Это заявление существенно встревожило колдуна, которому так и не удалось склонить на свою сторону несогласных. Они ничего не желали слышать и держались твердо принятого ими решения.
На восходе солнца по приказанию колдуна, который уже действовал как полноправный начальник, глашатай созвал воинов на главную площадь, и женщинам было приказано собрать имущество, запрячь и навьючить собак, чтобы как можно скорее отправиться в путь.
Приказание это было немедленно исполнено: пикеты сняты, бизоньи шкуры сложены, домашняя утварь старательно уложена в повозки, которые должны были везти собаки.
Однако решившие остаться начальники тоже не сидели сложа руки. Они сумели склонить на свою сторону нескольких знаменитых воинов, так что добрая четверть племени осталась в лагере и сейчас равнодушно наблюдала за поспешными сборами.
Наконец глашатай по знаку колдуна отдал приказ к отъезду. Тогда длинная цепочка повозок, запряженных собаками, в сопровождении женщин с детьми тронулась в путь, под охраной многочисленного отряда воинов.
Когда их соплеменники были уже далеко от лагеря, верные Тигровой Кошке начальники собрались на совет, чтобы обсудить меры, которые следовало принять в ожидании его возвращения.
XIII. Ночное свидание
XIV. Дон Эстебан Диас
На восходе солнца по приказанию колдуна, который уже действовал как полноправный начальник, глашатай созвал воинов на главную площадь, и женщинам было приказано собрать имущество, запрячь и навьючить собак, чтобы как можно скорее отправиться в путь.
Приказание это было немедленно исполнено: пикеты сняты, бизоньи шкуры сложены, домашняя утварь старательно уложена в повозки, которые должны были везти собаки.
Однако решившие остаться начальники тоже не сидели сложа руки. Они сумели склонить на свою сторону нескольких знаменитых воинов, так что добрая четверть племени осталась в лагере и сейчас равнодушно наблюдала за поспешными сборами.
Наконец глашатай по знаку колдуна отдал приказ к отъезду. Тогда длинная цепочка повозок, запряженных собаками, в сопровождении женщин с детьми тронулась в путь, под охраной многочисленного отряда воинов.
Когда их соплеменники были уже далеко от лагеря, верные Тигровой Кошке начальники собрались на совет, чтобы обсудить меры, которые следовало принять в ожидании его возвращения.
XIII. Ночное свидание
Между тем дон Фернандо Карриль, пригнувшись к шее лошади, скользил в темноте словно призрак. Благодаря принятой им предосторожности лошадь ступала бесшумно, и он скакал быстро, как призрачный всадник в немецкой балладе, разгоняя вспугнутые его приближением стаи волков. Он неслышно приближался к берегу реки, беспрестанно понукая свою лошадь и озираясь по сторонам.
Эта скачка длилась три часа, и за все это время дон Фернандо не дал лошади ни секунды отдыха, чтобы перевести дух и вернуть твердость ногам.
Наконец, достигнув места, где река, довольно узкая, катила свои грязные воды между низкими берегами, окаймленными густым хлопчатником, он остановился, сошел с лошади и, удостоверившись, что он один, взял горсть травы и вытер лошадь с такой лаской и заботой, на какие способны только люди, жизнь которых порой зависит только от скорости бега этого верного и преданного спутника. Потом снял с нее узду, чтобы дать ей возможность щипать траву, и, расстелив одеяло на земле, лег и закрыл глаза.
Так провел он около двух часов в глубокой тиши. Дон Фернандо оставался неподвижен, лежа на спине, подперев голову левой рукою и закрыв глаза.
Спал он или бодрствовал? Трудно сказать. Внезапно крик совы нарушил ночную тишину. Дон Фернандо приподнялся и стал слушать, устремив глаза к небу.
Ночь была темная, звезды посылали на землю свой слабый таинственный свет, до восхода солнца было еще далеко. Сова первой возвещает наступление дня. Но сейчас только два часа, для совы слишком рано. Вскоре крик совы повторился, а за ним тотчас же последовал третий, окончательно рассеявший сомнения дона Фернандо. Он встал и в свою очередь три раза крикнул по-соколиному. Ему ответил такой же крик с противоположного берега реки. Дон Фернандо снова взнуздал лошадь, закутался в одеяло и, проверив оружие, вскочил в седло и вскоре въехал в реку. Перед ним недалеко от берега виднелся остров, поросший тополями и хлопчатником. К этому-то острову он и направился. Через несколько минут он был уже там. Его отдохнувшая за два часа лошадь плыла проворно и легко взошла на берег острова.
Едва дон Фернандо оказался на острове, из лесной чащи выехал всадник и, остановившись в двадцати шагах от него, закричал громко с явным неудовольствием.
— Как долго ты не отвечал на мой сигнал! Я уже собирался уехать.
— Может быть, так было бы лучше, — холодно возразил дон Фернандо.
— А, — продолжал незнакомец с ехидной усмешкой, — так вот, оказывается, откуда ветер дует!
— Не имеет значения, откуда он дует, если я ему не подвластен. Что вам от меня нужно? Говорите скорее, я не могу долго оставаться с вами.
— Стало быть, тебя держит там, откуда ты приехал, какой-то важный интерес, если ты так торопишься.
— Послушайте, Тигровая Кошка, — резко и сухо оборвал его дон Фернандо, — если вы так настойчиво звали меня сюда, чтобы насмехаться надо мной, мне нечего здесь больше делать, прощайте.
Говоря это, дон Фернандо уже повернулся, чтобы уйти, когда Тигровая Кошка схватился за пистолет.
— Если ты тронешься с места, я прострелю тебе голову!
— Полноте! — возразил дон Фернандо с усмешкой. — А я-то что буду делать в это время? Пожалуйста, без угроз или я убью вас как собаку.
Так же быстро, как и Тигровая Кошка, он взвел курок пистолета и прицелился в своего противника. Тигровая Кошка, смеясь, заткнул пистолет за пояс.
— Неужели ты посмел бы это сделать? — спросил он.
— Разве вы не знаете, что я смею все, что угодно? — ответил дон Фернандо.
— Ну, хватит терять попусту время. Давай говорить.
— Хорошо, будем говорить. Чего вы от меня хотите?
— Зачем ты меня обманул и пошел против моей воли, вместо того чтобы служить мне, как ты был обязан?
— Я не давал вам никаких обязательств. Я отказался от поручения, которое вы непременно хотели мне навязать.
— Разве ты не мог остаться нейтральным и тем самым дать мне возможность захватить этих людей?
