Страница:
– Ливия, Дерна, – охотно ответил тот. – Говняное местечко, надо сказать. Пустыня, пылища, грязища… Арабы. Я по технике шел, так даже наше дерьмо там за манну небесную считалось.
– Это программа Терра-ноль – Сод – Апрей? – уточнил Ит.
– Она самая, чтоб ее черти взяли. Меня, кстати, Димой зовут. – Он протянул Иту руку. – Но для своих лучше по-старому, как привык. Джимми. Или Джим. Лучше Джим.
– Почему – Джимми? – полюбопытствовал Скрипач.
– Потому что переводится как «отмычка» и на Диму похоже, – пояснил тот. – Это в шестнадцать лет еще… неважно. Так вы чего, накладку хотели?
– Ее самую, – кивнул Ит. – Только нам надо три.
– Четыре, – поправил Скрипач. – Можно даже пять, с запасом.
– Четыре у меня точно есть. – Дима вытащил из-под стола объемистый пакет и принялся в нем рыться. – А вот пять… не знаю. Так, они по двести пятьдесят, предупреждаю сразу. Батарейка съемная, можно заменить. Батарейки нужны?
– Давай. А чего у тебя еще интересного есть? – Скрипач прищурился.
– До фига всего. Пошли на кухню, а то молодь эта сейчас будет тут зенки пялить. – Он недовольно зыркнул в сторону зала. – «Ключ» они поют. Смешно, блин.
– А что за «ключ» такой? – Ит встал, Скрипач поднялся следом.
– Да песня, старая очень, про сломанный ключ и про свободу, – пояснил Дима, тоже вставая. – Какая им свобода, чего они в ней понимают? И эти, – он мотнул головой, – они еще не самые худшие. У них хоть что-то в мозгах шевелится. А другие… – он сплюнул. – Других вы сами в универе посмотрите. И про ведро я не шучу, мужики. Ведро вам будет в самый раз.
На кухне они заняли угловой стол у окна и принялись знакомиться с содержимым пакета. У Димы в загашнике нашлось много всего интересного: в результате они купили и паяльники, и пять накладок, и парочку зонтиков, с виду совершенно обычных, но с очень неплохой «начинкой» (зонтики умели экранировать), и шагомеры-корректоры – попутно узнали, что существует, например, программа защиты детей «Под крылом», позволяющая следить за перемещениями ребенка по городу… Вот только не всем детям это нравится.
– Ну да, ну да, подлец я, – хихикнул Дима. – Детей от родителей отвращаю, «свободой» торгую. На самом деле не свобода это. Так, иллюзия. Они все с рождения повязаны. Таких, как та же Ветка, считай, уже и не осталось почти.
– Это та девушка, которая читала стихи? – уточнил Ит.
– Она самая, – покивал Дима. – Хороша деваха. И стихи замечательные. Вот только читает она их в пустоту. Потому что слушать некому. Да еще и покалеченная она, Ветка, вот и… – Он безнадежно махнул рукой. – Ей даже сюда приехать, и то подвиг. Двадцать один год девке, инвалид, зарплата грошовая, а сейчас вон еще один налог впаять собираются, на бездетность, – так у нее денег не останется, чтобы даже сюда… Будет углам свои стихи читать, бедолага.
– Хорошие стихи. – Скрипач задумался. – Может, помочь ей? Ну, денег дать?
– Не возьмет, – отрицательно покачал головой Дима. – Гордая – жуть! Думаете, я не пробовал? Четыре года смотрю на нее, душа обрывается. Дома у нее сто раз бывал… нищета страшная. Но при этом, мужики, замечу вам – чисто прямо до стерильности! У нее квартирка – разделенка, из бывшей большой, сейчас там три семьи. У нее самой – комната-студия, это которая с душем возле кухонной раковины. Ну, как бездетным дают обычно. Ни пылинки! Ни соринки! Все постирано, поглажено, протерто. А она ходит с трудом, бедолага, как только с уборкой да стиркой справляется.
– Жениться вам надо, барин, – усмехнулся Скрипач.
– На ком? На ней?.. Да она близко меня к себе не подпустит, ты чего! Говорю же, гордая. И потом, если жениться, то это ж надо как-то видеть ее… ну, на голяк. А у нее спина в корсете и ноги не ходят. Разве она кому покажет? Так что тут и думать не о чем.
– Да, дела, – протянул Скрипач. – Почему она инвалид, кстати?
– Черт ее знает, – пожал плечами Дима. – Не говорит.
Еще несколько минут они рылись в пакете, а когда наконец отвлеклись, обнаружили, что Ветка, оказывается, сидит неподалеку, у мойки, и тоже курит, глядя невидящим взглядом куда-то в пространство.
– Спасибо вам за стихи, – улыбнулся ей Ит.
Она скользнула по нему рассеянным взглядом.
– Не за что. Кому они нужны, эти стихи… о природе. – Она усмехнулась, бросила недокуренную сигарету в раковину, поднялась, опираясь о стену, и медленно вышла.
– Видали? – хмуро спросил Дима.
– Видали, Джим, – отозвался Скрипач. – Тебя тут потом можно будет найти?
– Можно, – ответил тот, глядя на закрывшуюся дверь. – И меня можно, и ее можно. Заходите, если что.
– Зайдем, – пообещал Ит.
04. Аппликация на живых мозгах
– Это программа Терра-ноль – Сод – Апрей? – уточнил Ит.
– Она самая, чтоб ее черти взяли. Меня, кстати, Димой зовут. – Он протянул Иту руку. – Но для своих лучше по-старому, как привык. Джимми. Или Джим. Лучше Джим.
– Почему – Джимми? – полюбопытствовал Скрипач.
– Потому что переводится как «отмычка» и на Диму похоже, – пояснил тот. – Это в шестнадцать лет еще… неважно. Так вы чего, накладку хотели?
– Ее самую, – кивнул Ит. – Только нам надо три.
– Четыре, – поправил Скрипач. – Можно даже пять, с запасом.
– Четыре у меня точно есть. – Дима вытащил из-под стола объемистый пакет и принялся в нем рыться. – А вот пять… не знаю. Так, они по двести пятьдесят, предупреждаю сразу. Батарейка съемная, можно заменить. Батарейки нужны?
– Давай. А чего у тебя еще интересного есть? – Скрипач прищурился.
– До фига всего. Пошли на кухню, а то молодь эта сейчас будет тут зенки пялить. – Он недовольно зыркнул в сторону зала. – «Ключ» они поют. Смешно, блин.
– А что за «ключ» такой? – Ит встал, Скрипач поднялся следом.
