Страница:
Елена Усачева
Бал неисполненных желаний
Then hate me when thou wilt, if ever, now
Now while the world is bent my deeds to cross,
Join with the spite of Fortune, make me bow,
And do not drop in for an after-loss.
Сонет 90
Уж если ты разлюбишь – так теперь,
Теперь, когда весь мир со мной в раздоре.
Будь самой горькой из моих потерь,
Но только не последней каплей горя!
Пер. С. Маршака
Глава 1
Класс, которого нет
Он был отчаянно печален, этот Димочка. Узкое лицо побледнело, а кончик носа, наоборот, покраснел. Смотрел в сторону. Опять же отчаянно – пытался сохранить спокойствие. Но как раз эта отстраненность взгляда и окаменелость челюсти выдавали его переживания.
– Не расстраивайся.
Соня попыталась заглянуть ему в глаза.
– Я не расстраиваюсь! – выдавил сквозь сжатые зубы Димочка. – Чего мне расстраиваться? У меня все… – он вдохнул с всхлипом, болезненно, – хорошо.
И невероятно четко ставя ноги, потопал вдаль.
«Бедненький, – вздохнула Соня. – Отччччччаянннно печчччальный».
Димочка мил, тих, робок. Высокий. Очень худой. Вьющиеся волосы зачесывает назад, отчего они стоят вокруг головы пушистой шапкой. Всю весну бледной тенью проходил за Тамаркой. Она хмыкала, довольная победой. Все ждала, что признается в любви, но он молчал. Дрожащей рукой брал ее руку в темном кинотеатре и замирал, словно энергией подпитывался.
«Робот», – наградила его кличкой Томочка.
Жалко мальчика, ой как жалко. Признаний Томка не дождалась – и вот теперь целуется с Максом. На всех переменах они вместе, весь август – вместе. А Соне досталась почетная миссия сообщить эту радостную новость Димочке. Не самой же Тамаре об этом говорить, в самом деле. Не дай бог, подойдет потом, начнет объясняться – помешает. Потому что Максик ревнив. Рассорит еще Димочка большую и светлую любовь.
Вот Соня и сказала, а теперь на душе тяжело. Нет, не тяжело – отчаянно печально. Бедный Димочка… Он неплох. Дискотеки проводит, в музыке разбирается, фотографирует хорошо. Вроде все при нем…
Ровная спина, высоко поднятый подбородок. Обиделся. Будет плакать?
Соне и любопытно стало, и стыдно – ну что она лезет? Томка, злючка такая, попросила поговорить с Падалкиным. Соня поговорила. Какой с нее спрос?
Врет. Опять врет! Есть спрос. Раньше за плохие вести гонцов убивали… Ой, мамочки! Сейчас бедный Падалкин с лестницы навернется, оправдает фамилию.
Нет, не упал. Это на него упал Фил, дружок его верный, шустрый, как маленькая обезьянка. Повис на плече. А Падалкин молчит… Стойкий оловянный солдатик.
А с чего это весть плохая? Наоборот! Может, сейчас все свое счастье и обретут. Потому что ну никак тихий Димочка не подходил веселой Томке. Никак. Отчаянно не подходил!
Тьфу ты, привязалось слово.
– Злая ты, Сонька, хоть и Мармеладова.
– Сам ты Мармеладов! – устало отмахнулась Соня.
Обругали его, но Славке хоть бы что. Стоит улыбается. Невысокий, крепенький, глазки ясные, отли-и-и-ичник…
– Убила человека – и довольна.
Славка перекинул сумку через плечо, давая понять, что хватит из себя изображать Александрийские столпы, пора и ногами поработать. Они и пошли. Мимо застывшего около окна Димочки и Фила, что-то жизнерадостно ему вещавшего. Мимо порхающей молодежи. К себе в класс.
– Жестокие вы, девчонки, – рассуждал между тем Славка. – Играете нашими чувствами, как мячиками.
– А вы, мальчишки, такие глупые становитесь, когда влюбляетесь, – парировала Соня. Ни злости, ни раздражения не было. Они просто говорили.
– Ой, скажу я тебе, – подхватил Соню под локоть Славка, – вы, девчонки, вообще похожи на дизентерийных амеб.
– На кого?
Соня никак не могла решиться, обижаться ей или нет, но на всякий случай остановилась.
– Полезная штука, – с серьезным видом говорил Славка. – Сидит в кишечнике человека, хорошие вещества вырабатывает. Но что-то в ней порой переклинивает – бац! – и ты уже из туалета не выходишь, дизентерией мучаешься.
– И что?
Соня не заметила, как низко склонила голову – ни дать ни взять бодучий маленький бычок.
– Так и вы – девчонки. Пока с вами дружишь, вы еще ничего. Но стоит вам вбить в голову, что в кого-то влюбились, – все, тайфун Катрин отдыхает! Вы на людей перестаете быть похожи.
– Все сказал?
– Да, моя речь была краткая, но выразительная.
Вот и настало время обижаться.
– А теперь беги отсюда, только очень быстро. Пока я не стукнула выразительно тебя по голове.
Славка пожал плечами и действительно пошел прочь. От Сони и от кабинета, к которому они подошли. В конце коридора обернулся, щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание:
– Да! Предлагаю сходить в кино. Сегодня в шесть около Центра. Фильм в шесть тридцать, так что не задерживайся!
– Бегу и падаю! – буркнула Соня, открывая дверь.
– Бежать не надо, – отозвался Славка. – Я люблю в девушках томную бледность.
Соня сжала губы, чтобы не выругаться. Славка Тырин был невозможен. Серьезно такого воспринимать – вот это и правда вредно для здоровья.
А за дверью ее ждал родной класс. Небольшой, двенадцать человек. Все те, кто остались после жесточайших контрольных и тестов грозного Большого Брата, учителя физики Бориса Бенедиктовича. Физматлицей, со всеми вытекающими.
Народ сидит давно установившимися парами. Герка Бородин с Катрин Кузнецовой, Тамара с Максиком. Марк Гмыря один. По идее, Славка сидит с Леной Кривиной, но они друг к другу равнодушны, им все равно, с кем и где сидеть. Но такова сила традиции. Их в одиннадцатом море. Началось все с Татьяны Алексеевны, учительницы биологии. Пришла она к ним в пятом классе, и жизнь изменилась. Они стали ходить в походы, собираться по вечерам, петь песни, организовали газету, раз в неделю обходили квартиры – проверяли, кто как делает уроки, кому надо помочь, кто как живет. Через два года Татьяна Алексеевна уехала, но класс уже не мог жить по-другому. Они были вместе, всегда и везде. Они продолжали ходить в походы, помогать друг другу. И даже сейчас, в одиннадцатом, когда каждый решил, куда пойдет, когда все по уши были заняты курсами и дополнительными с репетиторами, они были вместе. Любовная лихорадка, начавшаяся два года назад, закончилась мирным разделением на пары. А в остальном… «Ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперед и только вместе!» Жаль, что у них уже одиннадцатый, вот так бы еще пару годков…
Кого-то отчисляли, и строй смыкался. Срезавшиеся на экзаменах, не выдержавшие пыток Большого Брата – все они становились предателями. Бывшие еще заглядывали в некогда родной класс, ходили в походы, но это было не то… не то… На ушедших словно появлялся чужой запах, и стая изгоняла провинившихся. Беззлобно, но твердо.
