Сопоставим доводы. Первый: последняя тайна механизма всеобщего развития всегда лежит (и будет лежать) в ряду причин, которые еще не познаны нами. Второй: истина вообще лежит вне причинного ряда. Объединим их и получим, что в таком мире действует некоторое непостижное Начало, которое всегда остается над действием причин, и именно это Начало в действительности организует и упорядочивает все...
Таким образом, не только точка зарождения мира обнаруживает прямую прикосновенность к творению; если неограниченно продолжить восходящую линию следствий, то и здесь мы приходим к тому же - к некоторому надмировому Началу, Которому, как кажется, и принадлежит решающая роль. Началу, действие Которого, проявляясь в виде случайности, постоянно организует и направляет действие всех причин.
Итак, независимо от того, куда мы устремим свой взор, - вспять ли по линии причин, или вперед по линии следствий, мы неизменно обнаруживаем некоторые надмировые силы, способные продиктовать - и, как это следует из сказанного, непрерывно диктующие - свою волю всей окружающей нас действительности. При этом оба полюса движения, между которыми укладывается вся естественная история мира, обнаруживают столь поразительное сходство между собой, что возникает прямая необходимость их полного отождествления.
Иначе говоря, то, что лежит в самом начале естественной истории, и то, что должно замыкать ее - это отнюдь не разные независимые друг от друга стихии, но нечто Одно. Все это наводит на мысль о том, что "начало" и "конец" мира - это вовсе не абсолютно противопоставленные друг другу стадии всеобщего движения. Оба разделенные всей протяженностью времени пункта (как, впрочем, и вся укладывающаяся между ними временная шкала) - это лишь некоторые условности, помогающие нам упростить общую картину действительности и тем сделать ее понятней.
Таким образом, исток истории и ее исход оказываются одним и тем же, а это значит, что общая линия развития Вселенной должна замкнуться, образовав собой какой-то грандиозный надысторический круг. В самом начале этого мета-исторического цикла Высшее Совершенство еще как бы погружено в Самого Себя. Представимым аналогом этого состояния выступает сжатие всего бытия в некую логическую точку или сведение в оптический фокус (капля росы, отражающая мир). В конце же пути - Оно развертывает все Свои определения во всем множестве материальных и духовных форм бытия. Собственно же история мира укладывается между двумя этими пунктами.
Любой, кто знаком с философией Гегеля, легко обнаружит здесь общую схему развития, которая наиболее отчетливо предстает в его знаменитой Науке логики45, вышедшей в свет в 1812 году. Именно там Абсолютная идея, начинаясь с абсолютного ничто, последовательно восходит к самой себе, из самой себя, как из семени, развертывая все свои определения, пока, наконец, не вместит в себя все отправления духа. Но именно этот конечный пункт и становится истинным началом пути; поэтому подлинным обоснованием всей его логики оказывается вовсе не совокупность определений, закладываемых в самый исток развития, но полная сумма следствий.
Это может показаться какой-то глубокой аберрацией сознания, не имеющей решительно никакого отношения к реальной действительности, однако те, кто подумают так, будут сильно разочарованы, ибо в действительности вся эта "заумь" издавна, если не сказать испокон веку, свойственна человеческому разуму. Поясним на простом примере. Мы знаем, что есть элементарная математика. Ее преподают в средней школе, и в той или иной степени с нею знаком каждый. Но есть и другая - которая преподается в ВУЗах и которая называется высшей; с нею знаком далеко не всякий. Больше того, существует мнение, что она намного сложней школьной и вообще не всегда доступна рядовому сознанию. Но в сущности то же можно сказать и про любую другую дисциплину, изучаемую в школе: химию, физику, биологию, филологию и так далее; все они могут быть разделены на "элементарную" и "высшую". Правда, логику не изучают в школе, в отличие от всех школьных дисциплин, мы приступаем к ней едва ли не сразу после овладения речью, поэтому школой логики выступает в сущности вся наша жизнь. Но и логика может быть с успехом поделена на такую же "элементарную" и "высшую". К элементарной относятся все те правила, которыми руководствуемся мы в нашей повседневности; большинство из нас даже не знает правильной формулировки основных ее законов, но это нисколько не мешает нам в точности соблюдать их и больше того - остро (интуицией) чувствовать любое их нарушение. Но все же высшая логика отличается от элементарной, и в ней, точно так же, как и в высшей математике (биологии, филологии и т.д.), есть много такого, что может показаться на первый взгляд поставленным с ног на голову, словом, такого, что противоречит всем усвоенным нами первоосновам.
Одной из таких не укладывающихся в обыденное сознание особенностью логики является необходимость неопределяемых исходных понятий. Какие-то из основных понятий всех аксиоматических систем должны быть неопределяемыми. Гильберт, один из величайших логиков всех времен и народов, шутил, заявляя, что хотя мы используем такие слова, как точка, прямая, плоскость, и т.д., вполне можно было бы говорить о пивных кружках, стульях и любых других предметах, лишь бы они удовлетворяли требованиям вводимых нами аксиом. Откуда, в таком случае, мы знаем, как пользоваться исходными категориями? Ответ дают сами аксиомы, именно они (и, добавим, вся совокупность доказываемых с их помощью теорем) содержат в себе все то, что можно утверждать об исходных понятиях. Так, если точка и прямая формально не определены, но заданы аксиомы о том, что через две точки можно провести прямую и притом только одну, а также о том, что три точки задают плоскость и притом только одну, то именно совокупность этих аксиом создает тот строгий контекст, который может использоваться нами при выводе новых утверждений о точке, прямой и плоскости46. Прикосновенность этого принципа именно к высшей логике следует из того, что даже математиками он был осознан только к концу XIX столетия, несмотря на то, что о нем говорили и Аристотель, и Декарт, и, как уже сказано, Гегель.
