Стенли ЭЛЛИН

С ДЕВЯТИ ДО ПЯТИ

   Будильник зазвонил, как обычно, ровно в семь двадцать, и, не открывая глаз, мистер Кеслер протянул руку и выключил его. Жена уже встала и готовила на кухне завтрак — предметом ее особой гордости был, как она говорила, внутренний будильник, благодаря которому она просыпалась по утрам сама, не нуждаясь в искусственных механизмах.
   Аромат жарившейся ветчины уже просочился в спальню, и, лежа на спине с закрытыми глазами, мистер Кеслер некоторое время с удовольствием втягивал его в себя. Потом с усилием приподнялся и спустил ноги на пол. На столике рядом с будильником лежали его очки, он надел их, жмурясь от яркого утреннего света, зевнул, с наслаждением почесал в затылке и пошарил ногами в поисках тапочек.
   Приятное настроение улетучилось, уступив место некоторому раздражению. Одной тапочки не было на месте. Он опустился на колени и провел рукой под кроватью. А, наконец-то нашлась. Мистер Кеслер поднялся на ноги и, отдуваясь, направился в ванную. Уже намылив щеки и подбородок, он обнаружил, что бритва затупилась, и сразу же вспомнил, что вчера он забыл купить новые лезвия. Пришлось потратить больше времени, чем обычно, но все-таки он сумел, преодолевая мучения, придать своему лицу более или менее приличный вид. Затем умылся, тщательно почистил зубы и причесался. Мистер Кеслер не упускал случая подчеркнуть, что и зубы у него свои, и есть что причесывать, а раз так, он еще на многое годится.
   Вернувшись в спальню, он услышал, как миссис Кеслер зовет его с лестницы.
   — Завтрак на столе, дорогой.
   Мистер Кеслер прекрасно знал, что на самом деле завтрака на столе не было — жена начинала накрывать на стол, когда он уже заходил на кухню. Это просто была одна из ее маленьких хитростей, которые помогали ей вести хозяйство без особых недоразумений. И все равно, как бы там ни было, а лучше ее никого нет, это он знает точно. Завязывая галстук, он сдержанно кивнул своему отражению в зеркале на туалетном столике. Безусловно, ему повезло с женой. Прекрасная хозяйка, прекрасная мать, слишком, пожалуй, доверчива, и ее родственники этим пользуются. Но все равно, родная и любимая.
   За завтраком опять всплыли досадные разговоры о родственниках.
   — Джо и Бетти ждут нас сегодня вечером, — заговорила миссис Кеслер.
   — Бетти звонила мне вчера. Ты сможешь пойти?
   — Хорошо, — дружелюбно отозвался мистер Кеслер. — Все равно сегодня по телевизору ничего интересного не покажут.
   — Тогда не забудь, пожалуйста, по дороге домой зайти к портному и забрать у него тот свой костюм, хорошо?
   — В гости к Бетти и Джо? — удивился мистер Кеслер. — Зачем? Они же родня.
   — И тем не менее я хочу, чтобы ты хорошо выглядел, так что не забудь, пожалуйста.
   Поколебавшись, миссис Кеслер добавила:
   — Альберт тоже будет.
   — Естественно. Он же живет там.
   — Я знаю, но его так редко удается увидеть, а это все-таки наш племянник. Он, оказывается, очень милый мальчик.
   — Ну и прекрасно, милый так милый, — отозвался мистер Кеслер. — Что же этому милому мальчику от меня надо?
   Миссис Кеслер покраснела.
   — Понимаешь, так получилось, у него сейчас трудности с работой и...
   — Нет, — отрезал мистер Кеслер, — категорически отвечаю: нет и еще раз нет.
   Он положил нож и вилку и строго посмотрел на жену.
   — Ты же знаешь сама: тех денег, что приносит нам фирма, хватает только на то, чтобы сводить концы с концами. И взять к себе этого лодыря...
