Елена Усачева. Невеста смерти

Елена Усачева
Невеста смерти

Глава I
Змеевик

   Полина, милая рыжеволосая девушка в очках, стояла в тени башни церкви Олевисте и с сомнением смотрела в черную глубину за оградой. Там, в темной нише в храмовой стене копошились и неприятно шипели. Звук был такой, будто долго осторожно сворачивали полиэтиленовый пакет. От страха Полину закачало, и она, чтобы не упасть, взялась за ледяные прутья ограды, прижалась пылающим лбом к железу.
   Страшнее всего было то, что она не помнила, как сюда пришла. Ночь, темно, она давно бы уже спала... Если бы не это шуршание. Оно заставило ее выйти из номера их крошечной гостиницы, спуститься вниз. Шипение складывалось в зов: «Пооолииинаааа».
   Кто ее мог знать в чужом холодном городе? Никто. Мальчишки хулиганят? Они часто разыгрывают Полину. А Зое Игоревне как всегда плевать. Тоже – учительница нашлась! Крокодил какой-то, а не учительница.
   – Пооолииинаааа! Иди!
   И она пошла. За дверь, на мощеный двор, под арку, все вверх, вверх по улице. Туда, где как вечное проклятие нависает башня церкви Олевисте. Самая высокая средневековая башня в городе.
   – Пооолииина!
   И вот теперь она стоит тут и с ужасом смотрит в темноту. Домашние тапочки мокрые от вечерней сырости, ладони влажны от страха, на лбу выступил пот. Еще чуть-чуть, и Полина упадет на камни мостовой.
   – Пооолииинааа! – вздыхает темнота.
   Что же там происходит? Так хочется просунуться сквозь решетку, но здесь она особенно частая. Словно специально сделали.
   А темнота манит, темнота зовет.
   Полина с трудом отрывает руки от прутьев и будто свинцовыми ногами делает шаг в сторону. Ограда отделяет церковь от улицы. Слева она упирается в стену, справа продолжается воротами.
   Даже если они закрыты, она войдет.
   Полина прошла вдоль чугунных завитков и переплетений, толкнула створку ворот и оказалась в палисаднике между башней и оградой, сделала несколько тяжелых, словно каменных шагов. Конечно, идти не стоило. Но этот зов... И она будто видела холодные желтые глаза с бездонными зрачками.
   «Ты слышишь меня?»
   «Да!»
   В стене башни зияет черное углубление. Кено-таф^[1]. Каменная гробница с рельефами. «Танцующие человечки», – как сказал еще днем Макс Макс.
   «Ничего тут нет», – вдруг ясно осознала Полина и перестала бояться. Конечно, изваяние на кенотафе страшненькое. Скелет с жабой на впалых ребрах, вокруг шеи обернулась змея.
   «Ничего...» – как заклинание повторила она и замерла. Земля под ногами зашевелилась. Она пучилась, вздымалась волнами, опадала и росла опять. Звуки исчезли, осталось одно шипение. Неприятное, тянущее из души силы.
   Змеи. Десятки, сотни змей! Они вились и кружились, терлись друг о друга шершавыми боками. В воздухе стоял скрип.
   В клубке змей выделялась пара. Она медленно двигалась, не смешиваясь с остальными. Большое серое с темными пятнами тело, маленькая голова. Вторая – чуть меньше.
   Пара остановилась. Более крупная змея освободилась от захвата собрата и стала вытягиваться, без видимого движения поднимаясь над клубком тел. Маленькая головка качнулась.
   – Пришшшшлааааа.
   Полина шарахнулась, закрыла лицо руками.
   – Невеста! – полыхнуло в воздухе.
   Сотня змей поднялась, превратившись в колосящееся поле из голов, и, словно соглашаясь, кивнула.
   Да! Невеста!
   За спиной железная решетка. Справа глухая стена часовни. Слева, как пшеница, колышется строй змей.
   – Мы тебя запомнили. Мы за тобой придем, когда настанет время.
   Слова винтом буравили мозг, голова раскалывалась от зудящей боли и страха. Хотелось орать, чтобы только не слышать этот голос.