Мы же говорим здесь именно о тех общих понятиях, которые лежат в основе учений о развитии мира. Поэтому - если мы действительно хотим разобраться в проблемах эволюции или креационизма - столкновения с подобной "заумью" нам никак не избежать.
Таким образом, надобыденная логика говорит о том, что подлинным обоснованием всех принимаемых нами посылок является без исключения вся сумма вытекающих из них следствий. А это и есть отражение того обнаруживаемого при анализе механизмов любого развития обстоятельства, что вся цепь следствий играет не только пассивную страдательную роль, но и активно участвует в формировании своих собственных причин.
Но мы предположили, что разум свободно развивается до... А, собственно, где предел развития человеческой цивилизации? Кроме того, мы видели, что традиционная аргументация, которая лежит в опровержении вмешательства сверхестественных начал и в обосновании всех эволюционных учений, обращается в свою полную противоположность при обнаружении ограниченности нашей Вселенной. Парадокс заключается в том, что в этом случае концепция эволюционизма не разрушается немедленно только при том допущении, что наблюдаемый нами мир способен быть познанным до конца. В противном случае, как мы уже видели, самый факт развития оказывается свидетельством вмешательства надприродных сил.
Так где же все-таки предел, если разуму и в самом деле предначертаны миллиарды лет непрерывного восхождения?
А предел - в полном исчерпании всех тайн Вселенной, предел там, где человек вбирает всю ее в круг своей собственной практики...
Доля иронии заключается в том, что при ограниченности Вселенной эволюционистское отрицание Божественного творения мира спасает себя допущением совершенно невероятной вещи - тем, что двигателем всеобщего развития оказывается... сам человек. Именно он вносит в окружающий нас мир то организационное начало, которое в конечном счете и упорядочивает всеобщее движение.
Впрочем, здесь есть некоторая тонкость. Мы уже говорили о том, что по существующим представлениям наблюдаемая Вселенная не исчерпывает собой всей действительности. Но и уже известные нам, и все те, которые еще только предстоит открыть, физические законы, распространяются только на нее; точно так же отношения пространства и времени действуют только в ее пределах. Мы не вправе распространить их за расчетные границы Вселенной - там властвуют совершенно иные принципы бытия. Поэтому границы Вселенной - это тоже сингулярность; все то, что лежит за ними - абсолютно недоступно ни нашему наблюдению, ни даже нашему разумению (ни даже нашей - самой смелой фантазии). За этой сингулярностью - абсолютно иное качество, и нам просто не дано, во всяком случае пока, заглянуть туда.
Таким образом, абсолютным пределом восхождения оказывается именно эта сингулярность. Но само время существует именно (и только) по эту сторону границы, поэтому в пределе своего восхождения сам человек может оказаться в таком положении, когда доступным ему окажется все оно без какого бы то ни было изъятия.
Между тем на уровне всей Вселенной привычные отношения пространства и времени полностью перестают действовать, поэтому субъект, сумевший полностью вобрать ее в свою практику, обязан будет столкнуться с таким положением вещей, когда все прошлое и все будущее мира сольются воедино. Восхождение на этот уровень необходимо приводит к столкновению не только со своим собственным прошлым, но и с прошлым всей нашей Вселенной; и любой, кто оказывается здесь, в сущности перестает быть тем, кем он был до этого, ибо он получает возможность вмешательства в него, а значит, возможность пересоздания и мира в целом, и самого себя.
Фрагментом этой общей модели развития может оказаться искусственное создание какой-то новой формы жизни, против которой у существующей сегодня нет никакого "противоядия"; это новообразование полностью пожирает старую и само развивается, попутно переделывая весь окружающий мир, до разумных форм, способных к повторению подобного самоубийства. Полной же моделью может служить обнаружение механизмов, способных повлечь за собой коллапс самого вещества Вселенной. (Напомним, что перед первым взрывом ядерного устройства в Аламогордо физиками всерьез просчитывалась вероятность включения в цепную реакцию вещества самой Земли.) Тонкость лишь в том, что достигающий предела своего развития субъект получает возможность прямого управления всем циклом от начала и до конца.
На первый взгляд, это может показаться прямым отождествлением человека с Богом. А это противоречит духовной традиции и эволюционизма и креационизма, поэтому должно быть исключено как одним, так и другим. Однако на деле никакого отождествления здесь нет и не может быть.
Задумаемся над одним обстоятельством. Ведь только человеку дано зачинать человеческую жизнь, только ему дано формировать душу другого человека... Противоречит ли это традиции эволюционизма? Да ни в коей мере. И это несмотря на то, что под человеком во все времена понимался не только индивид, но и род, поэтому Божественное его сотворение не могло быть ограничено созданием только наших прародителей; Господь Бог отнюдь не устраняется от формирования нашей совокупной души. И тем не менее вменение смертному некоторых Божественных функций нисколько не кажется сверхестественным для духовной традиции эволюционизма. Ни в коей мере это не затрагивает и основы христианского вероучения. Да, Бог творит человека руками самого человека (вернее сказать, его душой), но при всем этом Он всегда остается больше его и над ним. Человек изменяет свою планету, создает новые химические элементы, новые виды животных и растений... а ведь это - тоже элемент творения. Но и это не является ни ниспровержением основ эволюционной теории, ни кощунственным посягательством на прерогативы Творца.
Возможность человека в пределе своего восхождения замкнуть круг бытия и "включить" единый цикл развития Вселенной, в рамках которой он сам появляется на свет, легко укладывается в этот же ряд. Так почему что-то должно восставать в нас, если вдруг обнаруживается, что полный спектр доступного человеческому разуму оказывается несколько шире предполагаемого сегодня? И в сущности совсем неважно, чем именно очерчен весь этот спектр: естественным ли развитием самой природы, ниспосылаемым ли нам даром Творца, или возлагаемым Им на нас долгом.
