Эллин Стенли. Момент решения

   — Но у меня есть план, — нетерпеливо продолжала Элизабет, — потому я и хотела, чтобы ты приехал. Сегодня вечером у нас будет званый ужин.
   Своего рода мирная конференция. Приглашены ты, доктор Уэйнант, Хью вас обоих очень любит, и, — здесь она сделала паузу, — мистер Реймонд.
   — Не может быть! — воскликнул я. — Неужели он придет?
   — Я была у него вчера. Мы долго разговаривали. Я объяснила ему свой замысел. Мол, соседи должны собраться за столом и прийти наконец к пониманию. Братская любовь и все такое. Должно быть, в его глазах я выглядела вдохновенной дурочкой, но, как бы то ни было, он ответил согласием.
   Дурное предчувствие охватило меня:
   — А Хью знает об этом?
   — Об ужине? Конечно.
   — Нет, о том, что придет Реймонд.
   — Не знает. — Ей явно не понравился мой мрачный взгляд, и она с вызовом бросила:
   — Как ты не понимаешь? Нужно было сделать хоть что-нибудь, и я пошла на этот шаг. Неужели лучше сидеть и ждать неизвестно чего?
   Пока мы не расселись за столом, мысль о том, что сестра не так уж и не права, не раз приходила мне в голову. Однако ее мужа приход Реймонда явно вывел из равновесия. Ему удалось скрыть свои подлинные чувства, но взгляд, брошенный в сторону Элизабет, был более чем красноречив. При этом он элегантно познакомил Реймонда и доктора, поддерживал разговор за столом и вообще очень неплохо справлялся с ролью хозяина.
   По иронии судьбы, именно присутствие доктора, превратив поначалу эту встречу в победу Элизабет, все испортило и привело ее к трагическому финалу. Известный хирург с весьма благообразной внешностью, Уэйнант, как школьник, обрадовался знакомству с Реймондом.
   Не прошло и часа, но уже можно было подумать, что перед вами закадычные друзья.
   Но как только Хью почувствовал за ужином, что все внимание сосредоточилось на фокуснике, а не на нем самом, маска доброго хозяина начала потихоньку исчезать. В этом-то и был фатальный изъян плана Элизабет. Есть, конечно, люди, которым нравится принимать у себя знаменитостей и греться в лучах их славы. Хью был не из этой породы.
   Кроме того, он считал доктора одним из ближайших друзей, а мне уже не раз приходилось убеждаться, что уверенные в себе люди крайне ревниво относятся к симпатиям своих близких. А если к тому же на давнюю дружбу посягает еще и кровный враг! Представив себя на месте Хью поглядывая на вовсю разошедшегося за столом Реймонда, я готовился к самому страшному.
   Наконец Хью представилась возможность вмешаться. Реймонд увлеченно рассказывал о своих инструментах, использовавшихся для эффектных трюков освобождением. Сосчитать все, что имелось в его арсенале, было просто немыслимо. В дело могло пойти что угодно — проволока, кусочек металлической стружки, даже клочок бумаги. Он использовал их, примеряясь к конкретной ситуации.
   — Но из всего этого множества, — при этих словах он неожиданно посерьезнел, — есть только одно, чему я могу вверить свою жизнь.
   Представьте себе, оно даже не имеет материального воплощения, а для многих людей его просто не существует. Но именно его я использовал наиболее часто и никогда не проигрывал.
   Доктор весь подался вперед, глаза его заблестели восторга:
   — Что же это?
   — Знание людей, друг мой. Или, другими словами, знание человеческой природы. Для меня это такой же необходимый инструмент, как для вас скальпель.
   — Неужели? — спросил Хью, слова прозвучали неожиданно резко, и все повернулись к нему. — Послушать вас, так вы не фокусами занимались, а заведовали кафедрой психологии.
   — Возможно, — ответил Реймонд, внимательно посмотрев на собеседника. — Особых секретов здесь нет. Моя профессия, мое искусство — а я считаю мое ремесло искусством — заключается в том, чтобы отвлечь зрителя, направить его внимание в другую сторону. При этом я только один из многих практиков.
   — Так уж и многих. Что-то я не часто встречал людей вашей профессии, — заметил доктор.
