Страница:
Откинувшись в глубоком кожаном кресле, он закрыл глаза и разрешил своему сверхчувственному восприятию отправиться путешествовать по всему огромному зданию. Напрягая вновь обретенную способность, Киннисон час за часом, день за днем изучал противника. Когда Киннисон был голоден, босконские повара, сами того не ведая, кормили его, и на их рационах он продержался довольно долго. Когда на него наваливалась усталость, Киннисон отправлялся спать, но его вечно бодрствующая Линза всегда оставалась на страже.
Наконец, Киннисон узнал все, что хотел узнать о пиратской крепости. Настала пора действовать. Он не стал захватывать разум командира базы, а выбрал главного офицера связи как человека, который наиболее вероятно и тесно должен, быть связан с Гельмутом. Именно Гельмут, говоривший от имени Босконии, был на протяжении многих месяцев главной целью линзмена.
Но в этой игре нельзя было спешить. Пиратские базы, даже самого высокого ранга, никогда не вызывали Главную Базу за исключением совершенно экстренных ситуаций, но такие ситуации все не возникали и не возникали. А сам Гельмут также не вызывал базу на Бойссии, потому что ничего не обычного не происходило, разумеется, насколько это ему было известно, а внимание Гельмута требовалось где-то в другом месте.
Но вот в один прекрасный день в триумфальном рапорте появилась небольшая трещинка: корабль, стартовавший с базы на Бойссии, захватил потрясающую добычу — ни больше ни меньше как госпитальный корабль Галактического Патруля с полным оборудованием! Когда рапорт о захваченном корабле дошел до сознания Киннисона, он был уязвлен до глубины души. Потерять такой корабль! Неужели они там не эскортировали его?
Тем не менее, приняв в качестве старшего офицера связи рапорт, Киннисон через радиста пиратского корабля сердечно поздравил капитана, офицеров и команду корабля.
— Великолепная работа! Сам Гельмут услышит о вас, — заключил Киннисон свои поздравления и поинтересовался:
— А как вам удалось захватить госпитальный корабль? С вами был один из наших новых кораблей-истребителей?
— Да, сэр, — пришел ответ. — Истребитель, сопровождавший нас за пределами обнаружения, в нужный момент приблизился и отвлек на себя их корабль-истребитель. Госпитальный корабль остался без сопровождения, и мы легко захватили его, пустив в ход магниты.
— И так мы оказались на борту, — закончил командир пиратского корабля.
Они действительно взошли на борт госпитального корабля. Вот он, несчастный корабль, залитый кровью: пациенты, врачи, ординаторы, офицеры и весь обслуживающий персонал, все, кто был на борту, до единого человека были зарезаны и заколоты с бессмысленной варварской жестокостью, характерной для всех пиратов Босконии. В живых остались — пока — только медсестры. Им была предназначена пиратами совсем иная участь, разумеется, при соблюдении некоторых условий.
Сестры испуганно жались друг к другу, небольшой островок женщин в белых халатах, посреди горы трупов. Именно в тот момент, когда взгляд Киннисона проник в помещение, одну из сестер пираты пытались вытащить из общей группы. Сестра отчаянно отбивалась, пустив в ход кулаки и ноги, ногти и зубы. Ни один пират не мог совладать с ней в одиночку. Справиться с разъяренной фурией оказалось под силу только двум рослым сильным пиратам. Они грубо поволокли ее за собой, голова медсестры откинулась назад, и Киннисон увидел знакомый каскад волос цвета красноватой меди. Это была Кларисса Мак-Дугалл! Киннисон вспомнил обрывок разговора: кто-то упомянул о том, что Мак собираются вернуть в летный состав. Лин-змен мгновенно решил, что делать.
— Немедленно прекратите, грязные свиньи! — страшным голосом заревел он в находившийся у него под рукой пиратский микрофон. — Куда вы ее тащите?
— В капитанскую каюту, сэр! — пираты растерянно остановились, услышав властный голос, доносившийся из динамика, и на вопрос ответили-четко и точно.
— Отпустите ее немедленно!
И когда девушка присоединилась к группе медсестер в углу помещения, Киннисон приказал:
— Пригласите сюда капитана, всех офицеров и членов экипажа. Я хочу говорить со всеми вами сразу.
Минуту или две, которые у него оставались на размышление, Киннисон обдумывал сложившуюся ситуацию яростно, но в то же время холодно, стараясь ничего не упустить из вида. Необходимо что-то предпринять, но любой предпринятый им шаг должен быть строго выдержан в соответствии с пиратскими представлениями об этике. Стоит ему допустить хотя бы небольшой просчет, и Альдебаран I вполне может повториться. Киннисону казалось, что он знает, как избежать просчетов. Но какой бы шаг он ни предпринял, необходимо сделать нечто такое (и в этом и заключалась основная трудность!), чтобы медсестер не покинула надежда, и они поняли, что в драме, которая разыгралась на борту госпитального корабля, последний акт еще не сыгран, В остальном у него не было никаких сомнений относительно того, что произойдет дальше. Киннисон знал, из какого великолепного материала производится отбор в корпус космических медсестер Галактического Патруля, и был уверен, что принудить их к чему-нибудь можно лишь до определенного предела, но ни на шаг дальше, по крайней мере живых.
Выход из трудного положения, как показалось Киннисо-ну, тоже существовал. Находясь в госпитале, он в детской запальчивости назвал как-то раз сестру Мак-Дугалл безмозглой курицей. Тогда он думал о сестре весьма нелестно и не скрывал от нее своего мнения. Но в глубине души он и тогда понимал, что за прекрасной внешностью кроется глубокий ум, и под копной волос цвета красноватой меди скрывается мозг, способный мыслить быстро и точно. Обдумав все это, Киннисон дождался, пока в отсеке соберется весь экипаж корабля, и заговорил ясно и определенно:
— Слушайте меня внимательно, вы все! Впервые за много месяцев мы ухватили такую богатую добычу, и вы, ребята, имеете полное право выбрать себе любую из этих баб по своему вкусу, прежде чем их увидят другие. Но сейчас вам лучше повременить с этим, и вот почему. Я сам, своими руками, убью каждого, кто осмелится прикоснуться к любой из медсестер прежде, чем они прибудут на базу. Вы, капитан, ведете себя хуже всех.