Словом, все то, что лежит по эту сторону сингулярности, - в пределах компетенции самого человека; подлинное бытие Бога начинается за точкой сингулярности. (Это, разумеется, не значит, что все расположенное по эту сторону - вне Его власти.) Сама же сингулярность представляет собой тайну, и может интерпретироваться нами как угодно. Впрочем, уточним: толкование допускается только в рамках креационистских учений; концепция эволюционного развития обязывает останавиться по эту сторону предела. В свете же учения о сотворении мира одной из возможных интерпретаций сингулярности является тот самый Суд, о котором говорится в Писании.
Так что никакого отождествления с Богом нет и в помине И наконец: "включение" единого цикла исторического развития Вселенной отнюдь не означает ее прямого сотворения, и уже тем более не означает абсолютного порождения из ничего ее вещества и энергии.
Поэтому все открытия последнего времени так и не вносят окончательной ясности. Ими обнаруживается только одно: в той форме, в какой она существует сегодня, концепция эволюционного развития мира принята быть не может. Правда, и существенно облегченные представления о взаимоотношении человека и нашего Создателя так же не выдерживают анализа.
Заключение.
1. Анализ всей цепи причин, обусловливающих всеобщее развитие материального мира, равно как и анализ всей цепи вытекающих из них следствий, обнаруживает как в "нуль-пункте" естественной истории, так и в точке ее возможного предельного восхождения, бытие некоторых надмировых начал.
2. Сходство характеристик, обнаруживаемых этими началами, делает возможным прямое их отождествление друг с другом, другими словами, формулировку гипотезы о том, что скрывающиеся за первопричиной всеобщего развития и за его вершинной точкой - это не разные сущности, но разные проявления Одного.
3. Отсюда вся история развития наблюдаемой нами Вселенной - это не более чем ограниченная часть общей истории развертывания сущностных определений некоторого Абсолюта, дающего импульс всеобщему развитию и определяющего все его законы. Но и история Абсолюта, и история наблюдаемой нами Вселенной протекают не во времени; физическое время - это только предельно упрощенная форма описания реальных соотношений между отдельными стадиями действительного процесса.
4. Ограниченной моделью, "образом и подобием" Абсолюта, который в пределах, ограничиваемых точками сингулярности, направляет развитие всей наблюдаемой части материальной действительности от момента ее зарождения до вершинного пункта естественной и духовной истории, может быть сам человек. Больше того, исключение человека из числа объективных оснований, определяющих пути всеобщего развития природы, автоматически разрушает концепцию эволюционного развития.
5. Отсюда и теория эволюционного развития, и теория сотворения мира - в той форме, в какой они существуют сегодня, - это просто разные способы приближения к пониманию какого-то одного, куда более фундаментального взаимодействия материи и формообразующего Начала, чем это обычно представляется нам.
8. Всеобщая связь явлений. Континуум развития.
Неприятие логической возможности того, чтобы следствие могло как-либо влиять на свою собственную причину, проистекает из временного парадокса: ведь подобная возможность означает движение против единого потока времени, поэтому не исключено, что следствие способно уничтожить свою собственную причину, а значит, и себя. И здесь встает вопрос: было ли следствие, была ли причина? Была ли вообще эта петля единого цикла развития? Ведь она становится в принципе ненаблюдаемой, а в соответствии с самим критерием существования это значит, что ее просто не было. Но ведь все это можно распространить и на первопричину бытия, другими словами, все это допускает возможность уничтожения развития в целом.
Следовательно, нет никакой возможности влиять на свои причины.
Но мы видим, что отношения времени совсем не столь просты, как это кажется на первый взгляд.
Мы привыкли к тому представлению, согласно которому время уподобляется прямому лучу, исходящему из условно нулевой точки и устремляющемуся в бесконечность. Правда, еще Шпенглер писал, что подобное представление долгое время существовало далеко не для всех. Античному сознанию и культуре Индии оно было совершенно чуждым: "Мы, люди западноевропейской культуры, с нашим историческим чувством являемся исключением, а не правилом. "Всемирная история" - это наша картина мира, а не картина "человечества". Для индуса и грека не существовало картины становящегося мира, и, когда однажды угаснет цивилизация Запада, возможно, никогда уже не появится такая культура и, значит, такой человеческий тип, для которого "всемирная история" была бы столь же мощной формой бодрствования."47 (Курсив источника). Но как бы то ни было, сегодня оно стало, по-видимому, всеобщим.
Можно, в соответствии с основоположениями теории относительности, изменить размерность отдельных участков этой бесконечной прямой, но нельзя изменить генеральное направление движения этого луча.
Действительно ли нельзя? Есть ли какие-то фундаментальные основания, из которых следует этот вывод, или это просто предмет ничем не подкрепленной веры?
Стоит нам задуматься над этим, и мы обнаружим, что никаких оснований для такого вывода не существует, он просто постулируется нами, как говорится a priori, то есть до получения каких-то надежных подкрепляемых фактами оснований. Но вместе с тем этот постулат становится возможным только в свете тех теоретических представлений, согласно которым время "больше" Вселенной, что именно оно "вмещает в себя" все развитие объективной реальности, а не наоборот.
Между тем, если на уровне Вселенной в целом все время задано одновременно, то для нее (или для субъекта, сумевшего вобрать всю ее в круг своей собственной деятельности) оно предстает чем-то другим. На этом уровне время в привычном для нас понимании оказывается всего лишь специфическим способом связи каких-то отдельных состояний, которые могут принимать только ограниченные части единого целого, вернее сказать, - предельно упрощенным способом описания той объективной связи, которая существует между отдельными состояниями дискретных частей единого целого.
