Страница:
– У новобрачной шок, – вежливо заметил Генри.
– Ща вылечим, – уверенно заявил Стужев.
Забрал у меня бокал, отодвинул от нас поднос с конфетами, наклонился и поцеловал. Да, стало легче. Сразу. И даже когда, привлекая меня к себе, Стужев усадил на колени, продолжая целовать, было однозначно легче. И когда сжал в объятиях и, не отрываясь от моих губ, простонал «Ритка», тоже легче было, а потом… потом Александр оторвался от меня. Уже сидящей на его коленях лицом к нему, и спросил:
– Рит, а ты чего-нибудь хочешь?
Тяжело дыша и глядя на него изумленными глазами, я прошептала первое, что в голову пришло:
– Книгу.
– О вкусной и здоровой пище? – не понял меня Князь.
– Неа, мою, ягушенскую, – пояснила я, почему-то снова приникая к его губам.
Магия, наверное, а может, и взятка…
– Угу, – произнес Стужев, даря очередной головокружительный поцелуй. А потом резко оторвался и уже не мне: – Ужин свадебный накрыть к нашему возвращению.
– Понял, – отозвался с переднего сиденья Генри.
Зеленое сияние струйкой дыма потянулось из ладоней Стужева, окутывая нас обоих. И глядя на перламутровые переливы, я откинула голову, подставляя шею умелым губам…
Темень перехода, тихий стон сжимающего меня Стужева, свет… бревенчатый потолок и близкое «Хм». На мне торопливо поправили рубашку, а после я, продолжающая потолок разглядывать, услышала:
– Мам, пап, познакомьтесь – моя жена, Стужева Маргарита Игоревна. Ритка…
Продолжаю смотреть в потолок.
– Ритка, соберись.
Собралась, посмотрела на Стужева.
– Не на меня, – на его губах воцарилась счастливо-ироничная улыбка, – прямо по курсу, на два локтя ниже.
Повернула голову прямо, взглянула чуть ниже – за низкими столиками сидели прямо на подушках, разбросанных на полу, Кощеевы родственники. Индивидов сорок! В различной одежде, от сарафанов до плащей и платьев с высокими воротниками а-ля «Дракула убейся». За ближайшим ко мне столом расположились уже знакомые Снегурка с мужем, Марья Кощеевна, тоже, по-видимому, с супругом.
– Это, короче, мои предки, – проявил чудеса этикета Князь! – С ними тетка и дядя, ну ты их уже видела, это предки Яна. На остальных можешь внимания не обращать, я и сам их от силы раза три в жизни видел.
Я в шоке. Присутствующие – так же, и только Стужеву море по колено.
– Пап, – крикнул он оторопевшему родственнику, – руку протяни.
Мечеслав, если рассуждать логически и от отчества Стужева отталкиваться, протянул могучую мозолистую длань – в ту же секунду золотые наручники намертво сковали нас с отцом, обнаглевшим от наглости няшки.
– Так, дополнительные меры безопасности, – объяснил мне… муж.
Затем развернулся и покинул прибалдевшее собрание.
Осталась я, прикованная к абсолютно неизвестному мне мужику, застывшая Снегурка, нервно хихикающая Марья Кощеевна и почему-то тоже тихо ржущий ее супруг. Ну, Мечеслав молча изучал меня пару секунд, после чего вежливо произнес:
– Присаживайтесь, Рита.
Медленно опустилась на подложенную вторым мужчиной подушку. А отец Стужева все так же вежливо поинтересовался:
– Вас уже можно поздравить?
Две пары жадных глаз – Снегурочки и Марьи Кощеевны – нацелились на меня.
– Мне можно посочувствовать, – простонала едва слышно.
Мужчины переглянулись, и муж Кощеевны осторожно спросил:
– Так все-таки поженились?
Молча кивнула. Начало трясти. А еще все смотрят шокированно, особенно Снегурочка. А еще…
– Рита, – отец Стужева похлопал по плечу, видимо, в попытке приободрить, – понимаю, после всего случившегося вам кажется, что Александр принял несколько… мм… поспешное и основанное на негативных эмоциях решение, но…
Внезапно наверху послышался рев, затем грохот, словно там где-то в одной из комнат разошлись раскаты грома и вообще буря надвигается.
– Ой, – прошептала я, – а вообще по какому поводу собрание?
– По поводу получения книги Хранительниц Терры, – меланхолично пояснила Марья Кощеевна. – За этим фолиантом наши семь тысяч лет охотились. А вы здесь с Кошей зачем?
– За книгой, – пробормотала испуганно, осознавая весь масштаб важности учебника магии, выданного мне Ягой.
А наверху раздалось:
– Коша, не смей!
По лестнице прогрохотали чьи-то шаги.
– Кошшша! – орал Кощей.
– Попросишь у Риты, – невозмутимо крикнул в ответ Стужев, – она девочка добрая, может, и даст.
И Князь размашисто-вальяжной походкой вошел в помещение, где все, затаив дыхание, ждали развития событий.
– Все, нам пора, – весело сообщил всем Стужев, и браслеты щелкнули, отпуская меня и Мечеслава. – Ритусь, пошли. – Я торопливо поднялась, и тут он добил: – У нас с тобой самое интересное в браке намечается.
С размаху села обратно.
Испуганно посмотрела на Князя и слабеющим голосом спросила:
– Сссупружеский долг?
Мне вернули удивленный взгляд, после чего Стужев покачал головой и укоризненно так:
– Ритка-Ритка, вечно ты только об одном и думаешь… Я ей о духовном, о размере зарплаты, а она… Эх, ты… Хотя что еще от тебя ожидать, после кина в той лживо-порнографической лужице.
Совершенно пунцовая, я поднялась, – спасибо Мечеславу, поддержал и помог встать, – подошла к Князю и тихо спросила:
– То есть ты мне сейчас зарплату отдавать будешь?
– Конечно, – уверенно подтвердил Стужев, призывая зеленоватый сверкающий дымок. – Сразу после того, как ты мне и супружеский долг, и проценты, и да – по кредитам, зараза бессердечная, расплатишься.
Я остолбенела, только и хватило сил спросить:
– По каким кредитам?!
– Эротическим, Ритусь, – нагло сообщил новобрачный, выдирая нас из сказочного мира.
– Мы желаем счастья вам, и оно должно быть таким…
Ненавижу эту песню! Я скривилась, и глотки тут же сменили пластинку, заорав:
– Горько!
Новобрачный с воодушевлением взялся за дело подслащения. Но я уклонилась от его жадных до этого дела губ и огляделась. Гостиная мне была знакома – два скелета и одно привидение тоже. Узрев мой взгляд, уже вдубль пьяная троица радостно завопила:
– Сочувствуем!
Охренеть! Вот просто охренеть!
