Эллин Стенли. Когда принимается решение

Эллин Стенли
Когда принимается решение

   Стэнли Эллин
   Когда принимается решение
   Перевод Н. Кашиной
   Хью Лозьер не принадлежал к числу тех самоуверенных людей, которые, как правило, не внушают симпатию. Все мы конечно же в своей жизни встречали самонадеянных людей, слышали их сдержанные и одновременно пронзительные голоса, заглушающие другие в разговоре, помним их тыкающие в грудь пальцы в доказательство своего мнения, последние, заключительные слова по любому поводу, - и мне представляется, что мы испытываем к ним одно общее чувство неприязни и зависти. Неприязни, потому что никому не понравится, когда тебя заглушают или тыкают в грудь, и одновременно зависти, потому что каждому хотелось бы чувствовать себя достаточно уверенно, чтобы кричать и тыкать самому.
   Поскольку моя работа требовала периодического присутствия в определенных местах того напичканного атомом мира, где единственным состоянием была неразбериха, а единственным постоянным занятием политические дрязги, то мне все труднее становилось придерживаться каких-либо определенных взглядов и суждений.
   Хью однажды высказался в том смысле, что хорошо, что мое начальство в управлении не скроено по тем же меркам, а то со страной бог знает что случилось бы. Нельзя сказать, что это мне понравилось, однако что самое интересное - я должен был признать за ним право говорить так.
   Несмотря на это, а также несмотря на то что он был моим деверем любопытное сочетание, когда начинаешь размышлять об этом, - я, как и все те, кто знал Хью, страшно любил его.
   Это был крупный мужчина приятной наружности, с ясными голубыми глазами на румяном лице, с отзывчивым характером, способным воспринимать твои любые идеи. Это был необыкновенно великодушный человек, и его великодушие отличалось тем редким свойством, когда принимающий дар чувствует себя так, будто делает дарителю одолжение.
   Я бы не сказал, что у него было необыкновенное чувство юмора, но его заменяло незамысловатое добродушие. Буйная сторона характера Хью скрывалась до той поры, пока он полагал, что вам необходима его помощь, а вы не попросили его об этом. Это означало, что если вы понравились Хью, то уже через десять минут вашего с ним знакомства должны спросить его о том, что он может для вас сделать.
   Приблизительно через месяц после женитьбы Хью на моей сестре Элизабет она как-то упомянула в разговоре с ним о моем увлечении прекрасным Копли, картина которого висела в его поместье Хиллтоп, и я до сих пор с ужасом вспоминаю тот момент, когда эту картину неожиданно привезли в мою крохотную квартирку. Хотя это и стоило мне определенных усилий, тем не менее удалось вернуть картину под тем предлогом, что она, несомненно, стоит гораздо больше, чем весь дом, в котором я жил, и что она просто не смотрится на моей стене. Полагаю, Хью подозревал меня во лжи, но, обладая таким характером, не мог даже помыслить о том, чтобы заявить мне об этом.
   Нет сомнений, что Хью в его настоящем виде сформировали поместье Хиллтоп и вековые традиции семейства Лозьер. Первые представители семейства основали поместье на холмах, возвышающихся над рекой (что и отразилось в его названии), упорно трудились и весьма преуспели на этом поприще. Последующие поколения вкладывали доходы настолько умело, что состояние и положение семейства воздвигли незримую стену между Хиллтопом и окружающим миром. По правде говоря, Хью был скорее представителем восемнадцатого века, который оказался в двадцатом и выжил.