Полным аналогом такой картины мира, где все фрагменты временной последовательности представлены сразу, сосуществующими друг с другом, является логический континуум. Действительно, в нашем собственном сознании мы можем свободно сопоставлять между собой совершенно разные фрагменты развития любого объекта, включая и всю Вселенную. Ничто не возбраняет нам корректировать исходные посылки содержанием именно тех следствий, которые вытекают из них. Больше того: именно этот путь и является единственно возможным в формировании любых теоретических концепций. (Впрочем, не только теоретических, ибо любое творчество основывается именно на этом.)
Но это - только на уровне Вселенной в целом, если же мы опускаемся на любую низлежащую ступень, то есть ограничиваем наш анализ лишь каким-то фрагментом целого, все эти связи тут же исчезают и остается только однонаправленная стрела: "лицом к лицу - лица не увидать; большое видится на расстояньи".
Словом, наше обыденное представление о временном гольфстриме событий зависит только от масштаба явлений: чем больше масштаб, тем большую трудность вызывает чисто временное их упорядочивание, и наоборот: чем меньше масштаб, тел легче выстраивается единая временная последовательность.
И все же, нравится нам это или нет, упрощение явлений - по существу единственный путь их познания. Самым же простым способом представить себе все то, о чем говорится здесь, - это замкнуть единый временной поток в некоторый грандиозный круг, когда "конец времен" полностью сольется со своим началом. Древние изображали это в виде чудовища Уробороса - змеи, пожирающей свой собственный хвост.
В этом случае при рассмотрении любого фрагмента единого цикла всеобщего развития будут прослеживаться (с тем большей отчетливостью, чем меньше сам фрагмент истории) все привычные нам отношения между прошлым и будущим, причиной и следствием, - и только непредсказуемое действие случайности будет время от времени указывать нам на то, что далеко не все может быть объяснено только ими.
Больше того. Там, где время замыкается в какой-то надысторический круг, по существу разрешается парадокс, связанный допущением движения против временного градиента. Ведь мы предполагаем, что действие любой причины неограниченно продолжается в будущем. Правда, чем дальше от настоящего, тем меньше ее роль в реальном развитии явлений, но все же нуля она никогда не достигает. Поэтому даже при сохранении всего лишь одного направления мы обнаружим возможность следствий влиять на свои собственные причины. При этом будут наблюдаться именно те количественные зависимости, о которых мы уже говорили выше, то есть кажущаяся роль причин по мере увеличения временного интервала будет сокращаться, кажущееся действие следствий на свои причины - последовательно возрастать.
Правда, замыкающийся сам на себя единый временной поток образует собой какой-то обреченный на вечное повторение цикл. Однако это только видимость. Ведь в случае замкнутости времени субъект разума, достигая высшей точки своего развития, которая сливается с самым началом мира, получает реальную возможность искупить многое из того, что давно уже оставлено им где-то позади. Поэтому любой новый цикл всеобщей истории никогда не будет механическим повторением одного и того же, усвоенные уроки нравственности не смогут не сказаться. А это значит, что образуемая тем самым спираль времени должна иметь еще одно измерение.
Самым простым и здесь было бы замкнуть ее в круг, и тогда полная структура времени приняла бы законченную тороидальную форму. Но строго говоря, все то, что лежит за пределами одного витка всеобщей естественной истории - абсолютно сокрыто от нас. И если мы разделяем веру в физические законы, мы должны просто смиренно остановиться перед ними, если мы веруем в сотворение нашего мира, мы обязаны отступить, ибо никому не дано взглянуть в глаза Бога. Словом,
"...смертный, пред Богом смирись,
И мыслью своей не желай дерзновенной
Знать тайны, Им мудро от нас затаенной".
Впрочем, повторимся: и образ Уробороса - это тоже сильное упрощение. Для описания тех действительных отношений, которые скрываются за временными связями, у нас просто нет адекватных понятий.
Остается обратиться к аналогии.
Существуют наборы, состоящие из разного количества фигурных кусочков картона, из которых можно складывать какую-то картинку. Выберем из них самый большой и сложный, выбросим образец, по которому должно собираться целостное изображение, и приступим к работе.
Поскольку у нас нет ни малейшего представления о том, какая именно картинка должна сложиться в результате, мы можем начинать с любого фрагмента. Работа будет состоять в том, чтобы из всего множества других последовательно подбирать к нему именно такие, при сочленении с которыми и контуры изображения, и цветовые тона будут плавно и естественно перетекать друг в друга. Конечно, задача будет существенно осложняться там, где контрастные переходы будут совпадать с краями комбинируемых нами фрагментов, поэтому у нас могут образовываться довольно значительные пробелы собираемого изображения, но при должной аккуратности и терпении общая картинка рано или поздно будет сложена.
Если увидеть в плавном переходе контуров и цветовых пятен аналог временных или причинно-следственных связей, объединяющих элементы единого изображения, то весь этот процесс может послужить нам моделью естественноисторического развития, итогом которого как раз и должна выступать конечная картинка. Однако заметим, на протяжении нашей работы со всей отчетливостью эти "временные" отношения проступали далеко не везде, но только на отдельных островках единого изображения; при этом стечение контуров и цветовые контрасты на смежных островках зачастую ломали складывающуюся динамику. Именно поэтому общая работа требовала от нас и большого внимания, и известной доли воображения, творчества. Но ведь и в реальном познании окружающего нас мира вся система временных отношений предстает перед нами отнюдь не в виде единого потока времени, в который согласно укладывается все. Напротив, перед нами встает какой-то огромный архипелаг хаотически разбросанных островков объективной реальности, на каждом из которых действуют какие-то свои временные и причинные соотношения. Точно так же, как на мозаичном изображении плавные переходы могут быть прослежены только в очень ограниченных и зачастую не связанных друг с другом областях, само время в анналах геологии, палеоархеологии, палеонтологии, а зачастую и документированной истории, предстает таким же "мозаичным". Плавный поток, гармонично согласующий все звенья развития, не превышает нескольких тысяч лет, да и то - только на нашей планете. За пределами этих сроков начинаются всякие чудеса, когда временные смещения достигают миллионов и даже сотен миллионов лет; за пределами же Земли с абсолютной уверенностью, как кажется, нельзя говорить вообще ни о каких временных соответствиях.
