Эмар Густав. Пограничные бродяги

   Несмотря на довольно чувствительный ночной холод и обильную ледяную росу, охотники не разводили костра. Тем не менее для них, по-видимому, было крайне необходимо хоть чуть-чуть согреться, в особенности же для негра, который в своем одеянии, состоявшем всего-навсего из панталон, прикрывавших его ноги, да из рваного сарапе, буквально стучал зубами от холода.
   Транкиль, одетый в более теплый костюм мексиканских поселян, казалось, вовсе не замечал холода. Держа ружье у своих ног, он изредка бросал свой никогда не ошибающийся взор на покрытую мраком окрестность, прислушиваясь к малейшему шуму, какой только был доступен его слуху. Это не мешало ему перебрасываться словами с негром, не обращая при этом никакого внимания ни на его гримасы, ни на то, что он дрожал как осиновый лист.
   — Значит, вы не видали сегодня нашей малютки, Квониам? — сказал Транкиль, обращаясь к негру.
   — Да, я не видал ее целых два дня, — отвечал негр.
   Канадец вздохнул.
   — Мне следовало бы к ней отправиться, — проговорил он, — дитя осталось совершенно одиноким, а теперь война привлекла в эти места всех бездельников и пограничных бродяг.
   — Ба-а! У Кармелы есть клюв и когти. Она сумеет выйти из всякого затруднения и не дать себя в обиду.
   — Проклятие! — вскричал Транкиль, потрясая карабином. — Если кто-нибудь из этих негодяев осмелится сказать ей что-нибудь такое!.. то…
   — Да не беспокойтесь вы до такой степени, Транкиль, вам ведь известно, что если кто-нибудь осмелится ее оскорбить, то у нее не будет недостатка в защитниках. Кроме того, Ланси не покидает ее ни на минуту, а вы ведь знаете его верность.
   — Да, — пробормотал охотник, — но Ланси всего лишь обычный человек.
   — Вы совсем погрузились в отчаяние от тех мыслей, которые ни с того ни с сего приходят вам в голову.
   — Я люблю этого ребенка, Квониам.
   — Да ведь и я люблю эту прелестную шалунью. Подождите, пока мы застрелим ягуара. Тогда мы и отправимся в дель-Потреро. Вы согласны?
   — Отсюда очень далеко.
   — Ну вот еще! Всего-навсего три часа пути. Отвечайте же, Транкиль, ведь вы знаете, что теперь очень холодно, я в буквальном смысле сейчас окоченею. Проклятое животное! Скажите, пожалуйста, чем оно теперь занимается? Наверное, бродит где-нибудь в стороне вместо того, чтобы прямо идти к нам.
   — Чтобы дать себя застрелить, не так ли? — с улыбкой возразил Транкиль. — Быть может, ягуар подозревает о том, что мы здесь ему готовим.
   — Очень возможно: эти проклятые звери так хитры. Постойте, вот жеребенок что-то затрясся — наверное, он что-нибудь почуял.
   Канадец слегка обернулся.
   — Нет, пока еще ничего не заметно, — ответил он.
   — Нам придется прождать его целую ночь, — с неудовольствием пробормотал негр.
   — Вы всегда останетесь самим собою, Квониам, то есть вечно будете выражать нетерпение и упорство! Что бы я вам ни говорил, вы вечно будете стоять на своем и не понимать меня. Сколько раз повторял я вам, что ягуар самое хитрое животное из всех существующих! Хотя мы и расположились с подветренной стороны, однако для меня ясно, что он нас почуял. Он бродит тайком вокруг нашей стоянки, боясь подойти поближе. Как вы сами уже сказали, он бродит из стороны в сторону без всякой определенной цели.
   — Гм! А долго, по вашему мнению, будет совершать он эту прогулку?
   — Нет, так как должна же у него появиться жажда. В нем борются теперь три чувства: голод, жажда и страх. Последний понемногу ослабевает и скоро совсем исчезнет — это вопрос времени.
   — Да вот мы уже почти целых четыре часа не можем этого дождаться.
   — Терпение! Самое главное сделано, и скоро мы, я в этом убежден, узнаем о нем что-нибудь новенькое.
   — Дай-то Бог, а то я совсем умираю от холода. Но вы хотя бы знаете, он очень крупный?
   — Да, следы его широки. Но едва ли я ошибусь, если скажу, что он не один.
   — Вы так думаете?
   — Я почти готов побиться об заклад — невозможно, чтобы один ягуар натворил столько вреда в продолжение менее чем восьми дней. По словам дона Иларио, из его стада исчезло до десяти голов скота.
   — О! — вскрикнул Квониам, радостно потирая руки. — Мы хорошо поохотимся, так как очевидно, что их целая стая.
   — Я сам так же думаю. То, что они так близко подходят к асиенде, показывает, что у них есть детеныши.
   В ту же минуту безмолвие пустыни нарушилось хриплым ревом, несколько походившим на отдаленное мяуканье кошки.
   — Вот его первый призыв, — заметил Квониам.
   — Он еще далеко.
   — О! Он не замедлит к нам приблизиться.
   — Нет, он пока не помышляет об этом.
   — Гм! Так куда же он направляется?
   — Слушайте.
   Рев, похожий на первый, но с прямо противоположной стороны, раздался в это мгновение уже не на столь далеком расстоянии от охотников.
   — Что я вам говорил! — спокойно заметил канадец. — Ягуар не один.
   — Да я в этом и не сомневался. Кому же и знать привычки этих кошек, как не вам?
   Бедный жеребенок поднялся на ноги; он весь дрожал. Полумертвый от ужаса, он старался спрятать свою голову между передними ногами, испуская в то же время жалобное ржание.
   — Гм! — проговорил Квониам. — Бедное, невинное существо — оно предчувствует свою неизбежную гибель.
   — Я надеюсь, что этого не случится.
   — Ягуар растерзает его.
   — Да, если мы не убьем ягуара раньше.
   — Уверяю вас, — ответил негр, — я буду просто счастлив, если этот несчастный жеребенок избегнет гибели.
   — Он уцелеет, — сказал охотник, — я выбрал его для Кармелы.
   — Ба-а! Так зачем же вы его сюда привели?
   — Чтобы он привык не бояться ягуаров.
   — Да ведь это прекрасная мысль! В таком случае, вопрос об участи жеребенка перестает меня волновать.
   — Так и должно быть, думайте лучше о ягуаре, который может подойти справа, а я буду следить за тем, который слева от нас.
   — Решено!
   Почти в тот же самый момент раздался с той и с другой стороны рев, но уже гораздо сильнее, чем прежде.
   — Им хочется пить, их ярость пробуждается, и они решаются подойти поближе.
   — Хорошо! Не нужно ли нам приготовиться?
   — Нет, можно еще подождать. Наши враги все еще в нерешительности, бешенство их не дошло пока до такой степени, чтобы они забыли всякое благоразумие.
   Так прошло несколько минут. Временами поднимался ночной ветерок, приносивший с собою неведомые звуки, кружась, проносился над охотниками и скоро терялся где-то в отдалении.
   Охотники были спокойны и ждали, не трогаясь с места. Глаза их были устремлены в темноту, а уши готовы уловить малейший подозрительный звук. Они держали свои ружья наготове, чтобы немедленно встретить врага, который, правда, еще не показывался, но чье приближение и неизбежное столкновение с которым они уже предугадывали.
   Вдруг канадец вздрогнул и быстро нагнулся к земле.
   — О! — вскричал он с выражением сильнейшей тревоги. — Что такое делается в лесу?
   Рев ягуара зазвучал, подобно раскатам грома.
   Ответом на него был крик ужаса и частый топот лошади, приближавшийся с неимоверной быстротой.
   — Живее! — закричал Транкиль. — Кому-то грозит смертельная опасность, ягуар его сейчас настигнет.
   Оба охотника мужественно двинулись вперед в том направлении, откуда слышался рев.
   Казалось, что весь лес содрогается, так как отовсюду слышались крики, которые то звучали насмешливо, то выражали собой ужасную тревогу.
   Хриплое мяуканье ягуаров доносилось беспрестанно.
   Лошадиный топот, услышанный охотниками, казалось, доносился теперь со всех сторон.
   Охотники, почти задыхаясь, все время бежали вперед, перепрыгивая с изумительной быстротой через попадавшиеся им на пути канавы и рытвины. Страх за участь незнакомцев, которых они стремились спасти, придавал им силы.
   Вдруг неподалеку от охотников раздался вопль ужаса, прозвучавший еще более резко и отчаянно, нежели первый.
   — О-о! — вскричал Транкиль как человек, совершенно потерявший голову. — Это она! Это Кармела!
   Он прыгнул вперед, подобно тигру, и стремительно ринулся туда, откуда послышался крик. За ним последовал Квониам, который во время этого бешеного бега ни на шаг не отстал от своего товарища.