– Так, балаган прекратили и свалили, – решительно пресек веселье Стужев. – На сегодня свободны.
Два скелета и привидение пригорюнились.
– Свободны, я сказал! – прорычал Князь.
Привидение, ковыряя пол призрачной ногой, подняло на хозяина самый невинный взгляд и так же, ну очень невинно осведомилось:
– А вдруг вам что-то понадобится…
– Вон! – ледяным тоном приказал мой… муж.
Скелеты бросились к дверям, привидение сразу сквозь стену прошмыгнуло, и уже с улицы донеслось его обиженное:
– А раньше смотреть разрешал…
– Так то раньше, а это – жена, – резонно пояснил Генри.
– И… и в душе не смотреть, значит? – потрясенно вопросило привидение.
– Жить надоело? – спросил Иван-скелет. – Он на нее сам смотреть боялся, а тебе, значит, разрешать должон?!
Дверь закрылась, отрезая от нас призрачно-скелетистую прислугу. Нет, у меня много вопросов появилось, но…
– Все, Ритка, – хрипло сообщил мне Стужев, отбрасывая учебник магии на стол, – переходим к самому интересному.
И подхватив меня на руки, Князь понес наверх, с самой счастливой улыбкой на лице! С такой счастливой-пресчастливой, а еще предвкушающей, а еще…
– Сашша, – простонала вконец перепуганная я.
– Да, Ритусик? – глядя четко вперед и похабненько так усмехаясь, вопросил муж.
– Сашшенька, а что ты сейчас делать собираешься? – Тупой вопрос, знаю.
– Размножаться, – не стал лукавить внук Кощея. – А хочешь, сообщу самое интересное?
– Дддавай, – запинаясь, согласилась я.
Александр внес меня на второй этаж, свернул к спальне, ударом ноги распахнул дверь, зашел, остановился и, весело подмигнув, произнес:
– Ты будешь заниматься тем же, Маргош. Тебя к этому теперь закон Российской Федерации обязывает.
И меня осторожно поставили на ноги. А затем…
У меня вообще появилось ощущение, что Стужев мне просто опомниться не дает и вообще ситуацию осознать, и… И мир стремительно закружился, едва Князь снова начал целовать, уже не бережно и нежно, совсем нет – ярко, страстно, прикусывая мою нижнюю губу, вырывая стон за стоном и заставляя отступать к постели. Я ощущала это, каждый шаг назад, что он вынуждал сделать. Но его пальцы на моих щеках, губы, неистово целующие, хриплое срывающееся дыхание, – и вихрь невероятных ощущений затянул окончательно… И я не сопротивлялась, у меня окончательно сорвало крышу от его наглости, напора, страсти и… и того, как он целуется.
На нашем пути встретился столик… я сразу не поняла, что уперлось пониже поясницы, не давая сделать очередной шаг, но Стужев сообразил мгновенно, опрокидывая меня на внезапно появившуюся преграду и продолжая целовать, начал стремительно расстегивать мои джинсы. Я попыталась перехватить его руку, но… он поймал ладонь, переплел наши пальцы, поднес к губам и поцеловал каждый мой ноготок, пристально и почти с мольбой глядя в мои глаза… Атас! И я зажмурилась, окончательно сдавшись на милость победителя, и только всхлипнула, едва Стужев вновь вернулся к поцелуям… Всхлип сменился стоном, и, как во сне, я ощутила его ладонь, скользнувшую по животу, ниже… пальцы, пробежавшиеся по бедру, колену, голени… сорванная с ноги кроссовка шлепнулась где-то далеко, за ней вторая… Джинсы соскользнули, заставляя ощутить холодок стеклянной поверхности столика… Как он умудрялся проделывать все это, не прерывая поцелуй ни на мгновение, ни на секунду? Словно боялся пропустить хоть один мой стон или совсем не желал, чтобы я в себя пришла…
Когда слетело белье, я так и не поняла, просто его рука вдруг оказалась там как-то внезапно и совсем неправильно. Я дернулась, замычала и получила улетный поцелуй и несколько минут на то, чтобы привыкнуть к ощущению его ладони на себе. Потому что отступать Стужев был не намерен – подождать, дать возможность успокоиться или совсем с ума сойти от его поцелуев, но только не отступать. И когда его пальцы, осторожно касаясь, начали там поглаживать, я дрожала всем телом, но попыток вырваться больше не предпринимала. Улыбнулся, тяжело дыша, поцеловал медленнее, чувственнее и подхватил на руки.
Ничто так не отрезвляет, как прикосновение прохладных простыней к обнаженной спине, при условии, что сверху накрывает очень горячее твердое мужское тело. Он даже не разделся толком – сорвал с себя рубашку, расстегнул рывком брюки и да, накрыл собой прежде, чем я даже подумала привстать. А дальше снова поцелуи, нежные, страстные, настойчивые, и едва его рука накрывает грудь, очередной мой вскрик… Он ловит его губами, пьет, как самый дикий из нектаров, и возвращает неистовым поцелуем. И вот если у меня и до этого голова кружилась, то теперь это уже просто водоворотом стало. Омутом, в котором только я, он и его ласки – жадные, страстные, неприличные до румянца на щеках и дыхание – мое, едва слышное, и его – хриплое, срывающееся…
Больно было. Очень больно. Настолько, что я закричала, вцепилась в его плечи ногтями, попыталась вырваться и остановилась только тогда, когда остановился он. Замер на миг, мокрый, напряженный, как струна, с каменными от напряжения мышцами, резко выдохнул и начал целовать мое лицо, забирая губами каждую слезинку, заставляя расслабиться, снова потерять нить реальности и утонуть в чем-то темном, неправильном и бесконечно приятном. Утонуть окончательно…
Я приходила в себя медленно, пытаясь восстановить дыхание и перестать дрожать, а Стужев тяжело дышал, сжимая меня в почти болезненных объятиях, и, зарывшись лицом в мои волосы, тоже пытался прийти в себя.
А потом мне стало страшно.
Действительно страшно! От того, что произошло, от того, что Стужев получил меня, просто получил, и я даже не сопротивлялась особо. И вот теперь, когда он взял желаемое и страсть утихла, я дико испугалась того, что он мне скажет теперь… Как посмотрит… И что будет дальше… Потому что я… я… Я вдруг поняла, что боюсь открыть глаза. Открыть и увидеть его торжествующий взгляд, его наглую самоуверенную улыбку с оттенком превосходства и услышать что-нибудь вроде: «Я тебя поимел, Маргош».
– Маргош, – он отстранился, приподнялся на локтях, и теперь его взгляд я ощущала, даже отчаянно зажмурившись, – маленькая моя, ты чего дрожишь?