   Полина уже открыла рот, но тут удушающая тишина с треском порвалась. По мощенной булыжником улице Пикк прогрохотал автомобиль. От Ратушной площади донеслась музыка. Рассмеялась проходящая мимо парочка.
   Тяжело дыша, Полина смотрела на темную нишу. Свет уличного фонаря падал на фигуру скелета, контрастно выделяя торчащие ребра, грустную ухмылку черепа. Серел острый сустав локтя. Змей не было. Но в ушах еще звенел призыв: «Приходи еще!»
   – Вот ведь черт! – выругалась Полина, пытаясь прогнать наваждение.
   А ну, как все это сон? Но нависала над ней стена часовни. Упирался в небо шпиль колокольни. Чернел кенотаф. Нет, нет, ее привел сюда голос. И он же обещал позвать опять.
   Полина поправила сползшие на кончик носа очки и бочком, бочком пробралась к решетке.
   Тишина. А улица так призывно светла...
   Странный контраст между двором церкви и городом снова заставил суетиться. Ворота оказались заперты. Страх подкатил к горлу. Как же она входила?
   Показалось – за спиной снова растет шипение.
   Медлить нельзя.
   С трудом взбираясь в тапочках по скользким выступам ограды, Полина влезла наверх и, зажмурившись, спрыгнула на мостовую. Хлопок от подошв глухо разнесся по каменному тоннелю улицы. Эхо толкнуло в спину, заставив побежать.
   Дома, дома, они смотрели на нее со всех сторон. Древний город Таллин дышал в спину своими тайнами и легендами, осуждающе поглядывал глазницами окон.
   Бежать было тяжело. От пережитого страха дыхания не хватало, но Полина не разрешала себе останавливаться. Вскоре она ступила в черную тень церкви Пюхавайму, и тут же нырнула под арку в темный двор. Пригибая голову, словно боясь, что ее увидят, пробежала под окнами первого этажа, толкнула тяжелую скрипучую дверь.
   К церкви было пристроено серое каменное здание, где на первых двух этажах располагался институт католицизма, а на последнем, третьем, устроили гостиницу.
   Гулкий каменный холл института, как всегда, пуст. Под лестницей, крутой, деревянной, темнела ниша с «привидением». Их сразу предупредили, что дом не простой. Построен одновременно с церковью. И как в любом добропорядочном старинном доме здесь живет привидение. Черной кошкой оно выбирается из преисподней, гуляет по этажам, скрипит старыми досками, вздыхает в каменных углах. Поэтому ночью по дому лучше не ходить.
   – Сидите в номерах, – жизнерадостно потребовала консьержка, зачем-то зажигая свечу и устанавливая около себя, хотя света в холле и так было достаточно. Наверное, она хотела сжечь своего кота, что пристроился около ее локтя. Сытый такой серый кот. Жмурится в усы, вот-вот заурчит.
   Сейчас над конторкой нависла тьма. Она шелестела сотней теней, приглядывалась. Стараясь не поворачиваться к ней спиной, Полина, лопатками перебирала шероховатость стены. Первый этаж позади и можно наконец-то схватиться за перила. На каждой ступеньке Полина каждый раз была готова к тому, что неверное дерево дрогнет и она провалится в пустоту. Показалось, что где-то мелькнул свет, пролетел мимо стремительной молнией. Нет, это в глазах «огоньки» прыгают от кромешной тьмы.
   Третий этаж. Полина юркнула направо в свою комнату. Крошечную, угловую, под самой крышей. Щелкнула выключателем.
   Потолок косо резал пространство, делая комнату похожей на сундук с покатой крышкой, темная балка натужно упиралась в стену. Окно без шторы смотрело в небо.
   – Олёнка!
   Кровать соседки пуста. Куда могла подеваться Кожина? Еще днем твердила, что раньше всех ляжет спать, что после тяжелого переезда, когда всю ночь их трясли пограничники – сначала наши, потом эстонские, – впору впадать в спячку.
   Или она отсыпается в комнате у мальчишек?