   Внезапно в чаще воцарилась мертвая тишина, всякий шум и крики прекратились, точно в сказке. Слышалось только прерывистое дыхание охотников, которые еще продолжали бежать.
   Но это безмолвие скоро нарушилось яростным ревом хищника, обеспокоенного треском ветвей. Сверху прыгнуло что-то огромное, промелькнуло почти над самой головой охотников и исчезло в лесу. В ту же самую минуту ночной мрак прорезал звук ружейного выстрела, вслед за которым тотчас же раздался предсмертный рев ягуара и чей-то крик ужаса.
   — Мужайтесь, нинья ²⁶, мужайтесь! — прогремел невдалеке мужской голос. — Вы спасены!
   Охотники, собрав последние силы, побежали вперед еще скорее и скоро достигли места, где разыгрывалась сцена борьбы.
   Странное и вместе с тем внушающее ужас зрелище представилось их испуганному взору.
   На довольно узкой тропинке без чувств лежала на земле женщина, возле которой билась в предсмертной агонии лошадь с растерзанными внутренностями.
   Женщина лежала без движения и казалась мертвой.
   Два детеныша ягуара, присев, словно кошки, на задние лапы, пристально смотрели на нее горящими глазами и уже готовились сделать прыжок в направлении своей жертвы. В нескольких шагах от них с яростным хрипением катался по земле раненый хищник, делая яростные попытки броситься на человека, который, опустившись на одно колено и выставив вперед свою обмотанную сарапе левую руку, в правой руке держал широкий нож, готовясь мужественно встретить нападение зверя.
   Позади этого человека стояла лошадь, вытянув вперед шею и опустив книзу уши. Ноздри ее дымились, и вся она дрожала от страха. Подруга ягуара, крупная самка, притаившись на макушке лиственницы, пожирала глазами соскочившего с лошади всадника, с силой размахивая в воздухе мощным хвостом и издавая глухое рычание.
   Всю эту картину, описание которой отняло у нас столько времени, охотники заметили с одного взгляда. С быстротой молнии наши смельчаки, обменявшись друг с другом условными знаками, распределили между собой роли.
   Квониам бросился к детенышам и, схватив их за шеи, размозжил им головы о большой камень, между тем как Транкиль, прицелившись из своего ружья, выстрелил в самку как раз в ту минуту, когда она сделала прыжок по направлению к всаднику. Затем охотник с неимоверной живостью повернулся назад и ударом приклада покончил с другим ягуаром, который повалился мертвым у его ног.
   — А-а! — произнес охотник, опуская ружье на землю и отирая с лица холодный пот.
   — Она жива! — закричал ему Квониам, почувствовавший всю горечь в восклицании своего друга. — Она только в обмороке от испуга, но она спасена.
   Охотник медленно обнажил свою голову и, поднимая глаза к небу, с выражением глубочайшей благодарности тихо произнес:
   — Боже, благодарю Тебя!
   Между тем к Транкилю подошел всадник, которого ему удалось спасти столь чудесным образом.
   — Теперь я ваш должник, — сказал он, протягивая руку своему спасителю.
   — Нет, это я в долгу перед вами, — прямодушно отвечал ему охотник. — Если бы не ваше самоотверженное поведение, я пришел бы слишком поздно.
   — Я сделал только то, что сделал бы всякий другой, будь он на моем месте.
   — Может быть, но как ваше имя?
   — Чистое Сердце. А ваше?
   — Транкиль. Дружба наша должна быть вечной.
   — Охотно принимаю ее. А теперь позаботимся о том, чтобы привести в чувство эту бедную девушку.
   Оба новых друга еще раз крепко пожали друг другу руки и направились к Кармеле, около которой уже хлопотал Квониам, употреблявший все усилия, чтобы вывести ее из состояния глубокого обморока, в котором она находилась.
   Когда же Транкиль и Чистое Сердце заменили Квониама у тела молодой девушки, то последний принялся поспешно собирать сухие ветви, чтобы развести огонь.
   Между тем через несколько минут Кармела очнулась и скоро была уже в состоянии объяснить, зачем она попала в этот лес, вместо того чтобы спокойно спать у себя в венте дель-Потреро.
   Рассказ девушки продолжался в течение нескольких часов, вследствие ее слабости и испытанного ею сильного потрясения. Мы же вкратце передадим его читателю в следующей главе.

ГЛАВА XVIII. Ланси

   Кармела долгое время следила взглядом за бешеной скачкой Ягуара по полю. Когда же он исчез в отдалении, углубившись в дремучий лес, она печально опустила голову и в глубоком раздумье медленными шагами вернулась в венту.