Я застонала, закрыла лицо руками и попыталась отвернуться. Попыталась, потому что некоторые все еще были сверху и в чисто физиологическом плане с отворачиванием возникали трудности и…
– Маргошенька, – он наклонился и поцеловал пальцы, – маленькая моя, единственная, рыжая, вредная и такая любимая, ну чего ты испугалась?
Затаив дыхание, я вдруг осознала, что услышала! И про единственную, и про любимую, и…
– Я тебя очень-очень люблю. – Он силой отвел руки от лица, прижал мои запястья к простыни, наклонился и нежно поцеловал, чтобы продолжить хриплым шепотом: – Правда, в данный момент я еще и очень-очень хочу, но ты знаешь, в отношении тебя сложно вычленить что-то одно, так что я тебя и люблю, и хочу очень сильно, Рит. И… давай еще раз.
Удивленно распахнула зареванные глаза, оторопело посмотрела на довольного и собой, и мной, похоже тоже, Стужева. Но это мелочи, я вот про «давай еще раз» не поняла!
– Знаешь, долг перед родиной – вещь серьезная, и мы должны его ответственно выполнять, – продолжила офигевающая окончательно няшка.
– Стужев, ты даже не из России, – прошипела я.
– Но речь сейчас о тебе, – нагло усмехнувшись, произнес Саша.
Я улыбнулась, даже не знаю почему. Он улыбнулся в ответ, нежно поцеловал и выдохнул в губы:
– Я осторожно…
Он, конечно, осторожно, но все равно невольно поморщилась от боли. И еще очень полежать захотелось, но, не давая мне опомниться, Князь поступил по-своему – подхватил и понес в ванную. Голую. Стыдно так стало.
– Не красней, меня это заводит, – прошептал Александр, переступая через бортик джакузи.
А затем он медленно опустился в воду вместе со мной. Теплая вода обступила, согревая, расслабляя и пощипывая в некоторых местах. А Стужев… Стужев обнял, крепко-крепко, прижался лбом к моему плечу и едва слышно прошептал:
– Ты моя, Маргош. Моя. Можешь сопротивляться, злиться, вредничать, но я никогда не отпущу тебя. Ты – моя, вся от кончиков рыжих волос и до ноготков на пальцах ног, телом, душой, мыслями своими нестандартными. Вся моя, ясно?
Чета стремно это как-то – быть замужем.
– Марго, ты меня поняла? – сердито переспросил Стужев.
– Мля-а-а, вот попала, – простонала я, трогая пальцем пенный пузырик.
Александр расхохотался, причем хохотал долго и при этом очень крепко обнимал меня. А потом, погладив по щеке, тихо произнес:
– Знаешь, это странно, но мне впервые лет за двадцать даже жить хочется, – поймал мой удивленный взгляд и добавил: – с тобой.
Мне, наверное, все это кажется… или снится… или он опять прикалывается… или… А в душе росло что-то такое счастливое, еще не веря в то, что оно там есть. Мне вообще ни во что не верилось, и только крепкие объятия убеждали, что это вроде реальность, и…
– Представляешь, мы будем спать вместе, – мечтательно продолжил Стужев, обводя большим пальцем контур моих губ, – просыпаться вместе, завтракать вместе, гулять вместе… Представляешь?
Его сияющий взгляд встретился с моим, все более шокированным.
– Стужев, – прошептала я, прикрывая грудь руками и ошарашенно глядя на него, – ты реально на мне женился?!
В ответ широкая нагловато-довольная и очень счастливая улыбка. Такая счастливая-пресчастливая, довольная-предовольная.
– Правда? – Мой голос срывается.
Да, у меня шок. Мне в существование Терры и становление Ягой поверить оказалось проще, чем в это.
– Правда, Маргош. – Он потянулся и нежно прикоснулся к моим губам.
– Мля-а-а-а…
Больше сказать ничего не удалось – во время поцелуя, особенно такого, даже мычать не получается.
– Ритусь, ты какую мою майку хочешь? – раздался голос Александра из спальни.
Интересный вопрос, учитывая, что на кресле лежал комплект белоснежного шелкового одеяния – пеньюар и ночная рубашка.
– Саш, да тут вроде как есть, – отозвалась я, поплотнее обматываясь полотенцем.
Он вышел из спальни, посмотрел на комплект, на меня, туда, где начиналось полотенце, снова на меня, но на этот раз в глаза, и вдруг тихо признался:
– Хочется видеть тебя в чем-то… моем. – На его губах появилась совершенно фантастическая улыбка.
И что я могла сказать на это?
– Давай майку, – покорно согласилась новобрачная.
Стужев кивнул и вдруг подхватил на руки и утащил в спальню, как самую ценную добычу. Я не визжала, я помнила про наследственную клептоманию. И вспомнила о ней повторно, когда у меня украли полотенце, прямо с меня причем. А затем Стужев очень заботливо надел на меня белую шелковую майку без рукавов. Старательно поправил на груди, максимально натянул внизу. Получилось ну очень короткое платьице. Тоненькое такое и самое интересное – на груди тоже тоненькое, а потому…
– Выплаты по кредитам начнем незамедлительно, – охрипшим голосом обрадовал меня… мм… муж.
– У нас там свадебный торт пропадает, – напомнила я, осторожно отступая от кредитора.
– Маргоша-Маргоша, – укоризненно произнес начинающий служащий коллекторской конторы, – выплаты по кредитам дело серьезное, требующее ответственного и своевременного подхода.
– Сашшшенька, – я отступила к двери и вообще начала осторожно покидать места банковских разборок, – сомневаюсь, что кредиты необходимо выплачивать начиная со дня их получения. Мы вообще только поженились.
– А как же погашение процентов? – невозмутимо произнес Стужев, старательно пытаясь деятельность по настижению меня прикрыть медлительностью движений.
– Какие проценты, Стужев? – возмутилась я. – Они еще даже набежать не успели!
– Что значит «набежать не успели»? – полуголый внук Кощея продолжал плавное наступление. – Маргош, там все успело набежать уже через пару минут после… мм… первичных выплат.
И улыбка такая – наглая-пренаглая!
– Стужев, – я выскользнула за дверь, и продолжая отступление, – это уже не возвращение кредитов, это рэкетирский наезд получается!
– Рэкет – наше все! – торжественно провозгласил Князь.
И бросился на меня.
С диким визгом я рванула от него, оббегая по периметру стол со свадебным ужином.
Меня схватили на входе в первый поворот, перекинули через плечо и потащили в спальню со словами:
– Раньше сядешь – раньше выйдешь.
– Стужев, ты сволочь! – заорала злая я.
– Даже спорить не буду, – ответила охамевшая няшка, по-хозяйски поглаживая все… что мог.
И вдруг остановился, уже как-то задумчиво поглаживая, а после выдал:
– Я же не ел сегодня.
После такого заявления я не могла не спросить:
– Вообще?!