   — Извини, — сказала миссис Кеслер, — я не хотела огорчать тебя.
   Она мягко коснулась руки мужа, желая успокоить его.
   — И потом, что это за разговоры насчет того, что мы едва сводим концы с концами? Возможно, у нас нет того, что есть у других, но нам вполне хватает. Чудесный дом, замечательные мальчишки, учатся в колледже — что еще нужно? Пожалуйста, не говори так больше. И тебе пора на работу, а то опоздаешь.
   Мистер Кеслер покачал головой.
   — Ты прелесть, — ласково проговорил он. — Если бы ты еще не позволяла Бетти втягивать себя...
   — Не надо, милый, не начинай сначала. Иди.
   В прихожей она помогла ему одеться.
   — Ты берешь машину? — спросила она.
   — Нет.
   — Отлично, тогда я возьму ее, когда поеду по магазинам. Только не забудь про костюм. Ателье как раз рядом с метро.
   Миссис Кеслер сняла пушинку с воротника его пальто.
   — Ты прекрасно зарабатываешь, перестань, пожалуйста, говорить об этом. Мы очень хорошо живем.
   Мистер Кеслер вышел через боковую дверь. Они жили в обычном, ничем не выделяющемся доме стандартной конструкции, каких много в районе Флэтбуш в Бруклине. Как и у большинства других домов в квартале, у него с задней стороны имелся небольшой гараж. Туда и направился мистер Кеслер. Он открыл ключом дверь и вошел внутрь. Машина занимала почти все пространство в гараже, однако здесь нашлось место и для инструментов, валявшихся в беспорядке у стены, металлических канистр, малярных кистей. Здесь же стояли два старых кухонных стула.
   Они купили свой “шевроле” четыре года назад, и было заметно, что на машине немало поездили, к тому же багажник открывался с большим трудом. В конце концов мистеру Кеслеру удалось приподнять крышку и, кряхтя от натуги, он вытащил оттуда большой кожаный чемодан для образцов. Уходя, он оставил дверь незапертой, так как единственный ключ от гаража был у него, а миссис Кеслер, как он помнил, собиралась взять машину.
   До станции метро “Беверли-роуд” надо было пройти пешком два квартала. Подойдя к вестибюлю, мистер Кеслер купил в газетном киоске “Нью-Йорк таймс”, и, когда поезд подошел, он устроился напротив двери в конце вагона. Был час пик, сесть уже невозможно, но мистер Кеслер не первый год ездил в метро и умел находить самое удобное положение.
   Подпирая дверь спиной, он стоял, зажав чемодан коленями, и спокойно читал газету, вплоть до Четырнадцатой улицы, когда в вагон набилось столько народу, что переворачивать страницы не было уже никакой возможности.
   На Сорок Второй улице, пользуясь чемоданом как тараном, он сумел протиснуться к выходу. Перейдя платформу, он сделал пересадку и проехал еще две остановки до “Коламбус-серкл”. Поднявшись наверх, он посмотрел на часы и увидел, что до девяти оставалось ровно пять минут.
   На всем Коламбус-серкл не было более захудалого и ничтожного строения, чем то, в котором размещалась контора мистера Кеслера.
   Жалкое впечатление усугублялось соседством с новым зданием Колизеума, нависавшим с одного боку, и многоэтажными башнями отелей — с другого.
   В доме был единственный допотопный лифт, скрипевший под тяжестью здешних обитателей. Его обслуживал старик по имени Эдди.
   Когда мистер Кеслер вошел в дом, его корреспонденция уже была приготовлена, и Эдди вручил ему толстую пачку писем, перевязанных веревкой, а также несколько маленьких картонных коробок. С большим трудом мистер Кеслер сумел все-таки засунуть все это себе под мышку.
   Наблюдая за его возней, Эдди отметил:
   — Что ж, как всегда, неплохой груз. Должно быть, дела пойдут хорошо.
   — Надеюсь, — отозвался мистер Кеслер.