   — Он его ненавидит, — прошептала она растроганным голосом, — он его ненавидит. Захочет ли он спасти его?
   Она упала на скамью и несколько минут оставалась в таком положении, погрузившись в глубокое раздумье.
   Затем Кармела подняла голову. Лицо ее горело лихорадочным румянцем, глаза, обыкновенно имевшие столь кроткое выражение, теперь, казалось, метали искры.
   — Я его спасу, я! — воскликнула она с твердой решимостью.
   С этими словами она поднялась с места, быстрыми шагами прошла через зал и отворила дверь корраля.
   — Ланси? — позвала она.
   — Что вам угодно, нинья? -отвечал слуга, занимавшийся в это время приготовлением корма для двух великолепных лошадей, принадлежавших Кармеле, за которыми он ухаживал с особым старанием.
   — Подойдите сюда.
   — Сию минуту.
   Действительно, не больше чем через пять минут он появился на пороге комнаты.
   — Что вам угодно, сеньорита? — спросил он с той спокойной услужливостью, которая вообще свойственна слугам, пользующимся вниманием своих хозяев. — Я в настоящее время очень занят.
   — Весьма возможно, мой милый Ланси, — кротко ответила молодая девушка, — но то, что я хочу вам сказать, не терпит ни малейшего промедления.
   — О-о! — воскликнул тот слегка удивленным тоном. — Что же случилось?
   — Ничего особенного. Вента, как и всегда, в полном порядке, но у меня есть к вам просьба.
   — Ко мне?
   — Да.
   — Гм! Так говорите же, сеньорита, ведь вы знаете мою преданность вам.
   — Приближается вечер. Трудно ожидать, чтобы в столь поздний час в венту заехал путешественник.
   Метис поднял голову и внимательно посмотрел на солнце.
   — Я не думаю, чтобы сегодня можно было ждать путешественников, — ответил он наконец. — Сейчас уже около четырех часов, хотя возможно, что кто-нибудь и заедет.
   — Но предполагать это нет никаких оснований.
   — Это правда, сеньорита.
   — Прекрасно, в таком случае я попрошу вас запереть венту.
   — Запереть венту! Зачем же это?
   — Сейчас я вам объясню.
   — Это что-нибудь важное?
   — Да.
   — Так говорите же, нинья, я внимательно слушаю.
   Девушка окинула стоящего перед ней слугу долгим внимательным взглядом, затем кокетливо облокотилась на стол и ничего не выражающим голосом сказала:
   — Я в большом беспокойстве, Ланси.
   — Отчего же? — спросил тот.
   — Меня тревожит долгое отсутствие моего отца.
   — Да ведь не прошло еще четырех дней с тех пор, как вы его видели.
   — Мне еще не приходилось так долго оставаться в одиночестве.
   — Как же быть? — проговорил метис, растерянно покачивая головой.
   — Дело вот в чем, — решительным тоном прервала его размышления Кармела. — Я беспокоюсь о своем отце и желаю его видеть. Вы запрете венту, оседлаете лошадей, и мы отправимся на асиенду дель-Меските. Это не особенно далекий путь, и через четыре или пять часов мы вернемся назад.
   — Будет слишком поздно.
   — Это говорит в пользу того, чтобы ехать, не медля ни одной минуты.
   — Но…
   — Без замечаний, делайте то, что я вам приказываю — я так хочу!
   Метис молча склонил голову, зная, что если его госпожа говорит таким тоном, то нужно повиноваться без рассуждений.
   Молодая девушка сделала шаг вперед, положила свою белую нежную ручку на плечо метиса и, приблизив свое милое свежее личико к его лицу, добавила с кроткой улыбкой, заставившей беднягу вздрогнуть от радости:
   — Не сердитесь на меня за этот каприз, добрый Ланси. Я очень страдаю.
   — Вы просите меня об этом, нинья? — отвечал метис, выразительно пожимая плечами. — Э-э! Да знаете ли вы, что я готов за вас броситься в огонь и в воду?
   И он поспешно принялся тщательно запирать двери и окна венты, а затем отправился в корраль седлать лошадей. Между тем Кармела переодевалась, нетерпеливо выбирая себе платье, более удобное для задуманного ею путешествия. Девушка обманула старого слугу, сказав ему, что поедет к Транкилю.
   Но Бог противился исполнению плана, зародившегося в ее своенравной белокурой головке.