Киннисон взглянул прямо в глаза офицеру, которого видел в последний раз, когда тот во главе экипажа направлялся в гостиницу (или тюрьму?) колесоидов, и продолжал притворно вкрадчивым голосом, в котором отчетливо слышались саркастические ноты:
— Не спорю, что вы выбрали не худший товар. К сожалению, мы с вами сходимся во вкусах. Видите ли, капитан, я сам нуждаюсь в услугах медсестры. Нужно же, чтобы и обо мне кто-нибудь позаботился, А поскольку мне нужна медсестра, я хочу, чтобы за мной поухаживала вон та, рыжая. У меня была однажды медсестра с волосами как раз такого цвета. Она поила меня жидким чаем, кормила тостами и давала яйца всмятку, а мне до смерти хотелось бифштекса. Поэтому я хочу отыграться на этой сестренке за всех рыжих медсестер. Надеюсь, вы простите меня за длинную речь, но я хотел вам объяснить, почему я считаю именно эту медсестру моей личной и неприкосновенной собственностью. Присмотрите за ней и постарайтесь, чтобы она прибыла к нам в точности такой, как сейчас.
Капитан не осмелился прервать старшего, но стоило Киннисону умолкнуть, он сразу же возразил.
— Послушайте, Блейксли! — возмутился он. — Она моя по праву, я взял ее в плен, я первый увидел ее, я доставил ее сюда…
— Хватит болтать, капитан! — Киннисон презрительно фыркнул, — Вы же понимаете, что нарушаете правила, когда берете себе добычу до того, как ее поделили на базе. За это вы заслуживаете расстрела.
— Но ведь все так делают! — возразил капитан.
— За исключением того случая, когда старший офицер ловит нарушителя на месте преступления. Старшие получают свою долю первыми, — напомнил линзмен.
— Я протестую, сэр! Я захватил ее вместе с…
— Заткнись! — приказал Киннисон тоном, не оставлявшим сомнений в том, что принятое им решение окончательно и не подлежит обжалованию. — Можете делать, что вам угодно, но помните — это мое последнее предупреждение. Доставьте мне ее такой, как она есть сейчас, и вы останетесь живы. Троньте ее, и вы умрете! А теперь вы, медсестры, подойдите поближе к пульту управления.
Сестра Мак-Дугалл что-то тайком прошептала остальным сестрам и выступила вперед с высоко поднятой головой, всем своим видом выражая непокорность. Она была не только медсестрой, но и великолепной актрисой.
— Взгляните и запомните хорошенько кнопку, она находится на пульте справа от вас, на которой написано «Реле 46», — послышалось из динамика, — Если кто-нибудь на борту корабля вздумает коснуться вас или бросит косой взгляд, нажмите эту кнопку, а все остальное я беру на себя. А теперь вы, безмозглая курица, — взгляните на меня. Только не нужно умолять меня о пощаде, вы еще успеете. Я просто хочу быть уверенным в том, что вы узнаете меня при встрече.
— Я вас отлично запомнила, мальчишка вы этакий! — воскликнула Мак, желая дать понять Киннисону, что она узнала его и все поняла, а потом, резко сменив тон, добавила:
— Знать вас не желаю! Попадетесь вы мне-все глаза выцарапаю!
— Вряд ли у вас что-нибудь получится, — презрительно фыркнул Киннисон и отключил связь.
— Что это на тебя нашло, Мак? — накинулись на Мак-Дугалл остальные сестры, когда они остались одни. — Сама не знаю, — прошептала она, — Нас могут подслушивать! Я действительно не знаю, что на меня нашло. Все это слишком фантастично, слишком противоречит здравому смыслу. Шепните по секрету тем, кто далеко от меня: нас спасут, нас непременно спасут. За дело взялся мой Серый Линзмен. Я не знаю ни где он, ни что он собирается делать, но он нас непременно спасет.
При первом же упоминании о жидком чае и тостах, еще до того, как она смогла хотя бы приблизительно оценить ситуацию, в памяти Мак-Дугалл живо всплыл Киннисон, самый упрямый и не покорный из всех пациентов, с которыми ей когда-либо приходилось иметь дело. Кроме того, Киннисон был единственным человеком, который обращался с ней так, словно она была частью госпитальной мебели. Как женщина, тем более красивая женщина, Мак-Дугалл любила порассуждать о правах женщин и о месте женщины в сложившейся системе вещей. Она яростно отрицала все женские привилегии и не раз заявляла, что не просит ни о каких скидках и одолжениях ни одного из ныне живущих мужчин или мужчин, которые еще появятся на свет в будущем. Тем не менее, как всякую женщину, ее глубоко задевала самая мысль о том, что есть мужчина, который даже не сознает, что перед ним женщина, не говоря уже о том, что перед ним необыкновенно красивая женщина! И хотя даже самой себе она никогда не признавалась в этом, тем не менее память о пациенте, оставшемся глубоко равнодушным к ее красоте, жила где-то в глубине сознания.
При упоминании о бифштексе Мак-Дугалл едва не вскрикнула, но быстро взяла себя в руки. Никакой надежды на спасение у нее не было. Необходимо просто сражаться до конца, который, судя но всему, не за горами. И Мак-Дугалл, собравшись с силами, принялась действовать.
Услышав из динамика знакомое выражение «безмозглая курица», Мак-Дугалл сразу поняла, что говорит Киннисон, Серый Линзмен, человек, который не привык бросать слова на ветер. И чисто по-женски она успокоилась, ибо твердо знала, что пока Серый Линзмен жив и находится в сознании, он полностью овладеет любой ситуацией, в какой бы ему ни пришлось оказаться. Придя к такому выводу, крайне нелогичному, но весьма обнадеживающему, Мак-Дугалл сочла необходимым поделиться своими надеждами с другими сестрами, которые, будучи женщинами, приняли сказанное как непреложный факт, реальный и не подлежащий ни малейшему сомнению.
Когда захваченный пиратами госпитальный корабль совершил посадку и был заведен в док, Киннисон полностью владел обстановкой. Оставалось лишь сделать последний, решающий шаг. Помимо старшего офицера связи, Киннисон к тому времени установил полный контроль над весьма способным наблюдателем. Манипулировать разумом этих двух офицеров было для него детской забавой по сравнению с попыткой удержать в повиновении разум двух или трех настороженных и к тому же предупрежденных офицеров Галактического Патруля, отчаянно отстаивавших самостоятельность своего мышления!