   — Обратите внимание, — возразил Реймонд, — я говорю исключительно об искусстве управлять вниманием. Мастер побегов, обладатель ловких рук — это только самые экзотичные виды этой профессии. А как насчет тех, кто занят политикой, рекламой или торговлей?
   Он повторил свой излюбленный жест и подмигнул окружающим:
   — Боюсь, все они превратили мое искусство в собственную профессию.
   Доктор улыбнулся:
   — Поскольку вы не включили в этот перечень профессию врача, я, пожалуй, соглашусь с вами. Но хотелось бы знать поточнее, как помогает в вашей профессии знание человеческой психологии.
   — Все очень просто. Каждого человека следует тщательно оценить.
   Затем, если в нем есть какие-то слабости, можно легко навести его на ложный след — вы внушите ему все, что хотите, без особого труда. Как только он клюнул, остальное — пустяки. Жертва увидит лишь то, что волшебник захочет ей показать. Она проголосует за политика, купит разрекламированный товар. Это неизбежно.
   — Неужели? — вмешался Хью. — А если перед вами окажутся люди, у которых хватит ума не клюнуть на предложенную вами приманку? Удадутся вам тогда ваши фокусы? Или ваше искусство лучше сравнить с продажей стекляшек дикарям?
   — Это нечестно, Хью, — возразил доктор. — Человек высказывает свои идеи, нечего к нему цепляться.
   — Может, как раз есть чего. — Хью пристально посмотрел на Реймонда.
   — По-моему, у него чересчур много интересных идей. Вот только хотелось бы знать, хватит ли у него смелости защитить их в споре.
   Реймонд тщательно промокнул салфеткой губы и аккуратно положил ее подле своей тарелки.
   — То есть вы хотите, — сказал он, адресуя свой вопрос Хью, — чтобы я продемонстрировал свое искусство?
   — Все зависит от того, что вы готовы предложить. Только не фокусы с портсигарами, кроликами в цилиндрах и прочую чепуху. Я бы предпочел что-нибудь серьезное.
   — Что-нибудь серьезное, — задумчиво повторил Реймонд. Он внимательно оглядел комнату, повернулся к Хью и указал на массивную дубовую дверь, которая отделяла столовую от гостиной, где мы собрались после ужина:
   — Полагаю, дверь не заперта?
   — Нет, — ответил Хью — ее не запирали уже много лет.
   — Ну а ключ у вас есть?
   Хью вытащил из кармана связку ключей, довольно долго гремел ими и наконец отделил один, очень старый, причудливой формы.
   — Вот. Такой же замок в буфетной.
   Несмотря ни на что, он был явно заинтригован.
   — Очень хорошо. Нет, нет, мне ключ не нужен. Дайте его доктору.
   Надеюсь, ему вы доверяете?
   — Да, — сухо ответил Хью.
   — Прекрасно. Теперь, доктор, будьте любезны, заприте дверь.
   Доктор приблизился к двери, решительно вставил ключ и повернул его.
   Резкий звук замка прозвучал неожиданно громко. Доктор вернулся к столу и протянул ключ, но Реймонд замахал руками:
   — Нет, нет. Ни в коем случае не выпускайте его!.. — А теперь, сказал фокусник, — развязка. Я иду к двери, взмахиваю платком, — с этим словами он едва коснулся замочной скважины, — и пожалуйста, дверь открыта!
   Доктор подбежал, все еще сомневаясь, повернул ручку и с огромным изумлением посмотрел на распахнувшуюся дверь.
   — Черт меня побери! — воскликнул он.
   — Так или иначе, — рассмеялась Элизабет, — вы все попались на уловку мистера Реймонда.
   Хью был в ярости.
   — Хорошо, — сказал он. — Как вам это удалось? Как вы это сделали?
   — Я? — с каким-то упреком переспросил его Реймонд. Затем он с явным удовольствием улыбнулся. — Это сделали вы сами. Я только воспользовался своими крохотными познаниями в области человеческой психологии, чтобы помочь вам.
   — Пожалуй, я знаю, — вмешался я в их разговор. — Дверь была заперта заранее, и, когда доктор думал, что закрывает замок, на самом деле он его открывал? Правильно?