— Нет, моя честь требовала, чтобы я защищал их.
— Твоя честь! — сказал Тигровая Кошка, нарочито расхохотавшись.
Дон Фернандо вспыхнул, брови его нахмурились, но он сдержал себя и ответил холодно:
— Гостеприимство священно в пустыне, права его непреложны. Люди, которым я служил проводником, сами выбрали меня своим покровителем. Бросить их или не защитить, значило бы предать их. Вы на моем месте поступили бы так же.
— Бесполезно возвращаться к этому. О том, что прошло, нет смысла рассуждать. А почему ты не вернулся ко мне?
— Потому что предпочел остаться в Сан-Лукаре.
— Да, тебя влечет цивилизованная жизнь, несмотря ни на что. Двойная роль, которую ты играешь с опасностью для жизни, увлекает тебя. Я понимаю это. Дона Фернандо Карриля принимают с распростертыми объятиями в высшем мексиканском обществе. Но поверь мне, дитя, берегись, чтобы твой отважный дух не увлек тебя в какую-нибудь историю, из которой тебе не помогут выпутаться отвага и мужество Каменного Сердца.
— Я приехал сюда не за советами.
— Конечно, но я обязан подать тебе их. Хотя я остаюсь в пустыне, я ни на минуту не теряю тебя из вида. Я знаю о тебе все, вплоть до мелочей.
— Зачем вы шпионите за мной?
— Мне необходимо знать, могу ли я питать к тебе прежнее доверие.
— Ну и что же вы узнали обо мне?
— Ничего плохого, только я хочу, чтобы ты мне сказал точно, в каком положении находятся наши дела теперь.
— Разве ваши шпионы вам не доносят о каждом моем шаге?
— Да, о тех шагах, которые касаются лично тебя. Таким образом я знаю, что ты пока еще не осмелился представиться дону Педро де Луна, — сказал Тигровая Кошка насмешливым тоном.
— Это правда, но я намерен увидеться с ним завтра.
Тигровая Кошка презрительно пожал плечами.
— Поговорим о делах серьезных, — продолжал он. — Так в каком же они положении?
— Я в точности следовал вашим наставлениям. За те два года, которые прошли с тех пор, как я впервые появился в Сан-Лукаре, я не упустил ни одного случая, чтобы завязать отношения, которые впоследствии будут вам полезны. Хотя являюсь я туда редко и не надолго, я, кажется, достиг цели, которую вы передо мной поставили. Таинственность, окутывающая меня, принесла мне более пользы, чем я смел надеяться. Мне подвластна большая часть вакеро и леперов в президио, настоящих разбойников, но я могу рассчитывать на всех них. Они искренне преданы мне. Все они знают меня только под именем дона Фернандо Карриля.
— Это мне известно.
— Вот как! — Каменное Сердце бросил гневный взгляд на старика.
— Разве я не говорил тебе, что не теряю тебя из вида?
— Да, что касается моих личных дел.
— Словом, настал час пожать то, что мы посеяли этим разбойникам Они лучше краснокожих, на которых я не могу положиться полностью, будут нам служить в нашей борьбе с их соотечественниками знанием испанской тактики и искусством обращаться с огнестрельным оружием. На этом твоя миссия в отношении этих леперов почти кончена, начинается моя. Мне нужно напрямую связаться с ними.
— Как хотите. Спасибо, что вы снимаете с меня ответственность за дело, цель которого вы не потрудились мне объяснить. С величайшим удовольствием предоставлю вам право лично договариваться с негодяями, которых я завербовал к вам на службу.
— Я понимаю, какие причины побуждают тебя желать возвратить себе свободу. Я одобряю тебя, тем более что первый внушил тебе мысль о необходимости короче познакомиться с очаровательной дочерью дона Педро де Луна.
— Ни слова более об этом, — запальчиво сказал дон Фернандо. — Если до сих пор я соглашался, не рассуждая повиноваться вашим приказаниям, то теперь настало время поставить вопрос ребром во избежание недоразумений в будущем. Уже только ради одного этого было достаточно, чтобы заставить меня явиться сегодня на ваш зов.
Тигровая Кошка окинул молодого человека проницательным взором и сказал:
— Говори же, безумец, не замечающий бездны, разверзшейся у тебя под ногами. Говори, я слушаю.
Дон Фернандо молчал несколько минут, прислонившись к узловатому стволу тополя, не поднимая глаз от земли.
— Тигровая Кошка, — заговорил он наконец, — я не знаю, кто вы и какая причина вынудила вас отказаться от цивилизованной жизни, удалиться в пустыню и принять индейские обычаи. И не хочу знать. Каждый должен отвечать за свои поступки и согласовывать их со своей совестью. Что касается меня лично, то вы никогда не говорили мне ни слова, где я родился, ни о семье, куда уходят мои корни, хотя воспитывали меня вы. Детская память сохранила еще одного человека помимо вас. Я сомневаюсь, что между нами существует родство. Будь я ваш сын или хотя бы только отдаленный родственник, я уверен, что получил бы совсем иное воспитание.
— Что ты хочешь этим сказать? Какие упреки осмеливаешься ты делать мне? — гневно перебил его старик.
— Не прерывайте меня, Тигровая Кошка, позвольте мне высказать вам все до конца, — печально ответил дон Фернандо. — Я не упрекаю вас, но с тех пор, как под именем дона Фернандо Карриля вы вынудили меня приобщиться к цивилизации, я вопреки моей воле и без сомнения вашей многое узнал. У меня раскрылись глаза. Я понял значение двух слов, которых до той поры не понимал. Эти два слова изменили не характер мой, но мой взгляд на вещи, потому что со времен моей юности, с какой целью я не могу и не хочу угадывать, вы старались культивировать во мне все дурные качества и всячески заглушать те немногие добрые, которыми я, вероятно, обладал бы теперь. Словом, теперь я четко различаю добро и зло. Я знаю, что все ваши усилия были направлены на то, чтобы сделать из меня хищного зверя. Удалось ли вам это, ответит будущее. Судя по чувствам, которые кипят во мне, когда я говорю с вами, вам это, пожалуй, удалось. Короче говоря, я больше не желаю быть вашим рабом. Я слишком долго служил в ваших руках орудием для достижения целей, которых я не понимал. Вы сами столько раз повторяли мне, что семейные узы не существуют в природе, что это нелепый предрассудок, что сильный человек должен свободно идти по жизни, без друзей и без родных и не признавать иного властелина, кроме собственной воли. Вот эти принципы, которые вы мне постоянно внушали, я нынче претворяю в жизнь. Мне все равно, кто я: дон Фернандо Карриль, мексиканский аристократ, или Каменное Сердце, охотник за пчелами. Обратив по вашим советам неблагодарность в добродетель, я возвращаю себе свободу и независимость. Отныне за вами нет права вмешиваться в мою жизнь ни с добрыми, ни с дурными намерениями. Отныне я буду руководствоваться собственным разумом, чем бы это ни обернулось для меня впоследствии.