   Хиллтоп же был почти полной копией знаменитого, но давно уже необитаемого дома Дэйн, находящегося неподалеку, и впечатлял с первого взгляда. Несмотря на свои размеры, он представлял собой изящный каменный особняк, над которым уже поработало время. Просторные лужайки, спускающиеся к самой воде, были ухожены с такой тщательностью, что напоминали ковер необыкновенно яркого зеленого цвета, как по волшебству меняющий оттенки под дуновением ветерка. По другую сторону дома тянулись сады и рощи, среди которых виднелись наполовину скрытые деревьями конюшни и надворные постройки. И уже за деревьями тянулась узкая дорога, ведущая в город. Дорога была частной собственностью, и владельцы поместий, которые располагались вдоль нее, сами содержали свою часть, но, я думаю, можно с уверенностью сказать, что затраты Хью на ее поддержание никак не соответствовали тем редким случаям, когда он пользовался ею.
   Жизнь Хью была полностью связана с Хиллтопом. Только острая необходимость могла заставить его покинуть Хиллтоп, и если вы встречали его где-то за пределами поместья, то могли быть уверены, что он считает минуты до возвращения обратно. И если вы не проявляли осмотрительность, то оказывались там вместе с ним и уже сами не могли уехать оттуда неделя за неделей.
   Одно время меня интересовало, как Элизабет согласилась на этот брак, принимая во внимание тот факт, что до встречи с Хью она была настолько же неутомима и взбалмошна, насколько очаровательна. Когда я прямо спросил ее об этом, она ответила: "Это было прекрасно, дорогой. Так же прекрасно, как я и думала, когда впервые встретила его".
   Так получилось, что их первая встреча произошла на художественной выставке всяких сверхмодных штук. Когда она внимательно изучала что-то совсем уже непонятное, то обнаружила присутствие этого высокого красивого человека, который буквально уставился на нее. И когда она была готова, по ее выражению, поставить его на место, тот неожиданно спросил: "Вам нравится это?"
   Это было настолько не похоже на то, что она ожидала, что вопрос застал ее врасплох.
   - Не знаю, - пробормотала она. - А что, должно нравиться?
   - Нет, - ответил незнакомец, - все это глупости. Пойдемте со мной, и я покажу вам такое, на что не жалко потратить время.
   - И, - продолжала Элизабет, - я пошла за ним как собачонка. А он водил меня вверх и вниз и красивым громким голосом рассказывал мне, что хорошо и что плохо, так что мы собрали вокруг себя чуть ли не толпу слушателей. Можешь себе представить?
   - Да, могу, - ответил я. Нечто подобное уже было у меня с Хью, и я доподлинно знаю, что ничто не может поколебать его железную уверенность.
   - Должна признать, что сначала мне это не очень понравилось. Но потом я увидела, что он знает то, о чем говорит, и что он ужасно искренен. Ни малейшей неловкости, а только желание дать мне возможность понять вещи такими, какими видит их он. И так во всем. Никто в этом мире не знает, на что ему решиться - что заказать на обед, как выполнить свою работу, за кого голосовать. А Хью всегда знает. Это не те знания, которые нужны для лечения нервов, всевозможных комплексов и тому подобных вещей. Поэтому я беру себе Хью, а других оставляю психиатрам.
   Именно так все и было. Рай с идеально ухоженными лужайками, где не было этих ужасных нервов, комплексов, даже намека на присутствие змеяискусителя поблизости. Все это продолжалось до того самого дня, когда на сцене появился Рэймонд.
   Элизабет, Хью и я сидели на террасе в тот день, разомлев под августовскими лучами до того состояния, когда даже не хотелось притворяться, что поддерживаешь разговор. Я лежал с льняной шляпой на лице, слушал летние звуки и был абсолютно счастлив.
   Легкий ветерок доносился из находящейся рядом осиновой рощи, с реки доносились звуки падающей с весел воды, время от времени раздавалось меланхоличное звучание колокольчика стада овец, пасущихся здесь же на лугу. Стадо - это тоже причуда Хью. Он клялся, что для луга нет ничего лучше пасущихся на нем овец, и поэтому каждое утро пять-шесть упитанных и сонных овец с этой целью выводились на траву, что придавало пейзажу пасторальный оттенок.
