Что самое смешное во всем этом, так это то, что мы, пусть плохо, но способны жить в их мире, а вот они в нашем – никогда. Ведь там им было бы не с кем конкурировать, некого давить, да просто нечем заняться. В нашем мире никому не пришлось бы продавать частицы своей души ради куска хлеба. В нашем мире каждый был бы занят тем, что он любит, тем, что получается у него лучше всего. Им этого не понять. Сколько раз пытался объяснить даже самым лучшим. Не доходит. Потом только понял, что нет смысла объяснять. Что-либо осознать способен только тот, кто готов к этому. Иначе, к сожалению, не бывает. Можно подтолкнуть, дать повод поразмыслить, но не более.
   А ведь мы сами тоже очень разные. Порой, на первый взгляд, несовместимые. У нас различные интересы. Общее – одно. Неприятие их мира, их законов и их ценностей, их образа жизни и их понятий. Отсутствие стремления к успеху любой ценой. Для нас цена имеет значение, и очень большое.
   Теперь становится понятным, почему ясноглазые вызывают у них такую звериную злобу. Ведь эти дети – символ конца их мира, символ рождения нового, ничем не похожего на прежний. А для нас ясноглазые – последняя надежда. Поэтому мне нужно четко осознавать, что предстоит встреча с лютыми врагами, способными на все, лишь бы остановить возникновение нашего мира. Мира, где никто не сделает другому зла. Почему-то именно это больше всего пугает их. Всегда хотел знать, почему. Не могу понять…»
   Назгул, не обращая внимания на других пассажиров, спрятал лицо в ладони и потряс головой.
   – С вами все в порядке, сэр? – тут же подошла к нему стюардесса, улыбаясь, как на американских рекламных плакатах, искусственно и натянуто. – Возможно, вам нужно лекарство?
   – Нет, благодарю вас, – отозвался Назгул по-английски.
   Забыл, что не стоит привлекать к себе внимание. Бизнес-класс, как-никак. Здесь за пассажирами внимательно наблюдают. Единственное, чего он сильно хотел сейчас – это закурить. И, естественно, не видеть холеных морд других пассажиров. Он ощущал все вокруг до отвращения чуждым. Наверное, не стоит больше, несмотря на удобства, летать бизнес-классом. Слишком противно.
   «В нашем мире никому не придется заниматься не своим делом, у каждого будет возможность делать свое и не бояться, что его дело окажется никому не нужным. Каждого поддержат, и каждому помогут. Не затопчут, как здесь, а помогут. Как хочется оказаться в таком мире…»
   Незаметно вздохнув, Назгул снова посмотрел в иллюминатор. Впереди замигало табло «Пристегните ремни». Самолет шел на посадку.
   Невольно вспомнилось, как любят в этом мире заливать грязью любое благое начинание, и он непроизвольно дернул губами. Сколько раз сталкивался с таким и каждый раз удивлялся, поражаясь, как же так можно. Вспомнилась начатая энтузиастами программа помощи детским домам. Господи, в чем только этих несчастных энтузиастов не обвинили! От воровства до педофилии. Причем обвиняли те, кто сам ничего не делал и не желал делать.
   Что ж, они сами виноваты – у их мира больше нет надежды, они не замечают, что мир корчится и криком кричит от боли. А ведь Господь давал им шанс измениться, стать лучше. Они не захотели. Это их выбор и их ответственность. Новый мир возникнет независимо от них, вот только им в нем места уже не будет. И это справедливо.
   Назгул заставил себя переключиться на мысли о предстоящей встрече с мистером Халедом. Это будет очень опасная встреча. Нельзя сказать ни единого лишнего слова. Танец босыми ногами в змеином кубле. А ноги-то не привыкли к такому. Но хочешь не хочешь, а придется привыкать. Дети четко сказали, что от него многое зависит. И старый Назгул их не подведет!
 
   Покончив с таможенными формальностями, Назгул вышел в зал ожидания. Надо же, даже вещи не проверили. Пролистали паспорт и шлепнули штамп о въезде. Еще один штамп поставили в разрешении на оружие.
   – Мистер Солнцефф? – подошел к нему незаметного вида молодой человек с глазами снулой рыбы.
   – Да. – Назгулу захотелось отвернуться и сплюнуть, такое омерзение вызвал у него встречающий.
   – Прошу следовать за мной. Вас ждет машина.
   Он, ничего больше не говоря, двинулся за провожатым, таща за собой небольшой чемоданчик на колесиках. В дорогу Назгул взял только самое необходимое, еще в игровые времена привыкнув обходиться минимумом. Он с интересом наблюдал за шумной жизнью аэропорта «DFW International» и хмыкал про себя. Слишком большая суматоха. За границей до сих пор Назгул бывал только однажды, да и то – в Финляндии, показавшейся ему сонной и заторможенной.
   Идти пришлось довольно далеко, машина ожидала их на одной из платных стоянок аэропорта. Это оказался ничем не примечательный «форд» светло-серого цвета с затемненными стеклами. Однако Назгул сразу понял, что на самом деле машина бронирована.
   – В какой отель вас отвезти? – поинтересовался сопровождающий.
   – Без разницы, – пожал плечами Назгул. – Главное, в не слишком дорогой.
   – Тогда, думаю, подойдет «Palomar Dallas». Довольно удобен и недорог.
   – Хорошо.
   Сопровождающий сел за руль, и машина мягко сдвинулась с места, едва слышно гудя мотором. Назгул уставился в окно – любопытно посмотреть на настоящую заграницу. Город, в который они вскоре въехали, выглядел современным, чистым. Однако обилие на улице негров и латиносов сразу приковывало взгляд. Кое-где белых лиц вообще не было видно.
   Примерно через полчаса «Форд» подкатил к не слишком высокому модерновому зданию.
   – Прошу вас, – показал на вход сопровождающий.
   – Благодарю, – наклонил голову Назгул.
   – Мистер Халед будет ждать вас завтра в десять ноль-ноль. В девять за вами подойдет эта же машина, но с другим водителем. Его имя Джошуа. Сегодня желаю вам насладиться отдыхом, но не советую далеко отходить от отеля. Возможны инциденты. К сожалению, в Далласе высок уровень преступности.
   – Хорошо.
   Выбравшись из машины и достав из багажника свой чемодан, Назгул дождался, пока сопровождающий уедет. На рецепшене он попросил не слишком дорогой номер на одного. Оформили на удивление быстро и без лишних вопросов. Поднявшись на шестой этаж, Назгул нашел дверь своего номера, открыл и вошел. Что ж, вполне приемлемо – никаких особых излишеств, но вполне уютно.
   Спустившись в ресторан на первом этаже, Назгул пообедал, а затем прогулялся вокруг отеля. Поскольку сопровождающий советовал не удаляться от него, прокурор и не стал. Затем вернулся в номер, достал из сумки одну из захваченных с собой книг и до самого вечера читал.
   Несмотря на усталость, заснуть этой ночью Назгул так и не смог – сказалась разница во времени. Иногда задремывал, но большей частью размышлял о том же, что и в самолете.
* * *
   Они говорят о правах людей,
   А мы не умеем считать права.
   Они любят плакать и убивать.
   А ночь никогда не предаст детей.
Мистардэн

   – Прошу следовать за мной, – у входа в небольшой трехэтажный особняк Назгула встретил человек лет сорока в темном костюме.
   Машина подошла к отелю ровно в девять часов, минута в минуту. Невыспавшийся и злой Назгул, до самых бровей накачавшийся крепким кофе, сел в машину и поздоровался с водителем, сухощавым парнем в спортивной куртке. Тот коротко кивнул в ответ и тронулся с места. Ехали довольно долго, почти все время на запад, пока не подъехали к воротам в чугунном литом заборе. Водитель посигналил, и ворота открылись. Ни одного человека Назгул так и не увидел, хотя особняк явно охранялся. Когда машина остановилась у входа, он внутренне собрался и придал своему лицу деловой вид. В душе воцарилась злая, холодная решимость. Назгул отчетливо осознавал, что он среди врагов, и не намеревался дать им ни единого лишнего козыря.
   Поднявшись вслед за сопровождающим на второй этаж, Назгул незаметно осмотрелся. Дом, похоже, старый, как бы не девятнадцатого века постройки. Никаких украшений, сугубо деловой стиль.
   – Вас ждут в этом кабинете, мистер Солнцефф, – сопровождающий указал на резную двустворчатую дверь.
   – Благодарю, – кивнул Назгул, толкнул дверь и вошел.
   Кабинет оказался обставлен в староанглийском стиле, загроможден старинными книжными полками, у окна – монументальный стол с гнутыми ножками. За этим столом сидел светловолосый человек средних лет в сером костюме и темных очках. Заметив гостя, он встал.
   – Мистер Солнцефф?
   – Да.
   – Добрый день, – вежливо кивнул хозяин кабинета. – Я – Джереми Халед, куратор данного расследования. Рад познакомиться с русским коллегой.
   – Здравствуйте. – Назгул привычно подавил в себе отвращение от холодной безразличной улыбки американца, он подобных личностей немало встречал в России и очень не любил.
   – Садитесь.
   Прокурор подошел к столу и сел напротив Халеда. Тот некоторое время молча изучал гостя, затем негромко произнес:
   – Насколько я знаю, вы уже встречались в России с ясноглазыми. Хочу узнать ваше впечатление о них.
   – Они настораживают, – осторожно ответил Назгул, осознав, что придется играть на грани фола, а поэтому сообщать то, что они уже и так знают, но ни в коем случае не больше. – Очень странные дети, словно и не дети вовсе.
   – Я бы сказал больше, не люди, – заметил Халед.
   «Перед тобой тоже сидит не человек, только ты этого не знаешь, – мысленно усмехнулся Назгул. – Желательно, чтобы и не узнал».
   – Ну я не стал бы делать столь серьезных выводов, – возразил он. – Поскольку биологически они – люди, то и психологически, думаю, тоже. Просто очень странные люди. За свою карьеру я сталкивался с множеством странных людей, порой куда более странных, чем ясноглазые.
   – Если бы это были взрослые люди, я бы с вами согласился, сумасшедших хватает, – отрицательно покачал головой Халед. – Однако, это дети, а человеческие дети не могут вести себя таким образом. Лучшие психологи нашего ведомства теряются, пытаясь понять их мотивацию.
   Он снова ненадолго замолчал, после чего достал из ящика и положил на стол очень тонкий планшетник без единой надписи на нем. Какая фирма произвела этот мини-компьютер, было непонятно.
   – Возьмите. – Голос американца звучал все так же ровно. – Здесь материалы, необходимые вам для расследования. В том числе и отчеты психологов. Когда мы закончим разговор, ознакомьтесь, не выходя из здания. В шестнадцать часов общее совещание с участием израильтян, новозеландцев и саудитов.
   – Саудитов? – делано удивился Назгул.
   – Да, – подтвердил Халед. – Зараза распространяется. Еще одна группа ясноглазых обнаружена в Саудовской Аравии. Информация о них вызвала большую обеспокоенность у королевской семьи. С их стороны расследование курирует принц Фейсал.
   – Больше нигде не удалось их обнаружить?
   – На подозрении Парагвай, но пока только на подозрении. Я отправил туда наших людей, но отчета еще не получил.
   – Мне кажется, нужно задействовать медиков, чтобы понять, каким образом происходит заражение, – задумчиво пожевал губами Назгул. – Смотрите сами: в школе, где я побывал, вначале появилось двое ясноглазых. Не прошло и года, как таковыми стали все дети класса. По одному, по двое, по трое. Почему это происходило, как это происходило? Ответов нет, по крайней мере, у меня.
   – Да ничего эти высоколобые умники не обнаружили, – сквозь зубы процедил Халед. – Тысячи предположений, ни одно из которых невозможно проверить. Единственным твердо установленным фактом является идеальное здоровье ясноглазых, даже тех, кто ранее был болен. Например, Виктор Соймерс имел врожденный порок сердца. Сейчас порока сердца у него нет. Врачи утверждают, что это невозможно, но факт остается фактом. Я уже не говорю об их нечеловеческой регенерации.
   – Любопытно… – В глазах Назгула мимолетно мелькнула ненависть, которую он тут же погасил, однако не знал, что собеседник это заметил, поскольку очень внимательно наблюдал за гостем.
   – Да не любопытно это, а страшно, – криво усмехнулся американец. – Я боюсь, что мы имеем дело с возникновением нового, именно нового биологического вида. Я всерьез опасаюсь за наше будущее.
   «Ты не прав, дорогой, – насмешливо подумал Назгул. – Ясноглазым до вас просто нет дела. Вы сами все погубили…»
   – Если где-нибудь появляется один ясноглазый, – продолжил Халед, – то вскоре возле него обязательно появятся другие. Это действительно болезнь. И наша задача – выяснить, как эта болезнь распространяется, чтобы мы могли ее остановить. К сожалению, пока мы не знаем причин первичного заражения. Были задействованы лучшие ученые, от биологов до физиков, однако выяснить что-либо они не смогли. Продолжают работать. Возможно, придется умертвить кого-то из подопытных, чтобы провести полное клеточное и молекулярное сканирование.
   «Ах ты, тварь!» – Назгул мысленно сжал кулаки, с невероятным трудом сдержавшись.
   – Несмотря ни на что, внешне – это дети, – холодно возразил он. – Если ваша американская общественность, да и любая другая узнает, то поднимется такой шум…
   – На нашей базе есть ясноглазый, которого никто не хватится, – по-змеиному усмехнулся Халед.
   «А ведь он меня проверяет… – внезапно осознал Назгул. – И провоцирует…»
   Значит, нельзя ничем показать своего истинного отношения к его словам. Интересно, какую именно структуру представляет Халед? ЦРУ, ФБР или АНБ? Похоже, последнюю. Плохо. Их всех американских спецслужб АНБ – самая гнусная. По крайней мере, насколько знал прокурор.
   – Тогда это – ваше дело, – безразлично сказал он. – Меня беспокоит другое: расследование, насколько я вижу, довольно масштабное. А я один. Группы поддержки у меня нет.
   – Это не проблема, – отмахнулся Халед. – С вашим президентом все согласовано. По первому требованию вам предоставят необходимые ресурсы. По последним данным, ясноглазые появились также в Москве и Минске. Возможно, еще в Саратове и Ярославле.
   «Проклятье! – Назгул внутренне похолодел. – Ребятишки слишком засветились. Они все равно еще дети и не понимают, что эти твари пойдут на все, в том числе и на крайние меры. Что же делать?»
   – Хорошо, – кивнул он, сохраняя бесстрастную маску.
   – А теперь советую вам ознакомиться с материалами. – Халед пристально наблюдал за реакцией визитера. – Вас проводят в кабинет, где можно это сделать.
   – Всего доброго, – встал Назгул, захватив со стола планшетник.
   – До свидания, – вежливо кивнул хозяин кабинета.
   Прокурор, больше ничего не говоря, повернулся и вышел. За дверью его поджидал все тот же бесцветный сопровождающий. Вскоре Назгул уже сидел в небольшой комнате, в которой не было ничего, кроме стола и стула. Покосившись на объективы трех камер напротив, он мысленно хмыкнул – внаглую пишут. И эту запись станут буквально под микроскопом изучать психологи. Надо во что бы то ни стало оставаться внешне равнодушным.
   Назгул положил перед собой планшетник, включил его, вывел на экран первый по списку документ и приступил к чтению.
* * *
   Однажды на заре случится чудо,
   И сквозь глухие шторы из-за туч
   В твою квартиру словно ниоткуда
   Пробьется изумрудный диво-луч.
   И, позабыв про все, за сказкой следом
   Покинешь дом и все, чем раньше жил.
   Пускай твой путь опасен и неведом,
   Но ты иди, пока хватает сил.
Мартиэль

   Баффа с изумлением смотрел на бутылку водки и понимал, что ему не хочется пить. Вообще! Да что там, от одной мысли о выпивке ему становилось худо. А такого не случалось за последние годы ни разу! Впрочем, курить байкеру тоже не хотелось, как это ни странно.
   – Это что, я последних радостей в жизни лишился?.. – обреченно выдавил он, пряча мятую пачку «Примы» в карман. – Ладно, бомжу отдам…
   В последние четыре дня с ним начало происходить нечто непонятное. С самого момента встречи со странным мальчиком Васькой. Следующей ночью старый байкер не раз просыпался в холодном поту, сердце то стучало, как бешеное, то вдруг замедляло свой ход почти до остановки. То и дело бегал в гости к белому другу, порой даже «зовя ихтиандра». Однако к моменту выхода на новую работу состояние Баффы пришло в норму, мало того, он чувствовал себя заново родившимся – так хорошо он себя не ощущал себя лет с двадцати пяти. Каждая мышца полнилась силой и легкостью, восприятие обострилось, думалось легко и, мало всего этого, так он еще и мог легко вспомнить каждую когда-либо прочитанную в жизни строчку.
   Логически рассуждать Баффа умел всегда и четко понимал, что сами собой такие изменения произойти не могли. Никак и никоим образом. А значит, это проделал с ним кто-то другой. Но кто это мог быть? Элендил? Вряд ли. Так что же, это Васька? Других вариантов просто не было. Но что тогда странному ребенку нужно от старого хоббита?.. Это был очень важный вопрос, беда только, что ответа на него не находилось.
   На память то и дело приходил последний разговор с Назгулом. Баффа крутил его в памяти так и эдак, но никак не мог осознать, что же его в этом разговоре настораживает, что не дает покоя. В какой-то момент до него вдруг дошло, что Назгул в опасности, причем в смертельной. И нужно ему чем-то помочь. Но чем способен помочь нищий истопник?! Тем более, когда друг за океаном… У кого спросить совета?..
   И опять в голову пришло только одно имя – Васька. Что может подсказать ребенок, Баффа не знал, но это была единственная возможность хоть как-то помочь оказавшемуся в беде Назгулу. А что тот в беде, байкер уже не сомневался.
   Баффа встал с лежанки, подкинул пару лопат угля в топку и задумался, где искать Ваську. Почему-то спросить у Элендила ему в голову не приходило, это казалось неправильным, так нельзя было делать. Он уныло поставил лопату в угол и вышел из кочегарки под низко нависшее уныло-свинцовое небо. Капал мелкий противный дождь, дул пронизывающий, порывистый ветер, швыряющий в лицо острые, ледяные капли. Байкер с надеждой окинул взглядом детскую площадку, к которой примыкала котельная, однако мальчишки там не обнаружил.
   – Васька, где ты?.. – с отчаянием выдохнул Баффа. – Ты мне очень нужен…
   Этот зов с какой-то стати доставил ему физическую боль, он отчаянно звал Ваську внутри себя, всей своей сущностью. И почему-то казалось, что тот обязательно услышит и придет.
   – Ты хотел меня видеть, дядя Баффа? – Кто-то подергал его за карман куртки.
   – Хотел… – с облегчением выдохнул старый байкер, оборачиваясь. – Здравствуй, ясноглазый…
   – Я тоже рад тебя видеть, – мимолетно улыбнулся мальчик.
   – Раз уж так пришел, то знаешь, зачем мне нужен… – проворчал Баффа.
   – Знаю, – подтвердил Васька. – Но ты зря беспокоишься. За Назгулом присматривают. А вот немного позже помощь ему действительно будет нужна. Но готов ли ты?
   – Не знаю… – понурился байкер. – Просто ощущаю, что с ним что-то не то. И хочу помочь. Но что я могу сделать?!
   – Многое, – серьезно заверил мальчик. – Но прежде всего с собой, иначе не сможешь помочь никому. Однако ты должен все понять сам. Я могу только намекнуть. Не бойся. Не бойся ни себя, ни других. Что бы ни случилось, просто иди вперед. И тогда ты дойдешь.
   – Куда я должен идти?! – ошалело вытаращился на него Баффа.
   – Ответ в тебе самом, – загадочно ответил Васька и растворился во внезапно поднявшемся тумане.
   Больше он, как байкер его ни звал, не откликался. Вскоре Баффа в полной растерянности вернулся в котельную, сел на лавку и с досадой посмотрел на водку и сигареты. Даже не закуришь теперь. А затем, обхватив голову руками, надолго задумался.
* * *
   Но слепым и покорным, к несчастью, немыслимо
   Разобраться в сплетенье противоположностей:
   Что считают Добром – значит, свято и истинно,
   Что помимо, – как Зло быть должно уничтожено.
Мартиэль

   Войдя в относительно небольшой конференцзал, Назгул мысленно усмехнулся. Похоже, его пригласили последним, успев уже обо всем договориться. Интересно, почему? Подозревают? Или знают точно? А если знают, то откуда? Впрочем, свои вполне могли его сдать, хоть в это верить и не хотелось. Впрочем, эти «свои» и сами могут знать только то, что он все еще неформал и ходит по всяким тусовкам. О том, что он лютый враг всей их живодерской, воровской системы они знать не могут, хотя вполне способны заподозрить это. Что ж, после встречи с ясноглазыми он знал, на что шел. А значит, игра продолжается.
   – Господа, хочу представитель вам нашего русского коллегу мистера Солнцеффа. Он курирует данное расследование со стороны России.
   – Добрый день, господа, – едва заметно, с достоинством наклонил голову Назгул.
   – Хочу представить вам остальных наших коллег.
   Халед, не вставая, показал ладонью на невозмутимого араба в традиционном белом бурнусе с тонкими чертами породистого лица и почти незаметной ниточкой черной бородки.
   – Его высочество принц Фейсал из Саудовской Аравии, он курирует расследование от имени его величества короля Абдаллы.
   Принц слегка опустил ресницы, всем своим видом демонстрируя, что ровни ему здесь нет.
   Бросившего на саудита исподлобья недобрый взгляд господина семитской наружности звали Натаном Хуцманом, естественно, представителем Израиля, а если точнее, Шабака. Худой, высокий джентльмен лет пятидесяти в классическом строгом костюме был представлен, как Джекоб Оуэн, начальник спецотдела SIS, новозеландской службы безопасности.
   – Присаживайтесь, – показал на свободное кресло Халед.
   Назгул сел и выжидательно посмотрел на него, говорить что-либо первым он не собирался.
   – Итак, господа, – после недолгой паузы продолжил американец, – мы собрались здесь, чтобы разработать меры противодействия величайшей опасности, с которой когда-либо сталкивалась наша цивилизация. Как ни горько признавать, эта опасность пришла не извне, а изнутри. По крайней мере, так предполагают наши аналитики. Вы все ознакомились с переданными материалами?
   Собравшиеся подтвердили это кивками.
   – Очень хорошо. Хотелось бы знать ваше мнение по данному вопросу.
   – Позвольте? – заговорил израильтянин, его английский оставлял желать лучшего.
   – Конечно.
   – Вы говорите об угрозе всему человечеству. Простите, но я такой угрозы не вижу – ясноглазых слишком мало, в общей сложности, их не больше нескольких сотен, да и то, думаю, это преувеличение.
   – Пока мало, – возразил Халед. – Но их постепенно становится все больше. Вспомните ваши собственные данные по йешиве «Бней Цион». Вначале появился один, а через полгода их было уже больше двадцати.
   – Всего лишь двадцати, – поднял палец Хуцман. – Я согласен, что необходимо найти причину этого непонятного заболевания, но, повторяю, не вижу оснований для паники.
   Халед с легкой укоризной посмотрел на собеседника, словно упрекая того в недопонимании сути проблемы. Однако Назгул вдруг с удивлением осознал, что тот на самом деле испытывает немалую досаду. Откуда это?! Уж кем-кем, а эмпатом он никогда не был. Всегда предпочитал уповать на логику. Но теперь он почему-то при взгляде на человека начал ощущать, что тот чувствует. Араб, например, испытывал холодную брезгливость ко всем, находящимся здесь, однако в то же время тревожился и одобрял тревогу Халеда. А вот новозеландцу было попросту скучно, он думал о чем-то своем. Израильтянин же искренне считал данное заседание пустой тратой времени.
   – Вы, видимо, не обратили внимания на то, что ясноглазые – уже не люди, а нечто иное, – продолжил настаивать на своем американец. – Для них наши ценности, причем любые, включая религиозные, ничего не значат. А понять их логику мы не в состоянии. Вы сами говорили с кем-то из них?
   – Говорил, – подтвердил израильтянин, – и не с одним. Но с вашими выводами согласиться не могу. Да, странные дети, задают странные вопросы, но при этом – талантливейшие в будущем математики, физики и инженеры. Учителя в восторге от них. Возможно, это даже гении. А гении, как известно, испокон веков были странными. Но при этом их способности успешно использовались. Я уверен, что мы вполне сможем воспользоваться и способностями ясноглазых. Даже если это болезнь, как вы утверждаете, то чем плоха болезнь, делающая человека гением?
   – А тем, что заболевшие отказываются принимать основополагающие устои общества, – внезапно вмешался араб. – И не просто отказываются, а не желают им подчиняться. Они видят мир совсем иначе и намерены переделать его по своему усмотрению.
   – Полностью с вами согласен, ваше высочество! – поддержал его Халед. – Я вижу, вы лучше других понимаете опасность ситуации.
   – И что с того? – Голос Хуцмана так и сочился сарказмом. – Многие были бунтарями в юности, я сам был таким в двадцать лет. Повзрослел немного, и сам все понял. Ясноглазые тоже поймут и прекрасно впишутся в наше общество.
   – Вот именно, – впервые с начала разговора открыл рот новозеландец. – Мы, например, очень рады, что у нас появилось столько талантливых детей. А ясноглазые талантливы, даже более того. И не забывайте, что по крови они все равно наши дети.
   – А вот в этом я сомневаюсь. – Улыбка Халеда скорее походила на оскал. – Прошу ознакомиться с этими данными. Я сам получил их только два часа назад, но они прекрасно подтвердили мои предположения. Ясноглазые – не люди биологически! Это доказанный научный факт. Уже доказанный.
   Словно ниоткуда возникли неприметные молодые люди, положившие перед каждым из сидящих за столом одинаковые серые папки.