   Очередной обитатель дома забрал свою почту и вошел в лифт следом за мистером Кеслером. Глядя на ношу у него под мышкой, обитатель сказал:
   — Ну до чего же здорово, что кто-то здесь умудряется делать деньги.
   — Да уж конечно, — сказал мистер Кеслер, — сначала шлют кучу заказов, а когда приходит время платить, где они?
   — Это как водится, — подтвердил Эдди.
   Он нажал кнопку третьего этажа, и, когда лифт остановился, мистер Кеслер вышел. Его контора под номером 301 помещалась в конце коридора.
   На двери краской было выведено: Кеслер: новинки. Ниже, в кавычках:
   "Все для покупателя”.
   Контора представляла из себя комнату с окном, выходящим в Центральный парк. У стены стояло видавшее виды бюро — в свое время его приобрел еще отец мистера Кеслера, когда много лет назад открывал фирму, — и к нему вращающийся стул, большой, удобный, с упругой поролоновой подушкой на сиденье. У противоположной стены стоял стол с пишущей машинкой марки “Л. С. Смит” и телефоном. Рядом лежали несколько телефонных справочников и груда журналов. В углу на огромном канцелярском шкафу лежала еще одна толстая кипа журналов. Возле окна мистер Кеслер поставил шезлонг, купленный за пять долларов у Эдди.
   Рядом с бюро стояла мусорная корзина, и ближе к двери — деревянная вешалка, приобретенная за пятьдесят центов у того же Эдди. Съезжавшие время от времени жильцы считали, что выгоднее оставить здесь потерявшую свой вид обстановку, чем платить за перевозку, и Эдди приспособился извлекать из этой мебели маленький доход, продавая желающим ту или иную вещь по дешевке.
   Мистер Кеслер закрыл за собой дверь и, поставив в угол тяжелый чемодан, с облегчением вздохнул. Подошел к бюро, откинул крышку и забросил туда всю почту. Сверху он положил “Нью-Йорк таймс”. Затем повесил пальто и шляпу на вешалку, предварительно проверив содержимое карманов — не осталось ли в них чего-нибудь существенного.
   Усевшись на место, он развязал пачку писем и первым делом посмотрел на обратный адрес каждого из них. Два письма были из банка. Открыв ключом ящик, он достал блокнот и внес туда необходимые цифры. Сами квитанции он разорвал на мелкие кусочки и выбросил в корзину.
   С остальной корреспонденцией он разделался с большой легкостью.
   Взяв по очереди каждый из маленьких конвертов, он рвал их пополам, не вскрывая, и бросал в корзину поверх разорванных банковских бланков.
   После этого он взялся за толстые увесистые конверты. Вытаскивая поочередно содержимое — рекламные издания, — он раскладывал их перед собой. В результате перед ним образовалась аккуратная пачка брошюр и каталогов. Он погрузил их в ящик шкафа.
   Теперь наступило время заняться картонными коробками. Он открывал их одну за другой и извлекал оттуда разнообразные безделушки: счастливые талисманы, сувенирные монеты, пластмассовое кольцо для ключей, несколько пакетиков с гашеными иностранными марками. В последней коробке оказался небольшой целлофановый пакет с шоколадным крекером. Мистер Кеслер выбросил пустые коробки в корзину, съел крекер, а остальное засунул в глубь бюро. Крекер был совсем неплох, хотя, пожалуй, слишком сладкий, на его вкус.
   В верхнем ящике бюро лежали ножницы, коробка с почтовой бумагой и марки. Мистер Кеслер переложил все это к пишущей машинке, затем передвинул стул, уселся к столу и открыл телефонный справочник. Листая страницы, он дошел до перечня дантистов, и здесь его палец заскользил вниз, по колонке имен.
   Затем он снял трубку и набрал номер.
   — Приемная доктора Гловера, — ответил женский голос.
   — Послушайте, — начал мистер Кеслер умоляющим голосом, — мне необходима срочная помощь. Я здесь, недалеко. Могу я прийти днем?