— Хорошо, дитя, — ответил Тигровая Кошка с насмешливой улыбкой, — действуй как знаешь. А все-таки ты скоро вернешься ко мне, потому что помимо твоей воли ты принадлежишь мне. Ты сам в этом убедишься скоро. Но я не сержусь на тебя за то, что ты так говорил со мной. Это говорил не ты, а твоя страсть. Я очень стар, Фернандо, но не настолько стар, чтобы не помнить моей собственной молодости. Любовь овладела твоим сердцем. Когда она окончательно испепелит его, ты вернешься в пустыню, потому что к тому времени ты в полной мере изведаешь ту жизнь, в которую сейчас стремишься, ничего о ней не разумея. Ты поймешь, что человек всего лишь перышко, несомое ветром страстей, и даже тот, кто считает себя сильнее всех на свете, под расслабляющим дыханием любви становится слабым и безвольным. Но хватит об этом. Хочешь быть свободным — будь. Но прежде ты должен дать мне подробный отчет о том поручении, которое я тебе дал.
— Я готов это сделать. Вы явитесь от моего имени к вакеро. Этот алмаз, — прибавил он, сняв перстень с пальца, — будет вашей визитной карточкой. Они предупреждены. Вы покажете им этот перстень, и они будут вам повиноваться как мне.
— В каком месте собираются эти люди?
— Вы встретите их в таверне в новом поселении Сан-Лукар. Но неужели вы действительно отважитесь войти в президио?
— Конечно. И еще один вопрос. При том, что ты сейчас мне сказал, могу ли я рассчитывать на тебя, когда настанет время действовать?
— Да, если то, что вы намерены сделать, согласуется с порядочностью и справедливостью.
— Ты что, начинаешь выставлять мне условия?
— Разве я не предупредил вас? Или вы предпочитаете, чтобы я остался нейтральным?
— Нет, ты мне нужен. Конечно, ты будешь жить в доме, который купил. Надежный человек будет держать тебя в курсе дел, а когда настанет решающий момент, я убежден, ты будешь рядом со мной.
— Может быть. Но на всякий случай не рассчитывайте это.
— Напротив, я рассчитываю, и вот почему. Сейчас ты целиком во власти любовных страстей, и, естественно, это сказывается на всех твоих суждениях. Но через месяц неизбежно случится одно из двух: или ты добьешься успеха и успеешь пресытиться любовью и тогда ты с радостью вернешься в пустыню, или ты не добьешься успеха, и ревность, оскорбленная гордость породят в тебе жажду мести, и ты с радостью воспользуешься случаем, который я тебе доставлю для этого.
— К сожалению, я чувствую, что скоро мы вовсе не будем понимать друг друга, — ответил дон Фернандо с печальной улыбкой. — Вы по-прежнему во власти дурных
страстей столь велика ваша ненависть к людям и ко всему человеческому, между тем как я, напротив, руководствуюсь только добрыми чувствами.
— Хорошо, хорошо, дитя, я даю тебе месяц на твою интрижку. По прошествии этого времени мы продолжим этот разговор. Прощай!
— Прощайте! Вы теперь едете в президио?
— Нет, я возвращаюсь в свой лагерь. Там мне предстоит завершить одно дело, потому что, если не ошибаюсь, там произошло немало событий в мое отсутствие.
— Не опасаетесь ли вы возмущения против вашей власти?
— Я не опасаюсь, а желаю этого, — ответил Тигровая Кошка с загадочной улыбкой.
Простившись еще раз с молодым человеком, старик сел на лошадь и исчез в лесу.
Дон Фернандо некоторое время предавался размышлениям, машинально прислушиваясь к удаляющемуся топоту лошади. Глядя в ту сторону, куда удалился Тигровая Кошка, молодой человек тихо шептал:
— Поезжай, поезжай, хищный зверь. Ты думаешь, я не разгадал твоих планов. Я вырою пропасть у тебя под ногами. Я сорву твои планы. Чтобы расстроить твои гнусные козни, я сделал невозможное.
Он медленно вернулся к своей лошади и сел в седло.
— Теперь только три часа, — сказал он, взглянув на небо, в глубине которого постепенно угасали звезды. — Еще можно успеть.
Переправившись через реку, он свернул на дорогу, ведущую к ранчо дона Эстебана, и опять начал головокружительную скачку по пустыне. Лошадь, достаточно отдохнув, летела стрелой.
Когда он подъехал к ранчо, уже чуть брезжил рассвет. В доме было по-прежнему тихо. Дон Фернандо вздохнул с облегчением, тайна его ночной поездки была обеспечена. Он расседлал лошадь, старательно вытер ее и отвел в конюшню, не забыв снять с ее ног обмотки, потом тихо запер дверь конюшни и вернулся на галерею
В ту минуту, когда он собрался уже лечь, он заметил человека, стоявшего, прислонившись к двери, небрежно куря маисовую пахитоску. Дон Фернандо вздрогнул и отступил назад, узнав своего хозяина.
И в самом деле, это был дон Эстебан Диас, который, не выказывая удивления, вынул изо рта пахитоску, выпустил изо рта дым и, обратившись к охотнику, сказал самым непринужденным тоном:
— Вы, без сомнения, устали от продолжительной поездки, кабальеро. Не желаете ли закусить?
Дон Фернандо, оторопев от спокойного тона, каким были сказаны обращенные к нему слова, с минуту колебался.
— Я не понимаю, кабальеро, — только и прошептал он.
— Как! — воскликнул дон Эстебан. — К чему притворяться? Не старайтесь обманывать меня. Уверяю вас, я знаю все
— Вы знаете все? Что же именно? — дон Фернандо желал выяснить, как много знал о нем дон Эстебан.
— Я знаю, — продолжал мажордом, — что вы встали, оседлали вашу лошадь и отправились к одному из ваших друзей, поджидавшему вас на острове Павос.
— Вот как! Стало быть, вы следовали за мной по пятам?