   Полина, всю свою страшную пробежку мечтавшая, как придет к себе, как закутается с головой в одеяло, повернулась к двери. Мечты мечтами, но одна в комнате она не останется. А ну как местное привидение нападает на одиноких испуганных девочек? Идет на страх? Нет, бояться лучше дружным коллективом.
   Полина шагнула из комнаты и чуть не заорала. В конце коридора высилась белесая громадина. Она покачивалась и вздыхала.
   – Зернова, молчать! – приказала фигура голосом Ромки Разоренова. Из белой простыни показалась лохматая голова, она строго кивнула и снова спряталась в ткани.
   Ну конечно, мальчишки как всегда развлекаются.
   – Где наши? – шепотом спросила Полина.
   Из-под простыни вынырнула рука, палец показал в сторону комнаты напротив лестницы.
   Полина на цыпочках перебежала коридор и вместе с «привидением» Ромкой приникла к двери.
   Сначала было слышно короткое хихиканье, а потом голос Макс Макса прикрикнул:
   – Вы слушать будете? Хорош ржать!
   – Это он про девушку с белым лицом рассказывает, – зашептал Ромка. Полина угукнула, уточнять подробности не хотелось.
   – Когда молодой пастор утром пришел в церковь, то увидел там гроб, а в нем девушку, что он вчера венчал. Девушка была совершенно белая и улыбалась. Пастор созвал совет общины, и решено было похоронить неизвестную за счет деревни. После отпевания четверо добровольцев отнесли гроб на кладбище и закопали. А через неделю пастор почувствовал себя плохо. Заболели и четверо добровольцев. В предсмертном бреду пастор понял, кто к нему приходил. Это была сама СМЕРТЬ!
   Последнее слово Макс Макс выкрикнул. Грохнула мебель, раздались крики.
   – Дурак! – верещала Олёнка.
   – А-а-а! – голосила Танька Кудряшова, но в этом крике было больше смеха, чем страха.
   – Ну и ладно, – твердила Машка Кузькина.
   – Вот уроды! – говорил Альберт Хазатов, похожий на цыгана.
   А Ленка Богданова вздыхала. Свои эмоции она выражала только так.
   Ромка толкнул дверь, вваливаясь в номер. После темного коридора свет резанул по глазам, и тут же погас. Крики заметались в узком пространстве. Полина тупо стояла на пороге, а перед глазами, как застывший кадр кино, стояла на мгновение увиденная картинка. На столе сидит долговязый кривозубый Макс Макс, во весь рот хохочет, машинально расправляя и ловя йо-йо – с ним он последнее время не расстается. Длинноволосая Танька, после диснеевского мультика прозванная Рапунцель, широко распахнула глаза и то ли пытается засмеяться, то ли – испугаться. Смуглая Кузькина ухмыляется – Машке вечно все нипочем. И только Ленка в панике заваливается за кровать – у Богдановой хорошая реакция, недаром стрельбой занимается. Хазатов зло скалится. Чужой страх его только веселит.
   – У-у-у-у! – подвывал Ромка, носясь по комнате и разбрасывая зазевавшиеся стулья. – Я дружелюбное привидение Каспер!
   Над грохотом и визгом носился жизнерадостный гогот Макс Макса.
   Вспыхнул свет.
   – Что это такое?
   Предыдущая картинка сменилась перед глазами Полины новой. Все девчонки сгрудились на одной кровати. Ромка в сбившейся простыне замер около окна. Макс Макс готов вот-вот свалиться со стола от хохота.
   – Я спрашиваю, что это такое?
   Зоя Игоревна грозно сверкнула зелеными глазами в сторону Полины. И не придумала ничего лучше, как ляпнуть:
   – Спать ложимся.
   Грохнулся на пол Макс Макс, загремев всеми своими мощами, Ромка нарочито коротко прыснул.
   – Ну и дура, – поджала губки Олёнка.
   – Завтра на весь день оставлю в гостинице, – подлила в голос железа классная руководительница.
   На ее угрозу внимания не обратили. Что им слова равнодушной к ним вчерашней студентки? Игоша была первый год после института и справиться с буйным седьмым, а теперь уже восьмым классом даже не пыталась. Кричала скорее для проформы.