— Вы просто молодец, Мак, — послал он мысленное сообщение своей бывшей медсестре, — Очень рад, что вы приняли мою мысль. Вы хорошо разыграли пиратов. Если вы и дальше сможете действовать так же, все будет в порядке.
— Я буду делать все, что нужно! — пообещала Мак, — Я не знаю, что вы задумали, как вам это удастся и где вы находитесь, но с этим можно подождать. Сообщите, что мне делать, и я выполню все, что нужно!
— Попробуйте пококетничать с командиром базы, — инструктировал ее Киннисон. — Вы должны до смерти ненавидеть меня, я имею в виду ту обезьяну, через которую я работаю, по имени Блейксли. Вы можете даже любить его, но меня вы должны ненавидеть. Терпите от командира базы все, что сможете вытерпеть. Постарайтесь вызвать между командиром базы и Блейксли ревность и вражду. Если командир базы в вас влюбится, удобный случай для того, чтобы вызволить вас, непременно представится. Если вам не удастся влюбить его в себя, нам придется выполнить немало грязной работы. Я могу убить многих пиратов, но не могу уничтожить достаточно многих из них за короткое время.
— Командир базы непременно в меня влюбится! — радостно пообещала Мак-Дугалл. — Вот увидите, влюбится!
И командир базы действительно влюбился. Он, месяцами не видевший женщины и не ожидавший от женщин, состоявших в космической службе Галактического Патруля, ничего, кроме отчаянного сопротивления и самоубийства, был потрясен до глубины души, когда самая прекрасная из когда-либо виденных женщин по собственной воле бросилась к нему в объятия, ища у него защиты от его же старшего офицера связи.
— Я его ненавижу! — рыдала красавица, прильнув к командиру и устремив на него прекрасные глаза, пронзившие старого космического волка не хуже работающих на полную мощь излучателей. — Вы ведь не будете обращаться со мной так плохо, как он?
Голова красавицы, от которой исходило еще ощутимое благоухание, опустилась на плечо командира базы. Старый космический волк растаял, как воск.
— Ну конечно же, какие могут быть разговоры! И понизив голос так, чтобы его слышала только прекрасная собеседница, командир добавил:
— Я женюсь на вас, крошка! Клянусь всеми богами космоса, женюсь!
Так медсестра и командир базы в обнимку вошли в помещение, где находился центральный пульт управления.
— Вот он! — взвизгнула красавица, указывая на старшего офицера связи. — Это он, и никто другой! Попробуй теперь приставать к женщине, красномордое чудовище! Наконец-то нашелся один настоящий мужчина, который сразу поставит тебя на место. Уж он-то не даст меня в обиду!
Ее провожатый заметно надулся от гордости.
— Что такое? — Киннисон захлебнулся от негодования. — Выбрось из головы все эти глупости и иди ко мне, Я заметил тебя сразу, как только увидел, и ты будешь моей, нравится тебе это или не нравится, и кто бы и что бы ни говорил по этому поводу. Что же касается вас, капитан, то вы опоздали — я увидел красотку первым. А теперь, мой рыженький помидорчик, иди сюда, где тебе и надлежит быть.
Но Мак лишь теснее прижалась к командиру, который из красного стал синим.
— Что значит «вы опоздали»? — заревел он. — Разве вы сами не похитили ее у капитана корабля? Разве не вы сами сказали, что старшие офицеры выбирают первыми? Я здесь старший начальник, и я забираю ее у вас, понятно? Вы же придерживаетесь этого правила, Блейксли, и вам оно нравится. Попробуйте только возразить мне, и я прикажу вас распять на жерле излучателя номер шесть!
— Старшие офицеры не всегда выбирают первыми, — ответил Киннисон, еле сдерживая клокотавшую в нем холодную ярость, но выбирая слова не менее тщательно. — Все зависит от того, кто те двое, между кем производится выбор.
Настало время нанести удар. Киннисон знал, что если командир базы сохранит свою голову, то женщины, державшиеся на удивление храбро, поплатятся за это жизнями, а весь его собственный план подвергнется серьезной опасности. Он сам, Киннисон, мог в любой момент выйти из игры, но не считал возможным покинуть их при сложившихся обстоятельствах. Нет, командира нужно довести до бешенства. Лучше бы обойтись без ругательств: старая обезьяна знает такие забористые выражения, от которых встают дыбом даже блистеры в тяжелоармированных корпусах. Мак могла бы здорово помочь. И Мак помогла, причем сама, без всякой подсказки со стороны Киннисона.
— Прошу тебя, мой мальчик, не нужно принимать все так близко к сердцу, — прошептала она командиру базы. Не нужно вызывать сюда солдат, чтобы они распяли его на этом — как он там называется? — жерле излучателя. Испепели его;ам. Ведь ты сильнее его. Испепели этого наглеца и покажи кто здесь главный.
— Когда подчиненным является такой человек, как я, а начальником — такое ничтожество, как вы, — начал звенящим от негодования и ярости голосом Блейксли, или, лучше сказать, Киннисон, — я говорю, когда начальник — такая тупая скотина, такой отъявленный подонок, такой напыщенный индюк, ничего не смыслящий в своем деле, как вы…
Разъяренный пират, полностью утративший способность соображать, пытался было вклиниться, но не тут-то было: голос Киннисона-Блейксли, хотя и не уступал голосу командира по громкости, зато превосходил его пронзительностью.
— …то подчиненный оставляет рыжеволосую красавицу себе. Можете[ записать это на ленте и проглотить ее, мерзавец!
Кипя от ярости, командир повернулся и бросился в соседнюю с кабинетом комнату, где хранилось оружие.
— Испепели, сожги его! — визжала красавица, подливая масла в огонь, и никто не заметил, как она крикнула:
— Сожги его, Ким! Не медли! Сожги его, пока он не взялся за оружие!
Но линзмен не действовал — пока. Пока почти все члены пиратского экипажа, онемев от неожиданности, наблюдали за происходящим, порабощенный Киннисоном наблюдатель на протяжении многих секунд занимал эфир, отведенный для личного вызова Гельмута и срочного вызова. Для разработанного Киннисоном плана было жизненно важно, чтобы Гель-мут своими глазами увидел кульминацию сцены. Поэтому Блейксли стоял как вкопанный, пока его потерявший от ярости голову начальник быстрым шагом подошел к оружейной комнате и настежь распахнул ее дверь.