   Острая боль.
   — Вы постоянный пациент доктора Гловера?
   — Нет, но я думал...
   — Очень сожалею, но на сегодня все уже расписано. Если хотите, можете позвонить завтра...
   — Нет, пожалуй, не стоит, — произнес мистер Кеслер. — Попробую обратиться к кому-нибудь другому.
   Он провел пальцем дальше вниз и снова набрал номер.
   — Приемная доктора Гордона, — ответили в трубке. Голос явно принадлежал женщине более молодой и приятной, чем та, с которой мистер Кеслер разговаривал в первый раз. — Кто говорит?
   — Послушайте, — снова начал мистер Кеслер, — у меня ужасно болит зуб. Я только хотел узнать, не сможет ли доктор Гордон уделить мне пару минут сегодня. Я здесь, по соседству, и мог бы прийти в любое удобное для него время, скажем часа в два.
   — Видите ли, дело в том, что на два часа уже записан пациент. Но в три часа доктор свободен — визит отменили. Подойдет вам это время?
   — Отлично. Меня зовут Кеслер, — мистер Кеслер тщательно, по буквам, продиктовал свою фамилию. — Большое спасибо, мисс, я приду точно в это время.
   Он нажал на рычажок аппарата, отпустил его и набрал еще один номер.
   — Мистер Хаммел на месте? — спросил он. — Хорошо. Передайте ему, что я звоню по поводу той крупной поставки, которую он ожидает сегодня.
   Через секунду он услышал голос Хаммела.
   — Да?
   — Узнаете? — спросил мистер Кеслер.
   — Ясно, узнаю.
   — Отлично, — продолжал мистер Кеслер. — Встретимся не в три, а в четыре. Понятно?
   — Договорились, — ответил Хаммел.
   Мистер Кеслер не стал продолжать разговор. Он сразу же повесил трубку, отодвинул справочник в сторону и вытащил наугад один из журналов, лежащих на столе. Последние страницы были сплошь заполнены объявлениями, рекламирующими бесплатные сувениры, образцы всевозможных товаров и каталоги. “Отправьте нам купон, — гласило большинство из них, — и мы пришлем вам совершенно бесплатно..."
   Мистер Кеслер внимательно просмотрел все предложения и в конце концов остановился на десяти из них, аккуратно отрезал ножницами купоны и на каждом напечатал адрес, медленно, пользуясь всего двумя пальцами, но зато без ошибок. Затем он взял десять конвертов, надписал их, вложил туда купоны, запечатал конверты и приклеил марки. На всю пачку он натянул резинку, чтобы легче было отправлять, и принялся наводить порядок в конторе. К тому моменту, как он все закончил, было 10.25, и единственное, чему осталось уделить внимание, — это газета.
   К двенадцати часам мистер Кеслер, вытянувшийся в шезлонге в свободной позе, закончил просмотр “Нью-Йорк таймс”. При этом он по своему обыкновению выпустил те страницы, где печатались биржевые котировки. Для этого существовала причина: в 1929 году его отец за одну ночь лишился всего своего состояния из-за краха фондовой биржи. С того времени в душе мистера Кеслера поселилась стойкая, не лишенная некоторого цинизма антипатия к акциям, облигациям и всему, что связано с ценными бумагами. Если разговор случайно касался этой темы, он обращал все в шутку.
   — Я люблю вкладывать свои средства в наличные, — посмеивался он. Но в глубине его сознания по-прежнему жили воспоминания о том кошмаре, который пришлось пережить его отцу после катастрофы. Мистер Кеслер боготворил своего отца. Это был благородный человек, работавший всю свою жизнь. Все, кто знал его близко, любили его, и мистер Кеслер так и не смог простить фондовой бирже тех страданий, через которые прошел его отец.