   Реймонд утвердительно кивнул:
   — Дверь действительно была заперта. Немножко поразмыслив перед приходом сюда, я подумал, что вечером может развернуться некое состязание. Я убедился в том, что после меня гостей уже не будет, а затем воспользовался вот этим.
   Он протянул руку, и мы увидели металлический стержень.
   — Это обычная отмычка, но к старым примитивным замкам она вполне подходит.
   Реймонд наморщил лоб, затем лицо его просветлело, он продолжал:
   — Наш уважаемый хозяин сам предложил ложный след, утверждая, что дверь открыта. Он был настолько уверен в себе, что у него и мысли не возникло проверить. Ведь все было так очевидно. Доктор тоже человек, очень уверенный в себе. Он попался в ту же ловушку. Теперь вы понимаете, что уверенность в себе не так уж безопасна.
   — Согласен, — печально закивал Уэйнант, — хотя для человека моей профессии подобное признание — самоубийство.
   С этими словами он бросил ключ от двери в руки Хью. Ключ перелетел через стол и упал. Хью даже не сделал попытки поймать его.
   — Ну, Хью. Хочешь не хочешь, а надо признать, что мистер Реймонд доказал свою точку зрения.
   — Неужели? — в голосе Хью зазвучала мягкая ирония. По лицу его блуждала отсутствующая улыбка, было ясно, что в голове его созревает какая-то идея.
   — Брось! — нетерпеливо воскликнул Уэйнант. — Тебя провели точно так же, как и всех нас. Ты знаешь это не хуже меня.
   — Конечно, милый, — с готовностью подхватила Элизабет.
   Думаю, сестра решила использовать случившееся как повод для долгожданного примирения. Ведь для этого и был задуман вечер. Честно говоря, трудно было найти момент неудачнее. Мне страшно не понравилось выражение глаз ее мужа. Он смотрел на всех затуманившимся взором.
   Такого Хью я никогда прежде не видел. Обычно, когда он выходил из себя, следовал бурный всплеск эмоций, а через несколько минут ему становилось неловко за случившееся. Но сейчас он был совсем другим, выглядел каким-то заторможенным, и это меня не на шутку встревожило.
   Правая рука его лежала на спинке стула, левой он опирался на стол.
   Повернувшись вполоборота, он, не отводя взгляда, смотрел на Реймонда.
   — По-моему, я в меньшинстве, — заметил он наконец. — Прошу прощения, но меня ваш фокус разочаровал. Не то чтобы для его выполнения не надо особого ума — здесь все в порядке, но его мог бы выполнить и опытный слесарь.
   — Ну, виноград всегда зелен, — развеселился доктор.
   Хью покачал головой:
   — Совсем нет. Просто, когда в двери есть замок, а в кармане ключ, не слишком много нужно волшебства, чтобы открыть ее. Зная репутацию нашего дорогого гостя, я думал, что мы увидим нечто более серьезное.
   На лице Реймонда появилась гримаса.
   — Поскольку я все-таки рассчитывал вас позабавить, — сказал он, прошу простить за испытанное разочарование.
   — Что вы! Как забава оно вполне подошло. Здесь жаловаться не на что. Что же касается настоящего испытания...
   — Настоящего испытания?
   — Да. Кое-чего необычного. Скажем, дверь без ключей и замков, в которых можно незаметно ковыряться. Закрытая дверь. Ее можно открыть прикосновением пальца — и в то же время открыть невозможно. Как вам?
   Реймонд прищурился в задумчивости. Он словно пытался повнимательнее разглядеть, что ему предлагают.
   — Довольно любопытно, — сказал он после паузы. — Можно подробнее?
   Расскажите.
   — Зачем рассказывать! — воскликнул Хью, в голосе его чувствовался азарт. Я понял, что именно этой секунды он и ждал. — Есть вариант получше. Я покажу вам эту дверь.
   Он резко вскочил и ринулся вперед. Мы последовали за ним. На месте осталась лишь Элизабет. Когда я спросил ее, не хочет ли она пойти с нами, она только покачала головой и так и осталась сидеть, глядя на нас с полной безнадежностью.