– Да песня, старая очень, про сломанный ключ и про свободу, – пояснил Дима, тоже вставая. – Какая им свобода, чего они в ней понимают? И эти, – он мотнул головой, – они еще не самые худшие. У них хоть что-то в мозгах шевелится. А другие… – он сплюнул. – Других вы сами в универе посмотрите. И про ведро я не шучу, мужики. Ведро вам будет в самый раз.
На кухне они заняли угловой стол у окна и принялись знакомиться с содержимым пакета. У Димы в загашнике нашлось много всего интересного: в результате они купили и паяльники, и пять накладок, и парочку зонтиков, с виду совершенно обычных, но с очень неплохой «начинкой» (зонтики умели экранировать), и шагомеры-корректоры – попутно узнали, что существует, например, программа защиты детей «Под крылом», позволяющая следить за перемещениями ребенка по городу… Вот только не всем детям это нравится.
– Ну да, ну да, подлец я, – хихикнул Дима. – Детей от родителей отвращаю, «свободой» торгую. На самом деле не свобода это. Так, иллюзия. Они все с рождения повязаны. Таких, как та же Ветка, считай, уже и не осталось почти.
– Это та девушка, которая читала стихи? – уточнил Ит.
– Она самая, – покивал Дима. – Хороша деваха. И стихи замечательные. Вот только читает она их в пустоту. Потому что слушать некому. Да еще и покалеченная она, Ветка, вот и… – Он безнадежно махнул рукой. – Ей даже сюда приехать, и то подвиг. Двадцать один год девке, инвалид, зарплата грошовая, а сейчас вон еще один налог впаять собираются, на бездетность, – так у нее денег не останется, чтобы даже сюда… Будет углам свои стихи читать, бедолага.
– Хорошие стихи. – Скрипач задумался. – Может, помочь ей? Ну, денег дать?
– Не возьмет, – отрицательно покачал головой Дима. – Гордая – жуть! Думаете, я не пробовал? Четыре года смотрю на нее, душа обрывается. Дома у нее сто раз бывал… нищета страшная. Но при этом, мужики, замечу вам – чисто прямо до стерильности! У нее квартирка – разделенка, из бывшей большой, сейчас там три семьи. У нее самой – комната-студия, это которая с душем возле кухонной раковины. Ну, как бездетным дают обычно. Ни пылинки! Ни соринки! Все постирано, поглажено, протерто. А она ходит с трудом, бедолага, как только с уборкой да стиркой справляется.
– Жениться вам надо, барин, – усмехнулся Скрипач.
– На ком? На ней?.. Да она близко меня к себе не подпустит, ты чего! Говорю же, гордая. И потом, если жениться, то это ж надо как-то видеть ее… ну, на голяк. А у нее спина в корсете и ноги не ходят. Разве она кому покажет? Так что тут и думать не о чем.
– Да, дела, – протянул Скрипач. – Почему она инвалид, кстати?
– Черт ее знает, – пожал плечами Дима. – Не говорит.
Еще несколько минут они рылись в пакете, а когда наконец отвлеклись, обнаружили, что Ветка, оказывается, сидит неподалеку, у мойки, и тоже курит, глядя невидящим взглядом куда-то в пространство.
– Спасибо вам за стихи, – улыбнулся ей Ит.
Она скользнула по нему рассеянным взглядом.
– Не за что. Кому они нужны, эти стихи… о природе. – Она усмехнулась, бросила недокуренную сигарету в раковину, поднялась, опираясь о стену, и медленно вышла.
– Видали? – хмуро спросил Дима.
– Видали, Джим, – отозвался Скрипач. – Тебя тут потом можно будет найти?
– Можно, – ответил тот, глядя на закрывшуюся дверь. – И меня можно, и ее можно. Заходите, если что.
– Зайдем, – пообещал Ит.
04. Аппликация на живых мозгах
– …даже на фоне того, что рассказали вы. Апофигей, говорю же! – Ри треснул по столу кулаком. – Ит, ваше вчерашнее просто меркнет по сравнению с нашим сегодняшним, согласись.
– Меркнет, – покладисто кивнул Ит. – Если ты не забыл, мы сегодня тоже читали лекции…
– И что ты скажешь про это все?
– Ммм… – Ит задумался. – Скажу, что надо вызывать Володю и остальных и требовать объяснений. Потому что мы, как мне кажется, влипли.
– Мне тоже так кажется, – подтвердил Кир. Фэб согласно кивнул. – Я эти колпаки хочу надевать на головы тем, кто их ставит!
– Кирушка, это мелочи, – поморщился Скрипач. – Какие колпаки, когда с мозгами такое! И потом, у меня лично в голове не укладывается, как можно сидеть в аудитории с голой грудью и кормить ребенка, делая при этом вид, что слушаешь лекцию. И это, замечу, еще не самые худшие, как я понял. Что это вообще за хренотень?!
– Рыжий, ты ерунду мелешь! – рявкнул Ит. – При чем тут это?! Они думать не умеют, не могут! Они же вообще не думают! А когда пытаешься донести до их мозгов хоть что-то, они отворачиваются и делают вид, что ничего не происходит! Или, что еще хуже, просто бегут! Бегут!!! У меня с лекции четверо ушли – и даже не имел права их остановить!.. Что Ри, что я – мы преподавали до этого много лет, но никогда, слышите, никогда…
– Да, я никогда не читал перед аудиторией, в которой сидит овечье стадо!!! – Судя по тону, Ри вышел из себя уже окончательно. – Миров мы перевидали – не приведи господь никому, но такого я даже в страшном сне представить себе не мог! «У нас тут что-то не так», – передразнил он отсутствующего Володю. – Это называется – не так?! В общем, вот что, мужики. Прежний план лекций отменяем.
– Что предлагаешь? – поднял голову Фэб.
– Тестирование для начала. Надо постараться понять, насколько далеко зашел процесс. Далее… надо будет смотаться в США и посмотреть картину там. Если там такое же…
– Подозреваю, что там хуже, – заметил Скрипач. – Хотя посмотреть в любом случае надо, да.
– Не перебивай! – обозлился Ри. – Смотрим США. После этого – анализ по глобализации, экономическая ситуация в мире, статистика по…
– Мы просидим тут год, – мрачно возразил Ит. – Кое-кто обещал жене, что мы сюда – на месяц. Ри, хватит. Чего ты взъерепенился?
– Того, что когда при мне из людей делают такое вот стадо, причем по всему миру…
– Остыньте, мужики, – скривился Ит. – Ну зачем вы орете? Брид, что ты хотел сказать?
– Я хотел сказать, что мы смотрели и студентов, и здание. – Брид и Тринадцатый взобрались на стол и по-турецки уселись рядышком. – Как я уже говорил, они все имеют примерно одинаковую интенсивность аур. У пары преподавателей ауры чуть сильнее – но когда Кир влез в базу универа, он обнаружил, что у них, оказывается, серьезные карьерные проблемы.