Но как же у них в классе здорово!
Соня шагнула через порог, и все плохое, все, что так раздражало, осталось за дверью. Здесь – все знакомое, все правильное. Так, как должно быть. И как хочется, чтобы так было всегда. Почему после одиннадцатого они должны расстаться?
Сидящая на последней парте Томочка приподняла бровь, задавая немой вопрос. Соня кивнула, и вредная Томка расплылась в довольной улыбке. Димочка справится. Просто обязан. Если что – ему помогут.
Соня прошла на свой средний ряд, села через проход от Томки.
– Ты настоящий друг, – склонилась к ней Тамара. – Верный искровец.
Соня бы и дальше обижалась на подругу, но от привычного сочетания слов стало вдруг так уютно, что она решила обо всем забыть.
Димка пришел с Филом. Еще бледен, еще глаза нервно бегают, стараясь не видеть Тамарки, но невольно взгляд все равно задерживался на ней. Фил сияет. Самовар начищенный!
Славка и звонок явились в класс одновременно.
Русиш оторвался от книг:
– Ну что, выпускники, к уроку готовы?
– Так точно! – отрапортовал устраивающийся на своем месте Тырин, вскидывая руку в приветственном салюте. А когда-то у них было свое приветствие – легкий удар в грудь и чуть приподнятая рука. Сейчас это видится смешным.
– Ну конечно, – печально качнул головой учитель, словно эта новость его огорчила невероятно. Словно они учились не в лучшем лицее района, а в школе чертенят, где отменные знания были признаком дурного тона.
Урок потек своим чередом. Русиша внимательно слушали. Даже Димочка, все еще полный своими печалями, грустно кивал на слова учителя.
Дверь распахнулась через пятнадцать минут. Сначала через класс пушечным ядром пролетела грязно-зеленая тряпичная сумка от противогаза, упала на последнюю парту около окна и по инерции сползла на пол.
– Расстанемся! – торжественно произнес картинно застывший на пороге Макс. – Мой голос нем и глухи все слова! Я знаю, что ни перед кем не буду я права!
Выкрикнув все это на одном дыхании, Макс пошел к своему месту. Учитель не сразу поднял на него глаза.
– Между прочим, это была Цветаева, – уже стоя с сумкой в руках, сообщил Максимов.
– Мы поняли, – кивнул русиш. – Только у нас сейчас Бунин, а не Цветаева.
Класс зааплодировал.
Прежде чем сесть, Макс победно вскинул подбородок.
– Какой счет? – повернулся к нему Славка.
– Двадцать один – пятнадцать. У них не было шансов.
– Вы позволите мне продолжить? – спросил учитель.
– Да, конечно, – ответил Макс, устраиваясь на своем месте.
Томочка сияла. Наверное, потому, что Максик еще ни разу не прибил ее своей сумкой. Или потому, что он наконец-то пришел?
– Народ, не разбегайтесь! – приподнялся Славка, как только отзвенел звонок на перемену. – Есть пара вопросов.
Русиш демонстративно громко грохнул стопкой книг и вышел. Славка проводил его кивком головы и снова приподнялся, прощаясь.
– Во-первых, – начал он, усаживаясь удобней, – на следующей неделе выпускать газету, а с материалами негусто. Тамара, Соня, вы берете на себя малышей. Все как всегда. На сбор материалов у вас два дня. Гера и я пойдем к пятым-шестым. Дима и Фил берут на себя седьмые-девятые. Макс с Марком – на вас десятый.
– Десятый уже отчитался, – поднял пятерню Макс. И с извиняющейся улыбкой объяснил: – Они мечтают засветиться.
– Отлично, тогда на тебе вычитка материалов. Успеешь?
Макс закатил глаза к потолку.
– Сегодня у меня свидание, завтра у меня свидание, послезавтра…
Он сделал паузу, а вредная Томка хихикнула.
– О! Послезавтра у меня курсы. Послезавтра точно все вычитаю.
Все скромно отвернулись от поникшего Димочки. Фил нервно закусил губу.
– Во-вторых, – продолжил Славка, – у Катрин четверка по химии.
Кузнецова скривила губы, но смолчала. Да, да, у нее четверка. Тяжелые времена настали, товарищи.
– Гера, ты на нее плохо влияешь, – припечатал Тырин.
– Да, я такой, – довольно погладил себя по груди Герка и сощурил свои серо-голубые глаза. Ах, эти длинные ресницы, эти ямочки на щечках, это небесная лазурь в очах. А еще как рисует…
– Фил, твоя работа, – качнул головой Славка, отметая лишние сантименты. – Катрин, договоришься с ним, ладно?
– У меня музыка, курсы, и сегодня я иду в театр, – быстро перечислила Кузнецова.
– Мы успеем. – В глазах Фила плескалось удовольствие – так садист смотрит на свою потенциальную жертву. В химии Фил был неумолим. Он ею бредил, мог с людьми говорить одними формулами.
– Завтрак, завтрак, – подняла руку Ленка, напоминая о себе.
– Все, расходимся. – Славка поймал за локоть Макса. – Найди Федю с Ванькой, пускай они приходят на занятия.
– Вот сейчас и скажу.
Макс выразительно поглядел в потолок.
Тамарка снова хмыкнула, подхватила Макса под руку и повлекла на выход.
Соня тоже стала выбираться из-за парты. Она шла последней. Но тут Славка резко повернулся, не выпуская ее из класса.
– Сладкая моя, – пропел он, заставляя одноклассницу вздрогнуть. Лучше бы он звал ее Мармеладовой!
– Что? – повернулась Соня.
– У меня к тебе просьба. – Славка был крайне серьезен. – Ты должна сегодня зайти к Диме в гости.
– Зачем?
– Он расстроен. Станет плохо учиться. А нам это незачетно.
– И чем я с ним буду заниматься? Литературой?
– По литературе у него хорошо. И дальше будет хорошо, если…
Славка выразительно замолчал.
– Если? – переспросила Соня, хотя и так все поняла. Ужаснулась, конечно, но логика Славкиных слов была ясна.