Таким образом, не только точка зарождения мира обнаруживает прямую прикосновенность к творению; если неограниченно продолжить восходящую линию следствий, то и здесь мы приходим к тому же - к некоторому надмировому Началу, Которому, как кажется, и принадлежит решающая роль. Началу, действие Которого, проявляясь в виде случайности, постоянно организует и направляет действие всех причин.
Итак, независимо от того, куда мы устремим свой взор, - вспять ли по линии причин, или вперед по линии следствий, мы неизменно обнаруживаем некоторые надмировые силы, способные продиктовать - и, как это следует из сказанного, непрерывно диктующие - свою волю всей окружающей нас действительности. При этом оба полюса движения, между которыми укладывается вся естественная история мира, обнаруживают столь поразительное сходство между собой, что возникает прямая необходимость их полного отождествления.
Иначе говоря, то, что лежит в самом начале естественной истории, и то, что должно замыкать ее - это отнюдь не разные независимые друг от друга стихии, но нечто Одно. Все это наводит на мысль о том, что "начало" и "конец" мира - это вовсе не абсолютно противопоставленные друг другу стадии всеобщего движения. Оба разделенные всей протяженностью времени пункта (как, впрочем, и вся укладывающаяся между ними временная шкала) - это лишь некоторые условности, помогающие нам упростить общую картину действительности и тем сделать ее понятней.
Таким образом, исток истории и ее исход оказываются одним и тем же, а это значит, что общая линия развития Вселенной должна замкнуться, образовав собой какой-то грандиозный надысторический круг. В самом начале этого мета-исторического цикла Высшее Совершенство еще как бы погружено в Самого Себя. Представимым аналогом этого состояния выступает сжатие всего бытия в некую логическую точку или сведение в оптический фокус (капля росы, отражающая мир). В конце же пути - Оно развертывает все Свои определения во всем множестве материальных и духовных форм бытия. Собственно же история мира укладывается между двумя этими пунктами.
Любой, кто знаком с философией Гегеля, легко обнаружит здесь общую схему развития, которая наиболее отчетливо предстает в его знаменитой Науке логики45, вышедшей в свет в 1812 году. Именно там Абсолютная идея, начинаясь с абсолютного ничто, последовательно восходит к самой себе, из самой себя, как из семени, развертывая все свои определения, пока, наконец, не вместит в себя все отправления духа. Но именно этот конечный пункт и становится истинным началом пути; поэтому подлинным обоснованием всей его логики оказывается вовсе не совокупность определений, закладываемых в самый исток развития, но полная сумма следствий.
Это может показаться какой-то глубокой аберрацией сознания, не имеющей решительно никакого отношения к реальной действительности, однако те, кто подумают так, будут сильно разочарованы, ибо в действительности вся эта "заумь" издавна, если не сказать испокон веку, свойственна человеческому разуму. Поясним на простом примере. Мы знаем, что есть элементарная математика. Ее преподают в средней школе, и в той или иной степени с нею знаком каждый. Но есть и другая - которая преподается в ВУЗах и которая называется высшей; с нею знаком далеко не всякий. Больше того, существует мнение, что она намного сложней школьной и вообще не всегда доступна рядовому сознанию. Но в сущности то же можно сказать и про любую другую дисциплину, изучаемую в школе: химию, физику, биологию, филологию и так далее; все они могут быть разделены на "элементарную" и "высшую". Правда, логику не изучают в школе, в отличие от всех школьных дисциплин, мы приступаем к ней едва ли не сразу после овладения речью, поэтому школой логики выступает в сущности вся наша жизнь. Но и логика может быть с успехом поделена на такую же "элементарную" и "высшую". К элементарной относятся все те правила, которыми руководствуемся мы в нашей повседневности; большинство из нас даже не знает правильной формулировки основных ее законов, но это нисколько не мешает нам в точности соблюдать их и больше того - остро (интуицией) чувствовать любое их нарушение. Но все же высшая логика отличается от элементарной, и в ней, точно так же, как и в высшей математике (биологии, филологии и т.д.), есть много такого, что может показаться на первый взгляд поставленным с ног на голову, словом, такого, что противоречит всем усвоенным нами первоосновам.
Одной из таких не укладывающихся в обыденное сознание особенностью логики является необходимость неопределяемых исходных понятий. Какие-то из основных понятий всех аксиоматических систем должны быть неопределяемыми. Гильберт, один из величайших логиков всех времен и народов, шутил, заявляя, что хотя мы используем такие слова, как точка, прямая, плоскость, и т.д., вполне можно было бы говорить о пивных кружках, стульях и любых других предметах, лишь бы они удовлетворяли требованиям вводимых нами аксиом. Откуда, в таком случае, мы знаем, как пользоваться исходными категориями? Ответ дают сами аксиомы, именно они (и, добавим, вся совокупность доказываемых с их помощью теорем) содержат в себе все то, что можно утверждать об исходных понятиях. Так, если точка и прямая формально не определены, но заданы аксиомы о том, что через две точки можно провести прямую и притом только одну, а также о том, что три точки задают плоскость и притом только одну, то именно совокупность этих аксиом создает тот строгий контекст, который может использоваться нами при выводе новых утверждений о точке, прямой и плоскости46. Прикосновенность этого принципа именно к высшей логике следует из того, что даже математиками он был осознан только к концу XIX столетия, несмотря на то, что о нем говорили и Аристотель, и Декарт, и, как уже сказано, Гегель.
Мы же говорим здесь именно о тех общих понятиях, которые лежат в основе учений о развитии мира. Поэтому - если мы действительно хотим разобраться в проблемах эволюции или креационизма - столкновения с подобной "заумью" нам никак не избежать.