   Мы шли к погребам замка. Я догадался, проследив взглядом за лучом ручного фонаря Хью. В этой части подземелья я никогда не бывал, хотя несколько раз спускался вниз, чтобы помочь Хью выбрать бутылочку вина получше. Но сейчас мы прошли мимо винных кладовых и пошли дальше, приближаясь к длинному, плохо освещенному подвалу. Наши шаги гулко разносились по каменному полу, на стенах были капли влаги. Наверху ночь была довольно теплой, но здесь я чувствовал сырой и странный холод, забиравшийся под одежду и пробиравший до костей. По телу пробегали мурашки.
   Доктор вздрогнул и что-то пробормотал о гробницах Атлантиды. Мне сразу стало легче. Значит, не у меня одного на сердце было неспокойно.
   Мы прошли через весь подвал и остановились перед маленьким каменным закутком в самом дальнем углу. Шириной он был фута четыре, высотой футов восемь. За распахнутой дверью разглядеть что-то внутри никак не удавалось. Хью потянул массивную дверь на себя.
   — Вот она, — сказал он отрывисто. — Сделана из хорошего дерева, толщиной — четыре дюйма. Подогнана так, что воздух сюда практически не поступает. Этому замечательному шедевру плотницкого мастерства двести с лишним лет. И никаких замков или запоров, а вместо ручки — вот эти кольца. — Он мягко толкнул дверь, она вновь распахнулась.
   — Видите. Дверь отрегулирована так, что распахивается от легчайшего толчка.
   — Но зачем? — спросил я. — Как все это разумно объяснить?
   Хью коротко рассмеялся:
   — Конечно, объяснение есть. В те страшные времена, если слуга совершал проступок, думаю, что-то вроде дерзкого ответа одному из моих предков, его отправляли сюда, чтобы он ощутил свою вину и раскаялся. А поскольку воздуха хватало максимум на несколько часов, он или очень быстро признавал свою вину, или больше не совершал подобных проступков, никогда.
   — А дверь? — спросил внимательный доктор. — Вот эта самая дверь, которая открывается от малейшего прикосновения? Что же мешало открыть ее и дать доступ воздуху?
   — Вот что.
   Луч фонаря разогнал тьму внутри каменного мешка, и мы все сгрудились у выхода, чтобы получше видеть. На дальней стене, на уровне человеческого роста, вернее, чуть выше, была прикреплена короткая толстая цепь с подковообразным ошейником на конце.
   — Понятно, — протянул Реймонд. Это были первые его слова с той минуты, когда он покинул гостиную. — Действительно остроумно. Человек поставлен у самой стены, он видит дверь. На шее у него ошейник — замка на нем нет, значит, он просто заклепан. Дверь закрыта, и все последующее время он напоминает висящего на невидимой дыбе. Ногами несчастный пытается дотянуться до кольца на двери, не понимая, что дотянуться до двери просто невозможно. Если ему повезет, он не задохнется в своем железном воротнике, а протянет до той минуты, когда кто-нибудь решит открыть ему дверь.
   — Бог мой! — воскликнул доктор. — После ваших слов мне чудится, что я тоже проходил через весь этот ужас.
   Реймонд улыбнулся:
   — Я пережил немало подобных ситуаций. Поверьте, действительность всегда страшнее самых жутких предположений. В какой-то момент обязательно появляется ощущение безысходного отчаяния, паники, сердце стучит так, что, кажется, оно вот-вот выскочит из груди, по лицу струится холодный пот... Вот тогда-то просто необходимо взять себя в руки, отогнать все страхи и вспомнить то, что ты знаешь. Если нет...
   Он выразительно провел ребром ладони по горлу.
   — К несчастью, обычно жертвой подобных обстоятельств оказывается тот, кому не хватает внутренней твердости и необходимых знаний. Таким не устоять.
   — Вы, конечно, устоять можете, — сказал Хью.
   — У меня нет оснований думать иначе.
   — Вы хотите сказать, — Хью оживился, голос его обрел прежнюю уверенность, — окажись вы в тех же условиях, что и этот несчастный два века назад, то смогли бы открыть дверь?
   Вызов в его голосе был чересчур очевиден. Реймонд, естественно, не мог его не заметить. Он выдержал паузу. Было ясно, что фокусник раздумывает над ответом.
   — Пожалуй, да. Это, конечно, не просто сделать — сложность задачи в ее очевидной простоте, но решить эту проблему можно.
   — И сколько времени понадобилось бы вам для этого?