Глава 21
Наконец, Киннисон узнал все, что хотел узнать о пиратской крепости. Настала пора действовать. Он не стал захватывать разум командира базы, а выбрал главного офицера связи как человека, который наиболее вероятно и тесно должен, быть связан с Гельмутом. Именно Гельмут, говоривший от имени Босконии, был на протяжении многих месяцев главной целью линзмена.
Но в этой игре нельзя было спешить. Пиратские базы, даже самого высокого ранга, никогда не вызывали Главную Базу за исключением совершенно экстренных ситуаций, но такие ситуации все не возникали и не возникали. А сам Гельмут также не вызывал базу на Бойссии, потому что ничего не обычного не происходило, разумеется, насколько это ему было известно, а внимание Гельмута требовалось где-то в другом месте.
Но вот в один прекрасный день в триумфальном рапорте появилась небольшая трещинка: корабль, стартовавший с базы на Бойссии, захватил потрясающую добычу — ни больше ни меньше как госпитальный корабль Галактического Патруля с полным оборудованием! Когда рапорт о захваченном корабле дошел до сознания Киннисона, он был уязвлен до глубины души. Потерять такой корабль! Неужели они там не эскортировали его?
Тем не менее, приняв в качестве старшего офицера связи рапорт, Киннисон через радиста пиратского корабля сердечно поздравил капитана, офицеров и команду корабля.
— Великолепная работа! Сам Гельмут услышит о вас, — заключил Киннисон свои поздравления и поинтересовался:
— А как вам удалось захватить госпитальный корабль? С вами был один из наших новых кораблей-истребителей?
— Да, сэр, — пришел ответ. — Истребитель, сопровождавший нас за пределами обнаружения, в нужный момент приблизился и отвлек на себя их корабль-истребитель. Госпитальный корабль остался без сопровождения, и мы легко захватили его, пустив в ход магниты.
— И так мы оказались на борту, — закончил командир пиратского корабля.
Они действительно взошли на борт госпитального корабля. Вот он, несчастный корабль, залитый кровью: пациенты, врачи, ординаторы, офицеры и весь обслуживающий персонал, все, кто был на борту, до единого человека были зарезаны и заколоты с бессмысленной варварской жестокостью, характерной для всех пиратов Босконии. В живых остались — пока — только медсестры. Им была предназначена пиратами совсем иная участь, разумеется, при соблюдении некоторых условий.
Сестры испуганно жались друг к другу, небольшой островок женщин в белых халатах, посреди горы трупов. Именно в тот момент, когда взгляд Киннисона проник в помещение, одну из сестер пираты пытались вытащить из общей группы. Сестра отчаянно отбивалась, пустив в ход кулаки и ноги, ногти и зубы. Ни один пират не мог совладать с ней в одиночку. Справиться с разъяренной фурией оказалось под силу только двум рослым сильным пиратам. Они грубо поволокли ее за собой, голова медсестры откинулась назад, и Киннисон увидел знакомый каскад волос цвета красноватой меди. Это была Кларисса Мак-Дугалл! Киннисон вспомнил обрывок разговора: кто-то упомянул о том, что Мак собираются вернуть в летный состав. Лин-змен мгновенно решил, что делать.
— Немедленно прекратите, грязные свиньи! — страшным голосом заревел он в находившийся у него под рукой пиратский микрофон. — Куда вы ее тащите?
— В капитанскую каюту, сэр! — пираты растерянно остановились, услышав властный голос, доносившийся из динамика, и на вопрос ответили-четко и точно.
— Отпустите ее немедленно!
И когда девушка присоединилась к группе медсестер в углу помещения, Киннисон приказал:
— Пригласите сюда капитана, всех офицеров и членов экипажа. Я хочу говорить со всеми вами сразу.
Минуту или две, которые у него оставались на размышление, Киннисон обдумывал сложившуюся ситуацию яростно, но в то же время холодно, стараясь ничего не упустить из вида. Необходимо что-то предпринять, но любой предпринятый им шаг должен быть строго выдержан в соответствии с пиратскими представлениями об этике. Стоит ему допустить хотя бы небольшой просчет, и Альдебаран I вполне может повториться. Киннисону казалось, что он знает, как избежать просчетов. Но какой бы шаг он ни предпринял, необходимо сделать нечто такое (и в этом и заключалась основная трудность!), чтобы медсестер не покинула надежда, и они поняли, что в драме, которая разыгралась на борту госпитального корабля, последний акт еще не сыгран, В остальном у него не было никаких сомнений относительно того, что произойдет дальше. Киннисон знал, из какого великолепного материала производится отбор в корпус космических медсестер Галактического Патруля, и был уверен, что принудить их к чему-нибудь можно лишь до определенного предела, но ни на шаг дальше, по крайней мере живых.
Выход из трудного положения, как показалось Киннисо-ну, тоже существовал. Находясь в госпитале, он в детской запальчивости назвал как-то раз сестру Мак-Дугалл безмозглой курицей. Тогда он думал о сестре весьма нелестно и не скрывал от нее своего мнения. Но в глубине души он и тогда понимал, что за прекрасной внешностью кроется глубокий ум, и под копной волос цвета красноватой меди скрывается мозг, способный мыслить быстро и точно. Обдумав все это, Киннисон дождался, пока в отсеке соберется весь экипаж корабля, и заговорил ясно и определенно:
— Слушайте меня внимательно, вы все! Впервые за много месяцев мы ухватили такую богатую добычу, и вы, ребята, имеете полное право выбрать себе любую из этих баб по своему вкусу, прежде чем их увидят другие. Но сейчас вам лучше повременить с этим, и вот почему. Я сам, своими руками, убью каждого, кто осмелится прикоснуться к любой из медсестер прежде, чем они прибудут на базу. Вы, капитан, ведете себя хуже всех.
Киннисон взглянул прямо в глаза офицеру, которого видел в последний раз, когда тот во главе экипажа направлялся в гостиницу (или тюрьму?) колесоидов, и продолжал притворно вкрадчивым голосом, в котором отчетливо слышались саркастические ноты:
— Не спорю, что вы выбрали не худший товар. К сожалению, мы с вами сходимся во вкусах. Видите ли, капитан, я сам нуждаюсь в услугах медсестры. Нужно же, чтобы и обо мне кто-нибудь позаботился, А поскольку мне нужна медсестра, я хочу, чтобы за мной поухаживала вон та, рыжая. У меня была однажды медсестра с волосами как раз такого цвета. Она поила меня жидким чаем, кормила тостами и давала яйца всмятку, а мне до смерти хотелось бифштекса. Поэтому я хочу отыграться на этой сестренке за всех рыжих медсестер. Надеюсь, вы простите меня за длинную речь, но я хотел вам объяснить, почему я считаю именно эту медсестру моей личной и неприкосновенной собственностью. Присмотрите за ней и постарайтесь, чтобы она прибыла к нам в точности такой, как сейчас.