– То есть, если хочешь продвинуться, будь дебилом, что ли? – нахмурился Скрипач.
– Именно, – подтвердил Тринадцатый. – Мало того. Студентов даже с очень небольшими задатками тут же отчисляют. Словно… словно кто-то отслеживает этот процесс и гасит любые колебания, способные стронуть с места это болото.
– И еще один момент. – Брид повернулся к Фэбу. – Может быть, ты заметил…
– Слепые? – спросил Фэб.
– Да, – кивнул Брид. – Твоя аудитория – у них ведь очень странная вера. Например – они не верят в множественность миров, несмотря на то, что тут имеется Транспортная сеть и сеть Ойтмана. Они в нее все равно не верят, даже несмотря на то, что ты, их лектор, – рауф. Им словно участок в мозгу заклеили, и они в результате верят, что…
– Они верят в то, что они правы, – подсказал Тринадцатый.
– Чушь какая-то, малыш, – пожал плечами Кир. – Нелогично.
– Очень даже логично. И я тысячу раз просил не называть меня «малыш», меня бесит это слово! – Тринадцатый треснул по столу кулаком.
– Ну ладно, ладно. – Кир примирительно хлопнул Тринадцатого по спине, да так, что тот едва не свалился со стола. – Уймись.
– Что делать будем? – спросил Ит.
– А что ты предлагаешь?.. Володя подъедет, он же обещал машины, ну и… – Ри задумался. – Мелкие, а что вы скажете про этого Володю и остальных?
– Хм, – Тринадцатый почесал в затылке. – Скажем, пожалуй. Они частично привязаны к другому эгрегору. Любят этот, а привязаны к другому. Поэтому и не разучились думать своими головами и адекватно соображать.
– Ясно. Эмигранты, значит. – Ри зажмурился. – У меня все равно что-то не складывается, – пожаловался он. – Не получается.
Фэб сидел молча, полуприкрыв глаза. Ит знал – до срока Фэб в разговор не вмешается. Или, что тоже вероятно, вообще не вмешается. Боится? Вполне может быть. Хотя… как знать.
Кир продолжал возмущаться колпаками для курильщиков, Ри, перебивая его, твердил о каких-то сравнениях, Скрипач вытащил шагомер и сейчас пытался прикрепить его к штанине… И тут Фэб вдруг открыл глаза и произнес:
– Ит, скажи, что еще, кроме запаха крыс, было в том месте, где вы купили накладки?
– Девушка, которая читала стихи, – напомнил Ит.
– А еще?
– Мужик, который нам продал…
– Что еще? – требовательно произнес Фэб.
Ит задумался.
– Песня, которую там пели хором подростки.
– Какая?
– «Ключ». Дима сказал, что они поют эту песню сорок лет.
– Спасибо. – Фэб кивнул. – Дорогие мои, вам не приходит в голову, что… что это несколько неправильно?
– Что именно?
– Что за последние сорок лет тут не появилось ни одной песни, которую можно петь хором? По собственной воле, конечно? Что это может значить? Где люди, которые пишут такие песни, что с ними стало?
Ит удивленно посмотрел на Фэба. Тот сидел нахмурившись и смотрел перед собой. Потом сказал:
– Ри, не надо проверять глобализацию. Я тебя прошу, проверь искусство. Пожалуйста.
– Одно другому не мешает, – пожал плечами тот. – Проверю. Но ты не прав, Фэб. Девушка же читала стихи, да?
– Девушка – стихийная странная, такие обычно большой популярностью не пользуются, это ниша, причем ниша маленькая, – возразил Фэб. – Должны быть другие стихийные. Организующие. Их нет. А они должны быть. Они есть в любом мире, как положительные, так и отрицательные. Из тех, что на двух аккордах тебе всю вселенную сыграют. Из тех, кто способны стать Аарн. Из тех, которые могут уйти в Контроль. Где они, Ри? Где они?..
– Скорее всего, мы их просто еще не видели, – успокаивающе ответил тот.
– Не видели? – повторил Фэб. – Тогда почему тут до сих пор поют песни сорокалетней давности, ты не думал?
Ри почесал переносицу, нахмурился.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Пока не знаю. – Фэб откинулся на спинку кресла, в котором сидел, скрестил руки на груди. – Пока я могу только констатировать, что происходящее тут не вписывается ни в одну из известных мне схем. Надо смотреть дальше.
– Значит, будем смотреть, – пожал плечами Ит. – Хотя, признаться, мне уже сейчас тошно от того, что я вижу…
– Ладно. – Ри выпрямился. – Теперь давайте по точкам мета-портала пробежимся…
Они сидели в гостиной, расположившись кто где, вокруг большого прямоугольного стола. Кир и Фэб подтащили к этому столу пару низких кресел – на стульях им было не очень комфортно – Мотыльки сидели по центру, Брид снова что-то рассказывал, размахивая руками.
Ит исподтишка разглядывал их всех и думал – да, очень разношерстная у нас получилась команда, очень мы все разные, но движет нами все-таки одно. Хорошо, что это одно у нас есть… Ведь по идее это должно со стороны выглядеть нелепо и даже смешно, наверное, – тот же Кир ростом два двадцать рядом с Бридом ростом семьдесят, а почему-то не выглядит, словно это не имеет значения. Вон они как друг на друга орут, любо-дорого смотреть. И Кэсу спасибо, большому старому дракону – голоса у Мотыльков росту не соответствуют, по идее они при такой длине связок должны были бы чирикать, как птички, а говорят они нормальными голосами, никаких искажений. Как он это сделал? Фэб знает, кстати. Они тогда с Кэсом вместе занимались Мотыльками… на каком-то этапе занимались, уж больно интересной оказалась задача, и рауф, конечно, не отказался от такого заманчивого предложения.
– …А в здании есть четко читаемая точка возмущения! – Тринадцатый стоял посреди стола, уперев руки в бока, и раздраженно постукивал ногой. – И я тебе, гений, вот что скажу – я буду не я, если эту точку не увижу. Своими глазами.
– Ну, в таком случае разделимся, – пожал плечами Ри. – Трое суток сейчас планируем на тесты, потом – половина команды в США, вторая половина остается здесь и смотрит… то, что вы нарыли.
– Как делимся? – Скрипач повернулся к Ри.
– Тут остаются Фэб, Ит и оба мелких…
– Сам ты мелкий, – раздраженно отозвался Брид.
– Заткнись. В Штаты, соответственно, иду я, Кир, Скрипач…
– Вот спасибо, – сардонически усмехнулся тот.
– Всегда пожалуйста, но ты, дорогой мой, агент, а мы с Киром не сумеем залезть туда, куда сумеешь ты.