– Да… – Славка не сомневался в Соне – в их классе дураков не было. – Просто приди и просто поговори. Он не должен расстраиваться. Год у нас только начинается. И этот год последний. Стоит избегать крайностей.
Соня поморщилась. Потом скривила губы. Потом склонила голову к плечу. Не помогло. Не хотелось идти к Димочке. Его скучное лицо рождало тоску.
– Предложи это Леночке, – предприняла она неубедительную попытку избавиться от неприятного задания. – Или давай на следующей перемене это обсудим? Проголосуем!
– Дорогая, – Славка подошел вплотную, сжал ее ладонь, – ты начала, тебе и завершать. А в кино мы тогда с тобой можем сегодня не идти. Ты свободна!
Соня распахнула глаза. Перспектива была радужная.
– Что же ты мне сразу не сказал! – оттолкнулась она от Славки. – Да я неделю буду с Падалкиным ходить, лишь бы не с тобой.
Славка послал ей воздушный поцелуй:
– О! Сладкая ты моя!
– Тырин, – тяжело вздохнула Соня. – Моя фамилия Сладкова, а не Сладкая. Ты что-то путаешь!
– Начальство не путает, начальство вводят в заблуждение непроверенные факты, – произнес Славка и, довольный выполненной работой, потопал на выход.
А Соня опять опустилась на стул. Идти домой к Падалкину – сущее мучение. Во-первых, у Падалкина скучно. Стеллажи с книгами, стеллажи с фильмами, стол. Во-вторых, едят они почему-то одни каши. В-третьих, любит он только фотографировать и вспоминать, что было раньше. Летописец, блин!
От вздохов легче не стало. От покашливания тоже. Тревога торкнулась туда-сюда в груди. А что поделаешь? Надо так надо. Димочка и правда сильно расстроился. Она стала вестником его расстройства. Будем считать, что это такая форма умерщвления. Пару раз сходит, поговорит о вечном, а там, глядишь, Падалкин о своей печали забудет.
Соня перекинула через голову лямку сумки.
А в столовой для нее уже завтрак взяли – хорошо, когда класс дружный. Всегда есть на кого положиться.
Выходя, она зачем-то окинула взглядом кабинет. На столе ярко-оранжевым пятном выделялся журнал. Ах ты, Леночка, Леночка! Помчалась есть, а про свои обязанности забыла.
Брать журнал не хотелось – в столовой с ним будет неловко. Но ведь она не должна тащить его в столовую? По дороге можно забросить в учительскую, сказать Лене, она заберет перед уроком.
Соня подхватила журнал и отправилась завтракать.
– Вы не понимаете, что это такое! – кричал из-за приоткрытой двери учительской русиш. – Это какой-то фашизм.
– Сергей Юрьевич! Будьте, пожалуйста, осторожны со словами. При чем здесь это? – нараспев говорила Зоя Игоревна, математичка. Классная тетка. Так объяснять, как она, никто никогда не мог.
– А при том! Вам всем кажется, что у вас удобный, дружный класс, воспитанный на коммунарских ценностях. А на самом деле это жесткая тоталитарная система, которая еще покажет себя.
– Дорогой мой! Они выпускаются в этом году! И что-то пока ничего плохого не показали. Только хорошее. Их взаимовыручка, их поддержка… Другим смотреть на них надо и учиться.
– Да, это автократия, – заскрипел Большой Брат, – подчинение личности общим интересам. Но пока они держат себя в рамках приличия.
– Это вам так кажется, что они держат! – горячился русиш. – Они давно уже живут самостоятельной единицей. Мы им не особенно нужны. Они и без нас хорошо справятся.
– Ну, ну, ну, – запела Зоя Игоревна. – Не выдумывайте.
– Вот вы хотите к ним перевести Гладкого. А ведь они его не примут. Вот увидите – будет война.
– Это добрые, милые ребята, и никакой войны… – не соглашалась математичка.
– Возможно, вполне возможно, – скрипел Большой Брат.
Со спины накатил шум – кто-то шел в закуток перед учительской, и Соня была вынуждена постучать в дверь.
– Извините, я оставлю журнал? – робко спросила она.
– Конечно, Сладкова, – улыбнулась Зоя Игоревна и выразительно посмотрела на русиша. Тот хмурился. Большой Брат изу-чал рисунок ковра на полу.
– Потрясающая новость! – подсела за свой стол в столовой Соня.
Каша, бутерброд с маслом и сыром, какао – ребята о ней подумали, ребята ей все взяли. Как же все-таки…
Народ оторвался от приема пищи. Соня скорчила лукавую рожицу Славке, пронзившему ее командирским взглядом.
– К нам едет ревизор? – хихикнул Фил.
– Да! – Соня откусила половину бутерброда и с удовольствием запила теплым какао.
– В смысле? – коротко переспросил Славка.
– К нам переводят новенького! И ты, о мерзейший, не будешь больше издеваться над моей фамилией. Потому что его фамилия еще лучше. Его зовут Гладкий.
– Хорошо, не Черствый, а то бы подавились, – первым отреагировал Гера и красиво прищурился. Впрочем, у него все получалось как будто красиво.
– Зачем нам новенький? – напрягся Тырин.
– Он, наверное, олимпиаду выиграл, – предположила Лена, – вот его и взяли.
– Новенький – это хорошо! – Фил с ухмылкой посмотрел на Славку.
Командир их маленькой боевой ячейки многозначительно свел брови.
– Ничего хорошего!
– А давайте проголосуем, – мягко вклинился в разговор Гера. – Принимаем мы новенького или нет.
– Как же голосовать, если мы его еще не видели? – напомнила Лена.
– Не увидели и не увидим, – поторопился Фил.
– А вдруг он красивый? – протянула Катрин, ехидно глядя на Геру.
Тот ухмыльнулся. Если здесь и можно говорить о красоте…
– А – давайте! – вдруг выбрался из своей печали Димочка. – Я – за!
– А я – против! – Чтобы подчеркнуть солидность своего решения, Тырин поднялся.
– И я – против. – Вверх взлетела пухлая ладонь Бородина.
– Я – против, – согласилась Тамара, с улыбкой глядя на скисшего Димочку.
– Присоединяюсь. – Марк не отрывался от поедания каши.
– А я бы сначала посмотрела, – надула губки Лена.
– Против всех не иди, – коротко бросил Славка, напоминая не только о взаимной поддержке, но и о том, что они вместе.
Повисла пауза. Все посмотрели на Соню.
– Я – не знаю, – честно призналась Сладкова.
– Большинство! – опустился на свое место Славка. – Катрин?
Полненькая Кузнецова вытащила руку из-под локтя Бородина.