— Еще бы! Не трудно было предположить, что человек, который провел весь день в седле, не станет ночью совершать прогулки ради удовольствия, особенно в этих краях, и днем-то опасных, не говоря уже о ночном времени. А так как я очень любопытен по натуре.
— Вы сделались шпионом! — перебил его дон Фернандо.
— Фи! Кабальеро, какие пошлые выражения вы употребляете! Я шпион! О, я не шпион, только, коль скоро единственный способ узнать, что желаешь, это слушать, я слушаю как можно больше — вот и все.
— Итак, вы присутствовали при разговоре, который происходил на острове Павос?
— Не скрою, кабальеро, что я был очень близко от вас.
— И, без сомнения, слышали все, что мы говорили?
— Почти все.
Дон Фернандо попытался броситься на дона Эстебана, но тот остановил его с такой силой, которой он вовсе не предполагал в нем, и сказал тем же бесстрастным тоном, каким говорил до сих пор:
— О, вы теперь мой гость. Погодите, черт побери! Этим мы можем заняться потом, если в этом будет необходимость.
Дон Фернандо, укрощенный тоном, которым были произнесены эти слова, отступил назад, скрестил руки на груди и, взглянув прямо в лицо дона Эстебана, сказал.
Эта скачка длилась три часа, и за все это время дон Фернандо не дал лошади ни секунды отдыха, чтобы перевести дух и вернуть твердость ногам.
Наконец, достигнув места, где река, довольно узкая, катила свои грязные воды между низкими берегами, окаймленными густым хлопчатником, он остановился, сошел с лошади и, удостоверившись, что он один, взял горсть травы и вытер лошадь с такой лаской и заботой, на какие способны только люди, жизнь которых порой зависит только от скорости бега этого верного и преданного спутника. Потом снял с нее узду, чтобы дать ей возможность щипать траву, и, расстелив одеяло на земле, лег и закрыл глаза.
Так провел он около двух часов в глубокой тиши. Дон Фернандо оставался неподвижен, лежа на спине, подперев голову левой рукою и закрыв глаза.
Спал он или бодрствовал? Трудно сказать. Внезапно крик совы нарушил ночную тишину. Дон Фернандо приподнялся и стал слушать, устремив глаза к небу.
Ночь была темная, звезды посылали на землю свой слабый таинственный свет, до восхода солнца было еще далеко. Сова первой возвещает наступление дня. Но сейчас только два часа, для совы слишком рано. Вскоре крик совы повторился, а за ним тотчас же последовал третий, окончательно рассеявший сомнения дона Фернандо. Он встал и в свою очередь три раза крикнул по-соколиному. Ему ответил такой же крик с противоположного берега реки. Дон Фернандо снова взнуздал лошадь, закутался в одеяло и, проверив оружие, вскочил в седло и вскоре въехал в реку. Перед ним недалеко от берега виднелся остров, поросший тополями и хлопчатником. К этому-то острову он и направился. Через несколько минут он был уже там. Его отдохнувшая за два часа лошадь плыла проворно и легко взошла на берег острова.
Едва дон Фернандо оказался на острове, из лесной чащи выехал всадник и, остановившись в двадцати шагах от него, закричал громко с явным неудовольствием.
— Как долго ты не отвечал на мой сигнал! Я уже собирался уехать.
— Может быть, так было бы лучше, — холодно возразил дон Фернандо.
— А, — продолжал незнакомец с ехидной усмешкой, — так вот, оказывается, откуда ветер дует!
— Не имеет значения, откуда он дует, если я ему не подвластен. Что вам от меня нужно? Говорите скорее, я не могу долго оставаться с вами.
— Стало быть, тебя держит там, откуда ты приехал, какой-то важный интерес, если ты так торопишься.
— Послушайте, Тигровая Кошка, — резко и сухо оборвал его дон Фернандо, — если вы так настойчиво звали меня сюда, чтобы насмехаться надо мной, мне нечего здесь больше делать, прощайте.
Говоря это, дон Фернандо уже повернулся, чтобы уйти, когда Тигровая Кошка схватился за пистолет.
— Если ты тронешься с места, я прострелю тебе голову!
— Полноте! — возразил дон Фернандо с усмешкой. — А я-то что буду делать в это время? Пожалуйста, без угроз или я убью вас как собаку.
Так же быстро, как и Тигровая Кошка, он взвел курок пистолета и прицелился в своего противника. Тигровая Кошка, смеясь, заткнул пистолет за пояс.
— Неужели ты посмел бы это сделать? — спросил он.
— Разве вы не знаете, что я смею все, что угодно? — ответил дон Фернандо.
— Ну, хватит терять попусту время. Давай говорить.
— Хорошо, будем говорить. Чего вы от меня хотите?
— Зачем ты меня обманул и пошел против моей воли, вместо того чтобы служить мне, как ты был обязан?
— Я не давал вам никаких обязательств. Я отказался от поручения, которое вы непременно хотели мне навязать.
— Разве ты не мог остаться нейтральным и тем самым дать мне возможность захватить этих людей?
— Нет, моя честь требовала, чтобы я защищал их.
— Твоя честь! — сказал Тигровая Кошка, нарочито расхохотавшись.
Дон Фернандо вспыхнул, брови его нахмурились, но он сдержал себя и ответил холодно:
— Гостеприимство священно в пустыне, права его непреложны. Люди, которым я служил проводником, сами выбрали меня своим покровителем. Бросить их или не защитить, значило бы предать их. Вы на моем месте поступили бы так же.
— Бесполезно возвращаться к этому. О том, что прошло, нет смысла рассуждать. А почему ты не вернулся ко мне?
— Потому что предпочел остаться в Сан-Лукаре.
— Да, тебя влечет цивилизованная жизнь, несмотря ни на что. Двойная роль, которую ты играешь с опасностью для жизни, увлекает тебя. Я понимаю это. Дона Фернандо Карриля принимают с распростертыми объятиями в высшем мексиканском обществе. Но поверь мне, дитя, берегись, чтобы твой отважный дух не увлек тебя в какую-нибудь историю, из которой тебе не помогут выпутаться отвага и мужество Каменного Сердца.
— Я приехал сюда не за советами.
— Конечно, но я обязан подать тебе их. Хотя я остаюсь в пустыне, я ни на минуту не теряю тебя из вида. Я знаю о тебе все, вплоть до мелочей.
— Зачем вы шпионите за мной?
— Мне необходимо знать, могу ли я питать к тебе прежнее доверие.
— Ну и что же вы узнали обо мне?
— Ничего плохого, только я хочу, чтобы ты мне сказал точно, в каком положении находятся наши дела теперь.
— Разве ваши шпионы вам не доносят о каждом моем шаге?
— Да, о тех шагах, которые касаются лично тебя. Таким образом я знаю, что ты пока еще не осмелился представиться дону Педро де Луна, — сказал Тигровая Кошка насмешливым тоном.
— Это правда, но я намерен увидеться с ним завтра.
Тигровая Кошка презрительно пожал плечами.
— Поговорим о делах серьезных, — продолжал он. — Так в каком же они положении?
— Я в точности следовал вашим наставлениям. За те два года, которые прошли с тех пор, как я впервые появился в Сан-Лукаре, я не упустил ни одного случая, чтобы завязать отношения, которые впоследствии будут вам полезны. Хотя являюсь я туда редко и не надолго, я, кажется, достиг цели, которую вы передо мной поставили. Таинственность, окутывающая меня, принесла мне более пользы, чем я смел надеяться. Мне подвластна большая часть вакеро и леперов в президио, настоящих разбойников, но я могу рассчитывать на всех них. Они искренне преданы мне. Все они знают меня только под именем дона Фернандо Карриля.
— Это мне известно.
— Вот как! — Каменное Сердце бросил гневный взгляд на старика.
— Разве я не говорил тебе, что не теряю тебя из вида?
— Да, что касается моих личных дел.
— Словом, настал час пожать то, что мы посеяли этим разбойникам Они лучше краснокожих, на которых я не могу положиться полностью, будут нам служить в нашей борьбе с их соотечественниками знанием испанской тактики и искусством обращаться с огнестрельным оружием. На этом твоя миссия в отношении этих леперов почти кончена, начинается моя. Мне нужно напрямую связаться с ними.
— Как хотите. Спасибо, что вы снимаете с меня ответственность за дело, цель которого вы не потрудились мне объяснить. С величайшим удовольствием предоставлю вам право лично договариваться с негодяями, которых я завербовал к вам на службу.
— Я понимаю, какие причины побуждают тебя желать возвратить себе свободу. Я одобряю тебя, тем более что первый внушил тебе мысль о необходимости короче познакомиться с очаровательной дочерью дона Педро де Луна.
— Ни слова более об этом, — запальчиво сказал дон Фернандо. — Если до сих пор я соглашался, не рассуждая повиноваться вашим приказаниям, то теперь настало время поставить вопрос ребром во избежание недоразумений в будущем. Уже только ради одного этого было достаточно, чтобы заставить меня явиться сегодня на ваш зов.
Тигровая Кошка окинул молодого человека проницательным взором и сказал:
— Говори же, безумец, не замечающий бездны, разверзшейся у тебя под ногами. Говори, я слушаю.
Дон Фернандо молчал несколько минут, прислонившись к узловатому стволу тополя, не поднимая глаз от земли.
— Тигровая Кошка, — заговорил он наконец, — я не знаю, кто вы и какая причина вынудила вас отказаться от цивилизованной жизни, удалиться в пустыню и принять индейские обычаи. И не хочу знать. Каждый должен отвечать за свои поступки и согласовывать их со своей совестью. Что касается меня лично, то вы никогда не говорили мне ни слова, где я родился, ни о семье, куда уходят мои корни, хотя воспитывали меня вы. Детская память сохранила еще одного человека помимо вас. Я сомневаюсь, что между нами существует родство. Будь я ваш сын или хотя бы только отдаленный родственник, я уверен, что получил бы совсем иное воспитание.
— Что ты хочешь этим сказать? Какие упреки осмеливаешься ты делать мне? — гневно перебил его старик.
— Не прерывайте меня, Тигровая Кошка, позвольте мне высказать вам все до конца, — печально ответил дон Фернандо. — Я не упрекаю вас, но с тех пор, как под именем дона Фернандо Карриля вы вынудили меня приобщиться к цивилизации, я вопреки моей воле и без сомнения вашей многое узнал. У меня раскрылись глаза. Я понял значение двух слов, которых до той поры не понимал. Эти два слова изменили не характер мой, но мой взгляд на вещи, потому что со времен моей юности, с какой целью я не могу и не хочу угадывать, вы старались культивировать во мне все дурные качества и всячески заглушать те немногие добрые, которыми я, вероятно, обладал бы теперь. Словом, теперь я четко различаю добро и зло. Я знаю, что все ваши усилия были направлены на то, чтобы сделать из меня хищного зверя. Удалось ли вам это, ответит будущее. Судя по чувствам, которые кипят во мне, когда я говорю с вами, вам это, пожалуй, удалось. Короче говоря, я больше не желаю быть вашим рабом. Я слишком долго служил в ваших руках орудием для достижения целей, которых я не понимал. Вы сами столько раз повторяли мне, что семейные узы не существуют в природе, что это нелепый предрассудок, что сильный человек должен свободно идти по жизни, без друзей и без родных и не признавать иного властелина, кроме собственной воли. Вот эти принципы, которые вы мне постоянно внушали, я нынче претворяю в жизнь. Мне все равно, кто я: дон Фернандо Карриль, мексиканский аристократ, или Каменное Сердце, охотник за пчелами. Обратив по вашим советам неблагодарность в добродетель, я возвращаю себе свободу и независимость. Отныне за вами нет права вмешиваться в мою жизнь ни с добрыми, ни с дурными намерениями. Отныне я буду руководствоваться собственным разумом, чем бы это ни обернулось для меня впоследствии.
— Хорошо, дитя, — ответил Тигровая Кошка с насмешливой улыбкой, — действуй как знаешь. А все-таки ты скоро вернешься ко мне, потому что помимо твоей воли ты принадлежишь мне. Ты сам в этом убедишься скоро. Но я не сержусь на тебя за то, что ты так говорил со мной. Это говорил не ты, а твоя страсть. Я очень стар, Фернандо, но не настолько стар, чтобы не помнить моей собственной молодости. Любовь овладела твоим сердцем. Когда она окончательно испепелит его, ты вернешься в пустыню, потому что к тому времени ты в полной мере изведаешь ту жизнь, в которую сейчас стремишься, ничего о ней не разумея. Ты поймешь, что человек всего лишь перышко, несомое ветром страстей, и даже тот, кто считает себя сильнее всех на свете, под расслабляющим дыханием любви становится слабым и безвольным. Но хватит об этом. Хочешь быть свободным — будь. Но прежде ты должен дать мне подробный отчет о том поручении, которое я тебе дал.