– Да там так получилось. – Он перекинул меня с плеча на руки, развернулся и потопал к столу. – Понимаешь, утро… ты… и потом, когда ты к Ёжкам умчалась, кусок в горло не лез. А потом… – он запнулся и побелел, но все же продолжил, – уже ничего не лезло.
И прижал меня к себе. Крепко-крепко.
Стоял так, наверное, с минуту, а затем как-то совсем недобро произнес:
– Что-то я злиться начинаю, Маргош! – и добавил: – Сильно.
И на меня посмотрел. Внимательно.
Мне на его требовательный взгляд ответить было нечего, ну кроме:
– Сам сволочь.
– Ведьма, – не стал молчать Стужев.
– Кощей! – Да, мне тоже было на что злиться.
Но тут Стужев как-то так скривился, плечами передернул и решил:
– Ладно, я с тобой после ужина разберусь.
И понес к столу.
Принес, на стул усадил, а сам вдруг сел рядом на корточки и, глядя на меня снизу вверх, очень серьезно, без намека на иронию, спокойно сказал:
– Я люблю тебя, Рита. Действительно, очень сильно люблю. Я даже представить не мог насколько. Но если ты еще раз посмеешь провернуть хоть что-то подобное – убью сам! Лично!
Мне вдруг как-то нехорошо стало, а Князь продолжил:
– И да, я в курсе, что ты замуж за меня не хотела, но только рискни глянуть на кого другого – убью!
Стало еще хуже.
– За побег или попытку от меня свалить – тоже убью! – добавил Стужев хрипло и зло.
И я, не выдержав, так же зло ответила:
– Ясно, все поняла, иду писать завещание! – и попыталась встать.
От няшки, охреневшей после исполнения супружеского долга, раздалось громовое:
– Сидеть!
Села. Ноги банально подкосились. Стужев протянул руку, погладил мои обнаженные коленки, улыбнулся и вполне миролюбиво продолжил:
– В остальном обещаю быть тебе нежным, любящим, заботливым, страстным, терпеливым и верным мужем.
Улыбнулся шире, глядя на мое прифигевшее выражение лица, а затем добавил:
– Кстати, ты в курсе, что я знаком с представителями Преисподней? – Я не ответила, он ответа и не ждал, он нагло продолжил: – Это я к тому, Маргош, что рискнешь сдохнуть – станешь моей собственностью навеки. Вопросы есть?
Вопросов не было. Перепуганная после порции угроз в духе Стужева, я молча потянулась, взяла тарелку с каким-то салатом типа «Перепелки в саду» и все это осторожно, нежно и даже ласково, втерла в рожу своего охреневшего мужа!
Сидящий на корточках объект приложения ведьминских стараний застыл. Я же, убрав тарелку, все содержимое которой мило уместилось на стужевской физиономии, поставила посуду на стол, затем брезгливо вытерла нос Князя, наклонилась, мило чмокнула его кончик и не менее мило выдала:
– Стужев, я тебя, гада, все-таки люблю. Самой в это поверить страшно, но похоже таки, ты, анимешка казановная, своего добился. Так что да, я в тебя тоже влюбилась. И обещаю быть нежной, милой, доброй и любящей женой всегда, когда ты перестаешь быть наглой, самовлюбенной, кобелинистой и тиранозаврической скотиной! В ином случае, кощеюга злодеистая, получишь злую, мстительную и коварную ведьму. Вопросы есть?
В ответ послышалось очень недовольное:
– Я же не настолько голоден, Маргош.
– Сам сказал, что ничего сегодня не ел, – ехидно припомнила я.
– Так «не ел» не означает «я весь голодный». – Стужев поднялся и на ощупь двинулся к ванной.
– Зато теперь ты весь сытый, – пробурчала ему вслед я.
Услышал. Остановился. Медленно повернулся ко мне… Перепелиное яйцо в разрезе этим самым разрезом проехалось по стужескому лицу, сползло на подбородок, сорвалось на мускулистую грудь…
– Дорогая, – как-то совсем недобро это прозвучало, – никуда не уходи, я сейчас вернусь.
– И убьешь? – предположила я.
– Поем! – прорычал Александр, исчезая в направлении ванны.
В следующее мгновение мне стало страшно. Очень-очень страшно, просто тон у Стужева был какой-то жуткий. А потому я осторожно прокралась следом в спальню, и едва он вошел в ванную, торопливо начала искать… джинсы. Кроссы обнаружила сразу, как и носочки, а вот джинсов не было, но учитывая, что второй носок торчал из-под кровати, туда я и полезла в поисках.
И вот только я начала исследования подкраватного пространства, сверху донеслось:
– Нет, я догадывался, что с тобой семейная жизнь – это будет круто, но чтобы настолько… Маргош, ты потрясно смотришься сзади, мне даже есть расхотелось.
Я замерла. А там, сзади, на не буду говорить что, легли сильные ладони, и…
– Стужев! – возмутилась я.
– Да, Ритусь, – ответили мне елейным голосом.
– Стужев, прекрати противоправные действия! – У меня сорвался голос.
– Ну какие ж они противоправные? – Кое-кто начал по-хозяйски все поглаживать. – Это, ведьмочка моя, мера пресечения для некоторых, которые собирались совершить побег. – Увесистый шлепок показал, что поиски одежды не остались незамеченными.
Но затем он отстранился, вытащил красную и от смущения, и от возмущения меня, поставил на ноги, отвел растрепавшиеся волосы от лица, наклонился, поцеловал и сообщил, ласково так:
– За попытку побега заплатишь натурой, Ритусь.
У меня банально челюсть отвисла.
– Что? – невозмутимо поинтересовался мой… Стужев.
– Какой еще натурой? – вопросила я.
– Этой. – Натуру накрыли рукой, чуть-чуть погладили и отпустили.
– Это которая супружеский долг? – Да, я догадливая.
– Нет, малыш, – обняв за талию, Князь резко прижал к себе и прошептал, касаясь губами мочки уха, – супружеский долг отдается ночью, а расплата натурой и выплаты по эротическим кредитам производятся в дневное, утреннее и вечернее время суток.
Молча смотрю на кровать – кажется, мы обе крупно влипли.
– Так, пошли ужинать, – произнес муж и потащил меня к столу.
Ел Александр быстро. Очень быстро. Скоростное поглощение мясных салатов, фаршированной рыбы и наваристых пельменей происходило быстро, молча, уверенно. И вот я съела всего штук шесть пельмешек, а Стужев, умяв запас всей супницы, съел ложку сметаны на закуску, и вот после этого, сцепив пальцы и направив на меня укоризненный взгляд, начал с сурового:
– Ща вылечим, – уверенно заявил Стужев.