   В двенадцать часов наступило время обеденного перерыва, и мистер Кеслер, как и почти все здесь, вышел из конторы и, держа пачку писем в руке, направился к лестнице вместе с теми, кто предпочитал не дожидаться переполненного в этот час лифта. Выйдя на улицу, он задержался на углу, чтобы опустить письма в почтовый ящик. Пару раз он сильно хлопнул крышкой, удостоверившись таким образом, что письма не застряли где-нибудь на полпути.
   Рядом с Пятьдесят Восьмой улицей на Восьмой авеню было недорогое кафе, с приличной едой. Мистер Кеслер взял сандвич с сыром, запеченное в тесте яблоко и кофе. Уже уходя, он попросил продавца завернуть ему булочку с корицей и положить в бумажный пакет, чтобы он мог взять ее с собой.
   Помахивая пакетом, мистер Кеслер прошел пешком квартал и завернул в аптеку. Там он купил рулон стерильного бинта шириной в два дюйма.
   Выходя из аптеки, он незаметно вынул бинт из коробки, развернул и уже на улице выбросил коробку и бумагу в урну. Сам рулон он положил в пакет с булочкой.
   Через квартал он повторил эту процедуру в другой аптеке и по дороге к Восьмой улице он проделал то же самое еще в шести аптеках. Каждый раз он платил точную сумму мелочью, выбрасывал коробку и оберточную бумагу в урну и укладывал бинт в бумажный пакет. Наконец поверх булочки оказалось восемь бинтов, пора было возвращаться в контору.
   Когда он вошел в дом, часы показывали ровно час.
   Эдди ждал возле лифта. Увидев бумажный пакет, он заулыбался беззубым ртом и, как обычно, прошамкал:
   — А что же на этот раз?
   — Булочки с корицей, — с довольным видом объявил мистер Кеслер. Вот, возьмите одну.
   — Премного благодарен, — расчувствовался лифтер.
   — Пожалуйста, пожалуйста, — радушно отвечал мистер Кеслер. — У меня их много, нам с вами хватит. А я один все равно не справлюсь с таким количеством.
   На третьем этаже он попросил Эдди подождать его минутку.
   — Вот только заберу чемодан, — сказал он. — Клиенты ждут. Работа есть работа.
   Зайдя в контору, он поставил чемодан на стол и положил в него все восемь бинтов, а пустой пакет он выбросил в корзину. С усилием волоча тяжелый чемодан, он вернулся к лифту.
   — С каждым разом все тяжелее и тяжелее, — посетовал мистер Кеслер, когда лифт тронулся, и Эдди охотно поддакнул:
   — Да, так уж всегда бывает. Никто из нас не молодеет.
   Пройдя квартал от Коламбус-серкл, мистер Кеслер вошел в метро и сел в поезд, идущий в сторону Восточного Бродвея, а от него было недалеко до Манхэттен-Бридж. Поднявшись на поверхность, он прошел пешком от Страус-сквер до Монтгомери-стрит и там свернул налево. Он был уже почти у цели, но, прежде чем направиться в нужное ему место, он остановился и огляделся.
   Вся территория вокруг была занята старыми складами, домами, пришедшими в негодность — когда-то в них сдавали квартиры, — и заброшенными стройками. Мистер Кеслер, однако, направлялся на улицу, где, кроме складов, ничего больше не было. Потемневшие от времени, они выстроились в ряд, один к одному, напоминая собой некие древние укрепления. Запах морской воды смешивался здесь со смрадом, исходившим от валявшихся повсюду отбросов, и эта солоноватая вонь привлекала сюда стаи голубей и чаек — они во множестве кружили над головой и оглашали окрестности своими истошными воплями.
   Мистер Кеслер, однако, не обращал ни малейшего внимания на птиц, равно как и на малолетних бродяжек, там и сям попадавшихся ему навстречу. Волоча за собой чемодан, он свернул в узкий проход между складами и прошел прямо к широкой и совершенно пустой площадке.