   — Максимум час.
   — Не хотите ли пари? — Хью произнес свой вопрос очень медленно, с явным удовольствием растягивая слова.
   — Подождите, подождите, — вмешался доктор, — все это мне очень не нравится.
   — Предлагаю прерваться и пропустить по стаканчику, — добавил я, игры играми, но мы все рискуем заработать здесь воспаление легких.
   Казалось, ни Хью, ни Реймонд меня не слышали. Они стояли, пристально глядя друг другу в глаза — Хью, горя от нетерпения, ждал ответа. Реймонд размышлял. Наконец он спросил:
   — Каковы ставки?
   — Если вы проигрываете, то в течение месяца оставляете Дейнхауз и продаете его мне...
   — А если выигрываю?
   Хью было очень нелегко выговорить это, но он мужественно выдавил:
   — Тогда уеду я. Если вы не захотите купить мой замок, я продам его первому встречному.
   Для любого, кто хоть немножко знал Хью, подобное заявление из его уст должно было показаться безумием. В первые секунды мы просто оторопели. Доктор пришел в себя первым.
   — Нельзя говорить только от своего имени! — закричал он. — Вы женаты. Что скажет Элизабет?
   — Ну так как? Пари? — требовательно повторил Хью. — Вы готовы принять решение?
   — Мне кажется, я должен кое-что объяснить перед тем, как дам окончательный ответ. — Реймонд помолчал, затем продолжил:
   — Боюсь, что у вас сложилось мнение — видимо, виной, моя гордыня, — что я оставил свою работу только потому, что она мне надоела, что у меня пропал интерес. В действительности несколько лет назад мне пришлось обратиться к докторам. Врачи обследовали мое сердце, и неожиданно мое здоровье стало для меня самым важным на свете. Я рассказываю вам об этом только потому, что вынужден отказаться от сделанного предложения, хотя оно показалось мне весьма необычным и интересным способом разрешения споров между соседями.
   — Минуту назад вы казались вполне здоровым, — угрюмо заметил Хью.
   — Не настолько, как хотелось бы, друг мой.
   — Другими словами, — в голосе Хью зазвучала неприкрытая насмешка, помощника под рукой нет, ключей в кармане тоже, и никакой возможности заставить кого-нибудь увидеть то, чего здесь нет! Придется вам признать свое поражение.
   Реймонд весь напрягся:
   — Ничего подобного. Все инструменты, необходимые для подобных испытаний, у меня с собой. Уж поверьте, их было бы достаточно.
   В ответ раздался издевательский хохот Хью. Эхо разнесло его смех по всем уголкам подземелья. Я уверен, что именно этот издевательский смех, гулко отдававшийся в каждом коридоре, повлиял на решение Реймонда принять пари.
   Хью легко взмахнул тяжелой кувалдой с короткой ручкой и несколькими ровными ударами заклепал железный обруч, цепь от которого тянулась к стене. Единственное, что бросилось мне в глаза в беспросветной темени, когда он закончил, — фосфоресцирующий свет цифр на циферблате часов Реймонда. Он взглянул на них.
   — Сейчас одиннадцать, — спокойно сказал фокусник. — Суть пари: к полуночи дверь должна быть открыта. Не имеет значения, какими средствами. Таковы условия, и вы, джентльмены, свидетели.
   Дверь захлопнулась.
   Мы ходили по подвалу — все трое, — словно кто-то вставлял нас выделывать ногами самые немыслимые геометрические фигуры на этом каменному полу. Походка доктора была тороплива и резка. Я пытался повторять размашистые, нервные шаги Хью. Глупое, бессмысленное занятие. Наши тени тоже метались из стороны в сторону, мы отсчитывали секунды, но никто не решался поддаться искушению и взглянуть на часы.
   Из-за двери раздавался какой-то шум, порождаемый, очевидно, движением ног. Через ровные промежутки времени доносилось позвякивание цепи. Затем наступала тишина, а какое-то время спустя звуки возобновлялись. Вот они прекратились вновь. Я уже не ног сдерживаться и поднес руку с часами к висевшей над самой головой лампочке. В ее слабом свете я разглядел цифры и с ужасом понял, что прошло всего каких-то двадцать минут.