Капитан не осмелился прервать старшего, но стоило Киннисону умолкнуть, он сразу же возразил.
— Послушайте, Блейксли! — возмутился он. — Она моя по праву, я взял ее в плен, я первый увидел ее, я доставил ее сюда…
— Хватит болтать, капитан! — Киннисон презрительно фыркнул, — Вы же понимаете, что нарушаете правила, когда берете себе добычу до того, как ее поделили на базе. За это вы заслуживаете расстрела.
— Но ведь все так делают! — возразил капитан.
— За исключением того случая, когда старший офицер ловит нарушителя на месте преступления. Старшие получают свою долю первыми, — напомнил линзмен.
— Я протестую, сэр! Я захватил ее вместе с…
— Заткнись! — приказал Киннисон тоном, не оставлявшим сомнений в том, что принятое им решение окончательно и не подлежит обжалованию. — Можете делать, что вам угодно, но помните — это мое последнее предупреждение. Доставьте мне ее такой, как она есть сейчас, и вы останетесь живы. Троньте ее, и вы умрете! А теперь вы, медсестры, подойдите поближе к пульту управления.
Сестра Мак-Дугалл что-то тайком прошептала остальным сестрам и выступила вперед с высоко поднятой головой, всем своим видом выражая непокорность. Она была не только медсестрой, но и великолепной актрисой.
— Взгляните и запомните хорошенько кнопку, она находится на пульте справа от вас, на которой написано «Реле 46», — послышалось из динамика, — Если кто-нибудь на борту корабля вздумает коснуться вас или бросит косой взгляд, нажмите эту кнопку, а все остальное я беру на себя. А теперь вы, безмозглая курица, — взгляните на меня. Только не нужно умолять меня о пощаде, вы еще успеете. Я просто хочу быть уверенным в том, что вы узнаете меня при встрече.
— Я вас отлично запомнила, мальчишка вы этакий! — воскликнула Мак, желая дать понять Киннисону, что она узнала его и все поняла, а потом, резко сменив тон, добавила:
— Знать вас не желаю! Попадетесь вы мне-все глаза выцарапаю!
— Вряд ли у вас что-нибудь получится, — презрительно фыркнул Киннисон и отключил связь.
— Что это на тебя нашло, Мак? — накинулись на Мак-Дугалл остальные сестры, когда они остались одни. — Сама не знаю, — прошептала она, — Нас могут подслушивать! Я действительно не знаю, что на меня нашло. Все это слишком фантастично, слишком противоречит здравому смыслу. Шепните по секрету тем, кто далеко от меня: нас спасут, нас непременно спасут. За дело взялся мой Серый Линзмен. Я не знаю ни где он, ни что он собирается делать, но он нас непременно спасет.
При первом же упоминании о жидком чае и тостах, еще до того, как она смогла хотя бы приблизительно оценить ситуацию, в памяти Мак-Дугалл живо всплыл Киннисон, самый упрямый и не покорный из всех пациентов, с которыми ей когда-либо приходилось иметь дело. Кроме того, Киннисон был единственным человеком, который обращался с ней так, словно она была частью госпитальной мебели. Как женщина, тем более красивая женщина, Мак-Дугалл любила порассуждать о правах женщин и о месте женщины в сложившейся системе вещей. Она яростно отрицала все женские привилегии и не раз заявляла, что не просит ни о каких скидках и одолжениях ни одного из ныне живущих мужчин или мужчин, которые еще появятся на свет в будущем. Тем не менее, как всякую женщину, ее глубоко задевала самая мысль о том, что есть мужчина, который даже не сознает, что перед ним женщина, не говоря уже о том, что перед ним необыкновенно красивая женщина! И хотя даже самой себе она никогда не признавалась в этом, тем не менее память о пациенте, оставшемся глубоко равнодушным к ее красоте, жила где-то в глубине сознания.
При упоминании о бифштексе Мак-Дугалл едва не вскрикнула, но быстро взяла себя в руки. Никакой надежды на спасение у нее не было. Необходимо просто сражаться до конца, который, судя но всему, не за горами. И Мак-Дугалл, собравшись с силами, принялась действовать.
Услышав из динамика знакомое выражение «безмозглая курица», Мак-Дугалл сразу поняла, что говорит Киннисон, Серый Линзмен, человек, который не привык бросать слова на ветер. И чисто по-женски она успокоилась, ибо твердо знала, что пока Серый Линзмен жив и находится в сознании, он полностью овладеет любой ситуацией, в какой бы ему ни пришлось оказаться. Придя к такому выводу, крайне нелогичному, но весьма обнадеживающему, Мак-Дугалл сочла необходимым поделиться своими надеждами с другими сестрами, которые, будучи женщинами, приняли сказанное как непреложный факт, реальный и не подлежащий ни малейшему сомнению.
Когда захваченный пиратами госпитальный корабль совершил посадку и был заведен в док, Киннисон полностью владел обстановкой. Оставалось лишь сделать последний, решающий шаг. Помимо старшего офицера связи, Киннисон к тому времени установил полный контроль над весьма способным наблюдателем. Манипулировать разумом этих двух офицеров было для него детской забавой по сравнению с попыткой удержать в повиновении разум двух или трех настороженных и к тому же предупрежденных офицеров Галактического Патруля, отчаянно отстаивавших самостоятельность своего мышления!
— Вы просто молодец, Мак, — послал он мысленное сообщение своей бывшей медсестре, — Очень рад, что вы приняли мою мысль. Вы хорошо разыграли пиратов. Если вы и дальше сможете действовать так же, все будет в порядке.
— Я буду делать все, что нужно! — пообещала Мак, — Я не знаю, что вы задумали, как вам это удастся и где вы находитесь, но с этим можно подождать. Сообщите, что мне делать, и я выполню все, что нужно!