Забрал у меня бокал, отодвинул от нас поднос с конфетами, наклонился и поцеловал. Да, стало легче. Сразу. И даже когда, привлекая меня к себе, Стужев усадил на колени, продолжая целовать, было однозначно легче. И когда сжал в объятиях и, не отрываясь от моих губ, простонал «Ритка», тоже легче было, а потом… потом Александр оторвался от меня. Уже сидящей на его коленях лицом к нему, и спросил:
– Рит, а ты чего-нибудь хочешь?
Тяжело дыша и глядя на него изумленными глазами, я прошептала первое, что в голову пришло:
– Книгу.
– О вкусной и здоровой пище? – не понял меня Князь.
– Неа, мою, ягушенскую, – пояснила я, почему-то снова приникая к его губам.
Магия, наверное, а может, и взятка…
– Угу, – произнес Стужев, даря очередной головокружительный поцелуй. А потом резко оторвался и уже не мне: – Ужин свадебный накрыть к нашему возвращению.
– Понял, – отозвался с переднего сиденья Генри.
Зеленое сияние струйкой дыма потянулось из ладоней Стужева, окутывая нас обоих. И глядя на перламутровые переливы, я откинула голову, подставляя шею умелым губам…
Темень перехода, тихий стон сжимающего меня Стужева, свет… бревенчатый потолок и близкое «Хм». На мне торопливо поправили рубашку, а после я, продолжающая потолок разглядывать, услышала:
– Мам, пап, познакомьтесь – моя жена, Стужева Маргарита Игоревна. Ритка…
Продолжаю смотреть в потолок.
– Ритка, соберись.
Собралась, посмотрела на Стужева.
– Не на меня, – на его губах воцарилась счастливо-ироничная улыбка, – прямо по курсу, на два локтя ниже.
Повернула голову прямо, взглянула чуть ниже – за низкими столиками сидели прямо на подушках, разбросанных на полу, Кощеевы родственники. Индивидов сорок! В различной одежде, от сарафанов до плащей и платьев с высокими воротниками а-ля «Дракула убейся». За ближайшим ко мне столом расположились уже знакомые Снегурка с мужем, Марья Кощеевна, тоже, по-видимому, с супругом.
– Это, короче, мои предки, – проявил чудеса этикета Князь! – С ними тетка и дядя, ну ты их уже видела, это предки Яна. На остальных можешь внимания не обращать, я и сам их от силы раза три в жизни видел.
Я в шоке. Присутствующие – так же, и только Стужеву море по колено.
– Пап, – крикнул он оторопевшему родственнику, – руку протяни.
Мечеслав, если рассуждать логически и от отчества Стужева отталкиваться, протянул могучую мозолистую длань – в ту же секунду золотые наручники намертво сковали нас с отцом, обнаглевшим от наглости няшки.
– Так, дополнительные меры безопасности, – объяснил мне… муж.
Затем развернулся и покинул прибалдевшее собрание.
Осталась я, прикованная к абсолютно неизвестному мне мужику, застывшая Снегурка, нервно хихикающая Марья Кощеевна и почему-то тоже тихо ржущий ее супруг. Ну, Мечеслав молча изучал меня пару секунд, после чего вежливо произнес:
– Присаживайтесь, Рита.
Медленно опустилась на подложенную вторым мужчиной подушку. А отец Стужева все так же вежливо поинтересовался:
– Вас уже можно поздравить?
Две пары жадных глаз – Снегурочки и Марьи Кощеевны – нацелились на меня.
– Мне можно посочувствовать, – простонала едва слышно.
Мужчины переглянулись, и муж Кощеевны осторожно спросил:
– Так все-таки поженились?
Молча кивнула. Начало трясти. А еще все смотрят шокированно, особенно Снегурочка. А еще…
– Рита, – отец Стужева похлопал по плечу, видимо, в попытке приободрить, – понимаю, после всего случившегося вам кажется, что Александр принял несколько… мм… поспешное и основанное на негативных эмоциях решение, но…
Внезапно наверху послышался рев, затем грохот, словно там где-то в одной из комнат разошлись раскаты грома и вообще буря надвигается.
– Ой, – прошептала я, – а вообще по какому поводу собрание?
– По поводу получения книги Хранительниц Терры, – меланхолично пояснила Марья Кощеевна. – За этим фолиантом наши семь тысяч лет охотились. А вы здесь с Кошей зачем?
– За книгой, – пробормотала испуганно, осознавая весь масштаб важности учебника магии, выданного мне Ягой.
А наверху раздалось:
– Коша, не смей!
По лестнице прогрохотали чьи-то шаги.
– Кошшша! – орал Кощей.
– Попросишь у Риты, – невозмутимо крикнул в ответ Стужев, – она девочка добрая, может, и даст.
И Князь размашисто-вальяжной походкой вошел в помещение, где все, затаив дыхание, ждали развития событий.
– Все, нам пора, – весело сообщил всем Стужев, и браслеты щелкнули, отпуская меня и Мечеслава. – Ритусь, пошли. – Я торопливо поднялась, и тут он добил: – У нас с тобой самое интересное в браке намечается.
С размаху села обратно.
Испуганно посмотрела на Князя и слабеющим голосом спросила:
– Сссупружеский долг?
Мне вернули удивленный взгляд, после чего Стужев покачал головой и укоризненно так:
– Ритка-Ритка, вечно ты только об одном и думаешь… Я ей о духовном, о размере зарплаты, а она… Эх, ты… Хотя что еще от тебя ожидать, после кина в той лживо-порнографической лужице.
Совершенно пунцовая, я поднялась, – спасибо Мечеславу, поддержал и помог встать, – подошла к Князю и тихо спросила:
– То есть ты мне сейчас зарплату отдавать будешь?
– Конечно, – уверенно подтвердил Стужев, призывая зеленоватый сверкающий дымок. – Сразу после того, как ты мне и супружеский долг, и проценты, и да – по кредитам, зараза бессердечная, расплатишься.
Я остолбенела, только и хватило сил спросить:
– По каким кредитам?!
– Эротическим, Ритусь, – нагло сообщил новобрачный, выдирая нас из сказочного мира.
* * *
Нас перенесло в дом Александра, в тот самый, в котором был Генри, и едва под ногами возник ковер с длинным ворсом, чьи-то глотки заорали:– Мы желаем счастья вам, и оно должно быть таким…
Ненавижу эту песню! Я скривилась, и глотки тут же сменили пластинку, заорав:
– Горько!
Новобрачный с воодушевлением взялся за дело подслащения. Но я уклонилась от его жадных до этого дела губ и огляделась. Гостиная мне была знакома – два скелета и одно привидение тоже. Узрев мой взгляд, уже вдубль пьяная троица радостно завопила:
– Сочувствуем!
Охренеть! Вот просто охренеть!
– Так, балаган прекратили и свалили, – решительно пресек веселье Стужев. – На сегодня свободны.