   – Разоренов, что у тебя на голове?
   – Волосы. А вы что видите? – схамил Ромка.
   – Всем спать! – брызнула в пустоту словами Зоя Игоревна. Никто не шевельнулся. – Я жду! – стукнула она ладонью по распахнутой двери.
   – Выметайтесь, выметайтесь! – подбодрил застывших девчонок Макс Макс.
   – Максимихин! Поласковей, – зачем-то одернула его Игоша.
   Девчонки собирали потерянные тапочки и сорванные с волос резиночки, выползали в коридор.
   – Где ты была? – Олёнка подхватила под руку Полину. – Макс такую историю рассказал.
   – На улицу ходила. – Вспоминать свою незапланированную экскурсию к церкви Олевисте не хотелось.
   – А я смотрю, тебя нет, иду в коридор, там девчонки толпятся. Ну, мы и пошли к мальчишкам. Ромка прикольный, да, как Карлсон?
   – Ничего прикольного, – выдернула свой локоть из цепких пальчиков Полина.
   – Ой, а история страшная. Я такую раньше не слышала. Про девушку-смерть. – Кожина вдохнула побольше воздуха и начала рассказывать: – Приходят к священнику неизвестные и просят срочно обвенчать молодых. Делать нечего, он идет в церковь и видит там странную пару. Бледную девушку в свадебном платье и юношу с невыразительным лицом. А наутро...
   – Хватит. – Что было наутро, Полина знала. – Ты спать хотела.
   – Ой, я теперь не усну. Так испугалась.
   Знала бы подруга, как всего полчаса назад испугалась Полина, верещала бы меньше. Или наоборот, больше?
   – Ой! – вдруг встрепенулась Олёнка и снова повторила свой вопрос: – А ты-то где была?
   – Гуляла.
   – Где? – Кто Кожиной в лапки попадал, живым не выбирался.
   – Где, где... На улице!
   – А чего ты одна пошла? Могла бы и меня взять!
   – Знаешь, – приблизилась к подруге Полина, – я змей видела.
   Сказала, чтобы от нее отстали, но Олёнка проявила странную резвость.
   – Да тут на каждом углу по змее! – фыркнула она. – Ты их флюгеры видела? А водостоки?
   Да, водосток один был особенно примечательный. Огромный зеленый дракон торчал на фронтоне Ратуши.
   – А лавки на первом этаже видела? – шептала прямо в ухо Кожина, отчего становилось щекотно и как-то неожиданно тревожно. – Там монстры какие-то вырезаны! Пойдем, посмотрим?
   Полина замотала головой, но Олёнка уже рвалась в бой.
   – Мы быстро! – вцепилась она в подругу мертвой хваткой и потащила к лестнице.
   За спиной осталась спасительная дверь в комнату. Счастье было так близко: лечь, закутаться в одеяло, спрятать голову под подушку...
   Кожина неслась вниз.
   – Там кто-то такой был, с цветком на башке. Я не разглядела, – орала она. – Мы сейчас тихо все посмотрим, и назад.
   – Не шуми, – молила Полина, чувствуя, как ступеньки ускользают у нее из-под ног.
   – Я думала, ты заметила! – еще громче выкрикнула Олёнка и остановилась.
   Холл первого этажа напоминал музей. Балки уходили в стены, подпорки норовили встретиться с зазевавшимся лбом. Конторка консьержки, запертые двери в университетские аудитории. Вдоль стен – лавки. Массивные, неповоротливые конструкции с низкими спинками и неудобными подлокотниками.
   – Вот здесь. – Кожина присела около ближайшей лавки. – Только видно плохо. – Она потерла пальцем деревянную резьбу, как будто от этого станет светлее. – На башке цветок, хвост и крылья.
   Полина склонилась. Стоять одной было страшно, лучше ближе к подруге, а то и вообще взять ее за руку, прижаться щекой к плечу.
   – И тело такое, как у змеи...
   Полина увидела... Серое чешуйчатое тело с темными разводами, черный круглый зрачок. Маленькая аккуратная головка, чуть покачивается длинный, раздвоенный язык. Пасть широкая, по бокам закругляется вверх, к глазам, словно рептилия улыбается. Змея кивнула. Как знакомой. На головке золотым венцом полыхнула корона.
   Все это Полина успела заметить в одно мгновение, когда вдруг стало светло.
   – Это что такое?
   Перед ними стояла высокая худая женщина с сильно высветленными волосами. Крылья ее носа гневно раздувались. Подведенные черным глаза недовольно щурились.
   – Что вы здесь делаете?
   Женщина была бледна нехорошей белизной. Все это в сочетании с черными глазами делало ее похожей на привидение.
   Сил кричать не было. Полина рванула к лестнице. За ней горохом сыпался топот Олёнки. В дурном молчании они взлетели на свой третий этаж. Дверь комнаты была закрыта. На мгновение Полина решила, что она заперта. Что все пропало. Что их сейчас догонят. И этот страшный черный змеиный взгляд поглотит ее и все вокруг.
   Она и не заметила, что дверь давно открыта, Кожина стоит в номере, ее плечи обливает теплый желтый свет.
   – Чего застыла? – грубо спрашивает Олёнка.
   Один шаг. Переступить порог, чтобы оказаться там, где спасительно светло.
   – Полиииынаааа, – зовет из темноты лестницы голос.
   Зернова обернулась. Мрак ступенек манил к себе, он следил за ней застывшим черным зрачком.
   – Да иди ты! – дернула ее Олёнка за рукав. – Ой, ну что ты там стоишь!
   Дверь захлопнулась. Полина рухнула на кровать.
   – Еще бы чуть-чуть постояла, и к нам бы Игоша вышла, – возмущалась Кожина. – Тебя к полу приклеили, что ли?
   – Ты не слышала? Вроде как будто звал кто. – Голос у Полины дрожал.
   – Ой, консьержка ругалась, наверное, – отмахнулась Олёнка, сбрасывая тапки и залезая в кровать. – Игоша запретила дальше нашего этажа соваться.
   – Разглядела, кто это был? – Полина хотела избавиться от назойливого змеиного взгляда. Закрывала лицо руками, но он все буравил ее остановившимся зрачком.
   – Хозяйка, – Кожина широко зевнула. – Ой, ну, та, что нас с утра принимала. Завтра крику будет...
   Она сунула руку под подушку, резко приподнялась на локтях.
   – Так! А заяц мой где?
   Еще в поезде Кожина всем показала небольшого серого зайца, которого решила выгулять за границей. Макс Макс ночью в поезде уснуть не мог, все ржал, вспоминая зайца. Поселившись в гостинице, Олёнка устроила плюшевого друга на подушке. Может, завалился куда?
   – Я спрашиваю, где заяц?
   Кожина с подозрением глянула на Полину, но та лишь замотала головой. Какие зайцы? У нее своих проблем невпроворот.
   – Ну, Максимихин! – метнулась к двери Олёнка, но вовремя вспомнила, что второй визит к парням – это уже чересчур, и решила отложить разборку на завтра. – Уши оторву, – кровожадно пообещала она, устраиваясь под одеялом.
   Полина осторожно выключила свет. Недобрым глазищем на нее посмотрела ночь за окном. Скорее спать, скорее забыть обо всем! Но окно притягивает к себе, не дает расслабиться. За стеклом крошечный кусочек черного неба и крыша.
   Змеи не умеют ползать по стенам, значит, на третьем этаже она в безопасности.
   «Пооолииина!»
   Так она и провела всю ночь в полузабытьи, постоянно ловя себя на том, что не спит, а смотрит в окно, прислушивается, не проскользнет ли среди звуков знакомое шуршание и шипение.
   На следующее утро завтрак был прост – чай или кофе, тосты с джемом и порционный йогурт.
   – Похудеем, – с тоской в голосе сказал тощий Макс Макс. – Штаны спадать начнут.
   – Максимихин, – одернула начинающийся бунт учительница. – Поел – убери за собой посуду.