— Попробуйте пококетничать с командиром базы, — инструктировал ее Киннисон. — Вы должны до смерти ненавидеть меня, я имею в виду ту обезьяну, через которую я работаю, по имени Блейксли. Вы можете даже любить его, но меня вы должны ненавидеть. Терпите от командира базы все, что сможете вытерпеть. Постарайтесь вызвать между командиром базы и Блейксли ревность и вражду. Если командир базы в вас влюбится, удобный случай для того, чтобы вызволить вас, непременно представится. Если вам не удастся влюбить его в себя, нам придется выполнить немало грязной работы. Я могу убить многих пиратов, но не могу уничтожить достаточно многих из них за короткое время.
— Командир базы непременно в меня влюбится! — радостно пообещала Мак-Дугалл. — Вот увидите, влюбится!
И командир базы действительно влюбился. Он, месяцами не видевший женщины и не ожидавший от женщин, состоявших в космической службе Галактического Патруля, ничего, кроме отчаянного сопротивления и самоубийства, был потрясен до глубины души, когда самая прекрасная из когда-либо виденных женщин по собственной воле бросилась к нему в объятия, ища у него защиты от его же старшего офицера связи.
— Я его ненавижу! — рыдала красавица, прильнув к командиру и устремив на него прекрасные глаза, пронзившие старого космического волка не хуже работающих на полную мощь излучателей. — Вы ведь не будете обращаться со мной так плохо, как он?
Голова красавицы, от которой исходило еще ощутимое благоухание, опустилась на плечо командира базы. Старый космический волк растаял, как воск.
— Ну конечно же, какие могут быть разговоры! И понизив голос так, чтобы его слышала только прекрасная собеседница, командир добавил:
— Я женюсь на вас, крошка! Клянусь всеми богами космоса, женюсь!
Так медсестра и командир базы в обнимку вошли в помещение, где находился центральный пульт управления.
— Вот он! — взвизгнула красавица, указывая на старшего офицера связи. — Это он, и никто другой! Попробуй теперь приставать к женщине, красномордое чудовище! Наконец-то нашелся один настоящий мужчина, который сразу поставит тебя на место. Уж он-то не даст меня в обиду!
Ее провожатый заметно надулся от гордости.
— Что такое? — Киннисон захлебнулся от негодования. — Выбрось из головы все эти глупости и иди ко мне, Я заметил тебя сразу, как только увидел, и ты будешь моей, нравится тебе это или не нравится, и кто бы и что бы ни говорил по этому поводу. Что же касается вас, капитан, то вы опоздали — я увидел красотку первым. А теперь, мой рыженький помидорчик, иди сюда, где тебе и надлежит быть.
Но Мак лишь теснее прижалась к командиру, который из красного стал синим.
— Что значит «вы опоздали»? — заревел он. — Разве вы сами не похитили ее у капитана корабля? Разве не вы сами сказали, что старшие офицеры выбирают первыми? Я здесь старший начальник, и я забираю ее у вас, понятно? Вы же придерживаетесь этого правила, Блейксли, и вам оно нравится. Попробуйте только возразить мне, и я прикажу вас распять на жерле излучателя номер шесть!
— Старшие офицеры не всегда выбирают первыми, — ответил Киннисон, еле сдерживая клокотавшую в нем холодную ярость, но выбирая слова не менее тщательно. — Все зависит от того, кто те двое, между кем производится выбор.
Настало время нанести удар. Киннисон знал, что если командир базы сохранит свою голову, то женщины, державшиеся на удивление храбро, поплатятся за это жизнями, а весь его собственный план подвергнется серьезной опасности. Он сам, Киннисон, мог в любой момент выйти из игры, но не считал возможным покинуть их при сложившихся обстоятельствах. Нет, командира нужно довести до бешенства. Лучше бы обойтись без ругательств: старая обезьяна знает такие забористые выражения, от которых встают дыбом даже блистеры в тяжелоармированных корпусах. Мак могла бы здорово помочь. И Мак помогла, причем сама, без всякой подсказки со стороны Киннисона.
— Прошу тебя, мой мальчик, не нужно принимать все так близко к сердцу, — прошептала она командиру базы. Не нужно вызывать сюда солдат, чтобы они распяли его на этом — как он там называется? — жерле излучателя. Испепели его;ам. Ведь ты сильнее его. Испепели этого наглеца и покажи кто здесь главный.
— Когда подчиненным является такой человек, как я, а начальником — такое ничтожество, как вы, — начал звенящим от негодования и ярости голосом Блейксли, или, лучше сказать, Киннисон, — я говорю, когда начальник — такая тупая скотина, такой отъявленный подонок, такой напыщенный индюк, ничего не смыслящий в своем деле, как вы…
Разъяренный пират, полностью утративший способность соображать, пытался было вклиниться, но не тут-то было: голос Киннисона-Блейксли, хотя и не уступал голосу командира по громкости, зато превосходил его пронзительностью.
— …то подчиненный оставляет рыжеволосую красавицу себе. Можете[ записать это на ленте и проглотить ее, мерзавец!
Кипя от ярости, командир повернулся и бросился в соседнюю с кабинетом комнату, где хранилось оружие.
— Испепели, сожги его! — визжала красавица, подливая масла в огонь, и никто не заметил, как она крикнула:
— Сожги его, Ким! Не медли! Сожги его, пока он не взялся за оружие!
Но линзмен не действовал — пока. Пока почти все члены пиратского экипажа, онемев от неожиданности, наблюдали за происходящим, порабощенный Киннисоном наблюдатель на протяжении многих секунд занимал эфир, отведенный для личного вызова Гельмута и срочного вызова. Для разработанного Киннисоном плана было жизненно важно, чтобы Гель-мут своими глазами увидел кульминацию сцены. Поэтому Блейксли стоял как вкопанный, пока его потерявший от ярости голову начальник быстрым шагом подошел к оружейной комнате и настежь распахнул ее дверь.
Глава 21
ВТОРОЙ ПЕЛЕНГ
Блейксли был вооружен — об этом Киннисон позаботился заранее, и когда командир базы ворвался в оружейную комнату, личный детектор Гельмута заработал. Теперь Гельмут собственной персоной наблюдал за происходящим, и порабощенный Киннисоном наблюдатель начал наводить свой излучатель. Когда разъяренный пират вернулся, держа на весу излучатель Де Ляметра, его встретил луч уже наведенного излучателя Блейксли, и через какие-нибудь секунды от командира базы осталась небольшая дымящаяся кучка пепла.
Киннисон был несколько удивлен, что из динамика до сих пор не раздался холодный голос Гельмута, но вскоре обнаружил причину непонятного молчания: он просто не заметил, как один из наблюдателей пришел в себя от потрясения и вызвал караул. Пять вооруженных офицеров немедленно явились на вызов и, войдя в помещение, огляделись.