– А за меня уже Гера проголосовал.
– Троих нет, – напомнила Соня.
– Все равно большинство! – Фил совершал множество ненужных движений, как будто куда-то спешил.
– Максику будет все равно, – дернула плечиком Тома.
– Ладно, с этим решили. – Славка опять встал, подхватил пустую тарелку и стакан. – Увидимся на уроке.
На Ленку он как будто бы и не посмотрел, но она потянулась следом, бухнув полную чашку какао в не съеденную кашу. Гера с Катрин, Марк Гмыря, Фил – гуськом потопали на выход. Падалкин сидел, высоко задрав подбородок, смотрел в потолок. Пауков пересчитывал.
Соня тоже взяла свою тарелку, но в последний момент крутанулась на пятках, возвращаясь. Глянула на Димкину макушку.
Интересно, у него волосы жесткие или мягкие. Вон какой шапкой стоят на голове.
– Куда ты смотришь? – Тема разговора с ходу не придумывалась. Говорить ей с Димочкой было не о чем.
– Никуда.
Острый подбородок невольно пошел вниз, но Димочка плакать не собирался. Он только грустно усмехнулся уголком рта.
– Что ты сегодня делаешь? – спросила напрямую Соня.
Ну, почему вредный Тырин не дал это задание лукавой Леночке или болтушке Катрин? У Кузнецовой это в сто раз лучше получилось бы. Нет, любит он устраивать игру на сопротивление.
– Не надо мне помогать, – качнул головой обо всем догадавшийся Димка.
– Тебе не надо, а мне надо, – вздохнула Соня. – С историей. Завтра проект защищаем.
– У меня у самого с историей… – И он приложил пятерню к груди.
– Я приду в шесть. Ты будешь свободен?
Димочка опустил подбородок. Выбора не существовало. Так было надо.
Все уроки Соня старалась сосредоточиться на формулах и правилах. Это был основной закон: любые проблемы отступают, когда у тебя есть дело. Но сейчас это правило почему-то не действовало. Она невольно все находила и находила глазами Падалкина. Димочку было жалко. А что делать с этим – непонятно.
Последний урок физики стремительно несся к своему завершению, когда дверь распахнулась и через класс по привычной траектории перелетела сумка от противогаза.
– Я к ней вошел в полночный час, она спала, луна сияла в ее окно, и одеяла светился спущенный атла́с!
– Максимов, ты не ошибся уроком? Сейчас не литература.
– Но это Бунин! Все по программе! – Макс выпрямился, а вот стоящие за его спиной Федя с Ванькой пригнулись.
Класс вяло зааплодировал. Большой Брат обвел всех взглядом.
– У меня есть сильное желание вас не пустить, – сухо произнес учитель.
Класс сочувственно вздохнул. Большой Брат снова глянул на них. Его лицо побледнело.
Макс глянул на доску.
– Напряженность и потенциал электрического поля, – выразительно прочитал он. – Можно мне к доске?
– Заберите сумку и выйдите из класса.
Макс победно вскинул голову и потопал через класс.
– Какой счет? – громко прошептал Гера.
– Двадцать один – семнадцать. Слабаки!
– Мы старались, – буркнул зачем-то бредущий следом Федя. Если Макс шел за сумкой, то куда шел Федя, которого тоже выгоняли с урока, было непонятно.
– А мы не согласны! – с демонстративным грохотом поднялся со своего места Славка. – Спорт – это очень важная составляющая нашей жизни. Вот и президент нашей страны…
– Сядьте, Тырин!
– Не могу. Максимов член нашего коллектива, и если вы считаете, что он что-то нарушил, я предлагаю обсудить его поведение. И если наши мнения не совпадут, то наказывать стоит не его, а весь класс, позволивший ему так себя вести.
– Что вы такое несете? – устало поморщился Большой Брат.
– В данный момент я выступаю от лица всего класса. Если наказывать, так всех. Вы согласны?
Славка не стал поворачиваться – чуть качнул головой в сторону обалдевших от таких заявлений одноклассников, давая понять, что готов выслушать мнение каждого. Ответом было согласное молчание.
– Решать вам, Борис Бенедиктович. Я могу только сказать, что тема сегодняшнего урока всеми будет изучена самостоятельно – если вы попросите нас уйти.
– Я? Попрошу? – Большой Брат побледнел до желтизны.
– Спасибо, Борис Бенедиктович! Я все понял. Ребята, мы уходим.
Федя с Ванькой довольно переглянулись. С чем-чем, а с физикой у них всегда было хорошо.
Все бесшумно собрались и, пропуская девочек вперед, выбрались из класса.
– Ты можешь в следующий раз входить как-нибудь по-другому? – задержал широко шагающего Макса Славка.
– Мой вход был весьма эффектен, – напыщенно начал Макс, но тут же скис под внимательным взглядом Тырина. – Игра затянулась…
– Играйте после уроков. – Славка вскинул руку с часами к глазам. – Значит, все по своим делам и по домам, а я к завучу. Надо с ней поговорить до того, как Большой Брат кинется жаловаться. И… – он последний раз глянул на одноклассников, – Федя, Ваня, с вас завтра доклад по физике.
– За что? – нарочито грубо протянул Ваня.
– За проигрыш, – успел ввернуть Гера, прежде чем Катрин утащила его к лестнице.
Народ расходился. Соня смотрела им вслед, и в душе рождалось странно щемящее чувство. Ей хотелось всех догнать, спросить, кто куда идет, присоединиться к кому-нибудь. Только не оставаться одной. Ребята помогут – поговорят, сделают вместе с ней уроки, пойдут гулять. Эта уверенность в тех, кто сейчас уходил, рождала восторг пополам с тревогой. Да, да, она была в них уверена. Она даже знала, кто куда сейчас направляется. Гера – в Высшую школу экономики, на курсы. Федя с Ваней – в физический кружок при обсерватории. Славка решит все проблемы – на то он и лидер – и побежит на другой конец города к отцу. Родитель его натаскивает по физике и химии, собирается брать стажером в свою фирму. Хороший у них класс. Единственный на всей планете!
В гардеробе Соню окликнул незнакомый парень. Он был невысок, светловолос. Широкое открытое лицо. Добродушная улыбка. Серая куртка.
– Привет! – Он стоял, просунув руки сквозь решетку, отделяющую гардероб от холла. Словно помощи просил. – Ты не подскажешь, где я могу найти одиннадцатый класс?
Соня вгляделась в парня. Так вот он какой – новенький! Со странной фамилией Гладкий. Симпатичный.
Уже открыла рот ответить, что она и есть из одиннадцатого, что все ушли, но если ему нужна какая-нибудь информация… Сама себя и одернула.
– Одиннадцатого класса в этой школе нет.