— Я готов это сделать. Вы явитесь от моего имени к вакеро. Этот алмаз, — прибавил он, сняв перстень с пальца, — будет вашей визитной карточкой. Они предупреждены. Вы покажете им этот перстень, и они будут вам повиноваться как мне.
— В каком месте собираются эти люди?
— Вы встретите их в таверне в новом поселении Сан-Лукар. Но неужели вы действительно отважитесь войти в президио?
— Конечно. И еще один вопрос. При том, что ты сейчас мне сказал, могу ли я рассчитывать на тебя, когда настанет время действовать?
— Да, если то, что вы намерены сделать, согласуется с порядочностью и справедливостью.
— Ты что, начинаешь выставлять мне условия?
— Разве я не предупредил вас? Или вы предпочитаете, чтобы я остался нейтральным?
— Нет, ты мне нужен. Конечно, ты будешь жить в доме, который купил. Надежный человек будет держать тебя в курсе дел, а когда настанет решающий момент, я убежден, ты будешь рядом со мной.
— Может быть. Но на всякий случай не рассчитывайте это.
— Напротив, я рассчитываю, и вот почему. Сейчас ты целиком во власти любовных страстей, и, естественно, это сказывается на всех твоих суждениях. Но через месяц неизбежно случится одно из двух: или ты добьешься успеха и успеешь пресытиться любовью и тогда ты с радостью вернешься в пустыню, или ты не добьешься успеха, и ревность, оскорбленная гордость породят в тебе жажду мести, и ты с радостью воспользуешься случаем, который я тебе доставлю для этого.
— К сожалению, я чувствую, что скоро мы вовсе не будем понимать друг друга, — ответил дон Фернандо с печальной улыбкой. — Вы по-прежнему во власти дурных
страстей столь велика ваша ненависть к людям и ко всему человеческому, между тем как я, напротив, руководствуюсь только добрыми чувствами.
— Хорошо, хорошо, дитя, я даю тебе месяц на твою интрижку. По прошествии этого времени мы продолжим этот разговор. Прощай!
— Прощайте! Вы теперь едете в президио?
— Нет, я возвращаюсь в свой лагерь. Там мне предстоит завершить одно дело, потому что, если не ошибаюсь, там произошло немало событий в мое отсутствие.
— Не опасаетесь ли вы возмущения против вашей власти?
— Я не опасаюсь, а желаю этого, — ответил Тигровая Кошка с загадочной улыбкой.
Простившись еще раз с молодым человеком, старик сел на лошадь и исчез в лесу.
Дон Фернандо некоторое время предавался размышлениям, машинально прислушиваясь к удаляющемуся топоту лошади. Глядя в ту сторону, куда удалился Тигровая Кошка, молодой человек тихо шептал:
— Поезжай, поезжай, хищный зверь. Ты думаешь, я не разгадал твоих планов. Я вырою пропасть у тебя под ногами. Я сорву твои планы. Чтобы расстроить твои гнусные козни, я сделал невозможное.
Он медленно вернулся к своей лошади и сел в седло.
— Теперь только три часа, — сказал он, взглянув на небо, в глубине которого постепенно угасали звезды. — Еще можно успеть.
Переправившись через реку, он свернул на дорогу, ведущую к ранчо дона Эстебана, и опять начал головокружительную скачку по пустыне. Лошадь, достаточно отдохнув, летела стрелой.
Когда он подъехал к ранчо, уже чуть брезжил рассвет. В доме было по-прежнему тихо. Дон Фернандо вздохнул с облегчением, тайна его ночной поездки была обеспечена. Он расседлал лошадь, старательно вытер ее и отвел в конюшню, не забыв снять с ее ног обмотки, потом тихо запер дверь конюшни и вернулся на галерею
В ту минуту, когда он собрался уже лечь, он заметил человека, стоявшего, прислонившись к двери, небрежно куря маисовую пахитоску. Дон Фернандо вздрогнул и отступил назад, узнав своего хозяина.
И в самом деле, это был дон Эстебан Диас, который, не выказывая удивления, вынул изо рта пахитоску, выпустил изо рта дым и, обратившись к охотнику, сказал самым непринужденным тоном:
— Вы, без сомнения, устали от продолжительной поездки, кабальеро. Не желаете ли закусить?
Дон Фернандо, оторопев от спокойного тона, каким были сказаны обращенные к нему слова, с минуту колебался.
— Я не понимаю, кабальеро, — только и прошептал он.
— Как! — воскликнул дон Эстебан. — К чему притворяться? Не старайтесь обманывать меня. Уверяю вас, я знаю все
— Вы знаете все? Что же именно? — дон Фернандо желал выяснить, как много знал о нем дон Эстебан.
— Я знаю, — продолжал мажордом, — что вы встали, оседлали вашу лошадь и отправились к одному из ваших друзей, поджидавшему вас на острове Павос.
— Вот как! Стало быть, вы следовали за мной по пятам?
— Еще бы! Не трудно было предположить, что человек, который провел весь день в седле, не станет ночью совершать прогулки ради удовольствия, особенно в этих краях, и днем-то опасных, не говоря уже о ночном времени. А так как я очень любопытен по натуре.
— Вы сделались шпионом! — перебил его дон Фернандо.
— Фи! Кабальеро, какие пошлые выражения вы употребляете! Я шпион! О, я не шпион, только, коль скоро единственный способ узнать, что желаешь, это слушать, я слушаю как можно больше — вот и все.
— Итак, вы присутствовали при разговоре, который происходил на острове Павос?
— Не скрою, кабальеро, что я был очень близко от вас.
— И, без сомнения, слышали все, что мы говорили?
— Почти все.
Дон Фернандо попытался броситься на дона Эстебана, но тот остановил его с такой силой, которой он вовсе не предполагал в нем, и сказал тем же бесстрастным тоном, каким говорил до сих пор:
— О, вы теперь мой гость. Погодите, черт побери! Этим мы можем заняться потом, если в этом будет необходимость.
Дон Фернандо, укрощенный тоном, которым были произнесены эти слова, отступил назад, скрестил руки на груди и, взглянув прямо в лицо дона Эстебана, сказал.
XIV. Дон Эстебан Диас
Несколько минут молодые люди стояли лицом к лицу, разглядывая друг друга с лукавым упорством двух дуэлянтов, улавливающих момент, когда лучше напасть на противника.
Хотя лицо дона Эстебана было непроницаемо, глаза его были полны печали, которую он не мог скрыть. Дон Фернандо, скрестив руки на груди и гордо вскинув голову, стиснув зубы от гнева, который он тщетно старался обуздать, ждал, что скажет дон Эстебан, чтобы в зависимости от этого решать, бросить ли ему немедленно вызов или великодушно принять извинения, которые тот, вероятно, готов ему принести.
Мало-помалу темнота рассеивалась, небо светлело, над горизонтом появилась алая полоса, и утренний ветерок, пробегавший по листве, прогонял туман, стелившийся над рекой.
Наконец дон Эстебан решился нарушить молчание, которое начинало становиться тягостным и для него и для его собеседника.
— Я хочу быть откровенен с вами, кабальеро, — сказал он. — Я слышал весь ваш разговор с Тигровой Кошкой, ни одно слово не ускользнуло от моего слуха. Теперь я знаю, что дон Фернандо Карриль и Каменное Сердце, охотник за пчелами, одно и то же лицо.
— Да, — с горечью признался дон Фернандо. — Я вижу, вы искусный шпион. Жалкое поприще избрали вы, кабальеро!
— Это еще не известно! Может быть, прежде чем кончится наш разговор, вы перемените ваше мнение.
— Сомневаюсь, кстати, позвольте вам заметить, что у вас странный способ оказывать гостеприимство людям, которых вам посылает Господь.
— Позвольте мне объясниться, и после того, как вы выслушаете меня, я готов буду принять любой ваш вызов, если вы не измените своего мнения.
— Говорите же, и пора кончать с этим так или иначе, — нетерпеливо сказал дон Фернандо. — Уже взошло солнце, я слышу голоса пробуждающихся обитателей ранчо, которые вскоре здесь появятся. И наше объяснение здесь станет невозможным.
— Вы правы, пора кончать, но так как я не менее вас желаю, чтобы нас не прервали, пойдемте. То, что я хочу вам сказать, потребует времени.
Дон Фернандо покорно пошел за доном Эстебаном в конюшню, где они и оседлали своих лошадей.
— Теперь поедем, в степи разговаривать лучше, — сказал дон Эстебан, садясь на лошадь.
Это предложение тем более понравилось дону Фернандо, что оно возвращало ему свободу действий и давало возможность блистательно отомстить мажордому, если тот, как подозревал дон Фернандо, желал его провести. Поэтому, ничего не говоря, он тоже сел на лошадь и они вместе покинули ранчо.
Утро было великолепное, солнце щедро дарило свое тепло земле, камешки на дороге сверкали подобно бриллиантам, птицы весело распевали среди листвы, вакеро и пеоны выгоняли на пастбище лошадей и коров. Окружающий пейзаж на глазах оживал.
Примерно через час дон Эстебан и дон Фернандо достигли заброшенного и наполовину разрушенного ранчо, заросшего ползучими растениями. Это ранчо представляло собой прекрасное убежище от жары, которая уже с раннего утра давала себя чувствовать.
— Остановимся здесь, — сказал дон Эстебан, впервые прервав молчание за все время пути. — Вряд ли мы найдем более приятное место для отдохновения и беседы.
— Мне все равно, где вы дадите мне наконец объяснение, которого я требую от вас, главное — чтобы оно было кратким и откровенным.
— Откровенным оно будет, клянусь честью, за краткость же поручиться не могу, потому что я должен рассказать вам длинную и печальную историю.
— Мне? С какой стати, позвольте спросить? Зачем мне ее знать? Скажите мне только…
— Позвольте, — перебил его дон Эстебан, сходя с лошади. — То, что я вам расскажу, касается вас более, чем вы думаете, и скоро вы убедитесь в этом.
Дон Фернандо пожал плечами и тоже сошел с лошади.
— Вы с ума сошли. Если вы подслушали мой разговор нынешней ночью, то должны хорошо знать, что я не здешний житель и что все происходящее здесь вовсе меня не касается.
— Как знать! — назидательно ответил дон Эстебан, опускаясь на землю со вздохом облегчения.
Дон Фернандо, явно заинтригованный, тотчас последовал его примеру. Когда оба удобно расположились друг против друга, дон Эстебан устремил проницательный взгляд на своего собеседника и сказал:
— Я буду говорить вам о донне Гермозе. Застигнутый врасплох этими словами, дон Фернандо невольно покраснел, хотя и всячески скрывал свое волнение.
— О донне Гермозе, дочери дона Педро де Луна, не так ли?
— Именно. Словом, о девушке, которую вы спасли не сколько дней тому назад.
— Незачем вспоминать об этом. Всякий другой на моем месте поступил бы точно так же.
— Очень может быть, но я думаю, вы ошибаетесь Однако не в этом суть дела. Вы спасли донну Гермозу от верной смерти. В первую минуту, повинуясь гордости, вы поспешили расстаться с ними, решив никогда не встречаться с той, которая обязана вам жизнью.
Удивляясь и сердясь на то, что его поведение было так точно истолковано, дон Фернандо вдруг перебил своего собеседника.
— Сделайте одолжение, перейдите к делу, кабальеро. Лучше сразу перейти к объяснению, которого я у вас прошу, нежели излагать свои замысловатые умозаключения, к тому же совершенно ложные.
Дон Эстебан добродушно улыбнулся и, окончательно решившись, сказал:
— Послушайте, дон Фернандо, вы напрасно стараетесь ввести меня в заблуждение. Вы молоды и хороши собой. Живя в пустыне, вы, может быть, с трудом разбираетесь в своих чувствах. Вы не могли остаться равнодушным к донне Гермозе. Встреча с ней пробудила в вас неведомые доселе чувства, и, забыв обо всем на свете, вы стали думать об одном — как снова увидеть эту девушку, которая явилась вам столь неожиданно и перевернула всю вашу жизнь.
— Да, все именно так, — прошептал дон Фернандо. — Да, и ради того, чтобы увидеть хотя бы кончик ее покрывала, я с радостью отдал бы свою жизнь. Но чем объяснить это? Вот этой загадки разрешить не могу.
— И, очевидно, не сможете никогда, если я вам не помогу. Вы воспитывались в необычных условиях. Вся ваша предшествующая жизнь зависела от ежедневных обстоятельств, которые требовали исключительно физических усилий, не оставляющих ни сил, ни времени ни на что другое. Вы даже не подозревали о дремавших в вас душевных потребностях и возможностях. Любовь взбудоражила их и привела в движение. Словом, вы любите или по крайней мере готовы полюбить донну Гермозу.
Хотя лицо дона Эстебана было непроницаемо, глаза его были полны печали, которую он не мог скрыть. Дон Фернандо, скрестив руки на груди и гордо вскинув голову, стиснув зубы от гнева, который он тщетно старался обуздать, ждал, что скажет дон Эстебан, чтобы в зависимости от этого решать, бросить ли ему немедленно вызов или великодушно принять извинения, которые тот, вероятно, готов ему принести.
Мало-помалу темнота рассеивалась, небо светлело, над горизонтом появилась алая полоса, и утренний ветерок, пробегавший по листве, прогонял туман, стелившийся над рекой.
Наконец дон Эстебан решился нарушить молчание, которое начинало становиться тягостным и для него и для его собеседника.
— Я хочу быть откровенен с вами, кабальеро, — сказал он. — Я слышал весь ваш разговор с Тигровой Кошкой, ни одно слово не ускользнуло от моего слуха. Теперь я знаю, что дон Фернандо Карриль и Каменное Сердце, охотник за пчелами, одно и то же лицо.
— Да, — с горечью признался дон Фернандо. — Я вижу, вы искусный шпион. Жалкое поприще избрали вы, кабальеро!
— Это еще не известно! Может быть, прежде чем кончится наш разговор, вы перемените ваше мнение.
— Сомневаюсь, кстати, позвольте вам заметить, что у вас странный способ оказывать гостеприимство людям, которых вам посылает Господь.
— Позвольте мне объясниться, и после того, как вы выслушаете меня, я готов буду принять любой ваш вызов, если вы не измените своего мнения.
— Говорите же, и пора кончать с этим так или иначе, — нетерпеливо сказал дон Фернандо. — Уже взошло солнце, я слышу голоса пробуждающихся обитателей ранчо, которые вскоре здесь появятся. И наше объяснение здесь станет невозможным.
— Вы правы, пора кончать, но так как я не менее вас желаю, чтобы нас не прервали, пойдемте. То, что я хочу вам сказать, потребует времени.
Дон Фернандо покорно пошел за доном Эстебаном в конюшню, где они и оседлали своих лошадей.
— Теперь поедем, в степи разговаривать лучше, — сказал дон Эстебан, садясь на лошадь.
Это предложение тем более понравилось дону Фернандо, что оно возвращало ему свободу действий и давало возможность блистательно отомстить мажордому, если тот, как подозревал дон Фернандо, желал его провести. Поэтому, ничего не говоря, он тоже сел на лошадь и они вместе покинули ранчо.
Утро было великолепное, солнце щедро дарило свое тепло земле, камешки на дороге сверкали подобно бриллиантам, птицы весело распевали среди листвы, вакеро и пеоны выгоняли на пастбище лошадей и коров. Окружающий пейзаж на глазах оживал.
Примерно через час дон Эстебан и дон Фернандо достигли заброшенного и наполовину разрушенного ранчо, заросшего ползучими растениями. Это ранчо представляло собой прекрасное убежище от жары, которая уже с раннего утра давала себя чувствовать.
— Остановимся здесь, — сказал дон Эстебан, впервые прервав молчание за все время пути. — Вряд ли мы найдем более приятное место для отдохновения и беседы.
— Мне все равно, где вы дадите мне наконец объяснение, которого я требую от вас, главное — чтобы оно было кратким и откровенным.
— Откровенным оно будет, клянусь честью, за краткость же поручиться не могу, потому что я должен рассказать вам длинную и печальную историю.
— Мне? С какой стати, позвольте спросить? Зачем мне ее знать? Скажите мне только…
— Позвольте, — перебил его дон Эстебан, сходя с лошади. — То, что я вам расскажу, касается вас более, чем вы думаете, и скоро вы убедитесь в этом.
Дон Фернандо пожал плечами и тоже сошел с лошади.
— Вы с ума сошли. Если вы подслушали мой разговор нынешней ночью, то должны хорошо знать, что я не здешний житель и что все происходящее здесь вовсе меня не касается.
— Как знать! — назидательно ответил дон Эстебан, опускаясь на землю со вздохом облегчения.
Дон Фернандо, явно заинтригованный, тотчас последовал его примеру. Когда оба удобно расположились друг против друга, дон Эстебан устремил проницательный взгляд на своего собеседника и сказал:
— Я буду говорить вам о донне Гермозе. Застигнутый врасплох этими словами, дон Фернандо невольно покраснел, хотя и всячески скрывал свое волнение.
— О донне Гермозе, дочери дона Педро де Луна, не так ли?
— Именно. Словом, о девушке, которую вы спасли не сколько дней тому назад.
— Незачем вспоминать об этом. Всякий другой на моем месте поступил бы точно так же.
— Очень может быть, но я думаю, вы ошибаетесь Однако не в этом суть дела. Вы спасли донну Гермозу от верной смерти. В первую минуту, повинуясь гордости, вы поспешили расстаться с ними, решив никогда не встречаться с той, которая обязана вам жизнью.
Удивляясь и сердясь на то, что его поведение было так точно истолковано, дон Фернандо вдруг перебил своего собеседника.
— Сделайте одолжение, перейдите к делу, кабальеро. Лучше сразу перейти к объяснению, которого я у вас прошу, нежели излагать свои замысловатые умозаключения, к тому же совершенно ложные.
Дон Эстебан добродушно улыбнулся и, окончательно решившись, сказал:
— Послушайте, дон Фернандо, вы напрасно стараетесь ввести меня в заблуждение. Вы молоды и хороши собой. Живя в пустыне, вы, может быть, с трудом разбираетесь в своих чувствах. Вы не могли остаться равнодушным к донне Гермозе. Встреча с ней пробудила в вас неведомые доселе чувства, и, забыв обо всем на свете, вы стали думать об одном — как снова увидеть эту девушку, которая явилась вам столь неожиданно и перевернула всю вашу жизнь.
— Да, все именно так, — прошептал дон Фернандо. — Да, и ради того, чтобы увидеть хотя бы кончик ее покрывала, я с радостью отдал бы свою жизнь. Но чем объяснить это? Вот этой загадки разрешить не могу.
— И, очевидно, не сможете никогда, если я вам не помогу. Вы воспитывались в необычных условиях. Вся ваша предшествующая жизнь зависела от ежедневных обстоятельств, которые требовали исключительно физических усилий, не оставляющих ни сил, ни времени ни на что другое. Вы даже не подозревали о дремавших в вас душевных потребностях и возможностях. Любовь взбудоражила их и привела в движение. Словом, вы любите или по крайней мере готовы полюбить донну Гермозу.