— Стража! Испепелить Блейксли! — раздался в тот же момент из динамика неповторимый голос Гельмута.
Повинуясь приказу, караульные с решительным видом прицелились, и если бы против них действительно стоял мятежный Блейксли, его гибель была бы неизбежной. Но перед ними стояло только тело старшего офицера связи. Что же касается головного мозга, управлявшего мышцами тела, то он принадлежал Кимболлу Киннисону, Серому Линзмену, самому искусному в обращении с ручным оружием на Земле. Не успели патрульные опомниться, как Блейксли уже был готов открыть по ним огонь из двух ручных излучателей Де Ляметра с бедер. Это было что-то новенькое! Человек, которого только что должны были уничтожить, не мог действовать так быстро!
Не успел никто и мигнуть, как пять вспышек одна за другой озарили помещение, и с пятью патрульными было покончено. Никто из них так и не успел выстрелить.
— Видите, Гельмут, — произнес Киннисон язвительно, обращаясь к пульту управления. — Играть в такие игры безопаснее, находясь на расстоянии от места событий и заставляя других людей таскать для вас каштаны из огня. Тогда все выходит очень ловко, но лишь до тех пор, пока все происходит по-задуманному. Но стоит случиться сбою, как сейчас, и вы оказываетесь там, где оказались — по уши в дерьме. Мне давно надоело выслушивать приказы от какого-то бестелесного голоса, я сыт по горло, в особенности от голоса, все повадки хозяина которого выдают в нем самого отъявленного негодяя в Галактике!
— Наблюдатель! Я обращаюсь к вам, тому, кто находится за пультом управления, — зарычал Гельмут, не обращая внимание на колкости Киннисона. — Вызовите стражу-с оружием!
— Бесполезно, Гельмут, наблюдатель глух как пробка, — пояснил Киннисон не без яда в голосе. — Я единственный человек на всей базе, с которым вы можете разговаривать, но и то недолго.
— И вы всерьез полагаете, будто вам дадут безнаказанно уйти после мятежа, открытого неповиновения и подрыва моего авторитета?
— Конечно! Именно об этом я вам и толкую. Если бы вы находились сейчас здесь или вам когда-нибудь довелось побывать здесь или если бы кто-нибудь из ребят хотя бы раз видел вас в лицо или знал вас не только как некий абстрактный голос, то я, возможно, не смог бы уйти отсюда живым. А поскольку вас никто и никогда не видел, это дает мне шанс…
В уме Гельмута, восседавшего за пультом на своей базе, вихрем пронеслись мысли по поводу различных аспектов неслыханной ситуации. Он решил потянуть время и спросил нарочито спокойным голосом, хотя руки его лихорадочно бегали по кнопкам на пульте:
— Так вы хотели бы видеть мое лицо? — задумчиво спросил он. — А известно ли вам, что если вы увидите мое лицо, то никакая сила во всей Галактике не спасет…
— Перестаньте молоть чепуху, шеф, — презрительно фыркнул Киннисон. — Не пытайтесь внушить мне, будто вы не убили бы меня при сложившихся обстоятельствах, если бы могли. Что же касается вашего лица, то для меня безразлично, увижу ли я когда-нибудь вашу уродливую физиономию или нет.
— Сейчас увидите! — и на экране появилось лицо Гельмута, смотревшего на мятежного офицера с такой нескрываемой яростью, что обычный человек пал бы бездыханным. Но не таков был Блейксли-Киннисон!
— Что же! Совсем недурно! Этот парень почти похож на человека! — воскликнул Киннисон тоном, рассчитанным на то, чтобы привести главного пирата в еще большую ярость.
— Но мне нужно поторапливаться. Вы можете представить, что здесь творится, — и в яркой вспышке излучателя Де Ляметра исчез экран Гельмута, вся установка. Киннисон так же, как и его противник, стремился выиграть время, а его наблюдатель между тем взял и перепроверил столь важный второй пеленг на сверхсекретную базу Гельмута.
Затем по всей крепости зазвучали сигналы общего сбора, к которым линзмен добавил от себя.
— Внимание! Сигнал общего сбора касается всех, повторяю — всех, кто сейчас находится на базе, включая экипажи кораблей в доках, постоянный персонал базы и всех, кто пребывает сейчас под стражей. Не переодевайтесь — приходите в том виде, в котором вас застал сигнал общего сбора. Торопитесь! Через пять минут двери зала закроются, и те, кто останется снаружи, очень об этом пожалеют.
Зал находился рядом с центральным пунктом управления. Стоило лишь убрать перегородку, и помещение центрального пункта управления как бы превращалось в сцену. Так были оборудованы все босконские базы, чтобы старшие офицеры с Главной Базы могли наблюдать через свои приборы в центральном пульте управления за собраниями состава, подобными тому, о котором было объявлено. Все, кто услышал сигнал общего сбора, думали, что он исходит от Главной Базы, и поспешили выполнить приказ.
Киннисон убрал перегородку, отделявшую зал от пульта управления и внимательно наблюдал за оружием, которое было у входящих в зал. Обычно вооружена была только охрана, но у кого-нибудь из офицеров космических кораблей мог быть с собой портативный излучатель Де Ляметра… Так, четыре, пять, шесть… Капитан и пилот боевого корабля, захватившего госпитальный корабль Галактического Патруля, заместитель командира базы Кримский, трое охранников… Ножи и дубинки не в счет.
— Время. Заприте двери. Принесите ключи сюда. Пусть медсестры поднимутся ко мне, — приказал Киннисон шести вооруженным людям, назвав каждого по имени, — Женщины пусть сядут здесь, а мужчины там.
Когда все расселись, Киннисон нажал кнопку, и стальная переборка плавно скользнула и встала на свое место.
— Что здесь происходит? — возмутился один из офицеров. — Где командир? Знает ли о том, что здесь происходит, Главная База? Взгляните на тот пульт!
— Сидите тихо, — предупредил Киннисон. — Руки — на колени, или я испепелю вас при первом движении. Я уничтожил командира базы и пятерых людей из охраны и отключил Главную Базу. Нас семеро, и я хотел бы спросить вас, джентльмены, пойдете ли вы за мной или нет.