Два скелета и привидение пригорюнились.
– Свободны, я сказал! – прорычал Князь.
Привидение, ковыряя пол призрачной ногой, подняло на хозяина самый невинный взгляд и так же, ну очень невинно осведомилось:
– А вдруг вам что-то понадобится…
– Вон! – ледяным тоном приказал мой… муж.
Скелеты бросились к дверям, привидение сразу сквозь стену прошмыгнуло, и уже с улицы донеслось его обиженное:
– А раньше смотреть разрешал…
– Так то раньше, а это – жена, – резонно пояснил Генри.
– И… и в душе не смотреть, значит? – потрясенно вопросило привидение.
– Жить надоело? – спросил Иван-скелет. – Он на нее сам смотреть боялся, а тебе, значит, разрешать должон?!
Дверь закрылась, отрезая от нас призрачно-скелетистую прислугу. Нет, у меня много вопросов появилось, но…
– Все, Ритка, – хрипло сообщил мне Стужев, отбрасывая учебник магии на стол, – переходим к самому интересному.
И подхватив меня на руки, Князь понес наверх, с самой счастливой улыбкой на лице! С такой счастливой-пресчастливой, а еще предвкушающей, а еще…
– Сашша, – простонала вконец перепуганная я.
– Да, Ритусик? – глядя четко вперед и похабненько так усмехаясь, вопросил муж.
– Сашшенька, а что ты сейчас делать собираешься? – Тупой вопрос, знаю.
– Размножаться, – не стал лукавить внук Кощея. – А хочешь, сообщу самое интересное?
– Дддавай, – запинаясь, согласилась я.
Александр внес меня на второй этаж, свернул к спальне, ударом ноги распахнул дверь, зашел, остановился и, весело подмигнув, произнес:
– Ты будешь заниматься тем же, Маргош. Тебя к этому теперь закон Российской Федерации обязывает.
И меня осторожно поставили на ноги. А затем…
У меня вообще появилось ощущение, что Стужев мне просто опомниться не дает и вообще ситуацию осознать, и… И мир стремительно закружился, едва Князь снова начал целовать, уже не бережно и нежно, совсем нет – ярко, страстно, прикусывая мою нижнюю губу, вырывая стон за стоном и заставляя отступать к постели. Я ощущала это, каждый шаг назад, что он вынуждал сделать. Но его пальцы на моих щеках, губы, неистово целующие, хриплое срывающееся дыхание, – и вихрь невероятных ощущений затянул окончательно… И я не сопротивлялась, у меня окончательно сорвало крышу от его наглости, напора, страсти и… и того, как он целуется.
На нашем пути встретился столик… я сразу не поняла, что уперлось пониже поясницы, не давая сделать очередной шаг, но Стужев сообразил мгновенно, опрокидывая меня на внезапно появившуюся преграду и продолжая целовать, начал стремительно расстегивать мои джинсы. Я попыталась перехватить его руку, но… он поймал ладонь, переплел наши пальцы, поднес к губам и поцеловал каждый мой ноготок, пристально и почти с мольбой глядя в мои глаза… Атас! И я зажмурилась, окончательно сдавшись на милость победителя, и только всхлипнула, едва Стужев вновь вернулся к поцелуям… Всхлип сменился стоном, и, как во сне, я ощутила его ладонь, скользнувшую по животу, ниже… пальцы, пробежавшиеся по бедру, колену, голени… сорванная с ноги кроссовка шлепнулась где-то далеко, за ней вторая… Джинсы соскользнули, заставляя ощутить холодок стеклянной поверхности столика… Как он умудрялся проделывать все это, не прерывая поцелуй ни на мгновение, ни на секунду? Словно боялся пропустить хоть один мой стон или совсем не желал, чтобы я в себя пришла…
Когда слетело белье, я так и не поняла, просто его рука вдруг оказалась там как-то внезапно и совсем неправильно. Я дернулась, замычала и получила улетный поцелуй и несколько минут на то, чтобы привыкнуть к ощущению его ладони на себе. Потому что отступать Стужев был не намерен – подождать, дать возможность успокоиться или совсем с ума сойти от его поцелуев, но только не отступать. И когда его пальцы, осторожно касаясь, начали там поглаживать, я дрожала всем телом, но попыток вырваться больше не предпринимала. Улыбнулся, тяжело дыша, поцеловал медленнее, чувственнее и подхватил на руки.
Ничто так не отрезвляет, как прикосновение прохладных простыней к обнаженной спине, при условии, что сверху накрывает очень горячее твердое мужское тело. Он даже не разделся толком – сорвал с себя рубашку, расстегнул рывком брюки и да, накрыл собой прежде, чем я даже подумала привстать. А дальше снова поцелуи, нежные, страстные, настойчивые, и едва его рука накрывает грудь, очередной мой вскрик… Он ловит его губами, пьет, как самый дикий из нектаров, и возвращает неистовым поцелуем. И вот если у меня и до этого голова кружилась, то теперь это уже просто водоворотом стало. Омутом, в котором только я, он и его ласки – жадные, страстные, неприличные до румянца на щеках и дыхание – мое, едва слышное, и его – хриплое, срывающееся…
Больно было. Очень больно. Настолько, что я закричала, вцепилась в его плечи ногтями, попыталась вырваться и остановилась только тогда, когда остановился он. Замер на миг, мокрый, напряженный, как струна, с каменными от напряжения мышцами, резко выдохнул и начал целовать мое лицо, забирая губами каждую слезинку, заставляя расслабиться, снова потерять нить реальности и утонуть в чем-то темном, неправильном и бесконечно приятном. Утонуть окончательно…
Я приходила в себя медленно, пытаясь восстановить дыхание и перестать дрожать, а Стужев тяжело дышал, сжимая меня в почти болезненных объятиях, и, зарывшись лицом в мои волосы, тоже пытался прийти в себя.
А потом мне стало страшно.
Действительно страшно! От того, что произошло, от того, что Стужев получил меня, просто получил, и я даже не сопротивлялась особо. И вот теперь, когда он взял желаемое и страсть утихла, я дико испугалась того, что он мне скажет теперь… Как посмотрит… И что будет дальше… Потому что я… я… Я вдруг поняла, что боюсь открыть глаза. Открыть и увидеть его торжествующий взгляд, его наглую самоуверенную улыбку с оттенком превосходства и услышать что-нибудь вроде: «Я тебя поимел, Маргош».
– Маргош, – он отстранился, приподнялся на локтях, и теперь его взгляд я ощущала, даже отчаянно зажмурившись, – маленькая моя, ты чего дрожишь?
Я застонала, закрыла лицо руками и попыталась отвернуться. Попыталась, потому что некоторые все еще были сверху и в чисто физиологическом плане с отворачиванием возникали трудности и…
– Маргошенька, – он наклонился и поцеловал пальцы, – маленькая моя, единственная, рыжая, вредная и такая любимая, ну чего ты испугалась?