   Миновав ее, он добрался наконец до третьего в ряду склада, в стене которого виднелась металлическая дверь. Мистер Кеслер вынул большой тяжелый ключ устаревшего образца и, открыв дверь, вошел внутрь. В помещении царил абсолютный мрак. Он закрыл за собой дверь, запер изнутри и подергал ручку, чтобы проверить, действительно ли дверь заперта.
   На стене, рядом со входом, находился выключатель. Мистер Кеслер поставил чемодан и, вытащив носовой платок, накинул его на руку, затем нащупал на стене выключатель и нажал на кнопку. Вспыхнул тусклый электрический свет. Окна были закрыты металлическими ставнями, так что снаружи свет нельзя было увидеть. Мистер Кеслер убрал платок в карман, поднял чемодан и перенес его через все огромное пространство склада к большой широкой двери, выходившей прямо на улицу, — через нее грузы поступали на склад.
   Неподалеку от двери стоял длинный дощатый стол — на нем в беспорядке валялось несколько старых квитанционных книжек, штемпель для датирования накладных и несколько огрызков карандашей. Мистер Кеслер поставил чемодан, снял пальто, аккуратно свернул его и положил на стол. Шляпа легла сверху. Затем он склонился над чемоданом, и на свет появились восемь рулонов бинта, большой тюбик фиксатива с надписью “быстросохнущий”, четырехдюймовая паяльная свеча, две металлические канистры с двумя галлонами высокооктанового бензина в каждой, шесть бумажных стаканчиков, два метра рыболовной лески, куча грязных тряпок и пара заляпанных краской резиновых перчаток. Все это он разложил на столе.
   Теперь можно было приниматься за дело. Натянув перчатки, он размотал леску и сделал на ней ряд петель. В каждую он просунул по бинту и туго затянул. После этого он отвел леску на расстояние вытянутой руки и внимательно осмотрел ее. На вид устройство напоминало вереницу поплавков, болтающихся на равном расстоянии один над другим.
   У каждой из канистр с бензином имелось узкое горлышко, а сами они казались прочно запаянными. В действительности же крышку можно было полностью снять, и с этой целью мистер Кеслер с силой тянул ее на себя, до тех пор пока она наконец не отошла совсем.
   После этого он опустил леску с бинтами в канистру, следя за тем, чтобы конец свободно свешивался через край — так будет легче ее вытаскивать, — и с удовлетворением заметил, как на поверхность стали подниматься пузыри: это марлевые бинты стали пропитываться бензином.
   Затем взял тюбик с фиксативом и неторопливо двинулся в обход склада, внимательно изучая все вокруг.
   Через середину помещения из конца в конец проходил мощный стальной каркас, служащий в качестве опоры для громадного количества картонных коробок, деревянных ящиков и завернутых в бумагу рулонов ткани. Целая куча ящиков и коробок была свалена также в углу, доходя чуть ли не до потолка.
   Морща нос от затхлого запаха плесени, покрывавшей стены склада и все, что было внутри, он прохаживался взад и вперед, приглядываясь к каждой мелочи, не упуская из виду ни единой детали. Оторвав несколько кусков от коробок, он пощупал их и увидел, что пересохший картон чуть ли не рассыпался в порошок.
   Удовлетворенный осмотром, он опустился на колени посередине между каркасом и грудой наваленных до потолка ящиков. В этом месте он выдавил из тюбика на деревянный пол немного фиксатива. Проследив, чтобы лужица растеклась, как надо, он вернулся к столу.
   Из кармана пиджака он вынул остро заточенный перочинный ножик и восьмиугольный металлический карандаш. На карандаше были нанесены деления, что позволяло использовать его как линейку. Взглянув на часы, он быстро произвел какие-то расчеты, затем померил линейкой свечу и отрезал ножиком нужную ему часть. Потом он счистил еще немного воска, чтобы освободить фитиль. Прежде чем убрать ножик обратно в карман, он вытащил из кучи тряпок, лежащих на столе, одну и тщательно протер лезвие.