И выскочила из гардероба.
– Не расстраивайся.
Соня попыталась заглянуть ему в глаза.
– Я не расстраиваюсь! – выдавил сквозь сжатые зубы Димочка. – Чего мне расстраиваться? У меня все… – он вдохнул с всхлипом, болезненно, – хорошо.
И невероятно четко ставя ноги, потопал вдаль.
«Бедненький, – вздохнула Соня. – Отччччччаянннно печчччальный».
Димочка мил, тих, робок. Высокий. Очень худой. Вьющиеся волосы зачесывает назад, отчего они стоят вокруг головы пушистой шапкой. Всю весну бледной тенью проходил за Тамаркой. Она хмыкала, довольная победой. Все ждала, что признается в любви, но он молчал. Дрожащей рукой брал ее руку в темном кинотеатре и замирал, словно энергией подпитывался.
«Робот», – наградила его кличкой Томочка.
Жалко мальчика, ой как жалко. Признаний Томка не дождалась – и вот теперь целуется с Максом. На всех переменах они вместе, весь август – вместе. А Соне досталась почетная миссия сообщить эту радостную новость Димочке. Не самой же Тамаре об этом говорить, в самом деле. Не дай бог, подойдет потом, начнет объясняться – помешает. Потому что Максик ревнив. Рассорит еще Димочка большую и светлую любовь.
Вот Соня и сказала, а теперь на душе тяжело. Нет, не тяжело – отчаянно печально. Бедный Димочка… Он неплох. Дискотеки проводит, в музыке разбирается, фотографирует хорошо. Вроде все при нем…
Ровная спина, высоко поднятый подбородок. Обиделся. Будет плакать?
Соне и любопытно стало, и стыдно – ну что она лезет? Томка, злючка такая, попросила поговорить с Падалкиным. Соня поговорила. Какой с нее спрос?
Врет. Опять врет! Есть спрос. Раньше за плохие вести гонцов убивали… Ой, мамочки! Сейчас бедный Падалкин с лестницы навернется, оправдает фамилию.
Нет, не упал. Это на него упал Фил, дружок его верный, шустрый, как маленькая обезьянка. Повис на плече. А Падалкин молчит… Стойкий оловянный солдатик.
А с чего это весть плохая? Наоборот! Может, сейчас все свое счастье и обретут. Потому что ну никак тихий Димочка не подходил веселой Томке. Никак. Отчаянно не подходил!
Тьфу ты, привязалось слово.
– Злая ты, Сонька, хоть и Мармеладова.
– Сам ты Мармеладов! – устало отмахнулась Соня.
Обругали его, но Славке хоть бы что. Стоит улыбается. Невысокий, крепенький, глазки ясные, отли-и-и-ичник…
– Убила человека – и довольна.
Славка перекинул сумку через плечо, давая понять, что хватит из себя изображать Александрийские столпы, пора и ногами поработать. Они и пошли. Мимо застывшего около окна Димочки и Фила, что-то жизнерадостно ему вещавшего. Мимо порхающей молодежи. К себе в класс.
– Жестокие вы, девчонки, – рассуждал между тем Славка. – Играете нашими чувствами, как мячиками.
– А вы, мальчишки, такие глупые становитесь, когда влюбляетесь, – парировала Соня. Ни злости, ни раздражения не было. Они просто говорили.
– Ой, скажу я тебе, – подхватил Соню под локоть Славка, – вы, девчонки, вообще похожи на дизентерийных амеб.
– На кого?
Соня никак не могла решиться, обижаться ей или нет, но на всякий случай остановилась.
– Полезная штука, – с серьезным видом говорил Славка. – Сидит в кишечнике человека, хорошие вещества вырабатывает. Но что-то в ней порой переклинивает – бац! – и ты уже из туалета не выходишь, дизентерией мучаешься.
– И что?
Соня не заметила, как низко склонила голову – ни дать ни взять бодучий маленький бычок.
– Так и вы – девчонки. Пока с вами дружишь, вы еще ничего. Но стоит вам вбить в голову, что в кого-то влюбились, – все, тайфун Катрин отдыхает! Вы на людей перестаете быть похожи.
– Все сказал?
– Да, моя речь была краткая, но выразительная.
Вот и настало время обижаться.
– А теперь беги отсюда, только очень быстро. Пока я не стукнула выразительно тебя по голове.
Славка пожал плечами и действительно пошел прочь. От Сони и от кабинета, к которому они подошли. В конце коридора обернулся, щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание:
– Да! Предлагаю сходить в кино. Сегодня в шесть около Центра. Фильм в шесть тридцать, так что не задерживайся!
– Бегу и падаю! – буркнула Соня, открывая дверь.
– Бежать не надо, – отозвался Славка. – Я люблю в девушках томную бледность.
Соня сжала губы, чтобы не выругаться. Славка Тырин был невозможен. Серьезно такого воспринимать – вот это и правда вредно для здоровья.
А за дверью ее ждал родной класс. Небольшой, двенадцать человек. Все те, кто остались после жесточайших контрольных и тестов грозного Большого Брата, учителя физики Бориса Бенедиктовича. Физматлицей, со всеми вытекающими.
Народ сидит давно установившимися парами. Герка Бородин с Катрин Кузнецовой, Тамара с Максиком. Марк Гмыря один. По идее, Славка сидит с Леной Кривиной, но они друг к другу равнодушны, им все равно, с кем и где сидеть. Но такова сила традиции. Их в одиннадцатом море. Началось все с Татьяны Алексеевны, учительницы биологии. Пришла она к ним в пятом классе, и жизнь изменилась. Они стали ходить в походы, собираться по вечерам, петь песни, организовали газету, раз в неделю обходили квартиры – проверяли, кто как делает уроки, кому надо помочь, кто как живет. Через два года Татьяна Алексеевна уехала, но класс уже не мог жить по-другому. Они были вместе, всегда и везде. Они продолжали ходить в походы, помогать друг другу. И даже сейчас, в одиннадцатом, когда каждый решил, куда пойдет, когда все по уши были заняты курсами и дополнительными с репетиторами, они были вместе. Любовная лихорадка, начавшаяся два года назад, закончилась мирным разделением на пары. А в остальном… «Ни шагу назад, ни шагу на месте, а только вперед и только вместе!» Жаль, что у них уже одиннадцатый, вот так бы еще пару годков…
Кого-то отчисляли, и строй смыкался. Срезавшиеся на экзаменах, не выдержавшие пыток Большого Брата – все они становились предателями. Бывшие еще заглядывали в некогда родной класс, ходили в походы, но это было не то… не то… На ушедших словно появлялся чужой запах, и стая изгоняла провинившихся. Беззлобно, но твердо.