Таким образом, надобыденная логика говорит о том, что подлинным обоснованием всех принимаемых нами посылок является без исключения вся сумма вытекающих из них следствий. А это и есть отражение того обнаруживаемого при анализе механизмов любого развития обстоятельства, что вся цепь следствий играет не только пассивную страдательную роль, но и активно участвует в формировании своих собственных причин.
Но мы предположили, что разум свободно развивается до... А, собственно, где предел развития человеческой цивилизации? Кроме того, мы видели, что традиционная аргументация, которая лежит в опровержении вмешательства сверхестественных начал и в обосновании всех эволюционных учений, обращается в свою полную противоположность при обнаружении ограниченности нашей Вселенной. Парадокс заключается в том, что в этом случае концепция эволюционизма не разрушается немедленно только при том допущении, что наблюдаемый нами мир способен быть познанным до конца. В противном случае, как мы уже видели, самый факт развития оказывается свидетельством вмешательства надприродных сил.
Так где же все-таки предел, если разуму и в самом деле предначертаны миллиарды лет непрерывного восхождения?
А предел - в полном исчерпании всех тайн Вселенной, предел там, где человек вбирает всю ее в круг своей собственной практики...
Доля иронии заключается в том, что при ограниченности Вселенной эволюционистское отрицание Божественного творения мира спасает себя допущением совершенно невероятной вещи - тем, что двигателем всеобщего развития оказывается... сам человек. Именно он вносит в окружающий нас мир то организационное начало, которое в конечном счете и упорядочивает всеобщее движение.
Впрочем, здесь есть некоторая тонкость. Мы уже говорили о том, что по существующим представлениям наблюдаемая Вселенная не исчерпывает собой всей действительности. Но и уже известные нам, и все те, которые еще только предстоит открыть, физические законы, распространяются только на нее; точно так же отношения пространства и времени действуют только в ее пределах. Мы не вправе распространить их за расчетные границы Вселенной - там властвуют совершенно иные принципы бытия. Поэтому границы Вселенной - это тоже сингулярность; все то, что лежит за ними - абсолютно недоступно ни нашему наблюдению, ни даже нашему разумению (ни даже нашей - самой смелой фантазии). За этой сингулярностью - абсолютно иное качество, и нам просто не дано, во всяком случае пока, заглянуть туда.
Таким образом, абсолютным пределом восхождения оказывается именно эта сингулярность. Но само время существует именно (и только) по эту сторону границы, поэтому в пределе своего восхождения сам человек может оказаться в таком положении, когда доступным ему окажется все оно без какого бы то ни было изъятия.
Между тем на уровне всей Вселенной привычные отношения пространства и времени полностью перестают действовать, поэтому субъект, сумевший полностью вобрать ее в свою практику, обязан будет столкнуться с таким положением вещей, когда все прошлое и все будущее мира сольются воедино. Восхождение на этот уровень необходимо приводит к столкновению не только со своим собственным прошлым, но и с прошлым всей нашей Вселенной; и любой, кто оказывается здесь, в сущности перестает быть тем, кем он был до этого, ибо он получает возможность вмешательства в него, а значит, возможность пересоздания и мира в целом, и самого себя.
Фрагментом этой общей модели развития может оказаться искусственное создание какой-то новой формы жизни, против которой у существующей сегодня нет никакого "противоядия"; это новообразование полностью пожирает старую и само развивается, попутно переделывая весь окружающий мир, до разумных форм, способных к повторению подобного самоубийства. Полной же моделью может служить обнаружение механизмов, способных повлечь за собой коллапс самого вещества Вселенной. (Напомним, что перед первым взрывом ядерного устройства в Аламогордо физиками всерьез просчитывалась вероятность включения в цепную реакцию вещества самой Земли.) Тонкость лишь в том, что достигающий предела своего развития субъект получает возможность прямого управления всем циклом от начала и до конца.
На первый взгляд, это может показаться прямым отождествлением человека с Богом. А это противоречит духовной традиции и эволюционизма и креационизма, поэтому должно быть исключено как одним, так и другим. Однако на деле никакого отождествления здесь нет и не может быть.
Задумаемся над одним обстоятельством. Ведь только человеку дано зачинать человеческую жизнь, только ему дано формировать душу другого человека... Противоречит ли это традиции эволюционизма? Да ни в коей мере. И это несмотря на то, что под человеком во все времена понимался не только индивид, но и род, поэтому Божественное его сотворение не могло быть ограничено созданием только наших прародителей; Господь Бог отнюдь не устраняется от формирования нашей совокупной души. И тем не менее вменение смертному некоторых Божественных функций нисколько не кажется сверхестественным для духовной традиции эволюционизма. Ни в коей мере это не затрагивает и основы христианского вероучения. Да, Бог творит человека руками самого человека (вернее сказать, его душой), но при всем этом Он всегда остается больше его и над ним. Человек изменяет свою планету, создает новые химические элементы, новые виды животных и растений... а ведь это - тоже элемент творения. Но и это не является ни ниспровержением основ эволюционной теории, ни кощунственным посягательством на прерогативы Творца.
Возможность человека в пределе своего восхождения замкнуть круг бытия и "включить" единый цикл развития Вселенной, в рамках которой он сам появляется на свет, легко укладывается в этот же ряд. Так почему что-то должно восставать в нас, если вдруг обнаруживается, что полный спектр доступного человеческому разуму оказывается несколько шире предполагаемого сегодня? И в сущности совсем неважно, чем именно очерчен весь этот спектр: естественным ли развитием самой природы, ниспосылаемым ли нам даром Творца, или возлагаемым Им на нас долгом.
Словом, все то, что лежит по эту сторону сингулярности, - в пределах компетенции самого человека; подлинное бытие Бога начинается за точкой сингулярности. (Это, разумеется, не значит, что все расположенное по эту сторону - вне Его власти.) Сама же сингулярность представляет собой тайну, и может интерпретироваться нами как угодно. Впрочем, уточним: толкование допускается только в рамках креационистских учений; концепция эволюционного развития обязывает останавиться по эту сторону предела. В свете же учения о сотворении мира одной из возможных интерпретаций сингулярности является тот самый Суд, о котором говорится в Писании.
Так что никакого отождествления с Богом нет и в помине И наконец: "включение" единого цикла исторического развития Вселенной отнюдь не означает ее прямого сотворения, и уже тем более не означает абсолютного порождения из ничего ее вещества и энергии.
Поэтому все открытия последнего времени так и не вносят окончательной ясности. Ими обнаруживается только одно: в той форме, в какой она существует сегодня, концепция эволюционного развития мира принята быть не может. Правда, и существенно облегченные представления о взаимоотношении человека и нашего Создателя так же не выдерживают анализа.
Заключение.
1. Анализ всей цепи причин, обусловливающих всеобщее развитие материального мира, равно как и анализ всей цепи вытекающих из них следствий, обнаруживает как в "нуль-пункте" естественной истории, так и в точке ее возможного предельного восхождения, бытие некоторых надмировых начал.
2. Сходство характеристик, обнаруживаемых этими началами, делает возможным прямое их отождествление друг с другом, другими словами, формулировку гипотезы о том, что скрывающиеся за первопричиной всеобщего развития и за его вершинной точкой - это не разные сущности, но разные проявления Одного.
3. Отсюда вся история развития наблюдаемой нами Вселенной - это не более чем ограниченная часть общей истории развертывания сущностных определений некоторого Абсолюта, дающего импульс всеобщему развитию и определяющего все его законы. Но и история Абсолюта, и история наблюдаемой нами Вселенной протекают не во времени; физическое время - это только предельно упрощенная форма описания реальных соотношений между отдельными стадиями действительного процесса.
4. Ограниченной моделью, "образом и подобием" Абсолюта, который в пределах, ограничиваемых точками сингулярности, направляет развитие всей наблюдаемой части материальной действительности от момента ее зарождения до вершинного пункта естественной и духовной истории, может быть сам человек. Больше того, исключение человека из числа объективных оснований, определяющих пути всеобщего развития природы, автоматически разрушает концепцию эволюционного развития.
5. Отсюда и теория эволюционного развития, и теория сотворения мира - в той форме, в какой они существуют сегодня, - это просто разные способы приближения к пониманию какого-то одного, куда более фундаментального взаимодействия материи и формообразующего Начала, чем это обычно представляется нам.
8. Всеобщая связь явлений. Континуум развития.
Неприятие логической возможности того, чтобы следствие могло как-либо влиять на свою собственную причину, проистекает из временного парадокса: ведь подобная возможность означает движение против единого потока времени, поэтому не исключено, что следствие способно уничтожить свою собственную причину, а значит, и себя. И здесь встает вопрос: было ли следствие, была ли причина? Была ли вообще эта петля единого цикла развития? Ведь она становится в принципе ненаблюдаемой, а в соответствии с самим критерием существования это значит, что ее просто не было. Но ведь все это можно распространить и на первопричину бытия, другими словами, все это допускает возможность уничтожения развития в целом.
Следовательно, нет никакой возможности влиять на свои причины.
Но мы видим, что отношения времени совсем не столь просты, как это кажется на первый взгляд.
Мы привыкли к тому представлению, согласно которому время уподобляется прямому лучу, исходящему из условно нулевой точки и устремляющемуся в бесконечность. Правда, еще Шпенглер писал, что подобное представление долгое время существовало далеко не для всех. Античному сознанию и культуре Индии оно было совершенно чуждым: "Мы, люди западноевропейской культуры, с нашим историческим чувством являемся исключением, а не правилом. "Всемирная история" - это наша картина мира, а не картина "человечества". Для индуса и грека не существовало картины становящегося мира, и, когда однажды угаснет цивилизация Запада, возможно, никогда уже не появится такая культура и, значит, такой человеческий тип, для которого "всемирная история" была бы столь же мощной формой бодрствования."47 (Курсив источника). Но как бы то ни было, сегодня оно стало, по-видимому, всеобщим.
Можно, в соответствии с основоположениями теории относительности, изменить размерность отдельных участков этой бесконечной прямой, но нельзя изменить генеральное направление движения этого луча.
Действительно ли нельзя? Есть ли какие-то фундаментальные основания, из которых следует этот вывод, или это просто предмет ничем не подкрепленной веры?
Стоит нам задуматься над этим, и мы обнаружим, что никаких оснований для такого вывода не существует, он просто постулируется нами, как говорится a priori, то есть до получения каких-то надежных подкрепляемых фактами оснований. Но вместе с тем этот постулат становится возможным только в свете тех теоретических представлений, согласно которым время "больше" Вселенной, что именно оно "вмещает в себя" все развитие объективной реальности, а не наоборот.
Между тем, если на уровне Вселенной в целом все время задано одновременно, то для нее (или для субъекта, сумевшего вобрать всю ее в круг своей собственной деятельности) оно предстает чем-то другим. На этом уровне время в привычном для нас понимании оказывается всего лишь специфическим способом связи каких-то отдельных состояний, которые могут принимать только ограниченные части единого целого, вернее сказать, - предельно упрощенным способом описания той объективной связи, которая существует между отдельными состояниями дискретных частей единого целого.
Полным аналогом такой картины мира, где все фрагменты временной последовательности представлены сразу, сосуществующими друг с другом, является логический континуум. Действительно, в нашем собственном сознании мы можем свободно сопоставлять между собой совершенно разные фрагменты развития любого объекта, включая и всю Вселенную. Ничто не возбраняет нам корректировать исходные посылки содержанием именно тех следствий, которые вытекают из них. Больше того: именно этот путь и является единственно возможным в формировании любых теоретических концепций. (Впрочем, не только теоретических, ибо любое творчество основывается именно на этом.)
Но это - только на уровне Вселенной в целом, если же мы опускаемся на любую низлежащую ступень, то есть ограничиваем наш анализ лишь каким-то фрагментом целого, все эти связи тут же исчезают и остается только однонаправленная стрела: "лицом к лицу - лица не увидать; большое видится на расстояньи".
Словом, наше обыденное представление о временном гольфстриме событий зависит только от масштаба явлений: чем больше масштаб, тем большую трудность вызывает чисто временное их упорядочивание, и наоборот: чем меньше масштаб, тел легче выстраивается единая временная последовательность.
И все же, нравится нам это или нет, упрощение явлений - по существу единственный путь их познания. Самым же простым способом представить себе все то, о чем говорится здесь, - это замкнуть единый временной поток в некоторый грандиозный круг, когда "конец времен" полностью сольется со своим началом. Древние изображали это в виде чудовища Уробороса - змеи, пожирающей свой собственный хвост.
В этом случае при рассмотрении любого фрагмента единого цикла всеобщего развития будут прослеживаться (с тем большей отчетливостью, чем меньше сам фрагмент истории) все привычные нам отношения между прошлым и будущим, причиной и следствием, - и только непредсказуемое действие случайности будет время от времени указывать нам на то, что далеко не все может быть объяснено только ими.
Больше того. Там, где время замыкается в какой-то надысторический круг, по существу разрешается парадокс, связанный допущением движения против временного градиента. Ведь мы предполагаем, что действие любой причины неограниченно продолжается в будущем. Правда, чем дальше от настоящего, тем меньше ее роль в реальном развитии явлений, но все же нуля она никогда не достигает. Поэтому даже при сохранении всего лишь одного направления мы обнаружим возможность следствий влиять на свои собственные причины. При этом будут наблюдаться именно те количественные зависимости, о которых мы уже говорили выше, то есть кажущаяся роль причин по мере увеличения временного интервала будет сокращаться, кажущееся действие следствий на свои причины - последовательно возрастать.
Правда, замыкающийся сам на себя единый временной поток образует собой какой-то обреченный на вечное повторение цикл. Однако это только видимость. Ведь в случае замкнутости времени субъект разума, достигая высшей точки своего развития, которая сливается с самым началом мира, получает реальную возможность искупить многое из того, что давно уже оставлено им где-то позади. Поэтому любой новый цикл всеобщей истории никогда не будет механическим повторением одного и того же, усвоенные уроки нравственности не смогут не сказаться. А это значит, что образуемая тем самым спираль времени должна иметь еще одно измерение.
Самым простым и здесь было бы замкнуть ее в круг, и тогда полная структура времени приняла бы законченную тороидальную форму. Но строго говоря, все то, что лежит за пределами одного витка всеобщей естественной истории - абсолютно сокрыто от нас. И если мы разделяем веру в физические законы, мы должны просто смиренно остановиться перед ними, если мы веруем в сотворение нашего мира, мы обязаны отступить, ибо никому не дано взглянуть в глаза Бога. Словом,
"...смертный, пред Богом смирись,
И мыслью своей не желай дерзновенной
Знать тайны, Им мудро от нас затаенной".
Впрочем, повторимся: и образ Уробороса - это тоже сильное упрощение. Для описания тех действительных отношений, которые скрываются за временными связями, у нас просто нет адекватных понятий.
Остается обратиться к аналогии.
Существуют наборы, состоящие из разного количества фигурных кусочков картона, из которых можно складывать какую-то картинку. Выберем из них самый большой и сложный, выбросим образец, по которому должно собираться целостное изображение, и приступим к работе.
Поскольку у нас нет ни малейшего представления о том, какая именно картинка должна сложиться в результате, мы можем начинать с любого фрагмента. Работа будет состоять в том, чтобы из всего множества других последовательно подбирать к нему именно такие, при сочленении с которыми и контуры изображения, и цветовые тона будут плавно и естественно перетекать друг в друга. Конечно, задача будет существенно осложняться там, где контрастные переходы будут совпадать с краями комбинируемых нами фрагментов, поэтому у нас могут образовываться довольно значительные пробелы собираемого изображения, но при должной аккуратности и терпении общая картинка рано или поздно будет сложена.
Если увидеть в плавном переходе контуров и цветовых пятен аналог временных или причинно-следственных связей, объединяющих элементы единого изображения, то весь этот процесс может послужить нам моделью естественноисторического развития, итогом которого как раз и должна выступать конечная картинка. Однако заметим, на протяжении нашей работы со всей отчетливостью эти "временные" отношения проступали далеко не везде, но только на отдельных островках единого изображения; при этом стечение контуров и цветовые контрасты на смежных островках зачастую ломали складывающуюся динамику. Именно поэтому общая работа требовала от нас и большого внимания, и известной доли воображения, творчества. Но ведь и в реальном познании окружающего нас мира вся система временных отношений предстает перед нами отнюдь не в виде единого потока времени, в который согласно укладывается все. Напротив, перед нами встает какой-то огромный архипелаг хаотически разбросанных островков объективной реальности, на каждом из которых действуют какие-то свои временные и причинные соотношения. Точно так же, как на мозаичном изображении плавные переходы могут быть прослежены только в очень ограниченных и зачастую не связанных друг с другом областях, само время в анналах геологии, палеоархеологии, палеонтологии, а зачастую и документированной истории, предстает таким же "мозаичным". Плавный поток, гармонично согласующий все звенья развития, не превышает нескольких тысяч лет, да и то - только на нашей планете. За пределами этих сроков начинаются всякие чудеса, когда временные смещения достигают миллионов и даже сотен миллионов лет; за пределами же Земли с абсолютной уверенностью, как кажется, нельзя говорить вообще ни о каких временных соответствиях.