Затаив дыхание, я вдруг осознала, что услышала! И про единственную, и про любимую, и…
– Я тебя очень-очень люблю. – Он силой отвел руки от лица, прижал мои запястья к простыни, наклонился и нежно поцеловал, чтобы продолжить хриплым шепотом: – Правда, в данный момент я еще и очень-очень хочу, но ты знаешь, в отношении тебя сложно вычленить что-то одно, так что я тебя и люблю, и хочу очень сильно, Рит. И… давай еще раз.
Удивленно распахнула зареванные глаза, оторопело посмотрела на довольного и собой, и мной, похоже тоже, Стужева. Но это мелочи, я вот про «давай еще раз» не поняла!
– Знаешь, долг перед родиной – вещь серьезная, и мы должны его ответственно выполнять, – продолжила офигевающая окончательно няшка.
– Стужев, ты даже не из России, – прошипела я.
– Но речь сейчас о тебе, – нагло усмехнувшись, произнес Саша.
Я улыбнулась, даже не знаю почему. Он улыбнулся в ответ, нежно поцеловал и выдохнул в губы:
– Я осторожно…
Он, конечно, осторожно, но все равно невольно поморщилась от боли. И еще очень полежать захотелось, но, не давая мне опомниться, Князь поступил по-своему – подхватил и понес в ванную. Голую. Стыдно так стало.
– Не красней, меня это заводит, – прошептал Александр, переступая через бортик джакузи.
А затем он медленно опустился в воду вместе со мной. Теплая вода обступила, согревая, расслабляя и пощипывая в некоторых местах. А Стужев… Стужев обнял, крепко-крепко, прижался лбом к моему плечу и едва слышно прошептал:
– Ты моя, Маргош. Моя. Можешь сопротивляться, злиться, вредничать, но я никогда не отпущу тебя. Ты – моя, вся от кончиков рыжих волос и до ноготков на пальцах ног, телом, душой, мыслями своими нестандартными. Вся моя, ясно?
Чета стремно это как-то – быть замужем.
– Марго, ты меня поняла? – сердито переспросил Стужев.
– Мля-а-а, вот попала, – простонала я, трогая пальцем пенный пузырик.
Александр расхохотался, причем хохотал долго и при этом очень крепко обнимал меня. А потом, погладив по щеке, тихо произнес:
– Знаешь, это странно, но мне впервые лет за двадцать даже жить хочется, – поймал мой удивленный взгляд и добавил: – с тобой.
Мне, наверное, все это кажется… или снится… или он опять прикалывается… или… А в душе росло что-то такое счастливое, еще не веря в то, что оно там есть. Мне вообще ни во что не верилось, и только крепкие объятия убеждали, что это вроде реальность, и…
– Представляешь, мы будем спать вместе, – мечтательно продолжил Стужев, обводя большим пальцем контур моих губ, – просыпаться вместе, завтракать вместе, гулять вместе… Представляешь?
Его сияющий взгляд встретился с моим, все более шокированным.
– Стужев, – прошептала я, прикрывая грудь руками и ошарашенно глядя на него, – ты реально на мне женился?!
В ответ широкая нагловато-довольная и очень счастливая улыбка. Такая счастливая-пресчастливая, довольная-предовольная.
– Правда? – Мой голос срывается.
Да, у меня шок. Мне в существование Терры и становление Ягой поверить оказалось проще, чем в это.
– Правда, Маргош. – Он потянулся и нежно прикоснулся к моим губам.
– Мля-а-а-а…
Больше сказать ничего не удалось – во время поцелуя, особенно такого, даже мычать не получается.
* * *
Свадебный торт меня впечатлил – пятиярусная махина с изображением меня и Стужева в джинсах и местами порванной одежде, но главное, в окружении марципановых розочек. Глядя на все это, я почему-то думала только об одном – кто его есть будет?!– Ритусь, ты какую мою майку хочешь? – раздался голос Александра из спальни.
Интересный вопрос, учитывая, что на кресле лежал комплект белоснежного шелкового одеяния – пеньюар и ночная рубашка.
– Саш, да тут вроде как есть, – отозвалась я, поплотнее обматываясь полотенцем.
Он вышел из спальни, посмотрел на комплект, на меня, туда, где начиналось полотенце, снова на меня, но на этот раз в глаза, и вдруг тихо признался:
– Хочется видеть тебя в чем-то… моем. – На его губах появилась совершенно фантастическая улыбка.
И что я могла сказать на это?
– Давай майку, – покорно согласилась новобрачная.
Стужев кивнул и вдруг подхватил на руки и утащил в спальню, как самую ценную добычу. Я не визжала, я помнила про наследственную клептоманию. И вспомнила о ней повторно, когда у меня украли полотенце, прямо с меня причем. А затем Стужев очень заботливо надел на меня белую шелковую майку без рукавов. Старательно поправил на груди, максимально натянул внизу. Получилось ну очень короткое платьице. Тоненькое такое и самое интересное – на груди тоже тоненькое, а потому…
– Выплаты по кредитам начнем незамедлительно, – охрипшим голосом обрадовал меня… мм… муж.
– У нас там свадебный торт пропадает, – напомнила я, осторожно отступая от кредитора.
– Маргоша-Маргоша, – укоризненно произнес начинающий служащий коллекторской конторы, – выплаты по кредитам дело серьезное, требующее ответственного и своевременного подхода.
– Сашшшенька, – я отступила к двери и вообще начала осторожно покидать места банковских разборок, – сомневаюсь, что кредиты необходимо выплачивать начиная со дня их получения. Мы вообще только поженились.
– А как же погашение процентов? – невозмутимо произнес Стужев, старательно пытаясь деятельность по настижению меня прикрыть медлительностью движений.
– Какие проценты, Стужев? – возмутилась я. – Они еще даже набежать не успели!
– Что значит «набежать не успели»? – полуголый внук Кощея продолжал плавное наступление. – Маргош, там все успело набежать уже через пару минут после… мм… первичных выплат.
И улыбка такая – наглая-пренаглая!
– Стужев, – я выскользнула за дверь, и продолжая отступление, – это уже не возвращение кредитов, это рэкетирский наезд получается!
– Рэкет – наше все! – торжественно провозгласил Князь.
И бросился на меня.
С диким визгом я рванула от него, оббегая по периметру стол со свадебным ужином.
Меня схватили на входе в первый поворот, перекинули через плечо и потащили в спальню со словами:
– Раньше сядешь – раньше выйдешь.
– Стужев, ты сволочь! – заорала злая я.
– Даже спорить не буду, – ответила охамевшая няшка, по-хозяйски поглаживая все… что мог.