Но как же у них в классе здорово!
Соня шагнула через порог, и все плохое, все, что так раздражало, осталось за дверью. Здесь – все знакомое, все правильное. Так, как должно быть. И как хочется, чтобы так было всегда. Почему после одиннадцатого они должны расстаться?
Сидящая на последней парте Томочка приподняла бровь, задавая немой вопрос. Соня кивнула, и вредная Томка расплылась в довольной улыбке. Димочка справится. Просто обязан. Если что – ему помогут.
Соня прошла на свой средний ряд, села через проход от Томки.
– Ты настоящий друг, – склонилась к ней Тамара. – Верный искровец.
Соня бы и дальше обижалась на подругу, но от привычного сочетания слов стало вдруг так уютно, что она решила обо всем забыть.
Димка пришел с Филом. Еще бледен, еще глаза нервно бегают, стараясь не видеть Тамарки, но невольно взгляд все равно задерживался на ней. Фил сияет. Самовар начищенный!
Славка и звонок явились в класс одновременно.
Русиш оторвался от книг:
– Ну что, выпускники, к уроку готовы?
– Так точно! – отрапортовал устраивающийся на своем месте Тырин, вскидывая руку в приветственном салюте. А когда-то у них было свое приветствие – легкий удар в грудь и чуть приподнятая рука. Сейчас это видится смешным.
– Ну конечно, – печально качнул головой учитель, словно эта новость его огорчила невероятно. Словно они учились не в лучшем лицее района, а в школе чертенят, где отменные знания были признаком дурного тона.
Урок потек своим чередом. Русиша внимательно слушали. Даже Димочка, все еще полный своими печалями, грустно кивал на слова учителя.
Дверь распахнулась через пятнадцать минут. Сначала через класс пушечным ядром пролетела грязно-зеленая тряпичная сумка от противогаза, упала на последнюю парту около окна и по инерции сползла на пол.
– Расстанемся! – торжественно произнес картинно застывший на пороге Макс. – Мой голос нем и глухи все слова! Я знаю, что ни перед кем не буду я права!
Выкрикнув все это на одном дыхании, Макс пошел к своему месту. Учитель не сразу поднял на него глаза.
– Между прочим, это была Цветаева, – уже стоя с сумкой в руках, сообщил Максимов.
– Мы поняли, – кивнул русиш. – Только у нас сейчас Бунин, а не Цветаева.
Класс зааплодировал.
Прежде чем сесть, Макс победно вскинул подбородок.
– Какой счет? – повернулся к нему Славка.
– Двадцать один – пятнадцать. У них не было шансов.
– Вы позволите мне продолжить? – спросил учитель.
– Да, конечно, – ответил Макс, устраиваясь на своем месте.
Томочка сияла. Наверное, потому, что Максик еще ни разу не прибил ее своей сумкой. Или потому, что он наконец-то пришел?
– Народ, не разбегайтесь! – приподнялся Славка, как только отзвенел звонок на перемену. – Есть пара вопросов.
Русиш демонстративно громко грохнул стопкой книг и вышел. Славка проводил его кивком головы и снова приподнялся, прощаясь.
– Во-первых, – начал он, усаживаясь удобней, – на следующей неделе выпускать газету, а с материалами негусто. Тамара, Соня, вы берете на себя малышей. Все как всегда. На сбор материалов у вас два дня. Гера и я пойдем к пятым-шестым. Дима и Фил берут на себя седьмые-девятые. Макс с Марком – на вас десятый.
– Десятый уже отчитался, – поднял пятерню Макс. И с извиняющейся улыбкой объяснил: – Они мечтают засветиться.
– Отлично, тогда на тебе вычитка материалов. Успеешь?
Макс закатил глаза к потолку.
– Сегодня у меня свидание, завтра у меня свидание, послезавтра…
Он сделал паузу, а вредная Томка хихикнула.
– О! Послезавтра у меня курсы. Послезавтра точно все вычитаю.
Все скромно отвернулись от поникшего Димочки. Фил нервно закусил губу.
– Во-вторых, – продолжил Славка, – у Катрин четверка по химии.
Кузнецова скривила губы, но смолчала. Да, да, у нее четверка. Тяжелые времена настали, товарищи.
– Гера, ты на нее плохо влияешь, – припечатал Тырин.
– Да, я такой, – довольно погладил себя по груди Герка и сощурил свои серо-голубые глаза. Ах, эти длинные ресницы, эти ямочки на щечках, это небесная лазурь в очах. А еще как рисует…
– Фил, твоя работа, – качнул головой Славка, отметая лишние сантименты. – Катрин, договоришься с ним, ладно?
– У меня музыка, курсы, и сегодня я иду в театр, – быстро перечислила Кузнецова.
– Мы успеем. – В глазах Фила плескалось удовольствие – так садист смотрит на свою потенциальную жертву. В химии Фил был неумолим. Он ею бредил, мог с людьми говорить одними формулами.
– Завтрак, завтрак, – подняла руку Ленка, напоминая о себе.
– Все, расходимся. – Славка поймал за локоть Макса. – Найди Федю с Ванькой, пускай они приходят на занятия.
– Вот сейчас и скажу.
Макс выразительно поглядел в потолок.
Тамарка снова хмыкнула, подхватила Макса под руку и повлекла на выход.
Соня тоже стала выбираться из-за парты. Она шла последней. Но тут Славка резко повернулся, не выпуская ее из класса.
– Сладкая моя, – пропел он, заставляя одноклассницу вздрогнуть. Лучше бы он звал ее Мармеладовой!
– Что? – повернулась Соня.
– У меня к тебе просьба. – Славка был крайне серьезен. – Ты должна сегодня зайти к Диме в гости.
– Зачем?
– Он расстроен. Станет плохо учиться. А нам это незачетно.
– И чем я с ним буду заниматься? Литературой?
– По литературе у него хорошо. И дальше будет хорошо, если…
Славка выразительно замолчал.
– Если? – переспросила Соня, хотя и так все поняла. Ужаснулась, конечно, но логика Славкиных слов была ясна.
– Да… – Славка не сомневался в Соне – в их классе дураков не было. – Просто приди и просто поговори. Он не должен расстраиваться. Год у нас только начинается. И этот год последний. Стоит избегать крайностей.
Соня поморщилась. Потом скривила губы. Потом склонила голову к плечу. Не помогло. Не хотелось идти к Димочке. Его скучное лицо рождало тоску.
– Предложи это Леночке, – предприняла она неубедительную попытку избавиться от неприятного задания. – Или давай на следующей перемене это обсудим? Проголосуем!
– Дорогая, – Славка подошел вплотную, сжал ее ладонь, – ты начала, тебе и завершать. А в кино мы тогда с тобой можем сегодня не идти. Ты свободна!
Соня распахнула глаза. Перспектива была радужная.
– Что же ты мне сразу не сказал! – оттолкнулась она от Славки. – Да я неделю буду с Падалкиным ходить, лишь бы не с тобой.
Славка послал ей воздушный поцелуй:
– О! Сладкая ты моя!
– Тырин, – тяжело вздохнула Соня. – Моя фамилия Сладкова, а не Сладкая. Ты что-то путаешь!
– Начальство не путает, начальство вводят в заблуждение непроверенные факты, – произнес Славка и, довольный выполненной работой, потопал на выход.
А Соня опять опустилась на стул. Идти домой к Падалкину – сущее мучение. Во-первых, у Падалкина скучно. Стеллажи с книгами, стеллажи с фильмами, стол. Во-вторых, едят они почему-то одни каши. В-третьих, любит он только фотографировать и вспоминать, что было раньше. Летописец, блин!
От вздохов легче не стало. От покашливания тоже. Тревога торкнулась туда-сюда в груди. А что поделаешь? Надо так надо. Димочка и правда сильно расстроился. Она стала вестником его расстройства. Будем считать, что это такая форма умерщвления. Пару раз сходит, поговорит о вечном, а там, глядишь, Падалкин о своей печали забудет.
Соня перекинула через голову лямку сумки.
А в столовой для нее уже завтрак взяли – хорошо, когда класс дружный. Всегда есть на кого положиться.
Выходя, она зачем-то окинула взглядом кабинет. На столе ярко-оранжевым пятном выделялся журнал. Ах ты, Леночка, Леночка! Помчалась есть, а про свои обязанности забыла.
Брать журнал не хотелось – в столовой с ним будет неловко. Но ведь она не должна тащить его в столовую? По дороге можно забросить в учительскую, сказать Лене, она заберет перед уроком.
Соня подхватила журнал и отправилась завтракать.
– Вы не понимаете, что это такое! – кричал из-за приоткрытой двери учительской русиш. – Это какой-то фашизм.
– Сергей Юрьевич! Будьте, пожалуйста, осторожны со словами. При чем здесь это? – нараспев говорила Зоя Игоревна, математичка. Классная тетка. Так объяснять, как она, никто никогда не мог.
– А при том! Вам всем кажется, что у вас удобный, дружный класс, воспитанный на коммунарских ценностях. А на самом деле это жесткая тоталитарная система, которая еще покажет себя.
– Дорогой мой! Они выпускаются в этом году! И что-то пока ничего плохого не показали. Только хорошее. Их взаимовыручка, их поддержка… Другим смотреть на них надо и учиться.
– Да, это автократия, – заскрипел Большой Брат, – подчинение личности общим интересам. Но пока они держат себя в рамках приличия.
– Это вам так кажется, что они держат! – горячился русиш. – Они давно уже живут самостоятельной единицей. Мы им не особенно нужны. Они и без нас хорошо справятся.
– Ну, ну, ну, – запела Зоя Игоревна. – Не выдумывайте.
– Вот вы хотите к ним перевести Гладкого. А ведь они его не примут. Вот увидите – будет война.
– Это добрые, милые ребята, и никакой войны… – не соглашалась математичка.
– Возможно, вполне возможно, – скрипел Большой Брат.
Со спины накатил шум – кто-то шел в закуток перед учительской, и Соня была вынуждена постучать в дверь.
– Извините, я оставлю журнал? – робко спросила она.
– Конечно, Сладкова, – улыбнулась Зоя Игоревна и выразительно посмотрела на русиша. Тот хмурился. Большой Брат изу-чал рисунок ковра на полу.
– Потрясающая новость! – подсела за свой стол в столовой Соня.
Каша, бутерброд с маслом и сыром, какао – ребята о ней подумали, ребята ей все взяли. Как же все-таки…
Народ оторвался от приема пищи. Соня скорчила лукавую рожицу Славке, пронзившему ее командирским взглядом.
– К нам едет ревизор? – хихикнул Фил.
– Да! – Соня откусила половину бутерброда и с удовольствием запила теплым какао.
– В смысле? – коротко переспросил Славка.
– К нам переводят новенького! И ты, о мерзейший, не будешь больше издеваться над моей фамилией. Потому что его фамилия еще лучше. Его зовут Гладкий.
– Хорошо, не Черствый, а то бы подавились, – первым отреагировал Гера и красиво прищурился. Впрочем, у него все получалось как будто красиво.
– Зачем нам новенький? – напрягся Тырин.
– Он, наверное, олимпиаду выиграл, – предположила Лена, – вот его и взяли.
– Новенький – это хорошо! – Фил с ухмылкой посмотрел на Славку.
Командир их маленькой боевой ячейки многозначительно свел брови.
– Ничего хорошего!
– А давайте проголосуем, – мягко вклинился в разговор Гера. – Принимаем мы новенького или нет.
– Как же голосовать, если мы его еще не видели? – напомнила Лена.
– Не увидели и не увидим, – поторопился Фил.
– А вдруг он красивый? – протянула Катрин, ехидно глядя на Геру.
Тот ухмыльнулся. Если здесь и можно говорить о красоте…
– А – давайте! – вдруг выбрался из своей печали Димочка. – Я – за!
– А я – против! – Чтобы подчеркнуть солидность своего решения, Тырин поднялся.
– И я – против. – Вверх взлетела пухлая ладонь Бородина.
– Я – против, – согласилась Тамара, с улыбкой глядя на скисшего Димочку.
– Присоединяюсь. – Марк не отрывался от поедания каши.
– А я бы сначала посмотрела, – надула губки Лена.
– Против всех не иди, – коротко бросил Славка, напоминая не только о взаимной поддержке, но и о том, что они вместе.
Повисла пауза. Все посмотрели на Соню.
– Я – не знаю, – честно призналась Сладкова.
– Большинство! – опустился на свое место Славка. – Катрин?
Полненькая Кузнецова вытащила руку из-под локтя Бородина.
– А за меня уже Гера проголосовал.
– Троих нет, – напомнила Соня.
– Все равно большинство! – Фил совершал множество ненужных движений, как будто куда-то спешил.
– Максику будет все равно, – дернула плечиком Тома.
– Ладно, с этим решили. – Славка опять встал, подхватил пустую тарелку и стакан. – Увидимся на уроке.
На Ленку он как будто бы и не посмотрел, но она потянулась следом, бухнув полную чашку какао в не съеденную кашу. Гера с Катрин, Марк Гмыря, Фил – гуськом потопали на выход. Падалкин сидел, высоко задрав подбородок, смотрел в потолок. Пауков пересчитывал.