   Первое ощущение, что происходит что-то неладное, пришло со стороны стада: послышался бешеный звон колокольчика, а потом раздалось такое блеяние, что можно было предположить нападение по меньшей мере стаи волков. Я услышал, как Хью громко и сердито чертыхнулся, а когда открыл глаза, то увидел нечто гораздо более несообразное, чем просто волки.
   Это был большой черный пудель с великолепной стрижкой под цирковую собаку, с красным ошейником, самозабвенно гонявшийся за перепуганными овцами по лужайке. Было ясно, что он не собирался причинить им вред: вероятно, решил, что это самые прекрасные товарищи по играм. Но ясно было и то, что перепуганные овцы не понимали этого. И похоже, игра кончилась бы в реке.
   В то время как я наблюдал это, Хью хватило секунды, чтобы перемахнуть через низкую ограду террасы и оказаться среди овец, отгоняя их от реки и выкрикивая команды собаке.
   - Лежать, - кричал он. - Лежать.
   Затем он твердо скомандовал, как своей гончей:
   - За мной.
   На мой взгляд, было бы лучше, замахнись Хью на собаку палкой или камнем, так как пудель не обращал на его команды ни малейшего внимания. Он продолжал радостно лаять, а затем снова бросился за овцами, на этот раз вместе с Хью, который тщетно пытался догнать его. Мгновение спустя собака замерла, услышав голос из-за деревьев.
   - Сидеть! - послышался запыхавшийся голос. - Сидеть!
   Потом уже появился его обладатель, невысокого роста подвижный человек, который торопливо пробирался по траве. Хью стоял в ожидании, и его лицо темнело от гнева на наших глазах.
   Элизабет сжала мою руку.
   - Давай спустимся туда, - прошептала она. - Хью не любит, когда из него делают дурака.
   Мы поспели как раз вовремя, чтобы услышать, как Хью пустил в ход тяжелую артиллерию.
   - Те, кто не знает, как обучать животных, не должны держать их.
   Лицо человека выражало полнейшее вежливое внимание. Это было приятное лицо, худое и интеллигентное, с сеткой тонких морщин в уголках глаз. В его глазах проскальзывало то, что невозможно спрятать, - легкая насмешка, отблеск скрытой проницательности, смотрящей в мир подобно объективу камеры. И я сразу почувствовал к нему расположение. В лице незнакомца было что-то мучительно знакомое: этот высокий лоб, редеющие седые волосы... Но сколько я ни копался в памяти во время длинной и напыщенной лекции Хью, я не смог найти ответа. Эти поучения были завершены советами о лучших методах обучения собак, и к тому времени стало ясно, что Хью уже готов был простить его.
   - Поскольку ущерб причинен не был... - начал он. Человек спокойно кивнул и с сожалением заметил:
   - Однако неудачное начало для знакомства с новыми соседями. Хью был поражен.
   - Соседи? - спросил он почти грубо. - Вы хотите сказать, что живете рядом?
   Человек кивнул в сторону осиновой рощи.
   - За этой рощей.
   - Поместье Дэйн?
   Это поместье было таким же святым местом для Хью, как и Хиллтоп; он как-то говорил мне, что, если бы представилась возможность купить этот дом, он бы не задумываясь сделал это.
   В его голосе прозвучало недоверие.
   - Я не верю этому! - воскликнул он.
   - Да, - заверил его незнакомец, - именно там. Я выступал там как-то на вечере много лет назад и всегда надеялся, что когда-нибудь смогу владеть им.
   Слово "выступал" послужило ключом к разгадке, равно как и слегка уловимый акцент в безупречном английском. Этот человек родился и вырос в Марселе, чем и объяснялся акцент, и стал легендой задолго до моего рождения.
   - Вы Рэймонд, Чарльз Рэймонд? - спросил я.
   - Я предпочитаю просто Рэймонд, - улыбнулся он, как бы прося извинить его за свое тщеславие. - И весьма польщен, что вы узнали меня.
   Не думаю, что это было на самом деле так. Рэймонд-маг, великий Рэймонд мог ожидать, что его узнают, где бы он ни появился. Магистр трюков, который затмил Тарстона, мастер иллюзиона, почти затмивший Гудини, вряд ли мог недооценивать себя!
   Он начинал со стандартного набора трюков, который составляет репертуар профессиональных магов, но пошел значительно дальше, к тем вершинам искусства иллюзии, которые, как я полагаю, стали известны нам только сейчас. Свинцовый гроб под тридцатиметровым слоем озерного льда, стальная смирительная рубашка, своды Английского банка, изысканный самоубийственный узел, который соединял шею и обе ноги таким образом, что любое движение затягивало петлю, - все это Рэймонд прекрасно освоил, успешно демонстрируя публике иллюзию исчезновения. Но потом, уже на вершине славы, он неожиданно исчез из виду и его имя стало историей.
   Когда я спросил Рэймонда, почему он это сделал, тот пожал плечами.
   - Человек работает за деньги или из любви к своей работе. Если у него есть все, в чем он нуждается, и он не испытывает любви к своей работе, тогда зачем продолжать?
   - Но так завершить свою карьеру! - запротестовал я.
   - Для меня было достаточно того, что здесь меня ждет дом.
   - Вы хотите сказать, что никогда не хотели жить нигде, кроме этого места?
   - Никогда и ни разу все эти годы.
   Он положил палец на нос и подмигнул нам.
   - Конечно, я из всего не делал тайны, но когда продавалось это поместье, я был первым, и единственным, претендентом.
   - Вы не так легко расстаетесь со своей мечтой, - сказал Хью раздраженно.
   Рэймонд рассмеялся.
   - Мечтой? Это стало навязчивой идеей. Я побывал во многих местах, но какими бы красивыми они ни были, я знал, что они не могут сравниться с домом на краю леса, с рекой у подножия и с холмами позади. Когда-нибудь, сказал я себе, когда мои поездки закончатся, я приеду сюда и подобно Кандиду буду взращивать свой сад.
   Он потрепал пуделя по голове и с удовлетворением посмотрел вокруг.
   - И вот, наконец, я здесь.
   Он действительно был здесь, и всем стало очень скоро ясно, что его прибытие сюда будет связано с большими переменами в Хиллтопе. Или, поскольку Хиллтоп был полным отражением Хью, стало ясно, что эти перемены коснутся и непосредственно его. Он стал раздражительным, неугомонным и еще более агрессивно уверенным в себе, чем когда-либо. Теплота и добросердечие по-прежнему присутствовали в нем - они были такой же его неотъемлемой частью, как и высокомерие, - но они стали проявляться в нем реже, чем обычно. Хью теперь напоминал человека, которому попала соринка в глаз, но он никак не может ее вытащить и потому должен заняться ею самым тщательным образом.
   Конечно, этой соринкой был Рэймонд, и, как мне временами казалось, он наслаждался этой ролью. Для него было бы проще оставаться в своем собственном доме и заниматься садом, собирать семейный альбом или заниматься тем, чем обычно любят заниматься отошедшие от дел люди, но он, очевидно, счел для себя это невозможным. Он имел обыкновение заезжать в Хиллтоп в любое время, точно так же как Хью наведывался в Дэйн и проводил там бесконечные и беспокойные дни.
   Оба, должно быть, сознавали, что они не подходят друг другу и что самое простое и логичное решение - это держаться подальше друг от друга. Они обладали схожим набором положительных и отрицательных качеств, что когда были в комнате вместе, то столкновение антагонистических сил оказывалось столь сильно, что это ощущалось даже в воздухе.
   Любой предмет становился поводом для разногласий и жестокого поединка Хью, вооруженного и защищенного мощью своей уверенности, и Рэймонда, пытающегося найти бреши в обороне Хью своими выпадами. Думаю, что отсутствие брешей и раздражало Рэймонда больше всего. Подобно человеку, одержимому поиском всестороннего разрешения проблем, погружением во взаимодействие причин и связей, его постоянно раздражал односторонний подход Хью к разрешению любых вопросов. И он давал понять это Хью.
   - Вы положительно из средневековья, - говорил он. - Самое главное, чему следовало бы научиться с того времени, - это то, что нет легких ответов на вопросы, нельзя решать проблемы только щелчком пальцев. Я уверен, что когда-нибудь вы столкнетесь с абсолютной дилеммой - с вопросом, на который нет ответа, и для вас это будет откровением. В этот момент вы узнаете гораздо больше, чем можете себе вообразить.
   А Хью не нашел ничего лучшего, как сказать:
   - А я заявляю, что для смелого человека с головой не существует такой вещи, как абсолютная дилемма!
   Возможно, этот разговор и привел к беде, которая случилась потом, а возможно и то, что Рэймонд действовал, исходя из самых чистых побуждений. Но какими бы ни были эти мотивы, они неизбежно вели к трагической развязке.
   Все началось с плана, о котором сообщил нам однажды Рэймонд. Теперь, когда он жил в Дэйне, он понял, что дом слишком велик и подавляет его.
   - Он похож на музей, - объяснял он. - Я брожу по нему как потерянная душа по бесконечным галереям.
   Парк также нуждался в уходе. Старинные деревья были прекрасны, но, по словам Рэймонда, их было слишком много.
   - Я буквально не могу видеть реки из-за деревьев, хотя очень люблю вид бегущей воды.
   В общем, предстояли коренные перемены. Предполагалось снести два крыла дома, а деревья вырубить, чтобы получился широкий проход к воде, и тогда эти места приобрели бы более живой вид. Дом уже не будет музеем, а станет настоящим жильем.
   В начале этой речи Рэймонда Хью сидел ссутулившись в кресле. Но по мере того, как Рэймонд рисовал будущие картины, Хью выпрямлялся все больше и больше, пока уже не сидел прямо, как кавалерист в седле. Его губы были крепко сжаты. Лицо побагровело. Руки сжимались и разжимались в медленном, завораживающем ритме. Только чудо удерживало его от открытого взрыва, но это чудо не могло продолжаться вечно. Я понял это по выражению лица Элизабет. Она понимала это, но была так же беспомощна, как и я, чтобы предпринять что-либо. И когда Рэймонд, заканчивая описание последними блестящими штрихами, самодовольно сказал: "Ну, что вы скажете на это?" - Хью уже ничто не удерживало. Он неторопливо наклонился и спросил:
   - Вы действительно хотите знать, что я думаю?
   - Хью, - взволнованно сказала Элизабет. - Хью, пожалуйста. Он отмахнулся.
   - Вы действительно хотите знать? - потребовал он от Рэймонда. Рэймонд нахмурился.
   - Конечно.
   - Тогда я скажу вам.
   Хью глубоко вздохнул и выпалил:
   - Я думаю, что только несчастный бунтовщик мог замыслить весь тот ужас, который вы предлагаете. Я полагаю, что вы один из тех людей, которые получают удовольствие от разрушения всего того, на чем стоит печать традиций и стабильности. Вы бы вышибли опоры из-под всего мира, если бы могли!
   - Простите, - сказал Рэймонд. Он был очень бледен и в гневе. - Но мне кажется, что вы путаете перемены с разрушениями. Вы, конечно, должны понимать, что я не собираюсь что-либо уничтожать, речь идет только о необходимых изменениях.
   - Необходимых? - усмехнулся Хью. - Выкорчевать прекрасные деревья, которые стоят здесь столетиями? Разрушить дом, который крепок, как скала? Я называю это бессмысленным уничтожением.
   - Возможно, я чего-то не понимаю... Но обновить пейзаж, переделать его...
   - У меня нет желания спорить, - отрезал Хью. - Говорю вам прямо, у вас нет права трогать здесь что-либо!
   Теперь они стояли, свирепо уставившись друг на друга, и единственно, что не давало нам повода испугаться по-настоящему, это уверенность в том, что Хью не применит насилия, а Рэймонд слишком уравновешен, чтобы выйти из себя. Потом этот опасный момент каким-то образом остался позади. Лицо Рэймонда выразило изумление, и он с вежливым интересом посмотрел на Хью.
   - Да, - сказал он, - теперь я понимаю, было глупо с моей стороны не понять это сразу. Это имущество всегда было скорее музейным и должно оставаться таковым, а я его хранителем. Можно сказать, смотритель прошлого, хранитель его реликвий.
   Он с улыбкой покачал головой.
   - Но боюсь, я не совсем подхожу для этой роли. Я снимаю шляпу перед прошлым, это правда, но я предпочитаю устраивать настоящее. Поэтому я возьмусь за осуществление своих планов и надеюсь, что они не будут служить препятствием нашей дружбе.
   Помню, что и на следующий день, когда я уехал в город, и всю последующую жаркую неделю на службе меня не покидало ощущение, что Рэймонд сделал свое дело прекрасно и что, слава богу, оно не зашло слишком далеко. Поэтому для меня оказался полной неожиданностью звонок Элизабет в конце недели.
   По ее словам, все было ужасно. Это было связано с Хью, Рэймондом и поместьем Дэйн, но теперь положение сложилось хуже, чем когда-либо. Она рассчитывала на то, что я приеду в Хиллтоп на следующий день, и нисколько не сомневалась в этом. Она собиралась как-то решить проблему, и я просто должен быть рядом с ней. В конце концов, я был одним из немногих людей, кого еще слушал Хью, и она очень надеялась на меня.
   - В чем ты рассчитываешь на меня? - спросил я. И мне самому не понравилось, как это прозвучало.
   - Что касается Хью, то не слишком ли ты все преувеличиваешь, Элизабет? Мне лично не кажется, что ему требуется мой совет.
   - Если ты обиделся...
   - Я не обиделся, - ответил я. - Только мне не хотелось бы связываться с этим. Хью вполне способен позаботиться о себе сам.
   - Может быть, даже слишком.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Я не могу объяснить это сейчас! - воскликнула она. - Я расскажу тебе обо всем завтра. И если у тебя еще остались хоть какие-нибудь братские чувства, ты приедешь сюда утренним поездом. Поверь мне, это действительно серьезно.
   Я прибыл утром в очень плохом состоянии. Мое воображение работает настолько активно, что в состоянии из пустяка раздуть трагедию вселенского масштаба. Поэтому, когда я приехал в Хиллтоп, то был уже готов ко всему.
   Но внешне, по крайней мере, все выглядело спокойно. Хью тепло встретил меня, Элизабет была сплошное очарование. Обед прошел очень мило, но мы ни разу не коснулись Рэймонда и его дома во время разговора. Я ничего не сказал о звонке Элизабет, но думал о нем с постоянно растущим чувством недовольства, пока мы наконец не остались вдвоем с ней.
   - А сейчас, - начал я, - я бы хотел, чтобы ты объяснила всю эту таинственность. Я ожидал обнаружить здесь бог знает что, но явно не то, что увидел. И поэтому надеюсь получить хоть какие-нибудь объяснения за все мои волнения после твоего звонка.
   - Хорошо, - сказала она мрачно. - Вот что я хотела тебе сообщить. Пойдем.
   Она повела меня длинной дорогой через сады, мимо конюшен и надворных построек. Недалеко от той самой дороги, которая была собственностью владельцев поместий и находилась за последней рощей, она неожиданно остановилась и спросила:
   - Когда автомобиль подвозил тебя к дому, ты не заметил ничего странного на этой дороге?
   - Нет, ничего.
   - Вполне возможно. Дорога к дому заворачивает слишком далеко отсюда. Тогда ты сможешь увидеть все сам.
   И я увидел. Посередине дороги стоял стул, на котором сидел плотный человек, читающий журнал. Я сразу узнал этого толстяка: это был один из конюшенных Хью. У него был терпеливый взгляд человека, который сидит уже давно и, видимо, просидит еще достаточно долго. Мне хватило мгновения, чтобы понять, для чего он там находился. Элизабет не могла ничего добавить к моим заключениям. Когда мы подошли к нему, человек встал с усмешкой на лице.
   - Уильям, - сказала Элизабет, - сообщите, пожалуйста, моему брату, какие инструкции вам дал господин Лозьер.
   - Конечно, - бодро ответил конюх. - Господин Лозьер велел комунибудь одному из нас всегда находиться здесь, задерживать любую машину со стройматериалами для дома Дэйн или что-нибудь похожее на это и отправлять их обратно. Все, что мы должны делать - говорить, что это частное владение и они нарушают границу. Если они коснутся нас хоть пальцем, мы сразу звоним в полицию. Вот и все.
   - А вы завернули уже какие-нибудь машины? - спросила Элизабет, чтобы я был в курсе. Конюх удивился.
   - Вы же знаете, госпожа Лозьер, в первый же день было две, и с того времени их больше не было. Никаких проблем, - объяснил он мне. - Никто из водителей не хочет связываться с полицией.
   Когда мы отошли от дороги, я хлопнул себя по лбу.
   - Невероятно. Но Хью должен знать, что это ему так не пройдет. Это единственная дорога, ведущая к дому, и она так давно была в общественном пользовании, что уже больше не является частной собственностью!
   Элизабет кивнула.
   - Именно это и сказал несколько дней назад Рэймонд. Он явился сюда в ярости, и они долго спорили по этому поводу. И когда Рэймонд сказал что-то о привлечении Хью к суду, тот ответил, что будет рад провести остаток своей жизни в тяжбе по этому делу. Но и это не самое ужасное. Напоследок Рэймонд сказал Хью, что тому следовало бы знать, что сила рождает только силу, и с того момента я жду, что здесь в любую минуту может разразиться война. Разве ты не видишь? Человек, загораживающий дорогу, является постоянным вызовом, и это пугает меня.
   Я понимал это. И чем больше я обдумывал это дело, тем более опасным оно мне представлялось.
   - Но у меня есть план, - нетерпеливо сказала Элизабет, - вот почему я хотела, чтобы ты сюда приехал. Сегодня вечером у меня небольшой, неформальный, прием. Он должен стать встречей примирения. Там будешь ты, доктор Уинант - Хью прекрасно относится к вам обоим - и, - она запнулась, - Рэймонд.
   - Нет! - воскликнул я. - Ты хочешь сказать, что он и вправду придет?
   - Я была у него вчера, у нас был долгий разговор. Я ему все объяснила - о соседях, которые могут прийти к понимаю, о братской любви - все это, наверно, звучало ужасно напыщенно и назойливо, но сработало. Он сказал, что будет у нас.
   У меня появилось неприятное предчувствие.
   - А Хью знает об этом?
   - Об ужине? Да?
   - Нет, о том, что там будет Рэймонд.
   - Нет, не знает.
   И когда она увидела мой тяжелый взгляд, то вызывающе выпалила:
   - Надо что-то делать, и я сделала это, вот и все! Но лучше так, чем просто сидеть и ждать неизвестно чего.
   Пока мы сидели за столом в тот вечер, я еще как-то мог согласиться с ее словами. Хью был явно шокирован появлением Рэймонда, но потом, под влиянием косых взглядов Элизабет, в которых можно было прочитать многое, ему удалось достаточно успешно скрыть свои чувства. Он с изяществом представил гостей, поддерживал разговор и вообще с честью выполнял роль хозяина.