   – У нас в кафе самообслуживание, – демонстративно взяв не распакованный контейнер с йогуртом двумя пальчиками, с улыбкой произнес Макс Макс, – покушал, – контейнер полетел в мусорное ведро, – убирайся сам.
   – Максимихин! – покачала головой Зоя Игоревна. – Допрыгаешься.
   – Макс, прекрати! – зашипели на него со всех сторон девчонки.
   – А чего-нибудь еще пожрать нельзя? – Макс Макс брезгливо смотрел, как Ромка выскабливает ложкой бело-розовую массу из стаканчика.
   – Иди в любое кафе и ешь!
   – Тебе моего зайца мало? – напомнила о вчерашней пропаже Кожина. – Съел и не подавился?
   – Вы вчера сожрали целого зайца? – тут же подключился к игре Макс Макс.
   – Это ты его сожрал, – перегнулась через стол Олёнка. – Зайца верни.
   – Да кому нужен твой собиратель моли!
   – Тебе и нужен.
   – В гробу я его видел! В белых кроссовках.
   Кожина выпрямилась, привычно заправила за ухо прядь белесых волос.
   – А куда он делся?
   – Я откуда знаю. Лучше скажите, кто стащил мои крекеры. Чего я жрать-то буду, в самом деле! Хазатов, ты около сумки вертелся. А потом всю ночь чем-то хрустел.
   – Костями, – поддакнул Ромка.
   – А ты докажи! – кинулся в бой Альберт. – Сам сожрал, а на других сваливаешь! Не видел я твои крекеры.
   – Конечно, не видел, – накалялся Макс Макс. – Чего на них смотреть? Ты их жрал.
   – Я тебе сейчас дам – жрал! В лобешник за вранье хочешь?
   – Прекратили! – опомнилась Зоя Игоревна. – В обед наедитесь! Разошлись по углам.
   – Ну и ладно, – развернулся Макс Макс к выходу, как-то подозрительно легко сдавая позиции. На палец он уже пристраивал кольцо от йо-йо.
   – Стоять! – Зоя Игоревна хлопнула в ладоши, да так громко, что ложечки в стаканах звякнули. – Выходим все вместе! В доме от меня ни на шаг!
   Макс Макс от неожиданности чуть не выронил игрушку. Он стал нервно подергивать рукой, заставляя йо-йо летать вокруг себя. Все, как завороженные, смотрели за его быстрыми движениями. Даже Ожич оторвался от чашки с чаем. Вчера Максовы страшилки он не слушал, а потому был самым бодрым за столом.
   – А что мы сегодня делаем? – подала ангельский голосок Олёнка – когда надо, она могла стать милым примерным ребенком. – И кто стащил моего зайца?
   – До обеда сами гуляем по городу, а в два придет экскурсовод. Твой заяц наверняка валяется под кроватью. И не лезьте ко мне со своей ерундой.
   – Магазины, магазины, – зазвенело заветное слово над девичьими головами.
   Олёнка насупилась. У нее родилось подозрение, что зайца взяла Зоя Игоревна. Зачем? А главное – отдаст ли?
   Полина опустила взгляд в свой стаканчик с йогуртом. Пять дней. Пять мучительных дней. Она бы их с большим удовольствием все дома провела. И никуда не ходила. Дел много – компьютер, телевизор, в чате посидеть, гитару сто лет в руки не брала, осенью начнутся занятия в клубе, а она ни одного аккорда не помнит.
   Окрыленные грядущими покупками девочки собрались мгновенно. Мальчишки еще не успели из своего номера выйти, чтобы похулиганить, а они уже толпились около лестницы, первыми заспешили вниз.
   – Я вас просила, чтобы дети не бегали по этажам.
   Из-за конторки встала вчерашняя бледнолицая женщина. Подведенные черным глаза, белые короткие волосы, светлое длинное платье. Губы сжаты в тонкую полоску.
   «Дети» ухмылялись, являя вид полного равнодушия – кто жвачку жевал, кто в сторону смотрел. Макс Макс терзал запутавшийся йо-йо.
   – Это – дети! Что вы от них хотите? – Зоя Игоревна перед зеркалом поправляла ядрено-зеленый шарф. Ей было плевать на слова хозяйки. Ее больше волновало, как лежат малахитовые бусы у нее на блузке.
   – Вот именно – дети! – Хозяйка, она же консьержка, перегнулась через конторку, но ближе не подходила. – Я уже в прошлый раз натерпелась от... – она сделала выразительную паузу, – детей. Вы знаете, что они здесь натворили?
   – Не надо выдумывать сказки, – резко повернулась Зоя Игоревна. – В прошлый раз были ребята из нашей школы. Девятый класс, я их хорошо знаю. Запугали детей своими выдумками, вот они и стали видеть черт знает что!
   – Они утверждали, что были в подземелье Калева, что разрушили проклятие розенкрейцера, что справились с Ярвевана! – Консьержка выпрямилась. – Я была против вашего приезда!
   – Хорошо, что наш приезд не от вас зависел, – Зоя Игоревна сверкнула лукавым взглядом молодых серо-зеленых глаз. – У нас договоренность с институтом. Не забывайте, что ваши студенты в это время живут в Москве в нашей школе.
   – Я уверена, они не ведут себя так... так... – Хозяйка не могла подобрать слова.
   – Уверена, – передразнила ее Зоя Игоревна, – что у нас они чувствуют себя, как дома. – И поманила своих подопечных. – Что застыли, раскрыв рты? Идем! Максимихин, убери эту гадость!
   Макс Макс намотал конец нитки на катушку и послал йо-йо в сторону девчонок, те скорчили недовольные рожицы.
   – Я требую, чтобы дальше третьего этажа никто не ходил, – в спину им крикнула хозяйка.
   – Конечно, Рута Олеговна. Они не будут ходить.
   Пока взрослые ругались, Полина мельком глянула на боковину скамьи. На ней и правда был вырезан змей. Изогнутое тело, на пузе цветок. Львиная распахнутая пасть с вырывающимся пламенем. Не змей. Дракон. Вон и крылья за спиной. И корона – два свисающих завитка.
   Дракон. Сказочный. И никакой реальности. Разочарованная, она вместе со всеми вышла во двор.
   – Ну, и кто вчера партизанил?
   Маленький двор гостиницы радостно подхватил слова учительницы, эхом швырнул в высокие стекла. Мальчишки, как по команде, отвели глаза. Девчонки завздыхали, всем своим видом демонстрируя, что они ни за что не нарушили бы приказ.
   – Ой, Зоя Игоревна, – протянула Олёнка. – Да никого там не было. Кошка, наверное, пробежала, вот она и кричит.
   – Какая кошка? – простонала учительница.
   – Черная, – встрял Макс Макс, по ходу отрабатывающий трюк с йо-йо. – Она на столе всегда сидит.
   – Почему черная? – На солнышке Полине стало лучше, ночные кошмары отступили. – Серая. Только что там была.
   – Где же серая, когда черная! – поддержала Макс Макса Кожина.
   Полина пару раз хлопнула ресницами. Серый толстый кот, в темную полоску. Усы с метр. Сидел, жмурился. На крики не реагировал.
   – Серый. – На мгновение мир вокруг Зерновой покачнулся. Она снова почувствовала себя около церкви Олевисте, где под ногами клубок копошащихся змей. – Серый кот.
   – Да ладно, серый! Черный! – Макс Макс заставил игрушку прыгнуть в кулак и метнулся ко входу в институт.
   – Стоять! – крикнула учительница, но было уже поздно, народ наперегонки пытался пробиться к двери.
   Полина тоже протиснулась в холл института. Перед ней памятником возвышался Макс Макс, рядом Ромка и Ожич.
   «Серый, серый, серый», – как заклинание твердила она.
   На звук скрипнувших петель Рута Олеговна резко выпрямилась. Лестница, под которой она стояла, загораживала верхний свет, так что ее бледное лицо оказалось перечеркнуто черной тенью по диагонали от правого виска к левой скуле.
   – А где кот? – Первым к конторке подскочил Макс Макс.