Киннисон был несколько удивлен, что из динамика до сих пор не раздался холодный голос Гельмута, но вскоре обнаружил причину непонятного молчания: он просто не заметил, как один из наблюдателей пришел в себя от потрясения и вызвал караул. Пять вооруженных офицеров немедленно явились на вызов и, войдя в помещение, огляделись.
— Стража! Испепелить Блейксли! — раздался в тот же момент из динамика неповторимый голос Гельмута.
Повинуясь приказу, караульные с решительным видом прицелились, и если бы против них действительно стоял мятежный Блейксли, его гибель была бы неизбежной. Но перед ними стояло только тело старшего офицера связи. Что же касается головного мозга, управлявшего мышцами тела, то он принадлежал Кимболлу Киннисону, Серому Линзмену, самому искусному в обращении с ручным оружием на Земле. Не успели патрульные опомниться, как Блейксли уже был готов открыть по ним огонь из двух ручных излучателей Де Ляметра с бедер. Это было что-то новенькое! Человек, которого только что должны были уничтожить, не мог действовать так быстро!
Не успел никто и мигнуть, как пять вспышек одна за другой озарили помещение, и с пятью патрульными было покончено. Никто из них так и не успел выстрелить.
— Видите, Гельмут, — произнес Киннисон язвительно, обращаясь к пульту управления. — Играть в такие игры безопаснее, находясь на расстоянии от места событий и заставляя других людей таскать для вас каштаны из огня. Тогда все выходит очень ловко, но лишь до тех пор, пока все происходит по-задуманному. Но стоит случиться сбою, как сейчас, и вы оказываетесь там, где оказались — по уши в дерьме. Мне давно надоело выслушивать приказы от какого-то бестелесного голоса, я сыт по горло, в особенности от голоса, все повадки хозяина которого выдают в нем самого отъявленного негодяя в Галактике!
— Наблюдатель! Я обращаюсь к вам, тому, кто находится за пультом управления, — зарычал Гельмут, не обращая внимание на колкости Киннисона. — Вызовите стражу-с оружием!
— Бесполезно, Гельмут, наблюдатель глух как пробка, — пояснил Киннисон не без яда в голосе. — Я единственный человек на всей базе, с которым вы можете разговаривать, но и то недолго.
— И вы всерьез полагаете, будто вам дадут безнаказанно уйти после мятежа, открытого неповиновения и подрыва моего авторитета?
— Конечно! Именно об этом я вам и толкую. Если бы вы находились сейчас здесь или вам когда-нибудь довелось побывать здесь или если бы кто-нибудь из ребят хотя бы раз видел вас в лицо или знал вас не только как некий абстрактный голос, то я, возможно, не смог бы уйти отсюда живым. А поскольку вас никто и никогда не видел, это дает мне шанс…
В уме Гельмута, восседавшего за пультом на своей базе, вихрем пронеслись мысли по поводу различных аспектов неслыханной ситуации. Он решил потянуть время и спросил нарочито спокойным голосом, хотя руки его лихорадочно бегали по кнопкам на пульте:
— Так вы хотели бы видеть мое лицо? — задумчиво спросил он. — А известно ли вам, что если вы увидите мое лицо, то никакая сила во всей Галактике не спасет…
— Перестаньте молоть чепуху, шеф, — презрительно фыркнул Киннисон. — Не пытайтесь внушить мне, будто вы не убили бы меня при сложившихся обстоятельствах, если бы могли. Что же касается вашего лица, то для меня безразлично, увижу ли я когда-нибудь вашу уродливую физиономию или нет.
— Сейчас увидите! — и на экране появилось лицо Гельмута, смотревшего на мятежного офицера с такой нескрываемой яростью, что обычный человек пал бы бездыханным. Но не таков был Блейксли-Киннисон!
— Что же! Совсем недурно! Этот парень почти похож на человека! — воскликнул Киннисон тоном, рассчитанным на то, чтобы привести главного пирата в еще большую ярость.
— Но мне нужно поторапливаться. Вы можете представить, что здесь творится, — и в яркой вспышке излучателя Де Ляметра исчез экран Гельмута, вся установка. Киннисон так же, как и его противник, стремился выиграть время, а его наблюдатель между тем взял и перепроверил столь важный второй пеленг на сверхсекретную базу Гельмута.
Затем по всей крепости зазвучали сигналы общего сбора, к которым линзмен добавил от себя.
— Внимание! Сигнал общего сбора касается всех, повторяю — всех, кто сейчас находится на базе, включая экипажи кораблей в доках, постоянный персонал базы и всех, кто пребывает сейчас под стражей. Не переодевайтесь — приходите в том виде, в котором вас застал сигнал общего сбора. Торопитесь! Через пять минут двери зала закроются, и те, кто останется снаружи, очень об этом пожалеют.
Зал находился рядом с центральным пунктом управления. Стоило лишь убрать перегородку, и помещение центрального пункта управления как бы превращалось в сцену. Так были оборудованы все босконские базы, чтобы старшие офицеры с Главной Базы могли наблюдать через свои приборы в центральном пульте управления за собраниями состава, подобными тому, о котором было объявлено. Все, кто услышал сигнал общего сбора, думали, что он исходит от Главной Базы, и поспешили выполнить приказ.
Киннисон убрал перегородку, отделявшую зал от пульта управления и внимательно наблюдал за оружием, которое было у входящих в зал. Обычно вооружена была только охрана, но у кого-нибудь из офицеров космических кораблей мог быть с собой портативный излучатель Де Ляметра… Так, четыре, пять, шесть… Капитан и пилот боевого корабля, захватившего госпитальный корабль Галактического Патруля, заместитель командира базы Кримский, трое охранников… Ножи и дубинки не в счет.
— Время. Заприте двери. Принесите ключи сюда. Пусть медсестры поднимутся ко мне, — приказал Киннисон шести вооруженным людям, назвав каждого по имени, — Женщины пусть сядут здесь, а мужчины там.
Когда все расселись, Киннисон нажал кнопку, и стальная переборка плавно скользнула и встала на свое место.
— Что здесь происходит? — возмутился один из офицеров. — Где командир? Знает ли о том, что здесь происходит, Главная База? Взгляните на тот пульт!
— Сидите тихо, — предупредил Киннисон. — Руки — на колени, или я испепелю вас при первом движении. Я уничтожил командира базы и пятерых людей из охраны и отключил Главную Базу. Нас семеро, и я хотел бы спросить вас, джентльмены, пойдете ли вы за мной или нет.