   Заглянув в канистру, где мокли бинты, он заметил, что пузыри перестали подниматься. Тогда он взял канистру и отнес ее к тому месту, где был разлит фиксатив. Медленно и осторожно выбирая леску, он следил, чтобы ни капли бензина не попало на одежду. Теперь надо было высвободить промокшие бинты из петель. Справившись с этим, он отмотал от каждого из шести бинтов по несколько дюймов марли и плотно прижал свободные концы к липкой массе, в которую превратился фиксатив.
   Разматывая бинты, он протягивал каждый из шести кусков к определенному месту. Три присоединил к ящикам, сложенным в каркасе, а три других — к коробкам в углу. Бинты расходились на равном расстоянии друг от друга и издали были похожи на нити паутины, уходящие высоко под потолок, в глубь горы из ящиков и коробок. Двух бинтов не хватило, чтобы дотянуть до самых дальних концов склада, и мистер Кеслер привязал к ним куски оставшихся рулонов. По всему помещению распространился резкий запах бензина, примешиваясь к застоявшемуся запаху плесени.
   Концы бинтов мистер Кеслер просунул между ящиками, причем верхние ящики он отодвигал чуть-чуть назад, так что на нижних, там, где проходили бинты, образовались узкие площадки. Взяв со стола бумажные стаканчики, он наполнил их бензином и поставил на площадки поверх бинтов.
   Теперь опять понадобился фиксатив. Мистер Кеслер выдавил его немного на то место, где он скрепил бинты, и, пока фиксатив подсыхал, вернулся к столу, забрал оставленную там кучу тряпок и отнес к открытой канистре. Он опускал поочередно каждую в бензин, затем вытаскивал, отжимал и раскладывал вокруг застывающего фиксатива.
   После этого он взял подготовленный заранее кусок свечи и воткнул его в засыхающий фиксатив. Чтобы убедиться, прочно ли стоит свеча, он слегка пошевелил ее, затем несколько раз обмотал вокруг основания леской и поплотнее окружил тряпками. После этого он проверил, чтобы свеча была достаточно открыта, и наконец поднялся на ноги. Оглядываясь по сторонам, он придирчиво оценивал собственную работу. Похоже, все было сделано как надо.
   Мурлыча себе под нос какую-то песенку, мистер Кеслер взял обе канистры и принялся поливать ящики бензином. Эту манипуляцию он производил не бездумно, а со знанием дела, расплескивая горючую жидкость там, где проходили бинты, и между ящиками в тех местах, где он замечал, что сквозит сырой холодный воздух. Полностью опорожнив канистры, он тщательно вытер их оставленной специально для этой цели тряпкой, после чего бросил ее в кучу остальных. Все, что нужно было сделать, было сделано. Мистер Кеслер вернулся к столу, плотно завинтил канистры и убрал их в чемодан. Затем снял перчатки и отправил их туда же вместе с оставшимся куском свечи, после чего закрыл крышку и надел пальто и шляпу.
   Поставив чемодан на пол, в нескольких футах от свечи, он вынул из кармана спички. Заслоняя ладонью коробок, зажег одну спичку и медленно, прикрывая пламя рукой, двинулся к тому месту, где стояла свеча. Наклонившись, он поднес спичку к фитилю. Пламя расплавило воск, и свеча загорелась.
   Мистер Кеслер выпрямился и загасил спичку, причем он не тряс ее и не дул на пламя, а, намочив слюной большой и указательный пальцы, взялся за горящий конец и затушил огонь. Бросив горелую спичку в карман, он направился к выходу. Вновь обмотав руку носовым платком, он выключил свет и немного приоткрыл дверь.
   Оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, мистер Кеслер выбрался наружу, запер за собой дверь и ушел.
   В контору он вернулся прежней дорогой. Поднимаясь в лифте, он пожаловался Эдди:
   — Умираю, до чего зуб болит. И ведь ни с того ни с сего. Придется, наверно, бежать к врачу.
   И Эдди посочувствовал: