о моей необразованности.
   – Ты знаешь такого писателя – Хемингуэя? – спрашивает Саня.
   Я пожимаю плечами. Мне стыдно, но я о нем не слыхала.
   – Вроде бы знаю, – тихо говорю я, а потом сознаюсь. – Нет, не знаю. Простите.
   – Это его любимое кафе, – добавляет Саня, – в Гаване он чаще всего бывал здесь.
   – Ваш знаменитый кубинский писатель? – спрашиваю смущенно и осторожно.
   Дядя Андрей смотрит на меня с насмешкой.
   – Эх вы, нынешние молодые россияне, – упрекает он. – Не знаете Хемингуэя! А мы в вашем возрасте его любили и чтили. И в каждом доме был его портрет. И в доме твоего деда, кстати, тоже, – добавляет он. – Я был в гостях у Василия, видел. Седой человек в сером свитере. Может, вспомнишь?
   И я вспомнила! Точно ведь! На боковой стенке дедушкиного книжного шкафа и правда висел портрет бородатого человека с крупными темными глазами. У него был толстый серый свитер с отворотом. Этот портрет и сейчас висит в бабушкиной квартире!
   Я покраснела.
   – Ну… мы знаем других писателей… – сказала, чтобы хоть как-то оправдаться.
   – Новое время – новые песни? – насмешливо спрашивает дядя Андрей.
   – Ну да… – пожимаю плечами.
   – Приедешь домой – прочти его «По ком звонит колокол», – говорит Саня.
   – Пусть сначала «Старик и море» прочтет, – добавляет дядя Андрей.
   – Или рассказ «Кошка под дождем».
   – Или «Прощай, оружие!»
   – Прочту, – обещаю я. – Обязательно. – И снова верчу головой: – А кто тут расписывался на стенах?
   – И знаменитости, и обычные люди, вроде нас с тобой, – усмехается дядя Андрей. – Тут, в этом кафе, можно сказать, весь мир побывал.
   И вот теперь мне повезло!
   – Ты тоже можешь расписаться, – предлагает Саня.
   Я не прочь оставить свой автограф. Но сколько ни искала – так и не нашла подходящего местечка. А поверх какого-нибудь другого, пусть и выцветшего, автографа было нехорошо расписываться. Как будто бы я отталкивала какого-нибудь человека и сама становилась на его место.
 
   Распрощалась с новыми друзьями на крыльце отеля. Дед-дядя руку пожал, а рыжий рукой махнул:
   – Чао!
   – Чао, – это по-итальянски, – язвительно заметила я.
   – На Кубе разрешено говорить на итальянском, сеньорита, – ответил рыжий. – И на русском разрешено, и на английском. Пока разрешено, – Саня сделал ударение на первом слове.
   – А на китайском, сеньор? – спросила я.
   – Ну, на китайском – первое дело. А по-испански до свидания – Адьос! Адьос, Дженя!
   – Адьос! – я помахала рукой и поднялась на лифте в свой номер. В душе все еще звучали латиноамериканские мелодии кафе «Бодегита-дель-Медиа».
 
   Чемодан распаковывать не стала – завтра мы отправлялись в Варадеро. Достала только из рюкзака нетбук, спустилась в лобби, где была зона wi-fi, и отправила маме сообщение по электронной почте. У мамы свой ноутбук.
   «Мамочка, все у меня в порядке! Тут тепло и растут пальмы. Меня встретил дядя Андрей, одноклассник дедушки Васи, со своим внуком Александром. Сообщи, пожалуйста, папе. У него в палате нет Интернета. Целую и обнимаю, твоя дочь Женька!»
   Сомневаюсь я, что мама папе позвонит, но ничего. Папа сам с ней свяжется и обо мне спросит. Потом написала Алишке:
   «Алишка, Куба – это рай! Кокосы падают прямо на голову. Познакомилась с Саней, которого тут все зовут Александром. Рыжий, с голубыми глазами. Он кубинец, но его мама русская. Русский язык он знает не хуже нас с тобой. Мы с ним будем ездить по Кубе. Это неплохо – по-моему, из него легко вить веревки. Я буду делать что захочу, а он – охранять меня от горячих мачо, хотя я вообще никаких мачо не боюсь. Пусть они меня боятся.
   Целую, я».
 
   Сунула нетбук в сумку, перекинула через плечо и вышла на сильно вечереющую улицу. Разве я могла не погулять по Гаване в одиночестве? Молча, сосредоточенно подышать ее воздухом, не торопясь осмыслить, что я рядом с экватором, вон и месяц здесь плывет по небу совсем по-другому, рожками вверх, совсем как золотая ладья. Напротив отеля – Капитолий, я перешла дорогу и направилась прямо к нему, залитому искусственным светом. К нему вела длинная широкая лестница. На ней даже ступенек, наверное, ровно столько же, как к американскому двойнику! Я не спеша поднялась до самого конца и села на верхнюю ступеньку. Прекрасный обзор отсюда! Передо мной расстилалась широкая площадь. Сейчас по ней шли редкие прохожие. Прошмыгнул мальчишка на велосипеде. От остановки отошел автобус. Ну и людей набилось в него! Даже на подножке висели! Тишина. Шелестели пальмы под ветром. Я все еще смотрю кино. Теплынь… Кубинский полицейский в черном берете тоже поднимается по ступенькам. Он направляется прямо ко мне. Здравствуйте, здравствуйте, господин, ой, простите, товарищ полицейский… На ломаном английском молодой полицейский объясняет, что я не могу тут сидеть.
   – Почему? – Я поднимаюсь, оглядываясь. – Я кому-то мешаю?
   – Не можете. Это закон. Но вы можете сесть пониже, там можно сидеть.
   Странно! Пересела ступенек на двадцать пониже. Вроде бы успокоился. Только наблюдает, как я посиживаю, но никаких телодвижений не предпринимает. Странные, однако, тут законы. Вверху – нельзя, внизу – пожалуйста…
   Стоило полицейскому исчезнуть с моего горизонта, ко мне подвинулся какой-то человек. Он на той же ступеньке сидел, только с другого края. По виду испанец. Да кто их разберет по национальности, тут же такое смешение кровей! На острове жили индейцы, завоевали его испанцы, они понавезли сюда негров из Африки на сахарные плантации… Да, впрочем, зачем разбираться?
   Человек рядом со мной заговорил… Хорошо, что люди догадались хоть один язык сделать международным. Ничего, что это английский. Было время, все знали французский, а когда-нибудь, может быть, люди планеты будут на русском общаться.
   – Девушка, вам повезло, вас не арестовали, – сказал кубинец. – Потому что вы туристка. Вам, туристам, вообще везет. Вас никогда не накажут. Вам все можно. А если бы наверх сел я, кубинец, меня могли бы бросить в тюрьму.
   – Да ну! Правда, что ли?
   – Это у нас очень серьезное нарушение.
   – Ничего себе! Спасибо за информацию!
   – Пожалуйста. А вы откуда?
   – Из России.
   Испанец-кубинец разулыбался.
   – Русия – хорошо! Гуд, гуд Русия…
   Показался тот же полицейский, он возвращался со стороны моря. Голова опять в мою сторону повернута. Вот не даю ему покоя! А может, кубинцам нельзя с туристами заговаривать? Может, подведу своего нежданного собеседника?
   – До свидания, мне пора, – торопливо прощаюсь с ним и сбегаю с лестницы вниз.
   – Адьос! – несется вслед.
   Да! Как же, походишь по Гаване в одиночестве! Подумаешь, сосредоточишься! Мечтать не вредно! Стоило мне перейти на другую сторону площади, ко мне подлетел чернокожий парень. Высокий, стройный, с кудрявой шевелюрой. Ужасно симпатичный. У него огромные живые глаза и приятные черты лица.
   – Добрый вечер! – поздоровался по-английски.
   – Добрый вечер.
   И правда, добрый, чего же ему быть не добрым, я в Гаване, в тепле, а еще утром была в Москве и холоде.
   – Откуда вы?
   – Из России.
   Опять улыбка и одобрение. Приятно, что Россия вызывает у кубинцев добрые чувства!
   – Меня зовут Хосе.
   – Меня – Евгения, Женя.
   – Nice to meet you^[3].
   – Nice to meet you too.
   – Не хотите ли посетить ресторан?
   И парень откидывает руку в сторону, показывая на дверь. Ничего себе! Оказывается, мы стоим ровно у ресторанного входа.
   – По стаканчику эль-мохито, сеньорита?
   – Вы меня приглашаете?
   – Yes, – парень кивает и расплывается в белоснежной улыбке. И снова приглашающий жест по направлению к двери.
   Мне хочется узнать о Кубе. А для этого нужно общаться как можно с большим количеством людей. Почему же не зайти, раз приглашают? Отчего же не познакомиться с молодым человеком приятной наружности и не выпить стакан напитка, который любил замечательный писатель Хемингуэй? Конечно, дома я прочитаю его книги. А пока – буду пить мохито! Мне ничто не угрожает! Ничто! Вон полицейский совсем близко, он за мной, видно, решил на всякий случай понаблюдать. Вдруг я снова захочу посидеть на верхней ступеньке у Капитолия? Или сделаю что-нибудь еще неподобающее на Кубе? Так что если что случится – позову его! Я ничего не теряю!
   Мы с Хосе в просторном зале почему-то одни-одинешеньки. Официантки, похоже, его знакомые. Чернокожая девушка к нам с готовностью почти подбежала. Стоило Хосе кивнуть, и уже знакомый напиток с листочками мяты в красивых высоких бокалах перед нами.
   – Нравится? – спрашивает Хосе, кивая на стакан. Он уже выпил половину, а я не спешу, отпиваю ледяной напиток маленькими глотками. У меня слабое горло, чуть что – простуда тут как тут, а у них, похоже, все напитки со льдом.
   – Очень, – киваю я.
   – Может, еще что-нибудь закажем? – Хосе протягивает мне узкую книжечку меню.
   Ничего, цены вполне терпимые. Хосе несильно разорится. Осьминога, что ли, заказать? Попробую, что это за «фрукт». Устриц? Креветок? А завтра я расскажу Александру про свое новое знакомство. Хосе – сама любезность, расспрашивает меня обо всем – откуда я, зачем приехала на Кубу, сколько мне лет. Я отвечаю и интересуюсь его персоной. Мне хочется, чтобы Хосе рассказал о красивой молодой жизни на Кубе. Я уже знаю, что он студент. Ему двадцать. Живет тут, в Гаване.
   – Что-нибудь еще будем заказывать? – спрашивает он снова и взмахивает книжечкой меню.
   – Нет, спасибо.
   Я раздумала пробовать осьминога. Не хочу быть никому обязанной, и Хосе в том числе. Мохито пусть угощает, а на большее я не согласна.
   Вот рассказами о Кубе, о здешней жизни – этим меня угощайте, пожалуйста! Готова слушать всю ночь! Я сыплю вопросы. Как вы поживаете на чудном острове? В такой красоте! Прекрасный город! Прекрасный климат! Целую минуту я распыляюсь о первых впечатлениях от острова Свободы. Они великолепны! А Хосе вдруг говорит:
   – При первой же возможности я отсюда уеду, – голос грустный, и сам Хосе погрустнел.
   – Что? – меня как холодной водой окатили. – Почему?
   – Мой брат переплыл Мексиканский залив на плоту. Два года назад. Ты знаешь, Евгения, это очень опасно – плыть на плоту через океан. Очень опасно. Многие погибли при подобной попытке. Очень многие. Но брату повезло. Он сейчас в Америке, в США.
   – Но почему, почему? Разве тут плохо?
   – А разве ты не видишь, что Куба – тюрьма?
   У меня раскрылся рот от удивления и глаза на лоб выскочили. Представляю, какой был у меня вид! Что? Куба – тюрьма? Не вижу, конечно!
   – Молодежь ненавидит Фиделя Кастро, – продолжал Хосе. – Он узурпатор. Я тоже его не люблю. Я уеду с Кубы, но буду скучать по ней всю свою жизнь. Потому что люблю ее. Это правда, что наш остров похож на рай.
   – Вот именно… Уехать из рая… – Я недоуменно кручу головой. – Суперпотрясно!
   – Тебе известно, что эта вот девушка, – Хосе кивает на официантку, которая сидит сейчас на стуле у входа, поглядывая на нас, – получает шесть долларов в месяц?
   – Что?
   Мои глаза снова на лбу.
   – Шесть долларов в месяц.
   К нам подходит эта чернокожая девушка. Ей показалось, Хосе захотел, чтобы она подошла. Она кладет передо мной маленький листочек, на котором проставлен счет: шестнадцать долларов. За два стакана мохито шестнадцать долларов, а она получает шесть! В голове не укладываются эти разные по смыслу и количеству суммы…
   Девушка в упор смотрит на меня. А я в упор – на Хосе. А он – сначала в стол смотрел, а потом стал тоже сверлить меня взглядом. И не собирался выворачивать свои карманы. Меня настигло второе открытие. И опять оно было не из приятных. Я поняла, что раскошеливаться за угощение придется мне. Что вовсе не Хосе меня угостил, а я его. И он сразу знал, что платить буду я. Может, я чего-то не поняла?
   Я вытащила деньги и расплатилась.
   – Грасиас, – сказала официантка и белозубо улыбнулась. И она знала, что платить буду я, а не он. Не в первый раз, наверное, этот прохиндей проделывает подобную авантюру.
   Нет, все же Хосе, наверное, слукавил. Шесть долларов в месяц – зарплата девушки. А я заплатила шестнадцать. Выпить два стакана мохито – шестнадцать. Месяц прожить в Гаване – шесть. Нет, этого просто не может быть! На это прожить невозможно! Выходит, неполный стакана мохито девушка должна пить целый месяц, ничего больше не пить и не есть и при этом не протянуть ноги!
   Мы вышли на улицу. Хосе был мне уже не очень симпатичен. Ой, да он мне уже совсем не нравился! Хитрец! А еще спрашивал, не заказать ли нам еще чего поесть! Ха! Вот так кубинцы! Джентльмены! А может, он голодный? – мои мысли повернули в другую сторону. Да, наверняка голодный! Если только не слукавил, что зарплаты официанток такие позорные.
   – Прости, Евгения, – сказал Хосе на улице через несколько шагов. – Ты не могла бы оказать мне материальную помощь?
   Его английский безукоризнен. Ну как же! Он ведь нацелился на Америку!
   – Я тебе ее оказала, Хосе. Угостила тебе мохито. Извини.
   – Спасибо, – он повернулся и зашагал прочь от меня через площадь.
   Я могла бы ему помочь. Деньги у меня с собой были. Я же первый день на Кубе, еще не истратила! Но я не люблю, когда поступают шиворот-навыворот. Говорят одно, а делают другое. Говори лучше прямо: «Хочу, чтобы ты меня, girl, угостила. А я расскажу тебе, что хочу сбежать с Кубы».
   Словом, мы с Хосе расстались, недовольные друг другом.
   А у меня появились вопросы…
 
   Я быстро направилась к отелю. Хорошо, что он рядом. Больше никаких знакомств! Мимо прошел чернокожий кубинец и, поглядев на меня, улыбнулся. Какие у него ослепительно белые зубы! Нет, не смотреть по сторонам. Не отвечать на улыбки, приветствия. И вообще, я хочу спать.
   В холле раскрыла свой компьютер и посмотрела в Интернете про Кубу:
   «Как только в XV веке Колумб открыл Кубу, началось завоевание острова испанцами. Расправившись с коренным населением – индейцами, колонизаторы завезли на Кубу тысячи черных рабов из Африки для работы на сахарных, табачных и кофейных плантациях. В XIX веке Кубу открыли для себя американцы. До революции 1959 года остров испытывал большое нашествие эмигрантов. Ехали со всех точек земного шара. Кто только не хотел обосноваться на «райской земле»! Вот почему кубинский народ представляет собой удивительную смесь всех национальностей планеты. Это по-своему хорошо: попробовали бы сейчас разобраться, кто больше прав имеет на этот остров – пустой номер».
   Хотела еще прочесть отзывы туристов про «остров Свободы», но глаза начали слипаться.
   Добралась до своей комнаты и рухнула в кресло-качалку. Включила телевизор, но меня хватило на полчаса.
   День был длинный-предлинный.
   Такой же, как расстояние от Москвы до Гаваны.
 
   Пью обжигающий кофе из крохотной чашки. На улице темнота, очертания домов лишь угадываются. Но вот темень редеет, редеет, как будто кто-то подливает в кофе-ночь молока… На горизонте в проеме домов разгорается оранжевая заря. Она желтеет, поднимается выше, выше. И вот уже на макушку неба пробился голубой цвет. Наступило утро…
   Утро в Гаване.
 
   Никак не могу привыкнуть к шведскому столу. Ой, что я говорю: привыкнуть. Как будто он у меня каждый день. А всего-то в жизни во второй раз! В прошлом году мы с мамой на неделю летали в Турцию по путевке «Все включено». С непривычки я набирала там в три раза больше еды, чем могла съесть.
   Вот и сейчас. Выпила кофе и заказала яичницу из трех яиц, причем попросила бросить туда и томатов, и болгарского перца, и еще какого-то незнакомого овоща, а потом, когда мне все это очень искусно изготовили, полила яичницу неизвестным бордовым соусом. Караул: соус оказался сладким! Может быть, это был не соус, а варенье или джем. Да ладно, жалко выкидывать! Но съесть блюдо не смогла, поклевала чуть-чуть, с краю, где меньше попало бордового джема. Взяла еще сыра, рыбы, орехов и все это запила апельсиновым фрешем. Но главное была не еда. Нет, не еда. Да я вообще не раба желудка.
   Главным было вот что: сидеть на балконе ресторана и любоваться просыпающейся Гаваной. Огромным южным городом испанской архитектуры.
   А потом подъехали дядя Андрей с Александром.
 
   Дядя Андрей взял нам такси, уложил мой чемодан и рюкзак Александра в багажник, и мы понеслись в сторону Варадеро. Мчимся вдоль моря, вдоль моря, я все глядела, когда же будет подходящее место, где можно окунуться? Но берега были труднодоступны. Невысокие черные скалы, утесы и весь берег черный, каменный, изрытый уступами. Волны бились о них, и ни одна не уцелевала, разбивалась на мельчайшие брызги. Вот же остров, думала я, это же крепость какая-то, никакой враг ей не страшен. С другой стороны дороги, по которой мчалась наша старая, неизвестной марки машина, росли высоченные деревья, а на их верхушках гнездились огромные птицы. Я никогда не видела кондоров, но почему-то мне показалось, что это именно они и есть. Я знала из Интернета, что кондоры – птицы большие.