– Это да, – покивал Скрипач с явной издевкой. – Нажрали жопы, а потом начинается – рыжий то, рыжий се. Ну да ладно. Ит, ты как на это все смотришь?
– Если надо, значит, делаем, – пожал плечами тот. – Я как раз за эти трое суток составлю вторую часть по тестированию. У нас получается экспресс, и, честно говоря, мне не очень нравится это…
– А что делать? – Ри вздохнул. – У нас нет времени на что-то серьезное.
– Выборка, – подсказал Фэб. – Будет слишком маленькая выборка.
– И что ты предлагаешь? – Ри нахмурился. – Засесть тут на год, чтобы сделать полную?
– Так тебе Официалка и даст делать полную, – скривился Скрипач. – Странно, что они до сих пор не проявились. На их месте я бы уже заинтересовался нашими экзерсисами.
– Экзерсисов пока что не было, – возразил Ит. – Наша прогулка по городу не в счет.
– Ох… – Кир задумался. – Тот мужик в кафе… Парни, а вы не думали, что он может быть…
– Спокойно. – Ит улыбнулся. – Во-первых, мы не скрываемся. Во-вторых, официалам отлично известно, что мы прошли таможню. В-третьих, нас сейчас трогать побоятся, Окист все-таки часть конгломерата, с которым они не хотят конфликтовать, и мне кажется, что официалов нам бояться не нужно. И, в-четвертых, тот Дима из кафе слишком прям и недалек, чтобы быть агентом. Он тут же проболтался, что работал на Терре-ноль, в Дерне. Знай он, кто мы такие, он бы начал играть совсем иначе.
– А мне все равно не по себе. – Кир отвернулся. – Словно какая-то дрянь… В воздухе какая-то дрянь, предчувствие, что ли. Не понимаю.
– Учись свои пророчества хоть как-то читать, – попросил Скрипач. – А то ты словно бабка-гадалка. Чего-то кажется, а чего – непонятно.
– Я пробую. – Кир виновато посмотрел на него. – Но сам видишь, пока что не очень.
– В общем, примерно ясно, – подытожил Ри. – Теперь – конкретика. Ит, первый блок вопросов, пожалуйста…
Во-первых, «дети», то есть студенты, при ближайшем знакомстве оказались существами более чем странными. Причем в плохом смысле. Вроде бы умненькие (не умные, а именно умненькие). Вроде бы чистенькие. Вроде бы доброжелательные. Правильные. Рациональные. На первый взгляд.
Вот только от них тошнило.
Потому что обе стороны жизни этих «детей» были представлены в университете в полном объеме.
Скрипач, первый раз отлучившийся в туалет, вернулся оттуда красный как рак и сказал, что, пожалуй, воздержится от посещения сего заведения до… до дома, по всей видимости. На резонный вопрос Ри «почему?» Скрипач покраснел еще больше и ответил, что перевидал он, конечно, многое и сам далеко не монах-постник, но вот такое он видит в первый раз жизни и, даст бог, в последний.
Ри пожал плечами и отправился на разведку. Вернулся он таким же красным, как Скрипач, но в ответ на все вопросы промолчал. Впрочем, все остальные вскоре сами ознакомились с «проблемой» – и тихо выпали в осадок.
В туалетах, во всех без исключения туалетах немаленького здания… делалась любовь. Причем кабинки с хиленькими задвижками доставались далеко не всем парочкам…
– Как кролики, – с отвращением сказал Скрипач. – Причем девки парней еще и торопят – быстрее, мол, на пару опоздаем! Господи, какая гадость…
Причины «гадости», однако, выяснились днем позже.
И причины эти были, увы, более чем серьезными.
Квартиры в Москве давали только семейным. Остальные – если молодые – или жили с родителями, или ютились в общежитиях, друг у друга на головах. Для того чтобы получить жилье, следовало прийти в ЗАГС и предъявить московские документы, свидетельство о совершеннолетии и девушку-невесту, причем на хорошем сроке беременности. Тогда предоставлялся первый кредит, квартира и давалось разрешение на вступление в брак.
И только так.
И никак иначе.
В результате студенты первых курсов, едва поступив, начинали первым делом «строить отношения», то есть спешно обзаводиться парой – кому охота жить в квартире родителей, где в детской (площадь которой варьировала от шести до девяти метров) своего пространства – местечко на двухэтажной кровати да угол подоконника? Быть взрослым куда как лучше, особенно в первые годы, когда свои дети еще маленькие.
Почти все квартиры в городе (как потом выяснилось, не только в этом) были устроены по одному и тому же принципу. «Взрослая» комната, совмещенная с кухней и душевой, площадью побольше, и «детская», площадью поменьше, – в нее обычно ставили двухъярусные пластиковые кровати и «развивающие комплексы». Никаких излишеств, даже домашней еды – в маркетах, коих тут было бесчисленное множество, продавались только полуфабрикаты для разогрева. Еще можно было поесть в кафе, но это могли себе позволить далеко не все – дорого.
Те же пирожки с компотом, которые Ит и Скрипач ели во время первой прогулки, оказались… мало кому доступным лакомством.
Еще одним днем позже Скрипач набрел на магазин с едой и вернулся оттуда, неся объемистую бумажную сумку, в которой лежали «пищевые коробки». Еда, против ожидания, оказалась вполне сносной, но инструкция на коробке снова повергла в шок.
«После употребления пищи контейнер следует ополоснуть теплой водой, сложить по направляющим линиям, упаковать и сдать на переработку. Несъеденную пищу не хранить! Вы можете смыть остатки в канализацию, затем ополоснуть контейнер, сложить по направляющим и сдать на переработку».
– С одной стороны, это даже рационально. – Фэб с интересом разглядывал коробку. – С другой – пространства для маневра не остается вовсе. Рыжий, купить можно… вот только это?
– Ага. Не, я не скажу, что все так плохо, в том магазине этой еды была тьма-тьмущая, самых разных видов, и детские порции, и взрослые, и совсем для малышей прикольные штуки, но… мне это почему-то все не нравится. – Скрипач, кажется, и в самом деле был опечален. – Если, например, я не люблю гречку с мясом, а хочу ее с жареным луком, да? Или вот Ит, который любит издеваться над сгущенкой и лить в нее ореховый сироп… сгущенки тут, кстати, нет. И тушенки тоже.
– А жаль, – заметил Ит. – Признаться, когда мы сюда ехали, я очень рассчитывал на макароны с тушенкой. Что это за Русский Сонм без макарон с тушенкой, а?
– Действительно, безобразие, – согласно покивал Кир. – Слов нет.
Слов, впрочем, не было и тогда, когда отправились вместе с Володей забирать из проката обещанные машины.