И вдруг остановился, уже как-то задумчиво поглаживая, а после выдал:
– Я же не ел сегодня.
После такого заявления я не могла не спросить:
– Вообще?!
– Да там так получилось. – Он перекинул меня с плеча на руки, развернулся и потопал к столу. – Понимаешь, утро… ты… и потом, когда ты к Ёжкам умчалась, кусок в горло не лез. А потом… – он запнулся и побелел, но все же продолжил, – уже ничего не лезло.
И прижал меня к себе. Крепко-крепко.
Стоял так, наверное, с минуту, а затем как-то совсем недобро произнес:
– Что-то я злиться начинаю, Маргош! – и добавил: – Сильно.
И на меня посмотрел. Внимательно.
Мне на его требовательный взгляд ответить было нечего, ну кроме:
– Сам сволочь.
– Ведьма, – не стал молчать Стужев.
– Кощей! – Да, мне тоже было на что злиться.
Но тут Стужев как-то так скривился, плечами передернул и решил:
– Ладно, я с тобой после ужина разберусь.
И понес к столу.
Принес, на стул усадил, а сам вдруг сел рядом на корточки и, глядя на меня снизу вверх, очень серьезно, без намека на иронию, спокойно сказал:
– Я люблю тебя, Рита. Действительно, очень сильно люблю. Я даже представить не мог насколько. Но если ты еще раз посмеешь провернуть хоть что-то подобное – убью сам! Лично!
Мне вдруг как-то нехорошо стало, а Князь продолжил:
– И да, я в курсе, что ты замуж за меня не хотела, но только рискни глянуть на кого другого – убью!
Стало еще хуже.
– За побег или попытку от меня свалить – тоже убью! – добавил Стужев хрипло и зло.
И я, не выдержав, так же зло ответила:
– Ясно, все поняла, иду писать завещание! – и попыталась встать.
От няшки, охреневшей после исполнения супружеского долга, раздалось громовое:
– Сидеть!
Села. Ноги банально подкосились. Стужев протянул руку, погладил мои обнаженные коленки, улыбнулся и вполне миролюбиво продолжил:
– В остальном обещаю быть тебе нежным, любящим, заботливым, страстным, терпеливым и верным мужем.
Улыбнулся шире, глядя на мое прифигевшее выражение лица, а затем добавил:
– Кстати, ты в курсе, что я знаком с представителями Преисподней? – Я не ответила, он ответа и не ждал, он нагло продолжил: – Это я к тому, Маргош, что рискнешь сдохнуть – станешь моей собственностью навеки. Вопросы есть?
Вопросов не было. Перепуганная после порции угроз в духе Стужева, я молча потянулась, взяла тарелку с каким-то салатом типа «Перепелки в саду» и все это осторожно, нежно и даже ласково, втерла в рожу своего охреневшего мужа!
Сидящий на корточках объект приложения ведьминских стараний застыл. Я же, убрав тарелку, все содержимое которой мило уместилось на стужевской физиономии, поставила посуду на стол, затем брезгливо вытерла нос Князя, наклонилась, мило чмокнула его кончик и не менее мило выдала:
– Стужев, я тебя, гада, все-таки люблю. Самой в это поверить страшно, но похоже таки, ты, анимешка казановная, своего добился. Так что да, я в тебя тоже влюбилась. И обещаю быть нежной, милой, доброй и любящей женой всегда, когда ты перестаешь быть наглой, самовлюбенной, кобелинистой и тиранозаврической скотиной! В ином случае, кощеюга злодеистая, получишь злую, мстительную и коварную ведьму. Вопросы есть?
В ответ послышалось очень недовольное:
– Я же не настолько голоден, Маргош.
– Сам сказал, что ничего сегодня не ел, – ехидно припомнила я.
– Так «не ел» не означает «я весь голодный». – Стужев поднялся и на ощупь двинулся к ванной.
– Зато теперь ты весь сытый, – пробурчала ему вслед я.
Услышал. Остановился. Медленно повернулся ко мне… Перепелиное яйцо в разрезе этим самым разрезом проехалось по стужескому лицу, сползло на подбородок, сорвалось на мускулистую грудь…
– Дорогая, – как-то совсем недобро это прозвучало, – никуда не уходи, я сейчас вернусь.
– И убьешь? – предположила я.
– Поем! – прорычал Александр, исчезая в направлении ванны.
В следующее мгновение мне стало страшно. Очень-очень страшно, просто тон у Стужева был какой-то жуткий. А потому я осторожно прокралась следом в спальню, и едва он вошел в ванную, торопливо начала искать… джинсы. Кроссы обнаружила сразу, как и носочки, а вот джинсов не было, но учитывая, что второй носок торчал из-под кровати, туда я и полезла в поисках.
И вот только я начала исследования подкраватного пространства, сверху донеслось:
– Нет, я догадывался, что с тобой семейная жизнь – это будет круто, но чтобы настолько… Маргош, ты потрясно смотришься сзади, мне даже есть расхотелось.
Я замерла. А там, сзади, на не буду говорить что, легли сильные ладони, и…
– Стужев! – возмутилась я.
– Да, Ритусь, – ответили мне елейным голосом.
– Стужев, прекрати противоправные действия! – У меня сорвался голос.
– Ну какие ж они противоправные? – Кое-кто начал по-хозяйски все поглаживать. – Это, ведьмочка моя, мера пресечения для некоторых, которые собирались совершить побег. – Увесистый шлепок показал, что поиски одежды не остались незамеченными.
Но затем он отстранился, вытащил красную и от смущения, и от возмущения меня, поставил на ноги, отвел растрепавшиеся волосы от лица, наклонился, поцеловал и сообщил, ласково так:
– За попытку побега заплатишь натурой, Ритусь.
У меня банально челюсть отвисла.
– Что? – невозмутимо поинтересовался мой… Стужев.
– Какой еще натурой? – вопросила я.
– Этой. – Натуру накрыли рукой, чуть-чуть погладили и отпустили.
– Это которая супружеский долг? – Да, я догадливая.
– Нет, малыш, – обняв за талию, Князь резко прижал к себе и прошептал, касаясь губами мочки уха, – супружеский долг отдается ночью, а расплата натурой и выплаты по эротическим кредитам производятся в дневное, утреннее и вечернее время суток.
Молча смотрю на кровать – кажется, мы обе крупно влипли.
– Так, пошли ужинать, – произнес муж и потащил меня к столу.
Ел Александр быстро. Очень быстро. Скоростное поглощение мясных салатов, фаршированной рыбы и наваристых пельменей происходило быстро, молча, уверенно. И вот я съела всего штук шесть пельмешек, а Стужев, умяв запас всей супницы, съел ложку сметаны на закуску, и вот после этого, сцепив пальцы и направив на меня укоризненный взгляд, начал с сурового: