– Ну вот – да, кто-то другой! С ним, с ним! – охотно подхватила Вера, надеясь, что это спасет ситуацию и Пряжкин от нее отстанет.
   Но тут же поняла, что снова врет. Снова играет на свой вымышленный образ. Ее жизнь шла по кругу. И выхода никакого не было. Разве что… признаться Пряжкину в том, кто она есть на самом деле! Признаться, что она – никто… Но это так стыдно.
   «А идти на поводу своих слабостей – еще стыднее!» – решила Вера. И…
   – Так что, Пряжкин, я ни в коем случае не пойду с тобой на дискотеку, как бы ты меня ни уговаривал. Потому что я – толстая! – выкрикнула Вера.
   Стыд окрасил бурым цветом ее лицо. Девочка набрала воздуха, чтобы продолжить свою жуткую исповедь перед Пряжкиным, но тут вниз по лестнице поскакала такая конница одиннадцатиклассниц, что и ее, и Пряжкина отбросило к стенкам.
   «Бежать!» – тут же подал команду мозг, который всегда настроен на то, чтобы защитить человека от волнений и опасностей. Да, бежать! Ведь так проще. И объяснять ничего будет не надо. Так что, поддавшись внутреннему приказу, Вера со всех ног бросилась вслед за взрослыми девчонками, нырнула в женское отделение гардероба…
   – Что – «толстая»? Что – «толстая»?! – кричал ей вслед растерявшийся Пряжкин. – Я не понял, Вер!
   – Это все!!! – на бегу ответила ему Вера. – Это значит – нет, нет, не-е-ет!

Глава 7
Разоблачение обманщицы, или «Покажи карате!»

   До дискотеки имени святого Валентина, вокруг которой разгорались такие страсти, оставалось всего три дня. В восьмом «А» уже все знали, что Николай Пряжкин принял приглашение на бал от Екатерины Марысаевой. Даже Вера Герасимова знала. И это радовало ее. Ведь Катька с Пряжкиным – красивая пара. Он такой крупный, мужественный, она – высокая, стройная, женственная. По сравнению с Марысаевой ее конкурентка Прожумайло выглядела на троечку с минусом: кривоногенькая, вечно шмыгающая в поисках информации девочка с хитро бегающими туда-сюда косенькими глазками. Изящная Лилечка Кобзенко – тоже прошлый объект ухаживаний Коляна, была, наоборот, в отличие от Прожумайло, очень даже ничего. Но она, кажется, уже сошла с дистанции в борьбе за разбойника Пряжкина и переключилась на более взрослых кавалеров.
   Так что Вера искренне желала Марысаевой счастья. И Пряжкину – чтобы он вспомнил свою прошлую любовь Марысаеву и вновь стал за ней ухаживать. А себе чего она желала… Так много чего она желала себе и к каждому празднику просила – но ничего этого не сбывалось. И купить то, чего она хотела, было нельзя. Новые тела пока не продавались. И новые судьбы. А уж друзей невозможно купить вообще никак…
 
   На большой перемене мальчишки, как стадо молодых сайгаков, носились по классу и играли в «сифу» – бросались друг в друга сухой тряпкой, как следует вывалянной в мелу. Девчонки постарались исчезнуть с поля битвы – мало приятного, если на тебя вдруг приземлится эта дурацкая «сифа»: после нее мел с одежды два часа отчищать.
   Вот, посланная чьей-то меткой рукой, «сифа» хлопнулась на голову суматошному Мишке Севастьянову. «Вай!» – завопил Мишка.
   – «Сифа», «сифа», фу! – показывая на него пальцами, весело закричали мальчишки и заскакали вокруг.
   – Детский сад, штаны на лямках… – недовольно пробурчала Света Тушина, которая случайно замешкалась в кабинете возле своей сумки и теперь старалась как можно быстрее сбежать из-под обстрела.
   А мальчишки, и «сифа» Мишка, были очень даже довольны. Мишка стащил со своей медно-рыжей головы тряпку, отчего стал похож на сына мельника из какой-нибудь сказки, который по жизни всегда присыпан мукой. Повертелся, прицеливаясь и хлопая тяжелыми от мела белыми ресницами… И с ревом погнался за хохочущим Костей Яценко.
   – Шубись, за мной «сифа» гонится! – придурочно-истошным голосом завопил Яценко и со всех ног бросился бежать от Мишки подальше. – А-а-а-а, разойдись, народ!
   Открылась дверь – и Костя с лету врезался в толпу одноклассников, которые возвращались из столовой с обеда, пробежался им по ногам – в том числе и по Вериным.
   Тут-то «сифа» его и настигла.
   – Есть! – обрадовались мальчишки.
   – Яценко – «сифа»! – дружно завопили они.
   По инерции продолжавший бежать Костик не успел затормозить, отчего упал на нескольких человек сразу. Падал и увлекал их за собой. Вера, которая тоже попала в эту кучу-малу, старалась не грохнуться на пол, но все же не удержалась и налетела на того, кто шел позади нее.
   Им оказался Игорек Денисов.
   – Ты че толкаешься-то? – тут же обиделся он и, естественно, толкнул Веру.
   Падая в противоположную сторону – то есть все на того же Яценко, Вера успела увидеть полные яростной злости глаза Игорька.
   «Ну надо же, как он меня ненавидит!» – подумала Вера, с трудом удерживая равновесие.
   А Игорек уже подскочил к ней.
   – Ты чего, корова, пихаешься, я не понял? – смело крикнул он.
   Не только Вера – многие в классе с удивлением обернулись и посмотрели на Игоря. Ведь обычно он не позволял себе так разговаривать с теми, кого боялся. А уж Веру-то он боялся точно – стороной обходил после знаменательного получения в лоб. Вообще в классе Денисова никто не уважал – за его роль подпевалы и мальчика на побегушках при Коляне Пряжкине, которую он, надо сказать, исполнял с удовольствием. Так чего это Игорек вдруг так активизировался?..
   Вера с презрением посмотрела на Денисова, наглядно постучала себе пальцем по виску, отвернулась и направилась к своей парте.
   Но какой-то наглый и необыкновенно уверенный в себе бес руководил сейчас Игорем Денисовым.
   – Че ты? – задиристо и с надрывом, как будто его очень сильно обидели, повторил Игорек. – Че ты тянешь на меня?
   – Уймись, Денисов, – спокойно ответила Вера, – я тебя не трогала. Все упали, и я тоже. Так что извини.
   На «извини» Игорек явно не рассчитывал. Он снова подскочил к Вере, которая уже уселась за парту, хитро сощурил глаза и склонился прямо к ее лицу.
   – А что ж ты мне сдачи-то не даешь, каратистка? А? – ехидно поинтересовался он.
   – Я с такими, как ты, не связываюсь, – усмехнулась Вера.
   – А с какими ты связываешься? С какими? – прыгал задиристым петушком Игорь.
   – Да иди ты в баню! – как от назойливого комара, отмахнулась от него Вера.
   – Нет, ты скажи! – потребовал Денисов и схватил ее за рукав.
   Отрывая денисовские пальцы от своего рукава, Вера снова посмотрела Игорьку в глаза. И снова ощутила, насколько сильна его ненависть. Игореха не простил ей ничего – ни недавнего позора, когда Вера заступилась за честь Марысаевой, ни давнего удара в лоб. А сейчас он почувствовал, что Вера уязвима – ведь она вышла из сферы интересов Коли Пряжкина, а потому защищать ее Колян не будет. К тому же Пряжкина в кабинете в данный момент не было. Да он и раньше-то ни от кого Веру не защищал, но именно из-за того, что она ему нравилась, она находилась в некой «зоне недосягаемости». А теперь вот, значит, как…
   И еще: по Денисову было видно – что-то явно не давало ему покоя! Или информация какая-то, которой Игорьку просто не терпелось с кем-нибудь поделиться, или…
   – Слышишь, Герасимова… – вальяжно раскачиваясь, неторопливо начал Игорь. Конечно, неторопливо – ведь важную информацию нужно преподносить без спешки, значительно, веско. – Я тут про тебя кое-что знаю… Ну и здорова же ты врать!
   – По поводу чего ты знаешь? – тут же оживилась Оленька Прожумайло и подбежала поближе к Денисову.
   – Да вот, по поводу Верочки нашей необыкновенной… – пренебрежительно кивнул в сторону Веры Денисов.
   Вера похолодела. Но что нужно делать, не знала. А потому продолжала просто сидеть за партой. И слушать…
   – Ну, Денисов. Чего резину-то тянешь? – принялась теребить его Оля.
   Ее подружка Тушина тоже подскочила поближе и навострила уши.
   Игорь оглядел публику и все так же неторопливо начал:
   – Ну, пошли мы вчера с матерью в магазин за продуктами. Все купили, значит, выходим. А там, у дверей, герасимовская мать моей попалась. И начали они разговаривать. Вместе вышли из магазина и пошлепали по дороге. А я сзади плетусь, сумки наши тащу. Ну и мамаши: ля-ля-ля да бла-бла-бла… И тут слышу, они про детей говорить начали. Моя мать про меня что-то там наплела, не важно, а потом и говорит матери Герасимовой: как, наверно, тяжело девочку растить, сколько нарядов, типа, надо, да как опасно на улицу отпускать и дожидаться… Вот. А Веркина-то мать тут ка-а-а-ак выдаст: да вы что, моя девочка целыми днями дома сидит, никуда ее не заставишь сходить! Просто, типа того, беда с ней! В бассейн с нами еще худо-бедно вытаскиваем, а так… только в музыкальную школу сбегает – и домой! И ни друзей у нее, ни занятий любимых… Я сразу-то не все расслышал, шумно на улице было, но потом, когда мы с матерью домой пришли, я у нее переспросил, и она кой-чего дорассказала… Поняли? – Игорь торжествующе обвел взглядом всех, кто слушал его. А таких было уже немало, практически весь класс собрался вокруг. И он насмешливо завершил: – Так что все Герасимова нам напридумывала – никакая она не каратистка. И тем более не все остальное.
   Вера опешила… Это был провал. Это был позор. Катастрофа. Ужас…
   Девочка оглянулась на одноклассников, взоры которых были прикованы сейчас к ней…
   Так часто бывает: проходит всего лишь миг, а кажется, что пролетело безумно много времени – потому что столько всего успеваешь в этот момент подумать. Так случилось и с Верой. Она вспомнила все – и как донимал ее Пряжкин со своими «пончиками» и «колобками», и как обзывали ее другие ребята, и свои экстремальные катания на «Колесе обозрения», и трусливое бегство от порога «Клуба ролевых игр», и другие жалкие попытки изменить свою жизнь. Еще Вера успела вновь прочувствовать, как ей одиноко, осознать, до чего она не согласна с той внешностью и образом жизни, которые ей достались, представила, кем бы она хотела быть, чем заниматься и… насколько все это недоступно. А теперь невозможно вообще все! Потому что как она теперь будет смотреть в глаза одноклассникам? Пусть теплых дружеских чувств к ней никто здесь и не питал, но теперь, когда все знают о том, что все эти годы она попросту искусно врала, кроме презрения, ее личность у них ничего не вызовет.
   И все-таки здравая жизненная сила брала верх над паникой и ужасом, над слабостями и комплексами. Вера поняла – надо спасаться! Вот что бы, подумала она, предприняла в этой ситуации та, кем внешне она является, – толстая, несчастная девица, услышавшая подобное разоблачение? Уже бежала бы со слезами и воплями прочь от позора. А как поступила бы она – та, которой Вера чувствует себя на самом деле? То есть героическая-романтическая девушка? Да очень просто – она бросилась бы спасать несчастную одинокую толстуху-неудачницу!
   Так Вера и поступила. И принялась спасать саму себя.
   Она медленно, очень спокойно поднялась со стула и, с легкой усмешкой на лице, изучающе посмотрела на Денисова. Затем изобразила удивление и заинтересованно спросила его:
   – А что, твоя мама тебе все свои разговоры со знакомыми пересказывает? Да?
   – Нет, – не понимая, к чему Вера клонит, тут же отказался Игорь.
   – И подслушиваешь ты тоже всегда, да?
   – Не всегда…
   – А когда?
   Игорь несколько растерялся. И ничего не ответил. А Вера тем временем продолжала:
   – Значит, мама какие-то разговоры пересказывает, а какие-то нет? А как она определяет, что поведать тебе, а что не поведать? Не знаешь… А я знаю. Скорее всего ты сам это все придумал сейчас, а не мама тебе рассказала.
   – Нет, мама, мама! – заволновался Денисов.
   – А подслушиваешь ты тогда что? – спросила Вера, видя, что Игорь явно не понимает, как она его запутывает. Не понимает, и почему она это делает – потому что сама спасается. – Когда именно подслушиваешь-то?
   – Никогда, блин, не подслушиваю! – возмутился Игорь.
   На что Вера тут же заметила:
   – Ты же сам только что говорил, что не успел подслушать, а потому вынужден был переспросить дома у мамы. Что-то ты путаешься, господин обвинитель!
   Игорек не успел ничего ответить, потому что Вера очень медленно стала на него надвигаться, при этом безжалостно задавая вопросы:
   – Ладно, допустим, все так, как ты говоришь. То есть ты у мамы все спрашиваешь, что не успеваешь подслушать. И она охотно делится с тобой всякими своими дамскими секретиками. Ага, тогда выходит, что ты – лучшая мамина подружка? Видимо, да, так оно и есть. Странноватая роль для мальчика, не находишь? Но подружка – значит, подружка, тут уж ничего не поделаешь… А они, эти мамы, ох какие болтливые… Потому что, представляешь, вчера моя мама, когда из магазина-то пришла, мне тоже кое-что поведала. Например, что твоя мама ей рассказала, как она тебя по утрам манной кашей из ложечки кормит. Ужас, говорит, как тяжело мальчиков воспитывать! Так долго в них детство играет… Вроде, говорит, взрослый у меня мальчуган Игорешенька, а просит каждое утро: покорми меня, мама, из ложечки!
   Врала она, конечно. Снова врала. Ничего подобного мама ей, разумеется, не говорила. Да и сказать не могла! Вера выдумывала на ходу, действуя по принципу: «Лучшее средство защиты – нападение». Это была «ложь во спасение». Да, опять ложь, ложь…
   Однако она возымела действие – в толпе ребят хихикнули. Поверили, видимо…
   – Неправда!!! – закричал Игорь Денисов и принялся судорожно заглядывать в лица одноклассников, как будто хотел узнать – верят ребята этому или нет.
   – Почему? – улыбнулась Вера.
   – Потому что неправда! – Голос Игоря сорвался на визг.
   – Может, и неправда, – негромко проговорила Вера и интригующе посмотрела на Игоря. – А ты докажи…
   – А чего доказывать-то? – воскликнул Игорь. – Я сам, сам…
   – Сам кашу ешь?
   – Да!!!
   – Из ложечки? – подсказала Вера.
   – Да нет же!!!
   – Руками? – Вера безжалостно топила Игоря.
   – Не-е-е-ет! А-а-а-а!..
   Вокруг хохотали от души. Покрасневший Игорь Денисов страшно разволновался и, не найдя убедительных слов для того, чтобы оправдаться и избавить таким образом свое доброе имя от наглого навета, взмахнул кулаками и бросился к Вере – драться. Правда, Мишка и Влад Брянский быстро схватили его под руки и таким образом остановили акт агрессии. Но Игорь продолжал рваться в бой, дергать руками-ногами и выкрикивать:
   – Опять ты, Герасимова, врешь! Опять врешь! Сама докажи, что неправда то, что я сказал! Сама докажи! Пошла ты со своей кашей!
   В те недолгие мгновения, когда внимание большинства ребят было приковано к бушующему Денисову, Вера вновь впала в состояние ужаса. И думала только об одном: верят ли сейчас Денисову – жалкому и обсмеянному? Или все-таки раз он обсмеян, то и не верят? Но вдруг все-таки верят – и теперь ждут ее реакции?
   А реакции от нее действительно ждали.
   – Ну-ка, пацаны, отпустите-ка его! – вырвалась вдруг на сцену основных боевых действий Оля Прожумайло. – Я говорю, Денисова-то отпустите!
   – Зачем? – удивился Брянский. – Смотри, какой он агрессивный. Так и рвется в бой!
   – Ну вот и пусть рвется, – ответила Оля. – И пусть на Герасимову нападает.
   – Как нападает? Чтобы драться? – ахнул интеллигентный Влад. – Да ты что? С девушками драться – нехорошо.
   – Это тебе нехорошо, – заявила Ольга. – А некоторым нормально. Которых обидели, и они злятся. Тебя же несправедливо обидели, да, Денисов?
   – Да, да!!! – закричал и закивал головой Игорь, подтверждая таким образом, что полностью согласен с ее словами.
   – Так что давайте, мальчики, отпускайте его! – скомандовала Ольга. – Давай, Игорек, дерись. А ты, Герасимова, защищайся. Покажи нам карате.
   – Точно! – донесся из задних рядов голос Кости Яценко. – Молодец, Прожумайло, отлично придумала! Давайте, они будут махаться, а мы посмотрим!
   – Вот мы и узнаем, врет Денисов про Герасимову или нет! – тут же подхватили другие ребята.
   – И выясним – правда ли Герасимова карате занимается! Или тоже лапшу нам на уши вешает!
   – Отпускайте его, пацаны!
   – Денисов, вперед!
   – Ату!
   – Фас!
   – Показывай карате, Герасимова! – кричали мальчишки и девчонки, незаметно расступившись и раздвинув парты так, что образовался небольшой свободный пятачок – эдакий импровизированный ринг.
   Вера, из последних сил стараясь придать лицу спокойное и независимое выражение, окинула взглядом раскрасневшиеся лица кричащих. Да, страсти разгорелись нешуточные. Атмосфера была такая напряженная, что, казалось, вытащи из коробка спичку – она от этого накала вспыхнет…
   Конечно, всем было очень интересно, подтвердится ли обвинение Денисова в том, что загадочная, недосягаемая и необыкновенно занятая Вера Герасимова, которая из этой своей интересной жизни никогда до них не снисходит, на самом деле все врет. Или не подтвердится?
   И Вера это очень хорошо понимала. Ведь ее интригующее поведение и загадочный образ много лет не давали покоя одноклассникам. И для нее самой поддержание имиджа сейчас было важнее, чем страх оказаться побитой… Поэтому решение мгновенно пришло единственно возможное: да, сейчас она покажет все, что угодно, но завтра – ноги в руки и в другую школу!
   А Денисов был уже свободен – пацаны отпустили его и выпихнули в центр круга. Только вот нападать он пока не торопился – и лишь медленно-медленно приближался к Вере.
   – Ну хорошо… – Вера сделала шаг вперед.
   И все замерли, отступив еще на шаг. Тихо-тихо стало в классе. Только чуть слышны были из-за закрытой двери вопли тех, кто носился в коридоре.
   – Раз вам не жалко Денисова, я на нем еще разок покажу, чему меня учат… – в тягучей тишине проговорила Вера.
   Сказала так – и почувствовала, что получилось у нее это очень зловеще. Потому что ей явно поверили… Стало еще тише. Хотя, казалось, дальше уж и некуда.
   – Выходи, Игорек, на середину, – продолжала Вера даже как-то искусственно-спокойно. Таким голосом, казалось Вере, говорят врачи-убийцы, обращаясь к своим жертвам, обманутым и затянутым на хирургический стол ради их садистских экспериментов. Но что делать? Шоу должно продолжаться. Так что ей, Вере, придется держаться до последнего, защищая свое право на тайну и на возможность быть такой, какой ей хочется.
   – Ну, что же ты не нападаешь-то на меня, Игорь? – подбодрила она Денисова. – Группа поддержки ведь тебе уже велела – фас! Действуй же…
   – Ну а че? Щас… – неуверенно протянул Игорь.
   Но его боевой задор, похоже, терялся просто на глазах. Игорек сделал шаг назад. И напрасно Костик Яценко подпихивал его в спину, заставляя выйти на середину импровизированной арены.
   – Я понимаю, что «щас»… – проговорила Вера, очень переживая, что если она сейчас чуть переиграет, перестарается в изображении «крутой каратистки» – тогда все. Тогда уж точно не поверят… – Хоть нам и запрещают применять приемы вот так вот – вне секции, против простых, необученных людей, но для тебя, Денисов, я сделаю исключение. Так что – твой ход. Бей.
   Перед Вериным мысленным взором вихрем неслись кадры всех посмотренных ею фильмов про боевые искусства. Эх, если бы «мысленный взор» мог показать все это не на такой быстрой перемотке, а с паузами или замедлением кадра, тогда, как принялась фантазировать Вера, стоя у края гибели своего имиджа, она бы вполне могла просто повторить какие-нибудь движения Джеки Чана или Брюса Ли! А то ведь нет! На самом-то деле все обстояло иначе – она только хорошо знала, какие кнопки на компьютерной клавиатуре нужно нажимать, чтобы ее персонаж выполнял «подсечки», удары головой, ногой, рукой, с разворота или в прыжке… Эх, стать бы сейчас героем компьютерной игры – чтобы кто-то другой нажимал эти кнопки на клавиатуре, а игрок «Вера» прыгал бы и бился… Бился с Денисовым…
   Но хватит мечтаний! Вера тряхнула головой. И скорее всего зрители решили, что это она так разминается… «Надо же, – подумалось в этот миг Вере, – в моменты опасности забываются даже такие проблемы, как внешний вид». Да, ей сейчас было совершенно все равно, как она выглядит. Она забыла подумать о том, как, наверное, комично будет смотреться битва крупнокалиберной девочки с тщедушным гавриком Денисовым. И то, какими корявыми окажутся приемы псевдокарате в ее исполнении…
   А тем временем этот самый Денисов, которого Яценко снова основательно подпихнул, сделал шаг вперед…

Глава 8
Бобик сдох…

   Сделала шаг и Вера.
   И вдруг в полной тишине раздался твердый голос:
   – Вера, не надо!
   Ребята тут же принялись вертеться, оглядываться.
   – Остановись.
   Голос принадлежал Глебу Терехову. И теперь перед этим самым Глебом, который пробирался к арене боевых действий, расступалась толпа.
   Глеб встал между Верой и серо-зеленым, готовым к обмороку Денисовым. И произнес:
   – Ты не имеешь права отрабатывать приемы на неподготовленных людях. И если ты сейчас это сделаешь, то нарушишь главный принцип спорта. Понимаешь, да? К тому же карате – это серьезно. Ты же можешь покалечить Денисова.
   Теперь все смотрели на спортсмена-отличника Глеба. Который, в чем никто не сомневался, говорил то, что хорошо знал. А ведь действительно – Терехов со второго класса занимается боксом. И за все это время НИКОГДА свои боксерские приемчики ни на ком не демонстрировал!
   – Ну так… – неуверенно начал Костя Яценко. – Денисов же ее сам попросил карате показать.
   – Мало ли… – усмехнулся Терехов. – А вот попадет Денисов после этого эксперимента в больницу, он тут же от своих слов откажется.
   – Это точно! – засмеялись мальчишки. – Откажется!
   – Кстати, это не он просил карате показать, а Оля Прожумайло! – заметила Муся Гладышева.
   – Точно – не он!
   – А ведь правда! – согласились многие.
   Учительница, про непременное появление которой все забыли, уже давно была в классе. Она не раз уже призывно стучала указкой по столу, но ее не слышали. И только сейчас, когда она подкрепила свой стук гневным восклицанием: «Урок идет уже пять минут. Восьмой „А“, вы будете садиться за парты или нет?» – ребята на нее оглянулись. Пришлось идти садиться по местам.
   Что все и сделали – в основном с удовольствием. Недовольными остались только те, кто надеялся посмотреть зрелище-позорище: битву каратистки с «неподготовленным человеком»…
   И пока класс с шумом рассаживался, девчонки успели проскочить мимо Игоря Денисова и с хохотом поинтересоваться:
   – Так что у нас там, Игорек, с манной кашей?
   – Ты ее как – ешь или не ешь?
   – Сам или не сам?
   – Кашу или не кашу?
   Денисов пробухтел в ответ что-то невразумительное. Но за парту свою плюхнулся уже с явным облегчением. И даже щечки его начали розоветь. Хорошо бы, конечно, если бы Колян Пряжкин не узнал о его сегодняшней неудачной попытке выпендриться!.. Нет, не «выпендриться», конечно, а расставить все на свои места – отомстить Герасимовой, рассказав миру правду о ней. Чтобы эта противная девица не позорила его перед всеми. Но раз не удалось так сделать – так пусть Колян про это и не узнает. Очень, очень переживал Игорь за недавний случай, связанный с Верой, отругавшей его за Марысаеву… И потому страстно хотел отыграться. А тут – на тебе…
 
   Теперь на грани обморока была Вера. Причем весь урок литературы. Хорошо, что ее в этот день не спросили, а то бы как раз у доски она в свой первый в жизни обморок-то и грохнулась. Чем тоже создала бы мини-театр для одноклассников. И возможность для них все-таки прийти к выводу, что все, сказанное в Верин адрес Денисовым, не вранье.
   Поэтому она сидела, борясь с подступающей слабостью, дрожью ног и рук. А на лице сохраняла свою привычную маску спокойствия.
   И следующие уроки держалась. И контрольную по геометрии достойно высидела – и даже написала ее, кажется, всю.
   О странном поступке спасителя – Терехова – она старалась не думать. Вот не думать – и все! Потому что, как героиня одной американской книжки, она собиралась подумать об этом позже. Не завтра, нет, – сегодня! Но не здесь и не сейчас…
 
   А как только уроки закончились, Вера все так же спокойно и ровно дошла до гардероба, оделась. Попрощавшись с девчонками-одноклассницами, которые продолжали и в гардеробе к ней с интересом присматриваться, но ничего спросить так и не решились, вышла из школы.
   В парк, ее путь лежал в парк культуры и отдыха. Вера уселась в троллейбус, который пусть хоть и кружным путем, но привез ее к этому парку. Таким образом она для тех, кто решил бы за ней понаблюдать, вновь нагнала таинственности. Ведь до дома Веры было десять минут пешком, а она направилась на троллейбусе в противоположную от дома сторону. Так что, уже сама не желая этого, девочка-обманщица продолжала работать на свой имидж… Хотя, казалось бы, кому какое дело, кто куда после школы отправляется?
   И уже в троллейбусе, забившись в самый угол задней площадки и отвернувшись от всех, беззвучно, но горько Вера разрыдалась. Рыдала, слезы лились на щеки и быстро холодели в неотапливаемом салоне, а девочка все не могла остановиться. Как же она все-таки испугалась, когда начался весь этот кошмар! И что же за странная и корявая у нее жизнь!..
 
   В парке было безлюдно, тихо, величественно. Закатное солнце словно накинуло на пышные холмистые белые клумбы, на утоптанные расчищенные дорожки и заваленные снегом кусты тончайшую розовую кисею, поэтому темные тени, которые бросали на эту кисею высокие деревья, казались синими.
   Вера шла по центральной аллее – уже не рыдающая, только похлюпывающая изредка носом. Лицо, облитое солеными слезами, теперь щипало, но девочка не обращала на это внимания.