Пластиковые…
– Корпуса одноразовые, – рассказывал Володя. – Если покорябаете, то деталь можно заменить. Базовая часть, рама и движок не меняются.
– И как на этом вот ехать с нормальной скоростью? – прищурился Кир. – Ее же с дороги сдует.
– Нет-нет! – запротестовал Володя. – Там утяжелитель, дорогу они хорошо держат.
– Еще не хватает гироскопа, чтобы это все ездило на двух колесах, – пробормотал Ит.
– Дорого. – Володя явно не понял шутки. – Дешевле ставить еще два колеса.
Ит беззвучно застонал сквозь стиснутые зубы.
– «Люся», – одобрительно проговорил Скрипач, похлопывая по короткому крылу ближайшую зеленую машинку. – Вол, а как модель называется?
– Вот эта – «микра», а вот эти две – «маус»…
– На американский манер, значит? – серьезно спросил Кир.
– Так модели американские, – пояснил Володя. – Делают, правда, в…
– Видимо, в Китае, – подсказал Ри.
Володя кивнул.
– Глобализация в действии, – покивал Ри. – Так, теперь показывай, как на этом ездят.
Опровергнуть, впрочем, им ничего так и не удалось.
Фон везде, куда они ни шли, оставался таким же – ровным и однородным.
Ит параллельно с тестами успел немного почитать про академика Макеева и пришел к выводу, что человеком тот был на редкость неприятным. Бывает так – вроде бы некто совершает правильные поступки и говорит правильные вещи, но все равно от действий его остается гаденький осадок… И ведь совершенно непонятно, в чем дело! Например, в одной из статей о Макееве утверждалось, что тот потратил несколько лет жизни на создание теории о восстановлении генофонда нации. О том, как он продвигал идею о славянских корнях, о равноправии, о духовности, о нравственной чистоте (зомби, тут же вспомнил Ит, отряды ЗОМБ, надо будет потом тоже глянуть). Ведь все верно! Совершенно верно! И то, что отношения между людьми должны строиться на чистоте и доверии, и о том, что следует соблюдать обычаи, и о том, что надо уважать предков, и о том, что душа – превыше всего…
Но – что-то было не так в этом материале, что-то царапало, как камешек, попавший в ботинок.
Вечером, в день перед отъездом, все собрались вместе – обсудить, что следует делать дальше. Говорил преимущественно Ри, его выслушали, согласились. Потом Скрипач притащил чаю и по коробке еды для каждого, объявив, что пришла пора ужинать.
– Так что ты хотел сказать? – Фэб отодвинул пустую коробочку из-под еды и с интересом посмотрел на Ита.
– Почитал тут немного о Макееве. И что-то мне это все не очень нравится. – Ит дернул плечом. – Он, например, пишет об опасности экспансии. И предлагает противопоставить ей рождаемость. Что, собственно, мы сейчас и наблюдаем.
– А ну-ка, – Фэб оживился. – Ит, рыжий, вопрос на засыпку – почему невозможно противопоставить рождаемость экспансии?
– Экзаменатор выискался, – недовольно скривился Скрипач. – Я тебе чего, слон, чтобы все помнить?
– Подожди, – остановил его Ит. – Оденвуд, да? Это, по-моему, был Оденвуд, а работа называлась…
– Работа называлась «Варианты преодоления кризисов и прохождение точек напряжения в мирах второго и третьего уровня», – подсказал Фэб. – Все совершенно верно.
– Польсти ему, польсти, – хихикнул Кир. – Может, хоть одну майку вернет…
– Кир, не влезай, – попросил Ит. – Да, верно. Насколько помню, Оденвуд писал о том, что рождаемостью с экспансией ничего сделать нельзя, потому что одной рождаемости недостаточно – нужна техническая и образовательная базы, которые, вопреки общему мнению, на такой скорости до таких масштабов увеличить просто не получится. И в результате…
– В результате те, кто проводят экспансию, просто получат больше рабов, – припечатал Фэб. – Безмозглое существо поработить легче. Значительно легче, надо заметить. Это… это как с вашим курением, и не смотри на меня так, Кир. Решение что-то делать или не делать обязано быть осознанным, а не привитым и не насильственным. И мало того, что осознанным – в нем должна отсутствовать агрессия…
– Все, понесло, – вздохнул Ри, меланхолично складывая коробочку из-под мясного рагу. – Добро пожаловать на триста пятьдесят лет назад, в золотую юность, или почувствуй себя идиотом.
– Ри, я могу замолчать. – Фэб тут же опустил голову. – Прости, что начал. Больше не буду.
– Все нормально, – тут же ответил Ри.
– Нет, не нормально, – возразил Фэб. – Мне действительно трудно то, что я…
Он не договорил.
Ри обреченно вздохнул.
Фэб так и не сумел привыкнуть, как показывала практика. К тому, что он снова молод. К тому, что семья настолько сильно выросла. К тому, что уединения, которого он в старости старался придерживаться, больше нет. К тому, что Ит и Скрипач стали старше, чем он, и намного.
– Меркнет, – покладисто кивнул Ит. – Если ты не забыл, мы сегодня тоже читали лекции…
– И что ты скажешь про это все?
– Ммм… – Ит задумался. – Скажу, что надо вызывать Володю и остальных и требовать объяснений. Потому что мы, как мне кажется, влипли.
– Мне тоже так кажется, – подтвердил Кир. Фэб согласно кивнул. – Я эти колпаки хочу надевать на головы тем, кто их ставит!
– Кирушка, это мелочи, – поморщился Скрипач. – Какие колпаки, когда с мозгами такое! И потом, у меня лично в голове не укладывается, как можно сидеть в аудитории с голой грудью и кормить ребенка, делая при этом вид, что слушаешь лекцию. И это, замечу, еще не самые худшие, как я понял. Что это вообще за хренотень?!
– Рыжий, ты ерунду мелешь! – рявкнул Ит. – При чем тут это?! Они думать не умеют, не могут! Они же вообще не думают! А когда пытаешься донести до их мозгов хоть что-то, они отворачиваются и делают вид, что ничего не происходит! Или, что еще хуже, просто бегут! Бегут!!! У меня с лекции четверо ушли – и даже не имел права их остановить!.. Что Ри, что я – мы преподавали до этого много лет, но никогда, слышите, никогда…
– Да, я никогда не читал перед аудиторией, в которой сидит овечье стадо!!! – Судя по тону, Ри вышел из себя уже окончательно. – Миров мы перевидали – не приведи господь никому, но такого я даже в страшном сне представить себе не мог! «У нас тут что-то не так», – передразнил он отсутствующего Володю. – Это называется – не так?! В общем, вот что, мужики. Прежний план лекций отменяем.
– Что предлагаешь? – поднял голову Фэб.
– Тестирование для начала. Надо постараться понять, насколько далеко зашел процесс. Далее… надо будет смотаться в США и посмотреть картину там. Если там такое же…
– Подозреваю, что там хуже, – заметил Скрипач. – Хотя посмотреть в любом случае надо, да.
– Не перебивай! – обозлился Ри. – Смотрим США. После этого – анализ по глобализации, экономическая ситуация в мире, статистика по…
– Мы просидим тут год, – мрачно возразил Ит. – Кое-кто обещал жене, что мы сюда – на месяц. Ри, хватит. Чего ты взъерепенился?
– Того, что когда при мне из людей делают такое вот стадо, причем по всему миру…
– Остыньте, мужики, – скривился Ит. – Ну зачем вы орете? Брид, что ты хотел сказать?
– Я хотел сказать, что мы смотрели и студентов, и здание. – Брид и Тринадцатый взобрались на стол и по-турецки уселись рядышком. – Как я уже говорил, они все имеют примерно одинаковую интенсивность аур. У пары преподавателей ауры чуть сильнее – но когда Кир влез в базу универа, он обнаружил, что у них, оказывается, серьезные карьерные проблемы.
– То есть, если хочешь продвинуться, будь дебилом, что ли? – нахмурился Скрипач.
– Именно, – подтвердил Тринадцатый. – Мало того. Студентов даже с очень небольшими задатками тут же отчисляют. Словно… словно кто-то отслеживает этот процесс и гасит любые колебания, способные стронуть с места это болото.
– И еще один момент. – Брид повернулся к Фэбу. – Может быть, ты заметил…
– Слепые? – спросил Фэб.
– Да, – кивнул Брид. – Твоя аудитория – у них ведь очень странная вера. Например – они не верят в множественность миров, несмотря на то, что тут имеется Транспортная сеть и сеть Ойтмана. Они в нее все равно не верят, даже несмотря на то, что ты, их лектор, – рауф. Им словно участок в мозгу заклеили, и они в результате верят, что…
– Они верят в то, что они правы, – подсказал Тринадцатый.
– Чушь какая-то, малыш, – пожал плечами Кир. – Нелогично.
– Очень даже логично. И я тысячу раз просил не называть меня «малыш», меня бесит это слово! – Тринадцатый треснул по столу кулаком.
– Ну ладно, ладно. – Кир примирительно хлопнул Тринадцатого по спине, да так, что тот едва не свалился со стола. – Уймись.
– Что делать будем? – спросил Ит.
– А что ты предлагаешь?.. Володя подъедет, он же обещал машины, ну и… – Ри задумался. – Мелкие, а что вы скажете про этого Володю и остальных?
– Хм, – Тринадцатый почесал в затылке. – Скажем, пожалуй. Они частично привязаны к другому эгрегору. Любят этот, а привязаны к другому. Поэтому и не разучились думать своими головами и адекватно соображать.
– Ясно. Эмигранты, значит. – Ри зажмурился. – У меня все равно что-то не складывается, – пожаловался он. – Не получается.
Фэб сидел молча, полуприкрыв глаза. Ит знал – до срока Фэб в разговор не вмешается. Или, что тоже вероятно, вообще не вмешается. Боится? Вполне может быть. Хотя… как знать.
Кир продолжал возмущаться колпаками для курильщиков, Ри, перебивая его, твердил о каких-то сравнениях, Скрипач вытащил шагомер и сейчас пытался прикрепить его к штанине… И тут Фэб вдруг открыл глаза и произнес:
– Ит, скажи, что еще, кроме запаха крыс, было в том месте, где вы купили накладки?
– Девушка, которая читала стихи, – напомнил Ит.
– А еще?
– Мужик, который нам продал…
– Что еще? – требовательно произнес Фэб.
Ит задумался.
– Песня, которую там пели хором подростки.
– Какая?
– «Ключ». Дима сказал, что они поют эту песню сорок лет.
– Спасибо. – Фэб кивнул. – Дорогие мои, вам не приходит в голову, что… что это несколько неправильно?
– Что именно?
– Что за последние сорок лет тут не появилось ни одной песни, которую можно петь хором? По собственной воле, конечно? Что это может значить? Где люди, которые пишут такие песни, что с ними стало?
Ит удивленно посмотрел на Фэба. Тот сидел нахмурившись и смотрел перед собой. Потом сказал:
– Ри, не надо проверять глобализацию. Я тебя прошу, проверь искусство. Пожалуйста.
– Одно другому не мешает, – пожал плечами тот. – Проверю. Но ты не прав, Фэб. Девушка же читала стихи, да?
– Девушка – стихийная странная, такие обычно большой популярностью не пользуются, это ниша, причем ниша маленькая, – возразил Фэб. – Должны быть другие стихийные. Организующие. Их нет. А они должны быть. Они есть в любом мире, как положительные, так и отрицательные. Из тех, что на двух аккордах тебе всю вселенную сыграют. Из тех, кто способны стать Аарн. Из тех, которые могут уйти в Контроль. Где они, Ри? Где они?..
– Скорее всего, мы их просто еще не видели, – успокаивающе ответил тот.
– Не видели? – повторил Фэб. – Тогда почему тут до сих пор поют песни сорокалетней давности, ты не думал?
Ри почесал переносицу, нахмурился.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он.
– Пока не знаю. – Фэб откинулся на спинку кресла, в котором сидел, скрестил руки на груди. – Пока я могу только констатировать, что происходящее тут не вписывается ни в одну из известных мне схем. Надо смотреть дальше.
– Значит, будем смотреть, – пожал плечами Ит. – Хотя, признаться, мне уже сейчас тошно от того, что я вижу…
– Ладно. – Ри выпрямился. – Теперь давайте по точкам мета-портала пробежимся…
Они сидели в гостиной, расположившись кто где, вокруг большого прямоугольного стола. Кир и Фэб подтащили к этому столу пару низких кресел – на стульях им было не очень комфортно – Мотыльки сидели по центру, Брид снова что-то рассказывал, размахивая руками.
Ит исподтишка разглядывал их всех и думал – да, очень разношерстная у нас получилась команда, очень мы все разные, но движет нами все-таки одно. Хорошо, что это одно у нас есть… Ведь по идее это должно со стороны выглядеть нелепо и даже смешно, наверное, – тот же Кир ростом два двадцать рядом с Бридом ростом семьдесят, а почему-то не выглядит, словно это не имеет значения. Вон они как друг на друга орут, любо-дорого смотреть. И Кэсу спасибо, большому старому дракону – голоса у Мотыльков росту не соответствуют, по идее они при такой длине связок должны были бы чирикать, как птички, а говорят они нормальными голосами, никаких искажений. Как он это сделал? Фэб знает, кстати. Они тогда с Кэсом вместе занимались Мотыльками… на каком-то этапе занимались, уж больно интересной оказалась задача, и рауф, конечно, не отказался от такого заманчивого предложения.
– …А в здании есть четко читаемая точка возмущения! – Тринадцатый стоял посреди стола, уперев руки в бока, и раздраженно постукивал ногой. – И я тебе, гений, вот что скажу – я буду не я, если эту точку не увижу. Своими глазами.
– Ну, в таком случае разделимся, – пожал плечами Ри. – Трое суток сейчас планируем на тесты, потом – половина команды в США, вторая половина остается здесь и смотрит… то, что вы нарыли.
– Как делимся? – Скрипач повернулся к Ри.
– Тут остаются Фэб, Ит и оба мелких…
– Сам ты мелкий, – раздраженно отозвался Брид.
– Заткнись. В Штаты, соответственно, иду я, Кир, Скрипач…
– Вот спасибо, – сардонически усмехнулся тот.
– Всегда пожалуйста, но ты, дорогой мой, агент, а мы с Киром не сумеем залезть туда, куда сумеешь ты.
– Это да, – покивал Скрипач с явной издевкой. – Нажрали жопы, а потом начинается – рыжий то, рыжий се. Ну да ладно. Ит, ты как на это все смотришь?
– Если надо, значит, делаем, – пожал плечами тот. – Я как раз за эти трое суток составлю вторую часть по тестированию. У нас получается экспресс, и, честно говоря, мне не очень нравится это…
– А что делать? – Ри вздохнул. – У нас нет времени на что-то серьезное.
– Выборка, – подсказал Фэб. – Будет слишком маленькая выборка.
– И что ты предлагаешь? – Ри нахмурился. – Засесть тут на год, чтобы сделать полную?
– Так тебе Официалка и даст делать полную, – скривился Скрипач. – Странно, что они до сих пор не проявились. На их месте я бы уже заинтересовался нашими экзерсисами.
– Экзерсисов пока что не было, – возразил Ит. – Наша прогулка по городу не в счет.
– Ох… – Кир задумался. – Тот мужик в кафе… Парни, а вы не думали, что он может быть…
– Спокойно. – Ит улыбнулся. – Во-первых, мы не скрываемся. Во-вторых, официалам отлично известно, что мы прошли таможню. В-третьих, нас сейчас трогать побоятся, Окист все-таки часть конгломерата, с которым они не хотят конфликтовать, и мне кажется, что официалов нам бояться не нужно. И, в-четвертых, тот Дима из кафе слишком прям и недалек, чтобы быть агентом. Он тут же проболтался, что работал на Терре-ноль, в Дерне. Знай он, кто мы такие, он бы начал играть совсем иначе.
– А мне все равно не по себе. – Кир отвернулся. – Словно какая-то дрянь… В воздухе какая-то дрянь, предчувствие, что ли. Не понимаю.
– Учись свои пророчества хоть как-то читать, – попросил Скрипач. – А то ты словно бабка-гадалка. Чего-то кажется, а чего – непонятно.
– Я пробую. – Кир виновато посмотрел на него. – Но сам видишь, пока что не очень.
– В общем, примерно ясно, – подытожил Ри. – Теперь – конкретика. Ит, первый блок вопросов, пожалуйста…
* * *
В институте было действительно тягостно, с этим согласились все, и отправляться туда снова никому, конечно, не хотелось.Во-первых, «дети», то есть студенты, при ближайшем знакомстве оказались существами более чем странными. Причем в плохом смысле. Вроде бы умненькие (не умные, а именно умненькие). Вроде бы чистенькие. Вроде бы доброжелательные. Правильные. Рациональные. На первый взгляд.
Вот только от них тошнило.
Потому что обе стороны жизни этих «детей» были представлены в университете в полном объеме.
Скрипач, первый раз отлучившийся в туалет, вернулся оттуда красный как рак и сказал, что, пожалуй, воздержится от посещения сего заведения до… до дома, по всей видимости. На резонный вопрос Ри «почему?» Скрипач покраснел еще больше и ответил, что перевидал он, конечно, многое и сам далеко не монах-постник, но вот такое он видит в первый раз жизни и, даст бог, в последний.
Ри пожал плечами и отправился на разведку. Вернулся он таким же красным, как Скрипач, но в ответ на все вопросы промолчал. Впрочем, все остальные вскоре сами ознакомились с «проблемой» – и тихо выпали в осадок.
В туалетах, во всех без исключения туалетах немаленького здания… делалась любовь. Причем кабинки с хиленькими задвижками доставались далеко не всем парочкам…
– Как кролики, – с отвращением сказал Скрипач. – Причем девки парней еще и торопят – быстрее, мол, на пару опоздаем! Господи, какая гадость…
Причины «гадости», однако, выяснились днем позже.
И причины эти были, увы, более чем серьезными.
Квартиры в Москве давали только семейным. Остальные – если молодые – или жили с родителями, или ютились в общежитиях, друг у друга на головах. Для того чтобы получить жилье, следовало прийти в ЗАГС и предъявить московские документы, свидетельство о совершеннолетии и девушку-невесту, причем на хорошем сроке беременности. Тогда предоставлялся первый кредит, квартира и давалось разрешение на вступление в брак.
И только так.
И никак иначе.
В результате студенты первых курсов, едва поступив, начинали первым делом «строить отношения», то есть спешно обзаводиться парой – кому охота жить в квартире родителей, где в детской (площадь которой варьировала от шести до девяти метров) своего пространства – местечко на двухэтажной кровати да угол подоконника? Быть взрослым куда как лучше, особенно в первые годы, когда свои дети еще маленькие.
Почти все квартиры в городе (как потом выяснилось, не только в этом) были устроены по одному и тому же принципу. «Взрослая» комната, совмещенная с кухней и душевой, площадью побольше, и «детская», площадью поменьше, – в нее обычно ставили двухъярусные пластиковые кровати и «развивающие комплексы». Никаких излишеств, даже домашней еды – в маркетах, коих тут было бесчисленное множество, продавались только полуфабрикаты для разогрева. Еще можно было поесть в кафе, но это могли себе позволить далеко не все – дорого.
Те же пирожки с компотом, которые Ит и Скрипач ели во время первой прогулки, оказались… мало кому доступным лакомством.
Еще одним днем позже Скрипач набрел на магазин с едой и вернулся оттуда, неся объемистую бумажную сумку, в которой лежали «пищевые коробки». Еда, против ожидания, оказалась вполне сносной, но инструкция на коробке снова повергла в шок.
«После употребления пищи контейнер следует ополоснуть теплой водой, сложить по направляющим линиям, упаковать и сдать на переработку. Несъеденную пищу не хранить! Вы можете смыть остатки в канализацию, затем ополоснуть контейнер, сложить по направляющим и сдать на переработку».
– С одной стороны, это даже рационально. – Фэб с интересом разглядывал коробку. – С другой – пространства для маневра не остается вовсе. Рыжий, купить можно… вот только это?
– Ага. Не, я не скажу, что все так плохо, в том магазине этой еды была тьма-тьмущая, самых разных видов, и детские порции, и взрослые, и совсем для малышей прикольные штуки, но… мне это почему-то все не нравится. – Скрипач, кажется, и в самом деле был опечален. – Если, например, я не люблю гречку с мясом, а хочу ее с жареным луком, да? Или вот Ит, который любит издеваться над сгущенкой и лить в нее ореховый сироп… сгущенки тут, кстати, нет. И тушенки тоже.
– А жаль, – заметил Ит. – Признаться, когда мы сюда ехали, я очень рассчитывал на макароны с тушенкой. Что это за Русский Сонм без макарон с тушенкой, а?
– Действительно, безобразие, – согласно покивал Кир. – Слов нет.
Слов, впрочем, не было и тогда, когда отправились вместе с Володей забирать из проката обещанные машины.
Пластиковые…
– Корпуса одноразовые, – рассказывал Володя. – Если покорябаете, то деталь можно заменить. Базовая часть, рама и движок не меняются.
– И как на этом вот ехать с нормальной скоростью? – прищурился Кир. – Ее же с дороги сдует.
– Нет-нет! – запротестовал Володя. – Там утяжелитель, дорогу они хорошо держат.
– Еще не хватает гироскопа, чтобы это все ездило на двух колесах, – пробормотал Ит.
– Дорого. – Володя явно не понял шутки. – Дешевле ставить еще два колеса.
Ит беззвучно застонал сквозь стиснутые зубы.
– «Люся», – одобрительно проговорил Скрипач, похлопывая по короткому крылу ближайшую зеленую машинку. – Вол, а как модель называется?
– Вот эта – «микра», а вот эти две – «маус»…
– На американский манер, значит? – серьезно спросил Кир.
– Так модели американские, – пояснил Володя. – Делают, правда, в…
– Видимо, в Китае, – подсказал Ри.
Володя кивнул.
– Глобализация в действии, – покивал Ри. – Так, теперь показывай, как на этом ездят.
* * *
Следующие двое суток занимались, по словам Скрипача, ерундой. Ит засел составлять экспресс-тесты, Ри и Фэб пропадали в университете, Скрипач принялся возиться с машинами, а Кир с Мотыльками от нечего делать просто бродили по окрестностям. Вернее, бродил Кир – оба Мотылька сидели в рюкзаке у него за спиной и сканировали окружающее пространство и людей, стремясь обнаружить хоть каких-нибудь «странных» и тем самым опровергнуть утверждение Фэба.Опровергнуть, впрочем, им ничего так и не удалось.
Фон везде, куда они ни шли, оставался таким же – ровным и однородным.
Ит параллельно с тестами успел немного почитать про академика Макеева и пришел к выводу, что человеком тот был на редкость неприятным. Бывает так – вроде бы некто совершает правильные поступки и говорит правильные вещи, но все равно от действий его остается гаденький осадок… И ведь совершенно непонятно, в чем дело! Например, в одной из статей о Макееве утверждалось, что тот потратил несколько лет жизни на создание теории о восстановлении генофонда нации. О том, как он продвигал идею о славянских корнях, о равноправии, о духовности, о нравственной чистоте (зомби, тут же вспомнил Ит, отряды ЗОМБ, надо будет потом тоже глянуть). Ведь все верно! Совершенно верно! И то, что отношения между людьми должны строиться на чистоте и доверии, и о том, что следует соблюдать обычаи, и о том, что надо уважать предков, и о том, что душа – превыше всего…
Но – что-то было не так в этом материале, что-то царапало, как камешек, попавший в ботинок.
Вечером, в день перед отъездом, все собрались вместе – обсудить, что следует делать дальше. Говорил преимущественно Ри, его выслушали, согласились. Потом Скрипач притащил чаю и по коробке еды для каждого, объявив, что пришла пора ужинать.
– Так что ты хотел сказать? – Фэб отодвинул пустую коробочку из-под еды и с интересом посмотрел на Ита.
– Почитал тут немного о Макееве. И что-то мне это все не очень нравится. – Ит дернул плечом. – Он, например, пишет об опасности экспансии. И предлагает противопоставить ей рождаемость. Что, собственно, мы сейчас и наблюдаем.
– А ну-ка, – Фэб оживился. – Ит, рыжий, вопрос на засыпку – почему невозможно противопоставить рождаемость экспансии?
– Экзаменатор выискался, – недовольно скривился Скрипач. – Я тебе чего, слон, чтобы все помнить?
– Подожди, – остановил его Ит. – Оденвуд, да? Это, по-моему, был Оденвуд, а работа называлась…
– Работа называлась «Варианты преодоления кризисов и прохождение точек напряжения в мирах второго и третьего уровня», – подсказал Фэб. – Все совершенно верно.
– Польсти ему, польсти, – хихикнул Кир. – Может, хоть одну майку вернет…
– Кир, не влезай, – попросил Ит. – Да, верно. Насколько помню, Оденвуд писал о том, что рождаемостью с экспансией ничего сделать нельзя, потому что одной рождаемости недостаточно – нужна техническая и образовательная базы, которые, вопреки общему мнению, на такой скорости до таких масштабов увеличить просто не получится. И в результате…
– В результате те, кто проводят экспансию, просто получат больше рабов, – припечатал Фэб. – Безмозглое существо поработить легче. Значительно легче, надо заметить. Это… это как с вашим курением, и не смотри на меня так, Кир. Решение что-то делать или не делать обязано быть осознанным, а не привитым и не насильственным. И мало того, что осознанным – в нем должна отсутствовать агрессия…
– Все, понесло, – вздохнул Ри, меланхолично складывая коробочку из-под мясного рагу. – Добро пожаловать на триста пятьдесят лет назад, в золотую юность, или почувствуй себя идиотом.
– Ри, я могу замолчать. – Фэб тут же опустил голову. – Прости, что начал. Больше не буду.
– Все нормально, – тут же ответил Ри.
– Нет, не нормально, – возразил Фэб. – Мне действительно трудно то, что я…
Он не договорил.
Ри обреченно вздохнул.
Фэб так и не сумел привыкнуть, как показывала практика. К тому, что он снова молод. К тому, что семья настолько сильно выросла. К тому, что уединения, которого он в старости старался придерживаться, больше нет. К тому, что Ит и Скрипач стали старше, чем он, и намного.