   После этого на часы посмотрели и мои компаньоны. Легче от этого, правда, не стало никому. Напротив, напряжение возросло еще больше оттого, что было известно точное время. Я заметил, как доктор стал заводить часы, неожиданно он в страшном раздражении опустил руку сообразил, что только что проделывал эту же операцию. Хью расхаживал, держа часы перед глазами. Можно подумать, он пытался взглядом ускорить бег минутной стрелки.
   Прошло полчаса.
   Сорок минут.
   Сорок пять.
   Я до сих пор помню все очень отчетливо. Когда я посмотрел на часы и понял, что осталось пятнадцать минут, у меня появилось сомнение, смогу ли я их выдержать. Я так замерз, что было больно дышать. Каково же было мое потрясение, когда я увидел, что по лицу Хью градом струится пот. Я все еще смотрел на него в изумлении. Вдруг произошло что-то ужасное. Звук, прорвавшийся сквозь стены каменного мешка, напоминал предсмертный хрип. Он раздавался откуда-то издалека. Все мы содрогнулись.
   — Доктор! — звучало из-за двери. — Воздуха!
   Это был голос Реймонда. Из-за толстых стен доносился только тонкий пронзительный крик. Единственное, что было различимо в нем, — чувство всепоглощающего ужаса и рожденная им мольба.
   — Воздуха!
   Эхо подхватывало и разносило ужасный крик. Он замирал где-то вдалеке, постепенно теряя свой трагический смысл.
   Затем наступила тишина.
   Мы рванулись к двери. Но Хью опередил нас. Он стоял у входа, прислонившись спиной к двери и загораживая ее. Вверх взметнулась рука с той самой кувалдой, которой он заклепал ошейник Реймонда.
   — Назад! — закричал он. — Не подходить! В ярости он размахивал над головой тяжелым молотом. Нас так и отбросило назад.
   — Хью! — взмолился доктор. — Я догадываюсь, о чем вы думаете.
   Забудьте об этом. Откройте дверь под мою ответственность. Прошу вас.
   — В самом деле? Вы что, забыли условие пари, уважаемый доктор?
   Дверь должна быть открыта в течение часа — при помощи каких средств, не имеет никакого значения! Понятно? Он пытается одурачить вас обоих.
   Он разыгрывает всю эту сцену для того, чтобы вы распахнули дверь и выиграли для него пари. Но это мое пари, я принимаю решение!
   По тому, как он говорил, я понял, что он полностью контролировал себя, хоть голос у него и прерывался. От этого все происходящее выглядело еще омерзительнее.
   — С чего ты взял, что это розыгрыш? — решительно спросил я. — Он же говорил, что у него больное сердце. Ты же слышал, когда необходимо перебороть панику, наступает внутреннее напряжение. Какое право ты имеешь рисковать жизнью человека?
   — Черт возьми! Вы что, не понимаете? Он ни слова не сказал о больном сердце, пока не почувствовал, что дело идет к пари. Ведь такую же ловушку нам всем он приготовил, когда запер дверь в столовую.
   Неужели не ясно. Но теперь-то уж никто не откроет для него дверь!
   Никто!
   — Послушайте, — в голосе доктора звучала неожиданная хрипотца, — вы что, ни на секунду не допускаете, что там действительно умирает человек, а может быть, уже умер?
   — Допускаю. Возможно все.
   — Я вовсе не пытаюсь с вами спорить. Я хочу объяснить вам простую вещь. Если ему плохо, дорога каждая секунда. Вы крадете у него это время. Если он умрет, клянусь, я выступлю на судебном процессе и буду свидетельствовать, что вы убили его! Вы этого хотите?
   Хью стоял с опущенной головой, но рука его крепко сжимала кувалду.
   Я слышал его прерывистое дыхание. Когда он поднял голову, я увидел на его посеревшем лице страшную усталость. Было ясно, что он никак не может принять окончательного решения.
   В тот миг я понял, что имел в виду Реймонд в тот день, когда сказал Хью об откровении, которое он обретет, оказавшись перед дилеммой.
   Откровение, позволяющее человеку заглянуть внутрь самого себя и узнать истину. Хью наконец обрел это откровение.
   В темном подземелье под бесконечный стук все громче отдававшихся в ушах секунд мы стояли и ждали его решения.