   В ту самую минуту, когда Кармела была совсем готова и уже хотела садиться верхом, у дверей корраля появился Ланси с лицом, искаженным от ужаса.
   Молодая девушка поспешила ему навстречу, предполагая, что он случайно чем-нибудь себя поранил.
   — Что с вами? — спросила она его с участием.
   — Мы погибли! — ответил тот глухим голосом, бросая кругом растерянные взгляды.
   — Как погибли? — вскричала девушка, побледнев как мертвец. — Что это значит, мой милый?
   Метис поднял к губам палец, чтобы заставить ее замолчать, затем сделал ей знак следовать за собой и, как бы от кого-то прячась, проскользнул в корраль.
   Кармела вошла туда вслед за ним.
   Корраль был обнесен дощатым забором высотой около двух метров. Ланси подошел к этому забору в том месте, где была довольно широкая щель, позволявшая окинуть взглядом окрестность.
   — Посмотрите! — сказал он своей госпоже, показывая ей на щель.
   Молодая девушка повиновалась и прижалась лицом к доскам.
   Надвигалась уже ночь, и мрак, усиливавшийся с каждой минутой, быстро окутывал окрестности. Темнота, однако, не помешала Кармеле различить, что в нескольких сотнях шагов от венты по направлению к ней движется рысью многочисленный отряд всадников.
   Девушке достаточно было одного взгляда, чтобы определить, что всадники эти — индейцы.
   Индейские воины, число которых доходило до пятидесяти, были одеты в полные боевые наряды и, пригнувшись к шеям своих скакунов, столь же неукротимых, как и их всадники, с гордым видом потрясали над головой длинными копьями.
   — Это апачи! — воскликнула Кармела, в ужасе отскакивая от забора. — Как же они сюда попали, ведь раньше о них ничего не было слышно?
   Метис печально потряс головой.
   — Через несколько минут, — сказал он, — они будут здесь. Что нам делать?
   — Защищаться! — с решимостью ответила молодая девушка. — По-видимому, у них нет огнестрельного оружия. Укрывшись за стенами нашего дома, мы легко продержимся до восхода солнца.
   — А потом? — спросил метис, всем своим видом выражая сомнение.
   — Потом, — с твердостью ответила девушка, — нам поможет сам Бог!
   — Аминь! — сказал на это метис, менее всего допуская возможность подобного чуда.
   — Поторопитесь же принести сюда все наше огнестрельное оружие — быть может, язычники отступят, встретив с нашей стороны такой горячий отпор, и не решатся произвести на нас нападение.
   — Гм! Эти дьяволы ужасно хитры, они отлично знают, сколько в доме народу, и будьте уверены, что они отступят только тогда, когда захватят венту в свои руки.
   — Так что же! — мужественно вскричала девушка. — В таком случае мы умрем, храбро сражаясь, вместо того чтобы трусливо сдаться в плен и стать рабами этих бессердечных и презренных язычников.
   — Да будет так! — ответил метис, невольно заражаясь энтузиазмом своей госпожи. — Сразимся! Ведь вам известно, сеньорита, что битва не внушает мне ни малейшего страха. Пусть язычники держат ухо востро, потому что, если они не остерегутся, я сыграю с ними такую шутку, которой они долго не забудут!
   На этом беседа Кармелы с метисом временно прекратилась, так как нужно было позаботиться о средствах для защиты венты. С этим последним делом наши герои справились так быстро и уверенно, что можно было прийти к заключению, будто подобная передряга застигает их уже не в первый раз.
   Читатель напрасно будет удивляться мужеству, проявленному доньей Кармелой при известии о приближении индейцев: в пограничных местностях, где жителям приходится подвергаться частым нападениям индейцев и всякого рода грабителей, женщины сражаются бок о бок с мужчинами и, забывая о своей принадлежности к слабому полу, способны демонстрировать не меньшее мужество, чем их братья и мужья.
   Кармела не ошиблась, сказав, что приближается отряд индейцев-апачей. Скоро индейские воины прискакали к венте и окружили ее со всех сторон.
   Обычно во время своих набегов индейцы действуют с крайней осмотрительностью. Они всячески стараются, чтобы их приближение осталось незамеченным, и нападают по большей части врасплох. Но на этот раз было очевидно, что они нисколько не сомневаются в успехе, считая венту лишенной всякой защиты.
   В двадцати шагах от венты они остановили коней, спешились и стали совещаться.
   Этими минутами промедления Ланси воспользовался, чтобы сложить на стоявшем в комнате столе все бывшее в венте оружие, состоявшее из десятка карабинов.
   Все окна и двери венты были наглухо закрыты. Это не мешало, однако, следить за всеми действиями неприятеля, так как в ставнях были устроены многочисленные отверстия для ружей, позволявшие видеть, что происходит снаружи.
   Кармела, вооружившись карабином, мужественно остановилась перед дверью, тогда как метис с сосредоточенным видом расхаживал по комнате, обдумывая, по-видимому, какою-то мысль.
   — Ну, — проговорил он наконец, — вот что: положите, сеньорита, этот карабин на стол. Силой мы ничего не добьемся. Единственное средство против этих дьяволов — хитрость, поэтому предоставьте мне полную свободу действий.
   — В чем же состоит ваш план?
   — А вот в чем: в заборе корраля я подпилил две доски. Садитесь верхом и, как только услышите, что я отворяю дверь, пускайте лошадь во весь опор.
   — А вы?
   — Не беспокойтесь, пожалуйста, обо мне, а получше пришпорьте свою лошадь.
   — Я не хочу вас покидать.
   — Ба-а! Это что за глупости! Я уже стар, и жить мне осталось недолго, а ваша жизнь — драгоценна, и потому вас надо спасти. Предоставьте же мне полную свободу действий.
   — Не могу, пока вы мне не скажете…
   — Вы ни слова от меня не дождетесь. Транкиля вы найдете у брода на реке Венадо. Ни слова больше!
   — А! Так вот как! — ответила девушка. — Ну, в таком случае, клянусь вам, я не отойду от вас ни на шаг, что бы ни случилось.
   — Вы с ума сошли! Разве я вам не сказал, что хочу сыграть с индейцами хорошую шутку?
   — Это правда?
   — Разумеется! Вы сами увидите. Однако же, опасаясь, что вы своей неосторожностью испортите мне все дело, я хочу, чтобы вы уехали. Вот и все!
   — Правду ли вы говорите?
   — Зачем же стану я лгать? Через пять минут я вас догоню.
   — Вы мне это обещаете?
   — Значит, вы думаете, что мне доставит большое удовольствие остаться здесь?
   — Но что вы такое задумали?
   — Вот и индейцы. Ступайте и не забудьте пустить лошадь во весь опор, как только я открою дверь. Путь вы должны держать прямо к броду дель-Венадо.
   — Но мне кажется…
   — Да ступайте же, — резко прервал метис, толкая Кармелу по направлению к корралю. — Дело решено.
   Девушка против воли повиновалась. В ту же самую минуту снаружи послышались частые удары в ставни. Метис воспользовался этим шумом для того, чтобы захлопнуть дверь корраля.
   — Я дал Транкилю клятву беречь ее, — пробормотал он, — спасти ее я могу только ценой своей жизни. Ну что ж! Пусть я и умру, но зато, клянусь честью, устрою славные поминки по себе.
   Удары в ставни повторились, и с такой силой, что нетрудно было предвидеть, что ставни долго не выдержат.
   — Кто там? — спокойно спросил метис.
   — Мирные люди, — был ответ снаружи.
   — Гм! — ответил Ланси. — Мирные люди так не стучатся.
   — Отоприте же! — снова раздался снаружи голос.
   — Но кто мне поручится, что у вас нет дурных намерений?
   — Отпирайте, или мы выломаем дверь.
   Удары участились.
   — О-о! — проговорил метис. — Да у вас железные руки. Не трудитесь ломать, я сейчас отопру.
   Удары затихли.
   Метис открыл дверь.
   С радостным воем и криками индейцы вломились в дом.
   Ланси отошел в сторону, чтобы пропустить гостей. На лице его сверкнула радость: до слуха его донесся топот быстро скачущей лошади.
   Последнее обстоятельство совершенно ускользнуло от внимания индейцев.
   — Пить! — закричали они.
   — Чего вам угодно? — спросил метис, желавший выиграть время.
   — Огненной воды! — завыли индейцы.
   Ланси поспешил подать требуемое. Началась оргия.
   Зная, что им нечего опасаться со стороны хозяев венты, краснокожие, получив доступ в дом, вломились туда, не позаботившись даже поставить часовых. Именно на это и рассчитывал Ланси, составляя план спасения Кармелы.
   Индейцы, в особенности же апачи, питают необузданное влечение к спиртным напиткам. Исключение составляют одни только команчи, которые вообще отличаются своей воздержанностью. До сих пор они сумели не поддаться гибельной страсти к пьянству, от которой страдают их соплеменники.