Соня тоже взяла свою тарелку, но в последний момент крутанулась на пятках, возвращаясь. Глянула на Димкину макушку.
Интересно, у него волосы жесткие или мягкие. Вон какой шапкой стоят на голове.
– Куда ты смотришь? – Тема разговора с ходу не придумывалась. Говорить ей с Димочкой было не о чем.
– Никуда.
Острый подбородок невольно пошел вниз, но Димочка плакать не собирался. Он только грустно усмехнулся уголком рта.
– Что ты сегодня делаешь? – спросила напрямую Соня.
Ну, почему вредный Тырин не дал это задание лукавой Леночке или болтушке Катрин? У Кузнецовой это в сто раз лучше получилось бы. Нет, любит он устраивать игру на сопротивление.
– Не надо мне помогать, – качнул головой обо всем догадавшийся Димка.
– Тебе не надо, а мне надо, – вздохнула Соня. – С историей. Завтра проект защищаем.
– У меня у самого с историей… – И он приложил пятерню к груди.
– Я приду в шесть. Ты будешь свободен?
Димочка опустил подбородок. Выбора не существовало. Так было надо.
Все уроки Соня старалась сосредоточиться на формулах и правилах. Это был основной закон: любые проблемы отступают, когда у тебя есть дело. Но сейчас это правило почему-то не действовало. Она невольно все находила и находила глазами Падалкина. Димочку было жалко. А что делать с этим – непонятно.
Последний урок физики стремительно несся к своему завершению, когда дверь распахнулась и через класс по привычной траектории перелетела сумка от противогаза.
– Я к ней вошел в полночный час, она спала, луна сияла в ее окно, и одеяла светился спущенный атла́с!
– Максимов, ты не ошибся уроком? Сейчас не литература.
– Но это Бунин! Все по программе! – Макс выпрямился, а вот стоящие за его спиной Федя с Ванькой пригнулись.
Класс вяло зааплодировал. Большой Брат обвел всех взглядом.
– У меня есть сильное желание вас не пустить, – сухо произнес учитель.
Класс сочувственно вздохнул. Большой Брат снова глянул на них. Его лицо побледнело.
Макс глянул на доску.
– Напряженность и потенциал электрического поля, – выразительно прочитал он. – Можно мне к доске?
– Заберите сумку и выйдите из класса.
Макс победно вскинул голову и потопал через класс.
– Какой счет? – громко прошептал Гера.
– Двадцать один – семнадцать. Слабаки!
– Мы старались, – буркнул зачем-то бредущий следом Федя. Если Макс шел за сумкой, то куда шел Федя, которого тоже выгоняли с урока, было непонятно.
– А мы не согласны! – с демонстративным грохотом поднялся со своего места Славка. – Спорт – это очень важная составляющая нашей жизни. Вот и президент нашей страны…
– Сядьте, Тырин!
– Не могу. Максимов член нашего коллектива, и если вы считаете, что он что-то нарушил, я предлагаю обсудить его поведение. И если наши мнения не совпадут, то наказывать стоит не его, а весь класс, позволивший ему так себя вести.
– Что вы такое несете? – устало поморщился Большой Брат.
– В данный момент я выступаю от лица всего класса. Если наказывать, так всех. Вы согласны?
Славка не стал поворачиваться – чуть качнул головой в сторону обалдевших от таких заявлений одноклассников, давая понять, что готов выслушать мнение каждого. Ответом было согласное молчание.
– Решать вам, Борис Бенедиктович. Я могу только сказать, что тема сегодняшнего урока всеми будет изучена самостоятельно – если вы попросите нас уйти.
– Я? Попрошу? – Большой Брат побледнел до желтизны.
– Спасибо, Борис Бенедиктович! Я все понял. Ребята, мы уходим.
Федя с Ванькой довольно переглянулись. С чем-чем, а с физикой у них всегда было хорошо.
Все бесшумно собрались и, пропуская девочек вперед, выбрались из класса.
– Ты можешь в следующий раз входить как-нибудь по-другому? – задержал широко шагающего Макса Славка.
– Мой вход был весьма эффектен, – напыщенно начал Макс, но тут же скис под внимательным взглядом Тырина. – Игра затянулась…
– Играйте после уроков. – Славка вскинул руку с часами к глазам. – Значит, все по своим делам и по домам, а я к завучу. Надо с ней поговорить до того, как Большой Брат кинется жаловаться. И… – он последний раз глянул на одноклассников, – Федя, Ваня, с вас завтра доклад по физике.
– За что? – нарочито грубо протянул Ваня.
– За проигрыш, – успел ввернуть Гера, прежде чем Катрин утащила его к лестнице.
Народ расходился. Соня смотрела им вслед, и в душе рождалось странно щемящее чувство. Ей хотелось всех догнать, спросить, кто куда идет, присоединиться к кому-нибудь. Только не оставаться одной. Ребята помогут – поговорят, сделают вместе с ней уроки, пойдут гулять. Эта уверенность в тех, кто сейчас уходил, рождала восторг пополам с тревогой. Да, да, она была в них уверена. Она даже знала, кто куда сейчас направляется. Гера – в Высшую школу экономики, на курсы. Федя с Ваней – в физический кружок при обсерватории. Славка решит все проблемы – на то он и лидер – и побежит на другой конец города к отцу. Родитель его натаскивает по физике и химии, собирается брать стажером в свою фирму. Хороший у них класс. Единственный на всей планете!
В гардеробе Соню окликнул незнакомый парень. Он был невысок, светловолос. Широкое открытое лицо. Добродушная улыбка. Серая куртка.
– Привет! – Он стоял, просунув руки сквозь решетку, отделяющую гардероб от холла. Словно помощи просил. – Ты не подскажешь, где я могу найти одиннадцатый класс?
Соня вгляделась в парня. Так вот он какой – новенький! Со странной фамилией Гладкий. Симпатичный.
Уже открыла рот ответить, что она и есть из одиннадцатого, что все ушли, но если ему нужна какая-нибудь информация… Сама себя и одернула.
– Одиннадцатого класса в этой школе нет.
И выскочила из гардероба.
Глава 2
Новенький
Дима жил на последнем этаже девятиэтажного дома. Лифт останавливался между этажами, и один пролет пришлось подниматься пешком. Портреты кошечек и собачек Соню встретили уже на первом этаже. На последний, как стрелочки в детской игре, ее вела очередная цепочка фотографий – снова кошки, травинки, цветочки… лошадь. Большое изображение коня встречало в прихожей, приковывало взгляд.
Димочка отступил в глубь узкого коридора, пропуская одноклассницу в квартиру.
– Ты один?
Димочка отступил в глубь узкого коридора, пропуская одноклассницу в квартиру.
– Ты один?